Рассказ о дяде Мише, бомбившем Берлин

                Рассказ о дяде Мише, бомбившем Берлин.

      -    Ур-р-ра!!! Бей фрицев! – кричал я, догоняя своих врагов.
      -    Ура! – вторили мне дворовые мальчишки.
Мы играли в войну… Фашисты были биты всегда и при любых обстоятельствах… Они, эти противные и до зубов вооружённые немцы, гроздями, полными нашей ненавистью,  падали пред наши  детские сандалии.  Гортанные крики пугали одиноких прохожих, задумавшихся о расстреле демонстрации в нашем городе. Ах, вы не слышали о расстреле, свершившимся в моём городе в 1962 году? Мне вас жалко, но, поверьте мне на слово, я обязательно расскажу об этом, очень важном событии. Но я чуток отвлёкся от  своего рассказа…
- Штыком коли! Пуля-дура! Штык- молодец!!! Ур-р-р-а!!! – надрывался мой детский голосок.
Истошные штурмовые крики неслись под окнами домов. Чья-то крепкая рука, опустившаяся из открытого окна, выхватила за шиворот рубашонки «командира» вместе с его  деревянным «оружием». Я, оторванный от боевых действий  и, подвешенный на крепкой руке, дёргал своими детскими ножками.
- А… немецкая собака! Хенде хох!!! – кричал я, увлечённый военной  игрой.

                *     *     *
     Потом, через 13 лет, я, укрываясь от жестокого обстрела  в скалах государства, к моему жалкому происхождению отношения  совсем не имеющего (по заявлению ТАСС), вспомнил  рассказ  моего знакомого. Осколки снарядов, мин и камней добивали горстку русских парней,  влипших мёртвой хваткой в «чужую  высоту»  мусульманского города  А.   Мы  пахли горелым мясом, болью и кровью… Нас, определённо, здесь уже ждали… И подарки приготовили…

                *     *     *   
 
- Не дрожи, братва! За нами Москва! - крикнул я.
На меня смотрели умные глаза. Я сопротивлялся отчаянно.
- Ты кто такой? – удивился пожилой, резко пахнущий водкой, мужчина.
- А… сука немецка-а-а-ая!
- Во,  дела… Я – русский! Я – дядя Миша! – признался он, опустив вашего  покорного слугу.
- Не брешешь, рожа немецкая?!
Дядя Миша, совершенно нетрезвый, обнял меня.
- И я ж… русский! Сынок! Я за тебя воевал! – слёзы дяди Миши текли по моему детскому плечу.
- Не плачьте, дядя Миша… Там наши… Они нам, наверное,  помогут… Только, пожалуйста! Руки вверх! Хенде хох! - ответил я.
Потом я, распивая чай с дядей Мишей и, кушая крепкие баранки, слушал историю, о которой и повествую… Я, совершенно неслучайно, опускаю некоторые обороты дяди Миши. Он, не знавший родителей, жил под мостами Питера.  Голодного Мишу приютила  детская колония. Он вышел в юнги Северного флота. Море целовало уста моего дяди Миши. Через тройку лет он, этот самый Миша, уставший от солёных морских брызг и, не без участия Н.К.Крупской (клялся на боевом ордене!), поступил в авиационное училище. Миша встал на крыло. С тех пор и стали его дразнить: лётчик-моряк. Войну в небе он встретил над Чёрным морем. Отчаянно бил «гостей», несущих нам смерть. О его подвигах  написала газета, восторгаясь: « … зло бьёт немцев в небе СССР  Михаил П!»  При этом, совершенно не задумываясь о последствиях, указала деревню, где и проживала жена и ребёнок самого героя. Через неделю деревня, где проживала семья «военлёта», была оставлена нашими… Газету, с заметкой о боевых действиях лётчика, прочитали и немцы…
- Сынок… Мою жинку с… дитяткой… … - плакал грузный мужчина.
- Что?!
- Спалили, гады! В паровозной топке!
- …
- Видишь, это облако? Это мой сынок на небе… Белый…
- А потом?…
- Потом?.. Потом, сынок, … Я  Берлин бомбил… Низко шёл мой самолёт над городом… Старательно я его утюжил… Фрау с киндерами в убежище спешили… Бах! Детки-то игрушки свои спасали… Бах!  А моих-то немцы сожгли! Сытые бежали, киндеры… Я их лица помню… Полный самолёт подарков! Долго ждали они моей раздачи… Всё горит! Я створку кабины-то  открыл. Красиво, Юрка!
- … дядя Миша…
- А я, Юрка, им «конфетку»  ровно  кладу… Хлоп… Красиво с игрушками… горят! Возвращаюсь.  Ещё… фугасочку… Не ждали «гешенк»? И я вас к себе не звал! Ещё вам, господа, «зажигалочку»… Прикурите, битте шён! - пальцы дяди Миши давят мою руку, открывая створки бомбовых  люков.
Мне страшно. Я вижу немецких детей, горящих в огне. Слышу истошные немецкие проклятия небу …
- Страшно? – смотрит в моё лицо дядя Миша.
- Страшно… Дети…
- Я их «фатер» к себе не звал… Они сами к НАМ пришли… Мой-то, малец с мамкой… как в топке шипел?!  Вот я к ним и пришёл … Не с пустыми ж руками… С «зажигалочками»… Ровно так… раздаю…
 
   Вот и весь рассказ. Я не желаю, чтобы через определённое время, появился рассказ о дяде Юре, спалившем иностранную кирху или мечеть… Мне это действие было бы противно… В том и расписываюсь…        Юрий Орлов.