Салями

Откровенно говоря, жизнь Соломиной была - полной ж…
Не говоря уже о стандартном наборе: растворившемся вскоре после женитьбы (без намека на алименты) в житейской дали, муже, неуправляемом двенадцатилетнем сынке Васе, обзывающем тридцатипятилетнюю мать – старухой, и не интересующемся ничем, кроме компьютеров, ранней полноте и потере женской манкости (соответственно, отсутствии всякой перспективы на личную жизнь)…
Не говоря уже обо всем этом, «Салями» (так ее запросто окликали бывшие сокурсники) в прошлом году еще и вышибли с более или менее любимой работы в бюджетном учреждении по причине ликвидации оного…
Спасибо Кузьминой! Ну, Людка Кузьмина, конечно, всегда была оторвой и прохиндейкой, но сердце - доброе. Хоть, так уж, чтоб  - до посинения – вроде, и не дружили … Приятельницы, не более. Но тут Людка проявила с себя с лучшей стороны:
««Салями»! Не тухни! Есть у меня один бывший неповторимый любовник», - Людка всех своих любовников обзывала «неповторимыми», «неповторимый» - было ее коронное словечко: «Березин Сеня! Он сейчас ищет себе в предбанник пилотку - на цирлах, ноги из ушей и с тремя языками… Это ты!».
«Я – «из ушей»? Что-то сомнительно».
«Я его обработаю, не в первой».
И, правда - обработала.
После кислого собеседования бизнесмен Березин кивнул Соломиной:
«Вы приняты. На испытательный срок».
А потом пожаловался заму:
«Что же мне везет, как утопленнику? У всех – референты, как референты! Вон, вчера был у Канцеленбогена – такая суперстар! Ноги, круп, как у кобылы, глазища, как у коровы… Прямо – жить хочется!»
«А три языка?», - осведомился зам.
«Не знаю, не проверял. Ну ладно, это временно. Людка Кузьмина насела – возьми, возьми… Тетка - без копейки, одинокая, сын, там маленький, то-се… Я же не зверь!».
Отношения с коллегами у «Салями» на новом месте не складывались. Офисный планктон среднего звена кожей чувствовал в ней чужую, и инстинктивно отторгал. «Салями» не умела поддержать разговора о моде, курортах, шопинге и любовниках… Приходилось помалкивать. И «Дом-2» она не смотрела. О чем с ней было чирикать? Постоянно звонила сыночку Васе, справлялась, как он, вызывая презрение молодых товарок: «Наседка!».
Возвращаясь домой, наседка наседала на сыночка – больше излить чувства было просто не на кого - и получала в ответ безразличное (не вынимая жвачки изо рта и не отрываясь от монитора): «Отвали, старуха, а?».
И понимала «Салями» умом, что это не Вася хамит, а, начинающий поступать в его юную кровь дурной гормон… Умом понимала, но все равно ей было горько.
Березин ей, в общем нравился. Мужик он был толковый, не зазнавшийся, с юмором, но свою антипатию к чересчур полной и недостаточно юной референтше скрывал с трудом. Хотя даже хвалил Соломину иногда. За служебное рвение, естественно, за что еще?
И тут вышло так, что Танечка Епиходова, бестолковая девица с подлой привычкой делать на рабочем месте маникюр (и так душно, а тут еще ацетон нюхать!) облажалась. Танечка должна была передать курьеру документы по сделке. И передала. Только - не по сделке, а – договора со строителями. А договора эти – партнеру Березина – ну… Не надо было видеть. Березин даже разорался. Танечка, вместо того, чтобы извиняться – тупила и огрызалась. Тут «Салями» и предложила свою помощь. И хотя Березин буркнул: «Вам к переговорам готовиться… Пусть сама расхлебывает!», но препятствовать не стал.
«Салями» прыгнула в Березинскую машину, пулей примчалась к партнеру, который уже готовился ознакомиться с документами, заболтала, наврала, что это она – дура старая – дала маху, и что если Березин узнает – ей кирдык. Партнер не успел проникнуть в коммерческие секреты Березина, они обменялись папками и поклялись что это ЧП - останется их секретом. Ну, обаяла его «Салями». Что-что, а обаять она умела. Березин хохотал, как мальчишка. А потом спросил: Ну и что мне делать теперь с этой клушей? А, Соломина?». Имелась в виду Танечка. «Салями» пожала плечами. «Уволить не могу, дочка партнера, а наказать – надо. Пусть месяцок вам кофе потаскает для острастки. Правда, референту зам – не положен, но… Я же барин! Что хочу, то ворочу». И Березин по-мальчишечьи подмигнул «Салями».
Ну, сами понимаете, как, после такого поворота изменились отношения Соломиной с коллегами. Если раньше ее презирали, то теперь начали третировать. Подозревали Березина в извращенном интересе к полным дамам среднего возраста. А «Салями» – в интересе к начальнику.
Самое ужасное, что Соломина сама себя поймала себя на странном поведении… В столовой она перестала брать к супу хлеб, безо всякого предварительного умысла завернула в салон красоты и выкрасилась в солому, дома пои по три раза в день лазила на весы, купила на распродаже малиновое платье с разрезом, примерила, врубила музыку и принялась скакать в нем перед зеркалом. Вася аж от компьютера оторвался, заглянул в комнату: «Старуха, у тебя все в порядке?».
«Салями» осеклась, упала на диван перед зеркалом и сказала отражению: «Ты чего удумала дура старая?».
Так история и осталась бы историей внутренней жизни «Салями», если бы не ЧП, рассказ о котором принесла на хвосте Кузьмина: «Березина-то, ну, неповторимая падла!» - начала она с порога: «Я еще пять лет назад говорила – набьет Сеня шишек!».
Новость, которую принесла Кузьмина, была, в общем-то, банальна. Березин установил неверность своей супруги. И моментально подал на развод со всеми вытекающими.
Про супругу расскажем особо. Так получилось, что «Салями» с ней познакомилась при не самых приятных обстоятельствах… Как-то вдруг в офисе над клавиатурами поплыл заговорщицкий шепот, в котором «Салями» различила только - «Сама! За что такая честь? В «Рамсторе» была - лимона не хватило! Гы-гы-гы!».
А следом, цокая каблуками, ударяясь кормой об углы столов, в предбанник кабинета шефа, где ютилась Соломина, вошло нечто…
Впервые в жизни «Салями» поверила, что Троянская война могла начаться из за женщины… Из-за такой – могла! В ней было все – фигура, походка, запах, голос… У нее только не было глаз. Вернее, глаза у нее были, но, как у той куклы – «усни-усни» – стеклянные. «Салями» и обомлела и испугалась одновременно. «Арсений у себя?», - низким контральто произнесла Прекрасная Елена и рванула на себя дверь кабинета.
Березин выскочил из своей обители какой-то растрепанный, нервный, и горячо зашептал супруге: «Ты чего приперлась?». Затем велел всем обитателям (шам) предбанника удалиться…
Соломина поднялась и засеменила, было, ко входу, не закончив перевод очередного приветствия шефа зарубежным партнерам…
И тут шеф осек ее: «Вы куда? Вы - работайте… Мы не долго». Он запер дверь. Но дверь была финская - пустотелая – жадность губит фраеров - и «Салями» поневоле слышала все… И – «А не фиг было жениться, если ты не можешь содержать семью»! И – «Да пошла ты! Что за семья - из двух человек? Я реально жалею, что с тобой связался… Но ты дождешься! Все, шел, шел на поводу… Но - хватит! Что это за счета? Что это за суммы. Кто еще, без моего ведома, стал членом нашей семьи? Я не собираюсь оплачивать приключения твоих мальчиков…»
«И – отлично! Развод! Давай мне половину и – привет!
«Половину – чего»?
Елена выскочила от Энея вся багровая.
А несколько позже состоялся переговорный ужин, на который Березин в полуприказной форме пригласил Соломину: «Екатерина Александровна, я просто не могу там быть один, а попросить мне больше некого… Я вам как-то доверяю…  У вас такт есть… Интуиция… Боже, что за чушь я порю? Господи, вы же все знаете, и делаете вид… Остальные - тоже знают, но даже вида сделать не могут… Мне надо, надо, чтобы кто-то был рядом! А вы – нормальный человек. Может быть  - единственный в этом дурдоме». «С чего вы взяли?». «Чувствую. Короче, помогите мне, пожалуйста».
Присутствовали: Семен Канцеленбоген, адвокат Березина и, по совместительству, его жены, сам Березин и Соломина.
Сидели - двое на двое - друг напротив друга, как Карфаген напротив Рима (см. глобус).
«Так что, Арсений?», - спросила Прекрасная Елена: «Ты собираешься договариваться об алиментах, или нет?».
«Об алиментах?», - взъярился Березин: «У нас нет детей!».
Елена покосилась на Канцеленбогена: «Вот жмот! Он считает, раз детей - нет, то и алименты платить не надо».
Адвокат попытался потушить пламя: «Арсений, пойми, у вас есть брачный контракт, составленный, на минуточку,  мной… Вы оба - мои клиенты . И я заинтересован чтобы в неформальной, так сказать, обстановке, было найдено решение…».
«Решение – чего? Она шлюха. Как была – так и осталась.  Я женился на ней - по недоразумению. Я – дурак. Я ничего не понимал. И яготов заплатить аз собственную ошибку…».
«Гони половину…» - встряло недоразумение.
«Половину соместно нажитого? Бери! И – катись!».
«Нет, половину компании», – перебила прекрасная Елена.
Дальше Канцеленбоген начал объяснить Елене, что это незаконно… Березин сухо поблагодарил Соломину и уехал… А та придя домой сказал отражению в зеркале: «Все. Линяю из этой помойки».
Для Канцеленбогена вечер закончился нытьем прекрасной Елены: «Я столько сил положила на этот его бизнес, а теперь ты хочешь сказать, что мне ничего не положено, кроме этой развалюхи на Новой Риге и ржавого «Ягуара»?
Канцеленбоген разве руками: «Его акции – не совместно нажитое имущество. Вот… В случае смерти одного из супругов – другое дело… «.
Уже лежавшая на плече адвоката, головка Прекрасной Елены скользнула ниже…
«Ну, придумай что-нибудь, Семен! Ты же не хочешь чтобы я ходила в рваных чулках и ела их мусорного бачка!».
«Нет.. Нет… Нет!». - запричитал Семен.
«Мам, а там мужик какой-то пришел», - изумленно пропел Вася в приоткрытую дверь. Пришел на дом - сам Березин. Как видно, вчера он глушил стресс алкоголем. Лицо было помятое. Бормотал. извинялся за вчерашнее…
««Салями»» не выдержала и выдала ему все, что думала про его сословие: «Беситесь с жиру, гребете лопатой… Людей в упор не видите, женитесь на ком попало, потом разводитесь, умирая от жадности… Плевать я хотела на вас и на вашу работу! Как суслик – на задних лапках – всю дорогу! Все! Хватит! В уборщицы пойду, в ларек - торговать… Глядеть на вас противно…». Вася легонько обалдел. Только и сказал: «Ну, ты даешь, старуха!».
А вечером - опять раздался звонок от Березина: «Соломина, вы можете приехать ко мне? Мне нужно чтобы вы приехали.  Я, кажется, убил человека».
«Салями», еще не успев переварить информацию и понять - презирает она или жалеет бывшего шефа, выскочила на улицу и принялась махать рукой проезжающим машинам.
А случилось вот что. Вернувшись домой в этот вечер, откровенно говоря, не особенно трезвым, Березин вдруг почувствовал в квартире странный запах… У него с юности нюх был - исключительный. Парфюмером мог бы стать. И, идя на запах, Березин обнаружил на отливе окна (а жил он на первом этаже) пару кроссовок. И форточка - была открыта. А, вроде, закрывал. И Березин сразу все понял: в доме - вор. Еще раз повторимся: Березин был мужик толковый, и то, что он был малость подшофе - дела не меняло. Он взял в руку каминную кочергу и… заметил, скользящую по лацкану костюма, лазерную точку.  Берзин обезьяной прыгнул  через диван и с силой воткнул кочергу в грудь незнакомца, скрывавшегося в полутьме коридора.
«Не понимаю…», - бормотал он Соломиной: «Если конкуренты – почему не на улице, не на тусовке… Зачем в дом влезать?».
 Труп несостоявшегося киллера, кстати, было первое, что увидела «Салями», войдя в квартиру. Вообразите е состояние! Она об него даже споткнулась. Березин был, мягко говоря, полувменяем. Алкоголь, стресс, опять алкоголь… Зато Соломиной, в полном смысле, была свойственна коронка русских женщин: умение нечеловечески собираться в трудные минуты: «Так, Арсений,  мы должны вызвать милицию. И, очевидно, вы какое-то время проведете за решеткой…». «Но кто хотел меня убить?».  «Все выяснится. Арсений, вы готовы к тому чтобы оказаться за решеткой?» «Не хочу».  «Если вы хотите распутать это дело – надо постараться. Надо выдержать. Вы же мужчина!».
«Салями» его убедила. Ментура приехала, труп забрали, показания сняли… И, короче, получился такой расклад – Березин сидит в Матросской Тишине за убийство квартирного вора, супруга дает «напра-нале» интервью, о том что ее муж  был очень агрессивен и, в  последнее время, поколачивал ее, активы фирмы арестованы, «Салями» кукует дома и не понимает, как она во все это вляпалась. И проклинает Кузьмину и Березина.
Проклинала, проклинала, потом - бабья жалость взяла верх . Соломина напросилась на свидание к бывшему шефу. «Ну и натворил я делов…», - сказал Березин: «Нет. Не это. А, вообще - по жизни… Все - не так. Не тем занимался, не на том женился, не ту жизнь жил… Вот и расплата. Это не за вора, это за все… За измену себе. Поделом. Ложь порождает ложь».  «Салями» пыталась его утешать (сама не веря): «Обойдется… Разберутся». Но, выйдя из изолятора на улицу, залилась слезами. Сердце – не камень.
««Салями» - ты?», - окликнул ее мужской голос: «Поначалу не признал! А ты меня – до сих поря? Я -  Леша Евстюхов»! «Ой, Лешка! Сколько зим! Какой ты стал…». ««Салями»! Ты-то здесь как?». Бывший сокурсник Леша Евстюхов оказался, не больше не меньше, как следователем по особо важным делам (его выперли со второго курса инъяза, и он - дунул на юридический).
Евстюхов затащил «Салями» в ресторан. Накормил досыта суши и мемуарами, а под финал пустился в откровения: ««Салями», «Салями»… Эх ты! Что же ты дура вышла за этого обалдуя Петьку…». «Ну так – ненадолго». «Кому ненадолго, а кому – навеки. Я чуть себе вены не вскрыл». «Ты? Ты что - влюблен в меня был, что ли?». «Что ли!». «А я думала, в таких, как  я - не влюбляются. Ну, по крайней мере - вены не режут»… «Много ты понимаешь! Влюблен - это ничего не сказать», - оскорбился Евстюхов и в доказательство прочел юношеские стихи собственного сочинения. А, узнав о неприятностях бывшей возлюбленной – пообещал помочь.
Ну, и дальше, собственно, можно изложить историю в двух словах…
Березина, само собой, оправдали («хэппи-энд» , а куда без него?).
Следствие ( благодаря личному участию советника юстиции Евстюхова) установило, что это именно бывшая супруга с целью овладения имуществом, при пособничестве адвоката Канцеленбоген, подослала к Березину киллера. Но не очень профессионального (заплатить профи – жаба задушила).
Березин вышел на волю, но на свой бизнес забил раз и навсегда. Отправился в глубинку и принялся строить дом посреди бывших колхозных угодий. С перспективой заделаться фермером.
А «Салями» неожиданно повезло: она теперь водила англоязычные экскурсии по Пушкинскому музею и вещала всяким иноземцам о мировой культуре, стоя прямо под гениталиями Давида Микельанджело.
Там ее и подкараулил Евстюхов. С букетом.
««Салями», слушай… Ты меня прости… Но я вот - тугодум. Только - созрел. Короче, мы двадцать лет не виделись…  А потом вдруг - судьба – два месяца виделись… а потом опять – разлука… И я понял – не могу…  Ничего за двадцать лет не изменилось… Короче, я хочу, как бы это… Развить наши отношения… Ну,  развить». «Салями» приняла букет и запуталась в ответе: «Конечно, Леша, ,но только…». «Я тебя приглашаю на ужин!», -  перебил Евстюхов: «Отметим, так сказать, успех… Ну, в ресторан… А хочешь – ко мне! Я же один - на ста метрах! Раздолье! А хочешь - к тебе…». «Так», -  замялась «Салями»: «Я же за городом теперь живу.  Сто километров». «Я - на колесах! Птицей долетим».
«Катя! Ты все? Едем?», - окликнул «Салями» вынырнувший из толпы Березин. «Ой, Леша, познакомься…».
«Да мы знакомы. Не один допрос …» - горячо потряс руку Евстюхова Березин: «Здравствуйте, Алексей. Здорово, гражданин начальник. Еще раз спасибо вам! Я вам -жизнью обязан. Новой жизнью!».
Следователь ответил на рукопожатие, но на лицо его легла тень отчаяния… Как все следователи, он был догадлив. Работа такая.
И тут прозвенел ломающийся голос Васи: «Эй, вы - старик со старухой! Вы долго еще? Едем или нет? (не снимая наушников)».
Березин приобнял «Салями» за плечо, и они растворились в толпе.
А Евстюхов упал на банкету , встретился взглядом с гениталиями, а затем - с невозмутимым взором ветхозаветного пращника и констатировал: «Кому таторы, а кому – ляторы».