Оленька...

Старый солдат, сидел у себя на сеновале безвольно курил, а в руках держал веревку. Решил Егор, покончить с жизнью, своей никчемной. Это ему так казалось, что она никчемная, а почему? Давайте друзья мои попробуем разобраться вместе с ним.
В старые временя, еще при царе – Горохе, служили мужики службу ратную, двадцать пять лет. Забирают в рекруты, молодого парня в восемнадцать, а приходил он со службы, когда ему уже за сорок. Вот тебе и женихи получались. Но жизнь такая штука, и бежать то от нее куда было? Правильно, не куда. Вот и Егор, служил, честно и исправно. За эти годы не мало он попортил девок, на своем пути. Да они не него и не в обиде были, рожали многие, с удовольствием, ведь как не родить сыночка или доченьку от такого статного красавца! Были у него встречи и с господскими женами, но не об этом история. Вот пришел солдат в родимый дом, а родители то, уже в землю ушли, изба покосилась, сидел он на завалинке и думу долгую думал, куда ему податься? Здесь ли остаться или пойти по городам и весям в поисках счастья своего. За примерную и геройскую службу, получил он вольную, от Государя Росейского. Вот и одолевали его мысли и сомнения. Отвлек его от дум своих, голосок:
- Дядька Егор, приходи к нам в избу, батяня в гости зовет.
Егор поднял голову и обомлел, перед ним стояла босоногая девчонка в платье белом, и улыбаясь смотрела на него.
- А ты, чья же будешь? Девица красная.
- Так соседские мы, дочка я Луки, не помните? Луку то помните, папка много о вас говорил, а как прослышал, что ты вернулся, меня и послал, зови, мол, в гости.
Лука, да помню, вместе уходили в рекруты. Вот дела, а когда же он дочь то сделал, никак на побывке, вот чертяка, улыбнулся Егор, и сеть морщинок, разбежалась от его глаз. А глаза у него были красивые и не одной девке эти глаза подняли юбку.
- А чего сам не пришел? Барином стал, али купцом? – Егор смотрел, на нее и не отводил глаз
- Так батяня, ногу потерял, сейчас сидит без культяпки, - девочка не отводила глаз от старого солдата.
Да не старый он еще был, черный, почти смоляной волос, был отброшен назад, и только одинокий локон, падал на его загорелый лоб. Седина, величественная седина вкралась в эти черные кудри и придавала не под рожаемый эффект.
- Понятно, как зовут то тебя, красавица.
- Оленька, - она впервые оторвала глаза, переведя взгляд себе под ноги.
- Оленька, красивая ты Оленька! – солдат без отрыва смотрел не нее.
От этого взгляда, девчонка не могла найти себе места, казалась земля горела у нее под ногами, и она переступала с ноги на ногу.
- Так, что папке передать, придете? – спросила она и, не выдержав, сорвала с головы платочек и, развернувшись, побежала прочь. Из-под платка на свет Божий вырвались огненно рыжие волосы, как грива у кобылицы и пока Оленька бежала на пригорок она, эта грива развивалась на ветру, ее молодая грудь волнительно колыхалась под платьицем. Поднявшись на пригорок, она остановилась, развернулась и крикнула:
- Так придешь? Егор!
- Приду, Оленька!
Долго можно говорить о жизни солдата, отдавшему столько лет ратной службе, но все это не касаемо нашего рассказа. Главное, то, что было на пути Егора много баб, но не любил он ни одной. Каждый раз бежал он, от своей подружки, так скоро, как его полк перемещался по западным границам Державы. Егор и привык, что нет ее любви то. А какая она была то, и кто знал ее. Поговорка с любится, стерпится, ведь в те давние времена и зародилась. Старались жениться до ухода в рекруты, а детей делали на побывках. И рожались они, по годам прихода солдата в отпуск. А вот Егора и не поженили, ушел, он одиноким, одиноким и вернулся, только заколоченная изба, с пустыми глазницами окон встретила его. Оторвав доски, вошел в дом и опять присел он в печали. Как жить то? Дом пуст, детей не нажил, а те, что есть, так то не его они, спал то с замужними, вот по закону они и отходили к тем чьи это были жены. И порой солдаты, возвращаясь, видели, что дети не их, и умные прощали жен своих, за невольные шалости. Но Егору то, что от того, как и с кем жить? А жить то надо, сильно любил Егор эту жизнь, сильно. Дверь отворилась и на пороге стояла, кто? Правильно, Оленька! В руках она держала крынку с молоком, хлеб и что-то завернутое в тряпицу.
- Вот, мамка передала. Поешь?
- Поем, девочка моя. – солдат развернулся на лавке лицом к столу.
Оленька, уловив момент, поставила перед ним, крынку и разложила на чистой тряпице, не хитрую снедь.
- Ой, как грязно то у вас, можно я приберусь? – и, не дожидаясь ответа, вылетела в сени.
Она схватила ведро и выбежала к колодцу, через мгновение, уже в избе. И так шустро она управлялась, что Егор заулыбался.
- Проворная ты!
- Так в мамку!
- Постой, постой, а мамка то твоя большая ленивица, я ее помню, чуть не женился, да батька твой меня обошел, - улыбаясь, говорил Егор.
- Она мне много о тебе говорил, помнит она тебя.
- Так помнит, да помнит.
Егор вспомнил, что ухаживал, за Василисой, так звали Олину мамку, ухаживал и отец уже поговаривал, а не пора ли сватов засылать? Что-то мешало тогда Егору, вот Лука и подсуетился. Свадьба была веселой, только глаза Василисы не были таковыми. Всю свадьбу она смотрела в сторону Егора, а тот свой взгляд, воротил. Лука знал, что взял не свое, но тоже любил без ума, первую красавицу на деревне, всех примирила служба в армии, да и не любил по моему Егор Василису. А может, и любил, да не помнит этого.
И вот их дочь, а ведь она могла быть и дочкой его, Егора, убирала в избе и украдкой смотрела на хозяина. Красив, ох красив! Теперь Оленька понимала свою маму и рассказы ее, приобретали, другой окрас, как бы появились картинки.
Оленька, протерев пыль с нехитрой утвари, решила помыть полы.
- Егор, отвернись, я протру полы, - лицо девушки залила краска.
- Так мой, я и не смотрю, что я баб не видел, - сворачивая козью ножку,  молвил Егор.
 Оленька  наклонилась с тряпкой к полу, и встав задом к нему, начала мыть пол. Егор, увидев, эту картину, так и не прикурил папироску, она у него повисла на губе, а взгляд неотрывно следил за движениями Оленьки. Она чувствовала этот горячий взгляд на себе, и нестерпимая волна пробежала по всему телу, волна не понятного желания и страсти. Разве может такое быть, только от одного взгляда? Ведь она, как и мать ее, была первой красавицей на деревне, но не один взгляд молодого парня, так не тревожил, как взгляд Егора. Молодые, красивые ноги, были открыты выше колена, а при движении оголялась и ее белая не видевшая солнца, ляжка. Егор так возбудился, что встал и отошел к окну, что б не смотреть на эту картину. Оля, почувствовав, что на нее не смотрят, разогнулась, и посмотрела на Егора. Она так и стояла с тряпкой в руке, когда Егор резко развернулся и  быстро подошел, к ней! Взяв одной рукой за талию, другой чуть выше, он крепко прижал ее и поцеловал, прямо в губы! Дрожь пробежала по всему телу девушки, ее глаза, чуть не вылетели из орбит. Она уперла свои красивые руки, вместе с тряпкой ему в грудь, порываясь вырваться, но крепкие объятия не давали ей это сделать. Она вырвалась, когда он ослабил объятия. Мгновение она постояла перед ним с широко, открытыми глазами, а потом, что было силы, этой тряпкой, да по лицу. От содеянного, она и сама опешила, прикрыла широко открытый рот ладонью, а потом, испугавшись, выскочила на улицу и что было силы убежала домой. Егор стоял как завороженный, что это? Любовь, Егор. Видишь, как поздно она ворвалась в твое сердце. Но постой, как любовь? Ведь ее не бывает, я точно знаю, и к матери ее, у меня тоже не было любви, теперь я это  знаю!
А к дочери есть, ты не бойся Егор, посмотри, как она убежала, ведь и она тебя полюбила, вот так в раз, и в усмерть. Она сейчас лежит на коленях у матери и рыдает, а та гладит ее по головке и вспоминает, что такого мужика нельзя не полюбить. Но как, быть то? Снесло мне крышу мою, она и так не была покрыта соломой, а тут напрочь. Так ты иди, тебя ведь в гости пригласили. Точно! Егор смочил ладонь водой и пригладил, не послушные кудри, убедился в бессмысленности своей затеи вышел из избы и направился в сторону дома Луки.
Хозяин встретил его, сидя за столом и хотел, было встать, но гость его опередил:
- Сиди служивый, я сам тебя обниму.
- Так видишь незадача, остался без ноги, но ничего управляюсь, да и Василиса мне помощница, во всем, - при этом, Лука, вложил такой смысл, в свои слова, вот моя она, не твоя!
- Да хорошая жена тебе досталась, Лука.
- А то! Я и сам знаю. Василиса, – нарочито громко и требовательно позвал жену хозяин.
- Чего орешь то, не глухая! – резко ответил голос из спальни.
Егор едва улыбнулся себе, эх Лука, не свое, ты тогда взял, но Бог тебе судья! Из спальни вышли Василиса и …Оленька. Какая же она была красивая! Только теперь Егор смог понять, почему он не полюбил Василису. Она как две капли были похожи, и мать почти не постарела, только морщинку укутали ее лицо. Она широко улыбалась гостю и молвила:
-Здравствуй, Егорушка! Как давно я тебя не видела! – при этом дочь посмотрела на мать и поняла, она до сих пор любит Егора, до сих пор!
- Чего вылупилась, мужика не видела? А ну быстро на стол накрывайте, человек с дороги!
- Да не ори ты белугой! А ну доченька, помоги, угостим гостя, чем Бог послал. - И мать опять широко улыбнулась дочери.
Лука понял, что зря пригласил Егора в дом, он понял главное, Василиса его любит и любит, по прежнему, горячо и преданно. Но вот на столе появилась медовуха, и Лука предложил:
- Ну, что солдат, пока бабы накрывают, по одной пропустим?
- Не откажусь.
- А ты смотрю, как был кабель, так им и остался, чего бабу то не привел, али не встретилась такая! А у меня смотри и Василиса красавица, а дочь какова! Еще краше, в отца, все говорят.- Луку понесло.
Егор сидел молча как бы слушая, но только входила, она, Оленька, как ком подкатывал к горлу. От Василисы тоже это не укрылось, видела она взгляд Егора,  волнение дочери, и вспомнила себя молодую, как она не спала от любви, любви к нему, к Егору. Радовалось ее сердце этому, и она волновалась, но уже не за себя, а за Оленьку. От материнского сердца не укроется ничего, а любовь дочери тем паче. Когда накрыли на стол, то убежали как подружки в спальню, залезли на кровать, обнялись, и прислушалась к разговору мужчин.
- Ну, как жить то собираешься, Егор? Жениться бы тебе надо, не бобылем же век коротать, посмотри, сколько на деревне вдовушек, выбирай, - Лука так хотел, что б Егор женился и как можно скорей, ведь теперь после встречи, он понимал, его семейное счастье под угрозой.
- Женюсь, за этим к тебе и пришел! – жестко посмотрел, в упор на хозяина гость.
- Ты что! Ты что удумал, гад! Жена она моя и побойся Бога!- никто не ожидал, такого поворота событий. Женщины в спальне встрепенулись.
- Да не за Василисой я пришел. – Лука немного обмяк.
- А за кем?
- Оленьку, отдай мне в жены Оленьку, дочь твою!
- Ты, ты думаешь что говоришь? Старый козел,- и Лука попытался ударить Егора.
- Отдай дочь ему, если не хочешь потерять меня! – это Василиса молвила с такой решимостью стоя в дверях.
 – Отдай Лука, ради счастья нашего. – любит она его.
- Дура баба, когда полюбить то успела? Хотя вы такие, только со двора и…
- А ну! Договаривай! – в руках Василисы, ухват.
- Да успокойся ты, зови дочь.
- Здесь я батя.
- У, шлында, когда успела то? Чего молчишь? Слышала, что Егор молвит?
- Да!
- Чего орешь то, дура! Стар он уже. - Лука понимал, он Василису при таком раскладе оставляет за собой навечно. И путь она не любит,  его, ведь и он Лука, имеет право на любовь.
- Нет, он, он хороший.
- Да ну вас, - и Лука опрокинул стакан медовухи в себя.
Так закончилось сватовство, старого солдата. Зажили они счастливо, вся деревня умилялась этой любви. Бабы завидовали Оленьке, а мужики Егору. И каждый по-своему. Оленька родила двух прекрасных младенцев. Егор, уставший от мытарства по свету, нарадоваться не мог, своему счастью, своей любви. Каждое утро он просыпался и бил поклоны у икон, Господу нашему, Богу, а она, проснувшись, ползла на коленях к нему, вставала рядом и молилась вместе с ним, украдкой посматривая на Него, на Мужа своего! И редко когда их молитва, проходила до конца, ибо, Егор чувствуя эти взгляды, поворачивался к жене и…и, все! Конец молитвам, ведь правила любовь прям на полу, потом на кровать, на стол. И Господь прощал их за это, ведь это была настоящая любовь!
Подросшие дети, выглядывали из-за занавески, лёжа на печи, но когда старший сын стал понимать, то сестренке постоянно одеялом закрывал слух, переживая за родителей, и улыбался, ведь он тоже понимал, что это любовь!
Но годы берут свое, и Егор понимал, что сила его мужская, уже не та, постарел и спать стали на разных кроватях, и Оленька как-то странно стала смотреть на него. И все ему казалось, что и на мужиков чужих то она по другому смотрит, или кажется ему все это, Егор перекрестился и вспомнил слова Луки перед уходом:
- Егор, не желаю зла тебе, бери дочь мою в жены, но подумай, ведь ты будешь только стареть, а она! Подумай, не обижай ее…
Да, вот Лука и сказывается это, мне то уже за семьдесят, а ей, эх! Надо ее отпустить, ведь вдовой еще и замуж выйдет,  их с Василисой время не берет, и дети уже большие, помехой не будут.
Егор сидел с веревкой на сеновале, докуривая последнюю цигарку в своей жизни. Он резко встал, перекинул веревку через балку, сделал петлю, встал на табурет, схватившись за горло. Нет, она не успеет, пошла с бабами на речку, стирать белье, не скоро вернется, да и детей в доме нет, пора, оттолкнувшись, он, опустил руки.
Оленька шла с бабами на речку и тревожные мысли не давали ей покоя. Так было почти все последнее время, как Егор стал спать отдельно. Не могла она сказать ему, Егорушка не уходи от меня, ведь мне нужно твое прикосновение, нежность и пусть ты стал не таким сильным, как раньше, но мне и этого достаточно, я люблю, Егор и ты знаешь это! Но Оля боялась обидеть его и поэтому молчала. О, это молчание! Это убийца взаимопонимания, и как только люди перестают говорить, сразу приходит оно, непонимание.
Оленька остановилась, подняла голову к небу, что-то сильно кольнула сердце, рука невольно, сжала грудь. Она бросила белье и побежала назад с криком:
- Егор!!!
Бабы ошалели, и, переглянувшись, устремились за ней, в предчувствии событий, разбавлявших, скучную деревенскую жизнь.
Оля бежала домой так быстро, как тогда, когда, смутившись от первой встречи, убегала от него, старого солдата. Бежала и думала, нет Егор, не делай этого, не надо, я прошу тебя! И опять, что есть силы:
- Егор!!!
Отрываясь от табурета, Егор услышал, этот второй крик, но уже не мог ничего сделать, петля, жадно стянула шею. Оленька, забежав во двор, оглядела его и…сеновал!
- Егор!!!  - в третий раз крикнула, нет, не крикнула, а взорвала воздух своим грудным потоком.
Оленька обняла ноги Егора, как, пытаясь приподнять его, что б ослабить удавку, но ей не хватало сил. От бессилия слезы текли ручьем, что ты наделал! Бабы, прибежавшие следом на мгновение опешили, увидев такую картину, но потом быстро кинулись на подмогу, кто-то помог приподнять тело, а одна схватила серп, подскочив на табурет, обрезала веревку. Тело Егора безвольно упало на земляной пол. Руки Оленьки ослабили веревку, а слезы, рекой текли на бледное лицо Егора. Она с остервенением стала бить ладошками по щекам с криком:
- Егор! Вставай! Егор не оставляй меня одну! Егор!
- Да, нет Ольга, по-моему, представился он.
- Нет! Я тебя Сука представлюсь! – Оля обернулась и с такой ненавистью посмотрела на говорившую, что та, испугавшись, ушла с сеновала.
- Егор! Егор! Вставай! Егор я ведь тебя люблю, - и голова Оленьки легла на грудь Егора.
Бабы, поняв всю тщетность попыток вернуть Егора, перекрестившись, вышли на улицу. Все стояли в ожидании. Постепенно плачь, стал затихать, и наступило молчание. Все решили женщины, надо, Ольгу отнять от него, с тем и пошли обратно на сеновал. Но то, что они увидели там, чуть не лишило их разума. Ольга сидела на земле, а рядом сидел покойник. Они смотрели друг на друга, молча и …улыбались. Последнее, что они услышали перед уходом:
- Егор не делай так больше никогда! Я сильно испугалась, а ты обещал отцу, что будешь беречь меня!
- Прости, Оленька!