Орлик

                К 65-летию ПОБЕДЫ
                ОРЛИК

    Фашисты покидали деревню на рассвете. Беспорядочная серая масса плыла в направлении на запад.
    "Немцы уходят. Совсем уходят". Радостно выговаривал внутренний голос в душе немолодой на вид женщины, одиноко стоявшей у порога избы и без прежней опаски к захватчикам  наблюдавшей эту картину.
    Предчувствие, которое  томило её исстрадавшееся сердце последние несколько дней, женщину не обмануло. "Немцы уходят". Каждой клеткой своего тела наконец поняла она.
    Мимо неё сменялись молодые небритые лица... В глазах и  во внешнем  виде большинства из них она с удовлетворением замечала не видимый ею ранее страх...
    Молоденький немец, шедший в группе таких же безусых, как и он сам солдат, заметил её и, повернувшись к ней дулом автомата, произнес:
    - Мат-ка, па-а-ф!..
    Шутка понравилась ему самому. Он засмеялся, а вместе с ним и  рядом идущие солдаты.
    Она даже не успела испугаться. И лишь когда последние спины солдат скрылись за околицей, женщина  безвольно опустилась на порог и заплакала. В этих слёзах было всё - и что  самое страшное осталось позади, и что скоро она, бог даст, получит долгожданную весточку от мужа, и даже то, что на поле боя её Николая может свести лицом к лицу с тем молодым немцем...
   
    Солнце, до того упорно прятавшееся за тучами, озарило землю.Казалось, что оно выглянуло ради того, чтобы вместе с жителями деревни порадоваться избавлению от фашистов.
    В избе после немцев царил беспорядок. Перевёрнутая лавочка... Земляной пол покрыт окурками. На стене между окнами висели  похабные открытки...
    Женщина с неиспытываемым давно чувством радости  принялась за уборку.  Принесла  полное ведро воды из колодца. Затем сходила на погребку и вытащила из крыши слежавшийся от дождя и пыли  большой клок соломы. "Ничего. Теперь можно. Теперь проживём",- успокоила она себя, возвращаясь в избу.
    Женщина поставила чугунок с водой в печку, обложила его соломой. От немецкой  зажигалки запалила сорванные со стены открытки и сунула их под солому...
    Она было взялась уже подметать пол, как вдруг вспомнила о чем-то важном. Быстро вышла из избы и вскоре вернулась, неся что-то в завернутом фартуке. Это были фотографии в рамке. Её и мужа Николая. Она любовно протёрла сначала одну, потом другую. И бережно, как если бы  ставила на стол с верхом налитый кувшин молока, повесила их в простенок между окнами на своё прежнее место.
    Она снова занялась уборкой пола, искоса бросая взгляд на фотографию мужа, как дверь в избу отворилась и вошла её соседка и подруга Наташа.
    - Нюра... - лишь вымолвила Наташа и со слезами на глазах прильнула к ней...
    - Ну что ты, что ты, - стала она успокаивать  подругу, гладя её свободной от веника рукой по вздрагивающему плечу. - теперь скоро наши мужики дадут знать о себе. Всё будет хорошо.
    - Да, - отнимая заплаканное лицо от  груди  Нюры и глядя ей прямо в глаза, улыбнулась Наташа. - Да, конечно... - уверенно продолжила она. - Ну я пойду!.. Нужно тоже прибраться. Нехорошо будет в неприбранной избе встречать наших солдат...
    Нюра не успела закончить  уборку  как  проснулись дети. В избу из сарая, где она всё это время жила с детьми, вбежал десятилетний сын Лёнька.
    - Мамка, где немцы? - требовательно спросил он.
    - Ушли, сынок,- не отрываясь от дела, ответила она ему.
    "Ушли", - повторил про себя Лёнька и одновременно как бы пробуя на вкус истинный смысл этого короткого и такого приятного сейчас  слова.
    - Ура-а-а! - поняв наконец  что произошло, завопил он.
    - Люсь-ка! - бросился он из избы сообщить эту новость младшей сестрёнке.
   
    К полудню в деревню вошли передовые части Красной Армии. И без остановки, лишь  отвечая на приветствия жителей деревни взмахами рук и радостными
улыбками, следовали дальше. За ними, ближе к вечеру, в деревню вошли штабисты, санчасти, хозвзвода...
   
    Несколько лошадей с телегами, управляемые возницами-солдатами, съехали с дороги к колодцу. Остановились. Сидевший на первой телеге пожилой солдат достал из-за спины ведро с привязанной к ручке верёвкой, подошёл к колодцу.
    - Трофимов, - послышался молоденький голос, - к командиру...
    - Слышь, Игнатьич, - тот, кого назвали Трофимовым,  обратился к своему
товарищу,который уже тянул, перебирая руками верёвку, полное ведро воды. - Напои и моего коня...
    Игнатьич поставил ведро перед своей лошадью и она, опустив голову, стала медленно пить...
    Конь Трофимова, до этого стоявший спокойно, вдруг начал проявлять признаки нервозности. Он стал втягивать ноздрями воздух, своими умными глазами поглядывать на ближайшие избы. Так продолжалось минуту-другую.  Затем, ударив несколько раз копытом передней правой ноги о землю, конь медленно двинулся к одной из изб.
    Игнатьич, а  с ним и другие солдаты с удивлением смотрели на странное поведение коня.
   
    ...Нюра кормила детей как вдруг за окном ей послышалось ржание коня.  Лёнька повернулся из-за стола и спросил:
    - Мам!.. Что это?.. Может Орлик наш вернулся?!..
    - Что ты?! Какой Орлик? Он сейчас далеко...
    Нюра выглянула в окно. Прямо перед избой стоял их колхозный жеребец Орлик.
    - Ох... - выдохнула Нюра и выбежала из избы. Следом за ней скатились с лавки дети.
    - Орлик, Орлик, - ласково позвала она, подходя к коню. И он, услышав почти забытый голос, потянулся к нему, уткнулся в теплое плечо женщины и моргал влажными умными глазами.
   
   ...Все давно уже спали в избе, а Нюра сидела и беседовала с солдатом-возчиком Орлика. Она вспоминала, как с мужем до войны работала в колхозе... Николай бригадирствовал. А из всех колхозных коней  он отличал жеребца Орлика. Трофимов в ответ рассказывал, как они воевали с Орликом и как однажды коня царапнул осколок шальной мины.
   
  На рассвете наши уходили. Нюра с детьми провожала Орлика. На прощание Лёнька скормил ему кусочек хлебца, и тот аккуратно снял его с маленькой  ладони.
    Колхозный жеребец Орлик уходил на запад, чтобы вместе с солдатами приближать день  долгожданной Победы.