Пацанка

Дело было осенью 2007-го.
Наметилась типичная пьянка, и я спешил к одному знакомому. В тот вечер в его квартиру набилась куча народа. Несколько хмурых ребят, еще пара-тройка каких-то скинхедов. Мне особенно запомнился один из них. Худой, нервный, он был примечателен татуировками преимущественно нацистского толка – большая свастика на предплечье, портрет Гитлера на груди, профиль немецкого солдата рядом, кельтские узоры на другой руке, какие-то дойчляндские лозунги. Он расхаживал по комнате без майке, пытаясь козырнуть своими картинками.
Приходили и уходили какие-то люди, совершенно не запавшие в память. Была еще, помимо мужской части, и пара девушек. Мне не было до них дела, да и до остальных тоже. Я был рад, что впереди целая ночь, и я могу пить спокойно.
Я вышел на балкон, когда там оказалась одна из них. Девушка стояла спиной к двери и курила, хотя можно было дымить по всей квартире. Понял сразу - ей было паршиво.
- Ты что тут одна? – спросил я, держа в руках хозяйскую шестиструнку.
- Да ничего, - она ответила спокойно.
Я бы не назвал ее красивой, но и некрасивой тоже бы не назвал. Она была нормальная. Пацанка, как таких называют, но не мужеподобная.
- Давай, слабаю что-нибудь тебе, а то х*ли – меня там все равно никто не слушает. 
- Ну, давай, - голос у нее был слегка с хрипотцой, но приятный.
И я сыграл что-то из своих неумелых песен. Не помню что именно... что-то и из известного, что-то из своего. Я был, в общем, собой не доволен. Редко когда я был собою доволен, но ей понравилось.
В комнате ее пьяная подруга отплясывала со фашиком, который был покрыт наколками. С балкона мы наблюдали довольно изощренное зрелище.
- Б**дь, вот зачем это делать? – устало спросила Пацанка, кивая в ее сторону.
- А что? – пожал я плечами.
- Ну, она, наверное, тоже думает, что ничего. Но, когда он ее нагибать начнет, она поймет, что к чему.
И она была права. Ее подруга отказала в близости бравому скинхеду, и он загорелся желанием разбить всем лица, вынести хату и победно свалить. Кореша пытались его успокоить.
Я зашел на кухню, где сидел хозяин квартиры:
- Хорош расслабляться. Недоброе что-то назревает тут у нас, - говорю ему.
Он был пьяный в дым и почти не отреагировал.
Краем глаза увидел, как скин беснуется в коридоре. Он уже разнес выключатель и изуродовал сушку для белья.
- Э… завязывай там… - пробубнил хозяин, но на большее его не хватило.
Лысого все-таки успокоили, и через какое-то время он пришел на кухню мириться:
- Прости. Извини, дружище, херня вышла. Эта сука… она мне сердце разбила, понимаешь?
- Понимаю, - ответил ему тот. – Придешь завтра и возместишь все, когда просохнешь.
Сомневаюсь, что кто-то что-то ему возместил. Но то были уже их личные дела...
Далее мы с Пацанкой пошли за продолжением праздника в какой-то ларек. Было лишь начало сентября, ночи теплые, красивые. Пятница уже перетекла в субботу. Часа три с половиной утра. Вокруг сновали пьяные кучки.
- Не парься, если что, - сказала она вдруг с теплой улыбкой. - Я себя защищу. Да и тебя, если что, защищу.
Я поверил на слово. Мы набрали какого-то бухла и двинули туда, где нас еще ждали. Она шла по улице и глушила Ягуар.
- Страшная отрава, - заметил я.
- Иногда можно.
Она не казалась мне вульгарной. В ней все как-то сочеталось гармонично. Пацанка была как минимум интересным персонажем и вызывала у меня симпатию.
Не помню, куда она вдруг исчезла. Вроде, я не спал, а сидел на кухне со всей шоблой. До самого утра. В конце концов, я остался один на один с почти протрезвевшим хозяином. Мы допили последнее и то и дело беспричинно ржали над любой ахинеей, которая крутилась по ящику. Так бывает от переутомления. Вскоре я ушел. Но у меня остался её номер.
В следующий раз мы встретились в пивной.
- Как сама? – спросил я.
- Да ровно всё, - ответила она, улыбаясь.
Мы пили наравне. Болтали, как обычно, о всяком. Когда с деньгами стало поджимать, она предложила бухнуть в переходе. Что мы и сделали. Раздавив по паре банок, мы поцеловались как-то спонтанно. Ни то я ее, не то она… от обоих нас несло перегаром и табаком.
- А это ты хорошо, - довольно произнесла она.
- Стараюсь.
- Поехали ко мне на район?
- На ночь будет, где зависнуть?
- Не вопрос, конечно.
- Поехали.
Мы сидели в уже полупустом вагоне метро. Она вдруг шлепнула мне руку на колено:
- А ты мне сразу понравился.
Я молча улыбнулся и снял с пальца одно из серебряных колец и вручил ей.
- Дарю.
Она, улыбнувшись в ответ, напялила его на палец.
- Знаешь, - сказала Пацанка. – Спасибо за твои песни. Мне в тот вечер реально полегчало. У меня брат не так давно погиб.
- П**дец, - тихо произнес я.
- Ага. Его из окна какие-то уроды вышвырнули.
Вскоре мы были в том самом районе. Ненадолго зашли к ней. Жила Пацанка в «сталинке» с матерью и двумя братьями, не считая покойного третьего, естественно. Ветхий дом был в аварийном состоянии, высокие потолки, сыплющаяся штукатурка и плесень на стенах. Как мне позже стало известно, однажды у него сорвало ветром крышу. Они никак не могли дождаться, когда у них появится возможность переехать. 
- Мать, у меня человечек на ночь останется.
- Нет, - отозвалась из кухни пожилая женщина.
- Я тебя не спрашиваю, а перед фактом ставлю.
На этом их разговор закончился.
- Слушай, - сказала Пацанка, когда мы курили на лестнице. – Надо зайти к одной овце. Она со мной забилась на ящик пива, что я себе парня не найду.
- Не проблема, - говорю. – Пойдем.
- Никуда не денется. Отдаст. Как хочет, но отдаст.
- Думаешь?
- Я б ей всекла, как следует. Но она осведомитель в мусарне. Сам понимаешь…
Мы пришли к ее знакомой.
- Ну, что? Ставься. Вот парень.
- А ты докажи… ну, поцелуй его. Или, нет, лучше он тебя.
Я сделал, что та просила.
- Еще вопросы? – усмехнулась Пацанка.
- Ясно. Будет тебе пиво. Но не сегодня же. Почти полночь…
- Ну-ну, смотри у меня.
- Я же тебе сказала...      
В общем-то, про пиво было быстро забыто. Они перетирали какую-то свою муть, пока я, скучая, изучал особенности лестничной клетки.
Вскоре мы ушли оттуда. Дома мы еще немного выпили на темной кухне и легли спать. Ничего не было. Я просто обнял ее и уснул. Возможно, это обломало Пацанку. Я ничего не стал объяснять ни тогда, ни на утро. Мне и без того-то давил на совесть тот факт, что мать с ее братьями спали за стеной на матрасах в маленькой комнате, а мы лежали вдвоем на кровати в большой. Они наверняка думали, что я ей вдул, но это было не так. Тем более, ей не исполнилось еще восемнадцать, а мне уже давным давно было двадцать.
Брат даже позвонил мне как-то:
- Козел! Ты хоть знаешь, что ей 18 нет?!
- Это кто?
- Кто?.. Брат её бл***!
- Ну, так у меня с ней и не было ничего.
- Ты с ней спал!
- Слушай... брат. Мы тупо рядом лежали. Понял? Трубу ей передай.
- Сама тебе передаст...
На заднем фоне послышалась трехэтажная матершина, видимо Пацанки. Пошли гудки. Она почти сразу перезвонила и извинилась за "брата-долбо**а". Я и не обиделся ни на кого...
Да и не хотел я этого с ней. Она была просто неплохим человеком, я видел в ней немало детского в хорошем смысле этого слова. Я сочувствовал ей, понимая, что жить ей непросто. По мере пережитого, скорее я был младше её. Но постоять она за себя могла, смогла бы и мне навалять, возможно, если бы постаралась.
У нее было две условных судимости за нанесение тяжких телесных, еще одна была за торговлю гашишем. Надо думать, кто-то впрягался и круто отмазывал ее. Но, может, конечно, это попросту было лапшой на уши. Мне было это неважно. Ее дело. Я все равно дружелюбно относился к ней, понимая, что друг-другу мы не нужны и между нами нет практически ничего. Мы не могли ничего дать друг-другу.
Она много рассказывала мне о себе. Рассказывала, как повесился ее отец у нее на глазах, когда она была маленькой, как она встречалась с одним психом, была от него беременна, собиралась создать семью, но он избил ее и исчез куда-то, а у нее случился выкидыш. Рассказывала, как ее подставляли, как она баловалась бутиратом и прочее, прочее. Она рассказывала все довольно красочно и точно.
Пацанка любила делиться своими проблемами со мной и пересказывать свои жуткие сны. Мы виделись, правда, все реже и реже. Как-то раз она познакомила меня со своим старым товарищем, который был ей лучше всяких братьев, не помню его имени. Он был футбольным фанатом, очень крупным, толстым парнем. Безработный, он любил воровать бухло в универмагах. Когда поздним вечером мы решили отметить знакомство, он не преминул стащить из небольшого магазина пару бутылок какой-то недорогой водки. Спалился. Ни денег, ни паспорта у него не было при себе. Охранник отпустил его и посоветовал подальше держатся от их магазина.
Одну бутылку он все-таки смог пронести, притырив зачем-то какой-то сушеной рыбы. Волшебник. Мы торчали в его подъезде – я, он и Пацанка, конечно. Он очень быстро набрался и, сидя на ступеньке, с зыкрытыми глазами мычал:
- Ты плохоооой… плохооой ты…
- Не обращай внимание, - сказала она. – У него это по синьке не редко бывает.
Я, как обычно, выл свои песни и мучил гитару, будто не понимая, что дела никому до этого нет. Пришли еще два алкаша, соседи фаната. Одному очень полюбились мои вирши - он все хотел, чтобы мы заглянули к нему домой, и я помог ему помириться с женой. Он почти уломал меня, но я решил не лезть в его проблемы, от греха подальше. Водяру я с ними пить не стал – мне хватало своего привезенного портвейна.
Кроме Пацанки, все порядочно набрались, и я был не исключение. Какой-то ее потенциальный ухажер, как я понял чуть позже, довез нас вдвоем до «сталинки» на своей «шестерке». Я продолжал орать и бить по расстроенным струнам, сидя на заднем сиденье. "Сельский ловелас" ненавидел меня, ну, а мне он был, пожалуй, только смешон. Мне все тогда казалось смешным.
Когда мы добрались до дома Пацанки, я ввалился на кухню, где собрались ее братья, девушка одного из них и мать. Бесцеремонно поздоровался со всеми и проковылял в комнату.
- Есть, что пожрать? – спросил я.
Пацанка вернулась через какое-то время, притащив мне макароны с тушенкой. Я проглотил одну вилку, поморщился, сказал, что воняют они псиной и попросил тазик «на всякий случай». Тазик я получил и улегся на ковер. Так и уснул – на полу, голова в тазике, который так и не пригодился, а рядом примостился их милый французский бульдог. Мне нравился этот пес и я очень нравился ему. Не особо люблю собак и по сей день, но исключения бывали. Одно было плохо – после моего прихода, он начинал вскоре чесаться, как ненормальный, а я покрывался на следующий день красными пятнами, которые немного побаливали и проходили не один день. Что поделать.
Так или иначе, но больше я не появлялся в том доме. Я виделся с Пацанкой еще лишь раз и то, возможности нормально поговорить не было – мы искали бухого брата ее подруги, который спал за рулем на какой-то обочине. Оказалось, это был тот самый малый на «шестерке», который подвозил нас тогда. Ко мне он, конечно, уже не испытывал никакой ненависти. Потому что просто не помнил. Все вчетвером мы пошли в кабак, где он, угрюмо попивая мое пиво, рассказывал мне о своей несчастной любви, из-за которой он и не просыхал неизвестно какой день. Не к Пацанке уже, а к какой-то другой бабе на этот раз.
Пацанку я больше не видел. Узнал от кого-то лишь только, что у нее родился сын и уже есть муж. И это было чудесно. И мне хотелось верить, что всё у нее будет ровно.

Весна, 2010