Такова иваси!

Его звали Королём, хотя он никогда королевством не владел, - просто это кличка от фамилии Королёв отпочковалась.

Король работал в научно-исследовательском институте и носил длинные жёсткие волосы, конскими хвостами лежавшие на плечах. В свои сорок с лишним лет был он одинок (видать, его малый рост воспрепятствовал женитьбе), держал в своей общежитской комнатушке, на целую стену, книжные самодельные полки, забитые в основном журналами по физике.

Диван, два стула, холодильник на фоне периодических изданий как-то терялись из виду.

В научно-исследовательский институт он неделю-полторы после получки не ходил вовсе, а безвылазно сидел или лежал в комнатушке, посылая студентов за очередной поллитровкой. Но в институте им дорожили, как единственным специалистом, который способен был настроить какую-то сложную аппаратуру, может, синхрофазатрон или фазопсихотрон – иди их, физиков, пойми.

По общежитию ходил самый короткий анекдот: «Король – трезвый!»

Да, было дело, когда синхрофазатронщик остепенялся, гладил брюки, стирал единственную рубашку в клетку, надевал галстук очаковских времён, чистил чёрные полуботинки с отлетевшими каблуками и «с учёным видом знатока» нёс свою шевелюру по центральным улицам Саратова.

Но безденежные студенты уже на вторые сутки благоденствия подначивали его к выпивке. Король заводил пространную беседу о философских и психологических основах жизни и здесь обнаруживал такие профессорские знания, что студенты заслушивались, но твёрдо знали, что учёные выкладки закончатся доставанием откуда-то из-за пояса крупной купюры, которой хватало на две бутылки водки, буханку хлеба и двухкилограммовую банку селёдки иваси.

Первый тост поднимали за хозяина, его щедрость и открытую душу.

- За Короля! – возглашал какой-нибудь щуплый студентишка, вдвое его младше.
- Виват, Король, виват! – почти пели другие собутыльники, опрокидывая гранёные стаканы.

Когда вдоль книжных полок стояла уже батарея бутылок, на столе не оставалось ни куска хлеба, а дно жестяной банки покрывал один маслянистый рассол, король вставал как по команде и хватал со стола огромных размеров кухонный нож.

- Кто предаст нашу дружбу, тот от меча и погибнет! Клянёмся на крови! Не слышу!
- Клянёмся! – вразнобой отвечали студенты, понимая всю условность происходящего.

Ножом, почерневшим от рыбьей соли, он ширкал по запястью руки – кровь каплями усеивала годами не стиранную скатерть.

- Каждый! Такова иваси! – Король держал руку над центром стола, величественно задрав голову и закатив глаза, похожие на варёные облупленные яйца.

Студенты по очереди измазывали губы кровью и пытались шутить:
- Король, у тебя кровь солёная, как иваси! Давай в следующий раз будем только ей и закусывать.
- Вот так вот и рождаются вампиры!
- Это повкусней будет, чем титька с молоком!

- Клянёмся! – взывал Король, видимо уже забывший, что ради чего. – Такова иваси!

Студенты кричали:
- Клянёмся! – И на улице останавливались прохожие, ненароком подумав о создании какой-либо подпольной террористической организации.

Все друзья по горячительным напиткам спали вповалку вместе со своим крестным отцом, а воскресным утром затевался повторный кутёж.

Король лет двадцать назад закончил университет, о чём говорила татуировка на его веснусчатом плече: «Не забуду альма-матер!» Но фиолетовое клеймо он показывал редко, чтобы не подавать дурного примера, хотя все о наколке прекрасно знали.

Невыносимо было смотреть, когда Король плакал. Казалось, даже в весеннем ручье не бывает столько воды, сколько катилось слёз по щетинистым впалым щекам. Грудная часть рубашки просто становилась мокрой, а когда высыхала, покрывалась соляными разводами.

В минуты разведения мокроты Король обычно вспоминал девушку, которая побывала в его комнатушке лет двадцать назад.

- Какая она была красивая! – Король после каждой фразы выпускал слёзную струйку. – Джульетте с ней не сравниться! Наша Елена Прекрасная в подмётки ей не годится! Глаза вот такие… красивые, голубые, как у Есенина. Щёки, как персики… полумесяцем бровь… А губы… губы – мёд!.. Фигура – во! – Король руками вырисовывал какую-то классическую конфигурацию. – Она сказала мне: «Жди меня, и я вернусь, только очень жди!» Я сижу, жду, жду, а её нет! Исчезла, зараза! Какая скотина попалась! Эх, такова иваси! – И несчастный влюблённый тянул на себя скатерть, чтобы осушить глазницы.

Все сочувственно молчали или говорили в утешение чего-нибудь обнадёживающее:
- Ты, Король, не плачь. Не пришла эта мымра и не пришла! Таких шалав вон на вокзале полно. Мы такую, как ты описываешь, видели: синеглазая, бровь полумесяцем, но щёки уже не персики, а выжатые лимоны… Не расстраивайся: найдётся и тебе хорошая баба!

Не так давно по общежитию прошёл слух, что Король пропал. Уже три недели его не было на работе. Никто не помнил, когда его видели последний раз открывающим или закрывающим своё легендарное жильё.

Объявляли розыск, но никаких следов пропавшего не обнаружили.

В научно-исследовательском институте встала вся работа из-за вышедшей из строя аппаратуры.

Студенты бегали по моргам и вокзалам, ресторанам и притонам, но даже имени своего любимца нигде не слышали.

Остаётся уповать на то, что Король действительно встретил хорошую женщину и резко порвал со своим прошлым, не пожелав даже взять крупицы того хорошего, что всё-таки было в ушедшей жизни. Хотя пути господни неисповедимы…
- Такова иваси! – сказал бы в этом случае Король.