Материнская броня

                Материнская броня.
                (Один из вечеров у Акимовича)
- И тут немцы начали артобстрел. Ни укрытия, ни окопа, ни ямы – голая равнина.
Василий Акимович рассказывает очередную историю из фронтовой жизни. У него их много..
  Долбят из орудий, а непонятно, куда? Зачем? Как будто по мне одному лупят.      Акимович улыбается.Как-то по детски,чуть смущённо.
- Конечно, со страху показалось. Упал, в землю вжался.
Мне хочется спросить: - Молился? Впрочем, я знаю Акимовича. Сдерживаюсь. Василий Акимович считает себя атеистом, и не признается, даже если так и было.
- И тут ударили «катюши». А когда бьют «катюши» лучше ни рядом быть, ни, там, куда они бьют. Впечатление, что конец света настал. Затем разом как-то стихло. Лежу, оглушённый. Откуда-то девушка подбегает. Санитарка. Что-то кричит. Я головой мотаю, приподнимаюсь, сижу одуревший. Она меня трясет.… Тут до меня доходит: - Рана? Рана где? Я плечами пожимаю. Вроде нигде.
- Как нигде?
И шинель с меня стаскивает. Гляжу, на спине от шинели одни лохмотья. Потом, чувствую, как жжение…. Это мне осколком  вдоль лопаток проехало. Царапина. Вот так. Повезло.
  У Василия Акимовича на все: - " Повезло."  Василий Акимович прошёл всю войну с первого до последнего дня. За всю войну – несколько царапин, которые он иногда называет ранами.Повезло.
   На второй день войны дивизион, где служил двадцатилетний Василий был полностью уничтожен. В живых, видимо, остался он один.
- Как глупо…. Мы их увидели. Дивизион был прекрасно оснащён, хорошо подготовлен. А толку…. Нет, чтобы развернуться, открыть стрельбу…. Идём маршем…. Знамя впереди. Только оркестра не хватало.... Зато немцы нас прямой наводкой....
  Так дивизион, подготовленный, обученный, оснащённый, не сделав ни одного выстрела, был разбит за несколько минут второго дня войны, так как не был подготовлен к главному – войне с реальным противником. Несколько дней скитаний. Василию удается примкнуть к другому дивизиону. Но после, когда были выпущены все снаряды, без поддержки пехоты, без подвоза боеприпасов, лейтенант – командир батареи, приказывает: Что можно – уничтожить, и пробираться к своим кто как может.
  Опять скитания. Плен. Лагерь, наскоро сооружённый в каком-то карьере, между Белой Церковью и Уманью. Где «гуманные» немцы предоставили пленным умирать от жажды, голода, дизентерии. Но помогла смекалка. И молодость. На третий день вызвался на хозработы. Глаз цепкий, художник, топограф. Сбежал. Повезло.
  -Через пару дней наткнулся на небольшое село. В одной из хат сердобольная хохлушка пригласила в дом, переодела, сын в Красной армии у неё. Только переоделся, как в дверь постучали бандеровцы, или кто их знает, как они тогда назывались. Притулился  я у печки, картошку чищу. А они искали место, где выпить, на меня внимания не обратили. Но только подняли стаканы, за окнами пальба, крики. Откуда-то наш самолёт выпорхнул.  Ну, эти вояки с руганью выскочили, а крестьянка мне сунула каравай, перекрестила: - тикай, хлопчик. Повезло….
  -Акимович.. сомнения не брали..?
   Василий Акимович качает головой.
  -Был уверен,погоним..Когда..? Но, погоним..
  Сколько дней шёл, не помню, ориентируюсь хорошо, а вот бдительность на каком-то этапе потерял. Устал.Жутко.. Поле пшеницы, большое такое. Выныриваю из него, и прямо на немецкий пост. Немец стоит, на меня винтовку наставил, и головой так подзывает. Подхожу…, немец странный… и одет как-то…. А он заулыбался, видимо понял, одной рукой на себя показывает: - Итальяно.
  А меня прорвало. О! Италия! Рим, Ватикан, Рафаэль, Венеция, Микельанджело…, Леонардо да Винчи! Солдат ещё больше заулыбался.
 - Си, си.
  Винтовку через плечо перекинул, и рукой машет – туда, мол, беги. В другую сторону рукой отрицательно.
 - Дойче, дойче.
 - Папа, а может, этот солдат жив, глядишь, тоже вспоминает эту историю.
  Это Людмила, дочка Акимовича. Глаза Акимовича грустнеют, несколько секунд смотрит перед собою, вздыхает.
 - Вряд ли. Итальянцы на войне были слабым звеном, в основном и били по ним в первую очередь.
 И дошёл. Повезло….
 И три недели допросов. Но поверил майор. Я на какой-то день взорвался.
 - Мне приказали добираться до своих, я добрался. Что ещё нужно?
 У особиста что-то в лице переменилось. Потом я узнал, что он сам откуда-то из-под Бреста выбирался. Повезло.
 Я уже пришёл к выводу, что «повезло» - синоним Ангела-хранителя. Впрочем, Акимович такой мысли не допускает. Отца Акимовича мальчишкой обидел священник. Вариация на тему Павки Корчагина. Обиделся на священника, обиделся на Бога, и передал обиду старшему сыну.
 - Акимыч... Ну что особенного в этой перепалке. Да и священники только люди. И грешные, и не всегда грамотные, и, увы, не всегда справедливые.
 Нет. Апологетикой мне заниматься не получается.
 Акимович грохочет:
 - И такому попу я ещё и руку целовать должен?!
 Я еле сдерживаю смех.
 - Успокойся, Акимыч. Ничего ты не должен. Просто так принято в церкви. После целования креста, целуют руку батюшке, что, впрочем, необязательно.
 - Папа, но ты говорил, что на тебе ватник был, а не шинель?!
 Акимович недоуменно смотрит на дочь.
 - Так это совсем другой случай.
 - Как другой?!
 Сказать, что я удивлён, не то слово.
 - Ну да, другой. Уже здесь, в Латвии, в сорок пятом.
 - Невероятно!
  Василий Акимович обижен.Опять таки как-то детски.
 - Невероятно…. А нас восемь человек было. Немцы,видимо, засекли нашу батарею, а мы уже свернулись. Что мы там восьмеро делали – не помню. Я  чуть встороне был. Обстрел. Мы в снег попадали. Впрочем, недолго по нам лупили. Минуты две. Встаем, а с меня все хохочут, даже майор. Его в плечо зацепило, а у меня со всех сторон вата торчит, даже спереди, и валенки порваны.
 - Как это?! Спереди?!
 - А вот не знаю как! Свидетелей семь человек!
 Акимович говорит чуть возмущённо. Вероятно, думая, что ему не верят. После чего его рассказ, как один сослуживец, чему-то испугавшись, выпустил в него с трёх метров целую обойму из автомата, и, лишь одна пуля задела по самому кончику носа, когда он отвернул голову, меня не удивил.
 - Ну и что скажешь?
 - Акимыч, слишком много для «повезло». Если хотите, то я расскажу одну историю, которая ни в случайность не вкладывается, ни в везение. Она произошла вопреки всем логическим объяснениям во время войны с моими братьями.
 Акимович смотрит на меня, словно что-то взвешивает. Понятно. Я ведь родился намного позже войны. Начинаю объяснять-
 .. Эта история произошла с моими двоюродными братьями. Но стоит начать издалека. Изложение будет несколько суховато, и без подробностей. Единственный свидетель из живых – моя двоюродная сестра Галина, а во время войны она была, что называется “соплячкой”. Итак…. Родители моей мамы умерли от какой-то эпидемии незадолго до революции, и все оставшиеся дети: старшая Мария, Ирина (моя будущая мама), младшая сестра Зина и брат Пётр остались сиротами. Считай, что на руках Марии остались младшие. Мария была к тому времени девушкой, и, вероятно, достаточно привлекательной. За ней много ухаживали, и неоднократно сватались. Но Мария оказалась упёртой. Хочешь жениться, бери вот с таким приданным. Некоторые пытались уговорить отдать детей в приют, другие сразу уходили. Долго ли, коротко ли это продолжалось, но тут она повстречалась с Марком. Марк Свирский был старше её лет на десять. Сам из нашего Двинска, был призван в армию, успел повоевать в первую мировую. Революция обошла его как-то боком, но забросила в Рославль, где он и встретил Марию. Марк, что называется, был первым парнем на деревне, то есть в небольшом городке. Балагур, танцор, играл на нескольких музыкальных инструментах, короче, девчатам нравился. Но вот приглянулась Мария.
 - Вытянем.
 И вытянули…. Работящий был, жилистый. Тянул семью, выстроил дом. Марии полюбился. И пошло, поехало. Стали детишек строгать одного за другим в придачу к имеющимся – Виктора, Олега, Володю, спустя некоторое время Валентина, и, на посошок, Галину. Время шло, Марка стали уважительно называть Марком Ивановичем. Вышла замуж Ирина, привела в дом мужа, родила сына Гену. Жили дружно, слаженно. Ну,тут она и свалилась, страшная, разрушающая - война.
 Семьи Артамоновых и Свирских разбросало. Ирина была сослана на север, в Печору,там позднее и познакомилась с Михаилом,моим отцом.Семью Свирских эвакуировали в район Тамбова, а в дом, где они раньше  жили, попала бомба.
 Призвали в армию Виктора, затем Олега, а когда фронт повернул и пошёл на запад, призвали и Владимира. Марка Ивановича назначили заведующим складом горюче-смазочных материалов. Сейчас бы сказали «золотое дно», или что-то в этом роде. Но Марк Иванович был, как говорится, из другого теста. Да и в большинстве  люди, вероятно, были другими, и время. Разве иначе выдержали такое? Вынесли? Дочь Галина не смогла вспомнить ни одного случая, чтобы отец принёс домой хоть скляночку керосина.
 Но вот в один из дней Мария получает весточку от Олега, который окончил офицерские курсы, что такого-то числа эшелон, в котором он направляется на фронт, должен прибыть на станцию N,и есть возможность увидеться, если мать сможет туда вырваться. Мария хватает  Галинку, и они несутся на эту станцию. Посмотрев по сторонам, Мария замечает рядом возле станции небольшой пригорок и решает, что лучше всего находиться на нём. Есть возможность и самим оглядеться, да и легче быть увиденной, чем толкаться среди огромной массы людей. Вскоре на станцию действительно прибывает эшелон, из которого выскакивают сотни красноармейцев, и в этом людском  муравейнике надо рассмотреть сына.Из толпы выныривает чья-то фигура и бежит по направлению к ним. Мария охватывает фигуру солдата взглядом – явно не Олег, и всматривается дальше, пока до неё не доходит, что этот солдатик что-то настойчиво ей твердит.
 - Мама, мама…. Ты, что не узнаешь меня?
 Перед Марией стоял младший из ушедших на фронт её сыновей Владимир. Чуть повзрослевший, но всё равно такой же безусый, почти мальчишка. Слёзы радости, безсвязные восклицания:
 - Как? Откуда? Почему? Каким образом?
 Мария объясняет, что ждут Олега, и вот они уже в шесть глаз всматриваются в следующий эшелон, прибывающий на соседний путь.
 И Акимович, и Людмила слушают, уже не обращая внимания на тихонько бубнящий телевизор. История и впрямь необычна, тем более чувствуется, что это далеко не всё. И я продолжаю.
 Хоть уже и три пары глаз, но в этом людском скопище разглядеть кого-либо, согласитесь, сложно. И  проглядели. Неожиданно сзади подбежал к ним ещё один солдат. Здоровый, статный. И Мария только ахнула, узнав в этом увальне своего старшего сына Виктора. Впрочем, это, кажется, ахнула Людмила. Акимович заерзал…
 - Как...? Как это возможно? На одной станции?
 - На одной.
 Акимович и Людмила вопросительно смотрят…. Я киваю головой и добавляю
 - А с третьим эшелоном прибыл и Олег.
 - Но как? Как такое возможно? – твердит Акимович.
 - Если я вас не утомил, то продолжу.
 Впрочем, вопрос риторический. У Акимовича вид такой, будто он ждёт появления ещё кого-то.
 - Но… Но, когда шли очередные обнимания, поцелуи, хлопанья по плечам и прочее в таком же духе, раздался вой сирен.
 Уже изредка, так как фронт начал удаляться, но нет-нет, а появлялись в небе немецкие самолёты. Взрывы, стрельба, рёв сирен, людские крики. Братья, было, рванулись к станции, но Мария властно сказала:
 - Стоять! Погибнем, так все. Останемся жить – тоже все.
 И, приподняв подол, скомандовала:
 - Марш под юбку.
 Я думаю, что Галина, послушно юркнувшая под мамину юбку, решила, что и остальные сделали то же самое. Сомневаюсь,что три здоровых мОлодца смогли бы уместиться под  широкой,верхней юбкой матери. Олег, как-никак офицер, было,заупрямился,но в семье Свирских перечить матери не разрешалось. Пока продолжался авиа налёт, Мария так неподвижно и стояла на пригорке. Метавшимся у станции людям было не до того, чтобы удивляться, глядя на одиноко стоявшую женщину, с поднятой к небу головой и шептавшую губами молитву.  И что там торчало из-под юбки этой женщины, тоже никого не интересовало. Когда налёт кончился и, слегка смущённые вояки, обнимали мать, сбивая с её одежды песок, Олег, поцеловав мать, сказал:
 - Не бойся за нас, мама. С такой бронёй мы не пропадём.

 Некоторое время все молчали. Я cтавлю точку:
 - Все вернулись. Не без ранений, но всё же все….
  - Вот ответьте, что…? Везение? Случайность? Или Божий промысел?
  - Ну, так…, - Акимович споткнулся, - я ведь не отрицаю…. НЕЧТО такое существует.
 Я про себя улыбаюсь. Василию Акимрвичу  тяжеловато даётся даже такое признание. А всё же….
 - Кино бы такое снять, - вступает в разговор Людмила, - предложи какому режиссёру.
 Я киваю головой.
 - Как только хоть с одним познакомлюсь. А кто поверит? Да и ….
 Я не заканчиваю фразу, но Акимович, похоже, понимает. Он терпеть не может современные фильмы про войну.

P.S. 
 Все, о ком шла речь в моём рассказе, реальные люди. События не придуманы. Это:
 Марк Свирский,
 Мария Свирская (Артамонова),
 Олег, Виктор, Владимир Свирские.
 Светлая им память.

 Галина – Галина Марковна Бор. Пенсионерка, долгое время работала учительницей биологии,   проживает в городе Даугавпилсе, Латвия.

 Акимович – Василий Акимович Паршиков. Ветеран войны, награждённый орденами и медалями, член Союза художников России, пенсионер, проживает в городе Даугавпилсе, Латвия.