28 апреля 1945 г. Германия

   Здравствуй.
   Это очень хорошо, что ты написала мне. И подпись – «твой друг Р.» - как раз то, что я хотел и ожидал.
   Ты права, мы обязательно встретимся. Тогда договорим обо всем недоговоренном в письмах, расскажем о своих надеждах, о чувствах, о перечувствованном и пережитом.
   Мне, конечно, не трудно написать тебе о своей жизни, а то, что иногда, когда я начинаю думать о будущем,  думаю о нашей встрече, становится обидно (не на тебя, а на судьбу), то это пустяки. Основываясь на одних подозрениях, я не могу, да и не имею права упрекать тебя. Я всегда одергиваю себя, когда обижаюсь на кого-либо, ведь в своих неудачах всегда можно найти свою вину.
   В нашу эпоху такой маленький винтик как человек, конечно, не может по собственному желанию сделать свою жизнь. Очень ярко подтвердился закон: «бытие определяет сознание», чувствуешь это ты, чувствую и я. Хотя я очень много приложил усилий (за время войны), чтобы сохранить то, что во мне было хорошего, за успешность их я ручаюсь. Иной раз я чувствую то же, что и ты, - что мне 40 лет. А иной раз мне кажется, что все хорошее еще впереди. И тот опыт, который я получил ценой крови, страданий и прочего, заставит меня более разумно и правильно использовать свои возможности.
    О себе. Живу сейчас очень хорошо. Работаю чертежником в оперативном отделении и одновременно топографом. Работы заключается в вычерчивании схем положений частей, расположений, решений командира, выраженных на карте, отчетных карт о проведенных боях. Через меня проходят топокарты для всех офицеров и командиров соединений. Работа почти тыловая. Правда, в нашем понятии тыл расположен в 1-2 км от немцев, но все же в атаки я не хожу. Приходится, правда, иногда полазить по переднему краю, привязывая (определяя место на карте) боевые порядки или инженерные сооружения или засекая огневые точки противника. Но это пустяки, т.к. с большой опасностью не связано. Работа не тяжелая физически, можно сказать писарская (хотя я не люблю, чтобы этот термин применяли ко мне, но прикидываться героем не хочу). Правда, убивает и здесь, и часто приходится сидеть под снарядами, но это неизбежное зло тоже пустяк, не сравнимый с жизнью солдата переднего края.
    Работы у меня обычно много. Но работа носит авральный характер. В период подготовки операции она достигает max. Приходится работать день и ночь. Иной раз не приходится спать сутками, а, обычно, в такой период спишь 3-4 часа в сутки. В бою, конечно, тоже достается, но все же меньше. Во время длительных перерывов между наступлениями, когда гонишь все запущенное и неоформленное за время боя, наступает время, когда я почти целые дни бываю свободен. Но таких все же мало, т.к. на отдыхе занимаются подготовкой войск к очередному наступлению или разрабатывают варианты новых наступлений. Сейчас я нахожусь в Силезии. Здесь воюем уже около трех месяцев. Нагляделся на «заграницу» уже достаточно. Побывал в Финляндии, Эстонии, Латвии, Литве, Вост. Пруссии, Польше, сейчас в Германии, и, может быть, попаду в Чехословакию, т.к. до нее не так уж далеко и наступать больше некуда.
    Не сомневаюсь, что это письмо дойдет до тебя после окончания войны. Ждем этого со дня на день. Интересно раскрывается секрет немецкого «фанатического» сопротивления. Один пленный так объяснил это: «Если я сдамся русским в плен, они пошлют меня на работу, может быть даже в Сибирь (самое страшное место на земле для них, наверное), а если я дотяну до конца войны, то я брошу оружие и уйду домой.
    В общем, рассказать обо всем новом и интересном, встреченном за это время, нет никакой возможности. При встрече можно будет поболтать обо всем.
    Мне кажется, что этот момент не так уж далек. Есть у меня, конечно, опасения, что или затянется оккупация, или сама демобилизация или какие-нибудь денонсации помешают, но надеюсь, что они неосновательны.
   До встречи, милый друг!
   До свидания!
   Валентин.