Копьё из кизила

Кизил, по свидетельству гостя из Италии, -
 это что-то среднее между бамбуком и русским дубом.

В древнем городе Риме тогдашний царь Ромул, известный патрициям и простолюдинам как поборник правды и справедливости, умело составлял трибы, то есть, говоря по-нашему, занимался выпечкой президентских указов. На месте храма Юноны-Монеты (храм тогда ещё не построили, потому что Риму было всего-то 16 лет) собирались граждане и слушали огненную речь своего правителя.

- Земляки! – возглашал царь Ромул. – Отныне и во веки веков мужчины должны уступать женщинам дорогу! Жаловалась мне моя кормилица Акка Ларенция, что солдаты-пехотинцы поперёк пути встают и даже со старухами шуры-муры разводят. Клянусь Юпитером, ноги переломаю, если кто ещё хоть раз не уступит слабому полу! А также нельзя говорить в обществе женщин ничего неприличного. Я – мать вашу! – языки буду отрубать за сквернословие! У нас культурный город, а не шарашкина контора!

Народ стоял смиренно: кто чётки перебирал, кто сандалией щиколотку почёсывал, кто рукой отвисшую челюсть подпирал.

- Правильно! – слышались голоса. – Культуру надо в массы нести!
- Женщинам побольше прав дать надо, чай, не на диком Востоке живём!
- И на руках женщин носить, чтоб по любовникам не бегали!

Царь Ромул съел немного амброзии, выпил крынку нектара и вновь заговорил:
- Отныне женщины не могут обвиняться в убийстве. Короче, братцы-кролики, так: если хочешь дышать целебным римским воздухом, а не превратиться в мумию – держи глаз востро, спи чутко, ходи с оглядкой. На то и щука в озере, чтоб карась не дремал. Нельзя также перед женщинами голыми показываться. Выбежали тут на днях из бани двое легионеров, выходцы из Сибири, извините, в чём мать родила их на трескучем морозе, по всему городу бегали. Видите ли, сугроб они вздумали поискать, в снегу поваляться! Вам тут не Россия – нечего причиндалами размахивать!.. С завтрашнего дня все гражданки будут носить тоги с красной каймой. Пора, так сказать, нашим красавицам и помоднее одеваться. Не гуси, а красота спасёт Рим!

Народ стал расходиться, обсуждая объявленные трибы.

- Да, - говорил конюх, - затянул Ромул гайки! Теперь с женой через одно слово общаться придётся.
- И не говори! – соглашался гончар. – Домой опасно идти: дверь открыть не успеешь, как от дорогуши горшком по лбу получишь!

Устав от речей, решил царь Ромул физическими упражнениями заняться. Взобрался он на Авентинский холм и сказал:
- Время разбрасывать камни!

Подвезли ему слуги тележку с камнями, он берёт по одному и в разные стороны пуляет. А что потом граждане с синяками и перевязанными головами ходят, ему неинтересно.

Надоело с камнями возиться – велел копья подать.

- Вот, гляди,- говорит он царю сабинцев Татию, с которым вместе Римом правил, - сейчас я копьё отсюда на Палатинский холм закину.
- Не закинешь! – сомневается царь Татий. – Кишка тонка!

Поспорили цари на сто щелбанов. Замахнулся царь Ромул и послал копьё с древком из кизила на Палатинский холм. Вонзилось оно в землю как раз при спуске к Большому Цирку, которого, конечно, тогда ещё и в помине не было.

Получил царь Татий сто щелбанов и пошёл от головной боли анальгин искать.

Копьё, пока летело, трёх диких гусей пронзило и на склоне пасущегося козла пришпилило. Гуси во двор заготовителю кож упали.
- Эй, жена! – крикнул хозяин, сдирая шкуру с живого льва. – Иди собери! Громовержец нам полуфабрикаты гусиных окорочков прислал.

А копьё так сильно вонзилось в землю, что ни один римский Геркулес вытащить не смог. (Козла-то, конечно, быстро сняли и на вертеле поджарили.) И сибиряки даже пробовали выдернуть, но не смогли, лишь на ладонях мозоли натёрли, а на кизиловом древке отпечатки зубов оставили.

Молодёжь на место вонзания копья слетелась. Уцепились за кизиловое древко подвыпившие атлеты – дёрг, дёрг: холм вместе с копьём приподнимается, а результата нет.

- Нечего тужиться! – говорит царь Ромул. – Только наш экологически чистый воздух отравляете!

А весной на кизиловом древке листочки показались, ожила палка и в дерево стала превращаться. Завидел такое дело римский властелин и велел штакетником огородить.

- Чтоб животные не повредили! – сказал он. – А главное, от людей: они ведь ещё газонов обходить не научились.

С четырёх сторон на штакетнике таблички с римскими надписями повесили: «Рукамис трогатис нельзяс!»

Царь Ромул смотрел на кизиловое дерево как на прижизненный памятник самому себе. Иногда ночью подкрадывался и цветы к нему возлагал от имени основателя славного города Рима, то есть от самого себя.

Возгордившись, развёл царь Ромул монархию, а о народной форме правления и думать забыл. Красный хитон и пурпуровую тогу на себя нацепил, на троне расселся, как в клозете, бумажки государственной важности перебирает – в общем, ни на какой козе не подъедешь.

Свою царскую особу молодыми людьми окружил из геракловой породы. Эти телохранители, если царь шёл, народ палками разгоняли, путь ему расчищая. Каждый верзила ремнём подпоясывался: чуть где в толпе подозрительную морду заметят, мигом ремнями свяжут – и в каталажку. Опричники прямо какие-то!

Когда вновь захотел царь Ромул народу самоуправление вернуть, тут уж сенаторы заартачились, и в один прекрасный июльский день их правитель исчез, как сквозь землю провалился. Всеримский розыск объявляли, да куда уж там против патрицианской мафии попрёшь! До сих пор царя Ромула ищут, говорят, что вроде бы как ещё не убили и высоко в горах держат.
Потомки канувшего в Лету царя Ромула смотрели на кизиловое дерево как на нечто священное, оберегали его. Идёт какой-нибудь гражданин мимо, видит: листочки подвяли, сразу же в набат бьёт:
- Священное дерево в опасности!

Со всего города жители с кувшинами сбегаются, воду под корни льют, а то и вино с мёдом или молоко с морсом, собственные удобрения в почву вносят.

Этот кизил даже кирпичной стеной огородили, чтоб римлянята ветки не ломали, а вступали в общество охраны апеннинской природы.

Когда Гай Цезарь Калигула императорствовал, то приказал он старую каменную лестницу, ведущую к Большому Цирку, отремонтировать и расширить: не один уже осоловевший гражданин нос на ней расквасил.

Взялись рабочие за дело, налопавшись финиковой бормотухи, траншею под фундамент выкопали, а попадавшиеся корни поотрубали.

Так и засохло постепенно кизиловое дерево. А потом, в день исчезновения царя Ромула, молнией его повалило. Хоть и в Риме было дело, но и там несуны есть – всё чудо природы, включая отпавшую кору вместе с короедами, на дрова порастаскали, барашков поджаривать.

Недавно в том месте какой-то отросток вылез. Историки изучать кинулись, говорят, кизил это: уж больно сильно Римской империей пахнет. А ботаники тоже подтверждают:

- Кизил это, кизил! Утомили вы уже нас своим кизилом, будто других деревьев на свете нет! Вон с той секвои Цицерон прощальную речь толкал, а вот под этот дуб Юлий Цезарь в туалет ходил… И что же?! Затаскали вы нас по историческим местам!

Пока ботаники с историками пересуды вели, на склоне холма козёл пасся и этот кизиловый росточек слопал. Кизил есть кизил, а козёл, он и в Риме козёл.