Старый да малый. 7. святые вечера

СВЯТЫЕ  ВЕЧЕРА
 
 Ваня, закусив губу, склонился над столом и старательно выводит в тетрадке: «Вот она, елочка наша,  в блеске лучистых огней…»
Отросшая челка спускается на глаза, он откидывается назад, сдувает её со лба и снова склоняется над тетрадкой.  Нина Дмитриевна дала задание переписать из книжки стихотворение  про Новый год. И нарисовать ёлку, нарядную и красивую. На конкурс.
Он тяжело вздыхает. «И зачем эти конкурсы проводят?»
«Коляда, коляда! А бывает коляда накануне Рождества.
 Тетенька, добренка, пирожка дай, сдобненька ..»
Высокие женские голоса, доносящиеся из радиоприемника, раздражают Ваню и отвлекают от письма. Но баба Анна слушает   с удовольствием, раскачиваясь в такт задорной мелодии.
—Коляда, коляда... А что это такое? Поют какую-то глупость. Сейчас и слов таких нет,   — бубнит Ваня.
—Ой-ой, а вот и есть такие слова. В деревнях и сейчас колядуют.
— Это, что значит, колдуют, что ли?
Баба Анна засмеялась.
—Да ты ничего про колядки не знаешь? Колядки, это забавы такие. Раньше, бывало, говорили: «Пришли колядки — готовь блины да оладки». Ты, небось, и про Святки не слыхал?
—Слыхал, да не очень, — мотает головой Ваня, — расскажи! — Ваня рад любой возможности отвлечься от  скучного упражнения.   
— А уроки? — спрашивает бабушка, — уроки выучил?
—Успею еще, куда они денутся, — Ваня быстро захлопывает тетрадь, выскакивает из-за стола  и тут же оказывается на диване. — Давай, рассказывай  про Святки и про эти, как там… колядки.
Самое бы время бабушке строгость проявить, но и ей поговорить охота. Услышала знакомые припевки, нахлынули воспоминания, слова так и просятся наружу.
— Уж что-что, а Святки — праздник особый. А где Святки, там и колядки. Для  нас, детей, колядки самым доходным делом были.  С сочельника Рождественского, почитай, до Нового года ходили по домам, колядовали. Вырядимся по-всякому, бороды понавешаем, лица разрисуем, чтоб не признать было.
Баба Анна заулыбалась, видно, приятно было ей вспоминать старые годы.
—Бывало,  песни шутейные поем, пляшем, дурачимся и  выпрашиваем под окнами гостинцев. Полные мешки наберем — и на посиделки. А там — загадки гадаем, хороводы водим, страшные сказки сказываем. Пировали, одним словом. Понял теперь, что такое колядки?
—Ага, — кивает Ваня, — понял, колядки — это  когда   ряженые попрошайки ходят.  По телеку показывали. А вот про Святки расскажи. Что значит — Святки?
—А Святками называют Святые вечера, — объясняет бабушка. — Наступают они  с Христова Рождества, в сочельник. Все живое Христову Рождеству радуется, вот и веселятся все, кто как умеет, До самого Крещения. Каких только забав у нас не бывало! И коляды, и беседы, и гаданья! Вот где страху-то натерпеться можно. Знаешь, ведь Святки еще страшными вечерами звали.
—А почему страшными?
—Да считают, что  было раздолье в те дни нечистой силе. Гаданье — дело греховное. Гадать на судьбу без креста шли, без имени Божьего на устах. А раз так, то нет защиты от нечистого, может и под беду подвести. Это я доподлинно знаю. Сама судьбу пытала, еле жива осталась.
—Ты что, гадала, баба Анна, гадала? Расскажи.
—Ох, не просто вспоминать, дело прошлое, чего там.
—Нет, расскажи, баба Анна, пожалуйста, — пристает Ваня. — Мне очень нужно...
—Зачем? Ведь страшно было, да и грех это, гадать..
—Ну как ты не понимаешь, ведь и страшное и всякое  знать надо. Расскажи!
—Ты прямо как банный лист, — качает головой бабушка. — Ладно, слушай, коли такой храбрый. Может, мой рассказ чему и научит.
...Так вот. Первым  кушаньем в сочельник была кутья, такая крутая каша из разных круп. Но есть нельзя было до первой звезды. Покажется звезда — тогда и иди к праздничному столу. А до этого — ни-ни.
Когда матушка кутью в миску выкладывала, осталось еще в чугунке немного по стенкам. Тут я и согрешила. Соскоблила со стеночек да и съела незаметно, очень уж голодна была.
Никто ничего не заметил. Отпраздновали мы рождественский сочельник, и побежала я колядовать. Мне шел в ту пору тринадцатый год. С малыми быть интересу нет, больше к взрослым девицам липну. Во все глаза смотрю, как они с парнями рядятся, друг дружку подначивают, всячески озоруют.
Как рождественская ночь настала, пошли девки гадать, вызнавать себе суженого. Гадали тогда по-разному. Много способов было. Кто к забору бегал собачий лай слушать: откуда донесется — туда, значит, замуж выходить. Кто башмак кидал. Ежели носком к выходу, значит, к свадьбе. Ну, всякое делали.
Пристала я, помню, к девкам, которые на свечах гадали. Нарезали они свечек, прилепили к скорлупам ореховым и запустили скорлупы в бадью с водой. Свечки  позажигали. Скорлупы плавают, свечки горят, а девки смотрят: у кого скорее потухнет, та замуж выйдет, у какой до конца сгорит, той одной век вековать. Ну а если потонет свечка — и вовсе к скорой смерти.
Как начали они свечки в бадью запускать — и мне охота! Девки же надо мной потешаются. Дорасти сперва! Сорочки небось расшить не умеешь, а туда же, судьбу гадать!
Обидно мне стало. Иголку в руках держать я сызмалу приучена, не хуже любой шить умела. Гадать мне, конечное дело, не возраст был, но вот, что значит, попутал нечистый. Так захотелось мне себя испытать, просто мочи нет.
Слыхала я от старых бабушек, что самые отчаянные ходят ночью к проруби своего суженого высматривать. Говорили, что воочию его можно в проруби увидеть. Гаданье это страшное, не всякая ночью пойдет на реку. А на меня будто стих накатил. Схватила полушубок, даже головы не покрыла — и к проруби. Села на бережок, смотрю на воду.
Рождественская ночь была морозная. Устала я после колядок да посиделок, не заметила, как и уснула.
Сплю я на берегу, и кажется мне, что и не сплю вовсе, а лечу куда-то вверх, выше, выше. До самого неба поднялась. А там светло и музыка тихая играет. И вижу я в небесах вдалеке и Господа Бога нашего, и Матерь Божию, и много-много Святых угодников. А ближе всех — Святой Петр. «Ты зачем сюда?» — спрашивает.
Стою я, ни жива ни мертва, слова сказать не могу. А Святой Петр говорит мне: «Нет тебе сюда ходу. Грешница ты, креста на тебе нет, и кутью тайком ела. Сегодня на небесах праздник великий, Рождество Христово, нет тебе на нем места».
Говорит он так, а я и не пойму: живая я или мертвая, и куда мне деваться теперь? Смотрю, подходит женщина в белой одежде и говорит Святому Петру: «Прости отроковицу, не ведает она, что творит. Спору нет, грешна она, но дела добрые есть и за ней».
Святой Петр головой качает: «Скажи, Святая Анна, а перевесят добрые дела ее грехи?»
Поняла я, что женщина эта святая моя хранительница, заступница моя Святая Анна. И стала она рассказывать, что, мол, в работе я прилежная, отца с матерью слушаюсь, в церковь исправно хожу.
Посветлело лицо у Святого Петра. А тут подходит к нему  старичок, и узнаю в том старичке странника. Жил у нас как-то, больной был, так я за ним ходила, больше некому было, все работали. Так этот старичок стал Святого Петра за меня просить.  И тут еще слышу, сулит кто-то.  Смотрю, ползет к Святому Петру наш пёс Хромка. К самым ногам подполз, голову на лапы положил и скулит, словно просит о чём. А Святая Анна: говорит «Этот пёс — тоже доброе дело отроковицы. Мучили его ребята, ногу ему поломали. Анюта его вылечила, при себе оставила».
 Засмеялся Святой Пётр: «Ежели даже тварь Божья за тебя просит, отправляйся восвояси, да не греши больше!  И креста с себя не снимай. Крест тебя от любой беды оборонит».
И полетела я вниз! Очухалась оттого, что кто-то лицо мне лижет и так тихонечко за щеку покусывает. Открыла глаза, вздохнула, смотрю — Хромка. Обрадовался он, завизжал, залаял.
Слышу тут голоса. Оказывается, искали меня. И нашел Хромка. Как я на речку пошла, он метаться начал, скулить, а когда выпустили его — прямехонько к проруби погнал.
Вот какая история со мной на Рождество случилась. Потом я болела долго, простыла. Вот и все.
Бабушка замолчала и искоса посмотрела на Ваню. Ей было неловко от этой истории. Как-то ее Ваня поймет?
— Да, — протянул он. — Странный тебе сон приснился. Небо, и музыка, и старик хромой и святые люди. А может, ты бредила и в бреду все увидела?
— Может, и так, — не стала спорить бабушка.
—Баба Анна, а сейчас под Рождество гадают? — спросил вдруг Ваня.
— Нынче переменилось все, — вздохнула бабуш¬ка. — Но по деревням случается, что гадают. Про городских не скажу, не знаю. Но я с тех пор не гадала, ни разу. И крест не снимала.
— Бабушка, — не отстает  Ваня, — а что, уже  Рождество? 
— Нет, ещё,  Рождество после Нового года будет.
— А радио говорит, уже Рождество. И колядки поют.
—Ох, — вздыхает бабушка и крутит головой, - так то не у нас, а заграницей.
— А у нас когда?
—  У нас, у русских, у православных, 7 января.
— А мы справлять будем?
— Будем.
— А  почему у нас Рождество не как заграницей, а 7 января?
— Нет, Ваня, хватит, — замахала руками бабуш¬ка. — Тут сразу не расскажешь. А тебе ведь уроки еще делать. Конец четверти, ты уж постарайся, порадуй родителей. А наговоримся мы с тобой в каникулы. Ладно?
— Ладно, — нехотя согласился Ваня. — Только ты мне тогда про всё, про всё  расскажешь. — Он пододвинул тетрадь и со вздохом начал переписывать стихотворение. Но бабушкин странный рассказ долго не выходил у Вани из головы.

Следующая глава: http://www.proza.ru/2010/05/08/432