12. На исходе души. Жар-птица. Уроки. Забор

Борис Пинаев, Мария Пинаева. На исходе души...

ЖАР-ПТИЦА
Они возвращаются тем же путем что пришли... став ветром они становятся дымом... став дымом ползут туманом... став туманом проливаются дождем... Красиво? У храма на лавочке сидел старик Воробьёв. Правая рука Ивана Трофимовича. Вернее, левая. Сорок лет назад он вместе с Ионой изводил здесь песнопения на клиросах. Допустим, кто-то Христа ненавидит, а он-то чего?

Читать научился, дурачок. А там чего только ни напишут. Чтоб не ходили, мол, тут благоговейные. Нету там ничего, понятно? Космос. Шесть молекул в кубическом сантиметре. Когда же оно засохло? А было такое зеленое. Бернары... Достукались. Теперь-то понятно, что памятник архитектуры республиканского значения.

Иван Трофимович мается с Воробьёвым, но никак не прожить без опоры на местные кадры. Воробьёв делал леса для реставрации, а сейчас работает ночным сторожем. Есть у него там коморка внизу – с дырой в потолке. Когда-то оттуда опускалась верёвка. Дёрнул – и загремел колокол.

- Глупый народ. Смеялись, что леса упадут. Упали? Ты им, Трофимыч, ничего не объясняй. Смотреть пусть смотрят, но ты ничего не рассказывай.

Трофимыч вздыхает, щурится:  - Ты, Фёдор Палыч, в среду опять напился, как… как… Карамазов. Да. Там же матерьяльные ценности. А ты у магазина валялся.

Нет, Воробьёв не мог валяться у магазина. Он закован в новый костюм и суров. А Ионе в рот смотрит, дурачок. Три с половиной. Когда огонь иссякает он развеивается в ветре, когда солнце заходит оно уходит в ветер... в ветер луна... кто ведая это уходит из мира ... Воробьёв, ты ведаешь это?

По дорогам пыльного мира... Когда это было? Жена Ивана Трофимовича моет в музее полы, а храм двухэтажный. В алтаре поставил избу, расписанную сто лет назад. Эстетика. Фольклор. Братья Мальцевы – Егор и Павел. А Пётр и Павел? Иаков? Иоанн? Сова и дерево, дерево и лев. Дерево извергает цветы. Когда-то в избе, как в музее, валялся на собственной лавке Иван Кузеванов и в ус не дул. По стенам летали жар-птицы. Только без идеализации... Мы все тут кончали университет и знаем, чем это кончилось.

УРОКИ
А на почте сказали: она ушла на конный двор с портфелем. На всякий случай ежегодно страхуем избу. Если что – построим новую? Если изурочат. Собственно, страховка строений обязательна. К тому же надо выправить документ: мать Марии умерла давно, по весне, а дом был записан на её имя. Её звали Елизавета, Лиза. Почитающая Бога?

- А мы его уже списали. Вы не беспокойтесь. Он никому не мешает. Живите. А зачем вам документ? Вот знаете, в Поповке тоже один татарин купил дом, а потом картошку развел на продажу, грушу и парник. Какие хитрые люди. Вы мне не доверяете? Да никто ваш дом ломать не будет. Кому он нужен...

Милая женщина, она в пять минут потом сделала документ, внесла запись в амбарную книгу. Все мы старимся на рабочем месте. Это ж такие пустяки… А теперь вот попробуйте получить наследство. В 2002 году… Ого! Крекс-пекс-ауфхебен... Имущество.

В нашем доме ежегодно выдавливали рамы. Из любопытства? Все уехали. Это ребятишки, дети вдовы, Колька, Минька и Гринька. Собственно, она не вдова, её мужа посадили за смертоубийство, – под этим делом, чего-то не поделили... Была приятная женщина, но всё с тех пор пропивает. Мы привозили одежду и обувь, – что оставалось неизношенным. Благодетели. Но я, жадина, тут не при чём. Мария научила меня милости. Однажды шредеровский рояль в детдом подарила. Не продавать же.

Потом старший тоже попал в лагерь, Миньку убили возле клуба, третий куда-то исчез, кажется поступил в ПТУ. Стало спокойно, как на кладбище.

Мария уверена, что наш дом держится тополем. Женщина... Когда-то, мол, корни обхватили его и держат до сих пор. И до сих пор подоконники целые. А у соседа выгнили. Кузеванов иногда приходит к нам, стучит по дереву, вздыхает. Думал свою избу внукам оставить, но, кажется, не хватит на одну жизнь.

Всё рушится, а в чём его вина? После войны лет шесть служил пограничником. Недавно поехали в гости к сослуживцу в Таганрог с маленьким сыном. Это на Азовском море. Потом Зина ездила в Подмосковье, в детский приёмник. Кузеванов сошел с ума и выскочил на ходу из поезда. Казалось, мерещилось, блазнилось, что его преследуют, а он не виноват. Сынишку подобрали и отправили в приёмник. Самого тоже слегка подлечили. Прыгать с поезда он умел. Но долго не работал, пока не догадались сводить к Матрёне Емельяновне... На всякую минуту на утренней заре на вечерней на дне на полудне на всходе солнца на закате на новцу на торцу на перекрой месяцу... подите вы уроки призоры старому одеру на пяту больше век не ходите к Степану.

Да? Нет, не получилось. Потом, через несколько лет, он поедет сызнова, теперь уже с Зиной, – повидать среднего сына, который служил на торпедном катере. Не успели доехать, а он потерялся. У Зины давление двести на сто двадцать, пошла на вокзале в милицию, потом в медпункт. Поставили магнезию, слегка отсиделась и поехала дальше. Иначе вообще всё бессмысленно. Сын еще до армии выучился на слесаря, а старший работает на цементном заводе.

Кузеванов всё-таки скоро отыщется, положат в больницу, подлечат. Но ВДРУГ… Вдруг чувствует свою голову просто черепной коробкой. Одна сплошная огромная голова, а тело исчезло. Внутри что-то прыгает от затылка к нижней челюсти. Ритм всё стремительнее, костенеют пальцы, сжимаются зубы в один-единственный сплошной кусок.

Прыгает увеличенная до колоссальных размеров (она уже не вмещается в голове)… прыгает увеличенная до невероятных размеров фраза, только что промелькнувшая в мозгу. Хочется дико заорать, вскочить и замахать руками в такт этому бешеному ритму. Понимает, как это дико, сдерживает себя, говорит: спокойно, спокойно, ничего не случилось, всё в порядке… не надо.
А в голове тяжело прыгает: ННЕ ННАДО… ННЕ ННАДО…

ЗАБОР
Пошёл делать забор на следующее утро. Мария тихонько постанывает во сне. Забылась. Она на кровати за печкой. Ставни открывать не стал, все ещё спят: дети, Иона, собака и чёрный кот. 0н приходит рано утром, ободранный, усталый, с колючкой в хвосте, и требует молока. Чёрный кот в белых перчатках. А на улице тихо. Собственно, улицы никакой нет. Рядом с нами, на бугре, на плоскогорье пасётся стадо: десяток коров и овцы. По
очереди пасут.

- Матрёна Емельяновна, я пришел...

(Продолжение следует)