Сполохи памяти

Сейчас уже не помню точно, в каком классе начальной школы, в конце первого или во втором,  нас привлекли к шефской работе.
Моей обязанностью было покупать хлеб и носить его домой одной старой бабушке.  Бабка Анфиса, так звали мою подопечную, жила в маленьком домике на холме на самом краю деревни за рекой с узким горбатым полуразвалившимся мостиком, который затопляло каждую весну в половодье, отчего он ветшал и дряхлел год от года. Каждый год по весне об этом вдруг вспоминали, охали, что надо бы мост отремонтировать, что бабку Анфису опять отрезало от деревни, и если что-то с ней случится, то никто не сможет добраться и помочь старушке.... . Но как только вода спадала, все вздыхали с облегчением, и всем оказывалось не до моста.
За исключением этих коротких весенних каникул я ходила к ней несколько лет подряд круглый год два раза в неделю наперевес через плечо с двумя буханками хлеба.  Она всегда ждала меня. В хорошую погоду с палочкой выходила на крыльцо, а осенью и зимой сидела у окна, и, завидев,  улыбаясь беззубым ртом,  ласково махала рукой.  Когда я приходила, у нее всегда кипел самовар. Она усаживала меня за стол и поила чаем из той чашки с блюдцем, которую я сама выбирала у нее в буфете. Для меня она всегда припасала какой-нибудь необычный пряник или печенинку, которую я не видывала и никогда не пробовала. Помню, как безумно вкусно было это лакомство, которое, по-видимому, ей привозила из города её дочка, а она сберегала для меня. Сама она тоже садилась за стол, доставала свою, на мой детский взгляд, совсем некрасивую чашку, трясущимися руками понемногу подливала чай в блюдце, макала в него хлебный сухарик и рассказывала мне были-небылицы про старину.
Иногда я забиралась с ногами на деревянную скамью у окна и слушала радио, надев на голову смешные огромные наушники, откуда обычно доносился чей-то едва-различимый голос, постоянно прерываемый треском и шипом. Напоследок она провожала меня на крыльцо, гладила по голове и крестила на дорогу.
 Помню, как зимой, разомлев в тепле после чаепития, мне не хотелось снова выходить в метель и стужу. Помню, как однажды, засидевшись до темна, я заблудилась в метели, и, выбирая дорогу в высоких сугробах, которые были выше моих колен, вышла на мерцающий в пурге огонь с противоположной стороны деревни. Помню, как больно мне оттирали снегом обмороженные щеки, и с тех пор мама строго-настрого приказала возвращаться пОсветлу.
Однажды осенью вместо б.Анфисы меня встретила ее дочь т. Лидия. Она в дверях забрала хлеб, сунула мне какой-то мягкий сверток и наказала отдать его матери.
- А ты больше не приходи, я бабку в город к себе забираю, - и на мой безмолвный вопрос добавила: - Плоха она стала.

В школе меня на линейке хвалили за хорошую работу и наградили грамотой, а я щеголяла в "Анфисином платье", которое мама сшила из отреза, подаренного т. Лидией.
Спустя годы я узнала, что б.Анфиса умерла в городе вскоре после переезда, а дом её ещё долго-долго стоял с заколоченными окнами.