Белый танец, белый танец...

Каждую весну мать «пилила» своего великовозрастного сына Андрея за то, что никак не может он вовремя съездить на кладбище к могилке бабушки – подкрасить надпись на памятнике, посадить цветы да просто вспомнить о старушке. Самой матери добираться туда было не под силу: болели ноги, пошаливало сердце. Обычно к середине мая Андрей наконец проникался чувством долга и в один из выходных ехал на автобусе до старого кладбища. Место это он искренне не любил: малолюдное, унылое, запущенное. Там не могли развеять печаль даже светлые берёзы, а люди, если и встречались, казались молчаливыми тенями, не имеющими отношения к солнечному миру, шумящему за оградой погоста.

Вот и нынче Андрей хотел побыстрее управиться с делами, убрать кое-какой мусор, оставшийся после таяния снега, и больше не появляться здесь. Вдруг он услышал совсем близко жалобные всхлипывания. Метрах в пяти от него за светлой оградкой на низенькой скамейке сидела девушка и тихонько плакала. Парень пригляделся и увидел, что холмик, над которым грустила она, совсем свежий, недавний. Девушка была очень хрупкая, вся какая-то воздушная, с пушистыми светлыми волосами, падающими на плечи. Ну почему её оставили одну плакать здесь? Неужели никто не мог её утешить, пожалеть, хоть как-то ободрить? Над чьей могилой она плакала? Андрею захотелось подойти к ней и отвлечь от грустных мыслей. Но какой повод мог он придумать для того, чтобы нарушить её уединение и печаль?
Он нерешительно двинулся к девушке, остановился у ограды, сказал тихо:
- Извините, ради Бога. Вы не могли бы минут на пятнадцать одолжить мне лопатку. Я бы вскопал землю для посадки цветов.
Девушка подняла на него серовато-зелёные глаза, в которых прятались боль и тоска, и ответила почти равнодушно:
- Да, конечно, возьмите вон там.
Вскоре он снова подошёл к ней и увидел, что плакать она перестала, но глубоко задумалась, не замечая ничего вокруг. Он слегка кашлянул, положил лопату у скамейки и спросил нерешительно:
- Могу я чем-нибудь помочь?
Девушка отрицательно качнула головой, помолчала, потом спросила:
- А у вас там кто?
- Бабушка, - заговорил Андрей, приободрившись.- Я её очень любил. Она такие пироги пекла, пальчики оближешь. И сказки мне, маленькому, перед сном рассказывала не хуже Арины Родионовны. А если упаду, коленки разобью, не только йодом мазала, но лечила  какими-то добрыми приговорами. Пошепчет над ссадинами, подует на них, сразу вся боль уходит. Когда умерла, я так плакал. Теперь вот каждую весну езжу, цветы сажаю…  А у вас тут кто?
- А у меня жених, - вздохнула девушка и отвернулась, пытаясь незаметно смахнуть со щеки слезинку. – Здесь ещё бабушка и дедушка Димы похоронены. Рядом место оставалось. Вот его и положили…
- Но почему? Он же совсем молодой, - осторожно спросил Андрей, взглянув на фотографию симпатичного темноволосого юноши.
- Он в Чечне погиб, ему всего 22 года было. Теперь никого и не удивишь этим, привыкли. Насмотрелись смертей по телевизору, начитались газет про всякие ужасы, смирились, будто так и надо, если мальчики не возвращаются домой с войны. Скосила их пуля где-то вдали, на Кавказе, на чужой стороне. А по-настоящему больно бывает лишь немногим – тем, кто своих близких  потерял. Плачут об убитых солдатах  мамы, жёны и невесты, у отцов на  висках седина пробивается. Но почему-то никак не кончается  эта проклятая война! Мне  друг Димы рассказывал, как тот  в бою погиб. Рано утром десантники на двух «Уралах» и БТР поехали на зачистку в какое-то село. И попали в засаду. Боевики такой огонь открыли, сразу половина ребят полегла: даже в бой не успели вступить. А когда подоспела помощь, почти никого в живых уже не осталось. Те, кто в БТР сидел, заживо сгорели. Вот ужас-то! Ну почему же всё так страшно, так непоправимо в нашей жизни? И не спасает даже любовь.
Девушка низко опустила голову. Андрей взял её за руку и сказал, пытаясь утешить:
- Ну, что теперь делать? Значит, судьба такая…
- А мне судьбой предначертано быть вечной невестой и всю жизнь приходить сюда, к Димке. Иногда мне кажется, будто моя душа обожжена в том бою. Мне с подругами идти в кино или на дискотеку больше не хочется. Всё равно уже никогда мне весело не будет. Знаете, песня есть такая – «Белый танец». Она будто про меня. Там девушка продолжает ждать своего парня, который погиб в Афганистане. Она не может в это поверить! И танцует одна в пустом зале, как будто бы с ним. И повторяет, как заклинание: «Возвращайся, возвращайся от обугленной границы. Не могу я в белом вальсе со своей бедой кружиться». Я заметила: в жизни многое повторяется: Афганистан, теперь вот Чечня… Парни гибнут, а их невесты остаются со своим горем и одиночеством. Почему так?
Не было ответа на её горестный вопрос, и Андрей не нашёл ничего лучшего, как предложить:
- А хотите, я вас приглашу в кафе? Можно будет потанцевать, и тогда станет легче, потому что вы будете кружить в белом вальсе не со своей бедой, а…
Он осёкся, сообразив, что говорит что-то не то. Неуместно было сейчас предлагать девушке такое. Но она, кажется, поняла его правильно, покачала головой и сказала:
- Спасибо вам. Но я ни с кем и никогда не хочу больше танцевать. Потому что раньше танцевала только с Димкой.
 
Май опушил берёзы свежей листвой, а в июне таинственные тени от деревьев накрыли кладбище какой-то особенной, печальной аурой. Теперь Андрей ездил сюда каждое воскресенье только лишь затем, чтобы увидеть Валентину  - ту самую девушку, хрупкую и печальную. Они часами могли сидеть вместе и разговаривать о жизни и смерти, о судьбе и Боге, а иногда о Димке, который в речах Валентины всегда представал как живой, жизнерадостный и добрый парень, который словно бы отлучился куда-то на минутку, но скоро придёт и присядет рядом, вступит в беседу.
Валентина рассказала, что она хочет стать учительницей младших классов, потому что очень любит детей. А ведь если работа в радость – это уже половина счастья. Другая половинка – в семье, в близких людях. Но не каждому собственная семья и счастливая любовь судьбой предназначены. Вот если бы Димка был жив, они могли бы создать дружный, весёлый, радостный и тёплый дом. Но нет больше солдата – о чём же мечтать?
Андрей тоже поведал всё о себе. Да, собственно, и рассказывать-то было не о чем. Закончил «технолог», работает в одной из фирм программистом. Мама все уши прожужжала о том, что пора бы ему жениться. Да пока никак не получается. Вот и вся небогатая биография. Может, самые интересные и значительные события ждут его впереди?

  В  то злополучное воскресенье Андрей приехал на кладбище пораньше. Ещё издали он увидел, что около Димкиной могилы происходит что-то не совсем обычное. Там орудовали трое мужчин, явно не похожие на родственников. Двое раскурочивали светлую оградку, а третий, совсем молоденький, стоял на стрёме и смотрел, чтобы им никто не помешал. «Значит, это и есть пресловутые сборщики цветных металлов, - с неприязнью подумал Андрей. – А для них ведь ничего святого не существует даже на кладбище». Он замер, затаился возле большой берёзы. Что же теперь делать? Как им помешать? Ведь мужчин трое, а он один. Если сунешься с увещеваниями -  получишь по зубам, а толку не добьёшься. Надо бы найти служителей кладбища и попросить их навести порядок. Вот только есть ли они на старом погосте? Тут всё так позабыто-позаброшено, травой заросло. Андрей всё-таки решил идти на поиски подмоги, как вдруг увидел такое, что заставило его без раздумий, без оглядки на последствия броситься вперёд -  к Димкиной могиле. Младшему из вандалов, как видно, надоело стоять без дела и глазеть по сторонам, он решил поразмяться, покуражиться над чьей-то памятью. Поднял с земли ломик, молодецки размахнулся и хотел уже изо всех сил ударить по памятнику, прямо по фотографии, с которой, улыбаясь, смотрел Димка. Такой беззащитный, такой молодой, хотя его уже и не было на белом свете. Но он по-прежнему оставался милым для  Валентины. Сейчас лицо его разобьётся вдребезги от удара, и тогда по Валиному сердцу полоснёт ещё одна боль, нахлынет беспросветное отчаяние.
Забыв об опасности, Андрей крикнул громко и яростно:
- Стой! Стой, гад!
И метнулся вперёд. Парень замер, не успев ударить. Удивлённо повернулся к Андрею. А тот уже перемахнул через оградку, вырвал лом из рук парня и отбросил в сторону. Мужики угрожающе двинулись к Андрею.
- А ну вали отсюда, пока рёбра не переломали. Да побыстрее, - рявкнул старший, бородатый детина лет пятидесяти, по внешнему виду очень смахивающий на бомжа. – Видали мы таких заступников.
- Может, он родственник? – неуверенно спросил парень.
- Всё равно пускай убирается. Милиции тут нет, копалей нет. Что он сделает один-то против нас?
- Я буду драться насмерть! – сказал Андрей глухо. – Это мой брат здесь лежит, ясно? Я его в обиду не дам!
И он встал спиной к памятнику, как бы закрывая его собой от злой, разрушительной силы этих нелюдей.
- А мне хоть брат, хоть сват,- рыкнул бородатый и размахнулся для удара.
Андрею удалось отпрянуть, и он беспорядочно замахал кулаками, пытаясь отбиться от троих мужчин. Но драться он не умел. Понял, что расправа будет короткой. Промелькнула мысль о Валентине. Будет ли она плакать о нём так же, как о Димке? Будет ли жалеть, вспоминать?
Неожиданно он услышал звуки, доносившиеся откуда-то со стороны: громкие мужские голоса и пронзительный девичий крик. Кладбищенские грабители вдруг засуетились, прихватили инструменты и бросились бежать, оставив Андрея у памятника. Он привалился спиной к холодному граниту и сполз вниз, уронив голову на холмик могилы. К нему подбежали двое мужчин и Валентина, его Валечка. В глазах девушки он успел заметить ужас, панику, отчаяние  и…– сияние радости! Наверное, оттого, что она с помощниками всё-таки подоспела вовремя, отогнала от Андрея беду. И не случилось непоправимое…
               
Свадьба была немноголюдной, но какой-то очень тёплой и доброй. Родственники и друзья поздравляли молодых, угощались, танцевали и пели. Тамада поставил кассету с красивой музыкой и торжественно провозгласил:
- А теперь белый танец! Дамы приглашают кавалеров. Ну а невеста – жениха!
Валентина в прозрачной фате и воздушном белом платье с улыбкой подошла к Андрею и сказала:
- Пойдём, Андрюша. Это наш с тобой белый танец. Мы будем кружиться вдвоём – ты и я.