Последний Макс Пейн

Жизнь… Жизнь - это загадка на время, ответ на которую ты получишь только тогда, когда умрёшь. Мы всё время пытаемся понять, в чём смысл жизни, не понимая, что поняв его мы лишь найдём новое задание в итак уже большом списке под названием «Успеть до смерти». Бедные трудяги…

Я проснулся в незнакомой комнате. Она не похожа на мою. Здесь пахло алкоголем, человеческим потом, и, кажется, мочой. Голова трещала, словно она была намертво зафиксирована в тисках сумасшедшего Папы Карло. На мне из одежды были только носки. Те самые носки, что никогда не подводили меня. Они были со мной и при переезде, и в школе. Мы никогда не расставались. Мы были лучшими друзьями. Друзьями, которые не будут занимать друг у друга деньги, а потом не возвращать, друзьями, что не будут уводить друг у друга девушек, что никогда не бросят в трудную минуту. Пол был деревянный и холодный, и казалось, что с каждой секундой, что проводил, стоя на нём, становился только холоднее. Холоднее, как любовь со временем. Как Анна…

В этой комнате было много людей. Все они лежали на полу, на кровати, на ковре, кто-то на шкафу, а кто-то под кроватью. Картина под названием «Страшная месть лучшего друга». Кто-то под кроватью издал лёгкий стон, словно девушка до сих пор вспоминала во всех красках свои любовные истории прошлых дней.

Но меня все ещё не оставляет один вопрос: «Где я?»

Обои на стенах свисали в местах их сдирания. Они тянулись к земле, как плавящийся сыр пытается быстрее убежать со сковородки. Он тоже боится. Боится, как и все мы боимся встретить смерть. У сыра есть своя смерть. И она гораздо хуже нашей. Я до сих пор не могу поверить, что если меня съест какой-нибудь сумасшедший каннибал, то единственное, что от меня останется, это будет куча дерьма… Жизнь тоже пожирает нас. С каждым годом, высасывая соки, она всё ближе подбирается к нашей душе. И в один чудесный денёк мы глядим на всё тот же список и понимаем, что ни за что не успеем выполнить все пункты. Мы никогда не сходим в Диснейленд, т.к. мы вместо него выбираем карусель. Мы не поедим в МакДональдсе, так как мы едим пельмени и МакКароны.

Я зашёл на кухню, кафельный пол которой ещё холоднее, чем тот, на котором я спал. Или же я бредил? Может всё, что я вижу лишь подстроено страшным злым гением, которому нужен мой мозг, или моя стипендия?

Моё имя… Оно вылетело из головы, словно синичка из гнезда, что полетает-полетает и снова вернётся. А может и не вернётся…

На кухне, под столом лежало ещё одно тело незнакомого мне человека. Что же здесь вчера произошло? Но крови я не вижу, а значит, может и живой. Но выяснять это мне не очень хочется. Ужасно трещит голова. Трещит, словно её наполнили водой, и мои мозги варятся в ней на большом огне. Я так и чувствую, что в моей голове бурлит кровь. Передо мной на столе лежит нож. Сразу появляется желание проделать маленькую дырочку в своей голове, через которую можно слить лишний литр крови. В один момент, моя рука сама потянулась к ножу, но я отправил ей мысленный сигнал, и она послушно опустилась.

Я подошёл к холодильнику. С каждым шагом боль в животе усиливалась. Словно маленький очкастый ботан сидел в моём животе, и который знал, что в холодильнике бомба, глядя через перископ в моей голове, посылал болевые сигналы, чтобы я отошёл от холодильника. Но я уже твёрдо решил, что если встречу смерть, то встречу её с высоко поднятой головой и выпяченной грудью. Я схватился за ручку, но тут же отдёрнул руку. Холод снова напомнил мне об Анне. А голова не поднималась выше моей самооценки. Я собрал волю в кулак и попытался схватить ручку и быстро дёрнуть, но это оказалось гораздо сложнее. Может быть, стоило разжать кулак? Всё равно чему быть, того не миновать…

Холодильник напоминал собой заброшенную квартиру. Здесь был пакет молока, палка колбасы, ломтик сыра и недопитая бутылка пива «Клинское». Я достал кусок колбасы и в кубиках жира увидел ее губы. Я не хотел ее резать, но она не оставила мне выбора. Жизнь - это такое дерьмо. Она ставит нам условия, и тешиться, глядя, как мы наступаем себе на горло. Прощай колбаса…

Следующая мишень в моём списке – был пакет молока. Он был уже открыт и от него воняло. Оно уже было мертво, а значит я не при чём. Я не виноват. Не виновен… Молоко текло в моё горло, словно слёзы, что не туда попали. Глотку обожгло, словно мартини, что игриво заплёскивался мне в пищевод, но потом так же игриво выплёскивающийся из носа. И так насмешливо переливался, словно говорил, что обставил меня. И я ему врезал…

Бутылка пива глядела на меня, ожидая худшего. То пойло, что сейчас было внутри, сильно дрожало. Оно боялось, что я учиню свою расправу. Сняв крышку, я вгляделся в своё отражение в этом вонючем напитке. Странно вонючем. И моё отражение странно воняло. Тот человек, что глядел на меня оттуда, на дне он был таким же уничтоженным, таким же мелким. Я настолько сильно задумался о нём, что не заметил, как осушил всё, что там было…

Я вышёл из кухни. Первое, что бросилось в глаза, это был пол. Он был так жесток, будто он ненавидел меня. Будто этот удар, это была пощёчина. И опять я думаю об Анне… Нужно выбираться из этой суматохи.

Человек, что был на шкафу, свалился с него и взглянул на меня. Сначала мне в глаза, потом куда-то ниже, потом снова в глаза. Он что-то промычал. Какие-то бредни. А потом опёрся на шкаф и снова заснул. Стало очень холодно. Моя погремушка, словно повешенный под мостом пират, болталась, и я понял, что на мне до сих пор только носки. Мои главные друзья…

Найти свою одежду в этом хламе было очень проблематично. Я достал чей-то паспорт. С фотографии на меня глядел всё тот же грустный мужчина, которого я встретил на дне бутылки. Его звали Максим Болевой. Знакомое имя. Возможно моё…

Собрав все свои вещи, я направился к выходу. Безмолвная картина этого маленького мирка оставалась всё такой же молчаливой. На дорожку зайду в туалет.

Туалет, в который я зашёл, являлся олицетворением моей жизни. Он был разбит, как моё сердце, он был засран, как моя душа, он был похож на меня. В разводах воды сливного бачка я увидел её лицо. Я не хотел этого, но она вынудила. Я прицелился именно туда. Она это заслужила…

Пока дело делалось, я достал из кармана куртки какие-то сосательные таблетки. Кажется, они избавляли от головной боли не хуже аспирина. Ну что ж. Если это яд, то возможно даже к лучшему… Я отправил в рот три таблетки. Когда я открыл рот, завоняло пивом, тем, что было в холодильнике. И теперь, сопоставив с тем, что я чувствовал до этого я понял, каким я был дураком. Кто же оставляет недопитым пиво? Чёрт…

Я вышёл на улицу. Солнце нещадно кололо мои глаза. Словно вынужденно, оно мне делало больно, оно что-то скрывало. И я поклялся себе, что никогда не буду столько пить. Пиво, как жизнь…