Трое

У нас на лестничной клетке – было всего три квартиры. Вообще, по идее, должно было быть четыре, но мой сосед довольно молодой В. объединил две в одну. У нас, пожалуй, самое странное соседство во всем доме, буду столь уверенным, что утверждаю это заправду, хоть и на абсолютную истину это и не претендует.
Как уже говорилось одним из моих сожителей по площадке был В. – человек крайнего ума, с философичным его складом, и завышенной самооценкой, одержимый гордостью, и маниакальной доверчивостью. Что для него значила доверчивость? Объясню. Дело в том, что если человек его чем-то прельщал, то он отдавался ему со всей своей страстью, для того, чтобы лучше узнать. Его редко интересовали люди, которые не изменчивы по своей натуре. Кто-то называл В. циником, неудавшимся философом, псевдоморалистом. Но я знал правду: он был богом для самого себя. Его абсолютно не интересовали многие вещи, которым он уже дал объяснение, но если находился человек, который показывал эту вещь с другой стороны, то В. снова искал объяснение этому явлению, не из-за того, что он мог ошибаться, а потому, что ему была необходима целостная картина мира. Его божественность для самого себя была очевидна, также как и то, что он был человеком. И он всех учил быть богами для самих себя, я до сих пор этому не научился, хотя вру. Но обо мне позже.
Нашим соседом с В. был один человек. Мой дорогой философ часто называл его Слепцом, и дураком за то, что тот вечно путался в трех соснах, выдумывая для себя еще очень много различных деревьев, то ли от скуки, то ли, как считал В. по глупости. Я ему дал прозвище – Си. Так вот Си был тоже очень умным, но крайним, по своей сути, романтиком и страстной, неудержимой натурой, которую он кидал всюду, куда только можно было. Он был болен манией преследования, ему вечно казалось, что многие люди – одно и тоже лицо,снимающие и надевающие маски. Часто находясь в сети он страдал тем, что недоверял никому и доверял всем одновременно. Мне было Си очень жалко, и я по своему его любил. Еще его отличала жутчайшая тяга к красоте, но красоте страстной, коварной, затяжной, которая бы уносила в омут желаний, захватывая волю в свои жесткие тиски. И, пожалуй, я очень уставал вытаскивать его из очередного забытья, и боялся за него.
На самом деле я любила обоих, зная о тайной любви Си к В., и пренебрежении в обратном порядке – от В. к Си. Но, это ведь верно, не так ли? Что может быть совершеннее внутренней тяги к прекрасному, что отличало всех троих? Все трое были богами в своем роде, кто-то осознавшим себя в таком качестве, как мой обожаемый псевдоморалист, кто-то наоборот губя себя в темноте незнания и паутине фантазий – как слепец. А я, просто ощущал себя человеком, бесталантными восхищающимся. Считал и продолжаю себя считать довольно жалким представителем человечества, хотя люблю себя и думаю, что мне есть, чем гордится в себе, или, даже, восхищаться. Я – эстет до мозга костей, думаю, что все в жизни, реальности, фантазии: где угодно, должно быть эстетически прекрасным,восхитительно божественным.
Если я ходил в гости к обоим, то они друг к другу – нет,поэтому местом встреч всех троих была моя гостиная и кухня. Бывало, мы сидели втроем на полу, развалившись на подушках и пили кофе или чай, по настроению и желанию, и спорили до седьмого пота, о жизни. Си – шутник, остряк и циник, всегда терялся к середине беседы, В. просто задавливал его своим умом и тонким юмором,но вначале я удивлялся насколько слепец показывал свое пренебрежение моим богачом.Наверное, для меня это было свое рода развлечением и наслаждением. В это время не звучал мат, не было похабных шуточек. Был прекрасный язык, красота слога которого меня восхищала. И шутки, от которых хотелось смеяться, хохотать без зазрения совести. Пожалуй, эти двое более всего любили и ценили меня за искренность и честность. Я никогда не скрывал своего настроения. И по моему лицу, точнее его мимике, всегда можно было понять, что я испытываю и как сегодня будет протекать беседа, как всегда с моей подачи.
И знаете, самое ценное, что я понял из нашей жизни, это то, что прекрасное всегда живо, и разум подчиняется чистоте чувств, и поэтому мы слепы, но чувствуем друг друга по утверждению В. Поэтому я до сих пор жив, и ничто так не ценю как жизнь и ее прекрасные проявления…