Кормление

Афиногенов кормил птиц. Он кормил бы их каждый день, но годы давали знать свое. Выходить на улицу было все сложнее. Из своей квартиры под самой крышей в растрескавшейся пятиэтажке выйти на улицу было непросто. Для пожилого 9 лестничных пролетов и все пешком. Он вытянул из пакета очередную порцию заплесневевших крошек и метнул их кургузым голубям, которые грязной ватагой толклись у самых ног пенсионера. Афиногенов умильно смотрел на птиц: «Божьи, божьи создания», шептал старик, к старости он стал православным, бог явился ему еще три года назад, на потолке в переплетениях трещин водоэмульсионки увидел он бородатый лик и вдруг понял, что, что-то там есть. Об этом бормотало и радио, которое перемежало рекламу лекарств проповедями о духовности. Пенсионер поверил и стал набожен, этакой нарочитой и показной религией, что ему за себя порой бывало стыдно, но приятно, как обоссавшемуся в мороз пьянице, штаны, то промокли, но пока так тепло и покойно.

Афиногенов всей душой полюбил голубей, эти глупые прожорливые птицы, обитающие на нижних этажах кормовой цепи мегаполиса, приглянулись пенсионеру, он выделял их и уж считал гораздо лучше, чем какие-то там люди. Голуби платили ему тем же, они терлись об его ноги как кошки, а он пытался трепать их по грязным крыльям, не боясь заразиться орнитозом. Афиногенов шептал голубям просьбы к богу, ну что бы пенсии прибавили, сосед из 37-й сдох и рекламу из телевизора, что бы убрали. Он верил, они летают к богу, они донесут куда надо. Со временем, когда на улицу выходить стало тяжелее, он достал с антресолей старый аквариум и в очередной свой выход поймал двух голубей. Голуби даже не особо сопротивлялись, потрепыхались для вида и успокоились в его жилистых руках. Так у Афиногенова появились Егор и Дашка, старый аквариум стал для них домом, каждый день он заботливо насыпал голубям крошки, а в угол ставил отрезанный низ пакета из-под молока, куда пенсионер набирал воду.

Для Афиногенова жизнь голубей в аквариуме стала каким-то новым сакральным развлечением. Эта импровизированная голубятня, где жили два пернатых бомжа, представляла своего рода намоленную долгими кормежками возле подъезда икону, где жили два ангела.
На вольных хлебах голуби быстро растолстели, округлились и смотрели на пенсионера безразлично-пренебрежительно. А он сам, чувствуя какую-то перемену, все чаще и чаще разговаривал с ними, вкрапляя в свою речь голубиное воркование. После того как птицы поселились у него, он сильно опустился и сдал. Наладив почти прямую связь с небесами, Афиногенов полностью махнул на себя рукой, часами он сидел возле аквариума, смотря, как Егор и Дашка Клювовы (он уже успел дать им фамилию) меланхолично роются в подстилке аквариума из опилок, помета перьев и какой-то странной дымки.

Рано с утра старик уже был на ногах, он кашлял и перхал, брел на кухню где с ночи в воде отмокал хлеб, сделав из него кашицу, Афиногенов скармливал ее голубям, зачарованно смотря, как толстые птицы клюют из треснутого блюдца корм.
Однажды приступ кашля застал Афиногенова прямо над аквариумом, он с ужасом увидел, что слюна и мокрота летят прямо на голубей, птицы встрепенулись и завозились на дне и Афиногенов с удивлением разглядел, что Дашка с удовольствием склевывает его мокроту. Он уже специально, набрав полный рот мокроты, сплюнул ее прицельно, в блюдце с кашицей из хлеба, голуби склевали лакомство с большим энтузиазмом.

С этого времени у старика начался новый этап. В течение дня он собирал мокроту в стакан и отдавал ее всю на корм. Голуби росли и толстели на глазах, с придыханием Афиногенов как сломанная шарманка напевал, «Жиле у бабусе два висёлыххх гуси». В один из дней у него обильно пошла носом кровь, скакнуло давление. Сначала старик бросился в уборную, но в последний момент, капая кровью на треники, взял стакан с мокротой и подставил его под темные капли крови.

Кровь шла довольно долго и успела большим сгустком свернуться на дне стакана. Афиногенов повернул стакан над аквариумом и выплеснул кровавый студень на блюдце. Голуби словно взбесились, они отталкивали друг друга от блюдца с кровью, а Афиногенов обессилено стоял с грязным стаканом в руках, как автомат повернулся и отправился в сторону кровати, все-таки его этот день вымотал. На следующее утро Афиногенов чувствовал такую страшную слабость, что едва мог встать с кровати, пол и потолок изгибались, в глазах плясали чорные точки.

Афиногенов с ужасом понял, что сил пойти на кухню и дать кашицу голубям у него нет. Он с трудом подошел к аквариуму, и запустив туда обе руки сграбастал птиц. Прижав их к своей груди, он медленно дошел до кровати и упал, задыхаясь и клокоча горлом. Голубей он сильно прижимал к себе, перехватив их поудобнее, одной рукой он натянул на себя одеяло и отключился на несколько секунд. Снова очнувшись, он понял, пришло время покормить их, всхлипывая, он по-бабьи с придыханием приговаривал, «Сейчас маленькие мои сейчас», и начал своими нестриженными ногтями полосовать свои щеки, крови почти не было, кусочков плоти было до обидного мало, а голуби придавленные рукой пенсионера, с испугом смотрели на него.

Афиногенов больно прикусил язык, рот быстро наполнился кровью. Он сплюнул прямо себе на грудь и придвинул птиц к кровавой лужице. Голуби не понимали, что от них хочет старик, он с усилием ткнул Дашку клювом в кровь. Она поняла и начала склевывать, вскоре к ней присоединился и Егор.
Пенсионер еще несколько раз плюнул себе на грудь, давая голубям корм. Но вскоре в горле пересохло, кровь остановилась. Афиногенов нашарил на тумбочке очки и, сунув линзу в рот раскусил ее. Достав из оправы осколок, он, немного отодвинув птиц, стал полосовать себе грудь, глубоко втыкая осколок.

Пока Афиногенов не потерял сознание, он достаточно сильно изрезал себя. Голуби получили теплую и калорийную пищу, грудь обильно кровоточила. Несколько раз пенсионер выходил из забытья, и, открывая в глаза, видел у себя на груди божьих птиц расклевывающих его. Его советского человека-атеиста грела мысль о плоти христовой и крови и воплощении его в НЕМ. «Через них, через них, через его Егора и Дашку». Он помнил эти брошюрки, где статный паренек с каштановыми волосами, говорил каким-то старичкам «Ешьте плоть мою, пейте кровь мою. Но там, там вроде не взаправду хлеб и водка или вино что ли красное, ну как портвейн, а он Афиногенов-то, он взаправду».

Сознание мутилось, старик чувствовал, что обмочился. Несколько раз голуби куда-то уходили, бессмысленно бродя по квартире, а потом возвращались, выклевывая из его груди кусочки мяса.

Старик протянул еще 4 часа пока не отошел совсем, в те долины, где воплотился в миллионах сытых откормленных голубей, которые как маленькие бомбардировщики на параде, пролетали над трибуной со стоящим на ней богом.