Кругом

Тварь замолчала, захлопала веками и, кренясь налево, сопя и перекатываясь с боку на бок, поползла к выходу, таща за собой кажущийся слишком тяжелым куль. Едва она сделала первый шаг, из помещения исчезло созданное ей зловонное облако, на долю секунду комната как будто опустела, но по ее прошествии, как паутина между деревьев, кругом повис шум. Все грибы вокруг, зашептались, с шумом стали собирать свои кули, кто-то из них уже зашаркал к выходу, отвратительно взвизгивая. Орехов тоже заторопился, дрожащими руками стал собирать свои вещи в куль, повесил его через плечо, и как это всегда бывало в этом месте, огляделся и задумался: почему они никогда не нападают на него сразу? Неужели он такой же гриб, как они все? Или кем его видят другие грибы, если они вообще его видят? Или же он как те отвратительные крыланы в подземелье утром, или еще хуже: как Тварь? Нет, - как всегда пронеслось у него в голове, - быть такого не может: он другой, он не такой как все они кругом. Он знает и чувствует что он высокий, длинноволосый и голубоглазый, одетый в блестящую серебряную броню, которая при возможности защитит его и от крыланов, и от грибов, и от Твари, захоти они на него напасть. Но иногда, на долю секунды ему казалось, что он такой же гриб, как и все грибы вокруг: на длинной белой ножке, покрытой мхом, с красной шляпкой, утыканной белыми пятнами, с кулем, полным шняжки закинутым через плодоножку, шаркающий по налитой на пол мутной жидкости. Это случалось всегда, когда он встречался глазами с глубоко посаженым под шляпой глазом какого-нибудь гриба: тот смотрел на Орехова с любопытством, иногда со злобой. Но всегда без удивления, как смотрят на такого же. Орехов стал выходить в тоннель. Он пока не бежал, экономил силы. Впереди, до дома еще долгие и темные, кишащие крыланами кишки подземелья, где силы вытекают как кровь из свежего пореза. Он шел, задевая грибы закованными в броню плечами, расталкивая их. «Ты куда», «Не толкайся», «Эй!», - окрикивали они его на общем языке. Среди них были и высокие и низкие голоса, один гриб с низким голосом, которого Орехов толкнул особо сильно, злобно выкрикнул ругательство и с силой пнул его под зад, частью плодоножки, задев и куль. Злодей был бы немедленно поражен, будь у Орехова хоть один из хранившихся в доме Боевых молотов, но нападать с голыми руками на гриб сейчас было нельзя: Орехов вскрикнул, обернулся, встретив тупой, злобный, немигающий взгляд единственного глаза, посмотрел на другие точно такие же глаза вокруг и, под одобрительный гул грибных голосов, вприпрыжку побежал к двери. «Бежать!» - вслух скомандовал себе Орехов, потому что было очень важно командовать телом, когда в душу закрадывалась паника – в противном случае он мог забиться в угол, как это часто с ним бывало. Грибной гул от этого усилился, будто грибы понимали его язык, но это было неважно: оттолкнув маленький гриб, Орехов выбежал в тоннель пещеры, а оттуда – на воздух, минуя Тварь, стоящую на двери, и ловко перескочив ловушку: три крутящиеся палки, соединенные вместе. На улице воздух тоже был насыщен гулом, но этот гул можно было терпеть его уху. Орехов обернулся: преследователей не было, и он, перейдя на трусцу, побежал к подземельям, ловко минуя крыланов. На воздухе они были не такими опасными, не слизкими, как они бывали под землей. Несколько лет назад, когда мир для Орехова только перевернулся с ног наголову, обнажив существование грибов и крыланов, он был уверен, что их слизь подсыхает на солнце, но потом он стал встречать слизких крыланов и на земле, там, где они собирались, выстраиваясь друг за другом в ряд. Крыланы, в отличие от грибов часто не походили друг на друга: и клювами, и цветом кожи на рыле и ниже: преимущественно они были черного цвета с бледными, или красными мордами – такие выделяли слизь больше всего. А вот если шкура была разноцветная, то часто слизи было немного, или не было вовсе. За этими мыслями он оказался в месте,  где земля разверзалась в тоннель к подземельным кишкам. Тут крыланов было больше, они были заметно обеспокоены, выделяли слизь. Орехов знал, что дотрагиваться до слизи нельзя, что это волнует крыланов и заставляет клекотать. Пробежать сквозь тоннели к подземельям нужно как можно быстрее, иначе тоннели могли засосать его навсегда, как бывало с его многими друзьями. Орехов разогнался и, пригибаясь к земле, побежал сквозь крыланью стаю, задевая многих болтающимся на спине кулем. Крыланы не выделяли слизь, кроме одного черного и старого: высоким голосом он бросило в след: «Молодой человек, осторожнее! Куда вы бежите!?». Это было уже рядом со спуском к кишкам, и Орехов позволил себе потерять лишнюю секунду, обернулся: «Заткнись, тварь!» - выкрикнул он крылану в морду, и побежал на спуск, задевая своим правым плечом краланьи крылья. Они клекотали что-то, но Артем перестал вслушиваться и тихонько захрипел, что бы уйти в себя. По кишке ему было недалеко: всего четыре подземелья, но эти подземелья были полны крыланами настолько, что они едва помещались в нутро червя, ползающего по подземелью. Орехов мог ездить на черве когда крыланов было и меньше, но тогда бы не было смысла приезжать к грибам. Крыланы сдавили Артема повсюду, он стал всем своим телом чувствовать пульсацию их  лимфатических узлов. Кругом все закрутилось, морды крыланов понеслись то направо, то налево, сливаясь с тусклым освещением червя, мигая всем спектром цветов. Стал доносится запах лимфы и шум слизи: где то в углу червя несколько особей стали пускать слизь друг на друга. Орехов был рад, что у него, вроде, получается обойтись без этого сегодня, но даже без пускания слизи крыланы были достаточно опасны: пульсацией лимфы они вызывали у Орехова приступы тошноты и головную боль. Он схватил себя за виски и захрипел: это почти всегда помогало: крыланы отшатнулись, некоторые выбросили слизь, но не злую, а сочувствующую «Вам плохо, молодой человек» - проклекотал крылан слева, грузный и коричневый. Пришлось перестать хрипеть, потому что однажды такой же крылан повел его к воронам, от которых убежать не так просто. «Нет, отстань», - сказал Орехов коричневому, «все хорошо со мной». «Грубиян, грубиян, грубиян!» - заклекотали кругом крыланы высокими голосами, и клекотали не переставая, до следующего подземелья, на котором Орехов выскочил из червя и перебежал в другую его часть, где было поменьше крыланов, так что они сидели вдоль брюха червя, и никто не стоял посередине. Было место вдоль брюха и Орехов сел в защитную позу – подтянул колени ко лбу, и спрятав в них лицо. Крыланы всегда пугались этого жеста, один, молодой, даже отсел в другую сторону вагона. Одно подземелье так и проехали – слизь крыланы не пускали, а Орехов никаких защитных средств больше не применял. Все бы было хорошо, если бы не старый крылан с высоким голосом, шаркнувший перед ним ногами. «Молодой человек, уступите мне место», - голос был невероятно скрипучий, Орехов поднял взгляд и увидел ужасающе длинный клюв, приплюснутый сбоку, усеянный вздувшимися лимфатическими узлами под фиолетовым ворохом перьев. «Да», он расцепил руки, встал. Руки его тряслись от гнева, он схватился ими за червяные поручни, что бы хоть как то унять гнев. «Сволочи» - подумал он, «Вот сволочи, будь они мать их… Отомстил, сукам, будь бы молот…». Крылан же уселся на его место, проклекотал что-то непонятное и стал смотреть в сторону. Голос крылана-в-черве объявил станцию Орехова. В ту минуту как бок разверзся, а часть крыланов в него вышло, он размахнулся и сильно ударил старого крылана кулаком прямо по клюву. Несколько лимфатических узлов взорвалось, и кровь хлестнула в разные стороны, а Орехов подтянулся за поручни, двумя ногами засадил крылану в морду, и, не слушая его причитаний быстро выбежал из червя, в тот момент, когда бока чуть не заверзлись перед ним, и побежал. Никто из крыланов не видел расправы над собратом, и никто не пытался остановить Артема. Выбежав из подземелий на воздух, Артем остановился, нагнулся, положив руки на колени, и стал тяжело дышать, успокаивая бешено бьющееся сердце. Толкать крыланов, выругивать, хрипеть на них, или прятаться за колени было можно всегда, но вот ударить крылана…это было так…здорово, так… наполняюще, так… вдохновляюще. С какой бы радостью он изо дня в день двумя ногами был бы старых крыланов в отвратительные, полные недоумения и лимфатических узлов, клювы. Не Боевым молотом, который бьет сам по себе и после которого тельце крылана и любой другой нежити исчезает в небытии. Нет, именно руками, так что бы кулаки кровоточили, резались о зубы в клюве… Орехов еще подумает об этом, помечтает, но у себя, а не в этом отвратительном мире. Но что бы оказаться у себя непременно необходимо дойти, и орехов понимал это как всегда понимал. Впереди было самое жестокое препятствие: дорога, полная опасных, бешено носящихся жуков, которыми управляют крыланы. Орехов шел вдоль дороги,  мысленно готовя себя к переходу на сторону своего дома. Он, казалось бы, в сотый раз проговаривал вслух действия, которые нужно сделать: «опустить подбородок на грудь, смотря вперед исподлобья, положить ладони обеих рук на затылок, соединив локти перед лицом, и быстро, что есть мочи бежать, задирая высоко вверх колени». Орехов шел и повторял эту фразу, а встречные крыланы оборачивались ему вслед, вскрикивая особым образом. Он старался не думать об их реакции: впереди было это большое, главное дело… Вот, наконец то и его дом, на той стороне дороги помеченной рядом нешироких белых полос. Орехов посмотрел направо: ближайший жук полз недалеко и он, положив ладони обеих рук так, как повторял себе по дороге побежал, высоко задирая ноги. «Забыл посмотреть налево» - пронеслось в голове у Орехова, когда вынырнувший из-за поворота жук, скрипя тормозами едва не влетел в него, в последний момент вырулив вправо. Орехов пронзительно закричал и, забыв про все положенные меры безопасности, ринулся к дому, размахивая руками из стороны в сторону. Сзади послышались проклятья вылезшего из жука крылана, но они быстро слились с окружающим шумом, именно в тот момент, когда Орехов схватился за дверь и стал лихорадочно набирать код входа в квартиру. Это получилось очень быстро: все свое детство он тренировался быстро набирать этот код, представляя что за ним гонятся сначала соседние ребята, потом хулиганы, а затем, когда в мире не стало ни соседних ребят, ни хулиганов, а остались только грибы и крыланы, он уже возмужал настолько что перестал играть в такие игры: жизнь стала суровей и сложнее, пришла пора применять натренированные в детстве навыки. Орехов размашисто, перескакивая через две ступеньки за шаг, вбежал на свой второй этаж и встал перед потрепанной, зацарапанной ключом вокруг замочной скважины, двери в свою квартиру.
«Вот бы ключ подошел, ну пожалуйста» - взмолился Орехов, но никто этого не услышал, и ключ как обычно застучал мимо скважины, царапая дерево двери. Один, два, три раза мимо, и,  наконец-то, попал в замочную скважину и с силой вставил, как будто что-то ему мешало. Послышался хруст, стон, а затем по дереву  двери потекла тонкая струйка крови. Орехов несколько раз с силой повернул ключ, вытащил его из скважины и, задыхаясь, вбежал в дом и захлопнул дверь, защелкал замками: сначала замок от крыланов, потом от  Твари, затем от грибов.
«Суки!» - заорал он, ощутив, как легкие наполняются живительной силой  Дома.
«Суки ****ые, не достали меня!» - он радостно засмеялся, запрокинув голову, и побежал через коридор в свою комнату, на ходу сбрасывая теперь ненужную куртку и рубаху, сдергивая куль, рассыпая шняжку.
«Пытались доклюваться до меня, а вот и… до меня не доклюетесь, суки!» - закричал он в коридор, и хлопнул дверью, - «Вот сейчас! Вот сейчас!» - уже зашептал он, истерично снимая штаны и трусы, - сейчас родная моя, миленькая, приходящая, иду к тебе!» - он сбросил с себя всю одежду и голый, сел за стол, открыл крышку ноутбука и включил питание.
«Сейчас все будет, все будет, все будет,- бормотал он нараспев, - все будет, только ты сука загрузишься. Давай загружайся, сучара, а то уебу суку!» - монитор послушно мигнул, и открыл пустой черный фон. «Ну, вот и ты» - Артем судорожно схватил мышь и начал кликать по иконке. «Вот и все… Не будет больше грибов, не будет крыланов. Ты и я только, ты и я…милый…»
***
В комнате, задернулись шторы и пропал свет, а вместе с ним и улетучился весь звук, только что доносящийся из открытого окна. Сзади Орехова послышался шорох и огромная косматая лапа с черными, как смоль, когтями легла на его худое плечо и несильно сжала. Орехов повернул шею, не выпуская клавиатуру из рук, и улыбнувшись красным, горящим в полумраке задернутых штор глазам, положил свою руку поверх лапы. «Ты не поверишь, как у меня сегодня день прошел… я тебе такое расскажу» - сказал он и его глаза засветились счастьем.

©Алексей Кафтанов
2010