Диспетчерша в коричневом халате

Любили Валертон с Петронием разгружать уголь. Им студенческой стипендии хватало лишь до первой субботы, а в воскресенье уже была товарная станция и диспетчерша в коричневом халате, с такими массивными грудями, будто вовсе это и не груди, а два мешка, набитые антрацитом.

Диспетчерше Ваплюшке было лет тридцать, тогда как друзья-студенты недавно отбарабанили армейскую службу и смотрели на габаритную женщину как на должностное лицо, а не как на объект сексуального свойства.

Однако Валюшке приглянулся Валертон. Она напряжённо косила на него голодный глаз, вернее, на его джинсы, ширинка которых всегда была во вздыбленном состоянии, будто горбатый мост через петербургский канал.

Валюшка специально отводила место для переодевания возле шкафа, а сама стояла рядом, будто роясь в бумагах, и ждала момента, когда Валертон разденется до трусов и посетует на свой пенис, который, словно третья нога, мешает ему разгружать уголь.

- Другие бабы, небось, довольны, что у тебя такая «дубина»? – спрашивала Валюшка без стеснения, как принято на железной дороге. – У мово-то мужика так себе – мизинец. Много ли им натыкаешь?

Валертон напяливал «угольную» брезентуху и укладывал «дубину» в правую штанину, чтобы случайно не защемить черенком лопаты.

- Другие бабы? Другие бабы визжат и на стенку лезут! Особенно когда в конец горошина вшита.

- Горошина? – раскрывала рот Валюшка так широко, будто желанная «дубина» была в каком-нибудь сантиметре от глаз.

- Да, горошина, жемчужная горошина, действующая на эрекцию члена и щекотание влагалища.

Петроний тихо улыбался, молча пальцами обхватывал черенок лопаты и водил туда-сюда, показывая Валюшке прелесть такого полового акта.


Как истинные угольщики, Валертон и Петроний работали по-шахтёрски. Время от времени в нижних люках вагона показывались полы коричневого халата и мясистые икры Валюшкиных ног.

- Иди в свою контору! – кричал ей Петроний. – Не возбуждай! А то уголь забеременеет!

Валюшка бесшумно скрывалась и маялась в диспетчерской часами. Она на всякий случай мылась в душевой и надевала чистое бельё.

Чумазые друзья приходили зверски уставшие, сбрасывали грязную одежду и шли окупываться, как Отелло за Отелло, сверкая лоснящимися чёрными спинами и белыми, как мучные мешки, задами.

Валюшка лезла в кабину к Валертону с душистым мылом в руке, роняла его под ноги и, нагибаясь, умышленно задевала плечом качающуюся, как трамплин, «дубину».

- Мыло хорошее! – говорила она. – Если есть мандовошки, то подохнут в один секунд.

- С чего это ты взяла: мандовошки? У меня даже ещё СПИДа не было, а ты про насекомых!

- Мало ли: бережёного Бог бережёт, а манда… член стережёт, - говорила наставительно Валюшка и устраивалась где-нибудь неподалёку.

На обработку «дубины» уходил порядочный слой мыла, зато мужское устройство становилось стерильно привлекательным, с возбуждающими синеватыми прожилками и розовым, как помидор, залупленным концом.

- Может, по пять капель? – жалобно спрашивала Валюшка, когда друзья причёсывались у зеркала, стоявшего на подоконнике.

Петроний шептал Валертону во влажное ухо:
- Да протяни ты её! Видишь: баба изнывает! Замужем – безопасно.

- Слишком уж она доступна, а я люблю брать крепости. Цитадели!

- Ну? Наливать?
- Наливай, наливай! – Петроний уже садился за стол и, ища глазами закуску, проводил рукой по массивному бедру диспетчерши.

- Убери свои грязные лапы! – вроде бы как возмущалась она.
- Не грязные, а натруженные: я в детстве десятью пальцами на рояле играл и кулаком в носу ковырялся!

Пили какой-то чертовски крепкий самогон – коричневый, как фашизм.

После первой бутылки Петроний рвался из диспетчерской, но Валертон держал его за брючной пояс.

- Куда? Сидеть!
- Да я пописить сбегаю!

- Писей здесь! Валюшка, дай ему ведро!

Диспетчерша подносила какой-то гнутый-перегнутый таз и утыкала его в ноги Петронию, а тот расстёгивал молнию и доставал свой ровный, словно на станке выточенный член. В тазу накапливалось жидкости не менее литра, и тогда Валюшка выкидывала таз в открытое окно.

- На счастье! – говорила она, крестясь правой рукой, а левой беря надкушенный огурец.

Таз попадал на штабеля шпал и со звоном отскакивал к рельсам.

Валертон не отказался и от второй бутылки. Шейные мышцы уже не держали его головы. Он прикуривал сигарету от фильтра, но ещё не забывал говорить Петронию:
- Смотри не уйди! Вместе поковыляем!

- А куда идти? Уже ночь на дворе. Бандиты за кажным углом! Так и ждут, чтоб действенных мужиков изнасильничать.

Валюшка до того осмелела, что стала водить рукой по Валертоной ширинке.

- Руки прочь от Вьетнама! – кричал Валертон. – Лучше выпьем за угольную промышленность!

Валюшка вновь наполняла какие-то разнокалиберные чашки и рукой лезла в банку за огурцом.

- Уголь – всему голова! – возглашал Петроний, морщась от выпитого.
- Не уголь, - замечал Валернтон, - а хлеб! Хотя если брать чёрный хлеб, то он тоже как уголь.
- Ты мне тут «аларбадыр» и всякие там «худыркурдюк» замени на что-нибудь певческое! – требовал Валертон, сидя уже с закрытыми глазами.

Попалась задорная песня, и Валюшка пустилась в пляс, изображая бывалую стриптизёршу. Она закатывала хмельные глаза и значительным жестом, словно императрица, сбрасывала коричневый халат, как бы это было царское платье.

Под звуки возбуждающей музыки Петроний стянул с Валюшки юбку, поплясал с её белой блузкой, будто всю жизнь гонял голубей, а розовый лифчик дал понюхать Валертону, который уже с ботинками завалился на диван и похрапывал.

Когда Петроний дотянул Валюшкины трусы до колен, в дверь заглянула какая-то многолетняя пилигримская морда.

- Эй, толстожопая! В какую сторону к городу идти?

- По шпалам, блин, по шпалам, блин, по шпалам! – Отвечал Петроний и тянулся за лопатой, но ему мешали двигаться полуснятые штаны.

Не успел исчезнуть заблудший, как в диспетчерскую ворвался пьяный начальник станции с недопитой бутылкой в руке. Он догуливал свой отпуск и видел перед собой только одну диспетчершу.

- Валюшка! Где твоя большая грудь? Дай я поцелую!

Диспетчерша подобрала руками левую грудь и, как гранатомёт, направила на начальника.

- На, пососи!

Начальник станции сглотнул слюну и хотел было открытым ртом поймать коричневый, как пипетка, сосок, но Валюшка лягнула его своей тумбовидной ногой, и пришелец зарылся в лопатах и прочем инвентаре.

Петроний влил ему в глотку полбутылки питья, и начальник станции раскинул конечности.

Музыка продолжала звучать. Петроний уже кружился в одних носках, так как боялся замарать вымытые ноги, причём его член плясал куда задорнее ступней. Вернее, это была не пляска, а догонялки.

Валюшка ловко уходила от преследователя, бегая по столу, дивану и Валертону. Один раз Петроний ухватил её за ягодицу и впился зубами в белую мякоть, потом умудрился зацепить на лобке пучок чёрных волос. Валюшка рванулась – и несколько волосинок осталось у Петрония в руке. Он так на них посмотрел, будто это были последние волосы с его головы.

- Уйди отсюдова, хрен моржовый! – кричала Валюшка хмельным голосом. – Я люблю вот этого кобеля! На диване!

Петроний собирал в одну чашку остатки питья и искал окурки.

Валюшка на коленях стояла у дивана и стягивала с Валертона джинсы вместе с трусами. «Дубина» была в дремотном состоянии.

Диспетчерша стала лизать волосатый живот, как голодная собака лижет чурбак, на котором рубили мясо. Валертон засмеялся и, сонный, повернулся к домогательнице задом. Тогда Валюшка набросилась на ягодицы и в считанные секунды все их измусолила.

- Эй! – стучала она по Валертоновой спине, будто в дверь. – Давай сюда «дубинушку»! Щас ухнем!

Валертон был сброшен на пол и лежал с раскинутыми руками, словно его уже пригвоздили и обрекли на вечное блаженство.

Валюшка до отказа раскрыла свой рот и обмакивала в него помидорный конец «дубины», которая стала большой и напоминала свежеобструганное полено для изготовления носастой куклы.

Едва Валюшка нацелилась своим влагалищем, как сзади на неё навалился Петроний и попытался взять силой.

-Мудозвоны! Вы чего делаете?! - вопил придавленный Валертон и пытался выбраться из-под борющихся тел.

Валюшка уцепилась за член Петрония и дёрнула со злостью.

- А-а-а-а! – взревел Петроний, вскочив и зажав промежность рукой, в которой дымился окурок. – Валертон, вали её!

Полусонный Валертон дёрнул за ноги диспетчершу, и она картофельным мешком рухнула на диван. Петроний заломил ей руки и связал подвернувшимся обрывком электрического провода.

- Будешь? – спросил он друга, показывая глазами на место между ягодицами.

По приёмнику стали снова вещать вроде бы на казахском языке.

- А на хрен она, курдынмурна, мене нужна!

Тогда Петроний пристроился сзади и ввёл свой пострадавший, но крепко стоявший член.

- Хорошо! – кричала Валюшка. – Ещё! Ещё!

- Вот тебе и хорошо! – отзывался Петроний. – Будешь знать… а-а-а… как мужчин насиловать!..

Глаза Валертона оживились, «дубина», словно домкрат, стала угрожающе подниматься. Глядя на охающую пару, Валертон стал онанировать, и вскоре его обильная сперма, как пулемётная очередь, прострочила по запотевшему потолку.

За окном наступало прекрасное утро тяжёлого дня.