Андриан и его жизнь

«Андриан и его жизнь»

***
Love is our resistance
They'll keep us apart and they won't stop breaking us down
Hold me
Our lips must always be sealed

The night has reached its end
We can't pretend
We must run
We must run
It's time to run

Take us away from here
Protect us from further harm
Resistance!.
Muse “Resistance” 1
1(пер. здесь и далее -  Дмитрий Глухих) – «Любовь - вот наше сопротивление!
Они будут держать нас порознь и не прекратят ломать нас.
Держи меня!
Наши губы должны всегда быть сомкнуты.

Ночь кончается.
Мы не можем притворяться,
Мы должны бежать,
Мы должны бежать.
Время бежать!

Забери нас подальше отсюда!
Защити нас от дальнейших страданий!
Сопротивляйся!»
___________________________________________________________



Летние ночи слишком коротки, но даже я успеваю закончить все свои дела и немного поспать. Хотя одно дело наш участок не может закончить уже целый месяц и ночи здесь ни при чем. Шеф гоняет нас, как вшивых псов, и пожирает заживо. По крайней мере, последнее каждый день грозится осуществить. В частности меня, ведь дело веду именно я.
Но я всего лишь рядовой детектив. Я недостаточно опытен, да и не сказал бы, что одаренно умен и обладаю феноменальной интуицией. Я ничем не отличаюсь от всех остальных. Просто мне так сильно повезло, что таинственное убийство этого треклятого чиновника произошло в доме напротив моего. А я живу недалеко от нашего заведения. Все остальные сыщики с радостью (сволочуги!) уступили мне это сомнительное дельце. С первого взгляда самый заурядный стажер определил бы его, как «глухарь». Никаких улик, никаких свидетелей. Среди бела дня в воскресенье в собственном доме был жестоко убит госслужащий, чьё имя держится в секрете от СМИ.
Городишко у нас небольшой. Живу я здесь чуть больше года, ровно с тех пор, как по службе перевели. Заманили меня сюда повышением. Объяснили, мол, в большом городе оно будет сложнее, там желающих больше, а мест меньше. Я, как дурак, согласился, особо не раздумывая. В итоге я здесь.
Не скажу, что я расстроен сменой обстановки. После того, как очередная пассия, с виду благоразумная и приятная девушка, сбежала от меня за очередными приключениями. Друг посоветовал обратить внимание на себя. По его словам я бываю невыносимо скучен и в то же время крайне невнимателен. С другом я на какое-то время из-за этого поссорился, а потом переехал.
Новый городишко меня успокаивал. Во-первых, когда я приехал, стояла теплая поздняя весна. Это то любимое мною время, когда ещё не так жарко, но уже тепло, зеленая трава и распустившаяся листва на деревьях. Я не жаворонок, но люблю просыпаться на рассвете, чтобы успеть совершить свой утренний моцион, принять бодрящий душ, позавтракать псевдополезной  едой и уйти на работу. Во-вторых, работы первое время было не много. Повторяю, город небольшой, происшествий мало, особенно в нашем районе. Мелкие кражи, домашние побои и хулиганства в барах. Даже серьезной поножовщины здесь не случалось на моей памяти. В-третьих, отдыхать я любил и умел это делать. Спортзал, бассейн, расслабляющие прогулки по центральному парку. Потом я брал удочку, съестные запасы, бросал всё это в багажник своей белоснежной «японки» и на сутки уезжал на загородную рыбалку. Благо, что чистое озерцо, действительно, было не так уж далеко за городской чертой. А от моего дома, так вообще всего тринадцать миль.
Несмотря на то, что человек я общительный и всегда легко схожусь с другими людьми, в новом городе друзей у меня не было. Коллеги по работе и сосед старик Сэм не в счет. Они всего лишь знакомые, как и десятки других таких же. Марти, мой друг из Большого города, стал таким далеким, что после его женитьбы мы даже созваниваться стали реже. Что ж, я за него рад. Жена у него красивая и неглупая, да и здоровый сын – это важное достижение в жизни.
Я же о семье пока не задумывался. Пока.
Дороти, наша милая пожилая и толстая диспетчер из нашего отделения, однажды в лоб спросила меня, когда я женюсь. Я потупил взгляд и, сославшись на «много работы», скрылся в своем кабинете. «Наверное, никогда», - печально подумал я в тот момент. Хотя в следующем месяце мне стукнет тридцатка, а у меня даже постоянной женщины нет. Возможно, Марти прав, и я всё же думаю часто не о том, о чем надо.
Я не карьерист, но очень хочу получить повышение. Я ведь хороший парень и ещё очень молод, чтобы всякие снобы ставили на мне крест, как на неудачнике. Никогда не признавал людей, желающих выслужиться и пытающихся доказать кому-то, что вот они лучшие и чего-то определенно стоят. Я вообще, не люблю кому-то что-то доказывать. Все, кто должен, и так всё обо мне поймут. По крайней мере, я так думал и остальное меня не заботило.
После убийства чиновника я на работе сгорал. Искал свидетелей, которых не было. Строил догадки, но все они были смехотворны. Я уже чуть было в патологоанатомы не пошел, так мне было важно узнать, не было ли чего подозрительного в кишках этот толстяка. Я часто оставался на ночные дежурства, под тусклым светом лампы, изучая особо секретные архивные досье. Никаких зацепок не было. Никаких. Только констатация факта: «насильственная смерть в результате разрыва внутренних органов острым колюще-режущим предметом, предположительно кочергой». Но никакой кочерги и ничего ей подобного рядом с трупом обнаружено не было. Судя по заключениям медэскперта, этот невезучий мужик (а вместе с ним и я) умер сам по себе, крайне неудачно поссорившись с собственным организмом. Не понимаю, почему медики приписали ему разрыв органов именно кочергой. На мой вполне себе дилетантский взгляд, мужик просто взорвался изнутри, будто проглотил маленькую бомбочку.  Но, ясное дело, что помимо ошметков его плоти, крови и мочи мы в комнате, да и вообще во всем доме ничего, смахивающего на остатки взрывного устройства, не нашли.
Шеф полиции, Хэнк Томас, негодовал из-за нераскрытого убийства, обещающего стать настоящей лавиной для нашего маленького участка, но когда мы с ним оставались наедине, он по-отечески обнимал меня за плечи и почти шепотом говорил:
- Андриан, ты должен раскрыть это дело. Я верю в тебя, мальчик.
И мне не нужны были никакие похвалы и обещание больших гонораров. Достаточно было этих слов от Хэнка, которые не давали потерять надежду и веру в себя. Возможно, я так и умру, никогда не узнав правды о случившемся в доме №8  на Улице Рыбаков. Но ведь меня заботило лишь моё настоящее. Мне нужно было повышение.
Как-то утром, я едва успел зайти в полицейский участок, как шеф сказал мне зайти к нему. Там он за запертой дверью и закрытыми жалюзи сообщил мне, что это таинственное дело о чиновнике, на которое мы убивали все свои силы,  у нас отбирают федералы.
- Такие масштабы уже не для нашего городка, мальчик, - сказал мне Хэнк, старший меня всего лет на 15.
- И что теперь?  - спросил я.
- Мы будем работать дальше, как работали до этого.  А у тебя сегодня, кстати, появятся новые соседи.
- Соседи?
Хэнк как-то особенно пошло улыбнулся и подмигнул мне:
- Вернее, соседка. Племянница убитого. По мнению очевидцев, та ещё штучка. Тоже не наш формат, но, однако ж…
- А почему она вдруг приезжает? – спросил я, поддерживая разговор, который уже, честно говоря, перестал быть мне интересен.
- А этот дядя без кишок, оказывается, этот дом ей завещал. Остальные дома он любовницам раздарил. А своих детей-то он не имел, как, впрочем и жену. Так и помер в одиночестве, бедняга. Зато с «бабками» и властью. Только куда он теперь это всё засунет? В гроб-то всё не влезло.
Хэнк рассмеялся от собственной шутки. А я подумал, что уже могу идти и направился к выходу. Но шеф меня окликнул. Я обернулся, вопросительно взглянув на него.
Он обошел свой стол, подошел к стеллажу с ящиками, порылся в одном из них, выудил оттуда какую-то книгу в мягком затертом переплете и протянул её мне.
- Держи, Эмбридж, - сказал он. – Прочти на досуге. Быть может, тебе это зачтется. И да, я был бы рад узнать первым, если ты всё же что-то узнаешь о тайне дома №8.
Я ушел тогда из его кабинета, небрежно взглянув на невзрачную обложку презента, прочел на ней название «Как не опуститься на дно». Подумал, что это какой-то бред психолога-новичка и забыл о книге до самых выходных.
Вечером я видел, как в доме напротив, некогда пустующем, в окнах зажигался свет. Но я никого не видел. Даже мою новую игрушку, «цифровой» телескоп, я не использовал в корыстных целях и направлял его лишь в далекое черное небо, наблюдая за звездами. 

В пятницу вечером я как всегда побросал в багажник спиннинг, шахматы, бутерброды и чай в термосе. Вставил в магнитолу новый диск Muse и, словно паря на крыльях необъятной свободы, понесся по пустой трассе на ночную рыбалку. Книжку шефа я тоже захватил. Мало ли что. Вдруг пойду ко дну, запутавшись в леске?
Улыбаясь собственным мыслям, я рассекал ночную мглу и наслаждался музыкой любимой группы. Я был счастлив, хотя всем казался унылым и одиноким. Просто я был свободен.

Глубокой ночью после тяжелого рабочего дня я был подозрительно бодр. Рыба клевала плохо. Но ведь я не за ней приехал? На западном береге этого озера у меня уже было своё место, которое я обустроил под свои уикендные поездки. Я прикатил бревна, сложил из них неплохие аналоги скамеек. Привез из гаража лист фанеры, сколотил небольшой столик преимущественно для шахмат. Ел я толстые бутерброды, а пил из походной термо-кружки, куда из термоса переливал чай. Рядом я вбил полутораметровый столбик и, когда приезжал, вешал на него фонарь. Рядом с бревнами я выложил кирпичами место, где часто разводил костер и жарил над огнем сосиски, либо зефиры. Но чаще, просто грелся и смотрел на огонь.
В ту ночь шахматные этюды мне слишком быстро наскучили. И я искренне обрадовался тому, что захватил с собой подарок Хэнка. Книга неизвестного автора (я, правда, нигде не нашел упоминание о нем) с первых же строчек оказалась унылым бредом, как я и думал. Чтение сморило меня, и я уснул прямо на бревнах, даже не сразу осознав, что происходит.
Мне снилось, что из леса вышел маленький человечек, который по одной выпускал обратно в озеро всех рыб, которых я наловил. Я кричал на него, говорил, что всё равно они уже мертвые. А он смотрел на меня равнодушно своими холодными рыбьими глазами и молчал. Я перепугался от этого взгляда. «Да подумаешь, какая-то рыба», - сказал я не то ему, не то себе. А человечек ничего не ответил и исчез. Я даже его толком не запомнил. Только глаза. Их я не забыл, даже пробудившись.
Солнце медленно поднималось над верхушками деревьев. Костер потух. Меня колотило от холода. Я потянулся к термосу, отпил теплого чая прямо из горлышка и полез в машину за пледом. Доев бутерброды, и вновь разведя костер, я отогрелся и задумался о своем сне. На всякий случай проверил ведро с негустым уловом. Рыба была на месте. Маленькие трупики лежали друг на друге.
- Хотя они могли быть живыми, - подумал я и пообещал себе, что по возращению домой обязательно посмотрю значение сна в соннике, хотя во всё это не верю. Но ведь интересно же.

Дома я, как следует, отоспавшись, приступил к новым кулинарным экспериментам.  Потом за обедом посмотрел на DVD один из удачных фильмов за прошлый год, немного прогулялся вокруг дома, высматривая, какие переделки с садом можно произвести. Может, засадить розы? Нет. Ухаживать за ними некогда будет.
Постепенно от раздумий я перешел к действиям. И когда занимался скрипящими петлями своей калитки, мельком увидел выходящую девушку из дома № 8. Надо же, я почти забыл о словах шефа. И о своей соседке тоже.
Странно, но её появление меня всполошило. Я растерялся, как подросток, закопошился. Хотел помахать ей рукой, приветствуя. Но ведь она приехала из большого города, как и я, и наверняка не знала о том, что здесь принято такое радушие. Я выронил леечку с маслом, облил себя им. А она даже не заметила меня, села в свой серебристый «Порше» и уехала. «Та ещё штучка», - вспомнил я слова шефа и пошел в дом, отмывать руки.
Думал я о ней весь вечер, что на меня вообще не похоже. Для начала опишу её так, как я её увидел. Длинные стройные ноги в высоких белых сапожках на каком-то немыслимом каблуке (как она в них машину водит, ума не приложу?!); фигурка точеная в бирюзовом коротком платье; аккуратная попка и завораживающие груди, наполовину выглядывающие из глубокого выреза; густые и длинные, ниже лопаток, золотые волосы, не рыжие и не высветленные, а именно золотые, как лучи палящего солнца. В общем, «та ещё штучка» была мечтой многих мужчин. Даже меня, будучи не в моем вкусе, она затронула за живое. И было бы подозрительно обратное. Тогда пришлось бы бежать к врачам и принимать какие-нибудь дурацкие таблетки.
Вечером позвонили с работы и вызвали на дежурство из-за чьей-то внеплановой болезни. Но я даже обрадовался такому исходу. Дома находиться было почему-то тоскливо.

Однажды Хэнк спросил меня, прочитал ли я его книгу. Я сказал, что прочитал, а он даже не стал ничего уточнять. Потом шепнул, что федералы тоже «то дело» не могут раскрыть, и если вдруг… в общем, у нашего участка всё ещё есть шанс вырваться в «дамки».
Потихоньку, не сильно утруждаясь, я планировал свой отпуск, который в этом году так удачно совпадает с моим юбилеем. Наверное, рвану в Европу, холодную и мрачную. Хотя летом она тоже бывает веселой и жаркой.
До отпуска была целая неделя. А работать уже пропал интерес. Но страшно хотелось повышения.
___________
Как-то я  вернулся с работы, дел особых не было. Раковину на кухне я прочистил ещё с утра. Поэтому не спеша поужинал, убрался в доме и хотел уже ложиться спать (сон ведь всегда актуален), но что-то внутри меня заставило меня выглянуть в окно. Серебристый «Порше» медленно подкатился к дому напротив. Водительская дверца открылась и наружу показалась уже знакомая мне ножка.
«Та ещё штучка» закрыла машину и плывущей походкой пошла к дому. Я задернул штору, и услышал женский крик и жуткий грохот. «Это ведь тот самый дом!» - внезапно вспомнил я и, как ужаленный, вылетел на улицу, хватая на лету фонарь, висящий в прихожей.
Я обнаружил её быстро. Она и двух шагов от двери сделать не успела. Дверь, конечно, была не заперта. Я зашел, посветил фонариком. Она была в сознании, сидела на полу и потирала ушибленный лоб. Рядом валялся шкаф с верхней одеждой.
- Вы живы? – спросил я.
- Кажется, да, - ответила она и даже улыбнулась кокетливо.
- Что произошло? – я помог ей подняться. Её короткое платьице задралось ещё больше, и, прежде чем она его одернула, свет фонаря дал мне увидеть всё интересное.
- Он упал, - она указала на шкаф. – Рухлядь. А я так испугалась.
- Понимаю, - равнодушно сказал я. А сам весь трепетал от восторга. И её голос, такой нежный кроткий голос, словно голос феи из сказки. Это потом я уже понял, что у такой, как она, другого голоса быть и не может. Но тогда, в тот момент, я всё воспринимал иначе.
Она поправила прическу и щелкнула выключателем. Прихожая залилась ярким светом. Я потушил свой фонарь. Получилась какая-то неловкая пауза.
- Вы здесь недавно, да? – неуверенно начал я.
- Ага.
- А я, кстати, живу напротив, -  и я улыбнулся как-то совсем по-дурацки. А она смотрела на меня, как кукла. Тоже улыбалась. – Так что, вы обращайтесь, если что.
- Хорошо.
Потом мы представились. Я узнал, что её зовут Алисон Ристон. Я помог ей поднять и укрепить шкаф, а она в качестве благодарности угостила меня чаем с засохшим печеньем. Когда мы проходили на кухню,  я украдкой посмотрел на гостиную. Да, там когда-то лежал развороченный труп её дядюшки. Но я, слава богу, не сказал об этом вслух.
За чаепитием мы говорили о какой-то сущей ерунде. Я, правда, изображал «говорящую голову», рассказывал о себе и о забавных случаях на работе, а она лишь кивала, улыбалась, смеялась, говорила односложными фразами, но вроде не глупыми. В какой-то момент я взглянул на часы. Мой Бог! Через четыре часа мне уже нужно было подниматься на работу. Но уходить от Алисон не хотелось, не смотря на то, что держать собственные веки открытыми с каждой секундой становилось всё труднее и труднее. Может так сложиться, что я больше не окажусь с ней на таком близком расстоянии, как сейчас. И лишь когда мы с ней синхронно начали зевать, я понял, что если мне себя ещё позволительно мучить, то её – никак.
Мы расстались. На прощание она пообещала как-нибудь зайти. Я растаял и вернулся домой.
Утро наступило слишком быстро. Я продрал глаза, залез в душ и, не позавтракав, понесся на работу. За руль решил не садиться, ибо мало ли что.
Остаток дней до отпуска я убил на расследование нескольких краж, носящих серийный характер. И вроде уже был близок к раскрытию, но отпуск подкрался незаметно. Я передал все свои дела своей напарнице Клер и улетел в далекую Чехию. Был я там впервые, поэтому заказал самые популярные экскурсии по самым банальным местам. Но я-то их видел впервые. Картинки же не в счет.
Поездка в ещё одном плане оказалась удачной. Там я познакомился с одной очень миленькой испаночкой. Она говорила на ломанном английском и была просто очаровательна. Я пару раз приглашал её в кафе, и гораздо больше раз она оставалась у меня в номере. Мы не строили на счет друг друга никаких иллюзий. И через пять дней она улетела домой, обратно к мужу и дочке.
У меня оставалось по путевке ещё три дня. И их я посвятил на вдумчивые прогулки. Ходил повсюду и щелкал своим недорогим фотоаппаратом всё подряд: фасады, статуи, лепнину, цветочки, прохожих.
Домой вернулся с новыми силами и зарядом позитива. Не знаю, что со мной стало не так, в чем я изменился. Или это так тридцатилетие сказалось на моей физиономии? Но многие женщины, в магазинах, в парках, в библиотеке стали заглядываться на меня так, будто я внезапно прямо на их глазах перестал быть «миленьким мальчиком» и превратился в «настоящего мужчину». Я порой чувствовал себя неуютно под этими раздевающими взглядами, а порой, наоборот, приосанивался и распускал хвост, как павлин.
Как-то утром, никуда не торопясь, я стоял в душе под теплыми сильными струями и размышлял. Об Алисон, о замужней испаночке, да вообще, о женщинах. Вот странные они все. Они ведь наряжаются, красятся, ухаживают за собой, - одним словом делают всё, чтобы нам понравится. А потом у них как будто что-то щелкает, их переклинивает и они уже бегут к другому. Чего им недостает? Одни говорят, что хотят разнообразия, другие, напротив – постоянства. Как их понять? И это ещё нас винят в полигамии и как следствии, частых изменах.
У нас всё проще. Вот мы мужчины, как были самцами, так ими и остаемся. Ну и что, что сейчас у нас вместо пещер комфортабельные квартиры и за мамонтом мы не бегаем, а зарабатываем на еду более изысканными способами. У нас как были инстинкты, так у нас их никто и не отбирал. Например, инстинкт продолжения рода. И будь ты хоть в тысячу раз галантнее самого галантного старого лорда, и пусть ты правильно воспитан, образован, материально и духовно обеспечен, чтишь мать и весь женский род, в тебе кое-что зашевелится, когда ты увидишь рядом сногсшибательную длинноногую блондинку. Или брюнетку, или рыжую, - да без разницы.
А у них… У них какие инстинкты включаются, когда они внезапно звонят тебе и говорят «Мы с Даком сегодня улетаем. Извини, я ведь знала, что ты догадался. Не хочу причинять тебе боль». Или вообще, звонишь ей следующим вечером.  А у вас накануне всё было. А ты ведь порядочный, ты ведь пообещал и твои слова – не пустой звон. И девушка она хорошая, это сразу видно. А если нет, то время покажет, а когда покажет, то ведь уже притремся, будем как родные. Уже и расставаться не захочется. И вот значит, звонишь ей, хочешь в кино пригласить или кафешку. А она что-то вроде: «Мне было с тобой хорошо, но характерами мы не сходимся. И по гороскопу друг другу не подходим. Не надо мне больше звонить». А потом узнаешь, что её муж, в принципе, тоже ей не особо по гороскопу подходил. Что, однако, не помешало ему ей сделать детей и подарить какую-то виллу на побережье.
Взять ту же Алисон. Она же кукла. Бездушная глупая кукла. Она выглядит просто потрясающе. И всё, что она умеет – это посещать салоны красоты и преподносить себя публике. Она будет носить летом высокие кожаные сапоги на шпильке, хотя знает, что снова будет жарко и неудобно водить машину. Главное, что это сексуально и она во всем этом бесподобна. Она улыбается, когда нечего сказать, и это выглядит кокетливо. Она вся такая, такая… Прям хоть на полку её ставь и лишь изредка пыль стряхивай. Больше проку от неё нет. Она не сможет стать настоящей женой, которая родит и вырастит сына. Она не станет подругой, той, которой хочется поделиться своими радостями и рассказать о своих неудачах потому, что эти минуты слабости не для чужих глаз и ушей. Такие, как Алисон, идеальные куклы для  толстосумов. Ими можно любоваться, одевать их и, что ещё приятнее, раздевать. С ними не надо особо много говорить. Это как забавные зверушки, главное вовремя кормить и менять лоток.
Если Алисон оставить в моем доме и сказать: «Живи здесь, как хозяйка», она же ничего сама не сделает. Без денег.
«Всё это грустно», - подумал я и вылез из душа.
___________
Следующая наша встреча произошла внезапно. Я как-то вечером, уже довольно таки поздно, выносил мусор. С mp3 плеером в кармане и наушниками в ушах. Играли Muse, а я думал о том, что завтра надо бы заняться садом и начать следует с покраски скамейки. И пока Мэтью Беллами пел мне о том, что «Это могло, могло быть неправильно, а могло быть и наоборот... », я уложил в бак черные мешки с мусором, закрыл крышку. А обернувшись, столкнулся с Алисон. Она стояла у меня за спиной, но из-за плеера я не слышал её шагов. От испуга она выронила из рук книгу. Я наклонился, поднять ей её. На розовой обложке  в сердечке из цветов была нарисована целующаяся пара: темноволосый смуглый мужчина  и златовласая белокожая женщина, оба молодые и красивые. Что ж очередной бульварный роман, именно таких раньше было пруд пруди на каждом углу, пока те не переселились в женские журналы под видом статей. А что, замученным домохозяйкам и пустоголовым красоткам такие душещипательные истории вполне по вкусу.
Я вернул книгу хозяйке. Она что-то пролепетала в ответ. Я ничего не услышал. В голове по-прежнему пел Мэтью Беллами. Я быстро стянул с себя наушники и, сделав виноватую мину, попросил повторить.
Алисон кротко улыбнулась, потупила взор, вновь посмотрела на меня, взмахнула своими длиннющими ресницами и пролепетала:
- Я сказала Вам «спасибо».
«Может быть, она и хорошая девушка», - внезапно подумал я и пригласил её в дом. Я хотел накормить её своим последним кулинарным достижением, но она сказала, что не голодна. При ней я тоже есть не стал, считал, это  некультурным.
Но Алисон сама вела себя странно: на одном месте подолгу не сидела. Она походила по кухне, в прихожей. Попросила у меня воды и включить музыку на музыкальном центре. Я всё исполнил. Она сделала пару глотков, села на кресло у окна, отодвинула штору и уставилась на свой дом.
- Что-то случилось? – спросил я. И меня действительно этот вопрос беспокоил. – Почему Вы пришли?
- Я же обещала придти, - и она посмотрела на меня очень серьезно, даже с укором. Мол, как я мог подумать, что она бросается словами на ветер.
- Вы точно ничего не хотите есть, мисс Ристон? Меня это волнует.
- Точно. И зовите меня просто Алисон. А  я тебя буду звать Андрианом. Так ведь удобнее нам.
И тут я уже не сомневался, что она хорошая девушка. Но свой флирт я решил начать, как всегда прикинувшись дурачком.
- А твой муж не будет протестовать, что ночью ты сидишь у соседа? – наигранно обеспокоенно спросил я.
- Какой муж? – удивилась она. – Я живу одна.
- А где муж? – я продолжал своё.
- Его попросту нет, - Алисон улыбнулась, но как-то грустно.
- Ну, а бой-френд?
- Расстались. Давно уже.
- А чего так? Понимаю, что лезу не в своё дело, но ты такая шикарная девушка, что…
- Да козёл он!
- Хм, зато честно.
И мы с ней рассмеялись.
Я сел напротив неё, на диван, крайне расстроенный тем, что она-то сидит на кресле, куда больше не примостишься.
- А ты, надеюсь, не всех мужчин козлами считаешь? – лукаво спросил я.
- Нет, не всех. Вот ты хороший.
- Да, я хороший, я согласен.
Мы снова посмеялись. А потом она поднялась с кресла и села рядом со мной, а я подумал, что уже сплю. Но руки свои пока держал при себе. Хотя это было трудно, очень хотелось обнять её хотя бы за плечико. Зато я мог всласть наслаждаться тонким цветочным ароматом её духов.
- Я не решалась зайти к тебе, - начала вдруг она. – Стояла под фонарем, читала. Думала, что рано или поздно ты сам выйдешь.
- Мой Бог! Да я мог не выйти до самого утра! Как в такую чудесную головку могла придти такая сумасшедшая идея?
И в этот момент она посмотрела на меня ещё печальнее, глаза её заблестели от накопившихся в них слез, и она рухнула ко мне на плечо. Моя рубашка в ту же минуту стала мокрой от её слез. Алисон дрожала. Я обнял её, прижимая к себе, и не стал спрашивать, что именно её так расстроило. Если она захочет, сама всё расскажет.
Стоило мне это подумать, как она чуть слышно прошептала:
- Мне страшно там одной, - и указала на свой дом.
Я осторожно погладил её по шелковистым волосам:
- Не понимаю, как вообще у тебя хватило смелости въехать в этот дом после случившегося. Обычно в таких случаях недвижимость продают или сдают в аренду.
Алисон молчала.
- И ведь мы так и не раскрыли это убийство. Не знаю, насколько близок был тебе дядя, но виновника его смерти нам уже не найти.
- А вы бы и не смогли…
В этот момент у меня в мозгу что-то щелкнуло. Я отстранил от себя заплаканную Алисон, схватил её за плечи.
- Ты что-то знаешь об этом? – я был серьезен, как никогда. Господи, её показания могли дать мне повышение. Вот о чем намекал тогда шеф.
- Знаю, - кротко ответила она.
Моё сердце учащенно забилось. Я затаился, как охотничий пес, боясь спугнуть добычу. Но она не спешила рассказывать. Я решил сильно на неё не давить.
- Если тебе кто-то угрожает, только скажи. Мы выделим тебе охрану. Я лично буду тебя охранять.
Алисон замотала головой:
- Нет, ваша охрана не нужна тут.
- В доме кто-то есть?
- Есть, но полицейские его не найдут.  Ни ты, ни другие. Его только женщина может увидеть. Но он живой. И ему тоже нужно есть. А предыдущая жизнь уже закончилась.
Она говорила всё это своим нежным тоненьким голоском, так, будто жаловалась отцу на плохого преподавателя. Но смысл её слов говорил о том, что передо мной психически больная девушка. Я внимательно посмотрел ей в глаза, не желая в это верить. И в её глазах не было безумия. Лишь отчаяние в том, что ей приходится с этой жуткой правдой мириться.
- В доме какой-то дикий зверь?
Она помотала головой. Потом сорвалась с места, я ухватил её за запястье, крикнул «Куда ты?» и, потянув назад, усадил её к себе на колени. Если она сейчас уйдет, то я точно её никогда больше не увижу и точно ничего больше не узнаю о доме №8. Она больше не вырывалась. Я повалил её на диван, прижал своим телом. Она не шелохнулась. Смотрела на меня, как ребенок, широко раскрыв свои голубые глаза. Прекрасная кукла. Она приоткрыла свой ротик и чуть раздвинула ноги. Я поцеловал её, она ответила мне взаимностью. И всё начиналось хорошо, пока она вдруг не начала отталкивать меня. В итоге соскользнула с дивана, поправила платье, трусики, прическу.
Я разозлился. Но, в конце-то концов, не насиловать же мне её.
- В моем доме две спальни. Вторая всё время пустует, но я там часто прибираюсь. Можешь остаться на ночь там. А можешь уйти. Если что, входная дверь просто захлопывается. В общем, решай сам, - озлобленно, но крайне вежливо сказал я, застегнул штаны и пошел в свою комнату. Я слышал, как она всхлипнула несколько раз за моей спиной, но не обернулся.

Утром её нигде не было. Но другого результата я и не ожидал. На всякий случай я заглянул во вторую спальню: постель была не тронута. Я выглянул из окна, серебристого «Порше» тоже не было на месте. «Если так страшно, могла бы и в машине поспать», - цинично подумал я и отправился завтракать.
Дни летели один за другим, я снова сгорал на работе. Народ просто взбеленился и в этом тихом городке начал хулиганить налево и направо. От Алисон не было больше никаких вестей, а шефу я ничего не рассказывал. Да и  рассказывать-то было особо нечего.

За последнюю неделю мне поступило несколько неожиданный звонков от Марти, Джулии (моей бывшей пассии) и родной матери, которая жила в другом штате, и я подумал, что она уже забыла обо мне.
Всех этих троих заботило моё здоровье. Марти сказал, что давно не получал от меня писем и звонков. Не случилось ли чего со мной? Джулия говорила, что она слышала, что в том районе, где я живу, бушует какая-то новая эпидемия. Я спросил, откуда она знает, где я живу, ведь я переехал. Она призналась, что Марти ей давно ещё об этом рассказал. А моя мама после долгих предисловий поведала мне, что видела дурной сон с моим участием. «Ты утонул, мальчик мой», - сказала она и разрыдалась в трубку.
На той же недели я узнал, что через неделю моя напарница Клер, уходит в декрет. А я-то думал, что она просто потолстела от гамбургеров.

 А потом снова появилась Алисон. Была суббота. Я занимался своим садом, высаживал молодые деревца, когда услышал рев мотора. Оторвался от своих дел, выглянул. Да, к дому №8 заруливал до боли знакомый серебристый «Порше». Я не стал терять времени даром, снял перчатки, фартук и рванул через задний ход в дом, попал как раз на кухню. В холодильнике со вчера остался вкусный яблочный пирог в пластиковом боксе. Я вымыл руки, схватил коробочку, пригладил волосы и пошел в дом напротив. Если и исправлять положение, то только сейчас.
Солнце нещадно светило прямо в глаза, я почти ослеп, пока дошел. Когда я нажал на звонок, долго никто не открывал. Я хотел повторить попытку, но за секунду до этого услышал в доме шаги, затаился. Дверь распахнулась. На пороге стояла Алисон в белом махровом халате, длинные волосы были забраны кверху и закручены в пучок.
- А, это ты, - вздохнула она, пропуская меня внутрь.
- Алисон, я хотел извиниться. Тот вечер, на меня что-то нашло. Ты такая замечательная… этот пирог, он очень вкусный, я сам его готовил… он как знак примирения…
- Я была  в ванной, - она захлопнула дверь и обошла меня. – Ты не вовремя, Эндрю. Я только залезла в воду. Надеюсь, она ещё не остыла.
- Мне подождать здесь? – неловко спросил я.
- Как хочешь, но ванна-то наверху, - сказала Алисон и поднялась по лестнице. Я пошел за ней, она этого хотела.
В ванной комнате стоял сладкий запах душистой пены. Я не успел отвернуться, Алисон скинула с себя халат. Её чистая кожа имела ровный, обольщающий загар. Отворачиваться было уже поздно, я стоял как истукан. Она зашла в ванну, медленно опустилась под пену, удобно устроилась, закрыла глаза.
Я не знал, как быть. Крутился вокруг, ища место, куда пристроить коробочку с пирогом.
- Будешь в одежде купаться? – внезапно спросила Алисон. – Поторопись с решением, а то вода скоро остынет.
«Что она творит?» - пронеслось у меня в голове, сердце как сумасшедшее колотилось внутри, и кровь бешено циркулировала по сосудам, приливала к нужному органу.  А сам я послушно снял одежду и пошел к Алисон. Всё это время она не отрывала от меня глаз. Таких влюбленных глаз, смотрящих на меня, я ещё не видел никогда.

Уже смеркалось, когда мы, закутанные оба в халаты, спустились в гостиную. Мы остановились посредине комнаты.  Я приобнял Алисон за талию, она привстала на цыпочки. Мы долго целовались. Сделали шаг и снова обнялись. Такими усилиями мы шли бы на кухню до самого утра.
Если бы не…
Я не сразу понял, что происходит. Я услышал шум волн, бьющихся о берег. Свет во всем доме погас. Алисон, дрожала. Она смотрела в одну точку, в её глазах был ужас. Я проследил за её взглядом и ничего странного не обнаружил.
- Милая, если хочешь, мы уйдем ко мне. Прямо сейчас!
Она не ответила. Что-то небольшое, размером с кошку, но похожее на клубы черного дыма сорвалось с пола и ударило Алисон в живот. Она вскрикнула, сжалась пополам и, обессилела. Я удержал её, она была в сознании, держалась за живот. По ногам её стекала кровь.
Не раздумывая, я подхватил её на руки, выбежал на улицу, перебежал пустую дорогу. Дома я оделся, как пожарник, схватил ключи от машины, завел двигатель. Из дома номер восемь на меня смотрели равнодушные рыбьи глаза.
Я несся по дорогам, нарушая все правила. Алисон лежала на заднем сиденье, закутанная в плед, и тихо постанывала. Кровотечение только усиливалось. В городской больнице работал интерном один мой хороший знакомый. Нам повезло, в ту ночь он дежурил, нас быстро приняли. Алисон увезли на каталке, а я остался в коридоре. Через какое-то время вышел врач, сказал:
- Ваша жена потеряла много крови. Вы привезли её вовремя. Мы сделали ей переливание. Она будет в порядке. Жаль только ребенка.
- Какого ребенка? – ничего не понимая, спросил я.
- Кровотечение стало следствием выкидыша.
Я был в шоке.
- Это не мой ребенок, - растерянно пробормотал я.
- Тем лучше для вас, - сказал довольный доктор и пошел на перекур.


Уже на следующий день я забрал Алисон из больницы. Специально отпросился с работы. Отвез её, конечно же, к себе. Позвонил Клер, попросил посидеть у меня дома, присмотреть за Алисон. А сам убежал на работу, вернулся к ночи. Отпустил бедную, клюющую носом Клер.
Алисон уже спала. Я, не включая свет, разделся, лег рядом с ней, осторожно приобнял её одной рукой. И в такой позе проспал до самого утра.

Когда я уходил на службу, Алисон всё ещё спала. Я не стал её будить, оставил записку и нарвал в саду цветов, поставил в вазочку на прикроватную тумбу. Днем она позвонила, я испугался, что что-то произошло. А она просто благодарила за цветы. Я немного успокоился, сказал, что скоро буду. Но вечером, как назло, пришлось задержаться. Привели на допрос парня, продававшего травку подросткам.
Дома я застал Алисон за уборкой. Она еле передвигалась, но искренне обрадовалась моему приходу. Я подлетел к ней, чуть не раздавил в объятиях. Потом взял на руки, отнес в спальню, аккуратно положил её на кровать, помог раздеться.
- Лежи, не вставай сегодня больше, - поучительно сказал я, убегая на кухню. В холодильнике я нашел несколько апельсинов, выжал их. Сок отнес Алисон.
- Ты ухаживаешь за мной, как за беременной, - рассмеялась она. А потом осеклась, и мы вдвоем угрюмо замолчали.
- Почему ты не сказала, что была беременна.
- Я сама не знала, - она равнодушно пожала плечами.
- Да знала ты всё, - обиженно буркнул я и вышел из комнаты. Она меня позвала, но я вернулся лишь через час. Она спала (или делала вид). Я разделся, лег в постель. Но свет не спешил тушить. Алисон лежала на боку ко мне спиной. Худое обнаженное плечико аккуратно выглядывало из-под одеяла. Я не удержался и поцеловал его.
Алисон шелохнулась и сквозь сон пробормотала:
- Я полюбила тебя, а ты так…
Она не договорила, снова уснув. Я выключил лампу. Обнял её сзади, прижался к ней всем телом, зарываясь носом в золотистые локоны. «Пусть она будет матерью моего ребенка», - подумал я, засыпая.



Она переехала ко мне. Свадьбу сыграли тихую. Дом за номером восемь на улице Рыбаков мы продали какой-то фирме. В любом случае уже полгода там никто не живет. Детей у нас пока нет, но мы усиленно над этим работаем. Я получил повышение. Клер родила двойню. У Марти родилась дочка. Джулия больше не звонила. А мама присылала письма, в одном из которых написала, что видела сон, где я гуляю по дну глубокой реки, меня подхватывает русалка, выносит на берег. А из воды смотрит «гном с желтым чубчиком и страшными глазами».». «Он хотел забрать твою жизнь, - писала мама. – Но взял чью-то другую».

Очень многие тайны остались тайнами для меня. И я не спешу их открывать. Всё, что мне было нужно, я уже узнал.
А на рыбалку я больше не езжу.


 
«Is our secret safe tonight
And are we out of sight
Or will our world come tumbling down?
Will they find our hiding place
Is this our last embrace
Or will the walls start caving in?

It could be wrong, could be wrong, but it should've been right
It could be wrong, could be wrong, to let our hearts ignite
It could be wrong, could be wrong, are we digging a hole?
It could be wrong, could be wrong, this is out of control
It could be wrong, could be wrong, it could never last
It could be wrong, could be wrong, must erase it fast
It could be wrong, could be wrong, but it could've been right
It could be wrong, could be....

Love is our resistance
They'll keep us apart and they won't stop breaking us down
Hold me
Our lips must always be sealed

If we live a life in fear
I'll wait a thousand years
Just to see you smile again
Kill your prayers for love and peace
You'll wake the thought police
We can't hide the truth inside» 2
________________________________________
2Не раскроют ли наш секрет этой ночью?
И действительно ли мы вне поля зрения?
Или же нашему миру придет конец?
Найдут ли они наше убежище?
Может, это наше последние объятие?
Или же стены начнут рушиться?

Это могло, могло быть неправильно, но лучше было бы наоборот.
Это могло, могло быть неправильно, позволить нашим сердцам зажечься.
Это могло, могло быть неправильно, мы роем себе яму?
Это могло, могло быть неправильно, это неподвластно нашему контролю.
Это могло, могло быть неправильно, это не продлилось бы долго.
Это могло, могло быть неправильно, необходимо быстро стереть это.
Это могло, могло быть неправильно, а могло быть и наоборот...
Это могло, могло быть неправильно...

Любовь - вот наше сопротивление!
Они будут держать нас порознь и не прекратят ломать нас.
Держи меня!
Наши губы должны всегда быть сомкнуты.

Живя в страхе,
Я буду ждать тысячи лет
Просто, чтобы увидеть твою улыбку.
Прекрати молиться ради любви и мира:
Ты разбудишь стражей мысли.
Мы не можем спрятать правду внутри себя.

________________________________________