Паломник 36

ПАЛОМНИК 36
/продолжение/

                Глава -  XXVII

                «Следы вели на Млечный Путь
                Ты помнишь звездную дорогу,
                Кода печаль, любовь и грусть
                Меня оборотили к Богу?»

         Каким бы большим ни был груз впечатлений, и какая бы грусть скорого расставания не одолевала, но то, что золотыми буквами врезалось в пытливое сердце, и запечатлелось в открытой душе, а мои первые шаги уже сделаны.
И теперь я с большей уверенностью знаю, что меня ждет нелегкий труд, и мне только предстоит приложить немалые усилия. 
         Но видимо такова доля моя, чтобы делать свой труд где-то вдали от этой земли, которую уже с успехом осваивают первопроходцы. Сейчас важно делать именно те шаги, которые я могу делать именно по своему пониманию, в дали от Земли Сибирской. Но я должен их делать так, чтобы от них зависела моя судьба в потоке Свершения, где я мог бы внести свою полезную лепту. Ведь если я и в потоке дел Свершения, то значит и мой успех влияет на происходящее в Сибири.
         Учителем сказано:
         «Поэтому верующий, чувствующий великую ответственность на плечах своих, прежде понимает, что шаги его так влияют на все происходящее, когда он должен быть постоянно бдителен к тому, что он делает, как ставит ногу свою наземь, насколько достаточно он прикоснулся рукой своей к тому или иному предмету, насколько достойно он изрек ту или иную фразу, насколько достойно в данный момент бьется его сердце».
         Но пока я здесь, я буду прикладывать максимум усилий, дабы первые мои шаги по Истине отныне считать сделанными там, где могу их делать. Ведь именно этого мне не хватало в моем постижении…пока, на данный момент.
         А работы здесь для постижений всегда в избытке. Вот и сейчас, она не заставит себя долго ждать.
А сейчас я занят работой по заготовке дров. На первый взгляд, вроде бы и не хитрая эта работа, но, как выясняется она не из легких, и требует больших физических усилий, и, несомненно, творческого подхода к ней.
         Так, как же делаю это я? Пока очень просто, запрягается в телегу лошадь, с чьей помощью в деревню доставляются дрова. Но это пока еще не дрова, а распиленные полутораметровые чурбаки, которые заготавливаются в тайге, у подножья крутой горы. Где выделяется участок с отмеченными для этих целей старые деревья. Которые с помощью пил и топоров валятся, а потом распиливаются на чурбаки. Причем здесь заготавливается все, и все сучья, и кора, и до самой мелочи хворост.
Впрочем, именно такая же работа у меня была и на Горе, когда я был дежурным по Палаточному городку. С той лишь разницей, что все заготовленные дрова там мы переносили на носилках.
Здесь же, эти чурбаки развозятся по домам на телеге, в которую запряжена лошадь. А уже там они распиливаются на небольшие чурбаки, после чего раскалываются на поленья и укладываются в дровяник для хранения на зиму. Вот и вся премудрость. Теперь вперед, за дело…
  Правда у меня в этом плане есть довольно серьезная проблема. Дело все в том, что наша рабочая лошадь очень молода, около четырех лет, и она не столько ленива, сколько строптива до полного безумия. И такое с ней происходило именно тогда, когда она начинала заходить на гору. Её начинал одолевать какой-то страх, и тогда её беспокойство переходило в дикое отчаяние.
         Вообще-то с ней перед поездкой на гору, всегда проводилась такая своеобразная подготовка, в виде маленькой дрессировки, что ли. Как говорил её «хозяин», это есть убедительная работа с её не сформировавшимся норовом.
Но в этот день она мне показалась такой покладистой, что я лишил её этой предварительной тренировки, уж очень она ласковой была со мной.
         И только дорогой я понял свою ошибку… Но она уже начала проявлять свой лошадиный каприз, хотя до подножья горы и дошла. Потом она принялась за свои старые «привычки», где и показала свой характер, напрочь отказываясь идти «по дрова».
Она стала показывать свой норов уже только при повороте на гору. А что же дальше? А дальше, она с какой-то звериной гордостью стала воротить свою морду, и, не обращая внимания на мои заученные команды, резко сворачивала с дороги, тем самым делая большой крен нашей телеге, на которой сидели я и Женя, сын хозяина лошади. И вот тогда с Жениной подачи, в ход пошли более жесткие уроки дрессуры с кнутом и розгами.
Но не тут-то было, на её упрямство и эти воспитательные меры не подействовали. Да её словно подменили, она упрямо захотела показать свой необузданный дикий нрав. Она высоко запрокидывала свою обезумевшую голову, срывалась с места, и так резко разворачивалась, что как нить рвалась уздечка, и наша телега с грохотом опрокидывалась в кювет.
После чего, уже без нас, и с перевернутой телегой устремлялась назад к дому… Но мы успевали её нагнать именно в тот момент, когда телега становилась на колеса, и запрыгнув на телегу, Женя успевал как-то ухватиться за вожжи, придерживая её бег. Но она уже неслась без разбора напролом через кусты, овраги и камни, серьезно ломая оглобли телеги…
         И все же мы, а точнее Женя, каким-то чудом укротили её… И мы, имея вид, как после Куликовской битвы, обреченные брели за ней домой…               
Да уж, здорово мы намаялись с ней. Да и она с нами тоже…
         Наверное, не зная полностью норов и повадки этой лошади, на самом деле (к моему стыду), я не смог проявить свою смелость и находчивость, чтобы решительно вмешаться в это безобразие, и обуздать её.
А ведь лошадь, чувствуя мою слабость перед ней, и по-своему, по-звериному решила наказать меня за это, своей неожиданной выходкой, мягко говоря, далеко выходящей за пределы поведения воспитанной лошади.
         Я был готов ко всему, что может «выкинуть» такая лошадь. Я знал о таких выходках лошадей, о таких необузданных проявлениях.    Еще на Горе один коневод, Сережа, рассказывал, что натаскивая лошадей, нужно иметь решительность и железную «хватку» хозяина, готовую к любым выходкам необузданных лошадей. Что должно проявляться в терпении и в твердой воле, которую, как ни парадоксально, но уважают лошади любых пород.
         Но во мне видимо присутствует этакое предубеждение, что такое общение с лошадьми недопустимо (не для меня)… Может быть мысль и не правильная, но в результате общения с рабочими лошадьми, у меня есть свои причины так предполагать.
         Я знаю только то, что в диком табуне всегда будет находиться очень сильный жеребец, этакий властный укротитель, который всегда в нужный момент укротит, и заставит подчиниться «распоясавшуюся» лошадь. При этом, не стесняясь самых жестоких мер, используя свои стадные права вожака, и привычки диких зверей, подавляя волю взбесившейся лошади. Причем пуская в ход сильные копыта и крепкие зубы…
         Возможно их опыт, основанный на животных инстинктах, и подсказывает нам (людям), как наиболее приемлемо, в тех или иных случаях, поступать в плане натаскивания и дрессировки лошадей.
         В этом плане есть хорошие подсказки опытных казаков коневодов. Которые предлагают подбирать для себя лошадей по принципу: что это мой друг, и наши обоюдные интересы всегда совпадают.
Причем, нужно уметь и отобрать саму лошадь по её характерным особенностям. Но тут её выбирают не только по зубам, якобы она молодая и сильная. Это, как бы одна сторона, но нужно ещё и в глаза ей заглянуть. И если в их отражении увидишь себя в полный рост, то это говорит, что зрение очень хорошее, что соответствует резвой и быстрой лошади, хорошо ориентирующейся в пути. С такой лошадью и бег бесстрашен, да и работа спорится.               
/продолжение следует/