Дурында и другие. Роман в рассказах

                Дурында и другие.
 
                ПРЕДИСЛОВИЕ.
                Мы проживаем в необычном современном месте.
Около сооружения, равнозначного египетским пирамидам.
Тем более – построенного в последнее время поперек Великой Реки.
И сейчас мы напишем о нем и жизни вокруг него небольшое правдивое произведение.
О нашем месте написаны уже многие тома. Поскольку, повторим, сооружение, построенное здесь, того стоит. Оно действительно в ряду самых-самых на нашей очередной планете. И многие просто приезжают взглянуть на него хоть одним глазком.
Покачать головой и сфотографироваться на его сером фоне.
Эти многие розовые тома мы неоднократно перечитывали и вникали в них. И они нам показались не совсем правдивыми. Все люди там какие-то подозрительно правильные... Умные... Всеобщий трудовой энтузиазм... Преданность, опять же, чрезмерная...
Одежды у всех совершенно белые… Даже в новое капиталистическое время…
Тяжело и мучительно все подобное читать и осмысливать. Еще, вдобавок – написанное звонким парадным языком.
Мы, проживая здесь, видели и видим иную картину.
Не такую пасторальную.
Поэтому, в противовес такому сладкому сиропу, мы на все это взглянем  с иного ракурса. Изобразим наших земляков и соседей совершенно разных рангов менее розовыми красками. Опишем некоторые высокие и низкие, а также забавные поступки местной истории и жизни с такой, знаете ли, полулегкомысленной точки зрения. 
Частично опишем хаос. Приправим его примерами нечестности и обмана, казнокрадства. Никуда не уйдем от головотяпства и пьянства. Надежды на русский « авось».
Восхитимся русской лихостью…
Поговорим о достижениях в новобуржуазной жизни - как многие сняли маски, когда им разрешили это сделать.
Или про то, как местный простонародный персонал лишают отечественных пространств. Про то, что появилось много вышестоящих любителей те просторы между собой келейно делить и повсюду устанавливать шлагбаумы…
Параллельно опишем занимательную историю своей местной фамилии. Как она проживала здесь с позапрошлого века и боролась за свою жизнь и независимость. Как не умела хлопать в ладоши.
А сейчас не хочет втираться в доверие к разным там современным дельцам…
Поэтому мы усядемся за стол и напишем в своем мягком стиле новую здешнюю историю. Попутно - за всем этим занятием прекрасно проведем время. Переживем таким вот образом нынешнюю зиму. Или даже две-три зимы.
Чтобы они не пропали для потомков. 
Конечно, мы слегка приукрасим некоторые местные события и фигуры. Кое-что  вывернем в чересчур выпуклом, полуфантастическом виде. Даже опишем истории, которых не было, но которые могли вполне состояться. Отдельные читатели, понимающие разнообразные литературные стили, будут к нам снисходительны. Остальные, подозреваем, станут нас сильно бранить за легкое искажение местной действительности.
Так что, которые люди серьезные и правильные – могут отложить эту вредную книгу в сторону.
Пусть поберегут свой незамутненный сомнениями рассудок.    
Пусть эти будущие новеллы пойдут у нас в совершенно бессистемном порядке. Так мы лучше разглядим какую-то странную неизменность нашей Родины и ее ближайшего  окружения. 
Все это - несмотря на смену веков и некоторых исторических эпох.
Как бы то ни было, на этом мы обрываем предисловие и идем  в местные архивы. Начинаем вспоминать всевозможные байки. Само собой, вплетем сюда и некоторые личные житейские происшествия, что довелось увидеть в нашей среднестатистической биографии.




      Оглавление:
 1. Эпоха гигантомании. 
 2. Крепкая  порода.                27. Свалка.               
 3. Сейсмическая станция.                28. Бедоносец. Случай номер один.
 4. Тайные причины.                29. Бедоносец. Случай номер два.
 5. Один далекий день.                30. История фамилии. Часть 8.
 6. Потемкинские бревна.                31. История фамилии. Часть 9.
 7. Ледовый марафон.                32. Как поссорились две цивилизации.
 8. Дикая охота.                33. Поздний роман.
9. Мужские слезы.                34. Совсем мелкая ерунда. .
10. Ниагарский водопад.                35. Нулевой цикл.            
11. Кубинский шпион.                36. Поездка на охоту.   
12. История фамилии. Часть 1.                37. Попутный рассказ об отдаленной юности.   
13. История фамилии. Часть 2.                38. О пользе храпа.
14. История фамилии. Часть 3.                39.Служили два товарища.
15. Лесные братья.                40. История фамилии. Часть 10.
16. Гора Лысенькая.                41.Сказка о рыбаке и рыбке. 
17. Интернациональный сектор.                42. Засуха.
18. История фамилии. Часть 4.                43. Зависть.               
19. Голодовка.                44. Новогодняя быль.               
20. Первомай.                45. Штрафники.
21. Курортный роман. Часть 1.                46. Оброчные крестьяне.               
22. История фамилии. Часть 5.                47. Одна недоуменная история.
23. Курортный роман. Часть 2.                48. Последняя глава.
24. Мелкая ерунда.                49. Эпилог
25. История фамилии. Часть 6.
26. История фамилии. Часть 7.








                1.Эпоха гигантомании.               
Места, описываемые нами, ранее относились к типичной, скажем так, сибирской глухомани.
Стране они были  известны тем, что здесь проживали в  ссылках некоторые вожди. Они тут мужали и копили силы для своей будущей борьбы.
Больше наша местность ничем  в масштабах страны заметна не была.
И многим ее жителям  было слегка обидно за такую ее непримечательность.
В стороне от столиц, заводов и железных дорог… Опять же, поблизости нет никаких морей… Только и радости в планетарном масштабе, что протекающая здесь Великая Река, нанесенная на все мировые географические карты.
Хоть эта водная артерия давала какую-никакую значимость нашему тупику и его обитателям.
Но вот внезапно наша держава вошла в эпоху массовой гигантомании.
Это, кто не знает, создание разных преогромных сооружений и систем для увековечивания своего времени и своих имен. Попутно с помощью этих гигантов частично решаются некоторые экономические проблемы.
И  бывают в истории каждой страны такие времена, что этим  занимаются все.
Возводятся колоссальные фабрики и заводы. Строятся ненужных размеров пароходы. Сплошь вырубаются леса и распахивается подряд  окрестная земля. Писатели пишут толстые тома, которые невозможно прочитать за одну человеческую жизнь…
Каждый лезет из кожи вон, чтобы придумать нечто грандиозное.
Причем речь идет как о разных там министерствах, так и об организациях более мелкого пошиба. А также об отдельных гражданах. Наш в детстве  сосед, к примеру, чертил и клепал необычный, представляете, самолет,  который бы частично летал, частично плавал и частично бы ездил по автомобильным трассам. Вы не поверите, но дело у него дошло  до того, что во время гонок по сельской дороге, он несколько подпрыгивал до полуметра от особо удачных кочек. И это можно было вполне считать за небольшой полет. Что касается плавания, то и здесь были определенные достижения в части огромного расхода горючего для прохождения одного километра пути. Как бы все ни сложилось, но данный человек прогремел на всю округу и местные мужчины его охотно угощали всевозможными напитками, допытываясь о хитростях его машины и его ума.
На более высоком уровне  шло повсеместное  соревнование – кто больше чего удумает и кто больше денег выпросит у родного отечества.
В таких вот исторических условиях родилась описываемая  местная стройка практически планетарного масштаба.
Сначала к нам, как водится, зачастили разного рода ученые.
Начали в нашу местность вкладывать свои всевозможные знания. Быстренько так все посчитали: большую пользу и выгоду, небольшой, в меру, ущерб окрестной природе. И разные цифры у них удивительным образом сошлись. Ясно, что из этого дела выйдет толк. Конечно, было несколько страшновато поставить здесь такую махину. В мире никто подобный Вавилон поперек реки еще не ставил, как бы здесь не дать маху и избежать роковых ошибок.
Но очень хотелось стать, знаете ли, чемпионами мира по гигантским плотинам.
Пока они еще все это дело на сто рядов просчитывали, строители предыдущих Вавилонов уже потирали руки и  радостно высаживали здесь свои моторизованные десанты, даже несколько опережая события. Начали разрушать крепкие здешние скалы, строя для начала разного рода автомобильные простецкие магистрали. Мол, мы уже тут и готовы пройти сквозь огонь, воду и медные трубы…  Дайте только срок… И, не покладая рук, такой вот самодеятельностью занимались некоторое время.
Пока окончательное решение о полном развороте настоящих работ не было принято на самом верху.
Но все-таки, хотя и состоялось такое решение, запрягали, как водится, долго. Лет этак с десяток. И уж затем вошли в настоящую колею и взялись за сооружение Гиганта во весь дух, скоропостижно отстроив его за несколько буквально лет. После чего осталось все это довести до совершенства, на что были потрачены еще некоторые годы.
Попутно, для проживания кадров, подрастал в форме прямоугольных домов и небольшой городишко; его негде было пристроить, как только под сенью Дурынды. И теперь прямо над ним висят огромные полчища мрачной воды. Человеческие массы, проживающие здесь, как говорится, ходят под богом.
Дома в том населенном пункте примостились среди местных деревьев и сосен, так что жители имеют право непрерывно дышать этими смолистыми ароматами. Рядышком – множество детских садов, поскольку в годы строительства сюда все больше ехала активная ко всем делам старорежимная молодежь. Само собой – повсюду магазины и тротуары. По окрестным кручам – всевозможные дачи.
И вот сейчас наш Гигант, или Вавилон, или наша Полукруглая Дурында, как ее  иногда ласково называют в народе, стоит себе и процветает.
Она действительно полукруглая, если взглянуть на нее с высоты птичьего полета. Умостилась себе поперек великой реки и работает во всю ивановскую.
Принося известную пользу человечеству. А особенно небольшой, знаете ли, его малочисленной ветви в виде местных работников-дурындовцев и их умелых руководителей из столицы…
А тот городишко с его жителями тоже зовется Вавилоном…
Вот так, в своем минималистском неподражаемом стиле мы вас ознакомили с историей вопроса, касающегося нашей ранее диковатой округи.
Теперь мы начнем преподносить различные местные вавилонские были и рассказы, попутно слегка рассуждая о человеческой породе.
И особенно об ее неизменности.
Нас эта самая проблема неизменности человечества с библейских времен чрезвычайно волнует и веселит. 
О том, что разные  современные аппараты и прочие достижения науки, а также человеческой мысли  слишком медленно нас совершенствуют. А то и вовсе, наоборот, возвращают в практически первобытное состояние  средневековья или крепостного права. Независимо от хода истории и смены веков. Тысячелетий.
Иной раз кажется – еще немного времени. Немного просвещения. Немного терпения. Спокойствия. Добродушия, что ли…
И человечество, буквально обнявшись, безошибочно пойдет вперед по светлой прямой дороге.
Только - нет.
Почему-то не получается.
Хотя уже столько наломано дров с тех самых библейских пор. Столько напортачено разными там  царями, королями, вождями и прочими важными правителями.  Эксплуататорами и их грубыми сатрапами и прихлебателями.
Все они были буквально извергами. Придумывали новые войны. Пытки. Казни. Открывали очередные учреждения по выслеживанию самостоятельных личностей. Запугивали народы…
Сколько наворочено всего также менее крупными и совсем мелкими бюрократами и головотяпами.
Самими широкими народными массами. И эти их рукоплескания в честь своих правителей и вельмож. Для чего-то – повсеместное развешивание ихних портретов и чтение ихних же биографий. Массовые перемещения на парадах…
Религии не хотят объединиться и все подливают масла в тот огонь мировых раздоров.
Жадность и жестокость все никак не могут утихомириться.
Какие-то, напомним, проистекают бесконечные внутренние и внешние войны, происходящие даже в последние, очень просвещенные века.   
Мы становимся в последние годы, в связи с нарастанием нашего жизненного стажа, такими небольшими, но в меру, историческими пессимистами.
Хотя все вокруг говорят о нас, как о несомненных оптимистах, возделывающих свои маленькие сады. Достаточно часто гуляющих с  лучезарными улыбками. Пьющими пиво в летнюю жару.  И мы вовсе не дураки регулярно сходить на рыбалку, в баню, или на вернисаж. Любим красивую малотронутую природу и порой вздыхаем по поводу ярких женских особ среднего возраста.
Так мы проживаем свою небезупречную жизнь.
Некоторые вообще считают нас легкими философами. Нам удалось в жизни сохранить достаточную независимость. В свое время мы интуитивно отказались от некоторых должностей и званий. И, в то же время, считаясь крепкими работниками, мы умудрились не отдаться своей любимой работе целиком, прочитав в одной толстой книжке и искренне полюбив одно изречение: «Работа – последнее прибежище посредственностей».
Вообще жалеем всех этих озабоченных, с ранней сединой субъектов, думающих по ночам  производственные думы. Чрезмерно болеющих за личные мизерные результаты в трудовом процессе. Прибывающих на работу с серьезными рожами ни свет ни заря даже тогда, когда в этом нет никакой необходимости.
Лично нам нравиться строить новые различные маленькие королевства, вырастающие из всевозможных личных увлечений.
Вот мы недавно, например, поставили в далекой труднодоступной тайге крепкий охотничий домик и надеемся вскорости организовать там средних размеров охотничье государство. Тем более, что мы старые, можно сказать, охотники. Любим одновременно убивать двух, а то и больше, зайцев. Это, когда некоторое увлечение дает нам совместный и труд и отдых, а вдобавок новые краски в жизни плюс некоторый материальный доход, ну и дополнительно – всевозможные интересные человеческие контакты.
Так мы стараемся жить.
И таких королевств и попутных для них профессий у нас было уже поболее десятка. Поэтому  мы отмечаем вместе со страной некоторое среднее количество профессиональных праздников…
Сейчас также попутно объясним для вас – почему себя лично называем таким многочисленным  словом  « мы».
Во-первых, краснеем, когда пишем налево и направо звонкое словечко « я».
Во-вторых, нашей персоне кажется, что в ее внешней оболочке живет как бы несколько разных типов. Всяких: подростков и старичков, романтиков и любителей полежать на диване, любителей Родины и ее критиков, легких нарушителей существующего порядка и средней сознательности гражданина… 
Тем более – в последние годы внутри нас прописался еще один посторонний тип, который вот это все сочиняет и записывает на бумагу.
И откуда он взялся?
Сами не знаем.
Само собой – мы носим внутри и частички многих простонародных окрестных земляков, у которых шершавые живые пальцы и ладони. Прочих представителей ушедшей эпохи, не ставших прошлыми и современными карьеристами и дельцами. Любителей и умельцев острого словца. Других разных там человеческих самородков. Рыболовов, охотников.  Почитателей природы в ее чистом виде. Художников и поэтов в душе. Друзей и подруг разных периодов жизни… 
Поэтому от такой вот разнообразной внутренней бригады будет вестись наш роман под  многозначительной маркой « мы».
Дополнительно в нашей оболочке проживают и частички родителей, дедов и всевозможных прадедов; далее в некоторых главах вы найдете доказательства этого утверждения…
Скажем также - как хорошо быть писателем.
Мы уже одну книгу среднего формата выпустили и можем сообщить следующее. С продажи тех произведений, конечно, не разживешься, но несомненные плюсы все-таки есть.
К примеру – идешь с супругой на день рождения к родственникам. Раньше надо было подарок подбирать по смыслу и по сегодняшнему семейному финансовому состоянию. Ломать голову и все такое прочее. Сто раз подумаешь – стоит ли идти. Может – лучше найти уважительную причину или сослаться на болезнь.
А сейчас берешь в подарок личную книжку и приходишь туда этаким щеголем и интеллигентом. Вот, мол, продукт нашего ручного труда с автографом автора. Духовная, так сказать, ценность. Берите и владейте, может, прочтете на досуге, если буквы не позабыли.
Хозяин с хозяйкой улыбаются и принимают дар. Их, может быть, внутри кривит от такой радости; лучше бы принять в подарок, к примеру, пижаму. Только при виде искусства им, как современным жителям, приходится выказывать радость и восторг.
А мы полноправно проходим и важно усаживаемся за стол…
Или,  к примеру, выезжаем в отдаленные края в санаторий или на курсы повышения по одной из своих профессий.
Располагаемся там среди своих собратьев по труду. Знакомимся с этой мужской публикой и с единичными дамами с того поприща. Невольно получается так, что хочется погулять вечерней порой с какой-нибудь из этих симпатичных особ: поговорить о природе и луне, рассказать о родных горных просторах.
Только того же хотят и другие соседние по проживанию мужчины. Тоже начинают тем дамам втирать очки и накрывать стол. Словом, разгорается такая нешуточная мужская междоусобная, но вполне корректная борьба. Вдали от домашних очагов.
Тогда мы можем небрежно достать ту  книжную вещицу, созданную тем самым нашим ручным трудом, и небрежным тоном обратиться к понравившейся симпатичной даме:
- Вот, мол, написана книга. Этими вот руками. Вот посмотрите – на обложке фамилия автора, а вот наш паспорт. Полистайте на досуге, познакомьтесь с нашими приключениями и вообще философией и смыслом жизни. А после пойдемте в парк  поговорить о литературе…
И следующим уже вечером гуляем с этой иногородней дамой под ручку.
А оставшиеся в одиночестве соседние коллеги мужского рода молча выпивают  за своим накрытым столом…   
Уделив себе минимальное литературное внимание, мы теперь перейдем к более посторонним персонажам и событиям. Как уже говорилось – они у нас пойдут без всякого временного разбора, без строгой хронологии. Будем непринужденно прыгать с нашими героями из эпохи в эпоху, совершенно этого не стесняясь.
Чтобы, поиграв словами, промчать вас на всех парусах по изгибам здешнего человеческого материала.



                2. Крепкая порода.
Мы почему-то любим стариков.
Не прочь с ними побеседовать и заглянуть к ним в душу. Интересно же узнать – что самих ждет впереди. У нас есть немало приятелей среди этого сословия. С некоторыми даже ходим в баню, с другими – на охоту. Третьим помогаем по части сельского хозяйства. С четвертыми – соседи.
 Нам только не нравится, когда они говорят о правительстве и начальстве. Тут они становятся буквально желчными и перестают нас восхищать. Конечно, их в последние годы жизни грубо обделили. А кто в подобном мероприятии виноват – теперь уже не разберешь.
Скорее всего – и старые и новые времена, а не отдельные исторические личности.
Только рассказ наш будет о высоком лихом поступке одного соседнего дачного старика. Мы его расскажем в начале нашего романа потому, чтобы все-таки показать личный  определенный личный восторг по поводу местной человеческой породы, построившей Дурынду. Начнем с высокого, чтобы затем спуститься к прозе жизни, которая последует в других рассказах.
Итак, у нас тут издавна были заведены дачи.
По причине  раскинувшихся за поселком  свободных земель в виде горных склонов. И еще в прежние времена власти сказали – берите себе по шесть соток и упражняйтесь там по поводу выращивания сельскохозяйственных культур себе на здоровье. Тем более – с витаминами в те времена были определенные перебои. Заполняйте, мол, свое свободное время занятиями на свежем воздухе. Корчуйте вековые пни, копайте грядки для горького лука. Выращивайте замечательную крепкую капусту. Солите на закуску огурцы. И так далее.
Народ все это дело вполне успешно освоил. И ныне дачная жизнь стоит у нас в поселке на самом первом месте. Оттеснив на нижеследующие места футбол, рыбалку и разного рода искусство.
И мы лично с супругой не избежали подобной участи.
Сначала завели себе огородик на отшибе. Затем прикупили дачку тут под боком, а старые земли запросто засадили яблонями, которые растут сами по себе. Мы их изредка посещаем: поборемся с насекомыми вредителями, скосим лишнюю травку, да соберем урожай. А вот на новых землях бываем почаще – стараемся не отстать от современников. Тем более – дополнительно пристроили баню и бродим туда париться с целью отдохнуть от современности.
И вот у нас здесь оказался сосед из числа тех самых дачных стариков.
Пенсионер Федор. Небольшого росточка подвижный садовод в курточке и старомодных очках. Мы с ним непринужденно познакомились и он нас давай учить всякой фруктовой и овощной науке. Знал он по этим делам много чего. Был любитель поэкспериментировать, словом – оказался как бы местный академик.
Наша семья его искренне полюбила. Тем более, когда мы узнали его фамилию, то практически ахнули – в прошлом настоящий герой труда, знаменитый строительный бригадир. Построил две Дурынды – предыдущую и нашу, а ныне коротает время от пенсии до пенсии. Получая основное питание от своих садов и огородов.
Кроме того – любил поговорить о природе, рыбалке и охоте. На почве чего мы с ним тоже сошлись.
Словом – замечательный развитой пенсионер под боком. В меру неугомонный. Однажды говорит:
-  Видишь вон то огромное сухое дерево на соседнем участке. Его не решились в свое время спилить по причине огромных размеров. Давай уроним его и обеспечим себя дровами на пару пятилеток. Это лиственница, крепкая порода – гореть будет хорошо. Жалко ведь – пропадает добро.
Мы почесали затылок:
- Ага, начнем его валить. А оно имеет, видишь, наклон и запросто упадет вот на тот дачный домик. Потом имей неприятности с соседями. Нет, пусть себе стоит. Пусть будущие поколения приспособят его на те самые высокосортные дрова.
Сказали – и забыли о том разговоре.
Вскоре прошла осень, выпал снег. Прошел очередной Новый год.
И мы с друзьями зачастили в ту самую баню, что здесь построили. Вокруг нее сама собой  сложилась мужская компания  из среднего возраста земляков, наших коллег и товарищей. Как из прошлой, так и из настоящей жизни. Некоторые просто любили попариться. Другие – излить душу по поводу того, что их мало ценят на работе. Третьи ходили сюда попить пива. Как бы то ни было, мы все прекрасно проводили здесь время. Особенно зимнее, когда жизнь приобретает более плавный характер.
Обычно этак обзвоним своих банщиков – сегодня во столько-то часов будет готова банька. Милости, мол, просим, не опаздывайте, пожалуйста. Пива просьба брать в  меру. Водку умоляем не брать совсем, чтобы потом не иметь ссор с имеющимися женами. И идем за часа полтора до встречи затопить ее. Одеваем в дорогу такую современную крестьянскую одежду. Непременно - валенки. 
Поднимаемся в горку неспешной походкой полупожилого человека.
Кладем в печку березовые поленья и чиркаем спичку, вскоре из трубы начинает валить легкий белый дым…
Только этот дым видит неугомонный дачный сосед Федор.
Он таки замыслил извести ту лиственницу на соседнем огороде. Для этого он наколотил поперек ее ствола ступеней из досок, по которым начал лазить и для начала спиливать огромные нижние ветви. Брал средних размеров ручную пилу и в медленном темпе водил ею по древесине. Снимал шапку и вытирал вспотевшую голову.
Как дятел подолгу сидел  и скреб то вековое дерево.
Причем он любил выбирать для этого мероприятия как раз то время, что мы парились в бане. Скорее всего, он рассудил так:
- Если и гробанусь с этой птичьей высоты, то хоть на чьих-то глазах. Будет кому подобрать и вызвать скорую медицинскую помощь. А будь я один, так недолго и умереть в одиночестве и забвении…
Он вообще той зимой практически ежедневно приходил на свою дачу, чего-то там строил. А когда видел дым из нашей банной трубы, то подпоясывался и шел на высоту, прицепив к поясу пилу. Ловко лез по стволу, вызывая мурашки по телу у всей нашей банной команды.
Нет, представьте себе: сидит разомлевшая и уже слабохарактерная компания, пьет пиво, рассуждает о всякой ерунде. Самое время безмятежно передохнуть от окружающей жизни. А тут по соседству болтается на высоченном дереве старик с пилой, того и гляди – оборвется и всем своим тщедушным телом ударится о мерзлую землю.
Хочешь, не хочешь – косишься из окошка на него одним глазом.
Так проходила зима. Федор забирался все выше и выше, заставляя все больше трепетать наши мужские сердца.
Мы говорим ему:
- Федор, дорогой, оставь ты эту затею с дровами. Нам жутко смотреть на твои цирковые номера без страховки под сводом неба.
- Нет, я докажу вашему поколению, что нас рано списали в запас. К тому же, у меня в голове есть инженерный расчет – как правильно и без ущерба для соседних домов  уронить этого гиганта.
А у самого по-молодому блестят глаза и на щеках даже появился задорный румянец. Наверное, он на пенсии застоялся и частично как бы коптил небо, а теперь у него появилась настоящая человеческая цель. В виде той самой лиственницы.
Махнешь рукой, да отойдешь.
Тут уже и зима к закату покатилась.
Все гигантские и мелкие сучья верхолаз Федор уже спилил. А в очередную нашу помывку взобрался на самую верхотуру и спилил верхушку. После чего сполз вниз и дал нам спокойно довести банные процедуры до конца.
А то мы все в очередной раз ужасно перенервничали.
Через неделю – срезал еще несколько метров от ствола. И от того гиганта осталось ровно три четверти. Здесь нам открылся инженерный замысел Федора – пилить то слегка наклоненное дерево сверху по частям.
Только ствол становился все толще и толще. Но наш лесоруб уже настолько укрепил свои мышцы и осмелел, что лазил туда каждый день в полном одиночестве. Сыпал оттуда опилками по часу и уходил отдыхать.
Дерево становилось все короче.
И мы, приходя в очередную баню, слегка аплодировали героическому соседу.
Кто сомневается в его трудовом подвиге – пусть попробует пилить эту лиственничную железную древесину простой ножовкой!
Наконец – остались последние самые толстые семь метров этого древнего дерева. Федор привел какого-то своего товарища тоже ветеранского возраста и они весь день с разных сторон бензопилой вгрызались в него.
Под вечер остаток ствола рухнул, совершенно не повредив окрестные строения. 
Вот так  пенсионер лихо провел очередную зиму. Утер нос нашим более поздним изнеженным поколениям. Не знаем – может ему жизнь была не дорога, рисковать ею ради дров. Или он дополнительно хотел показать себе и соседним дачным дамам свою пенсионерскую удаль…
У нас здесь еще будут подобные же новеллы о стариках. Как они борются за свое место под солнцем, за свое жизненное пространство, откуда их выселяют современные поколения.
Но они потихоньку ворчат и борются.
Хотя официально их уже списали в архив…               
 
                3.Сейсмическая станция.
Когда-то, в прошлую эпоху, попался нам на глаза один занимательный фельетон.
В советском юмористическом  журнале «Крокодил». Который выходил, повторим, при предыдущем режиме.
Мы тот фельетон легкомысленно прочли и совсем было позабыли. Но, видимо, в складках нашего ума он где-то выжил и несколько лет тому назад всплыл в нашей памяти. В связи с интересными событиями и аналогиями, произошедшими в нашем Вавилоне. Надо же, лежал себе до поры до времени и вот пригодился.
И он будет хорошей иллюстрацией к рассказу об одной занимательной  местной строительной эпопее.   
Речь в нем шла о каких-то замечательных грузинах.
Это, кто подзабыл, проживал в нашей бывшей империи такой самобытный народ, где-то на Кавказе в своей любимой Грузии. Как-то получилось - все грузинские люди отличались тем, что были  очень изобретательны в части подзаработать и расширить свое домовладение. Они изо дня в день этим делом безостановочно любили заниматься.
Другие посторонние советские народы очень ими поэтому восхищались и несколько завидовали таким их способностям. А сами, в основном,  стеснялись и не давали воли своим материальным мечтам.
И вот надо было в той замечательной горной Грузии построить мост.
Небольшой такой средних размеров очередной мост через протекающую там  горную речку. Чтобы не давать кругаля по окрестным кручам, а ездить и ходить прямо. Местные строители засучили рукава и принялись строить: навезли горы песка и щебня, подтянули тяжелую и легкую строительную технику, краны. Трудоустроили на это дело окрестное население.
Со всем своим горячим грузинским сердцем открыли фронт работ…
Прошла пара-тройка лет. Как-то совершенно стремительно и незаметно. Прибывшая на объект высокопоставленная комиссия обнаружила, что моста почему-то нет. Вернее, есть определенные жалкие конструкции, изображающие разворот работ. Зато недалеко, в некотором отдалении, был увиден замечательный поселок из свежих одноэтажных и двухэтажных домов.
Который здесь совершенно не был запланирован, только он почему-то появился.
Было достаточно долгое разбирательство. И частично суд. Почему строилось одно, а получилось другое. Наверное, эти горячие грузины, закатив глаза, божились, что не знают,  как так получилось. Бес попутал и все такое прочее.
Очень смешно такое происшествие из жизни дружественного нам народа читалось. Повторим – мы считали подобную историю забытой.
Но она повторилась в нашем вавилонском городишке.
Надо было построить одно небольшое, опять же, учреждение - лабораторию для измерений. Позарез надо было измерять колебания окрестных геологических платформ. Которые могли частично колебаться из-за постройки нашего Гиганта, изменившего равновесие некоторых систем земли и воды в здешней природе.   
Собирает тогда директор своих приближенных дурындовцев. Говорит им  будничным голосом:
- Так мол и так. Надо строить. Идите все и дружно подумайте – где, что и как. Предложения доложите.
Они гуськом переходят в свободный кабинет и начинают думать…
И вот пока они этим интеллектуальным делом занимаются, дополним кое-что о том времени, в котором творили наши персонажи.
То были дни, когда в стране наметилась коренная перестройка курса и даже общественного строя.
Прежние позиции были оставлены в прошлом.
Упраздненной оказалась незыблемая почти все прошедшее столетие одна единственная в государстве правящая партия с железной дисциплиной. Она внезапно стала навроде пятого колеса в телеге и от нее отказались. Часть ее членов сильно печалилась, а другая часть вздохнула весьма облегченно – теперь можно не бояться сурового партийного распорядка. Можно заняться своей личной и материальной жизнью более открыто.  Тем более, что большинство их находилось на командных высотах разного масштаба и им было чем погреть руки. Также взять то, что плохо лежит. Временами половить рыбку в мутной воде.
Такие типы и руководители были и в дурындовской комиссии, которая пошла искать решение о строительстве столь незначительного объекта. Все или не все – мы не знаем.
Знаем только, что большинство из них в эти годы занималось еще одним строительством.
Тут у нас в Вавилоне им удалось ликвидировать пару бедняцких дачных улиц под предлогом того, будто они находятся в  опасной зоне, связанной с электрическими полями. И на месте тех самых улиц они открыли объединение по постройке крепких кирпичных передовых усадеб, куда благополучно в большинстве своем дружно вступили. Тем более, что им со стороны нашего Гиганта была открыта  непустяшная помощь по созданию  модного европейского поселка.
Как первопроходцам и первооткрывателям, терпящим определенные лишения.
Только им  помощи со стороны родного вавилонского предприятия все время казалось мало. Они  норовили  его дополнительно как-нибудь ощипать, несмотря на свои грубые оклады и прочие привилегии.
Время, повторяем, было мутное.
С одной стороны капитализм напирал, а с другой - социализм в нашем околотке как-то подзадержался.  И всем таким стечением обстоятельств в те годы некоторые руководящие вавилонцы неплохо воспользовались. Особенно те, кто решился быстро и бесповоротно сбросить старые маски.
Итак, идет этот самый, назовем его так, технический совет. Вяловато и со скрипом. Тема не больно интересная.
Только вдруг один из руководящих вавилонцев талантливо восклицает:
- Коллеги! А не поставить ли нам эту чертову лабораторию в сердцевине нашего строящегося европейского поселка?- и, выдержав паузу, добавляет - чтобы тянуть к нему разные коммуникации и прочие нужные вещицы. Попутно заворачивая их в свои усадьбы!
Далее возникают дополнительные реплики:
- Так мы можем и все дороги соорудить за ее счет!
- Главное, побольше автотранспорта и землеройной техники на нее планировать!
- Рабочей, рабочей силы там должна быть тьма! А уж мы ей найдем фронты работ!
- Да еще труб, цементу и прочего металла заложить побольше в смету!
И прочие выгодные предложения.
Теперь главное -  как проект преподнести директору Дурынды?
Он является тертым калачом, все видит насквозь своим пронзительным взором, ему так просто рака за камень не заведешь. Хотя в последнее время его прежняя хватка слегка ослабла. Возраст сказывается, стал о душе больше думать. Церковь вот планирует построить. На подчиненных частично махнул рукой, не до них… Пусть живут как знают.
В скором времени решение было оформлено в красиво оформленную филькину грамоту.  Подсунуто директору. Трудно угадать ход его мыслей, но на этот жульнический документ была наложена положительная резолюция.
И вот тот неказистый одноэтажный объект начинает строиться.
Только почему-то очень медленными темпами. Он возводиться буквально несколько долгих лет, хотя там работ от силы на квартал.
Параллельно рядом кипит строительный процесс на упоминавшихся особняках. И великолепным образом две стройки сосуществуют в полной гармонии.
Часто по утрам можно было стать свидетелем такой картины.
  Представьте себе диспетчерскую вавилонского автохозяйства утром. Завгар кричит в телефонную трубку. Шофера ждут распоряжений. Просители относительно транспорта со своими мелкими бумажками заглядывают в глаза начальству. Слышен относительно равнодушный диспетчерский баритон:
- Три грузовика на перевозку песка для сейсмостанции…
- Два бульдозера также продолжают там что-то копать…
- Автокран, выходите в линию на вышеназванный объект…
- Более мелкая техника в количестве пяти единиц колонной выступает на тот же адрес…
- Дальнобойщики, срочно выезжайте за кирпичом в отдаленный город… Разгружаться возвращайтесь в район сейсмостанции.
- Оставшиеся просители, выстраивайтесь в очередь на получение остатков…Вам тут осталось техники с гулькин нос.
Замечательная картина, как говориться, труда и быстрых темпов.
Обиженные ходоки за транспортом с тяжелым сердцем разбредаются. Их материальные ценности, приготовленные к перевозкам, еще полежат. Подождут и прочие производственные и полупроизводственные, а также неотложные личные нужды.
Подобным же образом в этот современный микрорайон подтягивается разношерстная ватага рабочей силы. Она снимается с трудовых постов с самой Дурынды. Упомянутая рабочая сила существует здесь на правах легкого крепостного права.
Тех, кто по принципиальным позициям отказывался участвовать в таком хитроумном трудовом процессе, слегка наказывали современными гуманными методами: понижали зарплату, переводили на менее интересный труд. Тех же, кто вкладывал свою мелкую душонку в создание этих особняков, наоборот, слегка поощряли. Давали им небольшие премии и хлопали по плечу. Будущие домохозяева разговаривали на равных, как с самыми лучшими друзьями, ставили водку по праздникам…    
Происходит такой незамысловатый товарообмен.
Начальник вавилонских сантехников дает своему будущему соседу этих самых веселых сантехников. А тот снимает с рабочих мест и шлет в ответ позарез нужных тому вавилонских маляров. И те мигом красят необходимый в хозяйстве забор или баню. Может быть и веранду.
Злые языки нам о всем таком много чего порассказали.
Да и на самой Дурынде в различных мастерских кипела работа по изготовлению необходимых фрагментов для нового микрорайона. Клепались многообразные трубочки и гаечки, фасонистые наличники. Да всего и не перечислишь…
Вот так всем миром и помогли этим смелым людям отстроиться.
А затем, вдобавок ко всему, наша могучая кучка пробила Постановление. По которому выходило, что они прощают Гиганту ту самую непустяшную помощь, что он  оказывал им в начале строительства и за которую они должны были рассчитаться своей старой недвижимостью. По факту заселения они должны были ему легкомысленно отдать свои прежние  добротные квартиры.
Сгоряча пообещав в свое время совершить такой благородный поступок, они потом его отменили. И теперь радостно пользуются и тем и другим.
С чем и можем их лицемерно поздравить.

 
                4.Тайные причины.

Не надо думать, что все предлагаемое вам сочинение будет носить такой тяжелый незамысловатый характер.
Будут и более легкие, даже воздушные, рассказы.
Просто мы  слегка позволяем себе иногда недоуменно задать вопрос – ну как такое возможно в наше просвещенное время.
Тем более, что мы только что, буквально вчера, вышли из светлого прошлого,  где  считалось неприличным тащить из общего котла.
Наши командиры учебы, армии и производства преподносились как несомненные маяки. И вот они, в большинстве своем, стремительно переродились. А мы продолжаем искренне недоумевать по факту такого решительного поворота в их мировоззрении.
Тем более, что они нас раньше учили на тему – как надо жить. Для общества. Для Родины. И так далее.
Воспитывали менее сознательные широкие массы подобным образом.
Скорее всего, разного рода перерожденчество – несомненный попутчик человечества. Это, несомненно, надо записать в учебники для школьников и студентов.
И смириться с этим прискорбным фактом.
Сейчас прочтите одну небольшую забавную  историю. Как мы однажды чуть не вошли в одну с ними политическую коммунистическую партию, где все эти маяки числились. А, самое главное, что нас от такого шага удержало.
Это происшествие состоялось  двадцать лет тому назад. Во времена позднего социализма.
Наш Вавилон тогда экстренно строился, но уже частично выдавал свою продукцию в виде электроэнергии на нужды народного хозяйства.
А мы там по молодости лет работали и занимали  небольшую низкооплачиваемую вавилонскую должность. Считались  передовиком своего дела. Систематически получали почетные грамоты…
Только приезжает в наш растущий коллектив новый коммунистический парторг. Такой благородного вида господин с хорошими манерами. Он вообще-то приехал на другую должность, повыше, которая должна была скоро освободиться. А пока его попросили побыть кем-то вроде духовного лидера. Чтобы познакомился попутно с коллективом и частично подтянул дурындовскому народу  моральную планку.
Так получилось, что он занял соседний с нашим кабинет. И мы ежедневно здоровались по утрам, а также иногда перекидывались словами на разные там малозначительные темы навроде рыбалки, охоты или футбола.
Проходит некоторое время.
Вдруг, ни с того ни с сего, следует практически официальное приглашение в его апартаменты. Начинается странный  разговор:
- Вот, дорогой мой юный друг, согласно своей духовной должности присматриваюсь я к местному народу для решения разнообразных задач. Так или иначе, и ты попал в мое поле зрения. На предмет того, что надо тебе вступать в наши ряды, которые необходимо укреплять активной молодежью. Я в твоей личности ничуть не сомневаюсь и дам для тебя полный зеленый свет и всевозможные рекомендации. Ты частично омолодишь нашу ячейку и внесешь туда  свежую струю. В будущем же можешь сделать, благодаря этому вступлению, несомненный карьерный рост в различных сферах нашей современной жизни…
Слегка развешав уши, мы слушаем подобные речи.
Далее следует несколько продолжительный добродушный взгляд и другие атрибуты полного расположения к нашей личности.
Предлагается бесплатный чай…
Мы, конечно, от  такого монолога несколько опешили. Растерялись. Больно неожиданно это  оказалось для нашего слуха и ума. Поступить в ряды совершенно серьезных людей… Сидеть с ними на равных по-товарищески на собраниях…Принимать резолюции… Произносить правильные речи…
Да у нас во всем большущем роду ни одного коммунистического родственника не было. Более того, над партийцами там всегда посмеивались. В официальной оппозиции не состояли, но подшучивали над ними иногда за милую душу.
Поскольку родня моя  была какая-то себе на уме.
В ладоши хлопать, как уже сообщалось, совершенно не умела. К тому же деды мои бегали от ихних коммунистических  репрессий по разным там таежным далям. И только благодаря своим подобным стремительным перемещениям спасли себя и  семьи.
Родной отец вечно усмехался во время телевизионного  просмотра новостей…
           Словом, в нашей голове моментально включилась генетическую память и зов предков с их фамильными обычаями и традициями.
 Хотя, признаваясь честно, мы определенным образом в преподносимые нам страной идеалы верили.
Гайдара, того – первого, любили. Сочувствовали Павке Корчагину, как его раны приковали к постели, а он писал книгу. Вечно переживали за полярников, как они сильно мерзнуть и осваивают эту нужную Родине Арктику…
 Думали – вот наступает  прекрасная жизнь. Под красными знаменами. Все вместе. Преодолеем очередные трудности. У нас  все растет и ширится. Вот, например, наша великолепная Дурында подрастает не по дням, а по часам.
Представляете, какое столкновение произошло в нашей молодой голове. И мы  попросили перерыв. Надо, мол, подумать. Вопрос больно серьезный. И в волнении покинули кабинет.
С одной стороны -  красочные идеалы. С другой  - голос предков.
Но вскоре в мыслях появилась третья сила.
Она-то все окончательно и решила…
Как уже упоминалось, мы в ту пору были достаточно молодым субъектом. Кровь в нас еще кипела и она в любой момент могла подвести партийную дисциплину.  В виде такого настоящего полноценного флирта с понравившейся красоткой.
И мы подумали – а вдруг?
Случится подобное происшествие. Которое дойдет до партийных органов. Допустим, в виде заявления от расстроившейся супруги. Тогда будет небольшой как бы суд, поскольку чистота партийных рядов не допускала подобных поступков. Состоится  критика серьезных вавилонских товарищей. Придется краснеть и отвечать на вопросы – что да как. Вдруг потребуют рассказать подробности. Каяться. Каяться мы вообще не любим. Можем, конечно, простодушно извиниться.
А вот насчет покаяться – это для нас чересчур серьезно, мы так не умеем.
Вот так – положив на одну чашу весов партийную дисциплину и ихние идеалы, а на другую – голоса предков, родителей и дам, мы для себя сделали вывод. В пользу всех вторых. Приходим в кабинет старшего товарища.
Начинаем ему действовать на нервы:
- Так и так, недостойны мы,- затем добавляем  общеизвестную фразу - частично несознательны и малограмотны.               
- Мы все тут частично несознательны. Однако же строим новое общество попутно со строительством нашего Гиганта. Многие состоят в наших рядах, а  настоящих правдивых бойцов кот наплакал. И у этих у многих рыльце в пушку. Я бы их через одного распатронил. А насчет малограмотности – насколько мне известно – ты являешься заочным московским студентом. Что дает тебе некоторые карты в руки в разрезе будущего времени. Когда станешь дипломированным специалистом и партийным соратником. Садись сию минуту и пиши заявление.
Твердо смотрит на нас.
Но мы в некоторых вопросах тоже крепкий орешек. Упираемся и стоим на своем, не сходим с занятых принципиальных позиций.
И вскоре нас милостливо оставляют в покое.
Отпускают на волю.
В частности,  любоваться различными женщинами. Которые могут гордиться, что ради них иногда рождаются такие забавные случаи отказа от жизненных перспектив.
Несколько лет спустя мы рассказали об этом происшествии  друзьям, в том числе и дамам. Они весело смеялись, а просмеявшись, сказали, что мы в той ситуации не ударили в грязь лицом.
И сохранили себя для прекрасной половины человечества. 
Что, несомненно, важнее карьерного роста.

                5.Один далекий день. 

Параллельно с  работой по созданию данного местного произведения, мы почитываем для поиска нужного материала одно также местное сочинение.
Изданное в виде прекрасной розовой книги. Где изображена история создания нашей Дурынды с момента рождения замысла и до самых новых дней. Там находятся иногда небывалые картинки.
Ну вот, например, такая.
Действие происходит  во времена предыдущего общественного строя. Возвращается после смены домой один труженик, работающий шофером на большегрузном автомобиле. Усталым, но воодушевленным голосом говорит симпатичной жене:
- Ну, любимая, сдам еще две путевки и выполню пятилетку. Практически менее, чем за три года. Хотел, правда, пораньше, к годовщине Конституции, да с тонно-километрами задержка вышла. Как перевели на бетон, так на каждом рейсе семь тонн теряешь…
Что ему там жена ответила – неизвестно. Возможно, тоже что-нибудь про соцсоревнование и бригадный подряд.
Нет, ну вы представьте себе эту милую семейную сцену. Сидит  средних лет семейная парочка. Разговаривает о пятилетке. О несостоявшемся подарке к Дню Конституции.
Вполне допускаем, что это фантазия зарвавшегося местного репортера. Тогда все претензии уже к нему.
И как  рука поднималась писать такое?
А труженика можно оставить в покое. Скорее всего, он с красавицей-женой здесь нипричем. Был простым себе человеком, но его надо было приукрасить, как и многих других в упомянутой розовой книге.
Вот мы вам сейчас предложим более спокойный рассказ о строителях.
Возможно, это будет самая серая новелла в нашем необычном романе. Какую такую веселую байку можно сочинить о буднях стройки и строителей?  Только без нее – никак.
Потому что рядовые строители могут обидеться, что им не уделили литературного внимания.
Они, конечно, были нескольких категорий.
Несомненные романтики, после столкнувшиеся с прозой жизни. Рядом с ними - любители длинного рубля. У третьих на уме – ни то ни се. У четвертых работа вообще сидит в печенках  и они любят только свою частную жизнь.  Пятые терпеливо ждут очереди на квартиру. Шестые коротают время до пенсии. И так далее…
Но вот строителей, ночами думающих о досрочном выполнении пятилетки, нам встречать не приходилось. Может, просто не повезло, хотя мы очень многих из них знали и дружили с ними. Выпивали. И даже в такие минуты откровенности никто из них ни о чем подобном не говорил. Если речь заходила о строительной работе, то чаще ругали имеющуюся неразбериху на всех окружающих объектах.
Почему-то любили пройтись по командирам.
Конечно, отчасти они были довольны, что на их долю выпало возведение немыслимого вавилонского сооружения и с любопытством ждали – каким оно получится на самом деле. Оно на чертежах и будущих картинках выглядело как-то чересчур легковесно и великолепно; не совсем верилось, что оно таким будет.
Тем не менее, все они знали – все равно Вавилон осилим. Шапками закидаем. Благо шапок в нашей стране всегда много, на то мы большая  северная страна.
Вот мы написали все это и стало нам грустно. Несколько неправильно нами что-то преподнесено - слишком мрачно и серо. У них же чересчур радужно. Надо искать истину где-то посередине.
И мы ее сейчас  возьмемся искать.
Опишем один день среднего, молодого и типичного строителя и его разнообразных партнеров по работе. Попытаемся вернуться в то относительное прошлое.
Пусть на дворе будет поздняя осень, поскольку все трудовые резервы вышли с отпусков и продолжают  исторический труд по выполнению очередного годового задания. К тому же - свежее горное утро.
В одну секунду просыпается местное общежитие. Частично выспавшееся, частично нет.
Наш Степа, назовем его так, в скором времени, аскетично позавтракав, бодро поспешает  на рабочую остановку. Куда стекается  окрестный народ.
Такое, знаете, великолепное зрелище бодрости утра и множества людей. Рабочие одежды.  Приветствия. Утренние сигареты. Дамы, успевшие сделать макияж. Мужчины, не успевшие побриться.
Все нынешние вавилонские пенсионеры еще молоды и им кажется, что впереди у них прорва жизненных лет… Вот они и цветут улыбками на той остановке…
Подходит два  небольших, в несколько вагонов каждый, железнодорожных состава. Один из них доставит народ на правый берег, другой - на левый. Происходит  ежедневный легкий штурм вагонов, заменяющий утреннюю гимнастику.
Ловкие девушки с острыми локотками оживляют этот процесс.
Уселись и поехали навстречу новому трудовому дню. Степа сидит и отвлеченно слышит окрестные диалоги и монологи:
- Ну я его тогда предупредила…
- Мы на выходные набираем всего и топаем в тайгу…
- А она мне говорит «Я тебе не дурочка»…
Ни одного слова о пятилетке и соревновании, будто и нет  трудового горения. Совершенно полумещанские темы, совсем не в духе сегодняшнего дня.
Степан смотрит на знакомые ежедневные картинки за окном. Перестает слушать подобные глупости. Поскольку он в самом деле частично романтик и сам себе на уме. А из материального он мечтает приобрести себе рюкзак, палатку и байдарку.
Дальше такого у него просто не хватает фантазии.
Нынешней молодежи его мечты покажутся мелкими, никчемными и дурацкими.
Но то было совсем другое время и другие возможности. 
И это в самом деле была голубая мечта нашего героя.
Еще он занимался поисками своего «Я». На стройку ему хотелось поначалу очень сильно, поскольку он  рос неподалеку в одном прекрасном, но несколько грубоватом поселке. И хотел из родного населенного пункта выбраться в иную жизнь, яркую и негрубую. А тут как раз сооружение Вавилона, куда ехали все лучшие и передовые. Вот он и решил прибиться к героическим современникам, чтобы стать достойным  эпохи гражданином и просто человеком.
В первый месяц на здешнем трудовом фронте он был влюблен во все.
Яростно работал, можно сказать, не покладал рук. Заработал небольшое уважение в своей бригаде. Мечтая отчасти со временем перебраться на передний край – в котлован. В самую передовую бригаду, затем, чтобы чувствовать себя впереди. Класть в тело плотины настоящий большой бетон. Такие у него были старорежимные комсомольские амбиции.
Но они слегка развеялись, когда он получил  первую зарплату.
Рабочий разряд у него, как у новичка, был самый мелкий и распоследний. А следующий, как ни старайся, получишь нескоро. И так далее.
 Говоря современным языком, стране и стройке нужна была дешевая рабочая сила. Тогда наш герой поубавил свой глупый пыл и стал трудиться несколько сдержаннее… Он стал частично прагматиком, но продолжал поиски своего романтического «Я».
Тем более, ему нравилось проживать в новеньком Вавилоне.
Хотя  чувствовал, что пока еще он здесь настоящий аутсайдер. Ничем не прославился, не прибился к стоящей компании. Он, тем не менее, знал – это дело времени, преодолеть свою деревенскую скованность. Да и в школе он был практически отличник и неплохой физкультурник. Девчонки и друзья им весьма интересовались. А здесь его  мало кто знал как определенную личность.
Он терпеливо вживался в  здешнюю современность, одновременно присматриваясь – что да как…
Пока же он прибывает на  сегодняшний объект.
Их часть бригады возводит стратегическое здание столовой около котлована на правом берегу. Поскольку кадры  всевозможных строителей стремительно множатся, то они с трудом успевают перекусить в обед на несколько отдаленном заведении общепита. Вот почему надо в короткий период соорудить новую нужную точку. Она рубится из обычного пиломатериала, называемого брусом.
Молодежь, навроде нашего Степы, натужно переносит эти сырые полубревна на  плечах более старшим товарищам, которые укладывают  стены, получая при этом  гораздо большую зарплату за свой несколько неинтенсивный и незамысловатый труд. Подобное противоречие кажется горячим молодым членам бригады чем-то вроде расовой дискриминации и вызывает частичный отток юных кадров.
Ближе к обеду, перенеся некоторое количество десятков брусовой древесины, молодежь помогает старшим в укладке ровных крепких стен, попутно обучаясь премудростям плотницкого ремесла.
Стройка, в большинстве своем, состоит из множества несложных, быстро осваиваемых  действий ломом, кувалдой или топором. И средних способностей человек имеет полное право научиться всему такому за пару месяцев. До такого, опять же, среднего добротного уровня и до соответствующей заработной платы.
Ан нет, его надо в подмастерьях промурыжить пару-тройку лет, сэкономив на нем как можно больше. Хорошо хоть, что затрещин не дают, как в прежние эксплуататорские времена…
На перекурах наставники обсуждают различные темы.
Почему, когда в бригаде немало светлых голов, бригадиром ставят дурака? Сколько лет простоит возводимое сегодня здание?  Попутно поднимается вопрос обострившегося на Западе энергетического кризиса. Нет, у нас его никак быть не может – вон очередную махину строим. От  таких разнообразных тем и разговоров веет крепким историческим оптимизмом.
Несмотря на все, мы их  догоним и перегоним. Когда-нибудь.
Степа с чувством почтения глядит со своих второстепенных свежих стен на котлован, который совсем  рядом.
Он просто рвется туда всей душой. Там настоящее дело и успех. Ночные смены, когда можно встречать рассветы на трудовом фронте. Там даже бетон не простой, а гидротехнический. Наверняка, и люди особенные, сошедшие с экранов или с литературных страниц. А эти временные коллеги похожи большей частью на его унылых односельчан, которых он покинул в поисках новой жизни.
Когда ушел, как говорится, в люди.
Сегодня, кстати, предпраздничный предреволюционный день. Повсюду развешиваются дополнительные лозунги и плакаты, призванные повысить самоотдачу масс и требующие трудовых подарков к очередной дате. 
 Самое главное, наши герои плотники не подозревают, что соседняя бригада взрывников с котлована уже приготовила им свой громкий подарок.
И  динамит уже уложен в отведенное место.
  Сейчас состоится обеденный перерыв. Многочисленные строители покидают все окрестности. Тем более, что их об этом попросили. Поскольку в эти перерывы иногда происходят такие совершенно мирные взрывы для углубления котлована.  И на всякий случай народ надо поберечь от непредвиденных осколков и ударной волны.
 Степа и его коллеги спешат в несколько отдаленную столовую. Там они отдыхают в очереди,  ударно обедают и прогулочным шагом бредут обратно по лабиринту разных стройплощадок. Им осталось сегодня уложить десятка два-три своих бревен и потом удалиться домой на несколько удлиненный выходной, связанный с упоминавшимися праздниками, чему все искренне рады. У молодых - ихние молодежные задачи на предстоящий уикэнд, у более зрелых экземпляров – другие. Вот они подходят к своему объекту, который наполовину ими построен.
Следуют неожиданные высказывания  и крики:
- Да что ж это такое!?
- Этого не может быть! 
- Кто виноват? И что теперь делать?
И так далее, в таком же театральном взволнованном духе.
Упоминавшиеся подрывники где-то напортачили. Заложили, скорее всего, лишнее количество взрывчатых веществ в очередной взрыв. Или не туда его направили. Словом, они перестарались – крупные осколки скалы в массовом порядке полетели из котлована прямо на свежие стены, которые укладывала степина бригада.
И от этих стен мало чего осталось. Они практически оказались погребены под слоем местных геологических пород. Теперь  столпившиеся здесь строители  болеют душой за произошедшую неувязочку, которых немало бывает между смежниками на такой большой стройке.
И брат брата иногда лишает премии.
Собирается необходимое начальство и дает волю своему большому сердцу. Проще говоря, происходит грубая перебранка. Все они склоняют во всех падежах упомянутых мастеров взрывного дела.
Однако постепенно стороны берут себя в руки:
- Ну, стерли с лица земли довольно недорогой объект. Бывает. Построим заново. Тем более, что надвигаются праздничные дни, их надо бы уже начинать отмечать. Пора идти накрывать столы.
Наших плотников спешно отзывают в бригадный вагончик, необходимо дружно сфотографироваться всей  бригадой.
Поскольку коллективом они неожиданно взяли верх в заочном соревновании по отсутствию крупного и среднего травматизма.
Наверное, растяп у них в последний период времени оказалось меньше, чем в других подобных подразделениях. И теперь их будут ставить в пример, для чего необходимо сделать снимок в местную прессу.
Фотограф умело выстраивает композицию.
В центр усаживается грузный бригадир, ему в руки для чего-то дают  знамя. Вокруг него располагается бригадный золотой фонд: маяки, ветераны, передовики и рационализаторы. Также руководители общественных ячеек.  Прочие, в том числе и Степа, расставляются по периметру. Все надевают принесенные со склада новенькие каски и делают  воодушевленные лица.
Как бы глядят в прекрасное будущее и видят его светлые дали…
Фотограф несколько раз щелкает фотоаппаратом.
После чего фактически рабочий день заканчивается. Часть бригады собирается обмыть завтрашний праздник и сегодняшнюю победу, а также катастрофу на столовой. Для этого они определяют временного тамаду и сдают ему взносы.
Он сейчас живо сгоняет на грузовике в поселок.
Другая часть, не участвующая в подобном банкете, навострила лыжи покинуть рабочие места и поехать домой - не путаться же здесь под ногами.
Наш герой тоже решает примкнуть к этой группировке.
И на все выходные уезжает в родную деревеньку.
Повидать родителей, одноклассников и друзей, перевести дух от любимой стройки…
Вот так минимальными красками  мы обрисовали один день 6 ноября 1974 года. В виде мелкой рутинной хроники.
Извиняемся за отсутствие пространных разговоров.
Мы их неохотно пишем.
Поскольку сами не очень разговорчивые люди, частично молчуны. Жена вон иногда обижается, ей дома не с кем побеседовать и наговориться. Скорее всего, мы такими минималистами и останемся. Искренне недоумевая по поводу трескучих монологов и диалогов по переливанию воды в некоторых  литературных произведениях.   
Также просим простить нас за наши несколько коротковатые предложения. Мы именно так любим почему-то писать.
Словно забиваем в бумагу множество маленьких незначительных гвоздиков… 
…А столовую в скором времени все-таки построили.
               

                6.Потемкинские бревна.

Современные люди из нового поколения, прочитав предыдущую быль, заявят:
- Ну, вы и давали маху!
У нас, мол, такого быть не может. Время не то. Производственные отношения изменены созвучно эпохе. Иной подход к проблемам.
Экономия и строгий счет.
Только у нас на этот счет есть парочка совершенно свежих историй буквально из сегодняшней вавилонской жизни, показывающих, что  все течет по-старому. В смысле  живучести головотяпства. Производительные силы и производственные отношения сильно от него страдают. Также – финансовые показатели.
Словом, читайте самую свежую фантастическую историю на подобную вечную отечественную тему.
Тут недавно наш Гигант сильно реформировали.
Какая-то очередная отечественная компания навроде укрупнения-разукрупнения. Мы на своем веку многие переделки наблюдали, но эта была самая решительная и похожа на настоящую. Сейчас  ее суть объясним на простом примере.
Вот представьте себе картину.
Живет такая большая семья во главе с родителем. Этот отец, пока он был в силе и пока дети были малограмотные, маленькие и неокрепшие, строго за всем следил и наблюдал. Чтобы окружающие работали. Не ругались и довольствовались малым, лишнее несли бы в общий чулан.
Такая была типичная ячейка общества.
Но вот его близкие дети стали шибко грамотными, выросли и у них появились свои дети, а также другие родственники и друзья. Папа старится, а потомки, наоборот, набирают силу, ум и нахальство. Они начинают слегка водить его за нос, тащат все, что плохо лежит. Все сразу и не найдешь крайнего. Этому всемерно способствует очередная полная перестройка курса в стране. И вот два таких процесса взаимно совпадают. На многих отечественных просторах и объектах.
И не только на нашей  Дурынде.
Значит, детки активно многое растаскивают, а общий чулан пуст. Когда он, по всем подсчетам, должен быть завален под завязку.
Тогда решают отделить детей от отцов. Дать каждому ребенку по инструменту, пусть трудится в отвлеченном единоличном хозяйстве.
Кормит себя. Родственников. Друзей. А папа будет подкидывать им всем работенку. Поскольку у руля собственности он остается еще на некоторое время. Одним словом, теперь, если потомок и захочет что-то прикарманить, то пусть это делает в своем собственном хозяйстве. А которые дети проявят чудеса организованности и ума, то их подразделения имеют все шансы выжить, даже добиться процветания.
Только вот мы слегка сомневаемся. Даже не слегка, а сильно.
Скорее всего, они – те детки, воспользовавшись своей свободой и моментом, постараются, в первую очередь, натаскать лишку для себя.
А там хоть трава не расти.
Наш скептицизм относительно  подобных  деток достиг пугающих нас самих размеров.
И мы очень хотим ошибиться в этой вечной отечественной проблеме.
Тем более – некоторые папы и детки могут запросто договориться. К примеру – записать некоторую воздушную работу, а лишние шальные денежки по современному распилить и распихать по карманам. Или…
Тут много методов.
А в любой реформе, призванной к выводу Отечества на новые рубежи, любой руководитель найдет, как говорится, ход конем. А чтобы им ходить - выбираются соответствующие умелые детки из числа любителей ловить рыбку в мутной воде. После их всячески продвигают и принародно восхваляют при каждом удобном случае, делают с них маяков новой эпохи. А тех, кто насквозь видит ихнюю подобную деятельность и отказывается с ними сотрудничать – гонят взашей.
Помните, кто-то из отечественных классиков еще двести лет сказал общеизвестную короткую характеристику о нашей Родине:
- Воруют.
Потом кто-то из последующих классиков что-то еще добавил про дураков и дороги…   
Так мы вам обрисовали по простонародному суть происходящих повсеместных реформ. По научному называемых реструктуризацией естественных монополий.
Теперь вернемся на нашу Дурынду.
Итак, начали они все решительно отделять и переписывать друг на друга. Начали с кабинетов. Полгода непрерывно перетаскивали мебель: рабочие столы, шкафы. Компьютеры. В коридорах стоял сплошной содом. Затем делили хозяйственные объекты. И вот на одном из них и произошла потемкинская история с бревнами, которую мы сейчас вам предлагаем.
  Стали, значит, имеющиеся на складе круглые бревна измерять и считать, чтобы передать их новому ответственному лицу, назначенному сюда управлять и проявлять хозяйственную жилку. Только вот бревен не хватает. Причем - в большом количестве.
По документам одно, а на самом деле их кот наплакал.
Скорее всего, их, грубо говоря, разворовали. Ну, работяга распилил бревнышко для себя, командир производства увез грузовичок. Таким вот образом запасы растаяли. И теперь их нет. А на бумаге они присутствуют.
Обычная  история.
Крайних в подобных случаях и не ищут. Списать надо все бывшие вавилонские материальные ценности и вся недолга, тем более, что многие здесь замешаны. Как низы, так и верхи здешних производительных сил современности.
Однако вновь назначенный сюда управленец неожиданно уперся. Он буквально закусил удила:
- Подобные остатки бревен я не приму. Хоть из под земли достаньте мне их целое количество!
Ему говорят:
- Полноте, братец. Дались тебе эти бревна. Подмахни вот акт и делу конец.
А он им:
- Как я буду без стратегических запасов древесины работать. Все мое новоиспеченное хозяйство замрет.
Дело дошло до верхов. С чьей помощью был найден компромисс и дана команда:             -  Часть кубометров списать. Прочую недостающую часть достать из-под земли. Снарядите для такого дела целый моторизованный коллектив, собрав в него разных личностей, являющихся работниками Дурынды. Оторвите их на время от привычных производственных операций.  Снабдите, повторяем, нужной техникой и другими ресурсами.
  Только бревна из-под земли достать невозможно. Надо двигаться в леса. Но с несговорчивыми  лесниками весьма тягомотно решить вопрос по выделению лесного фонда. И такой вопрос за месяц не обтяпаешь, набегаешься по разным там лесным бюрократам. Тем более, скоро уже осень. Словом, не успеть.
 Тогда лица, ответственные за эту операцию, меняют тактику. Они командуют:
- Давайте доставать бревна из воды. Тут в водохранилище нашего Гиганта их много еще плавает.
Действительно, когда поднимали в свое время водную планку, то лес добровольно  всплывал и до сих пор лихо путешествует по водным просторам. В немалых количествах. Его можно беззастенчиво извлекать кому не попадя. Наша скоротечная бригада получает приказ – черпать этот чертов лес прямо из воды как можно скорее, возить его на место будущего расположения.
Теоретически подобное решение не подвергается сомнению. 
Только теория и практика частенько не  дружат друг с другом.
Плавающие в акватории бревна успели слегка разложиться. В них поселилась гниль. Появилась пустотелость.
Поскольку вода является плохой средой для древесины.
Тем более, что всем этим плавания уже два долгих десятка лет.
Также, в свое время, на водных просторах поработали смелые и ловкие люди, которые сняли сливки в виде добротной древесины. Оставив всем прочим опоздавшим один прах. А наши теоретики, скорее всего, совершенно позабыли и о быстротекущем времени и об этих смелых одиночках, орудовавших на местных акваториях.
Начинается подготовленная по всем правилам трудовая операция. Флотские маневренные соединения выискивают уцелевшие добротные бревна. Только их не наблюдается. Следуют доклады организаторам лова:
-На поверхности вод наблюдается сплошное гнилье. Прикажете сворачивать трудовой процесс. Народ смеется над вашей запоздалой затеей.
По законам всемирной логики надо, признав свое теоретическое поражение, остановиться и подумать, принять новое умное решение.
Посмотреть по сторонам в поисках рационального варианта.
Только принимается другое постановление в отечественном стиле.
Во-первых, не надо поднимать шум. Еще раз успокоить и убедить не болеть душой за наличие леса принципиального новоиспеченного назначенца. А высшему начальству доложить, что все идет как по маслу. Древесина, мол, завозится и  все такое прочее. Вряд ли кто будет заглядывать в сердцевину вылавливаемых бревен. А снаружи они хоть куда. Ими, как сказал один классик, хоть забор подпирай. Правда, он сказал это не про бревна.
И вот начинает сооружаться местная потемкинская деревня.
Из разнокалиберных и никуда не годных отходов. В две-три недели интенсивного труда  была навезена средних размеров гора серого древесного хлама, которую издалека можно вполне выдать за пригодные запасы.
Мы там однажды были проездом на водохранилище. Как раз во время описываемого трудового процесса. Попутно взяли такое шутливое интервью у его участников.
Видели их растерянные глаза. Вообще эти ловцы леса сильно стыдились давать  ответы на наши ернические вопросы. Простым трудящимся массам было неловко за свои поступки. Хотя их вины в подобной ситуации гораздо меньше, чем у тех, кто закрутил подобную канитель. Тем не менее, они чувствовали угрызения личной совести, что показывает имеющуюся у них человеческую высоту по данному вопросу.
Теперь мы хотим заочно спросить у вавилонских вдохновителей операции:
- Позвольте, господа  -  а зачем? Объясните, пожалуйста, смысл. Почему мытарили народ?  Блеснули во всей своей творческой красе. Втирали очки. Что скажут потомки?
Мы не знаем, какого они нам рака за камень заведут. Самым лучшим ответом с их стороны видится такой:
- Даже не знаем, как подобное могло случиться. Наверное, на всех на нас одновременно нашло затмение.
И почешут личные крепкие дурындовские затылки. Нет, правда – а если их всерьез спросить.
Начнут с таких высоких материй…
Так что, скорее всего, время и разные там нововведения не властны над нами. Надежды на то, что, поменяв историческую формацию, наше поколение рванет вверх, не оправдались.
Будем надеяться на потомков.
             
    
                7.Ледовый марафон.

Раз уж нам пришлось коснуться водных пространств, то на ум пришла еще одна симпатичная байка относительно этой воды и людей на ней.
В ней достанется не одному только вавилонскому среднему сословию. Нет, надо и другие слои  здешнего народа обрисовать.
Усмехнуться над ними.
Давайте спустимся по иерархической лестнице  вниз и поглядим – каким образом в новое время живет и отдыхает простой народ и чем, как говорится, дышит...
Так вот на водных просторах, что привольно раскинулись выше Вавилона, есть одно беспокойное производственное заведение, напоминающее флотскую команду среднего уровня. Десяток единиц кораблей-катеров и тридцать-сорок человек при них.  Имеется относительно крепкий причал и другие подсобные механизмы. Два-три командира с офицерскими манерами и привычками.
Задачей всех этих единиц техники и людей является держать оборону от упомянутого в предыдущем рассказе путешествующего по воде гиблого леса. Который, если соберется весь в крепкий кулак, то может много беды наворотить и крови попортить нашему Гиганту. Его там, говорят, многие миллионы стволов непринужденно мотаются туда-сюда. И, согласно местной розе ветров, он весь может дружно напереть в северном направлении.
Тогда Вавилон испытает дополнительные физические нагрузки и его показатели прочности ухудшаться.
Уже третий десяток лет вышеописанное дурындовское полуфлотское соединение держит свою позиционную оборону и успешно топит этот лес на слегка отдаленных позициях. Окружает его прочными железными барьерами, а потом берет его измором по всем правилам средневекового боевого искусства.
Но, при помощи разных там природных стихий, противник иногда вырывается из окружения. Тогда за ним устраиваются новые облавы и прочие  боевые действия. Лесные полчища  снова загоняются в отведенные им резервации. И с таким переменным успехом боевые действия проходят, повторим, уже третий десяток лет.
А окончательная победа планируется на жизнь следующего поколения.
Когда в  окруженном положении утонет последнее бревно.
Тогда можно будет облегченно вздохнуть и расслабиться. А флотское заведение перевести на мирные рельсы. Перекрасить вавилонские пароходы в белый цвет и катать по этому местному глубоководному морю всевозможную нарядную публику …
Только пока не до такого.
И от постоянного противоборства с неодушевленным противником у работников данного подразделения частично сдают нервы. Как на настоящей войне. Видимо, поэтому они не дураки выпить, чтобы снизить таким образом нервную нагрузку. Очень многие там обожают это дело; к тому же постоянно  на природе и воде, где любая выпивка и закуска идут как по маслу.
Тем более – тот коллектив водителей катеров и их помощников провел научные исследования на тему управления водным транспортом в нетрезвом состоянии. Совершенно точно было установлено следующее: современные скорости ихних судов в аккурат позволяют управлять ими, практически находясь в полном алкогольном затмении. Иначе говоря – человеческая реакция в дым пьяного человека может решать возникающие по ходу водного пути затруднения. Вот если рулишь на автомобиле – тогда, конечно, нет, поскольку там более скоростной режим и более узкая трасса, да и мешают многие соседние разного рода машины, что непрерывно снуют рядом.
А тут совсем иное дело. Во-первых, широкий простор. Отсутствие перекрестков и только изредка мелькнет посторонний пароход. Потом – рычаги часто не надо дергать взад-вперед. И, главное, повторим их открытие – скорость позволяет принимать решения, рулить и держаться на плаву, находясь под любым градусом.
Вот при жизни будущих поколений, когда по водной глади помчаться более быстрые катера – тогда вставай за штурвал трезвый. А пока условия вполне позволяют наливать и выпивать…
Ко всему прочему - трудовой процесс проходит, опять же, в некотором уединении от начальства.
Которое, подозревая обо всем таком, иногда принимает некоторые решительные меры.
Например, оно ограничило их контакты с внешним миром.
Наверное, был среди вавилонского начальства такой разговор:
          - Что же все-таки делать с нашим флотом? В части его перевода на более трезвые позиции. Рано или поздно эта их интенсивная выпивка подведет нас всех под монастырь. Туда каких надзирателей не ставь – через пару месяцев сами становятся с красными носами. Стремительно перенимают флотские привычки.
- Главное, у них, стервецов, надежная круговая порука и прочее боевое братство отработаны до совершенства. Ничем их не возьмешь и не проймешь никакими идеалами трезвой жизни. Надо что-нибудь неординарное измыслить. Пить они, конечно, не перестанут, нужно хотя бы ограничить количество потребляемой водки. Только как?
  Стали они логически и всесторонне мыслить.
Например, поутру какой-то несознательный работник прихватил туда на рабочее место одну незначительную бутылочку. Допустим, с целью опохмелиться. Святое, как говориться, дело. Ладно. Вдвоем-втроем с наиболее близкими коллегами они употребили данный продукт. Не беда. Но неустойчивая душа ведь начинает просить еще. Поскольку ей трудно остановиться. А где и как взять? Магазинов поблизости нету. Но где-то же, прохиндеи, берут и берут. Надо думать…
Стали они думать.
Всем малым и большим начальством…
Додумались до такого.
Там, поблизости, шлындает и болтается много постороннего народу. Рыбаки, также прочие отдыхающие. Все они, маловероятно, чтобы находились там без  разного рода напитков. Поскольку некипяченую воду из водохранилища пить не рекомендуется. Наверное, так туда попадает и алкогольная продукция разного розлива. А там наши работники под боком. С которыми можно выпить-закусить. Потом лихо прокатиться на катере за отдаленной рыбой.
Взаимно подружившись и доставив друг другу удовольствие.
Снова собирается совещание. Уже по выработке мер. Говорится примерно следующее:
- Итак, товарищи, откроем наш совет по борьбе сами знаете с чем. Суть процессов нами обнажена. Надо выработать контрмеры решительного характера. Какие будут  предложения?
- Я предлагаю изловить пару субъектов за выпивкой или после нее и вытурить их с должности.
- Э-э, не пойдет. Скольких уже с позором прогнали, а толку ни на грош. Для остальных  это не имеет никакого воспитательного эффекта. Так и продолжают. Этак мы можем всех флотских кадров окончательно лишиться. Да и новых личностей, вспомните, как ни примешь – тут же начинают вместе со всеми заглядывать в бутылку! Нет, тут надо что-то экстраординарное изобрести…
Час совещаются, два.
Рассматриваются самые фантастические предложения. Вплоть до принудительного поголовного медицинского кодирования флотского состава. Но это будет нарушением прав современного человека.
Тогда встает один проворный член комиссии и говорит своим добродушным голосом:
       - Мы тут уже упоминали шляющихся за Дурындой отдыхающих с удочками. А давайте-ка мы совершенно никого туда на водные просторы за Дурынду пускать не будем вовсе. Запретим там всякие хождения посторонней публики. Через такую меру мы ограничим  всевозможные контакты наших моряков с внешним миром. Опустим, образно говоря, своеобразный вавилонский железный занавес. Потом произойдет резкое снижение доставляемой туда водки. Наш флот будет практически трезв.
Тут, наверное, все давай аплодировать такому смелому предложению.
Жалеть, что сами стеснялись высказать подобную идею. Затем более прозорливый в житейских делах еще один соратник  развивает дальнейшую идеологию относительно тех водных просторов:
- Совершенно правильно. Я целиком согласен и хочу пойти дальше. Несомненно, мы должны там поставить большущие ворота и никого туда не пускать. Объявим там охранную запретную зону, куда и мышь не проскользнет. А сами-то станем в ней полновластными владельцами. Сделаем себе пропуска. Сможем там творить что захотим. Единолично и беззастенчиво рыбачить, охотиться, отдыхать с кругом приближенных друзей и подруг в новоиспеченной собственной вотчине. И всякий там простонародный контингент не будет у нас путаться под ногами. Пусть себе дает кругаля в двадцать километров по дальней дороге, чтобы попасть на рыбалку в другой микрорайон нашего водоема. Наиболее бойкий пенсионер или мальчишка вполне дошагают туда за несколько часов – пусть развиваются. Да и, заодно, покажем местным и отдаленным жителям – кто здесь в доме хозяин. А то, поди, считают нас за ровню; мы давненько никаких громких запретов не совершали. Ведь знаете – скажешь человечку « нет», вроде его как и отодвинул вниз, а себя – поставил повыше…   
Тут, скорее всего, раздались более громкие аплодисменты.
Оратору пожимали руки.
И, с серьезным лицемерным видом руководящие дурындовцы стали трубить о необходимой самообороне Дурынды со всех географических сторон.
Взяли в долю и приняли на работу отечественные службы безопасности, они тоже обожают работать по миролюбивым отечественным согражданам. Увеличили втрое охрану. Стали гонять вавилонское население из этого житейского пространства.
В чем довольно скоро преуспели.
Часть прошлых строителей Гиганта и других вавилонцев сильно возмущалась. Дело доходило до легких бунтов в форме оскорбительных выкриков в сторону авторов этого решения. Или в форме грубых надписей на соседних с установленной охраной скалах.
Но постепенно народишко привык к своей участи.
Совершенно отказался от рыбалки и купания. Пенсионеры стали больше играть в домино. Детвора спустилась в подвалы. А наиболее настойчивые проникают за Дурынду путем лазания по окрестным вертикальным кручам. Попутно совершенствуя себя как альпинистскую личность.   
Теперь мы вернемся на палубы наших боевых кораблей.
Посмотрим, как там стали обстоять дела после. Когда были приняты грубые решения, а затем и действия по блокаде здешнего персонала.
Только он этого мероприятия вовсе не заметил.
Поскольку при принятии вышеописанного решения  был допущен маленький стратегический просчет.
Не были учтены до конца особенности национального характера.
Что плетью обуха не перешибешь. Что не мытьем, так катаньем любое ущемление прав будет обойдено. И так далее.
И об одном из них мы сейчас простодушно расскажем.
Дело было в разгар очередных вавилонских реформ. Кстати, призванных частично напугать лодырей, пьяниц, жуликов, тупиц и прочих неудачных человеческих личностей. Когда всех предупредили, что на трудовых постах оставят самых лучших и сознательных. Остальных, мол, попрут поганой метлой. Вроде бы этого достаточно было, чтобы некоторые экземпляры поутихли хотя бы на время. Добросовестнее бы стали трудиться…Меньше бы стали воровать… Также побыли бы частично трезвыми…
Словом, залегли бы на дно. Отдохнули бы от своих дурных наклонностей. И показали бы себя с наивыгоднейших сторон. С целью сохранения себя на этом крепком Гиганте как рабочей единицы. 
В субботний вечер марта 2004 года на вахте несли службу пять  человек. Некоторые из них там были согласно расписания, другие остались по личным мотивам. Может им домой не хотелось и они усилили караульную команду своими личностями. А, в остальном, в выходной вечер наш гарнизон был практически пуст. Вокруг расстилалось ледяное безмолвие и со дня на день ожидалось, что надоевший лед растает. Тогда можно будет начать очередной флотский сезон. Навигацию, иначе говоря, которую все они ждали с нетерпением.
Поскольку давно хотели прокатиться с ветерком на любимых судах. 
Словом, лирическое настроение в коллективе постоянно нарастало и требовало выхода.
Поэтому еще с утра у них было припасено… И приблизительно с обеда они прочно засели за стол. Никакого тебе надзора в субботний день и все такое прочее.
 Рассказывают, что посидели очень душевно. Обсудили некоторые события, помыли косточки кому надо. Полюбовались весенней окружающей средой. Поговорили о производстве, само собой. Частично о любви.
Только внезапно случилась обычная вещь – кончилась вся водка. А жажда еще осталась.
Хотя какая может быть жажда в прохладный мартовский вечер?
Мы в таких делах слабо разбираемся.
Только они сразу же позвонили куда надо. Пока не стемнело. И им по отлаженной системе лихо доставили заказанное количество.
Кем и как  -  мы не имеем право говорить по причине мужской солидарности.
А дурындовский автомобиль, выполнивший заказ, уже маячит на противоположном берегу. До него осталось сбегать какой-то километр, расплатиться и забрать напиток. Потом бережно донести его к столу. После чего продолжить банкет, покуда будут силы.
Только вот передвигаться туда и обратно надо по весеннему, понимаете ли, льду,  который крайне непрочен на сегодняшний день. Тем не менее, отступать от этой жажды некуда. Надо идти, пока светло.
Выбираются два отчаянных таких  человека.
Возможно, у них была застрахована ихняя вавилонская жизнь на круглую сумму, поэтому выбор и пал на них… Или они  ужасно ловкие, юркие в туристическом плане спортсмены… Или жизнь им в данную минуту не особенно была нужна…
Их инструктируют по устному методу. Одевают  на манер первопроходцев.  Догадываются напялить на них спасательные жилеты. Также дают в руки по веревке и  длинному шесту. Словом, снаряжают по высшему разряду. Все это с положительной стороны характеризует опыт дежурной ячейки, ее производственную и житейскую выучку.
 По безбожному неправильно перекрестив, отправляют обоих смельчаков навстречу судьбе…
Оставшаяся троица горячо сопереживает путникам. Берет бинокль и по очереди глядит вдаль. Очередной из них наблюдатель вдруг вскрикивает глухим голосом:
- Провалился!...Так… Так… Ага, благополучно вернулся на лед с помощью своего товарища!.. И сейчас наша парочка благополучно вернется, слава Богу!
С этими словами он переводит дух и отдает бинокль следующему коллеге. Тот подносит его к своим слегка протрезвевшим глазам. Затем лихо кричит:
- Ага, как бы не так! Идут только вперед! И до цели им осталось триста метров.
Тут следуют восторженные оценки своим героическим коллегам.
Тут необходимо добавить кое-что от себя.
Мы бы сами, конечно, повернули назад. После холодного душа… Да и впереди, скорее всего, обстановочка еще та…Стоит ли искушать судьбу? А может у нас чувство преданности к товарищам слабоватое…Осторожность развита в ненужных размерах… Боимся, опять же, холодной воды и вообще утонуть…
Нет, не пошли бы…
А эти храбрецы, которых свет не производил, продолжили свой смелый путь. За своей надобностью. И на его протяжении еще дважды проваливались под лед. Но, грамотно использовав подручный спасательный инвентарь, с успехом выбирались на ледяную кромку. Затем продолжали движение в заданном направлении. После чего благополучно достигли заветного автомобиля.
Мокрые, счастливые и веселые.
Водитель, наблюдавший ихнюю сплоченную борьбу с ледяным бесчувственным пространством, наверняка на всякий случай спросил:
- Вы не дураки? Вас не подвезти в соответствующую больницу?
На что они запросто могли ответить:
- Отнюдь. Это просто у нас такая форма самоутверждения и закалки. К тому же нас послали товарищи, которые разгулялись и не могут остановиться в сегодняшний весенний вечер. Давай скорее, сухопутный ты человек, нашу родимую. Получай за  труд червонцы, извиняй, что мокрые и катись отседова  с миром. А мы будем готовиться в обратный опасный путь.
На том и разошлись.
Водитель уехал, чтобы не видеть подобных сильных сцен, поскольку у него от такого зрелища по спине бегают мурашки. А оба  дурындовца стали возвращаться назад. По пути разика два-три благополучно искупавшись, они с триумфом ступили на родной причал. Частично пожалев о том, что маловато зрительской массы наблюдало за их похождениями.
Так что мы исправляем этот недостаток, донося их дикий поступок до широких читательских кругов в форме отчаянного рассказа.
Попутно скажем о следующем. Невинно пострадали от такой своеобразной борьбы за трезвость наши  простонародные земляки. У них отрезали очередной участок Родины. Местные захватчики, живущие на соседних улицах.
Отрезали якобы под самым благовидным предлогом обороны Дурынды.
Разделяем с одними данную утрату, с другими радость приобретения, как уже было сказано, очередного кусочка Отчизны. 


                8. Дикая охота.

Тут вокруг нас, как уже говорилось в предыдущей новелле, еще существует наша местная природа. А не только производство электротока на Дурынде. И мы, поскольку к той природе, охоте и рыбалке имеем любовь и отношение, то будем на этих страницах касаться ее тоже. Рассказывать некоторые отчаянные или мелкофилософские истории.
Начнем с одной такой небольшой эпопеи.
Мы тут на днях одного знакомого охотника подвозили попутно на личном автомобиле.
Мы с ним примерно одновременно родились и выросли на одной деревенской улице. Здесь неподалеку. И имели полное право разговориться по душам и вообще поболтать.
Само собой – вспомнили то отдаленное неспешное время. Трудное детство. После переключились на современность и кто как проживает.
Нам из своей культурной жизни особо-то и рассказать было нечего. Приключений практически никаких не происходит в нашей средней, порой интеллигентской жизни. Не станем же говорить с ним - какой под напором супруги затеян ремонт в благоустроенной квартире. Или – какую текущую документацию заполняем в своем рабочем заведении. Поэтому мы все больше помалкивали и поддакивали тому таежному деревенскому жителю.
А он, найдя свежего слушателя и почитателя его охотничьей жизни, рассказал нам одну занимательную историю из его недавней таежной сферы.
Которая вполне подойдет к некоторым нашим головотяпским и одновременно героическим хроникам.
Дела, произошедшие один за другим в течение нескольких дней, состоялись на лоне здешней тайге. Около одной прозрачной великолепной реки, впадающей в вавилонское море.
Три товарища: Николай, Виктор и Владимир проживали там не некоторых летних работах: латали избы, ловили рыбу.
Жили в рамках сухого закон, поскольку весь запас той привезенной с собой водки выпили в первый же умопомрачительный вечер. В дальнейшем подкреплялись только ухой да диким мясом, для чего у них был налажен небольшой промысел.
Ставились сети.
А для поимки мяса производилась следующая процедура. Находилось подобающее дерево, на него вешалось старое дырявое ведро с солью. Начинает идти очередной дождь и  размывает ту самую соль. Потом земля под деревом становится соленоватого оттенка. Такие места называются – солонец. А местному дикому зверю от зайца до медведя эта соль ну позарез нужна для жизненного баланса. С помощью своего утонченного чутья всевозможные животные отыскивают такие человеческие устройства и начинают туда ходить по своему графику жевать и усваивать ту необходимую организму соль.
А после человек в форме охотника с ружьем их там караулит и добывает по личному усмотрению. Или ставит там на них разного рода негуманные ловушки, в которых попавшиеся звери ждут жизненного финала.
Такая вот в сибирской тайге идет борьба за существование и мясную продукцию.
И вот – надо было сплавать на лодке вверх по реке, где три упоминавшихся товарища имели с незапямятных времен пару подобных негуманных сооружений и прикормленных местных зверей.
Все они быстренько туда съездили при помощи моторной лодки и настроили всю эту снасть в виде ловушек в боевое состояние.
Прошло несколько дней и пора было снова туда отправиться в командировку – на предмет попавшейся добычи. Старший из них по должности - Николай, наш коллега по детству и тот самый рассказчик, отправляет по маршруту своих подчиненных земляков – Владимира и Виктора, а сам остается при своих избах. И они уплывают прекрасным летним утром с расчетом, что к вечеру вернутся с тушей свежего мяса.
Только вечером их нет.
Нет и на следующий вечер.
Тогда Николай встает последующим утром, проводит в ожидании еще несколько пустых часов, после чего одевается по серьезному, берет карабин и патроны. Бросает в небольшую котомочку продуктов на пару дней и выступает походным порядком вверх по течению реки. Местность ему знакома, двадцать километров пути не представляют особой сложности. Только в пяти местах, где стоят отвесные стометровые скалы, надо проявить альпинистскую сноровку и, сделав крюк, те скалы обогнуть. А так все бреди по берегу и дыши полной грудью.
Несколько тревожно на душе – что с напарниками? А так – шагай себе да шагай.
И вот он то бредет упругой походкой по прибрежным камням, то ползет на четвереньках в головокружительные кручи.
Вскоре садится перекусить и перевести дух. Раскладывает свою немудреную провизию.
Вдруг слышит какие-то таежные шорохи. Что-то не так, кто-то буквально скребет и шуршит где-то по соседству с его пикником. Потом следует тишина. И снова кто-то чего-то поскребывает.
Николай озирается, но ничего не видит. Начинает думать, что подобным образом шумит река.
Действительно, если долго торчишь на берегу горной речки, то начинает мерещится всякая слуховая чепуха, вплоть до женских голосов или звуков скрипки из симфонического оркестра.
Это знает каждый охотник или турист.
Поэтому наш путник начинает обедать. Потом закуривает. Легкий ветерок относит дым от сигареты за соседнюю скалку…
Откуда внезапно выскакивает коричневый медведь крупного размера. И огромными прыжками летит на нашего путника.
Безо всяких предварительных переговоров и условий почему-то хочет смять его в порошок…
Тут Николай проявляет некоторую расторопность и, схватив свой современный скоростной карабин, несколько раз моментально стреляет по зверю…
И тот, само собой, кувыркается и падает. Буквально к ногам стрелявшего человека.
Ему не хватило пары секунд, чтобы смять своего противника.
А Николай от своего лица хвалит себя за быстроту личных действий и слегка волнуется от пережитой сцены.
Вытирает широкой ладонью внезапный пот.
Протирает глаза.
Разжимает пальцы, вцепившиеся в это спасительное ружье.
Оглядывается вокруг. Видит красавицу реку. Зеленые горы. Голубое небо. Солнце.
Ощущает – как прекрасен мир.
Чувствует – каким гулким образом стучит разгоряченное сердце в его широкой груди.
Опять слышит непонятные шорохи. Кто-то скребет древесину прямо у него над головой. Тогда он поднимает голову и видит двух мелких медвежат на ближнем дереве.
Догадывается, что это их преподобная мамаша торопилась им на выручку. Такая несдержанная особа, решившая ради материнской неземной любви порвать на клочки царя природы – человека.
Только он с помощью оружия сумел постоять за себя.
Теперь Николай снова закуривает сигаретку и начинает обдумывать свои будущие действия:
- Что делать со шкурой и тушей этой мамаши? Бросать трофей и двигать дальше? Или наскоро обработать и оставить, чтобы затем забрать? Куда девать ее потомство?
Такие стремительные мысли возникают у него в создавшейся обстановке.
После чего он за пару часов на скорую руку обдирает и потрошит эту преподобную медведицу. Наиболее ценные части ее грубого тела припрятывает в холодильник, сооруженный из камней и воды. А малышей запросто бросает на произвол судьбы.
Затем быстрой походкой покидает это интересное место и спешит скорее дойти до своих потерявшихся товарищей.
Начинается еще одна неприятность – гроза и дождь. Настоящий таежный ливень, перешедший в нескончаемый местный дождь. Который снижает скорость нашего ходока. Наступают более ранние сумерки, и Николай соглашается переночевать, поскольку сегодня до нужной точки, где должны куковать его соратники, ему не успеть.
Он прямо под огромной разлапистой елью разжигает костер, обсушивается и греется; затем по таежному - на хвойной перине – беспокойно ночует и ворочается во сне.
Ощущая, что его карабин стоит рядом.
Поскольку от сегодняшнего дня и встречи с той медведицей у него остался некоторый неприятный осадок в душе и дополнительное уважение к огнестрельному оружию…
Рано утром он снова выступает в дорогу, слегка недовольный этим ровным непрекращающимся дождем.
Шагает, с тревогой в душе приближаясь к развязке своего пути.
Вот он подходит к микрорайону из трех бревенчатых домов, что построены здесь для разного рода публики, что прилетает сюда на вертолетах провести уикэнд с рыбалкой. Или сюда любят заплывать туристы на плотах, чтобы обсушиться в бане после своей водной дороги.
Именно здесь Николай надеется узнать – что же задержало его товарищей от возвращения в нужные сроки?
Первым делом – он видит свою лодку, она благополучно стоит себе на кромке берега. Мотор, как обычно, прикреплен к заднему борту. Рядом стоит еще одно судно, из семейства резиновых плотов – очередные туристы переводят здесь собственный боевой дух.
Уже стоит позднее утро, только вокруг – ни души. И Николай осторожно входит на территорию того микрорайона.
Видит – стол на веранде стоит с неубранной посудой.   Бутылки из-под водки валяются по всей округе.
Наблюдается такой натюрморт на тему « Остатки вчерашнего мужского пиршества».
Такой неприглядный и многим знакомый отечественный натюрморт.
Глянув на который, хочется  засучить рукава и перемыть всю эту посуду, вытереть скатерть. Затем красиво расставить все тарелки и стаканы в таком, знаете ли, геометрическом порядке.
Чтобы солнечные зайчики играли на граненых поверхностях тех стаканов. 
Такое у нас, лично, иногда возникает странное мимолетное человеческое желание при виде таких мужских запущенных столов…
Николай заглядывает в дом и видит – несколько мужчин разного возраста спят в таком, опять же, художественном беспорядке. Среди них – его живые и невредимые коллеги по таежному труду. О которых он передумал довольно много тяжелых дум и мыслей. Представлял, что с ними, мол, что-то случилось. Торопил себя побыстрее шагать с целью помочь им…
А они довольно беспечно спят. Не подозревая, что сейчас с ними будут производить воспитательную работу…
Только мы ее пропустим. Не станем описывать эти грубые монологи и робкие человеческие оправдания…
Виктор и Владимир попросту загуляли. Поскольку до того они жили в рамках сухого закона, а здесь их встретили и угостили по высшему разряду. Их те туристы непрерывно угощали водкой. Так они откладывали свои обратные отъезды несколько раз. Проявляли ответное радушие и желание укреплять дружбу с теми добрыми сплавщиками.
Таким чудным образом они и провели в чудном угаре трое суток, совершенно забыв о быстротекущем времени.
Пока Николай в бесцеремонной форме не напомнил им о том времени, о себе и своих переживаниях. Не рассказал, как он покорял скалы, как метко стрелял по грубой мамаше из медвежьей породы…
Словом, тот еще состоялся разговор.
И все виноватые поджали хвосты.
А у приключений начинается следующая часть.
Несколько успокоившись, Николай берет власть в свои крепкие руки:
- Запрещаю всю эту выпивку и, как хозяин этой гостиницы, прошу туристов упаковывать вещички.
Заводит мотор и выезжает вверх по течению реки на проверку солонцов. Но, так как он находится в некотором нервном состоянии, то неудачно проходит поворот у реки и натыкается на крепкий камень. Мотор моментально глохнет, лодку несет прямо на скалу, с силой ударяет об нее задним бортом, на котором висит мотор. После чего тот борт отваливается и вместе с мотором погружается куда-то на глубину.
А рулевой при помощи весел бодро причаливает к берегу.
Потом уныло возвращается к тем людям, которых ему сегодня пришлось воспитывать и песочить.
И они все совместно начинают сплоченно горевать по поводу того замечательного мотора, который был их настоящим другом и помощником на бурной реке.
К тому же – остались непроверенными те верхние снасти для поимки дикого мяса. Опытный охотник Владимир горестно говорит:
- Так всегда бывает. Когда не можешь приехать за тем зверем – он точно стоит в петле и дожидается, этот марал.
Марал, кто не знает, такой местный представитель породы сохатиных; только он имеет более грациозную горную походку и прыть, чем те длинноногие лоси из равнинных территорий. Также имеет более симпатичные ветвистые рога. Большую скорость бега.
Погоревав, мужская компания начинает действовать. К тем сплавщикам на плот подсаживается Виктор с двумя ружьями и другими ценными вещами. Его попутно доставят к основному лагерю те самые добродушные гуляки, что умеют угощать уставших от сухого закона хозяев тайги. И Виктор не прочь прокатиться с ними на их легкомысленном судне, поскольку имеет легкий нрав и здоровую любознательность.
Более серьезный и молчаливый Владимир останется с Николаем. Они своей умелой парочкой заштопают подручными досками тот злополучный задний борт и потом при помощи попутного течения тоже прибудут в нижний лагерь. По дороге будут усиленно грести в поворотах и отчерпывать воду из покореженной лодки.
Вскоре первое судно скрывается за поворотом.
И тогда молчаливый Владимир внезапно говорит:
- Зачем мы отправили с ними оба ружья? Ведь по пути у нас будет еще один солонец, на который стоит завернуть. Мы его, правда, проверили, когда добирались сюда. Но это было три дня назад. Нет, теперь, когда у нас нет ружья, там точно кто-нибудь сидит… Это всегда так бывает. Хоть бы там никого не было…
Потом, во второй половине дня, их ремонт окончен и они отталкиваются от берега. Предстоит три часа болтаться по этой бурной воде.
Через несколько километров они причаливают и бредут осмотреть тот нижний солонец.
Само собой – в нем сидит в петле на задней ноге и дожидается ихнего визита крупный, с огромными рогами самец, к которому страшно подойти. Он буквально готов втоптать в землю этих людей, что уже практически лишили его жизни. Его глаза налиты кровью и яростью.
Оба охотника остановились как вкопанные. Потом попятились назад. И давай рассуждать:
- Вот так всегда. Какие же мы растяпы – отправили ружья. Если сейчас уплывем вниз, то из-за отсутствия мотора сюда уже не доберемся. На себе это количество мяса потом тоже не переносишь. Сегодня идти пешочком за ружьем, а завтра топать с ним обратно? Тоже не сахар…
Так они некоторое время вздыхают, размышляют и советуются. Беспрерывно курят. Но постепенно в них начинает играть кровь.
Просыпается охотничий азарт и некоторая жадность к добыче.
Они вспоминают из учебников истории – что делали их древние предки на охоте до изобретения пороха и ружей. Мастерили всякие там копья и пращи, луки со стрелами. Огромного размера дубины. Ямы для поимки мамонтов.
У них при себе было два тяжелых ножа, висящих в ножнах на поясах. Это такой непременный атрибут охотничьего костюма, кто не знает.
Тогда Владимир предлагает прикрутить к длинной толстой палке один из ножей и им заколоть того самца. Вскоре такое орудие сооружено и Николай, как более молодой и крепкий в физическом развитии человек, движется с ним на того пойманного зверя. Который вот-вот в порыве упоминавшейся ярости оторвет тот мелкого диаметра тросик, что держит его ногу. Встает на дыбы, издает страшные трубные звуки, с его губ хлопьями летит пена…
Словом, та еще картина. Такая же, когда на тебя летит медведица…
Хочется пятиться назад и плыть на той лодке по голубой реке…
Изловчившись, охотник вонзает нож в добычу. Марал резко дергается и отламывает нож. На палке остается одна рукоятка, а лезвие застревает в звере, которому нанесен не очень-то и большой урон.
Наша парочка отходит в сторонку, чтобы перевести дух, отдохнуть от своего разозленного соперника, выкурить по паре сигарет.
Затем прикручивает подобным же образом к древку второй нож.
И картина с таким же результатом повторяется. Снова на палке остается рукоятка от ножа, еще одно лезвие остается с самцом, которому практически нанесена еще одна царапина. Он вряд ли скоро рухнет от того имеющегося мелкого кровотечения.
Самое главное – больше нет ножей, чтобы продолжать дырявить то грациозное сердитое животное.
Тут растеряешься. И будешь беспрерывно курить, думать и советоваться.
Тем более – уже вечереет и начинается обычный в таких неудачных случаях дождь. Тревожно шумит ветер. Стонут деревья.
Ревет раненый зверь, на рев которого вполне способны подойти местные медведи, чтобы устроить медвежий банкет на этой туше. Где будут беспрерывно распаляться и драться между собой. Куда человеку, даже если он с ружьем, подходит не рекомендуется. Те медведи при виде вкусной пищи ну просто впадают в бешенство и не принимают никаких человеческих доводов даже в форме ружейных выстрелов.
Охотники угрюмо решают бросить на произвол судьбы свою несостоявшуюся добычу и отправляются к лодке. Намереваясь оттолкнуться от берега и пуститься в дальнейшее плавание.
Вот они уже стоят в том судне и берут весла.
И тут на глаза им попадается огромный напильник из прочной стали, который в ржавом виде несколько лет валяется на дне лодки.
- Давай попробуем еще – говорит один из них – соорудить копье. Эту железку маралу будет нелегко переломить. Скорее прикрутим ее на нашу палку…
Действительно, с новым орудием дело пошло куда ловчее.
Началась такая дикая вакханалия с пролитием крови того несчастного гордого животного. Охотники наносили удар за ударом, сменяя и ободряя друг друга. Они носились вокруг жертвы, издавая первобытные крики и вопли. Совершали прыжки.
Ручьями лились кровь и слезы животного.
Через полчаса у зверя подогнулись колени, и он рухнул в собственную кровь.
И вскоре обреченно умер. Пока охотники с дрожью в руках выкуривали свои очередные сигареты.
Николай и Владимир простились с ним, извиняясь за свою жестокость.
Потом достали из звериного тела обломки бывших ножей и принялись обдирать и обрабатывать тушу. При помощи топора разрубать ее на куски больших размеров.
Переносить к лодке.
Где после устроили себе ужин у костра из этого несчастного дикого мяса…   
         



                9. Мужские слезы.

Тут у нас, помимо тех морской бригады и охоты, имеется еще одна веселая отрасль жизни.
Полудворец Спорта на пригорке.
Раньше была такая мода и привычка: отработал человек на производстве, а вечером шагай дополнительно развиваться в плане физической нагрузки. Власти и руководители в старорежимные времена буквально всех к этому делу призывали и принуждали как могли. Любителей физкультуры двигали по квартирной линии. Могли дать премию, отправить в санаторий, запросто выдать грамоту. Или бесплатно – спортивный костюм с мячом…
Хорошо, если ты – бухгалтер, или еще какой работник сидячего труда. Тогда, конечно, с определенной радостью туда шагаешь, бегаешь там и прыгаешь. Играешь в мяч, бредешь на лыжах. А если носишь доски весь рабочий день или сутки напролет стоишь на ногах и непрерывно охраняешь Дурынду, то лучше бы после рабочего дня полежать.
Только руководство Вавилона всегда шло в ногу со временем и все твердило своим подчиненным:
-  Берите пример с некоторых передовых европейских и японских народов. Не жалейте себя и вращайтесь на спортивных аренах практически ежедневно. Гоните с себя лишние килограммы, укрепляйте мускулатуру. Вообще – закаляйте волю и тело. Через это все станете лучше шевелиться на работе и в полном объеме выполнять и перевыполнять пятилетки…
Сначала все состязались где придется, даже в местных лесах под открытым небом. А потом администрация Вавилона организовала строительство передового Дворца Спорта для своей подчиненной публики.
Правда, пока его строили в течение пятнадцати лет, он, как водится, морально устарел и перестает ныне восхищать современников своей бытовой обстановкой и отделкой из прошлой эпохи.
Но играть в мяч, прыгать и бегать здесь вполне можно.
Жалко – публика в городишке состарилась. Или перешла на дачные мероприятия с целью пережить нынешнее время.
Словом – то наше прошлое поколение не удалось привлечь к физкультуре на полную катушку.
Зато крепко взялись за оставшихся подростков. Они, мол, наверстают то отставание, допущенное их родителями.
Приняли сюда трудиться всех лучших и передовых физкультурных работников:
- У нас в новое время стремительно падает подвижность населения. Все поголовно не отрываются от телепередач и поголовно с ранних лет прикуривают. Детвора сидит по подвалам. У которых компьютеры – те вообще не дышат свежим воздухом. Многие приобрели автомобили и шагу не сделают на своих ногах. Какой такой генофонд мы оставим после себя в двадцать первом веке? Поэтому засучите рукава и тащите сюда окрестное население всеми правдами и неправдами. Давайте всем, кто еще шевелится, кубки и медали, разрешаем даже устраивать банкеты для победителей, возносите их до небес. Вот вам небольшие денежные потоки на эти великие цели…
Вполне замечательная современная позиция на переломе тысячелетий.
Те тренеры сразу засучили рукава и принялись уговаривать проживающее здесь население отдать им на перевоспитание ихних детей. Мол, мы с ними совершим маленькое чудо – воспитаем в полной гармонии с требованиями завтрашнего дня. И они у нас станут кувыркаться не хуже тех самых европейских или японских детей.
Только ежедневно давать кругаля на тот Дворец Спорта дураков не много нашлось. Детвора все больше хотела стать артистами и артистками, поскольку по каналам телевидения все больше показывали этот вид развлечения и отдыха.
В стране стояла такая эпоха, когда развелась уйма певичек и певцов совместно с клоунами и им удалось той телевизионной властью полностью завладеть. Многим в стране вполне подобная картина нравилась: накроешь застолье, глядишь в тот цветной экран и наслаждаешься ихними тонкими голосами или вечными шуточками… Вот так сидишь круглые сутки, только успеваешь подносить закуску.
Само собой, дети тоже кроме тех выступлений ничего в жизни не видали и все поголовно рвались в артисты. А из области спорта знали только неудачные физкультурные школьные уроки.
А тут, в вавилонском поселке, имеется еще один Дворец. Он, кажется, называется Дворец Культуры.
Его работники всю ту местную детвору, пользуясь ее артистическими желаниями, перехватили и всех пообещали сделать звездами сцены и экрана. Шили им артистические костюмы, учили их синхронно двигаться по сцене, а затем с поклонами принимать аплодисменты.
К тому же – то заведение находилось буквально в паре шагов от жилых домов, а на спортивную арену надо было переться в гору.
Поэтому физкультурным работникам доставались от детских и подростковых кадров одни неудачные остатки. Если уж ребенок совсем не мог попадать в такт музыке и его выгоняли из того культурного Дворца, то тогда он шел заниматься в спортивную команду.
Где из него начинали лепить спортивную звезду.
В одно время у тех тренеров и их подсобных работников появилась было лучезарная надежда, что все поголовно дети будут знать через телевидение о том, что есть в мире такая штука - спорт. Отечественный Президент на какой-то высокой встрече заявил – скоро вся страна попутно с песнями и плясками будет смотреть непрерывный спортивный канал, где круглые сутки будут состязаться мировые атлеты.
И многие приветствовали эти его слова невидимыми аплодисментами.
А то отечественным детям трудно без телевидения объяснять некоторые явления современности. Пусть, мол, теперь они просветятся по этой части и после валом попрут на стадионы.
Местные тренеры практически рыдали от счастья и приготовились встречать широкие детские массы.
Только Президент про это свое скоропалительное обещание позабыл. И ничего по той телевизионной картинке не сделал.
Все осталось по прежнему и дети по-прежнему только поют да танцуют.
А если во Дворец Спорта забредает случайный ребенок, то те тренеры буквально рвут его на части и каждый зазывает его к себе разными там коврижками.
Один сулит ему красивые лыжи и лыжные палки. Другой – коньки с клюшкой. Третий проводит его в спортивный зал, где будет тепло и сухо играть в мяч. Тренеры из бассейна показывают голубую воду, в которой можно нырять и бултыхаться хоть круглые сутки…
А то вдруг начальство даст команду – устроить состязания среди работоспособных дурындовцев. После чего туда тучей соберется взрослый контингент и начинает пыхтеть и толкаться, чтобы забить соперникам мяч в ворота. С красными рожами бегают и с непривычки получают телесные повреждения, а потом хромые приходят домой и показывают женам свои боевые раны.
А руководство ставит галочку в своих бумажках.
Или все финансово устойчивые вавилонцы вдруг возьмутся покупать себе лыжи. В одно прекрасное время, примерно десять лет назад, некоторые передовые скандинавские страны буквально завалили наше отечество современными лыжами и ботинками. И от этой красоты было трудно оторвать взгляд. Многим внезапно захотелось начать новую скандинавскую жизнь на лыжных трассах. Стать передовыми упругими людьми и гражданами.
Вот, значит, стали те вавилонцы эти лыжные атрибуты примерять и скупать. Целый вагон раскупили перед началом зимнего сезона.
Только дальше этого дело почему-то не пошло. Некоторые сходили на лыжные прогулки по разу-два.
Другие уже несколько лет все откладывают подобные мероприятия на отдаленные времена.  А лыжи стоят у них дома в переднем углу совершенно новенькие и блестящие.
Жить по-скандинавски  как-то не получилось…
Еще у того спортивного заведения имелись разнообразные хозяйственные директора. Об одном из них у нас просто чешутся руки написать парочку небольших историй и характеристик.
Он был большой любитель вздыхать по поводу своей заработной платы, которая казалась ему небольшой за его постоянный руководящий труд. А все его нижестоящие сотрудники вообще получали гроши и тоже просили его похлопотать, чтобы те гроши несколько повысили. Он был целиком и полностью со своим коллективом согласен и обещал походить по дурындовскому высокому начальству.
И действительно – начал ходить и хлопотать.
Года два непрерывно занимался подобными мероприятиями.
Наконец, достиг в этом деле определенных высот. Его подопечный коллектив буквально ахнул от заботы и тех результатов.
Оказалось, что весь персонал того заведения на отшибе так остался на прежних рубежах по той зарплате, а вот сам его директор стал получать гораздо большие суммы…
Он, тот милый директор, еще любил хранить на подведомственной ему территории некоторые транспортные средства. Такую имел милую привычку, которая забавляла окрестный народ.
Сначала пристроил здесь под окнами, с целью перестоять зимний сезон, такой, знаете ли, катер средних размеров. Деревянной старомодной конструкции. Ему место, скорее всего, должно было быть в музее.  Но директор его приобрел по сходной цене и мечтал, как будет резать на нем волны и удивлять окрестных дам своей удалью. Даже попутно купил себе белую капитанскую фуражку с золотым крабом.
Вот тот катер стоит напротив сторожей и им дано указание не спускать с него взоров.
А по нему, само собой, начинают лазать всевозможные мальчишки. Поскольку они тоже в душах будущие моряки и покорители морей. Тайком проникают туда и крутят тот устаревший штурвал, воруют мелкие блестящие детали на память.
А ленивым сторожам нет особого резона стеречь то транспортное средство, поскольку оно не входит в круг его служебных интересов и стоит несколько на отшибе. Тем более – тех мальчишек вокруг катера развелась просто уйма, никаких ног не хватало, чтобы бегать и выкуривать их оттуда.
И к весне судно стояло практически опустошенное. Само собой, после подобных нашествий оно никак не могло плыть по водным просторам.
- Ничего - сказал себе тот милый хозяйственный директор, - на следующий год после ремонта я обещаю себе спуск на воду. А фуражка пускай полежит.
Так прошла еще пара лет. Потом остатки катера за счет Дворца спорта увезли на свалку.
А милый директор купил себе новую мечту.
Автомобиль древнего произведения марки « Волга».
Несколько раз прокатил на нем свою супругу. Пару раз съездил на Дурынду. Только потом автомобиль непоправимо сломался в силу своих преклонных лет. И его поставили постоять в ожидании ремонта прямо напротив футбольного поля.
Прошли дожди и автомашина почему-то стала скоропостижно ржаветь. Так она ржавела примерно с год, а потом местные шутники насыпали в те прогнившие места земли, откуда стали прорастать мох и трава.
И этот мох заезжим туристам стали показывать как символ местного хозяйствования. Еще пару лет этот памятник простоял на отведенном ему месте, а после его увезли на ту же свалку, опять же – за казенный счет.
После этого была приобретена средних лет иностранная автомашина больших размеров. Которая вполне успешно передвигалась пару лет. И тот директор важно ездил на ней на вавилонские совещания. Брал папку с бумагами, нацеплял галстук и ехал докладывать о делах. Получал там руководящие указания и возвращался в свой кабинет.
Только потом машина попала в автоаварию.
Сынок того директора тайком взял у папы ключи и поехал на той иномарке с целью прокатить подружек. После чего на ночной дороге врезался в столб. Все остались живы, но опять без автомобиля.
Который был поставлен на подобное же хранение до ремонта уже где-то на другой дружественной территории под охраной более чутких сторожей.
Где благополучно теряет свой блеск и простаивает несколько последних лет.
А вместо него для служебных передвижений был срочно заведен престарелый автомобиль отечественной марки « Жигули». Но на нем не удалось проехать и сотню километров. Его бесконечно чинили всем персоналом Дворца, только это были бесполезные хлопоты. Вскоре его вручную откатили за клумбу, где он успел простоять пару лет.
А потом того милого директора убрали и он на прицепе увез то авто в неизвестном направлении.
Теперь вся территория Дворца зияет пустотой. И заезжим туристам нечего показать в качестве местного памятника.
А новый современный директор этого малозначительного объекта, пришедший взамен того коллекционера, приобретает и меняет исключительно новые блистающие транспортные средства. Он от природы имеет быстробегающие глазки и вообще разбирается в современной жизни.
Умеет завести рака за камень. Или оказать руководству дополнительные услуги в духе сегодняшнего дня. Успешно и складно рапортует о личном титаническом труде…
Через это проживает как сыр в масле…
Только это была еще не история о мужских слезах. Это все было небольшим предисловием.
Мы тут дадим  двум героям предстоящего рассказа некоторые параллельные широкоизвестные гоголевские имена – Иван Иванович и Иван Никифорович. Кто читал того классика – помнит: там жили в одном украинском населенном пункте два очаровательных соседа с этими именами и как потом между ними случилась полная конфронтация…
А из-за тех параллельных имен нам будет приятно на нашем небольшом писательском пути встать в один ряд с любимым классиком. На левый фланг.
Итак, читайте рассказ о мужских настоящих слезах. После которого несколько слабонервных дам могут тоже всплакнуть.
Как уже сообщалось – на том Дворце Спорта работают передовые физкультурные работники, собранные со всего вавилонского городка. Они бесконечно выращивают свои команды. А после вывозят их на разные соревнования как местного, так и государственного масштабов, где хотят обыграть своих посторонних коллег. Само собой, после побед – поцелуи и банкеты. Проиграл – неделю ходи задумчивый, пока отойдешь и отмякнешь..
И эта вечная конкурентная жизнь накладывает на тренеров некоторый отпечаток. Мол, человеческое существование – вечная вражда, борьба и все такое. Подозрительность и гордость вырастают в больших размерах.
Вообще, развивается такое мелкое желание растоптать всех на своем победоносном пути.
Так вот, был там в тренерских работниках один тип, допустим, по гоголевскому имени Иван Иванович. Он сюда раньше всех успел подать заявление, когда еще вовсю на Дворце шли строительные работы. А другие местные любители тренировать население физкультурой в то время все раздумывали – стоит ли здесь городить огород?
Только он решительно сюда устроился и давай набивать себе цену:
- Поскольку я у вас тут первопроходец и специалист номер один, то вы все должны плясать под мою дудку, потому как вы все – подсобные труженики… Через мои мелкие и средние успехи и о вас будут судить и награждать попутно со мной…
И директор, тот, что хранил здесь свои транспортные средства, его горячо поддержал и кивнул головой в знак согласия.
А зря.
Потому как Ивана Ивановича понесло и скоро он стал самого директора посылать по своим мелким надобностям. Тот благополучно по ним ходил и исполнял те шальные требования. 
Например – было построено современное поле для игры в футбол. Согласно всем передовым требованиям засеяно культурными семенами для газона.
Строители, создавшие тот зеленый шедевр, сказали директору:
- Поберегите эти свежие массовые побеги травы. Год никого не пущайте туда. Также не заливайте там в предстоящую зиму никаких катков изо льда. Потом будете иметь вечный травяной покров, на который будет приятно падать вашим футболистам. Убедительно просим вас соблюсти наши рекомендации…
Подошла зима. А тут – Иван Иванович. Требует, буквально берет за горло директора – ему срочно для тренировочных процедур нужно покрыть то поле ледяным покровом. Трясет руками и брызгает слюной.
У него уже есть ледяная площадка, которой вполне хватает для его детворы.
Но ему надо еще.
Тут еще надо сказать вот что. Он там попутно со своей основной работой организовал небольшую личную артель прокатного профиля. Вечерами распускал своих подопечных детей, садился возле коньков и зазывал широкие народные массы:
- Эй, народ подходи. Бери коньки и мчись наперегонки под музыку. Цена умеренная, поскольку пользуюсь всем дармовым: коньками, помещениями, электричеством, льдом и музыкой. Опять же – налогов со своего оборота не плачу, поскольку являюсь стопроцентным теневым деятелем проката. Заодно всем желающим точу коньки на казенном оборудовании.
Конечно, ему по наступлении зимы, несомненно, нужно было много льда для своей коммерческой деятельности.
Поэтому он ходил и брал директора за горло. И тот слабохарактерный милый руководитель сдавался:
- Черт с тобой. Командуй той территорией по полной программе.
Может, он с тем Иваном в доле был по той коммерческой нелегальной деятельности.
Не знаем.
Только лед был залит и на нем закипела подсобная работа.
Потом пришла весна. И футболисты с мячами ждут – когда зазеленеет это черное прямоугольное пространство.
Прошел май, за ним – июнь. Директор с грустью каждый день считал уцелевшие травинки и ждал, что вот-вот дурындовское начальство попрет его с должности за подобную растрату.
Только он напрасно опасался своей отставки и еще правил здесь почти десяток лет.
А Иван Иванович возносился все выше и выше…
Как кинозвезда небрежной походкой передвигался вдоль и поперек всей спортивной территории…
Широкими жестами давал указания директору и подсобному персоналу. 
Только потом наступили несколько другие времена. Дворец Спорта стали укреплять другими кадрами и тренерами, отбирали самых лучших и передовых.
Которые тоже были сами по себе кремешки и специалисты.
И в одночасье наш Иван перестал здесь быть единственным и неповторимым персонажем. Теперь внимание местных подсобных  работниц и милого директора растворилось на всех этих новых педагогов и кремешков.
А того первопроходца стало попросту некому все время беспрерывно носить на руках.
На этой почве у него для начала открылась язвенная болезнь. Потом поседела голова. Изменилась небрежная походка и он враз буквально постарел и скрючился. Разучился улыбаться и только иногда позволял себе мелкий дробный смех, когда все окружающие смеялись по поводу прозвучавшего анекдота.
Скорее всего, его ночами душили слезы.
Только это еще не те слезы, о которых мы должны вам рассказать.
Среди тех новоиспеченных выдвиженцев был один тип, тоже по гоголевскому имени, допустим, Иван Никифорович. И он начал дополнительно своей особенной работой пить кровь Ивану Ивановичу. Набрал себе каких-то выдающихся учеников и давай с ними одерживать сначала мелкие, а потом и средние победы.
И ему начали понемногу аплодировать.
А раньше аплодировали только нашему Ивану.
Которому совершенно невыносимыми показались эти посторонние рукоплескания. Поскольку он собирался вечно быть на коне и никого не хотел пускать там посидеть.
И еще у него имелась мечта – вдруг в вавилонский околоток заедет местный президент и ему одному единственному пожмет руку! Поблагодарит за нудный титанический труд.
Он уперся и стал трудиться с удвоенной энергией. Приходил на свой рабочий пост затемно и уходил самым последним. Мучил детей сверх положенного и орал на них. Полюбил трудиться в личное отпускное время. Некоторые этим восхищались, а другие крутили пальцем у виска. 
Повторим - совершенно перестал улыбаться. Множество морщин прорезало его лицо.
Только обскакать своего соперника и ровесника Ивана Никифоровича не всегда получалось.
Который, что было вдвойне обидно, предпочитал трудиться как-то несерьезно. Совсем не умел делать умного и озабоченного лица. Ходил легкомысленной пританцовывающей походкой.
А из хитростей своего ума в силу своей русской лени имел одну особенность: любую работу мечтал выполнить и выполнял наименьшими методами. Любил до бесконечности подсмеиваться над теми, кто обожал пыжиться и много трудиться за эти гроши по заработной плате. Через это серьезные люди из руководства Дурынды часто его не любили и отшивали многие его рационализаторские предложения по наименьшим методам.
Вообще - он просто нахально и легкомысленно играл в свою педагогическую деятельность.
Придет, пошутит со своими подопечными талантами и они с улыбками на лицах побегут в горы набирать спортивную форму. Он сам увяжется за ними. Прибегает оттуда мокрый и с румянцем на щеках. Или – они бегут по шоссе, а он рядышком едет на своем старомодном велосипеде и смешит их.
То вместо тренировок тащит их в баню или по грибы, а то и на рыбалку.
То как ненормальный поведет тех детей любоваться природой и на ее лоне приучает их охать и ахать по поводу ее красоты.
Или снимает про них кино, делает фотопортреты.
Словом – тот еще был легкомысленный субчик.
Иногда, правда, возьмется и трудится со всем жаром своей души. Особенно – когда много прорех образовывалось в его рабочей сфере. Трудится день, два, три. А потом ему становилось стыдно за свой дурацкий порыв. За зарплату, имеющуюся на заведении.
И он стремительно сворачивал ту неуместную бурную деятельность.
Опять начинал играть в работу…
Все подобное расстраивало Ивана Ивановича. Тут трудишься на идейной основе  вполне, безо всяких улыбок, серьезно, от зари до зари, а имеешь меньшее количество чемпионов и аплодисментов.
Он никак не мог понять такой метаморфозы.
И все более безжалостно гонял своих учеников. Еще в два раза увеличил им тренировки, более громко орал на них. Сам стал еще раньше приходить на службу с целью ежедневно думать и ломать голову.
Ночами просыпался и глядел в потолок.
Еще было обидно вот что. Директор относительно ленивого Ивана Никифоровича стал допускать определенные вольности. Мол, дает человек продукт и результат своего труда – пусть живет и работает как хочет. Установил ему совершенно свободный график трудового процесса.
Тот вовсе стал появляться во Дворце несколько редко. Появится раз на дню как красно солнышко и побежит по своим посторонним неотложным делам. И лишь изредка забредет сюда два раза на дню. Поскольку еще небрежно работал за деньги в трех-четырех местах, потому что, как уже упоминалось, на одну здешнюю заработную плату не больно разживешься.
Иван Никифорович, по мнению Ивана Ивановича, был и не работник вовсе, а одно недоразумение. 
Дальше – больше.
Своих подопечных детей Иван Никифорович приучил одних заниматься. Я, мол, в них, согласно передовых педагогических концепций, развиваю самостоятельность и ответственность. Напишет им на бумажке – чего, когда и сколько делать и был таков.
И они без него собираются и бегут в горы или гоняют мяч. Тоже с какими-то вечными шутками и прибаутками в своих ярких костюмах.
Хитрый же Иван Никифорович безответственно исчезнет на неделю. То уедет на дальнюю рыбалку, то возьмет ружье и шляется по тайге. Потом накупит красок и рисует картины. После как Мичурин выращивает сад. Или возьмется с друзьями целыми днями пить пиво да париться в бане. Вечные звонки по телефону и визиты каких-то веселых женщин с лучезарными взглядами… Минимальное количество седины на голове и, повторим, бодрая походка.
А тут сидишь как сыч на службе… Не имеешь за душой ничего, кроме тех своих спортивных побед и преданности работе. Никаких у тебя друзей и, тем более, веселых подруг с лучезарными взорами.
Только что иногда попьешь чайку со здешними подсобными работницами с целью поворчать на окружающую обстановку.
Главное – у Ивана Ивановича и подшефные дети росли какими-то вечно серьезными и озабоченными. Всегда только и думали - где кого обыграть. Все поголовно любили ходить в каких-то черных одеждах.
Словом, один из них брал мытьем, а второй – катаньем.
И с этим все окружающие смирились уже давно и бесповоротно, даже подшучивали и смеялись над ними обоими.
 Кроме Ивана Ивановича, который начал делать своему сопернику мелкие гадости под предлогом производственной необходимости. Помните – он любитель заливать лед. Вот возьмет и ночью прольет совершенно случайно той водой все соседнее пространство, на котором бывают занятия у Ивана Никифоровича. К утру там получается гололед со всеми вытекающими последствиями.
Потом наши Иваны крепко вздорили.
И никакие директора не могли их успокоить и помирить.
Так прошло несколько лет.
Окружающие все продолжали усмехаться над их взаимоотношениями…
После состоялся апофеоз этого противостояния.
Нам о нем рассказал один наш товарищ в порыве откровенности на небольшой вечеринке. Он трудится на ответственной должности - командует всем спортом и попутно физкультурой в нашей округе.
Мы сидели и пили спиртные напитки по какому-то пустяшному поводу. Кто-то из собутыльников вскольз упомянул имя Ивана Никифоровича. По какому-то незначительному случаю. Другой – имя его трудового соседа Ивана Ивановича.
Тут Спортивный Начальник почему-то рассмеялся. А потом рассказал нам всем короткую милую историю из недавнего времени…
Он сидел и трудился у себя в кабинете. Поскольку он всем в округе спортсменам и тренерам был как отец родной, то сделал у себя на стене в качестве украшения кабинета небольшую такую Доску Почета, где повесил небольшие, опять же, портреты некоторых авторитетных передовых товарищей из своей местной сферы.
И эти цветные портреты в самом деле замечательно оживляли его место работы. Попутно он вспоминал, глядя на них – что кому из них обещал помочь и сделать. Или что они ему кровь из носа должны выполнить и выиграть…
Только вдруг нынешней зимой туда входит Иван Иванович. Пришел просить денежные средства для поездки на состязания. Через пять минут все было в великолепном стиле решено и подписано, осталось идти в кассу и получить эту наличность.
Гость надевает шапку и тут видит на той Доске портрет своего непримиримого коллеги Ивана Никифоровича!
Который порхает на работе как мотылек, а он лично бесконечно работает словно вол!
Только тот легкомысленный коллега болтается на той Доске Почета, а его сюда не поместили!
Он с красным лицом поворачивается к хозяину кабинета тычет пальцем в ненавистный портрет. При этом громко и запальчиво кричит:
- Я, я должен здесь висеть!!! Я, я должен здесь висеть!!!
И так повторяет эту звонкую короткую фразу несколько раз…
Ну, тут мы давай воображать. Дописывать картину…
Вот у него побежали по щекам крупные мужские слезы.
Сначала все присутствующие в кабинете лица, допустим, растерялись. Они, конечно, слышали в легкой форме о всех светлых отношениях этих коллег, но не знали всей глубины тех мировых противоречий.
Что болезнь зашла так далеко.
Потом, допустим, догадались подать Ивану Ивановичу воды. 
А он продолжал рыдать и с чувством выкрикивать:
- Нет! Нет! Это я должен здесь висеть!..
Стучал ногами и продолжал свои искренние рыдания…
С окрестных кабинетов сбежались их обитатели. Вскрыли упаковку нашатыря. Хотели вызывать скорую медицинскую помощь.
Некоторым пришла мысль связать его с помощью веревок, чтобы он в порыве недоумения не разбил ту злосчастную Доску.
Прошло несколько тоскливых минут… Царила обстановка такой полной растерянности и неловкости…
Потом хозяева кабинета догадались пообещать вывесить его портрет на следующий сезон. Вместо того его противника…
После чего Иван Иванович частично успокоился и вытер слезы. Попил водички, еще раз насухо протер глаза.
Одел шапку и срочно поехал домой – переживать подобные несправедливости.
Даже забыл получить командировочные средства, за которыми приехал…
А после целый месяц ходил среди подсобных работниц и рассуждал о близорукости и черствости начальства…
Помните – есть в мировой литературе еще одно широкоизвестное произведение про солдата Чонкина, с которым сейчас тоже будет проведена дополнительная параллель. Мы эти параллели по части мировой литературы очень обожаем искать.
Пусть там предыдущие классики по этому поводу усмехнутся своей вечной симпатичной улыбкой.
Мол, дерзайте, тупиковый автор, вашими ограниченными талантами.
Так вот, в том романе про Чонкина имеется в героях некто редактор районной газеты из сталинских времен по фамилии Ермолкин. Он из идейных соображений тоже очень обожал работать круглосуточно и даже перестал ходить домой ночевать. Несколько лет так и ночевал на диване в своем кабинете.
А потом однажды решил проведать супругу и не смог найти свой дом…
Тут недавно на тот пригорок к тому вавилонскому Дворцу Спорта ехала машина и для кого-то везла старый обшарпанный диван…   
      
 
                10.Ниагарский водопад.

Вот таковы некоторые ряды местной вавилонской породы.
То пешком по весеннему льду. То болеть мелкой звездной болезнью.
Поаплодируем тем простодушным смельчакам и тем неисправимым педагогам.
У нас только возникает все тот же вечный вопрос – ну как возможны подобные мелкие поступки?
Скорее всего, для грубых прямолинейных оценок у нас не хватает обыкновенного человеческого цинизма.
И никуда от этого не деться. Такая уж мы мягкотелая натура. Уродились такими. Да и вообще в нашей родне испокон веков не присутствовали циничные натуры. Другие  недостатки водились. Частично родственники попивали… Случались прорехи в хозяйстве… Порой страдали отсутствием коллективизма… Не хватало веры в идеалы… Но личностей с врожденной грубостью в душе, повторим, в фамилии не наблюдалось.
По ходу этого произведения мы обрисуем для вас наш многочисленный местный родовой клан. Если хорошо покопаться, в нем найдется масса интересного исторического и человеческого материала, также событий и характеров. И его тоже, как и наших земляков, лишали некоторых жизненных пространств. Более того - просто возможности жить. Буквально вели боевые действия против нашей самостоятельной фамилии. 
Как начались эти самые войны против многих отечественных фамилий и народов со времен Ивана Грозного, так и идут с переменным успехом по сию пору…
Вы потом поймете, о чем мы говорим.
А пока все-таки слегка попытаемся поворошить прошлое. В виде таких недоуменных вопросов – ну как такое можно было допустить?
Например – как можно было просчитаться в некоторых деталях такими большими научными и инженерными коллективами. И тому подобное…       
Такова была эпопея с пуском  Первого Аппарата.
Его зачем-то понадобилось скоропостижно запустить.
Такая была повсеместная тогда привычка – делать все несколько быстрее, чем надо. Пораньше отсеяться в мерзлую землю. Быстрее уложить непропитанные шпалы. И так далее.
 Вот собрались как-то местные  идеологи на свое очередное заседание. Году этак в 1976. Поговорили про то, про се. Текучка, мол, заедает. Жить скучновато. Перспектив в плане карьеры не видно. Народишко вокруг несознательный и не хочет сгорать на работе.
 Тогда встает один из них и предлагает буквально следующее:
- Товарищи! А не придумать ли нам для повсеместной встряски нечто экстраординарное. Какой либо громкий встречный план. А то у нас с некоторых времен не бросается в глаза никакого трудового рвении и подвига. Получается, что мы с вами даром хлеб едим, поскольку все течет у нас гладко и народ дышит весьма ровно и спокойно спит. А такого не должно быть в настоящем кипучем времени. Предлагаю кликнуть беспрецендентный клич. Помните, например, нам надо в отдаленном будущем начинать запускать энергетические аппараты для народного хозяйства. Так  давайте первый из этих чертовых вавилонских аппаратов откроем годика этак на два пораньше. Поднимем соответствующую шумиху. Мол, решили всем окрестным народом. Подобьем на это дело руководителей стройки и эксплуатации Гиганта. Давайте, мол, пораньше родим Первенца. Через это громко прославимся и испробуем вкус славы и прочих медных труб. Получим ордена и прилагающиеся к ним премии. Повышения по службе.
Предложение понравилось:
- Которые будут сомневаться – тех объявим перестраховщиками и личностями вчерашнего дня.
- Все чертежи, графики пересмотреть в сторону ускорения.
- Финансовые потоки с разных там объектов направить в одну точку.
Короче, решили задурить всех.
Начали с  инженерно-технических работников. И те отреклись на время от своих правильных чертежей и графиков. Занялись проектированием и шитьем современного тришкиного кафтана.
В разных местах сооружения Вавилона что-то отрезалось и направлялось в эпицентр, где колдовали над рождением младенца. Периферия стала на время сиротой. Наступление на Великую Реку велось в то время узким клиновидным фронтом.
Вообще про реку в ту пору почему-то позабыли.
Хотя она такого к себе отношения не заслуживала никогда. Поскольку всегда была и остается грозным соперником в виде огромных запасов тяжелой воды.
Итак, решили – давайте опередим и сэкономим быстротекущее время.
Нашлись мелкие личности, установившие точную подхалимскую дату. Где-то в очередном декабре очередному руководителю страны исполнялась очередная годовщина. Которому будет приятно получить в день рождения громкую телеграмму о таком народившемся подарке. В ответ он, растрогавшись, прикажет всех осыпать милостями различных масштабов.
Подобные примеры в мировой истории не редкость.
Так и постановили – кровь из носа, а сделаем. Провернем  дельце. Начали действительно раздувать шум. Что мы, дескать, всенародно, всем местным населением единодушно решили приложить все силы… Разбиться в лепешку, а сделать подарок.
А которые оставшиеся трезвые головы пытались все это урезонить и остановить, в самом деле были объявлены перестраховщиками и отсталыми личностями,  живущими не в ногу с передовой эпохой.
И вот  такой трудовой подвиг и подарок состоялся.
В аккурат к упоминавшимся именинам. Все дурындовцы ходили настоящими передовиками и героями покорения великой реки.
Первенец работал и давал первый электроток.
Многим, действительно, дали ордена, премии, подарки, повышения по службе.
В таком праздничном угаре пролетела зима.
После, согласно законов природы, пришла весна, когда все вокруг ожило и запело. В том числе ожила и Великая Река, которая тоже приготовила подарок дурындовцам.
В виде очередного непредсказуемого весеннего паводка.
Который обрушился прямо с вершины Вавилона  на строящееся сооружение во всем своем великолепии. Пару недель вода хлестала широким потоком мимо растерянных строителей и остальных людей.
Образовав местный примерно стометровый Ниагарский водопад.
На него приезжало полюбоваться немалое число любителей острых ощущений. Фотографы бесконечно щелкали своими камерами. Одних только художников с холстами набежало несколько десятков…
Идеологи досрочного подарка побледнели и поджали хвосты при виде той стихии, от которой тряслась окрестная земля. И все поголовно вавилонцы поняли и оценили силу своего соперника. Что он запросто может смыть к чертовой бабушке весь местный и более отдаленный человеческий муравейник. Буквально зауважали ту стремительную воду Великой Реки и молились на нее.
И в будущем уже не позволяли шуточек в ее адрес…
Попутно оказался затоплен и Первенец, которого после долго реанимировали и лечили. В общем, бед наворотило – больше некуда. Убытков насчитали в несколько раз больше, чем пользы от раннего Первенца.
Не знаем – посылали ли об этом телеграммы главе государства. Или побоялись. Вдруг бы он потребовал сдать ордена. 
            На местном же уровне вновь пришлось собирать совещание. Где всем было трудно смотреть в глаза друг другу.
Как это, дескать, мы так опростоволосились.
Ну, посидели, повздыхали. Почесали головы. Только, вздыхай не вздыхай, надо проявлять исторический оптимизм и веру в победу. Встает очередной оратор и предлагает извлечь из нашего происшествия психологическую пользу. Говорит вполне мужественным голосом:
- Небольшие просчеты в мировой истории случаются. Поскольку мы здесь все товарищи и друзья, то предлагаю виновницей всего объявить бездушную реку. Она не согласовала свой нынешний обильный паводок с людьми. И через это произошла грубая катастрофа в виде водопада. Нам не надо унывать  и вешать нос. Лучше сейчас мы прикинем, как устроить спасательные громкие работы, родить там новых героев и воспеть их. Вообще, будет что рассказать потомкам в виде песен и легенд. А то, что нами было не доложено в плотину  согласно графиков один миллион кубометров бетона, вскоре забудется. Подумаешь, чрезмерно увлеклись подарком для любимого вождя и сосредоточили в одном месте все ресурсы, а про другие слабые места забыли…
            Поднимаются следующие понурые головы. Подтверждают вышесказанное:
-  Все от огромной любви к стране и ее лидеру…
Не очень веселый и залихватский получился у нас рассказ. Много смеха с такой суммы народных убытков не соберешь.
 Самое главное, что в этом вопросе смолчали умные и осторожные многочисленные академики и инженеры. Они-то имели представление о силе здешней водной массы. Формулы в свое время составляли по ее мощности.
И вот неожиданно все дружно понадеялись на наш русский авось.
Вот это самое удивительное в том громком событии семидесятых годов...
А ордена остались.

   
                11.Кубинский шпион.

Нет, после такой гнетущей истории непременно надо вас развеселить.
Чем-то более простым и легким. И мы такой материал непринужденно нашли. В той же самой красивой и бодрой книге.
Сейчас предлагаем вам поразмышлять о международной дружбе далеких друзей.
Одни из них живут в Восточном полушарии, строят нашу Дурынду. Другие, представьте себе, в Западном, рубят для себя и на экспорт сахарный тростник.
И вот им удалось подружиться и даже мотаться друг к другу в гости.
За казенный счет.
А выдумал подобную дружбу один работоспособный агитатор. Он раньше трудился прорабом, руководил трудовым процессом на Вавилоне. Являясь одновременно  творческим человеком в жанре местной литературы. Постепенно его продвигали по общественной линии, поскольку он того был достоин. Какое-то время ему удавалось присутствовать и тут и там, но после пришлось сделать выбор в пользу политики и идеологии.
Вера в идеалы взяла верх над его строительной профессией.
Словом, он стал настоящим агитатором.  Со всем жаром своей личности навалился на эту работу. Достиг в ней определенных высот. Частично за счет настоящей искренности и, повторимся, веры в идеалы. Другие его коллеги в этом плане не всегда бывали чисты. Кое в чем не были уверены и могли дома жене посетовать на свои сомнения  в деле построения нового строя. А наш герой весь непосредственно существовал в борьбе за будущую прекрасную жизнь. Кроме того, ему помогала в работе его повышенная интеллигентность, а также его внешний демократичный простецкий образ.
Когда он был  молодым человеком, то приобрел привычку одеваться в одежду кубинских революционеров. Поскольку в годы его  юности на этой самой Кубе происходили революционные события и многие люди в нашей стране им горячо сопереживали, выражая солидарность разными способами. Так вот Сибирский Кубинец, давайте будем его так иногда называть, стал в то отдаленное  время щеголять в берете. В таких расхаживали по Кубе его кумиры.
Постепенно он к своему головному убору так привык, что другие просто перестал признавать. Только в самые лютые сибирские морозы доставал из кладовки меховую шапку.
А так все находился в берете.
К тому же, ему пришлось отпустить  кубинскую бороду. Из-за того, что лидер того далекого острова имел этот роскошный атрибут мужской красоты.
            Еще у нашего героя была общедоступная человеческая фигура. Небольшой рост, легкая полноватость.  Вечно энергичная походка.
  Все это, вместе взятое, и придавало ему демократичный и доступный облик. Вообще, если бы он в руки взял мольберт и кисти, то запросто сошел бы за обыкновенного художника.
Поэтому народные вавилонские массы держали Сибирского Кубинца за своего и охотно с ним разговаривали на разные темы. И он, как агитатор, всегда их удачно агитировал. Звал к трудовым успехам, а попутно к победам в культуре и спорте. Из его рук народ охотно брал листовки, плакаты и прочую партийную литературу. Кроме того, как уже упоминалось, он сам владел литературным слогом и печатался в местных средствах массовой информации на совершенно многообразные темы. Даже отчасти розовыми красками описывал  здешнюю природу.
Словом, для того времени он был стопроцентный герой и передовик своей профессии.
Только вызывают его однажды в комитет:
- Хотим с тобой посоветоваться как с творческой единицей по поводу повышения производительности труда на строительстве Гиганта. Она у нас практически перестала расти, что недопустимо в современных условиях. Мы всех поголовно охватили соревнованием, повсеместно  вручаем красные знамена и даже небольшие премии к ним, но ничего не помогает. Повсюду развешиваем портреты и лозунги, только сердце у народа  болит слабовато по этой самой производительности.
Наш агитатор отвечает:
- Действительно, подобные факты имеют место. Нами насильно в каждую трудовую ячейку зачислен герой прошедших войн. Или космонавт. Чьи образы призваны вести местный пролетариат вперед. Но данный наивный метод исчерпал себя. Как и некоторые другие  всесоюзные подобные средства, рекомендованные центром. Народ слабо соревнуется между собой, и в деле перевыполнения планов не проявляет рвения. Во всем остальном мире инженерно-технические работники и изобретатели придумывают разные хитрые штучки, с помощью которых и поднимают рост труда и его экономию в человеческих силах…
Тут его перебивают и не дают развивать дискуссию в подобном направлении:
- Мы здесь с тобой не изобретатели механизмов и прочих, как ты говоришь, хитрых штучек. Мы с тобой изобретатели других штучек.  И за это получаем  заработную плату и внимание начальства. Думаю, что не все ресурсы нашего ума нами потрачены. Иди и придумай к утру очередную  хитрость – как вдохновить народ. И без идеи не возвращайся!
Такое, как в русских народных сказках, небольшое домашнее задание на ночь.     
Легко сказать. Прибывает удрученный Сибирский  Кубинец домой. Жалуется  супруге на горькую участь:
- Эх, жил я как человек, будучи прорабом. Клал бетон в плотину и горя не знал. Разве что пособачишься иногда со смежниками. И  я дал слабину, что подался в агитаторы. Нынче вот передо мной поставлена очередная непосильная задача. Выдумать средство для пополнения вавилонских народных сил.
И снимает свою беретку. Разглаживает бороду. Затем передает отзывчивой жене подробности разговора в комитете.
Она ему весьма простодушно дает совет:
- Подумаешь – использовали всех героев и космонавтов. У тебя же еще вон твои героические кубинцы остались. Испробуй подселить их по одному в каждую бригаду, авось еще некоторое время агитатором продержишься. Не возвращаться же тебе опять на мороз и ветер к своему прежнему бетону... Да завяжи с этими островитянами переписку для пущей важности. Через нее, может быть, съездишь за казенный счет на  свою любимую Кубу. Привезешь попробовать ихних бананов.
Женщины у таких творческих работников и литераторов всегда проявляют практическую сметку. Вот, например, насчет бананов. Раньше в Сибири их отродясь не видывали. А попробовать хоть раз в жизни хотелось. Ну она и ляпнула про них совершенно непринужденно.
Не задумываясь о последствиях.
Только во всем этом было рациональное зерно.
Так наш герой вышел на международную арену. Предварительно хорошенько обдумав скоропалительное международное предложение супруги.
Перечитав историю кубинских революционеров, он набросал для себя этакой планчик по внедрению в Сибири кубинских моральных ценностей.
И стал претворять его в жизнь.
Перво-наперво он взялся устраивать на работу в лучшие бригады строителей Дурынды своих многочисленных мифических островитян. У которых были наиболее героические биографии. Якобы они здесь, с нами в едином строю. И мы совместными усилиями  приближаем всемирную революцию и победу пролетариата. Как в Восточном полушарии, так и в Западном. Даешь Интернационал и все такое прочее…
Все местные газеты засыпал статьями о такой замечательной крепнущей дружбе. Написал письма на тот Остров. Стал получать ответы на испанском языке. Возил показывать подобные письмена с непонятными иностранными словами по стройке и разным совещаниям. И, в самое короткое время, действительно укрепил сибирско-кубинскую дружбу до неузнаваемости.
Мы не знаем, насколько от всех таких происшествий поднялись боевой дух и рост труда на Дурынде. Только неминуемо наступил новый этап развития здешних международных отношений. На одном очередном заседании Сибирский  Кубинец поднялся и довольно уверенно выступил:
- Про нашу отличную заочную дружбу уже знает полстраны. Отчасти завидуя нам и признавая наше лидерство в новых формах работы. Как бы другие агитаторы не обошли нас и не задвинули на второй план. У меня есть предложение еще дальше оторваться от их преследования. Надо сделать имеющиеся контакты еще прочнее. А для этого - не пора ли нам сгонять на Кубу в виде производственной туристической поездки. Я согласен возглавить делегацию.
А сам подумал – попутно привезу супруге невиданных бананов.
Представляете себе картину. Стоит  в своем беретике, с бородой. Как будто сам Фидель Кастро приглашает посетить Остров Свободы. Ну кто откажет. Проголосовали единогласно.
Ехать немедленно на деньги стройки и профсоюза.
Сразу же нашлось великое число кубинских друзей. Едва ли не весь городок записался в этот список. Шутка ли – попасть в загранпоездку, увидеть мир. Искупаться в Атлантическом океане и привезти заморских подарков.
Отобрали самых лучших и передовых.
Часть из простого народа, часть из руководства. Соблюли все пропорции советского общества в процентном соотношении: количество рабочих и интеллигенции, старых и молодых, мужчин и женщин. Потом поехали. После больших торжественных проводов со слезами на глазах отбыли в свою нешуточную дорогу.
В те годы это было совершенно выдающееся событие. Тем более, что многие, наконец-то, отведали в своей жизни этих недоступных ранее в Сибири бананов.             Надо ли говорить, как после того ширилась подобная дружба в нашем медвежьем углу.
      Многие мужчины завели себе береты и бороды.
   Женщины стали красить волосы только в  черный цвет.
   Школьники записались в кружки испанского языка.       
      В магазинах стали продавать гаванские сигары.
     Относительно местной прессы можно сказать следующее. Половина ее объема была посвящена Кубе. Вот так, постоянно натыкаясь в газетах на имя нашего героя, мы с друзьями  дали ему в то отдаленное  время безобидное, ласковое прозвище – Кубинский Шпион…
Где-нибудь на природе, разворачивая бутерброд, завернутый в такую газету, мы любили слегка поерничать над такой святой дружбой. Один из нас брал подобный материал и читал его с пафосом, расстановкой и жестикуляцией.
Остальные катались по траве.
Но рассказ еще не окончен. Дружба только набирала обороты.
Параллельно с ежегодными поездками в гости  вавилонских  интернационалистов, происходили и многие другие занятные приключения. Сибирский Кубинец стал привозить в городок ответных визитеров. И  здешние жители наконец-то воочию увидали настоящих, не киношных, негров.
Могли потрогать их руками.
А наиболее смелые и раскрепощенные дамы даже имели с ними интимную близость. В те годы это было сравнимо только что с полетом на Луну.
Только в огонь дружбы все время надо было подкидывать новые поленья. Новые идеи, иначе говоря. И вот идет очередное собрание друзей Кубы.
Теперь уже сам Кубинец треплет своих подчиненных соратников:
- Я в свое время родил для себя и вас крепкую дружбу с кубинским народом. Хотя в начале пути в нее мало кто верил и надо мной частично смеялись. Теперь вы видите ее приятные плоды как в плане труда, так и в плане отдыха. Только время не стоит на месте.  Пора вводить следующую свежую струю, чтобы еще прочнее войти в международную историю. Давайте крепко подумаем – как изобрести новейшие формы работы и заработать дополнительный дружеский политический капитал.
Соратники устраивают небольшой такой мозговой штурм.
Сыплют в протокол подряд все имеющиеся в головах фантазии. От строительства в нашей местности монументальных бронзовых памятников по поводу имеющейся дружбы до переименования Вавилона в Новую Гавану…
Вот за последнюю идею и ухватились, стали ее энергично обсуждать.
Смотреть на подобный поступок с разных сторон. Голоса разделились. Только вдруг встает один совершенно рядовой член их компании и предлагает некоторый компромисс:
- Зачем нам лишать городок привычного имени. Пусть остается Вавилон как есть. А вот если оглянуться вокруг, то мы увидим достаточно много безымянных географических местечек. К которым рекомендую приделывать различные кубинские наименования. И через пару лет мы непринужденно можем в своем лексиконе использовать эти латиноамериканские словечки. Кубинцы, опять же, будут чрезвычайно довольны.
- Молодец, сразу видно, что сердце у тебя болит и о нашем деле и о Вавилоне. Теперь давайте мы данную идею разовьем и слегка конкретизируем. С каких таких географических точек можем начать очередную свою затею? Полагаю, стоит начать лепить ярлыки на горных вершинах, коих у нас чересчур много и на всех не хватило наименований. Потом спустимся пониже и доберемся до ручьев и речушек. Жалко, что в самом Вавилоне совершенно нет улиц, тут бы было где развернуться. Тем не менее, предложение по поводу окрестных просторов замечательное и начнем воплощать его в жизнь. Кубинским друзьям будем телеграфировать о наших поступках.
Так и постановили.
Вновь в городишке и на Дурынде поднялся легкий шум. Развернута бурная деятельность. Была изготовлена первая мраморная плита доступных размеров, чтобы ее мог унести в рюкзаке на намеченную горную вершину средних размеров мужчина.
Выбита первая надпись – « Пик кубинских революционеров». Решили начать с них всех. Отметить ихний совместный вклад во всемирную борьбу пролетариата.
Словом, собрали экспедицию в туристический поход с целью переименования одной из вершин Торуса, здешней могучей горной гряды. Взяли попутно цементу; некоторый инструмент прихватили. Само  собой – провианту. Шампанского и водки. И потопали накануне выходных дней. В составе человек пятнадцати. С нашими и кубинскими знаменами, частично в беретах и с бородами.
В достаточном количестве прихватили фотопленки с целью увековечиться и войти в историю.
Только в тот поход произошел небольшой конфуз. В проводники к ним затесался альпинистский шутник, которых немало среди этой категории личностей. И он, как некогда Иван Сусанин, завел их не совсем туда.
С целью подшутить над ними.
Поскольку к ихней деятельности относился безо всякого трепету.
Вот он приводит их  на ночевку под эти летние горные вершины. После ужина равнодушно говорит им свое предложение:
-Давайте назавтра отправимся вон на ту безымянную вершину. Наречем ее вашими революционерами.  Установим там поскорее плиту и дело с концом. Чего с ней таскаться до отдаленных гор?
И они тоже весьма беспечно принимают предложение. Поскольку оно показалось им довольно выгодным на первый случай.
Только вершинка, на которую они назавтра навострили лыжи, уже имела такое простонародное название – пик Дураков. Оно давненько уже тут прижилось и пользовалось
популярностью в народной среде. Удивительно, как об этом не знали друзья Кубы. Потому они слегка опростоволосились в данном случае. Плита была затащена и установлена на горе с таким параллельным названием. Торжественно открыта с шампанским и фотоснимками на фоне флагов…
А вот еще казус из той же эпопеи.
Относительно еще одной скалистой вершины.
Тем же или следующим летом состоялся очередной турпоход с подобной же целью и с очередной плитой. Намечена была другая близлежащая точка, которая назавтра должна быть покорена и переименована в какие-то испанские выражения. Мы в таких испанских словечках не сильны, поэтому их уже подзабыли.
Только наутро встает в соседнем альпинистском лагере еще один шутник. Он знает, зачем пожаловали сюда эти разновозрастные туристы.
И куда они собрались.
Кажется, фамилия шутника была Монич. Он быстрым альпинистским шагом сбегал на намеченную вершину и написал там  на камне то ли краской то ли углем простую надпись – «пик Монича».
А тем временем в лагере его ассистент по розыгрышу говорит нашим разновозрастным господам:            - Понимаете в чем дело. Вот вы собрались наименовать выбранную гору нужным вам именем.                Только по
- Вот вы собрались наименовать гору. Только по законам альпинизма – если она уже наречена, то никто не имеет права переписывать ее на другое имя. Но, вроде, она пока является безымянной, поскольку ничего такого я не слышал. Сам там не был с прошлого месяца.  Но вдруг там имеется свежая маркировка – тогда я не знаю, что вам и делать. Будьте внимательны.     
  Сибирский Кубинец и его товарищи уже имели горький опыт с пиком Дураков.
Второй раз с параллельным названием связываться им не хотелось.
Вот они подходят к цели своего визита. Идет дождь. Хочется скорее установить, открыть эту чертову плиту и спуститься в лагерь. Переодеться и согреться. Поскольку они совсем не альпинисты, чтобы умело терпеть всевозможные горные лишения. Неожиданно в глаза им бросается определенно свежая простецкая надпись – «пик Монича». По законам альпинизма теперь надо решительно подыскать еще одну близлежащую вершину. Оглядевшись, они видят в достаточном отдалении то, что им нужно. Мужественно продолжают свой путь в малоинтересную ненастную погоду.
Проклиная неизвестного Монича.
В итоге они из последних сил добрели все-таки до новой цели, где и выполнили свою географическую миссию.
Потом в потрепанном выжатом виде спустились к своим палаткам, где смогли перевести дух.
      Представляем, как хихикали над ними  шутники из соседнего лагеря…
Самое интересное в подобном рассказе то, что мы многих из описываемой кубинской группировки знали и знаем. Даже отчасти дружим с некоторыми совершенно искренне. Остальных, в том числе и Сибирского Кубинца, заочно уважали и уважаем. Что не помешало рассказать такую быль в  собственноручной полуфантастической версии. Мы решили, что имеем подобное право слегка улыбнуться над нашим прошлым…
В качестве компенсации за моральный ущерб нами потом будет рассказана однотипная история  - как мы лично укрепляли дружбу сибиряков с одним прибалтийским народом. Где мы вдосталь погорюем  над нашим личным  интернациональным прошлым. И, тем самым, частично искупим свою вину  перед местными кубинцами.
Словом, обещаем  спустя некоторое время чистосердечно рассказать – за какими такими бананами черт носил нас тогда в маленькую соседнюю Прибалтику...

               
                12. История фамилии. Часть 1.
Где-то ранее мы вам обещали рассказать также о нашем родовом объединении.
Дескать в нем, если покопаться, найдется немало типичных исторических личностей в разрезе нашей местности. Которые помогут увидеть местную историю согласно всем законам развития. На примере одной семьи. Как появлялись, развивались и что приносили в жизнь некоторые наши предшественники. Что у них было написано на роду, какие имелись изюминки. И так далее.            
       Вот, например, был у нас родной дед Фотей. По отцовской линии.
Уже одно его имя говорит о его достаточно отдаленном дореволюционном происхождении. А еще  одного его брата звали тоже подобным же древним именем – Зотей.  Как бы звали остальных ихних братьев и сестер, можно только догадываться, только вмешалась первая мировая война, на которой погиб их молодой родитель, которого звали Иваном. А матушку звали – русским же именем Марья.
Мы тут лет пятнадцать назад отчасти покопались в своей родословной путем различных расспросов деда Фотея Ивановича и бабушки Анны Савватеевны. Когда они были еще живы и при памяти. Приходили к ним с тетрадочкой и прилежно заносили в нее разные старые семейные происшествия, а также наброски  генеалогического дерева.
За что сейчас говорим себе большое спасибо.
Иначе бы это все уже не сохранилось. Поскольку во всей нашей немалой родне этим несвойственным делом никто не занимался.
Стеснялись ходить с тетрадочками…
Знаете, чтобы чересчур не увлекаться сухим изложением исторических фактов, давайте время от времени вставлять в нашу семейную повесть легкие такие рассказики. В форме этакой смеси вам доступнее покажется вся наша родня. Во главе с дедом Фотеем.
Он вообще был такой неторопливый, несуетливый человек. За что ему от бабушки слегка доставалось. Потому что иногда чрезмерно долго раскачивался на некоторые простые дела. А ей хотелось, чтобы он поскорее их начинал делать. И вот он вел такую размеренную жизнь, а потом и приучил к этому свою супругу.
Только сейчас речь не о том.
Они уже были немолодыми стариками и  родные дети перевезли их на местожительство в Вавилон. Из деревни Голубой, что находится буквально неподалеку и где  они прожили много-много лет.
Где подняли на крыло своих шестерых детей.
И вот живущие в Вавилоне совершенно взрослые  дети решили – перевезем стариков в благоустроенный городок, пусть живут в тепле и уюте подле нас. А нам ближе будет их навещать и оказывать различную житейскую помощь. Внуки, проходя мимо, заглянут. Правнуки и правнучки почаще будут к ним забегать.
Перевезли, показали – как надо пользоваться водопроводом и всем таким прочим.
Отличный поступок детей, достойный примера.
И вот два деревенских пожилых жителя начинают жить новой полугородской облегченной жизнью, в которую вполне успешно вписываются спустя короткое время. Бабушка в своем переднике стряпает для деда и правнуков. Дед иногда заседает в обществе ветеранов да бродит по городку.
Вот он однажды бредет по нему и невзначай заходит в хозяйственный магазин. Посмотреть для ремонта некоторую мелочь. Только вдруг ему в глаза бросаются капканы. Обычные такие капканы для охоты на мелкого таежного зверя по имени соболь.
Весьма легкомысленно валяются себе на полке.
И он их немедленно покупает.
На всю сумму, которая при нем находилась. Поскольку он в прошлом охотник за соболями. А капканы в течение всей его трудовой биографии были немаловажным дефицитом. Их выдавали буквально по штукам для промысла в той охотничьей артели, где он промышлял десятки лет. Поэтому в нем сработал стремительный охотничий инстинкт – быстрее схватить эти небрежные капканы.
А то их приобретет кто-нибудь другой.
Вот он их гордо волочит домой. Опираясь на свою палочку, которая помогает ему передвигаться. Вваливается в квартиру:
- Дорогая бабушка Анна Савватеевна! Глянь, что я отхватил, прогуливаясь по поселку!
Более земная супруга, однако, начинает спускать его с небес на землю:
- Капканы приобрел. Завтра двинешь в тайгу… Со своей инвалидной палочкой… Ты что, отец, в своем уме?
Тут дед  начинает возвращаться в настоящее время. Вспоминает возраст, свою современную прыть и походку. Кладет связку этого железа на пол, принимает растерянный вид.
Снимает шляпу.
Представляете, какая немая сцена. Которая, однако, характеризует нашего деда как безусловного оптимиста и первопроходца. Способного совершенно забыть время ради прежнего любимого таежного занятия.
Теперь, во время различных мероприятия застольного характера, случающихся в нашей родне, дети с внуками и правнуками частенько вспоминают этот коммерческий случай, так сильно характеризующий нашего любимого деда.
И мы с легкой гордостью рассказали вам подобную небольшую историю.
Теперь можно вернуться в довольно отдаленное прошлое. В позапрошлый девятнадцатый век, в самую его примерно середину.
Где-то в то время родился самый дальний из нашей фамилии Фунтиковых, про которого есть упоминания в нашей тетрадочке. Это Иван Емельянович – дед моего деда Фотея. Он родился совсем не в Сибири, а где-то в европейской части России. И вот, когда ему было тринадцать лет, на той далекой его детской стороне произошел очередной крестьянский бунт. В котором принял участие его неизвестный нам родитель. Которого, судя по отчеству деда моего деда, звали Емельяном. Может, его  в честь Пугачева так назвали и он стал достойным своего имени бунтарем. За что и загремел в Сибирь с женой и детьми. Больше мы про него ничего не знаем.
И вот Иван Емельянович где-то здесь ниже по течению Енисея подрос и окреп. Стал настоящим сибиряком и смельчаком.
А тут как раз собралась одна интересная компания.
Осваивать новые сибирские просторы. И  он в нее решительно записался. В ней всего набралось тринадцать семей.
Зимой, по льду Енисея они потащились обозом в южном направлении. В верховья. Проследовали в аккурат мимо наших мест. Наверное, окидывали их своими взорами.
Что-то отметили в своих географических картах.
А мы сейчас сидим в этих самых местах и вот описываем на компьютере их перемещения. Могли ли они себе такое представить. Такую историческую судьбу и определенную ее диалектику. Так они проследовали мимо здешних окрестностей, куда потом будут вынуждены вернуться их внуки, чтобы заложить здесь новую династию.
Поднявшись достаточно  вверх по Енисею, группировка тех первопроходцев свернула налево и пошла по реке Ус тоже напротив течения. Повторим, по льду.
Они потому и любили путешествовать зимой, что летней дороги в ту отдаленную обетованную землю совершенно не было. По нашим приблизительным подсчетам, ихний путь длился четыреста-пятьсот километров. Так они поселились в тех богатых нетронутых краях и возвели село под именем Верхнеусинское.
Им приходилось заниматься не только хлебопашеством, скотоводством и охотой.
В свободное время они благоустраивали свою деревеньку, а также боролись с тувинскими соседями, которые любили заниматься кражами различного крупного и мелкого рогатого скота, а также лошадей. Вообще, этот лихой народец не хотел в то время признавать никаких цивилизованных норм.
И наши предки занимались с ним постоянной воспитательной работой.
Поскольку  были вооружены более современным оружием.
Нам при этом приходят на ум некоторые фильмы из средневековой жизни американского материка. Ну, помните, где рассказывалось о взаимоотношениях белой расы, покорявшей те земли, и индейцев. Где было не принято ходить без того самого огнестрельного оружия.
А руководителем вышеописанной экспедиции был какой-то легендарный поп-расстрига некто Иван Афанасьевич (фамилии не знаем). Он постоянно мотался по Сибири, скрываясь от правоохранительных органов того времени, которые разыскивали его за некоторые грешки. И вот ему удалось поселиться с товарищами в этом великолепном уединении.
Только через несколько лет его здесь нашли, после чего арестовали. Очень жаль, потому как таких людей надо, безусловно, амнистировать.
За то, что они являются покорителями новых земель для родной империи.   
Здесь наш пращур Иван Емельянович вполне успешно жил и развел богатое сельское и таежное хозяйство, благодаря личному ударному труду. К тому же нарожал девятерых отличных крепких детей: четырех сыновей и пятерых девок.
Всем им он с супругой (вот имени ее, к сожалению, дед не упомнил) дали обычные русские имена: Куприян, Афанасий, Федор, Ефимья, Агафья, еще одна Агафья, Аксинья, Марья, Иван. Ему по тем временам крепко повезло в том плане, что первенцами у него родились мальчишки, которые потом стали крепкими работниками и помощниками на подворье, в поле и в тайге. А если бы девчонки, то как бы он сводил концы с концами? Словом, он с семейством жил и не тужил в том позапрошлом царском веке.
Даже завел дополнительно заимку на безымянной горной речке, впадающей в Ус. И со временем к ней приросло вполне естественное название – речка Фунтикова. Так она вполне официально занесена в географические карты сибирского края. Мы сами с удовольствием читали это название на подобных  мелкомасштабных документах. 
Все собираемся там побывать…
Самый младший в ряду вышеперечисленных детей – Иван – являлся батюшкой моего деда. Он родился тоже в позапрошлом веке, где-то примерно в 1890 году.      
Наверное, тут нам стоит прерваться для очередной семейной легкой были. А то вы запутаетесь во всех этих отдаленных первопроходцах…



                13.История фамилии. Часть 2.

Сейчас мы перенесем вас в недавнее прошлое.
В целях передохнуть от старины. Попробуем несколько поэтично описать одно семейное мероприятие сельскохозяйственного характера.
Сенокос у деда Фотея.
На который тучей собиралась окрестная родня.
Вообще у Фотея Ивановича и Анны Савватеевны было  шестеро детей. И от них незаметно расплодилось десяток внуков, проживающих поблизости и успевших вырасти до взрослого состояния. Поэтому организовывалась такая дружная артель: дед, его некоторые дети и вполне созревшие внуки. К ним примыкали прочие косвенные родственники детей и внуков. Также их близкие друзья. Поскольку им многим нравился деревенский трудовой процесс по скашиванию и уборке травы в составе такой древней местной фамилии,  заканчивающийся таким веселым простонародным вечерним банкетом.
Но мы начнем теперь говорить обо всем по порядку.
В таком, знаете ли, легком пасторальном стиле.
Вот представьте себе июльское утро: прохлада,  сельское подворье на пригорке,  красивый крепкий особняк. Чистота и порядок во дворе и огороде. Широкие триумфальные ворота в усадьбу, покрашенные зеленой краской.
Бабушка собирает обед для косарей.
В сумочки, корзиночки, ведерочки укладывается простонародная еда: коврижки, огурчики, помидорчики, крутые яйца. Несомненно, хлеб домашней выпечки. Молочные продукты – сметана, творожок и само непосредственное молоко. Масло и соленое сало. Сверху непринужденно бросается лук и укроп. Плюс некоторые сладости в виде конфет и варенья. Попутно банки с деревенским квасом. Ну, достаточно. Да, забыли об окрошке.
Все подходят и подъезжают всевозможные добровольцы на это мирное сражение с травой. Рукопожатия, радость от встречи. Во дворе выставлены старомодные косы. Этаким фронтальным порядком: подходи и выбирай. Кто не успел с утра перекусить, те на скорую руку это делают. Другие курят отечественные сигареты и папиросы. Вообще, царит такая легкая неразбериха.
По двору в сапогах ходит слегка озабоченный дед. Вспоминает – не забыл ли чего для этой оравы. Попутно глядит на небо – не будет ли осадков…
Спустя некоторое время выступаем.
Такими нестройными колоннами начинается движение в ближайший сенокосный лог. Где деду, как бывшему фронтовику, выделены сенокосные угодья в размере примерно двух с половиной гектаров. По утренней свежести и прохладе надо прошагать три километра некрутого подъема с косами на плечах, что рассматривается как физкультурная разминка для полусонных мужских и женских тел. Вокруг роса, цветы и бесконечные кузнечики. Пение окрестных птиц…
      Мы лично с полугородскими друзьями любили несколько уединиться.
И забредали через параллельный соседний ложок на самую вершину дедовых угодий. Основная масса сегодняшних трудовых ресурсов начинала трудиться с нижнего угла дедовой плантации. А мы демонстративно – с верхнего угла. Поскольку вводить в общую массу своих не совсем умелых товарищей, не имевших твердых крестьянских навыков, мы опасались.
Им там, в этой гуще инструментов, могли запросто порезать пятки.
Или в их адрес могли раздаваться полушутливые издевательства. 
Поэтому мы заводили их на отдаленную периферию и там непринужденно преподавали азы той науки по скашиванию травы косами. Вскорости наша отстающая бригада весьма лихо махала теми народными инструментами . Попутно двигаясь навстречу основной дивизии.
Повсюду наблюдалось движение трудовых единиц. Раздавались возгласы:
- Шевелись, ворона!
- Товарищи, не снижайте темпа работ, пока лежит роса!
- Что-то моя коса неважно косит.
- Мы с утра взяли невозможно высокий темп…И я сейчас упаду.
И так далее, в простонародном стиле раздаются подобные полушутливые высказывания. Попутно рождаются чистосердечные улыбки и смех.
      Спустя некоторое время объявляется перекур.
Курильщики добросовестно дышат своим никотином. Прочие запросто валяются на свежескошенной продукции, вдыхая ее лесные ароматы. Добродушно разговаривают, несколько критикуя малоподвижную городскую жизнь, после которой тела долго вспоминают крестьянскую профессию… Действительно, сегодня многие из нас вспомнили, что  частично состоят из мышечных волокон. Что неплохо бы заниматься физкультурой и спортом, навострить лыжи в окрестные горы. Даже иногда  сделать зарядку. Обливаться холодной водой…
Потом следует команда подниматься и приступать к выполнению сегодняшних обязанностей.
Разноцветные личности вновь рассыпаются по территории.
В центре орудует передовая компания мужчин среднего и старшего возраста. После них остаются ровные широкие ряды. В сторонке сбились в бестолковый отряд всевозможные женщины и подростки. Свою низкую производительность они дополняют шумом и гамом. Наша интеллигентная бригада, как уже говорилось, машет инструментом тоже слегка на отшибе.
Радуясь новоприобретенной деревенской профессии.
Такой беспечный шефский труд продолжается до обеда, который сноровисто накрыт под березовой кроной. В тени от этого уже горячего солнца. Все добровольно обедают и отдыхают. Дают на время покой своим трудовым мышцам. Любуются отвоеванным свежескошенным пространством и геометрией его полосатого ландшафта. Бывалые работники шутят над новичками. Тонкие над толстыми. Близкие родственники над дальними. Деревенские над городскими. Такая происходит легкая психологическая разгрузка в виде ленивой игры слов.
Дед рассказывает пару забавных происшествий из личной семидесятилетней жизни, попутно подправляя лезвие у неудачной косы.
Словом, царит обстановка мира и покоя.
Только залеживаться нельзя. Сельский труд диктует своеобразные грубые законы. И мы единогласно встаем. Переставляя отдохнувшие ноги, отчаянно бредем на свои участки. Постепенно мы снова адаптируемся и к жаркому солнцу, и к этой равнодушной траве. Работаем не покладая рук. С торжеством наблюдая, как повышается процент обработанной территории.
Подобное торжество придает нам очередные дополнительные силы, вдохновение и второе дыхание.
         Довольный дед инспектирует  слегка разбросанные бригады. Говорит комплименты. Вновь подправляет инструмент, бредет дальше.
И, глядя на его состарившуюся походку, у нас сжимается сердце от родственных чувств. Грубо говоря, от любви к нему. Хочется, чтобы он жил вечно, этот родной легендарный дед. Около которого прошло детство и которым слегка любовался всю жизнь. Считая его оплотом и опорой всей родни. Непререкаемым авторитетом. И так далее…
Не знаем – станем ли мы такими дедами…
Наши коллеги, между тем, косят несколько с надрывом. Поскольку, как уже говорилось, они типичные городские жители, только сегодня прошедшие практические занятия в  сельскохозяйственном деле. Перековаться за такой короткий срок им не удается и при выполнении однообразных движений они чрезмерно утомляются. К тому же им психологически приходится больше, чем нам, напрягаться. Для того, чтобы не сбиться с курса и ритма. Потому, что рефлекс автоматизма у них пока отсутствует. И они вынуждены быть внимательными на каждом взмахе, поскольку у них не было трудного детства на подобных сенокосных просторах.
И сейчас они упадут от усталости.
Тем более, ихние мышцы не умеют расслабляться в отдельных моментах непрерывной марафонской работы. Нам искренне жаль наших друзей, среди которых иногда бывают и романтичные дамы. Мы спешим оказать им некоторую эмоциональную поддержку. В форме таких лестных эпитетов, способных поднять боевой дух. Несколько чаще устраиваем краткосрочный отдых.
В итоге дотягиваем до полной победы. Вся трава уложена в стройные ряды:
- Приглашаем всех дружно возвращаться к дому на банкет…
Но перед обратным выходом должна состояться такая вот необходимая процедура. Ритуал. Всем надо присесть.
Сейчас дед свернет свою самокрутку. С философским смыслом выкурит ее. Не спеша.
Этим он как бы подведет итог сегодняшнего фамильного фронта.
Все прочие курильщики поддержат его дружным дымом. Прочий несерьезный народ попьет кваску.
И только затем мы тронемся в обратный путь. Каждый на своих  подгибающихся ногах. Частично испытывая угрызения совести перед соседними малочисленными коллективами, продолжающими трудовую смену. Для которых страда продлевается на более длительный срок – на несколько дней. И они выражают свой восторг по поводу сроков нашей операции. Соглашаются с преимуществами многодетного метода.
На этом первая часть мероприятия закончена.
Остались пустяки – усталой походкой прибыть на дедовское подворье. Искупаться в Енисее или ополоснуться в бане. Одеть современные одежды. Причесать головы. Там мы принимаем легкомысленный торжественный вид.
И вот всех  ведут к столу.
На нем находится перечень деревенской продукции.
Перво-наперво, самодельный самогон. Ну еще тройка-пятерка несерьезных настоек с магазина для слабонервных женщин. Ко всему этому набору стоят граненые стопки на сто граммов, которым уже многие десятки лет и они исправно помогают отмечать радости и горести фамильной истории. Попутно стоит вспомогательная закуска: овощи в чистом цельном виде и в форме салатов. Красиво порезанное домашнее сало. Что-то там из курицы. Картошечка в паре с селедочкой. Какая-то еще свежезажаренная  енисейская рыбешка. Горками навалены котлеты. Трепыхается холодец. Окрошка разлита в многочисленные тарелки. Зачем- то поставлены молочные и сладкие блюда…
И про что-то мы за давностью лет позабыли сказать…
      Первый тост за дедом. Мы принимаем официальный полусерьезный вид. Слушаем.
О том, что мы хорошие потомки. Не забываем стариков. Что являемся ударными тружениками. Что через неделю всех приглашают на уборку этого сена.
Мы держим своими  усталыми и слегка крючковатыми сегодняшними пальцами эти самые стопки по сто грамм и чокаемся.
Лихо опрокидываем вовнутрь жидкость и она огнем обжигает наши непривычные к таким градусам организмы. Перебивает дыхание. На глазах появляются неуместные слезы. Мы торопимся схватить первую попавшуюся закуску. Тем более что изрядно проголодались после отдаленного обеда.
Так вот поочередно выпиваем и ужинаем.
Параллельно рассуждаем о разных пустяках, иногда затрагиваем и серьезные темы. И за всем этим беспечно отдыхаем. Делаем вывод, что самое лучшее застолье рождается после совместной ударной работы. Когда навалишься на эту самую работу подобной оравой. А потом полноправно с видом победителя усядешься за стол.
Представляете картину.
Вечерняя прохлада. Белые скатерти на столах. Все друг друга уважают. Полуобнимаются. Раскрывают душу. Рассказывают воспоминания детства.
Выходят группками из-за стола покурить.
Случайно заходят соседи и соседки, которых решительно волокут за стол. И они удачно вписываются в коллектив. Поскольку, мол, давно уважают Фотея Ивановича и Анну Савватеевну . Чистосердечно завидуют такому продолжению рода. О чем произносят свои неуклюжие деревенские искренние тосты. Также желают удачной погоды на момент уборки сегодняшней скошенной травы. После их непродолжительной официальной части они равноправно участвуют  в общем веселье.
Которое продлиться несколько часов и даже будет иметь утреннее продолжение.
А пока под стол начинают валиться первые бойцы. Они чересчур  добросовестно поднимали бокалы по каждому поводу и вот ихние организмы отказываются им повиноваться. Тут рядом имеется сарай с готовыми спальными местами, куда они доставляются.
Где они встретят завтрашний рассвет в своей мужской компании из нескольких человек.
Там однажды  оказался один друг из нашей вавилонской бригады, которая, если помните, косила себе слегка на отшибе.
Этот Петрович, как мы его называем, уселся за стол безо всякой субординации рядышком с дедом Фотеем. И они с ним близко сошлись, дружно выпивали и беседовали. Все больше и больше начинали нравиться друг  другу. Их дружба весь вечер удивительным образом росла. Только в один прекрасный момент Петрович понял, что он уже основательно нализался.
А старший партнер сидит как огурчик…
И молодому разгоряченному рассудку это показалось несправедливым. Как же так – выпивали одновременно, а его цветущий организм дает слабину. К тому же - он считал себя спортсменом и каратистом. Тогда этот наш горячий коллега решил встать за честь своего поколения. Перепить деда Фотея Ивановича…
Этим отчасти поддержать престиж тридцатилетних людей.
А мы сами сидели несколько отвлеченно на другой стороне стола. Совершенно выпустив из вида личного друга. Только вдруг слышим шум и гам. Это упал под лавку очередной боец. Оказывается, наш лучший друг Петрович.
Он таким вот образом сошел с дистанции.
И его с определенным почетом уложили в тот самый сарай.
Он на следующий день долго недоумевал – ну как такое могло случиться? Пенсионер и ветеран, практически ровесник века уложил на лопатки спортсмена и каратиста в расцвете сил.
Этот милый эпизод мы тоже частенько вспоминаем при случае.
Вот на такой высокой ноте можно завершить поэтический рассказ об июльском дне 1986 года.
И перейти к  отдаленным во времени родственникам.
Вновь вернуться в два предыдущих века.

                14.История фамилии. Часть 3.

Итак, в свое время мы добрались с вами до отца моего деда.
Которого, если помните, звали Иваном и был он последышем в семье пращура Ивана Емельяновича.
Девятым и, наверное, любимым баловнем в кругу своих братьев и сестер. После рождения которого удовлетворенные родители решили остановиться в деле расширения фамилии. Хватит, мол, с нас. Пусть, мол, потом в этой сфере стараются наши потомки. А с нас довольно. И стали жить отчасти для себя.
Насколько это было возможно с такой оравой и с таким хозяйством.
Иван, повторимся, родился где-то в 1890 году. В том самом Верхнеусинске, что основывал его родитель. Там прошли его детство, отрочество и юность. И где-то в 1910 году он, согласно законов природы, женился.
Сейчас мы исследуем вопрос – кто была его юная супруга. И каких таких кровей. Звали ее Марья Кондратьевна. Девичья фамилия – Иконникова.
У нее был такой знаменитый в той округе дед, тоже при такой фамилии. Он родился
где-то в 1820 году.
Представляете, когда еще был жив Пушкин.
Нес в свое время службу в царской армии в течение 25 лет. После демобилизации он каким-то образом попал в Сибирь, в здешнюю округу.
И у него была редкостная дополнительная профессия для того времени. Помимо работы на приусадебном хозяйстве он много времени уделял написанию картин и, в особенности, икон. За что и получил, скорее всего, свою замечательную фамилию.
А, самое главное, он прожил более ста лет.
По рассказам деда, это был высоченный  старик с гривой седых длинноватых волос. Зимой обходился совершенно без головных уборов. Пережив многих царей и пару-тройку революций, он ушел в иной мир ориентировочно в 1925 году.
Оставив наследникам чудную фамилию и, наверное, тягу к миру искусства.
Возможно, под влиянием его генов мы иногда занимаемся изобразительным творчеством в разнообразных его стилях. Даже приглашаемся на различные выставки.
И некоторые человеческие единицы понимают наши неклассические произведения.
К сожалению, история не сберегла имена всех его детей. Но одним из них был сын по имени Кондрат. Нам о нем мало что известно. А о его супруге совершенно ничего.  Очень жаль, но пойдем дальше.
Марья Кондратьевна Иконникова, стало быть, где-то повстречалась с Иваном Ивановичем Фунтиковым и они обвенчались, как уже говорилось в 1910 году. Этот факт мы установили собственноручно путем простых умозаключений. Поскольку в 1911 году у них родился первенец, нареченный Фотеем. В те времена такого понятия, как планирование семьи, в широком обиходе еще не наблюдалось. И молодожены немедленно заводили ребенка. Сразу после него – еще одного. И так далее. Вот почему мы определили год их замужества – из известного факта рождения нашего деда.
А через пару лет в этой семейной ячейке появился уже упоминавшийся братец Зотей. Кто бы там появился еще – но надвинулась первая мировая война и наш прадед Иван Иванович Фунтиков погиб на ее фронтах в 1914 году. В возрасте 25 лет.   
       Тут как раз наступило смутное время.
Но в сибирской глубинке оно прошло в довольно мягкой форме. И никаких воспоминаний по этому поводу наши рассказчики не привели. И нам нечего было занести в свою тетрадочку.
Кроме того, что Фотя и Зотя в тот период интенсивно подрастали.
У них со временем сложилась такая семья: Мария Кондратьевна с сыновьями и при них дед Кондрат. Строгий и неподкупный дед установил в семье совершенно домостроевские порядки относительно своей дочери.
Лишал ее личной жизни.
Но, поскольку она была вдова в расцвете сил, то имела право на подобные мероприятия. Например, повторно выйти замуж.  А ее родной папа уверял, что она должна посвятить жизнь хозяйству и детям. И на почве растущих расхождений они расстались.
Возможно – пращур Кондрат запросто выгнал ее из усадьбы.
Такие грубые методы разрешения разногласий в то отдаленное время весьма практиковались. Ей пришлось собрать личные вещи и покинуть родимый дом, хозяйство и село. Оставив папе обоих подростков.
В плане современного плюрализма мы отдаем ей должное за твердость характера в борьбе за собственную личность. А то бы запросто могла стать простой домработницей и стариться возле своего крутого папы. Но она, повторяем, уперлась.
Несколько жаль Фотея с Зотеем, но мы и тут ей не судьи.
Некоторое время после ухода дочери дед Кондрат  жил с двумя помощниками внуками. Им было уже по  полтора десятка лет.
И они ему прекрасно помогали в сельскохозяйственных работах, а также по дому. Все вместе они имели крепкое середняцкое хозяйство. Земельные угодья, необходимый инструмент для работы, пару-тройку лошадей, несколько коров местной породы.
Только тех коровенок было некому доить после ухода дочери Марьи Кондратьевны, которая, повторим,  убыла из Верхнеусинска. А в  этой чисто мужской семье остро не хватало женских рук. Тогда дед Кондрат говорит своим подрастающим внукам:
- Мы с вами неудачно треплемся возле нашего коровьего стада. На кухне  тоже отстаем в плане кулинарии. Недобросовестно метем и скребем полы, пропалываем грядки. Нам позарез нужна домохозяйка. И я задумал старшего из вас немедленно женить. Фотея. Несмотря на то, что он не достиг еще брачного возраста, а имеет всего на роду шестнадцатый годок. Прошу вас не дискутировать со мной и приступить к выбору кандидатуры невесты.
А мы, Фунтиковы, имеем некоторую особенность поздно в физическом плане созревать. Нас начинает бурно гнать в рост лет этак в девятнадцать-двадцать.
А до того срока мы ходим весьма щупленькие.
Совершенно не бреемся. И так далее. Зато потом становимся красавцами с хорошо развитой фигурой. Также и Фотей.
Он совсем не мог представить себя в том возрасте в роли бравого жениха.
Хотя тогда  проявил личную твердость и порекомендовал Кондрату отправиться сватать некую Анну Савватеевну Кокареву. Даже категорически настоял на ее персоне. Хотя его отговаривали от такого опрометчивого шага. Мол, мы ей не ровня. Получим отказ и через это опростоволосимся на всю деревню.
Поскольку Кокаревы являются первейшими  богатеями в округе.
При расспросах деда с бабушкой относительно их сватовства нами не была установлена  полная картина событий. Скорее всего – по причине нашей временной невнимательности. То ли они заранее имели дружбу и предварительный сговор в этом скоропостижном случае. То ли для бабушки все произошедшее было  внезапным страшным сном, произошедшим по воле родителей.
Представляете себе второй вариант…
Заходят сваты.
С выпивкой и угощением. Нарядно одетые. Такой шумной подвыпившей компанией. Ведут  невзрачного  мальчишку. Так, мол, и так, у вас товар, у нас купец… Имеем намерение взять вашу юную дочь в нашу семью.
Про коров, грядки и кухню, конечно, ни слова.
Как полагается, выпили и закусили, пообщались. После просватали Фотея и Анну вполне успешно. Во-первых, репутация у Фунтиковых была вполне обстоятельная и на них можно было всегда положиться. Во-вторых, у самих Кокоревых на тот момент подрастали одна за одной несколько дочек на выданье.
И их надо было поскорее определять.
А тут такой случай пристроить одну из них в местную коренную фамилию. Словом, родитель Савватей Иванович Кокарев дал добро на этот семейный союз. В далеком 1926 году… Когда бабушке шел семнадцатый годок и она  практически была небольшого роста девчонка…
Сейчас мы промчимся по бабушкиной линии, а потом вернем вас в настоящее время – к нашей Дурынде. Может быть, вы по ней уже  стосковались.         
      Итак, девичья фамилия бабушки Анны Савватеевны была Кокорева. С ударением на первом слоге. Тут мы хотим предложить вам совершить несколько обратное путешествие во времени.
От ее братьев, сестер, папы и мамы к более древним родственникам.
Уже упоминавшийся в сцене сватовства Савватей Иванович Кокорев был видным в селе человеком и чиновником.
Он находился на должности волостного писаря. Получал твердую заработную плату дополнительно к своему хозяйству. И это в то царское время была весьма крепкая сумма. Плюс, наверняка, имел дополнительный приработок за написание различных бумаг по просьбам неграмотной крестьянской массы. Разных там челобитных и заявлений, которых темные крестьяне сочинить и написать совершенно не умели. И вот шли с поклоном к нашему Савве. Так мол и так, вот тебе гусь или утка, только составь бумагу… И, поскольку у него была добрая душа и семеро по лавкам, он эту утку непринужденно брал.
Само собой ему было трудно отказаться и от ведения  личного сельского хозяйства на здешних плодородных для растениеводства и скотоводства землях. Скорее всего, он, как и все местные мужчины, также являлся охотником по здешнему зверю и готовил впрок дичь, мясо и пушнину для своей большой семьи.
Вот так, работая по совместительству на нескольких фронтах, ему удавалось крепко стоять на ногах и растить девятерых потомков. Вот они в порядке старшинства: Мануил, Григорий, Иван, Леонид, Петр, Анна (наша дорогая бабушка), Анисья, Мелидора, Агриппина. Как видно, здесь Савватею Ивановичу тоже крупно повезло в том, что старшими детьми у него сплошь состояли лица мужского пола.
А младшими – сплошные девки, которых он после небрежно роздал замуж.
Только всем его детям совершенно не повезло с эпохой.
Вместо радости от обеспеченной трудовой жизни они почти все попали в ссылки и лагеря по идеологическим мотивам в 1930-ые годы. Некоторые там не смогли выжить. Одна младшая дочь благополучно бежала и, сменив имя, дожила до наших дней. Другим прикатило счастье в том, что началась очередная война и они внезапно стали нужны Родине в виде солдат и их призвали в армию из мест заточения. Двое – Леонид и Петр дошли до победы и были автоматически прощены за свое зажиточное прошлое.
Ранее, в конце двадцатых годов, в этой семье тоже произошел ужасный случай. Два сына умерли в один день. Один из них долго болел почками и не вставал. Другой, находясь в тайге, нечаянно перерубил топором ногу. Был немедленно привезен в село, где день в день скончался со своим больным братом.
Сам же Савватей Иванович в то большевистское предвоенное время сначала был посажен в тюрьму. Потом сослан. Бежал и добрался до Верхнеусинска. Каким-то образом полулегально работал паромщиком на здешней реке Ус.
Повторно арестован в конце 30-х годов и бесследно исчез.
Его жену и многострадальную мать своих детей звали Анастасия Васильевна. Она ранее была практически сиротой, часть детства росла без родителей. Пока на рубеже 19 и 20 веков она не приглянулась молодому Савватею. Которого она пережила потом на десять примерно лет и похоронена в  Верхнеусинске примерно в 1950 году. Да, добавим еще, что у нее были в свое время следующие братья и сестры: Иван, Артемий, Самойла, Устинья, Аксинья, Федосья. Фамилию же все они носили незамысловатую – Петровы. И больше нам  о той ветви ничего не сообщили.
Теперь после подобного нерадостного рассказа мы теперь отмотаем некоторое время назад. Поищем свои дальнейшие корни по бабушкиной родословной касаемо фамилии Кокоревы. Тут у нас есть некоторая конкретная информация.
Клан Кокоревых был, как уже говорилось, весьма влиятельным в том таежном околотке. У них имелась там даже паровая молотилка. По тем временам это означало примерно то же самое, что сейчас иметь нефтяную скважину. Отцом Савватея Ивановича был, как нетрудно догадаться Иван .?. Кокорев. Отчество его стерлось по причине времени и до нас не дошло. А вот имя матушки доподлинно известно – Анна Емельяновна.
Эта семейная пара появилась в Верхнеусинске позднее Фунтиковых. Но, благодаря своей большей расторопности, сумела перещеголять многих первопроходцев, осваивавших данную переферию с первого колышка. А, может быть, у них имелся значительный стартовый капитал и им удалось его грамотно вложить в дело.
Семейка у них здесь со временем сложилась тоже неслабая – восемь наследников и наследниц: Прокопий, Федор, Максим, Диян, Арина, Аксинья, Фатимья и младшеньким был наш Савватей. Чтобы у вас все эти имена лучше систематизировались в голове, повторим – все вышеприведенные люди были дядьками и тетками нашей бабушки Анны по отцовской линии.
Среди них больше других нам запомнился Диян Иванович. Он попал в плен с фронтов первой мировой войны, оттуда судьба занесла его в Канаду. И он натурализовался и стал канадцем. Пустил там корни. После революции писал родным письма и для форсу вкладывал в конверты некоторое количество бумажных долларов. Потом связь прервалась вследствие ужесточения советских границ.
Приятно, черт побери, на досуге подумать, что где-то на канадских просторах живут люди с частично идентичной нам кровью…         
Если вы десяток раз перечтете последние страницы этого исследования, то, полагаем, полная картина нашего родословного дерева закрепиться в вашей памяти.
Но, думаем, посторонним лицам нет в этом особой нужды.
Поясним, что все многочисленные имена нами приведены здесь по другой причине.
Вот жили себе люди. Прошли века и десятилетия. Внезапно мы восстановили их полузабытые имена.
И задумались.
Поскольку они как бы глядят на нас с родословного дерева, нарисованного на огромном бумажном листе. Где прописаны их имена и отчества, а также скупая дополнительная информация.
Мы своим непостижимым рассудком чувствуем, что они требуют от нас некоторого внимания. Не побоимся сказать – уважения. К их, в основном, трудной судьбе. К их несостоявшемуся полному счастью. К их трудовой деятельности во имя себя и во имя потомков.
Они просто требуют от нас здравого рассудка с целью не повторять исторических глупостей.
Именно по этим причинам мы персонально упоминаем имена всех известных нам наших крепких сибирских предшественников.
Хотя чувствуем, как слегка вас утомили.       
Попутно хотим посоветовать вам ходить в гости к вашим дедам с тетрадочкой и заносить в нее свои родовые сведения. Как пятнадцать лет назад делал ваш покорный слуга. За что теперь сам себе может сказать спасибо.
Поскольку мы стали почему-то крепче стоять на земле…  Стали серьезнее относиться к истории. У нас буквально выросли какие-то корни. Есть желание не посрамить фамилию. Чем-то личным отметиться в здешних местах.
Иногда даже появляется странная мысль иметь большее количество потомков…
Хотя нам далеко за сорок годков и мы являемся несколько потрепанным субъектом.

                15. Лесные братья.
Теперь пора немедленно вернуться на нашу прославленную Дурынду.
Порыться в ее истории.
Отдохнуть от родственников посредством очередного бравого рассказа о близкой нам вавилонской современности.
 Когда проектировали нашего Гиганта, то поначалу совершенно выпустили из вида один момент.
Что будет с лесными массивами при затоплении окрестных гор? Будет гибнуть народное добро, которое следовало бы перевести в деловую древесину. И все тянули с решением данной проблемы.
Поскольку она считалась относительно второстепенной.
Но потом встала во весь рост.
Поскольку стоял конец двадцатого века и просвещенное человечество стало обращать определенное внимание на бездушное отношение к природе. Например, к массовой погибели огромных лесных массивов в виде их скоропостижного затопления повсеместно строящимися Вавилонами.
Многие настойчиво просили выкосить площади, уходящие из состояния суши в подводное положение. Писали в газеты, сочиняли романы, выступали с трибун. Словом, на исходе прошлого века не удалось замять данное дело. Тогда стали думать – как вычистить этот чертов лес.
Само собой, собрали предварительное совещание с такой  повесткой.  Докладчик изложил суть вопроса:
- Нам надо срочно строить нашу великую Дурынду. А тут под ногами путается общественность в виде любителей природы и леса, поднимают шум и гам. Что, мол, мы дикари и варвары, раз хотим беззастенчиво затопить большие лесные угодья. Что над нами в очередной раз посмеется Запад. И даже Восток. Опять же потомки могут вспомнить недобрым словом. Итак, давайте шевелить мозгами по этой современной проблеме. Тут главная  заковыка вот в чем. Площади большие и деревьев на них наросла тьма-тьмущая. К тому же, горы вокруг скалистые, неровные и крутые. Что усложняет работу отечественной техники. Придется прокладывать массу временных транспортных артерий. Время нас тоже, безусловно, поджимает. Приступаем к обмену мнениями.
- Опять мы оказались крепки задним умом. Всю эту древесину надо было в плановом порядке передать под вырубку еще пятнадцать лет назад, когда затевался Гигант. Тогда можно было вполне успеть взять большую часть нынешнего леса…
Приглашают экономистов. И те  приводят совершенно умопомрачительные цифры  денег, нужных для создания  лесных артелей с их современным штатным расписанием. Оглашают сроки их полного развертывания. Всем понятно, что подобное мероприятие должно было стартовать задолго до строительства Гиганта.  И последний оратор безусловно прав.
А пока надо спасать ситуацию.
Предлагается изучить подобные  прецеденты в мировой практике. Как, например, зарубежные страны выходят из аналогичных ситуаций.
Через некоторое время заслушивают сообщение о мировом опыте:
- Там, если самим заказчикам и подрядчикам недосуг возиться с подобным лесом, применяется следующая гибкая капиталистическая схема. Они вместе с имеющимся под боком государством отдают эти угодья на разграбление частному капиталу. К примеру, могут учредить конкурс по продаже прав  на лесные запасы в данной зоне затопления. Аукцион. И на нем дополнительно снимают сливки в виде платы за ту  лесную ренту. А, самое главное, голова у них совершенно перестает болеть об этом несподручном для них деле. Так, слегка контролируют процесс вырубки и отгрузки. Подмахивают акты в конце очередного года и все. Пожимают руки соседним акулам лесного бизнеса. Мол, все о-кей, до новых встреч через год. Не сбавляйте темпов работ, а то будете платить неустойку.
Раскрыв рты, слушатели завидуют своим западным коллегам.
Потом начинают приспосабливать международный опыт к всесоюзной плановой экономике.  Например, один смелый  сотрудник говорит:
- Надо нам сделать нечто подобное. Поскольку у нас не водится капиталистических акул, то можно нарезать эту территорию на мелкие кусочки и раздать добровольцам, у которых имеются бензопилы. Жаль, что не удастся  устроить настоящий аукцион и помахать на нем молотком. Тем не менее, сотни местных кустарей вполне могут осилить эти массивы и даже без отсутствия мощной техники доставить кубатуру к местам отгрузки. За счет русской сноровки и смекалки. Тем более – вскоре вода будет неуклонно прибывать и облегчать им смелый самостоятельный труд.
А ему в ответ  выступают осторожные  работники. Парируют это разумное предложение:
- То есть как, какие у нас могут быть кустари? В стране развитого социализма, когда все посторонние экономические уклады списаны в историю. И если мы откроем маленькую лазейку по частной заготовке и спасению древесины, то, во-первых, предадим идеалы. Во-вторых, туда запросто ринется народ за большими частными деньгами. Вдруг туда сбегут самые хваткие и разворотливые  вавилонские работники. С кем тогда останутся наши инженерно-технические работники – с самыми отстающими кадрами. Процесс строительства упадет до низких показателей. И престиж вольного  лесозаготовителя будет выше строителя передового коммунистического объекта. Чего допустить никак нельзя…
Таким образом, сразу обозначились две полярные точки зрения по решению данного  лесного вопроса.
Но в зале находилось достаточное количество светлых и опытных голов, знающих, что истина лежит посередине. И они стали ее там искать. Действительно, местные кадры надо оставить в покое. А то все ударяться в леса. Надо найти в стране отдаленные степные и полупустынные районы, где живут нерусские народы и пусть они своими обособленными бригадами осваиваются в тайге. Готовят древесину для родных безлесных просторов на разные там нужды, а после вывозят к себе. Ни в коем случае не берут в свои национальные трудовые ячейки  местный народ.
А кто эту инструкцию нарушит – того гнать в шею и никакого ему леса.
На том и порешили.
Первыми подтянули сюда  украинских товарищей с Карпат. Их еще в простонародии звали гуцулами. В аккурат с дальнего конца страны. Поскольку в этих Карпатах они в свое время сильно перестарались и чересчур вырубили окрестные леса. А навыки лесорубов у них еще сохранились.
И вот надумали - начнем с них.
Посмотрим – как будет работать на практике наше постановление. Отвели им пару делянок и сказали – рубите на здоровье. Дело пошло и вагоны с бревнами покатили через всю страну в ихние Карпаты. А тот  распадок, где они резво застучали своими топорами, теперь зовется Гуцульским.
В память о смелом эксперименте и дружбе народов.
Только дальше них дело не очень-то пошло.
Из-за такого препятствия, как разделение труда. Больше подобных умельцев на безлесных окраинах не нашлось.
Топор в руках не умели держать ни таджики, ни грузины, ни калмыки. Они умели делать другие созвучные им виды работ: лепить глиняные дома, выращивать арбузы, делать вино… А вот ронять огромные деревья боялись. И совершенно в нашу местность не рвались. Постепенно почин заглох. Только одинокие гуцулы мелькали на окрестных кручах.
Радуясь своей нынешней исключительности и незаменимости.
Между тем, планка воды продолжала подниматься. А леса стояли практически нетронутые. Мы в те молодые годы озоровали тем, что плавали среди них и собирали кедровую шишку прямо с лодки. Забросив на время традиционные тяжелые способы по добыче ореха.
И нашему местному водохранилищу уже шел шестой-седьмой годок.
Тут вдруг пошли слухи – древесина на корню отдается зарубежным капиталистам. Они, якобы, согласились нам помочь и даже заплатить за свою помощь. В обмен за то, чтобы увезти домой эти ненужные нам запасы, до которых у нас не дошли руки. А у них могли дойти, несмотря на малые размеры тех капиталистических стран. Наверное, у них совсем были плохи дела в отношении древесного сырья и они  решились на подобный отчаянный поступок – забраться в Сибирь.
Только этот номер им не прошел.
Нет, представьте, выходит такой лощеный капиталист и заявляет местному населению:
- Я желаю вас немного эксплуатировать. Вот вам импортная бензопила, которая сама пилит. Вот вам  трактор с кондиционером. Вот вам зарплата по вашему труду. Валите скорее этот ядреный лес, пока он не ушел под воду…
Но нет, невозможно было дозволить им организовать здесь очаг чуждой жизни как в труде, так и в быту. Разлагать нашу молодежь и частично подрывать идеалы. Словом – министры им дали от ворот поворот.
Ищите, мол, лесные угодья в других развивающихся странах.
И продолжали поднимать водную планку…
А местный народ тяжело переживал утрату этих действительно ядреных бревен. Потихоньку валил их для собственных нужд. Поначалу совершенно в небольших объемах для личного хозяйства. Потом для соседа. Для родственников. Так у нас появилась некоторая  свободная экономическая зона в виде теневой лесной полупромышленности.
Куда  налетели покупатели и посредники со всех окраин страны.
Вот тут они оказались сильны. Не то, что махать топором. А в купле-продаже они проявили весь свой несомненный талант. Тем более – на дворе наступала новая эра и намечался курс на легкий либерализм. В Москве решено было ослабить идеологическую хватку и разрешить людям частично говорить то, о чем они думают. Местами переворошить историю. Напечатать некоторых запрещенных писателей. Ближе примкнуть к мировым ценностям…
 Все такое самым благотворным образом отразилось на количестве местных кустарей. Их уже было не сдержать и они заполонили берега на всем протяжении акватории. Слухи об ихней заработной плате буквально будоражили здешнее население, сбивая его с толку. Многие заметались.
Только, к счастью для Вавилона – он уже достраивался.
Оставались буквально предпоследние штрихи в виде его верхушки. И он давно уже работал, попутно совершенствуясь и развиваясь.
Мы однажды с другом Петровичем, о котором  упоминалось ранее, произвольно путешествовали по описываемой водной среде. В виде свободного плавания на легкомысленном суденышке. Проще говоря – на байдарке.
Сталкиваясь попутно с некоторыми представителями этих кустарей.
Вот на какой-то там день пути мы забрались в глухой отдаленный участок акватории. С целью получить удовольствие от нетронутой рыбалки. Поставили легкий лагерь и жили на той периферии три-четыре дня. Нещадно гоняя и обманывая местную рыбу, открыв заодно ее засолку и копчение.
 А тут рядом оказался пункт с одиноким водным лесозаготовителем, который понавадился к нам в гости по причине имеющейся у нас водки. Мы с ним непринужденно подружились и даже иногда наносили ответные визиты, между делом изучая его труд и быт. Имя же он имел распространенное - Иван Семенович и был много старше нас.
Он имел в виде жилища небольшую избушку, поставленную на плот. Как бобер жил среди воды, привязав все это сооружение к берегу. По которому иногда бродил для охоты на мелкую дичь, попутно собирая грибы и ягоды. В округе у него были поставлены рыболовные сети, с которых собирался интересный улов. Все такие промыслы давали ему пропитание на высшем уровне и он нас гостеприимно угощал.
Теперь мы опишем его трудовой процесс.
С утра, пока не наступала жара, наш одиночка брал в руки бензопилу и обходил личные владения. Ронял на берегу десятка два деревьев разного калибра. Слегка обрабатывал их путем отпиливания верхушки и срубания лишних сучьев. Такую процедуру он производил пару раз в неделю.
В остальное время дожидался – пока поднимется водная планка и всплывут его бревна. После чего в виде такой веселой  работы  он цеплял их веревкой за моторку и лихо свозил к своей хижине, где сколачивал из них протяженный товарный плот.
Который потом оставалось предложить покупателям по твердым расценкам.
Мы горячо завидовали его труду на свежем воздухе:
- Иван Семенович, имея в неделю малое количество трудовых часов, ты фактически заткнул за пояс по заработной оплате всех генералов местной промышленности и строительства. Не говоря об остальной производственной массе.
На что он несколько самодовольно отвечал:
- Не возражаю, это действительно так. И за сезон одинокого лесоповала я имею возможность приобрести легковой автомобиль.
Нам для подобной покупки нужны были десятилетия.
Тем не менее, вследствие  нашей молодости, этот факт нас не убивал и мы продолжали радоваться жизни, находясь в отпуске.
Вскоре отправились в свою обратную водную дорогу. Загрузив добытую рыбную продукцию, принялись ритмично помахивать алюминиевыми веслами, рассчитывая за пару дней при помощи мышечной работы достичь Вавилона.
Выбираемся из вспомогательных вод в бывшее главное русло Великой Реки и берем нужный курс. Отчасти надеясь на попутный катер, что может подобрать нас с нашим легоньким суденышком.
Спустя некоторое время видим крепкую моторку, которая мчится к нам на всех парах. Она тормозит и ее одинокий бородатый рулевой задорно задает нам вопрос:
- Здорово, ребята! Куда путь держите? Если в Вавилон – то садитесь. Подвезу за милую душу. Совершенно бескорыстно. Поскольку соскучился по человеческому общению, находясь на длительных лесозаготовках в уединенной форме. 
Мы слегка колеблемся. Потому, как невооруженным глазом видно, что этот лихач основательно пьян. Еле держится за штурвал своими неуверенными движениями. А, с другой стороны – восемьдесят километров нешуточной мышечной работы.
И русская лень и русский авось берут верх над здешней техникой безопасности.
Мы, как типичные сыны своей национальности, небрежно перебрасываем  вещички на соседнее судно. После водружаем байдарку. Бодрыми голосами для знакомства называем свои имена.
После он тоже представляется:
- Я буду Андрей. И надо за знакомство немедленно выпить. У меня тут имеется простой напиток под названием брага таежная. Я сегодня поехал в люди и прихватил ее целую канистру.
Мы, в принципе, не против, но  слегка опасаемся, что рулевой вовсе станет пьян как сапожник и опрокинет нас по ходу плавания. Или резко ударит в берег. На полном ходу зацепить плывущее бревно…
Говорим ему добродушными голосами:
- Может, отложим данное мероприятие до конца пути. И на твердом берегу   в более безопасной обстановке опрокинем по чарочке-другой. По поводу прибытия в родной населенный пункт.
На что он в решительной форме заявляет:
- Я увидел людей после таежного одиночества и моя душа не намерена откладывать дружеской выпивки. А если вы откажетесь, то я вас сию минуту высаживаю. Поскольку не желаю странствовать с такими черствыми личностями.
Тогда мы бодро соглашаемся, надеясь на низкую крепость напитка. Мол, ничего с него не будет, никакого умопомрачения. Так мы себя успокаиваем и потом втроем с нашим бородатым лодочником дружески выпиваем по хорошей порции. Некоторое время беседуем и ближе знакомимся.
После повторных кружек отправляемся в путь.
Вокруг солнце и теплая вода. Мы относительно крепкие пловцы и готовы, в случае кораблекрушения, непринужденно добраться до берега. Тем более, рядом валяются спасательные жилеты, которые можно накинуть на нетрезвого Андрея. И на них проводить его к берегу, где будем действовать по обстановке. Такой план набросан  в нашем замутненном сознании.
И мы относительно спокойно движемся в нужном направлении.
Только начинаем видеть, как наш рулевой начинает ронять голову на грудь. Его потянуло в сон. Надо принимать срочные меры.
Один из нас зорко смотрит вперед в поисках плавающих деревьев. Другой бодро и громко разговаривает с хозяином лодки, не допуская его до полного расслабления. Так некоторое время мы плывем. Двигаясь разнообразными галсами. Постепенно свежий ветер продувает наши захмелевшие головы и все мы частично трезвеем, рулевой фактически перестает ронять голову на грудь. Чему  мы с Петровичем искренне радуемся. Тем более – полпути уже пройдено.
Только наша радость оказалась несколько преждевременной. Внезапно кормчий прокашлялся и сказал:
- А не повторить ли нам по маленькой?
И решительно заглушил двигатель. Достал кружки и канистрочку. Мы изготовили легкую закуску. Посреди водных просторов. 
Мы совершенно перестали куда-то торопиться, а также тревожиться и переживать за свою судьбу.
Нет, представляете себе пейзаж. В голубом просторе. Вокруг зеленые горы. Солнышко припекает. Ветерок тащить лодку в неизвестном направлении. Под нами двести метров глубины…  А в канистрочке плещется уже самая малость…
Наша команда оставляет эти остатки на потом и совместными усилиями запускает мотор. Снова зигзагообразными движениями лодка мчится вперед. Только на этот раз наш капитан все сильнее и сильнее валится вбок.
Нам удается вовремя перехватить у него штурвал, а его самого бережно пристроить подремать в свободной распахнутой художественной позе. Он стремительно проваливается в сон, а мы собственноручно правим судном. Тем более, что такое искусство нам не в новинку. Уверенно держим курс в сторону дома…
Непринужденно прибываем к нужному месту.
Треплем и трясем Андрея с целью пробудить его от непрекращающегося сна. Брызгаем на него водой. Бьем по щекам. И вскоре достигаем своего. Он удивленно таращится на двоих грубиянов, оказавшихся в его лодке. Потом, узнав наши малознакомые лица и усвоив, что он доставлен в порт приписки, предлагает:
- А не тяпнуть ли нам на посошок? Для окончательного закрепления дружбы.
Мы поддерживаем данную инициативу. До тех пор, пока этот самодельный напиток не иссякает.
Теперь действительно пора расстаться:
- Прощай, борода Андрей. Ты весьма лихо доставил нас с инвентарем и рыбой к родному причалу. И, когда мы станем стариками, то будем рассказывать о сегодняшнем дне будущим внукам. Вспоминать наш обед над этой местной водной бездной. Вряд ли подобный случай повторится впредь. Когда мы столь беззаботно покоряли морское пространство. Бог даст – свидимся.
После некоторое время продолжительно обнимаемся с ним. В знак полного расположения. Расстаемся и машем руками. И он грациозно отплывает по своим местным делам.
Спустя несколько дней мы как-то шлялись по Вавилону.
Только вдруг видим – идет наш Борода. В такой, знаете ли цивильной одежонке. Причесан по моде. Практически в белых туфлях. И мы готовы снова обнять его. Но его взор не узнает нашу личность.
Приходится говорить ему:
- Здорово, борода Андрей. Что это ты проходишь мимо?
Тогда он более внимательно глядит на нас. Частично узнает и спрашивает:
- Где-то я имел честь видеть вас. Сейчас я напрягу  память и вспомню обстоятельства…
Через минуту его руки приветствуют нас. Мы весело смеемся над деталями того путешествия. Над его непрочной памятью, ослабшей в тот момент. Обмениваемся различными сведениями из сегодняшней жизни и рыбалки.
А через год узнаем, что наш Борода утонул при нетрезвых обстоятельствах.
Вообще, эта отчаянная братия вырубщиков прибрежного леса несла подобные потери практически каждый год. Поскольку рядом не было строгих жен и каких-никаких начальников. Через это на морских просторах царили совершенно ковбойские нравы.
А деловой лес? Его вторая половина была несомненно вырублена таким вот кустарным способом. Первая же осталась на дне. 
Несколько жаль…      
     
      
                16. Гора Лысенькая.

            А теперь предлагаем вам подняться от водных глубин повыше и поискать в тех высотах кое-какие примеры современного головотяпства.
Тут у нас поблизости разбросаны всевозможные горы.
В таком живописном хаотическом беспорядке. Скорее всего, они создавались безо всякого проекта и теперь торчат тут и там своими вершинами. Попутно на них присутствует многочисленная растительность как в виде трав, так и в виде сибирских деревьев.
Бегают перепуганные звери.
Конечно, местный народ охотно шляется по этим соседним окрестным кручам. Частично в поисках дополнительного пропитания. Частично для физкультурных целей. Или с целью организации пикников.
Целебный горный воздух пропитывает всех этих неутомимых ходоков и продлевает им сроки жизни.
Одним из подобных ходоков был и есть некоторый наш знакомый тезка. С простым международным именем – Александр. Но мы его лучше будем называть по-другому: Энтузиастом, Вдохновителем или как-нибудь еще в таком роде.
Эти словечки будут полнее характеризовать  его деятельность в здешних местах, чем сухое международное имя.
И вот он тоже был любитель побродить по окрестностям, особенно в молодые годы. Лет этак тридцать назад. Параллельно он трудился педагогом по подготовке горнолыжников. Учил детвору вихрем скатываться со склонов на лыжах. Прививал им умение грамотно падать на снег при головокружительных спусках, чтобы не сломать себе шею. Был таким строгим и знаменитым специалистом снежных трасс. Детвора его почти что носила на руках и он являлся несомненным авторитетом в Вавилоне.
Взрослые с Вавилона запросто пили с ним водку и помогали строить всевозможные горнолыжные сооружения местного уровня. Так он жил себе и процветал в своем ремесле и личной жизни. Тем более, что был и остается таким веселым, высоким, симпатичным и  жгучим брюнетом.
Однажды черт занес его на одну соседнюю лысеватую горную вершину, которая называлась странным именем – Лысенькая.
И вот наш Педагог совершил там небольшое прикладное открытие.
В плане развития своего горнолыжного ремесла. По возвращении в городок, он срочно собрал приближенных друзей по совместному увлечению и произнес зажигательную речь:
- Всякие западные страны, имеющие горные массивы, развивают наш вид спорта целиком и полностью в высотах среднегорья. А мы делаем это на ближайших соседних горках. Потому имеем поздний снег, которого иногда ждем до января. Получается чересчур короткий сезон и мы не успеваем вдоволь накататься. К тому же в самом начале весны нам пора сворачивать лыжи… Так вот, нам надо в очередной раз объединиться и собраться с силами. Осваивать новую гору Лысенькую, где я присмотрел чудные местечки для будущих грандиозных трасс. По которым можно лихо гонять по снегу целых полгода…
А время на дворе стояло совершенно романтическое.
Конец 1970-х годов.
Наш Гигант вовсю строился… Повсеместный комсомольский задор, энтузиазм, коммунистические субботники, агитация и пропаганда.
Словом, набросали план действий.
Для начала  закрепились там в виде армейской палатки с печкой. Легкий подъемник с маленьким моторчиком прикрепили на окрестные деревья. И давай туда таскаться на выходные дни с продуктами питания, водкой, девицами и лыжами. Весьма недурно проводя свободное от работы время,  совмещая полезное с приятным.
Вскоре там рядышком неожиданно пролегла дорога на эту самую вершину.
Туда хотели разместить небольшой военный гарнизон с парой-тройкой ракет для защиты Дурынды, но после из-за нехватки денег передумали. А дорога совершенно к месту там вписалась и осталась. Чему Вдохновитель и его романтические сподвижники были несказанно рады. Теперь к своей палаточке они могли более непринужденно добираться.
На этом первую часть рассказа можно оборвать.
И сразу же начать вторую и основную.
Так бы и остались наши герои наедине со своей палаткой и хилым подъемником, только им внезапно повезло еще раз.
Тут в Сибири решили провести громкий спортивный праздник. Практически доморощенные зимние Олимпийские игры. По высшему разряду, чтобы утереть нос некоторым странам, с которыми у нас тогда были разногласия и натянутые отношения. Сначала они не прибыли на Олимпиаду в нашу красавицу столицу,  потом мы им показали фигу и не полетели стартовать в ихний Лос-Анджелес.
И в виде отголосков мировых событий здешняя гора Лысенькая оказалась в центре внимания. Поскольку во всех сибирских краях не нашлось спортивных сооружений для проведения состязаний по горным лыжам, то решили – надо искать местность, где можно соорудить подобный объект.
Тут наш Энтузиаст вовремя позвонил по телефону и предложил высоким чиновникам свою идею в форме имеющейся горы и трассы, на что они охотно клюнули и согласились. Приняли соответствующее постановление. Мол, за полгода воткнем туда опоры, навесим нужных тросов, расчистим от лесного хлама дистанцию и откроем здесь объект международного уровня.
Мы лично в ту пору были еще несколько молодым человеком. Повторюсь – трудились низкооплачиваемым вавилонским работником по спорту. И вот – вызывает нас к себе небезызвестный уже вам господин с хорошими манерами. Ну тот, который хотел видеть нас в некоторых партийных рядах. Но, если вы помните – мы по причине женского окружения и родственников отказались от такой участи.
Вызывает и говорит:
- Тут ваши коллеги по спорту решили удивить мировую общественность постройкой в тайге горнолыжного заведения. И вот вышестоящие инстанции разослали на все предприятия и учреждения города и поселка строгие приказы – убрать бревна с планируемой трассы. Кому сто, кому двести, а нам вот триста метров этого пути. Деревья уже лежат в виде лесоповала, надо их размельчать, растаскивать по окрестным кручам или сжигать на месте. Немедленно сгоняй на эту чертову гору, там тебе какой-то ихний Вдохновитель отмеряет нашу долю. На обратной дороге подумай и прикинь – сколько надо тебе в подчинение рабочих рук, ломов, кувалд, веревок и рукавиц, чтобы за неделю -полторы  отчитаться о сдаче фронта работ. Подбери кандидатуры в будущую бригаду, мы их приказом по Дурынде освободим от основного производства и направим во главе с тобой на данный участок.
Хорошо, прибываем на место разворота таежных работ.
И в очередной раз разочаровываемся в человечестве. 
Поскольку мы несомненные эстеты. Любим красоту и гармонию. Сибирские зеленые просторы. Не прочь поглазеть на величественные облака. Оценить игру прозрачных речных струй. Даже на родном дачном участке, соорудив граблями ровную грядку, любуемся ее геометрией.
А тут мы видим выгоревшее пепелище в исключительно серых тонах.
Здесь десяток лет назад горела тайга и остались тысячи торчащих в небо скелетов от деревьев. И среди них вырублена широкая полоса, та самая будущая международная лыжная трасса. А вокруг эти ужасные останки. Мы окидываем окрестности своим требовательным к красоте взглядом.
Нам хочется громко крикнуть:
- Люди! Остановитесь! Куда вы вбухиваете народные средства и его грядущий труд!? Зачем этот лунный пейзаж!? Здешнее место выбрано неудачно и будет выглядеть уродливо еще триста лет! Перейдите через гору, на том противоположном склоне среди зеленых природных насаждений можно соорудить гармоничные трассы с упором на красоту!
Только этот монолог было некому выслушать.
Мы волочим ноги к нашему Энтузиасту, что-то бубним ему о нашей миссии. Вместе находим свободный фронт работ. Он своими длинными человеческими шагами отмеряет три сотни метров. Забивает колышек и стремительно покидает нас. По своим срочным делам. Его ждут новые подрядчики, прибывающие сюда в массовом порядке.
Весь город буквально поставлен на уши.
Над головами летает вертолет – доставляет бетон для опор и столбов. Повсеместно копошатся люди разных профессий, оторванные от привычного труда. Гудят бензопилы и прочие механизмы. Клубы дыма от множества кострищ затмевают горизонт…
Ничего, говорим мы себе. Возможно, мы неправы и слабо соображаем в горнолыжном деле. И, вдруг, наше первое впечатление обманчиво.
Вдруг зимний снег скроет всю эту серость и мерзость.
Докладываем партийному руководителю о своих впечатлениях и расчетах. Получаем полную свободу в выборе полудобровольцев на Лысенькую.
Только набираем туда не каких-то сложившихся силачей, а требуем откомандировать нам  выносливых взрослых лиц как мужского, так и женского пола из одной своей спортивной команды по лыжным гонкам. Пусть и не таких сильных, но страшно выносливых и терпеливых. Мы эту команду лично готовили не первый год и не сомневались в ее качествах. Что она не подведет, что удачно соединит здесь труд и отдых. Также дополнительно потренируется на тяжелом физическом труду. И, в итоге, мы в очередной раз убьем нескольких зайцев.   
Через день нас привозят на это пепелище.
Где методом ударного труда нам удается досрочно завершить свое дело. Причем после трудовых смен наша команда мотается по окрестным вершинкам в поисках дополнительных нагрузок. Так мы набираем для зимнего сезона лишнее здоровье и психологический задор. После болтаем и немного выпиваем у костра. И валимся в палатки - спать вперемешку с  боевыми подругами.
А соседние параллельные бригады, состоящие из единиц мужского пола, завидуют нам черной завистью. Пытаются переманить к себе наших упругих дам.
Обещают им золотые горы в виде личной любви.
Вокруг нашего лагеря постоянно отираются посторонние субъекты с подарками в виде конфет и водки. Но мы насмехаемся над ними и вместе с дамами отвергаем ихние дары, посылаем их к черту.
Так вот живем и боремся целую неделю.
А после сдаем объект и сентябрьским днем убываем по домам. Печально окинув взглядом эту серую панораму с  людским муравейником. Помахав низколетящему вертолету, несущему бадью с бетоном…
Таким был наш личный вклад в данное головотяпство.
Потом, согласно законов природы, наступила очередная зима 1985- 86 годов. Когда должен был прогреметь задорный праздник на горе Лысенькая.
И мы еще пару раз там побывали на субботниках по переноске снега.
Оказалось, что имеющаяся роза ветров уносит снежные крупицы мимо трассы и она частично имеет летний пейзаж в виде серых твердых камней, о которые можно больно удариться. Надо срочно заваливать снегом это местное несоответствие.
Снова полгорода мотается сюда в виде добровольной массы по переноске снежных масс.
Слышаться грубые слова в честь организаторов такого заведения.
Тем более, что на затраченные средства  можно было построить в здешнем околотке пару–тройку фешенебельных Полудворцов Спорта. Со стадионами впридачу. Также каждому жителю выдать по мячу…
А тут таскай этот чертов снег…
Которого, кстати на упоминавшемся противоположном южном склоне лежало пруд пруди. Роза ветров там практически отсутствовала и снежок падал перпендикулярно вниз.
Внезапно праздник отменили по неведомым для нас причинам…
С тех пор прошло около двух десятков лет и этот развлекательный объект переживал разные времена. Знал взлеты и падения на местном уровне. То иногда сюда удавалось затащить некоторых  полупрофессионалов горнолыжного искусства. То грубые личности по ночам разворовывали некоторые части подъемных механизмов. Однажды в одночасье сгорел дотла местный горный отель.
Тем не менее, слава о Лысенькой понемногу расползалась и десятки некоторых смелых горожан уже приобрели горные лыжи. Стало престижным небрежно вскользь упомянуть – вот, мол, вчера я снова совершил поездку на известную вам вершину с целью промчаться с нее…
Мы тоже пытались в свое время поддаться общей моде. Но не пошло у нас это дело, не удалось вжиться в данный вид отдыха.
Наверное, в силу своей отсталости от тенденций.
Во-первых, для нас там не хватало нагрузки и тяжелого дыхания. Во-вторых, было неудобно вертеть перед дамами задними частями тела. Как это делали при неумелом катании другие соратники. Наверное, у нас тоже наблюдались похожие движения. Вообще, мужчины там отчасти напоминают некоторых птиц, распушающих хвосты. Мы тоже, конечно, не прочь понравиться женскому полу.
Но не в такой причудливой форме.
А катающихся по-настоящему, без отпячивания задних частей тела, джентльменов мы там насчитали десяток-полтора, которые в сторонке наслаждаются своим хобби.
На остальных же, в том числе и на нас самих, тяжело и противно смотреть.
Еще эта ярмарка тщеславия по костюмам и инвентарю. Животики и двойные подбородки. Слабоалкогольный перегар. Прочее несомненное пижонство в различных его проявлениях.
Ко всему такому – местный пейзаж в серых тонах.
Словом, мы подумали и вернулись к родным лыжам – беговым. Где отсутствуют все подобные фон-бароны.
А в гору надо волочиться на  личных ногах и плечах при помощи собственного тяжелого дыхания.       
Но мы несколько отвлеклись от истории объекта. Так он влачил свое среднее существование примерно полтора десятка лет. Под управлением некоторых местных промышленных гигантов, которым он требовался для современного престижа.
Только наступали новые времена, реформы и все это хозяйство стало обременять местную промышленность.
Поскольку доходу приносило мало, а расходовало разных там средств больше.
Баланс получался больно отрицательный. Все такое не шло в ногу со временем, поэтому  начались поиски – как это добро сбагрить с рук. Никто не спешил его прикупить. Просто так подарить было жалко, да и некому. Подарок больно громоздкий и по всем законам отечества мог запросто пойти псу под хвост.
Но тут, на одном относительно  новеньком промышленном заводе незаметно вырос один полусимпатичный современный олигарх средних лет. Не лишенный некоторых здоровых амбиций. Он сказал:
- Хорошо, я придумал – как сохранить данное нам судьбой заведение. Мы от него все-таки решительно избавляемся. А дальше сделаем вот что. Отдадим его в управление действующим предпринимателям, найдем таких – что идут в русле сегодняшнего дня. Но, поскольку они эту прорву расходов не потянут, то мы сделаем ход конем. Я лично плачу налог в местную казну со своей олигархической зарплаты что-то в размере нескольких сот миллионов рубчиков. Сейчас  я потребую от нашего ручного местного правительства – пусть половина этой суммы направляется тем самым передовым предпринимателям на поддержание и развитие горы. Якобы нашей провинции надо позарез сооружать объект мирового уровня. А те предприниматели пусть ломают головы – как и что строить. С тем, чтобы через пару-тройку лет здесь открылся современный горнолыжный рай, на который в целях престижа потянется сибирский деловой люд. Станет оставлять здесь денежки. А я лично приглашу сюда президента, который в зимние сезоны гоняет на лыжах, ну и прочих там видных деятелей из коридоров власти. Частично с целью поближе познакомиться с ними в неформальной обстановке, частично с целью рекламы трассы. И для будущих поколений мы будем маяками прошедшей эпохи, созидавшими в непростые времена грандиозные  заведения спорта и отдыха…
Простенькое гениальное предложение, выводящее из здешнего бюджета по полторы сотни миллионов рублей. Каждый год.
На которые, опять же, можно было построить несколько Полудворцов Спорта со стадионами. А каждому жителю дать по еще одному мячу…
И вот на рубеже тысячелетий на Лысенькой вновь закипела работа.
Жаль, там не нашлось место нашему Вдохновителю. Он слегка постарел, а там требовались молодые и модные.
Рядом со старой трассой рубились новые, опять среди соседних пепелищ.  Скупались окрестные пригодные для туристов помещения и сооружались гостиницы.  Появились новенькие подъемные системы и такая невидаль, как пушки для получения и распыления искусственного снега.
Поскольку ныне нет дураков на добровольной бесплатной основе волочить на трассу соседний снег.
А олигарх сдержал свое веское слово - затащил сюда самого президента. И тот несколько раз скатился с этих крутых склонов. Правда, он сюда не зачастил, ездит кататься в другие места. Мы думаем, что он тоже эстет и его не привлекает здешний серый лунный пейзаж. С чем его  можем поздравить и порадоваться за него и за себя. Приятно иметь в единомышленниках по части красоты  такое первое в государстве лицо.
Наш рассказ плавно близится к концу, только напоследок у нас имеется для вас ну просто отличная новость.
Помните, мы все талдычили о противоположном склоне. Где зелень лесов и перпендикулярно падающий снег. Благоприятная роза ветров. Имеются в наличии уклоны разных градусов, где можно непринужденно выбрать трассу по имеющемуся мастерству и сегодняшнему утреннему состоянию. К тому же, тот склон географически повернут к югу и солнцу.
Так вот, отныне там  вовсю развернуто строительство подобного же объекта. Который в эстетическом аспекте удовлетворит нашу высокую планку.
И мы напишем президенту – приезжайте. Поскольку эстетические перекосы устраняются.
Сами заглянем туда пару раз. С целью убедиться, что прошло всего–то двадцать лет, как исправлена очередная допущенная местная глупость.
Стоимостью примерно в Эйфелеву башню. 
 
   
            
  17. Интернациональный сектор.
 Вот окинули мы беглым взором предыдущий рассказ и стало нам несколько неудобно за собственную личность.
Мол, являемся эстетами и передовиками по расчистке трасс.
Тяжело переживаем трату народных денег.
Невольно получается чересчур розовый автопортрет. С чем не могут согласиться окружающие.
И мы сами.
Поскольку  и нам приходилось иногда совершать мелкие глупости по разбазариванию общих фондов.
И об одном таком случае сейчас пойдет правдивая, самокритичная история.
В одной из предыдущих глав было обещано описать – как мы мотались в небольшую прибалтийскую республику с целью укрепления дружбы народов.
Каемся, тоже за казенный вавилонский счет.
Весело там проводили время, совсем не налегая на свою миссию. А дружба укреплялась сама собой в процессе вечеринок и пикников.
Сейчас мы начнем каяться и описывать все по порядку…
Как-то зимним рабочим днем начала 1985 года нам случилось забрести в комсомольский  комитет по пустяшному делу. Там наш Секретарь по комсомолу гордо показал нам некоторый документ. Письмо из самой западной братской республики. Из Литвы.
Говорит, сверкая своими очками:
- Третий год ведем кропотливую переписку с нашими коллегами по энергетическому  труду и молодежной организации. Выполняем миссию по укреплению контактов между родственными народами. Будет чем отчитаться на годовом собрании. Поскольку писем и открыток по случаю праздников у нас накопился уже целый воз. Словом, отлично работает наш интернациональный сектор. Пожалуй, вручим им в конце года по грамоте.
И светится счастливой улыбкой.
А мы вдруг ни с того, ни с сего говорим ему нашим доброжелательным язвительным тоном:
- Дорогой ты наш Секретарь. Совсем утонул ты, братец, в своих бумагах. Скоро переродишься во вполне зрелого бюрократа. А не слабо тебе сходить к самому директору и попросить для оживления работы командировочку к этим самым прибалтийским друзьям по переписке. Для установления настоящей конкретной дружбы. Обмена передовым опытом с ихней Дурындой. Соберем компанию, то есть делегацию да сгоняем на недельку к коллегам. Подтянем свой культурный уровень. Пиво, к тому же, говорят, у них замечательное и продается совершенно бесперебойно…
А с пивом в те времена у нас были большие перебои.
Его изредка привозили в городтшко в форме небольшой цистерны на разлив. Ну – сразу шум, гам. Очередь в три ряда. Все жаждующие машут своими трехлитровыми банками и норовят проскочить без очереди.
Поэтому – ругань и мелкие стычки.
Продавщица того пива в белом халате орудует у крана как местная богиня.
Выберешься из очереди с трясущимися руками и сразу отхлебнешь этого напитка, до того по нему соскучился.
А после бережно несешь банку домой…
И что же – насмелился наш молодежный секретарь и подался к вавилонскому директору. Так, мол, и так – мечтаем посетить дальних заочных друзей по ремеслу. Перенять их опыт, поделиться своим. Через это все станут лучше трудиться и повышать личную квалификацию, что благотворно отразится на результатах дурындовского коллектива.
Про пиво, естественно, ни слова.
Наверное, у директора в тот момент было благодушное настроение и он махнул рукой – езжайте. Соберите только достойных представителей. Человека три-четыре. Да не напейтесь там, знаю я вас…
Секретарь тот же час примчался, снял очки и таинственным шепотом  сообщил новость. Давай мы  с ним  просеивать кандидатуры.
Само собой – мы оба.
Потом – та самая девушка, что писала длинные письма на ту окраину.
Вторую девушку взять мы не решились – что бы подумали наши супруги. Надумали взять в попутчики одного перспективного передовика из рабочей прослойки. Назовем его Делегатом, поскольку он однажды заседал в главном большом зале страны на каком-то там съезде передовой молодежи.
К тому же вполне годился на роль собутыльника, был не дурак выпить,  закусить и повеселиться.
Вскоре данные кандидатуры были согласованы и утверждены в качестве достойных представителей Гиганта. Приобретены билеты, упакована печатная продукция о нашем сооружении, прихвачена прочая мелкая дребедень в качестве сувенирной ерунды.
Получены суточные.
И апрельским бодрым утром  трогаемся в путь: Секретарь, Делегат, Интернациональная Девушка и мы в каком-то там качестве.
Все совершенно нарядные и с серьезными рожами.
Непринужденно добираемся до нужного города Вильнюса.
Там нас встречает небольшая делегация из друзей по переписке, тоже во главе  с ихним Секретарем. Но мы будем называть его по паспорту просто Данюс, чтобы не путаться в параллельных  титулах. Итак, после коротких сухих фраз про дорогу и погоду, нашу сибирскую группу усаживают в уютный микроавтобус и мчат в течение часа к себе домой.
Наши Секретари сразу же разводят  умный разговор о высоких отечественных материях и любимом производстве.
Хотят показаться друг другу преданными творцами современного образа жизни.
Мы же разглядываем прибалтийские окрестности.
Отдаленные хутора. Поля и леса. Нам вообще интересно изучать новые места с точки зрения разной там истории и литературы. Когда здесь, к примеру, проходили войска Наполеона. Как грабили местное население прочие воинские соединения. А еще раньше бродили рыцари в железных доспехах. А бедные крестьяне периодически прятались в лесах… Такое, знаете, дыхание истории на перекрестке мировых дорог.
В Сибири с этим делом победнее.
Ну там Чингисхан или его потомки проскакали в стародавние времена, да частично прогремела гражданская война. 
А так все больше – гигантские стройки да лесоповалы. Лагеря для перевоспитания.   
Прибываем в ихний городок с полутехническим названием Электренай, устраиваемся в небольшой гостинице. Спустя некоторое время наше сибирское посольство уводят на экскурсию по здешнему передовому населенному пункту. Показывают учреждения культуры и спорта, местное водохранилище, отдаленные высотные трубы ихнего Гиганта.
Мы бредем за своими экскурсоводами и выражаем восторг по поводу прибалтийской жизни и культуры.
Ведем себя исключительно вежливо.
Но чего-то не хватает.
Нас и их сковывает по рукам и ногам присутствие официальности. И тут следует предложение заглянуть в подвернувшийся кабачок. Якобы надо срочно ознакомиться с национальной кухней. Заодно подходит еще некоторое количество членов ихнего молодежного комитета…
На этом официальную часть нашего визита можно считать оконченной.
Мы с ними выпили и закусили.
И поняли – мы настоящие друзья и компаньоны. Завязался живой диалог, зародилась искренняя дружба, сломались языковые барьеры. Совершенно исчезло расстояние между нашими народами. Литовские девицы строили нам глазки. Литовские хлопцы ухаживали за нашей Интернациональной Девушкой.
И в таком застольном угаре пролетела неделя по обмену опытом.
Нас передавали с рук на руки. Мы забредали к кому-то на семейный ужин. Где-то парились в бане. Присутствовали на чьей-то свадьбе. Ради нас был организован блестящий  вечер с танцами… И что-то еще в этом роде.
А днем нас волокли на экскурсии в разные там музеи и города. В которых нам попутно попадались удивительные подвальчики пивного направления. Где мы смогли после сибирского аскетизма надираться этого янтарного пива. Также отведать, к примеру, невиданных в вавилонской жизни закусок к тому пиву.
А потом бродить по городу Каунасу в поисках старины. Или мотаться по Тракайскому замку. Глазеть на вильнюсскую телебашню.
Иногда, обычно утром – пока были свежи наши головы – верный друг Данюс, в качестве физзарядки, проводил нас по объектам  здешней Дурынды, которая топилась углем, выпуская в виде отходов прозрачный дым. А потом мы с ним шли в наши номера. Завтракали в форме небольшого застолья. И уезжали в очередную экскурсию. До вечера, пока освобождались от службы наши прочие соратники.
После праздник дружбы продолжался в более широком кругу...      
Расставаясь, мы чистосердечно рыдали. Взяли с них слово, что они прибудут к нам с ответным визитом. А потом мы к ним. И так далее.
Что будем дружить братской дружбой…
Потом состоялось возвращение на родину. Секретарь сухо  отчитался во всех дурындовских инстанциях. Мы с Делегатом и Интернациональной Девушкой ему поддакивали и стали  выбивать и копить деньги для ответного приема.
Который скоро и состоялся, буквально в августе месяце.
Наша четверка провела парочку летучек на тему – чем и как удивить литовских братьев и сестер, поскольку с кабачками и музеями у нас проблема. Решили сделать упор на местную дикую природу: помотать их по горам, прокатить на белом пароходе. Удивить интенсивной рыбалкой. Благо стоял бархатный сезон в виде окончания лета.
За время, прошедшее после нашего визита, в стране кое-что поменялось.
Для чего-то был введен полусухой закон. Ну помните – 1985 год и очередная попытка всей страной совершить неожиданный рывок в будущее, для чего требовались трезвые люди.
Запрещалось устраивать крупные и мелкие оргии на производстве и около него, отменены застолья за казенный счет. Установлена смехотворная месячная норма потребления спиртного на одного человека.
И что-то еще в этом роде.
Все такое частично сковывало нашу активность, связывало нас по рукам и ногам. Приходилось действовать  несколько нелегально. Добывать и складировать излишки водки. Застольные мероприятия планировать или в личных квартирах, или на неофициальной природе…
И вот грянул ответный визит.
Директор ихней Дурынды снарядил в Сибирь делегацию в составе аж десятка передовиков. Во главе с коммунистическим парторгом и главным инженером, которых мы непринужденно сбагрили здешним вавилонским командирам.
А сами занимались исключительно своими сверстниками.
На первый раз организовали  такую тайную вечеринку протяженностью до утра на квартире у Интернациональной Девушки с пельменями и прочими дарами сибирской земли. С полунелегальной водкой в совершенно непринужденных количествах.
Ранним утром в таком, знаете ли, полубессознательном состоянии была устроена романтическая экскурсия по просыпающемуся Вавилону в виде произвольного перемещения с поддерживаниями наиболее выпивших соратников.
Спешащие на работу люди желали нам счастливо добраться до дому. Они за последние три сухих месяца успели отвыкнуть от подобных сцен. Тем более - происходящих в утренние часы.
На следующий день гости опохмелились и отоспались
Ни третий день они посетили окрестные горы в виде энергичной пешей десятикилометровой прогулки. Это мероприятие прошло практически на трезвую голову.
И вот настал следующий ударный день.
Прогулка на белом пароходе.
Она стоит того, чтобы описать ее подробнее.
Представьте себе – солнечное утро. Накрытый стол непосредственно на задней палубе. Вокруг упругие волны. Совершенно свежий ветерок. Легкие закуски. Тяжелые ящики с водкой звенят от легкой вибрации двигателя. Слышаться звонкие крики:
- За дружбу!
- Какие у вас сибирские просторы!
- Ну, за предстоящую рыбалку!
- За прекрасных дам!
И так далее, в таком же бодром духе. А наш пароход серого цвета режет воду со скоростью пятнадцать узлов в час. Слегка огибая плавающую древесину. Вскоре мы прибываем в отдаленное глухое место, непринужденно пришвартовываемся.
Наши литовские друзья прислушиваются:
- Что это за водный легкий шум?
Мы полуцинично отвечаем им:
- Так вокруг плещется здешняя рыба, которую мы сейчас начнем дружно вылавливать. Разбирайте снасть и червяков. Создаем интернациональные смешанные экипажи на имеющиеся байдарки и начинаем устраиваться на лов среди соседних полузатопленных деревьев. Предлагаем вам такую необычную прогулку и  рыбалку в водном парке. У нас этого леса завались и мы его с небольшой болью в сердце затопляем. Затем вавилонские потомки поднимут будущую мореную древесину. А нашему поколению недосуг заняться данной проблемой.
Секретарь дополнительно говорит шутку:
- Сейчас в этой глухомани нами будет устроено настоящее соцсоревнование по добыче рыбьих экземпляров. И победители получат грамоты… Предлагаю по рюмочке за успех нашего неформального состязания…
А денек стоит замечательно солнечный.
Полное отсутствие комаров. Полупрозрачная теплая вода манит к себе. Также зовет рыба. На палубе – шведский стол, вежливый добродушный экипаж, который целиком и полностью за дружбу народов. И даже готов слегка нарушить должностные инструкции. То есть поднять бокал за друзей с дальнего конца страны.
Вокруг нет ни одной хмурой личности.
Бесподобно красочные женщины с комсомольских комитетов в полуобнаженном состоянии.
И мы открываем купание и  обещанную рыбалку. Небрежно подсекаем полосатых окуней. Устанавливаем сети и прочие ловушки на хищных щук. Попутно слушаем восторги прибалтийских комсомольцев по поводу интенсивности клева. Они уже практически полностью облеплены рыбьей чешуей. У них исколоты руки об эти жесткие плавники. Раздается радостный самодовольный смех.
Улов превышает плановые показатели, но остановиться невозможно. Местная азартная рыба не дает нам покоя. И в течении нескольких часов нами наловлена настоящая гора этой современной сорной рыбы.
  Которую мы небрежно потрошим и засаливаем, параллельно варим уху. Готовимся к званому ужину.
Только в этот момент происходит небольшое происшествие.
В тайге потерялся один гость. Руководитель делегации – главный инженер. Пошел прогуляться в полуголом виде и не вернулся. Отсутствует уже более получаса. Мы шумим и кричим. Свистим. В ответ слышим только насмешливое эхо.
Проходит еще полчаса, надо снаряжать спасательную экспедицию. Иначе этот цивилизованный человек не выживет в таежных далях…
Но он жив и внезапно появляется со смущенной улыбкой.
В порыве романтического настроения ему остро захотелось покорить имеющуюся рядом горную вершинку, почувствовать себя сибирским первопроходцем. Он лихо вскарабкался на нее, а затем дал кругаля, поскольку не привык ориентироваться в горной местности.
Но теперь он счастлив, что испытал некоторые сильные чувства одиночества в этих дебрях.
Мы также счастливы и усаживаемся за стол. Хлебать простонародную уху, запивая ее  упоминавшейся водочкой. Так довольно долго сидим и беседуем. Выводим песни, машем руками и ложками. Кажемся друг другу милейшими личностями. Сходимся буквально во всех обсуждаемых вопросах и предметах.
Совместно открываем тайны бытия, смысла жизни и производства.
Вообще – полны исторического оптимизма.
Любви к женщинам. А они – к мужчинам. И такая царит обстановка легкого флирта, под влиянием которой рождаются как мимолетные, так и будущие  великие чувства.
Опускаются теплые сумерки.
Капитан включает все имеющиеся прожектора, освещая окрестные уголки и заводит музыку. Вежливо приглашает пассажиров на таежную дискотеку в форме танцев по металлической палубе.
И мы полуобнимаем  наших дам. Шепчем им всякие глупости. Рассказываем личную неповторимую героическую автобиографию. Вообще - раскрываем свою душу. В ответ слышим смешки и полунамеки, видим игру слов и глаз. Неповторимую грацию. Совершенно обалдеваем от ихних духов, у нас кружится голова. И все такое прочее…
А ночью осторожно катаем их на воздушных байдарках по водному парку…
Под утро небрежно бросаем на палубу личный спальник и счастливые засыпаем под звездным небом…
Следующим утром продолжаем веселье. Устраиваем такой детский морской бой на наших попутных легких суденышках…
И едва не топим в нем одного из гостей…
Также продолжаем ловить рыбу и угощаться у шведского стола, загораем и купаемся. Вечером возвращаемся в Вавилон с усталой улыбкой на устах.
Нам надо срочно отоспаться от таежного мероприятия по укреплению дружбы народов…
А теперь представьте – как бы укреплялись международные контакты согласно официальной линии.
Круглые столы, кипы бумаг… Обсуждение черт знает чего… Потом обход производственных площадей… Рукопожатия передовиков и рационализаторов… Для чего-то - разглядывание чертежей…
 Ну а после – малоинтересный обед в рабочей столовой. Вечером – посещение кинотеатра или спортплощадки. Ранний отбой на сон… Одним словом – противно и тяжело представить себе такую картину. И не знаем – подружились бы народы, или нет?
Зачастили бы друг к другу в гости?
Вряд ли.
А так – мы мотались к ним, они – к нам.
Потом, когда у них шла небольшая революция по выходу из советской семьи, мы слали им ободряющие телеграммы, желали им свободы в виде отдельного государства.
Всячески уважая их право на подобное мероприятие.
Потому, что за годы нашей дружбы увидели у них достойный пример – дорожить стариной и предками. Жить сложившимся хуторским укладом, попутно развивая экономную промышленность для народных нужд.
Танки, оказывается, ихнему народу совершенно не были нужны. И он не хотел тратиться на них. Также не хотел тратиться на мировую революцию. А наши вожди их заставляли. Из-за подобных разногласий им пришлось расстаться с нашей страной. И, в данном происшествии, Вильнюс нам оказался роднее и понятнее, чем Москва.
Поэтому мы ходили на почту звонить и слать телеграммы.   
Еще надеемся, что когда-нибудь, переделав все дела, соберем чемодан и поедем в тот Электренай. Окунуться в то самое интернациональное прошлое.
Побродить по ихним старинным замкам, попить янтарного пива.
Думаем – наши друзья не позабыли еще русский язык.
               
   
                18. История фамилии. Часть 4.

Теперь мы вновь вернемся в Верхнеусинск к своим предкам.
Начнем двигаться дальше по своей отцовской линии. Тем более, что дали вам отдохнуть от переживаний по поводу различных там мероприятий по ликвидации некоторых сельских сословий.
Хотя основные события в этой грубой сфере у нас еще впереди.
Мы там остановились, если помните, на сцене спешного сватовства наших деда и бабушки. Когда их принудили к тому жизненные обстоятельства. И им не удалось полностью насладиться детской и юношеской порой в виде деревенских игр и прогулок. Словом, в 1926 году они вынуждены были начать преждевременную совместную супружескую жизнь.
Наверное, над ними подшучивали прежние детские друзья и подруги. Спрашивали – чего вы там делаете по ночам? Или – достаточно ли умело держит Фотей в ежовых рукавицах юную супругу?
Только  молодоженам было совершенно не до глупых вопросов. Они впряглись в личное хозяйство.
Упоминавшиеся коровенки требовали немедленного ухода, земельные угодья нуждались в крестьянских работах. Тесть Савватей, опять же, подбросил им дополнительного приданого в виде той же живности. И, скорее всего, ночами наши предки, прежде всего, замертво спали.
Бабушка со смехом вспоминала, как она доила этих многочисленных коров. Ее сверстницы разгуливали по улицам в виде беззаботных хохотушек. А она роняла слезы возле животных. Ей тоже хотелось слегка побродить по селу. Побыть подростком, пожить под крылом у папы с мамой. 
Нет, в самом деле, задумайтесь.
Супружеская пара: ему шестнадцатый годок, а ей – семнадцатый. И под их управлением – крепкое подворье. Правда, дед Кондратий рядом в виде консультанта. Ух, наверное, и доставалось невестке от него. Тот еще, старорежимный был кремешок. Помните – прогнал дочь со двора за то, что она боролась за личную жизнь. 
Таким вот образом катилась жизнь.
Дед Кондратий и его юные подопечные: Зотей и Фотей с Анной. Плюс некоторая материальная помощь со стороны Савватея. И постепенно  наша необычная семейка стала выбиваться выше своего середняцкого статуса. Путем дружного труда постоянно наращивала сельскохозяйственные достижения. У них – представляете себе – даже появился выездной жеребец по имени Прынчик.
Это, кто не знает, такая привилегированная специальная лошадь особых кровей, предназначенная исключительно для выездов и прогулок в семейном экипаже по селу и окрестностям. Ее запрещалось использовать на грубых сельских работах – на то имелись другие тягловые единицы более простого происхождения.
Этот Прынчик стоял в своей персональной конюшне, как стоят сейчас в гаражах легковые иномарки.
И дед до самой смерти помнил его бодрый вид и  звонкое имя.
Вот они его запрягают в блестящую сбрую.
С молодой Анной Савватеевной по той моде наряжаются и легкой рысью рулят по Верхнеусинску. Или прогуливаются по окрестностям полюбоваться природой. Едут других посмотреть и себя показать. Уже слегка повзрослевшие и окрепшие. А впереди – блестящее будущее…
Только тут начинаются известные всесоюзные события.
Тридцатые годы. Перевод сельского хозяйства на новые рельсы. В связи с чем – понадобилось стереть с лица земли зажиточные деревенские слои, имеющие по данному вопросу неправильное мировоззрение, проявляющие определенный консерватизм.
  И нашего двадцатилетнего Фотея Ивановича подвергли аресту в числе первых, как имеющего динамику к укрупнению хозяйства.
А может он где-то чего-то не так сказал.
Он всю свою длинную жизнь имел определенное чувство юмора и был большой любитель острых шуток.
 Вот  эту команду арестованных усаживают в сани – с целью препровождения по дальнейшим инстанциям органов внутренних дел. Вокруг обоза, само собой, соседи и родственники, прощаются. Слезы, причитания…
Обычная картина того десятилетия.
Тут юная супруга Анна Савватеевна совершает поступок, который после спасет деда - она сует ему в карман червонец. Так, на всякий случай… Хотя  супруг просит ее оставить эту сумму для дома.
Но она настаивает. И со слезами на глазах они расстаются…
В те отдаленные времена перемещения в пространстве происходили довольно медленно. Что также способствовало спасению деда. Вот уже скоро будет ночь, и обоз с пленниками останавливается на ночевку в попутной деревеньке.
Дед достает упомянутый червонец и безразлично обращается к конвоиру:
- Слышь, земляк. Нынче у меня последняя ночь перед неизвестностью. А тут жена подарила в дорогу деньги. Однако, самое лучшее - надо их полностью пропить. Сходи, мил человек, до лавки – приобрети выпивки и закуски. Сядем кружком и попрощаемся с родным краем.
А те конвоиры были, в основном,  верхнеусинские же жители, которых принудили к выполнению данного задания по аресту и перевозке своих же односельчан. Может быть, многие из них сочувственно относились к подопечным, совершенно не желали ихней крови. Поэтому кто-то из них охотно сбегал в торговую точку и принес нужный продуктовый набор.
Сели выпивать и закусывать… На тот крепкий червонец можно было хорошо посидеть.
Когда всем стало тепло и душевно, дед говорит:
            - Дорогие конвоиры, отпустите меня. Я ведь такой же, как и вы, здешний труженик. Не пойму – за что меня взяли? А раз взяли – то уже вряд ли отпустят. А дома у меня жена и маленький сын. И мне всего-то двадцать лет. Не берите греха на душу, ради Бога…
            И его собутыльники согласились – что Фотей хороший молодой человек. Труженик  и все такое. Водки вон поставил на последние деньги. Пусть потихоньку одевается и возвращается в семью. Из списков же его просто вычеркнем каким-то там образом.
           Поскольку в те времена списки носили относительно вольный характер.
           Так вот местные конвоиры добродушно оставили жить нашего деда.
           А все остальные арестованные были расстреляны, обратно не вернулся ни один человек.               
           Нет, какова история. Забрали, увезли. Никто не вернулся. Жестокость необычайная. И сейчас, когда на горизонте очередные выборы, современные коммунисты просят наших голосов.
          Нет уж, дудки.
Хоть бы частично покаялись. Делают вид, что ничего не было, так, мол – легкие перегибы. В виде истребления  в мирное время миллионов таких личностей, как наш дед.
У нас просто кровь кипит, когда мы пишем этот рассказ.
Только  борьба Фотея Ивановича за жизнь и семью продолжалась еще почти целое десятилетие…
Спустя пару лет он угодил в тюрьму. По совершенно пустяковому делу.
В то время многие его односельчане и родственники бегали по лесам от террора в их адрес. Жили в разных таежных избушках, надеясь на просветление властей, а их родня или друзья время от времени подбрасывали им продуктов и вещей. Сбегают к ним тайком, пообщаются и скорее домой.
Вот деда и застукали за таким занятием.
Он выручал сухарями своего дядю Куприяна Ивановича. Тот сначала был сослан, бежал, а потом вполне успешно скрывался в верхнеусинской тайге. Установил нелегальную связь с родственниками.
Только непроизвольно подвел Фотея под монастырь.
И того засадили в минусинскую тюрьму. Он там пробыл относительно недолго: была объявлена амнистия всем мелким правонарушителям, к категории которых был отнесен и Фотей Иванович Фунтиков. За что он в будущем, будучи уже преклонным человеком, под пьяную лавочку, горячо благодарил всесоюзного старосту Калинина, чья подпись стояла под тем указом. Даже выпивал за него в полушутливой форме.
Теперь просим вас обратить внимание на такую картину.
Летний день. Со стороны Минусинска мимо Ермаковского и прочих населенных пунктов в сторону современной Тувы движется человек. Это наш молодой дед спешит домой после своей тюремной отсидки, где на перекладных, где бодрым пешим ходом. Проходит известные ныне Ергаки, любуясь их неповторимой конфигурацией; спускается вдоль речки Буйбы.
Ему еще шагать да шагать, а надежд на попутный транспорт маловато.
Он элементарно устал. Тогда Фотей придумывает остроумный выход. В стиле своего двадцатидвухлетнего озорного возраста. Непринужденно собирает из трех-четырех бревнышек плот и на нем лихо плывет сначала по Буйбе, а затем по родимой реке с коротким названием Ус. Причаливает в Верхнеусинске практически к своему огороду и спешит обнять супругу и сына.
С тем, чтобы начать очередной небольшой этап полуспокойной жизни.
И в этот самый этап наша бабушка попутно родила дочку по имени Евдокия.
А из повествования об его возвращении домой убедительно просим запомнить слово  «плот».
Оно еще пригодиться нам в следующей истории.    
Которая вскоре и грянула. Поскольку тридцатые годы еще далеко не закончились. Периодически в селения наезжали  красные опричники. Гребли под горячую руку кого ни попадя. Наверное, им сверху спускался план по истреблению местного населения, и они его дисциплинированно выполняли. Сядут в сельсовете, достанут список  жителей и давай издеваться над местным населением:
- Ага, вот эту семью мы в прошлый раз мало потрепали…
- А вот у тех-то весьма добротный дом, и, скорее всего, они чересчур хорошо живут…
- А мне показалось, что на нас косо сегодня смотрели представители вон той фамилии. Они нас совершенно не приветствовали аплодисментами… 
Наметят жертвы и разъезжают по селу.
Опустошают как мужское, так и женское с детским народонаселение.
По рассказам стариков – примерно треть жителей Верхнеусинска была в то время стерта с лица местной земли. Сельцо было больно зажиточное.
И лишь единицы вернулись обратно спустя немалые годы.      
Однажды в летний сезон 1935 года должны были арестовать и нашего Фотея. С семьей или нет – это нам неизвестно.
Только он каким-то чудом о таком мероприятии узнал.
И на еще один бабушкин червонец не стал рассчитывать, что он его спасет в виде легкой взятки на водку.
Тогда дед принимает смелый план  сбежать вместе с семьей в какие-то дальние края.
С целью пересидеть лихолетье, ведь должна же когда-то советская власть одуматься и оставить своих граждан в покое. А то ей вовсе некем будет управлять.
Вот  так он быстренько набросал в голове подобный стратегический расклад и стал скоропалительно собирать самые необходимые вещички. Попутно оценивая окрестную географическую обстановку. Немногочисленные дороги под контролем патрулей. Через тайгу с двумя практически младенцами далеко не уйдешь…
И тут он вспомнил – как он путешествовал с минусинской тюрьмы.
Сначала пешим ходом, а затем - на плоту. Так в данном случае все удачно совпало: его прошлый водный опыт и стоящий на дворе летний сезон. Когда не так холодно трепаться с малыми детьми по несколько бурным окрестным рекам. К тому же – в той стороне, куда убегала будущая водная дорога, была настоящая глухомань и полное отсутствие комиссаров. А местные дикие звери были менее опасны.
Несомненно, Фотей Иванович и Анна Савватеевна проявили в этот момент настоящее мужество, присущее сибирским первопроходцам.
И вот они с двумя детьми отталкиваются от берега, тем самым спасая нашу родовую ветвь для будущего.
Иначе мы сейчас вряд ли бы сидели и описывали их отдельный негосударственный подвиг. Поскольку, скорее всего, их практически юношеская семья растворилась бы безвестно в приполярных лагерях…
А у моих сегодняшних товарищей вместо нас был бы неизвестно какой друг…
Вот теперь представьте себе их путешествие по несколько бурной воде.
Плывет себе плот. На нем управляется наш Фотей. Бабушка нянчит двоих малышей, следит – чтобы старший не свалился за борт. А младшая грудная дочь, слава Богу, еще не умеет самостоятельно ходить и равнодушно переносит эту качку. В непогоду комфорту на плоту, конечно, маловато: сплошная сырость и все такое. Зато при солнышке – полная благодать. Несколько тревожно за будущее, но тут уж выбирать не из чего. Приходится полагаться на судьбу. Прилагать повышенную осторожность: заслышав впереди водный грохот, дед причаливал и шел на разведку. В случае серьезных преград бережно проводил семью по берегу, а затем сам спускался на плоту.
И через несколько дней их семья дошла до устья Уса.
Впереди был сплав по Енисею с его Большим Порогом, в который было жизненно важно не влететь всем семейством. Расспросить о месте его нахождения было некого в этих безлюдных горных местах. Поэтому приходилось быть начеку.
В таком тяжелом тревожном ожидании. Тем более – не имелось современных спасательных жилетов.
 А когда порог был каким-то образом оставлен позади, то начались встречи с новыми людьми, жившими здесь одинокими семьями на принципах отшельничества. Они уже могли рассказать о нижележащих населенных пунктах, до которых оставалось какая-то сотня километров относительно спокойного плавания. Да и на плоту семейство Фотея вполне освоилось и привыкло к нему, как к родному дому. 
Таким вот образом наш отчаянный дед  совершил в обратном направлении путь, что проделал в середине девятнадцатого века его тоже дедушка Иван Емельянович. Когда, если помните, в зимнее время обоз тех искателей счастья проследовал по льдам Енисея и Уса в юго-восточном направлении…
Мы не знаем, почему дед с бабушкой бросили якорь в деревеньке по имени Голубая. Запросто могли остановиться в Карлово – это где сейчас установлена Дурында. Или в Пойлово, Соболево, Кибике. Может, там временно жилплощадь никто не сдавал, а здесь им подвернулся сносный вариант.
Они осмотрелись.
Место глухое. Рядом впадает в Енисей речушка с названием Голубая. До органов внутренних дел далеко.
Ну и решили в этом околотке обосноваться.
Перезнакомились с местными личностями.  И стали тихонько жить…
Хорошо, что в то дикое время имелись прорехи в учете и контроле народонаселения. Связь плохо работала. Отсутствовала оперативность в пространстве и времени у карательных органов. И многие документы не уходили дальше положенного им места. Так что ордер на арест семейства Фунтиковых полежал себе в Верхнеусинске и потом им, скорее всего, растопили печку…
Как говориться, спасибо и на этом.
Итак, в 1935 году  произошла водная  поездка наших предков по маршруту Верхнеусинск – Голубая. После которой Фотей Иванович и Анна Савватеевна дали начало своей фамилии в здешних окрестностях.
Мы потом еще  вернемся к их дальнейшей судьбе.
Добавим только, что мы лично, как их старший внук испытываем  сильную тягу к водным путешествиям именно на плотах.
Каждый год мотаемся пару-тройку раз на сплав по одной любимой дикой саянской реке. Даже попутно организовали мелкомасштабную семейную туристскую артель,  куда охотно записываем всех добровольцев. Которых затем увозим  в ту отдаленную местность, ну а после – мчим их на плотах по той свежей и быстрой воде в течение примерно недельного срока. Устраиваем им кусочек первобытной жизни с веслами, удочками и палатками.
На настоящий момент идет четвертая сотня личностей, побывавших в той великолепной глухомани с нашим участием.
Чем мы несколько как бы гордимся…
А одним из пассажиров того давнего плота тридцатых годов был наш отец – Антон Фотеевич Фунтиков.
Ему в том путешествии было четыре годика. Это за ним следила бабушка, чтобы он из детской непосредственности не вывалился за борт. Он, кстати, затем тоже любил плавания по водам в различной форме. А нас – своего первенца – демонстративно приплавил майским днем из роддома исключительно на моторной лодке. Вдоль всего деревенского берега. Хотя мог бы сделать это более тривиальным сухопутным автомобильным способом.
Скорее всего – наша генетическая память помнит, что именно вода местных рек спасла нашу  веселую фамилию.
И испытывает любовь к водным странствиям…               

 
                19. Голодовка.
Теперь от подобных старинных происшествий перейдем к более современным.
Опишем одно тоже классовое противостояние, случившееся в последнюю эпоху. Это, конечно, будет более мягкий и глупый рассказ, чем предыдущий, в котором присутствовали совсем уж средневековые формы борьбы.
А тут формы носили цивилизованный, практически ненасильственный характер.
И все их участники до сих пор живы и практически здоровы, но  память об их местном мужестве до сих пор живет в народной среде.
Если бы мы были настоящими художниками и умели бы выписывать на холсте человеческие силуэты – то написали бы об этом огромных размеров картину. Не пожалели бы денег и на резную раму. А саму картину назвали бы – « Перелом эпох. В лагере голодающих на фоне Дурынды».
Или еще как-нибудь в таком мрачном тоне. 
Это был конец прошлого столетия. Когда капиталистические отношения набирали обороты.
Передел собственности, перемена моральных устоев и все такое прочее.
Наш Гигант тогда  как-то поотстал от тех внезапно появившихся грубых тенденций по конкурентной борьбе. Свою электроэнергию он еще не привык считать товаром. Поставлял ее на нужды страны совершенно по старинке:
- Берите, господа и товарищи, нашу электрическую продукцию, раз она вам нужна. В любых космических количествах. Деньги, пожалуйста, отправляйте туда-то и туда-то. Да долго не задерживайте, пожалуйста.
В таком мягкосердечном стиле раздавал свою вавилонскую продукцию налево и направо. И многие молодые капиталистические хищники этим великолепным  добродушием охотно пользовались. Платили нерегулярно и с опозданием.
В результате чего Гигант перебивался с копейки на копейку.
И иногда ему было нечем заткнуть некоторые производственные дыры.
Так шло время. Руководство Вавилона все надеялось на повышение сознательности у различного рода современных потребителей.
Но внезапно оно получило жесткий капиталистический урок.
Тут по соседству имеется передовое современное предприятие по выпуску металла. На нем выливается достаточно легкий полусеребристый металл. Такой нужный материал для самолетов и автомобилей. Также с него клепают проволоку, кастрюли, сковороды, ну и прочую крупную и мелкую дребедень. И вот там гораздо пораньше, чем на Дурынде, укрепился новый политический строй в виде установки на достижение наивысших прибылей любыми методами на радость ихним руководителям, владельцам и капиталистам.
Подробностей всего остального мы не знаем. Словом, прибыль растет, но ее все мало.
Хочется еще больше.
Тогда молодое хваткое руководство того завода собирается обсудить динамику своих доходов на очередном совещании. Поднимается их главный гениальный олигарх и достаточно прямо говорит:
- Мы с вами достигли отличных высот в деле капиталистического строительства, но несколько начинаем закисать на данных рубежах. Надо наметить новые цели по выводу предприятия на совсем сумасшедшие финансовые показатели. Предлагаю прибрать к рукам местную Дурынду, дающую нам электрический ток. Тогда это колоссальное количество тока будет доставаться нашему производству практически даром. Наша экономичность и прибыль взлетят до космических высот.
Его правая рука по капиталистическим отношениям добавляет низким голосом:
- Да, стоит побороться за этот лакомый кусочек. Там у них до сих пор чересчур спокойно  рулит устаревшее руководство с прошлой эпохи. И таким обстоятельством можно воспользоваться. Выкрутить им руки современными допустимыми методами. Поставить на колени и после принять их к себе в виде трофея. 
Дальше дают слово юристам. Чтобы те подобрали безукоризненные шахматные ходы по достижению цели.
Они говорят:
- Да, есть старый как мир способ. И даже комар не подточит носа. Перестаем им платить денежки за этот самый электроток. Якобы мы сами внезапно обнищали – тут есть масса способов временно спрятать наши денежные потоки. И, поскольку мы являемся их крупнейшими покупателями и, попутно, кормильцами – то они вмиг станут банкротами. Тут мы законно покупаем ихний Вавилон по бросовой цене. После наводим на нем какие угодно порядки…
Осталось уточнить некоторые детали.
Кто что будет делать? Чем сможет подсобить местное ручное правительство? Как промолчать здешним средствам массовой информации? Какие методы кнута и пряника использовать в подобной операции? И так далее…
Только эти передовые труженики капиталистического строя не до конца знали характер некоторого рядового персонала Дурынды.
Когда финансовая удавка была успешно наброшена на ее тело, то в события вмешались некоторые слабые с виду человеческие силы в виде вздорных и шумных женщин, которые в итоге спасли честь мундира своего неповоротливого руководства. Также свободу и независимость Вавилона.
Теперь мы начнем описывать все по порядку…
Некоторое время наш Гигант живет в финансовой изоляции.
Собирает, конечно, определенные крохи с других простонародных потребителей. Судиться со средними партнерами по своему товарообмену. Начальство не вылезает из столиц и министерств  в поисках правды, только оно практически ходит там по замкнутому кругу. Там ихних прежних состарившихся друзей выперли на пенсию, а новая бесчувственная молодежь проявляет полный цинизм к персоналу Вавилона. Разводит руками – мол, выкручивайтесь сами.
Идите, мол, с повинной к вашим металлургическим соседям…
И в таком безденежном вакууме больше других начинает страдать самый малообеспеченный слой Дурынды. Он совершенно живет от зарплаты до зарплаты. А тут ее варварским способом перестают платить. Месяц, другой, третий.  Благо, стояло лето и хватало подножного корма. Тут надо отдать должное тем олигархам, затеявшим данную блокаду в  легкий сезон. Одежды никому, опять же, покупать сильно не надо. Словом, ими был проявлен определенный гуманизм.
И потомки эту человечность, вероятно, должным образом оценят.
Несколько ударных месяцев идет полное противостояние. С интригами, слухами и напряжением нервов. С частичным падением производства. И с чуть не состоявшейся забастовкой персонала Дурынды.
Только по закону подобные предприятия нисколько не имеют права бастовать.
В силу их стратегической выдающейся роли в государстве.
И олигархи с минуты на минуту ожидают – когда им принесут ключи от Вавилона. Протянут и скажут – заходите и владейте. Управляйте нами всеми доступными вам способами. Подавитесь нашей электроэнергией…
Только вдруг разнесся слух о смелых женщинах, решивших умереть за свое неуклюжее сооружение путем бесконечной грубой голодовки. Они обычным сентябрьским утром  поставили у входа на Дурынду палатки и объявили:
- Поскольку нам бастовать нельзя, то мы и не будем прибегать к этой мелкой цивилизованной форме протеста. Днем будем ходить на работу, плюс круглые сутки отказываемся принимать пищу. Спать же принципиально станем здесь в целях чистоты эксперимента. Не пугайтесь нас, когда мы побредем по своим рабочим местам с увядающими лицами и фигурами. Просим не соблазнять нас различной пищей, также не подпускайте нас близко к столовой. Если что – вяжите и тащите в палатки…
Сначала все присутствующие ухмыльнулись.
Начальство покачало головами.
Олигархи слегка насторожились. Дело могло просочиться дальше местных подручных средств массовой информации. Дойти до высших эшелонов власти. Мог подняться небольшой государственный шум.
Теперь все дело было в стойкости этих защитниц. И, главное, они не взяли к себе в компанию ни одного соратника. Чтобы  женским отрядом полнее прогреметь на всю страну. Своим одиночеством сильнее очаровать президента, правительство и парламент. Попросить их прорвать имеющуюся блокаду Гиганта.
А после броситься в их распростертые объятия.
Словом, мужчины в той ситуации могли оказаться совершенно лишними субъектами в том палаточном лагере. Да и жены запросто не захотели бы туда их отпустить. Из-за своей отсталости и ревности.
Мало ли что там могло состояться в порыве голодных умопомрачений.
И сколько-то там дней процесс голодовки шел достаточно беззвучно. Частично окрестный народ ухмылялся. Он не верил в такую борьбу за идеалы зарплаты. Начальство все качало головами и просило вернуться дам в семьи.
Олигархи нажимали на рычаги по замалчиванию данного женского мероприятия.
Дело стало принимать затяжной позиционный характер. И многие из наших дам основательно подтянули себе фигуры. Частично спали с лица. Приобрели томность во взоре.
 Профсоюз не знал – как ему себя вести. Предлагались разного вида мелкие подачки.
В лагерь подселили медицинских работников…
Наконец, дело просочилось за пределы города. Где его было уже не удержать. И многочисленные журналисты потянулись сюда в поисках горячего материала и заработка. Были написаны практически поэмы на тему русской женщины. Как она днем голодная вращается на трудовом посту, а после семнадцати часов становится на стражу интересов трудового коллектива и родного руководства.
 Наконец-то центральные телеканалы рассказали президенту и правительству  об их героических гражданках. И оттуда в сторону металлургических магнатов последовал то ли приказ, то ли окрик – немедленно заплатить вавилонские деньги!  Иначе сотрем вас в порошок!
Дальнейшая сцена стоит того, чтобы рассказать ее подробнее…
Вот стоит тот бедный палаточный лагерь. Только-только закончился трудовой день. Наши героические дамы ковыляют с работы на свою дальнейшую борьбу с голодом. Упоминавшиеся медицинские работники спешат произвести им замеры оставшихся жизненных сил. После отпускают их поваляться на спальниках под разноцветными тряпичными крышами.
Рядом высится серая могучая Дурында.
Внутри нее непринужденно вырабатывают электричество  специальные механизмы, от работы которых слегка колышется окрестная земля и дребезжат окна. Синий дивный вечер опускается на желтеющую листву здешних уцелевших деревьев.
Плещется в Великой Реке мелкая  рыбная дрянь. 
И тут с северного направления стремительно мчится средней величины кортеж полулимузинов. Тормозит в аккурат напротив нашего девичьего монастыря.
 Выходят элегантные молодые люди с рожами и пластикой вежливых вышибал. Безупречно одетые, чуть ли не в черных перчатках.
И некоторые из палаточных жителей подумали – сейчас начнется. Вытрясут из нас оставшуюся душу.
Как в современных грубых фильмах и романах.
Только это были неправильные мысли.
Оказывается, им просто привезли пригласительные билеты на срочную беседу с теми магнатами. Где они согласны признать свое поражение и заплатить денежки. Заодно желают посмотреть на этих выскочек, сорвавших ихние продуманные планы. Возможно – взять автографы. Сфотографироваться на память.
Для сочинения в последующем времени мемуаров по линии своей капиталистической борьбы.
Попутно надо бы прихватить каких-либо уполномоченных лиц из числа руководства Вавилона, имеющих право подписи под финансовыми документами. Надо, мол, срочно  подмахнуть некоторые контрольные цифры денежных сумм.
Которые завтра уверенно поступят на Гигант.
К счастью, один из директоров допоздна засиделся на работе. Он сначала не хотел ехать праздновать эту победу, но под напором проголодавшихся дам сдался на подобное мероприятие.
После наши выдающиеся женщины накрасили себе глазки для столь выдающегося визита. Выбрали имеющиеся под рукой наряды. Приосанились.
Тогда кортеж с ветерком помчался в логово  захватчиков. 
Приезжают. Под белы руки делегатов осторожно ведут по коридорам здешней власти. Не хватало еще здесь голодных обмороков. Вокруг шик, блеск, красота. Вообще -  современный капиталистический интерьер.
Вводят в зал для почетных гостей.
И главный олигарх произносит небольшую благородную  речь:
- Из-за вашей Дурынды мы получили нагоняй из самых высоких сфер. Готовы сию минуту рассчитаться, покрыть наши долги. Просим извинений за допущенные просчеты.
Сказал и присел на трон.
Другие его более мелкие ушлые коллеги давай вертеться с целью уточнения деталей расплаты. Скоропостижно печатать и перепечатывать бумаги. Заглядывать в глаза гостям – согласны ли они принять вот такую сумму. Или такую. Более средние олигархи глотали кофе и слезы. Еще бы – потерпеть неудачу от этих обыкновенных пигалиц. Лишиться сверхприбылей. Получить легкий удар по мужскому и империалистическому самолюбию.
Заодно они, вероятно, завидовали верхушке Вавилона. У которой нашлись такие отчаянные заступницы, своими народными методами устранившие агрессора. И, тем самым попутно отстоявшим посты своим старорежимным директорам.
И еще они подумали – а не переманить ли данную женскую бригаду к себе.
На всякий случай. Для защиты личных магнатских должностей. Вдруг здесь случится аналогичная ситуация и некому будет устроить грубую голодовку  в  пользу предприятия и олигархов.
После стали прощаться. Улыбки, рукопожатия и прочие лицемерные вещички, проводы до самой проходной. И, когда кортеж отчалил, один грубый олигарх погрозил ему вслед кулаком:
- Ничего, мы от своей затеи прибрать ваш Вавилон не откажемся. Не мытьем, так катаньем подомнем вас под себя. Дайте только срок…
И, действительно, за прошедшее десятилетие были опробованы несколько способов отъема Вавилона.
Только все атаки были успешно отбиты.
После того боевого крещения, захватившего было Дурынду врасплох…
Мы  лично предлагаем современным директорам Вавилона соорудить  небольшую скульптурную группу с портретами тех самых пигалиц.
И, если будет объявлен конкурс на макет памятника, бросим весь наш всевозможный задор на это художественное мероприятие.          

                20. Первомай.
 Тут у нас после такого мужественного рассказа произошел небольшой творческий простой.
Шутка ли – спуститься с небес высокой борьбы на грешную землю. Подыскать совершенно легкомысленную тему с целью отдохнуть от переживаний, связанных с чувством голода.
И вот мы ее непринужденно нашли.
Перебирали на прошедших дождливых выходных старые фотографии и увидели снимки с первомайской демонстрации тружеников 1982 года… Мы там с маленьким сыном на плечах среди развевающихся флагов и воздушных шариков бодро шагаем в светлое будущее. 
Рядом – наши друзья по молодому периоду жизни.
А чуть впереди – более старшие коллеги в своих официальных плащах и шляпах. Им там лет примерно столько, сколько сейчас нам. Тут мы попробовали представить себя в такой униформе – и никак не смогли. Поскольку по сию пору мотаемся по населенным пунктам в легкомысленных одеждах.
И  над всем этим  весело улыбнулись.
Итак, перебирая этот архив, мы подумали вот о чем.
Пройдет быстротекущее время и наши потомки могут  не узнать о тех прошлых маскарадах, происходящих в той бывшей  стране дважды в год. В мае и в ноябре. Будут знать о всяких там бразильских подобных мероприятиях. Ну там о французских праздниках молодого вина. О венецианском карнавале…
А здесь вдруг возникнет пробел в отечественной истории.
И наше небольшое чувство ответственности за историческую истину потребовало заполнить эту нишу.
Мы всю нашу сознательную жизнь почему-то тесно дружим с художниками. Даже докатились до того, что сами брали кисть в руки. Грубыми мазками изображали некоторые дорогие сердцу пейзажи в совершенно непонятном стиле. А местные искусствоведы трактовали наш самодеятельный стиль как отголосок какого-то зарубежного художественного ответвления.
Они даже изъяли пару наших малопонятных с точки зрения жены произведений для одного среднего сибирского музея.
 Вот к чему приводит порой влияние  художественных кругов на нашу слабохарактерную личность. И, в настоящее время, мы не пропускаем ни одного местного вернисажа. Там, после разрезания ленточек, охотно распиваем водку с различными живописцами. Хвалим и критикуем их работы в своем мягкосердечном стиле, также частично ухаживаем там за художницами среднего возраста. Словом, считаемся у них своим парнем.
А началась такая странная дружба уже давно. При подготовке той самой первомайской демонстрации 1982 года.
И мы сейчас тот процесс подробно опишем.
Сначала коротко обрисуем саму демонстрацию.
Это было такое массовое прохождение по центральной улице города широких слоев населения с целью прославления эпохи труда и равенства.
Перво-наперво, естественно, небрежно  шагал рабочий класс. Как гегемон того времени. Затем такая прослойка общества, как интеллигенция, шла на своих тонких ножках. После – беззаботная учащаяся молодежь. Детвора с воздушными шариками для оживления картины. Воинские группировки шагали своими прямоугольными отрядами. Работники торговли и быта скромно брели, стесняясь своих второстепенных профессий. Физкультурники, играя румянцем, несли мячи и гири. Художественная самодеятельность пританцовывала в ярких сценических костюмах.
Такими полустройными рядами все они с достоинством шли или ехали мимо трибуны, с которой им приветливо махали ладошками местные вожди, депутаты, директора и особо знаменитые местные звезды из различных отраслей народного хозяйства и культуры. Здесь же попутно диктор бодро зачитывал некоторые догматические изречения. В ответ на них народ был обязан кричать единодушное « ура» и изображать небольшую радость на лицах. Из громкоговорителей попутно доносились официальные песни про Родину и Москву…
Только всему этому серому, в основном, народному потоку нужно было придать определенную красочность.
Для того и трудились месяц-другой до торжественной даты целые отряды художников той поры.
Вот, например, как это происходило на Дурынде.
Месяца за два до карнавала там собирался такой, знаете ли, совет старейшин. Директор, пара-тройка его заместителей, ну и вавилонские духовные лидеры. Произносилась небольшая речь:
- Надвигается очередной Первомай, и нам надо не подкачать в смысле красочности колонны наших подчиненных кадров. Прошлый раз нас в этом деле заткнули за пояс некоторые соседние предприятия и мы там выглядели довольно уныло, что не созвучно статусу нашего грандиозного сооружения. Нам довольно стыдно было с трибуны наблюдать за своей обтрепанной делегацией. А рядом стоящие директора и вовсе хихикали в это время. К тому же, наши работники плохо держат строй и весьма невыразительно орут «ура». Несут какие- то выцветшие портреты лидеров страны. Флаги, к тому же, чересчур маленьких размеров. Физиономии у всех кислые…
- Да-да, в горячке трудовых буден мы совсем забросили праздники. Чересчур увлекаемся производством. Но, поскольку надвигается весна, то давайте удивим всех нашим бодрым видом. На этой самой очередной демонстрации.
- Действительно, пора поддержать наш престиж и амбиции. Предлагаю бросить всю палитру красок на это мероприятие: написать новые портреты, приобрести вагон воздушных шаров и флагов. Тогда мы несомненно заткнем все местные организации за пояс. Пусть знают нашу Дурынду…
После чего пора переходить к делу. Решают собрать в единый творческий кулак всех тех работников Вавилона, что некоторым образом умеют держать в руках  кисть или перо, смешивать краски. Поселить их в отдельную мастерскую. Поставить задачи, периодически проверять ход работ и накручивать им хвоста.
Поскольку те творческие люди запросто могли тянуть волынку и отдыхать от своего основного производства.
Попутно директора дают такие небольшие дружеские советы духовным лидерам:
- Агитируйте народ на этот короткий пеший переход под знаменами всеми имеющимися возможностями. Сознательным давите на сознательность. Кого маните повышением трудового разряда. Кого – путевкой в санаторий. Тем более, шуганите очередников на жилплощадь. Мол, кто не явится – пусть не рассчитывает на нашу благосклонность при решении квартирного вопроса… Любителям физкультуры пообещайте новую спортформу. Дачникам скажите, что можем за долги отключить в ихнем кооперативе электричество и воду в поливной сезон. Самым несознательным сообщите, что загоним их на все лето в подшефный колхоз безвылазно косить трын-траву и в жару и в дождь…
Видите –  мягкие формы борьбы с отсталыми личностями.
У которых появилась привычка тратить этот красный день календаря на собственные мелкие прихоти: сходить на пикник или рыбалку, покопаться в огороде, помыться в бане… Встретиться с подружкой… Выпить с утра пораньше…Съездить к родственникам.
Вместо того, чтобы участвовать в прославлении эпохи.
Теперь перейдем к тем самым художникам, которых собрали в несколько отдаленной от Вавилона мастерской.
Они были совершенно разных типов: сознательные и не очень, полутрезвенники и пьяницы, мужчины и женщины.
Перво-наперво, они для полного знакомства пару дней выпивали и параллельно обсуждали творческие планы. Кто чего умеет и так далее.
А мы тут в соседнем помещении трудились и забредали к ним на огонек.
С тех вот  пор третий десяток лет непрерывно дружим с различными художественными кругами. Поскольку сразу же полюбили ихний вольнолюбивый склад ума и характера.
 Бывало, зайдешь к ним на минутку поздороваться. Вокруг в живописном беспорядке поразвешаны кумачи, стоят банки с краской. Сигаретный дым. Чайник все время закипает. Портреты вождей непринужденно валяются по углам. Вечные шуточки.
Словом – типичная картина позднего социализма.
И такой, знаете ли, дух безмятежного существования, как у людей, занимающихся легкомысленной чепухой. Тем более, что их многих вывели с ответственного основного производства на этот творческий либеральный курорт. И они своим таким временным положением стремились полноценно насладиться. Опять же – рядом практически нет начальства. А один из них, назначенный  здешним  бригадиром, вовсе не рвался наводить тут дисциплину, сознательность и порядок. Сам с удовольствием окунулся в подобную трудовую аритмию, всячески приветствовал небольшие постоянные застолья. Даже утверждал, что под градусом кисть у настоящего художника шевелится несколько ловчее…
Так вот, зайдешь к ним на минутку. Обойдешь их трудовые места. Подивишься бойкой работе. Отдашь должное таланту:
- Нет, вы просто живописцы Шишкины здесь все собрались.
Тут они улыбками расцветут. Кисти отложат и зовут к столу, волокут выпивку и соленые огурцы.
И начинается настоящий разговор о живописном жанре. С потиранием рук перед раздачей очередных рюмок. А мы там сидим и внимаем, дышим воздухом искусства. После нас просят сгонять в магазин, как самого быстрого и ловкого. Тем самым принимают в коллектив на непонятно какую должность. А сами пока присядут поработать.
Такими вот рывками и паузами движется рабочий день.
Скоро наступает синий апрель, когда начинаются визиты духовных лидеров с целью проверки и ускорения работ. Тут уж приходилось соблюдать конспирацию и проявлять бдительность.
Совершенно не хотелось окончания того творческого пикника в виде обратной отправки некоторых коллег  на основное дурындовское производство.
Сам собой сложился театральный стиль встречи подобных контролеров. Тем более -   декораций вокруг полно. Главное, что было на руку – такой сложившийся устойчивый запах отечественной краски и сигаретного дыма. Он стоял повсюду в здешнем художественном салоне и в нем запросто тонули посторонние ненужные ароматы водки, вина и пива.  Также пары выдыхаемых нетрезвых газов. А красноватый румянец на щеках можно было вполне выдать за творческое горение, как и излишний блеск некоторых глаз. Легкое покачивание тел объяснялось угаром от той самой краски.
К тому же – разыгрывался небольшой спектакль. Гостей буквально задерживали у порога всевозможными замечаниями:
- Здравствуйте! Когда в нужном количестве завезут кумачовое полотно?
- В прошлый раз было обещано доставить нам новых кистей.
- Эта имеющаяся краска годится только на покраску заборов, а не на создание монументов для прославления эпохи…
Главное было – громко не дышать на гостей своими парами. Держать дистанцию и даже слегка отступать.
И, пока такая подвижная оборона работала – то некоторые члены команды успевали за переборкой прибрать выпивку и закуску, оставив на столе допустимый чай.
Дальше проводилась минимальная экскурсия по портретам и лозунгам: ими трясли перед пришельцами, наперебой хвалили портретное сходство. Возносили до небес каллиграфию плакатов. В таком, опять же, наступательном стиле. Попутно делались предложения по совершенствованию всей этой продукции. Попрошайничалась новая спецодежда и молоко за вредное соседство с краской …
Словом, начальство доводилось до положения должников.
Оно спешно уносило ноги, смывалось от этих чересчур добросовестных и требовательных художественных работников.
И по театральному мастерству коллективу можно было поставить оценку пять.
Мы же успокаиваем наших переволновавшихся дам. Отправляем  следующего товарища в винный отдел. В таком угаре продолжаем трудиться до самых последних чисел синего апреля.
Когда вдруг осознаем – мы несколько недотягиваем до выполнения задания. Отстаем от сроков.
Решено переселиться сюда на круглосуточный труд. Несколько сократить выпивку. Энергичнее водить кистью и пером. Отбросить излишние тонкие штучки в изобразительной работе. Проще говоря – больше писать такими широкими мазками, не вдаваясь в детали.
И где-то в последний день апреля приезжают грузовики.
Хмурые водители принимают этот ответственный груз: качают головами, узнают вождей. С ухмылкой кидают их в общую кучу. Опять же – типичная картина позднего социализма. Никакого тебе трепета перед лидерами.  Также в беспорядке укладывают флаги братских народов. Лозунги вчерашнего и сегодняшнего дней, фанерные и кумачовые плакаты.
И наша мастерская пустеет. Скорбно глядит своим пустым пространством. И нам становится одиноко без этих портретов. Поскольку за два месяца работы мы умудрились сродниться с теми личностями. Разговаривали с ними, как с живыми. Смотрели в их  глаза, написанные масляной краской.
Извинялись в случае очередной выпивки.
А теперь мы словно осиротели. У нас болит душа, как небрежно их повезут на грузовиках.
А завтра равнодушные люди тоже небрежно поволокут их по городским магистралям.
И мы опустошенные идем по домам.
Утром одеваемся по последней моде. Причесываем волосы. Свежие и молодые берем маленького сына и жену на этот праздник эпохи, едем себя показать. Также посмотреть других. Тем более – нам надо срочно сравнить нашу живописную продукцию с продукцией соседних конкурентов. По такому поводу слегка волнуется вся наша художественная бригада. Трезвая как стеклышко и тоже по модному одетая, пахнущая исключительно одеколоном и духами.
Мы стоим у грузовиков, с которых идет беспорядочная раздача наших произведений и практически умоляем персонал с Дурынды:
- Дорогие друзья, пожалуйста, поаккуратнее принимайте и несите вождей и флаги. То же самое  с плакатами и лозунгами. Мы два месяца вкладывали в них наши души. А вы так грубо смеетесь над этой продукцией. Держите их, пожалуйста, прямее. И они у вас тогда будут выглядеть как вечно живые.
Вскоре поступают команды - строиться и выступать, плечом к плечу. Принять достаточно оптимистический вид. Дополнительно надуть воздушные шарики и при подходе к трибуне единодушно выкрикивать « ура».
 Мы идем с сыном на плечах. Супруга где-то затерялась в соседних трудовых массах. Вообще, народ частично перемешался и слегка нарушил инструкции. Видимо, успел, прикрывшись портретами, пригубить по маленькой, но это только к месту.
Он буквально пританцовывает под бодрые звуки маршей.
И примерно десять минут мы совместно шагаем в светлое будущее…   
               
    
                21. Курортный роман. Часть 1.

Сейчас мы возьмемся описать еще один легкомысленный местный роман.
Он будет об одной звездной  болезни на почве здешнего патриотизма и чрезмерной любви к родному краю.
И эта великолепная эпидемия длится здесь уже второй десяток лет. Поэтому в качестве небольшой прививки стоит осадить пыл некоторых восторженных местных руководителей и бизнесменов путем нашего пессимистического рассказа.
Пусть они его прочтут и пораскинут мозгами - стоит ли здесь городить огород?            
Тем более – мы сами уже переболели от подобных воздушных фантазий. И имеем право посмеяться над этими утопиями. Переболели, кстати, не единолично, а совместно с некоторыми крупными фигурами Дурынды, также с некоторыми местными чиновниками. Но, поскольку на разные там местные производственные и городские посты приходят все новые и новые полумолодые лидеры, то вот непринужденно хотим остеречь их от возможности подхватить то самое легкомысленное заболевание.
И они нам вдруг потом скажут спасибо.
Выпишут премию за то, что помогли сберечь разные там народные и корпоративные денежки, которым, возможно, найдется более нужное направление.
Помните нашу историю про гору Лысенькую.
Как там на пепелище возводили и частично продолжают возводить курорт мирового уровня. Среди тысяч обгоревших в лесном пожаре древесных стволов. Совершенно упустив из вида одну мелочь – эстетику подобных заведений. Где глаза граждан мира должны быть устремлены на несомненную природную гармонию.
А не на последствия стихийных бедствий, состоявшихся, повторим, в виде огромного пожара.
  Тут, кстати, пора принести легкие извинения за наш несколько однообразный стиль рассказов. Какие-то вечно недальновидные странные фигуры заседают. Обсуждают проблемы. Принимают не совсем умные, или чрезмерно хитроумные решения. Потом от этих решений страдает окрестное население или финансовые средства.
Мы сами не понимаем – это такой у нас узкий литературный талант?
Или в данном местном произведении воображение упорно толкает нас на такой вариант развития событий.
Может, мы в следующем романе опишем высокие монологи и поступки совершенно в другой  литературной блестящей манере. Опишем жуткую любовь. Страсть и убийства.
Или –  средние подвиги во имя эпохи.
Короче, сами не знаем – до каких вершин писательского стиля нам удастся дошагать.
  А пока продолжим в той же манере.
Собрались как-то на Дурынде ее руководители. Легко и скоро поработали над текущими проблемами производства. Там дела шли весьма неплохо и настроение у всех было относительно благодушное. И они решили поболтать о других отвлеченных областях человеческой жизни.
 Как-то затронули темы рыбалки и охоты. Из них многие такими видами разгрузки пользовались в свободное от работы время и понимали в этих делах толк. Поэтому они вполне азартно увлеклись подобной непроизводственной человеческой темой.
А тут как раз наступали новые времена в виде некоторых послаблений в идеологии. Был разрешен частный сектор в экономике.
Кажется, стояли какие-то там последние годы советского строя.
И тут один из них говорит.
Поворачивает разговор в несколько иную плоскость и историческую перспективу:
- Знаете, отечественный железный занавес начинает терять свою прочность. Возможно, он скоро рухнет как недавняя Берлинская стена. Улучшаться всевозможные контакты с зарубежным миром. Охота, черт возьми, туда смотаться в гости, посмотреть планету и все такое прочее. Попробовать кока-колы, баночного пива или девиц легкого поведения. Только путевок в те капиталистические страны пока дают мало и они не доходят до Сибири. Давайте, что ли, сделаем из нашего Вавилона туристический объект мирового уровня. Тем более, он того стоит. Пусть притягивает загрантуристов наподобие одной парижской башни. Тогда мы будем зарабатывать инвалюту и после найдем возможность съездить за рубеж. Наконец-то осуществим свои мечты о контактах с человечеством. Будем комфортно проводить отпуск и повышать личную степень осведомленности о мировом сервисе.
Тут, конечно, у всех появилось небольшое головокружение от перспектив.
Время, повторяем, было другое. Не то, что сейчас – купил загранпутевку, собрал вещички и поехал. Пустяк, одним словом. А тогда – поди попробуй.
Вот и приходилось искать счастье разными там методами.
Далее более азартный и самолюбивый член заседания развивает идею:
- Одного нашего Гиганта им мало. Вряд ли они попрутся сюда ради одного объекта. Надо дополнительно создать в нашем тупике целый комплекс услуг и развлечений. Мы имеем под боком любую охоту и рыбалку. Пусть те интуристы после посещения Гиганта развиваются в плане дикой природы: парятся в таежных банях и купаются в нашем местном рукотворном море, пьют русскую водку. Нам надо создать здесь мировую зону отдыха.
Один еще более тщеславный руководитель как бы вскользь замечает:
- Одновременно мы убьем еще одного зайца. Мы тут невольно проигрываем в популярности одному местному промышленному заводу. Который взял к себе под крыло  умирающее было горнолыжное заведение на горе Лысенькая. Теперь пускает всем пыль в глаза своей заботой о местных любителях скоростного катания на лыжах. Он вообще, говорят, планирует иметь там в будущем времени тоже объект мирового значения. А чем мы с вами хуже? Действительно, давайте засучим рукава и соорудим за Гигантом сибирское Черноморье. А то надоело ходить такими непрославившимися лапотными личностями. Пора утереть нос этим соседним выскочкам.
- Опять же – потомки скажут спасибо за перспективные разработки.
- Высокое начальство из Москвы зачастую прибывает к нам в командировки, а нам некуда свозить его для установления неформальных контактов. Многие из них не прочь посетить таежные просторы и пожить на природе с целью подышать свежим воздухом.
Там у нас с ними значительно улучшится взаимопонимание и мы добьемся увеличения разных там смет. И это будет еще один параллельно добытый заяц.
Словом – куда ни глянь – всюду одна выгода.
А о слабых местах проекта на радостях совсем и забыли поговорить. Поискать их путем критического анализа. Более детально сравнить свое местное море с Черным. Или с Каспийским, на худой конец.
Решили – да, имеем под боком нераспаханную жемчужину.
И она у нас вот-вот заиграет. Давайте скорее чертить и строить. На берегах рукотворного моря.
Тут, к своему стыду, скажем – мы тоже тогда дали маху и увлеклись этим делом. Совершенно не оценили его малые перспективы с точки зрения той же самой эстетики. Скорее всего, мы ее все-таки недостаточно в институте изучили и скоропалительно сдали на том гуманитарном столичном факультете.
И нам тех знаний хватило только на то, чтобы в свое время оценить то самое пепелище на Лысенькой.
А здесь мы почему-то увлеклись и забыли про плавающие леса на местных будущих пляжах. Про окрестные сплошь крутые берега с мертвым лесом. Может, у нас сработало излишнее чувство любви к родному краю и такой местный патриотизм замутил нам сознание.
Наш критический склад ума перестал работать в тот момент.
Так мы встали в общие колонны по тому проекту.
И только через  пару лет мы отрезвели и спустились с небес на землю.
А тогда, повторимся, на наш разум нашло затмение.
Мы в то время довольно беспечно радовались жизни в своей молодой экономической самодеятельной ячейке, которая существовала в форме новенького кооператива. Кажется, он назывался «Природа», поскольку тот наш коллектив был ее любителем и восхищался ею в разных формах. И мы на ее лоне зарабатывали определенные денежки путем полупромышленного рыболовства и некоторых видов лесного производства. Успевали извлекать продукцию из деревьев, уходящих под водную планку.
У нас на тех водных просторах за Дурындой имелся такой плавучий домик на отдельно стоящей палубе. Куда мы из своих квартир сбегали на летний сезон в поисках постороннего заработка и свободы. Всей своей разношерстной компанией. Также воспитывали там личных сыновей путем таежного труда.
В одной половине домика располагалось жилое помещение. А вторая половина была удачной баней. Всюду болтались рыболовные сети, удочки, фотоаппараты. За веревку привязана лодка с мотором. В сторонке – бензопила, ружье для мелкой охоты, ведра для грибов и ягод.
Вот так мы там жили…
И многие посторонние друзья, товарищи и родственники охотно к нам приезжали погостить.
А крикливую грубость и серость берегов здешнего рукотворного моря мы как-то совершенно не замечали. Скорее всего – в силу молодых лет, когда на глазах имеются розовые очки. Или нам все это дело затмевал рыбацкий азарт, который был главной чертой наших характеров в ту пору.
При виде той рыбы мы просто мелко тряслись и практически рыдали от счастья.
И она нам мешала видеть окрестные картины в реальном изображении. Скорее всего – наш коллектив больше шнырял глазами по водной поверхности в целях рыбных поисков и не поднимал взоров выше того уровня… 
И вдруг нам говорят:
- Поскольку вы там на водной среде болтаетесь и специалисты в этом деле– идите в нашу компанию развивать туризм. Отстраивать береговые и плавающие дома отдыха средних размеров. Попутно тащить сюда всякий народ и приучать их за все платить взносы. Потом доберемся и до интуристов с ихней валютой. И так далее.
Мы очень обрадовались.
Даже устроили небольшой банкет по такому международному поводу. Шутка ли – попарить в своих банях разных там шведов. Пошуршать инвалютой и обменяться сувенирами.
Достали школьные учебники с целью повторить иностранные языки.
После решительно занялись строительством и благоустройством некоторых имеющихся береговых домиков. Выкорчевали окрестные пни, сделали тротуары и качели. Навесили на стены деревянных идолов и шкуры диких зверей. Сложили камин. Завезли местную доморощенную мебель с резьбой. Из любви к искусству соорудили декоративные шалаши, плетень и стога сена. Закупили прогулочные лодчонки с веслами…
И давай мечтать:
- Вот приплывут утомленные производством вавилонцы. Бросят взгляд на всю эту деревенскую эстетику. Вспомнят отдаленное босоногое детство. Покачаются на качелях, поплавают на лодочках. Искупаются. Поймают здешнюю сорную рыбешку. Сходят в бревенчатую баньку. Послушают пение окрестных птиц. Посидят у костра. Само собой – слегка выпьют. Словом, отмякнут душой на квартал вперед… А после скажут нам спасибо.
Только грубая действительность больно ударила по нашим простодушным  фантазиям и разочаровала в человечестве. И мы даже, как один общеизвестный литературный герой, хотели потребовать компенсации за утрату веры в него.
Только не знали к кому обратиться.
Вот представьте себе очередную картину.
Мы  ожидаем человеческие массы накануне солнечных выходных дней. Почти что с хлебом-солью. Празднично одетые и подтянутые, с улыбкой на лицах.
А они в это время отплывают от Вавилона на судне.
И сразу же почему-то начинают выпивать. Причем делают это с каким-то остервенением. Буквально захлебываются этой самой водкой.
Через час их самым бесчувственным образом сгружают на нашем причале. И в таком угаре они проводят уикэнд: снова хлещут водку, орут пьяные песни. Чуть не тонут в воде. Ошпариваются в бане. С красными рожами и глазами бродят от домика к домику. Спят в нетрезвом художественном беспорядке…
В воскресенье вечером катер забирает их после интенсивного отдыха. Поскольку им надо проспаться и готовится к трудовым будням. А мы вычеркиваем подобных личностей из списков будущих гостей.
Вот таким образом наша бригада строит базу и попутно борется за чистоту туристского отдыха. Используя как методы кнута, так и методы пряника. Об этом можно много чего порассказать.
Нас в том вопросе вот что больше всего удивляло.
В быту и производстве умеренные личности. Достаточно скромные. Некоторые находятся на Доске Почета, другие стремительно растут в карьерном аспекте. Третьи никогда не замутят воды.
А тут на все эти категории граждан ну что-то находит. Почему-то на лоне природы они спешат  вдрызг напиться. Какие-то первобытные инстинкты, скорее всего, в них просыпаются. Или еще чего.
Может эта самая водка здесь становится сладкой.
Словом, наши местные исследования по данному вопросу зашли в тупик. И мы бросили его изучать и обдумывать.
Тем более, что стали устраиваться в плане первых иностранных гостей.
Съездили в Местный Столичный Центр, где тоже с улыбками на лицах провели переговоры в «Интуристе». Это, кто не знает, была такая привилегированная монопольная организация по приему зарубежных гостей. Там работали сплошь отличники и другие удачные детки того времени, и нам с ними вполне удалось найти общий язык.
Они нам запросто сказали:
- Замечательно. Извольте. Ваше начинание совсем к месту. Поскольку многие из тех интуристов мечтают побывать в местных таежных джунглях. А мы их держим исключительно в малоинтересном нашем городе, поэтому они с радостью попрутся в вашу экзотику. Сделайте только дополнительную чистоту и порядок на ваших катерах, домах отдыха и банях. Тогда наша организация подбросит вам различных иностранных клиентов.
И мы воодушевленные вернулись от них.
Две недели всё скребли и мыли,  наводили определенный лоск. Перетерли посуду с порошком во избежание мировых скандалов.
Позвонили и доложили – мы готовы. Где ваши интуристы?
Вот они нам их везут - каких-то полупожилых немцев, которые с трудом карабкаются по трапу на катер.
Мы им говорим, а переводчики переводят:
- Это наше рукотворное море. Жемчужина, так сказать, в обрамлении гор.
Они что-то лопочут по-своему между собой. А катер мчит их по полям плавающего леса. Крепко ударяясь об особо могучие стволы. Хотя сегодня капитан трезв и  ведет судно с головой на плечах. Тоже во избежание мирового скандала.
Туристы ведут себя совершенно индеферентно. Не выражают никаких высоких чувств по поводу нашей жемчужины. Мы думаем:
- Ладно, такова немецкая сдержанная нация. Которой не хватает поэзии в душе.
Так проводим с ними день. Пикник у домиков и все такое. Отпускаем их восвояси, не дождавшись прыжков и улыбок по поводу окрестной природы. Поражаемся ихней немецкой сдержанности и индеферентности..
И через пару недель везем сюда полтора десятка американцев.
Более улыбчивую и несерьезную публику, с которой прекрасно общаемся в форме бани и застолья, а также прогулок по проверке рыболовных сетей. Но им тоже резали взор окружающие мертвые деревья, торчащие из воды в массовом порядке. Тем более, мы не смогли толком объяснить им – почему они торчат в неубранном виде. Или путешествуют по воде в форме свободного плавания.
Почему не переработаны в подсобную продукцию.
Потом они подвели итог своей сегодняшней командировки. Мы им с нашими домиками душевно понравились, а вот окрестная курортная зона нет. Так вот дружески мы расстались, обменявшись сувенирами и улыбками.
А интуристские работники вообще запросто заявили нам:
- Весь ваш гигантский труд по созданию здешнего морского курорта, скорее всего, пойдет псу под хвост. Поскольку пейзаж не соответствует тем высоким капиталистическим планкам красоты, принятым на том  Западе. Вот уже вторая группа интуристов недоумевает по поводу свалки лесных отходов в ваших местах. Они привыкли к воде, в которой нет плавающей древесины. Им надо, чтобы все деревья в округе стояли  абсолютно зеленые. Так что мы отказываемся в дальнейшем везти сюда подобную иностранную публику – не хотим терять своей мировой марки. Поищите более нетронутое место, тогда мы охотно возобновим контакты. А сюда доставляйте отечественных граждан, у которых послабее требования к природной красоте.
И отбыли в свой Местный Столичный Город.
А мы задумались.
Стали давать себе отчет об имеющихся фантазиях. Критически оглянулись вокруг:
- Действительно, господа, мы стоим на платформе утопических вымыслов. Наш реалистический склад характера в этот раз подвел нас. Какие к черту интуристы посреди древесного хлама? Давайте раз и навсегда перестанем позорить отечество перед миром. Прекратим здесь всяческие международные контакты.
- А кто остро нуждается в валюте – пусть в самом деле ищет другие незамутненные природные угодья.
Пошли к руководству.
Извините, мол, ошибочка вышла в ваших и наших замыслах. Курорта не получилось по эстетическим причинам, давайте его закрывать.
За что-то получили небольшой нагоняй.
Скорее всего за то, что здесь когда-то сами собой выросли полчища этого ненужного леса.
 На этой минорной ноте мы закрыли для себя тему  интуризма на здешних морских просторах. Приобрели от нее определенный иммунитет для своих организмов.  Также определенную порцию здорового пессимизма по случаю всей подобной деятельности. Повторим – частично разочаровались в человечестве.
Решили – эстетика в нашей будущей жизни встанет на первое место и мы будем непоколебимы в этом плане.
А иначе – пора уходить в отставку…
Потом мы такие безукоризненные места нашли.
Работаем там уже второй десяток лет, не испытывая внутренних и внешних упреков по части красоты новых мест. Об этом у нас уже вышла целая книга, которую желающие могут небрежно полистать.
А на прежних просторах болезнь продолжает благополучно развиваться.
В виде возникновения ее новых очагов. Поскольку все новые сограждане и руководители заблуждаются в оценке здешних полупрозрачных вод и серых берегов. Бесконечно тратят здесь финансовые суммы как из своего, так и из народного кармана.   
Ну  вот, например, еще одна подобная история, из той же оперы.
Она случилась спустя несколько лет после тех неудачных событий. И на нее были потрачены настоящие народные деньги из коммунальной казны.
Тут у нас в Вавилоне есть местное коммунальное хозяйство.
Поскольку все железобетонные и кирпичные дома надо отапливать и обогревать с помощью горячей воды. Также поддерживать в порядке канализацию и прочий водопровод. Вывозить мусор, подметать дворы. И вот имеется такая контора, которая всем этим делом заправляет. Она, в свою очередь, опекается городскими властями, что спускают ей сверху штаты, денежные средства и стратегические задачи.
Тогда, в 1996 году, в Отечестве была пора острой нехватки денег.
Не только валюты, а вообще рублей. Все друг другу были поголовно должны и никто не решался отдавать деньги первым.
Такие случаи в мировой экономике случаются.
И городское начальство решило – мы сейчас где-нибудь подработаем с целью заткнуть некоторые финансовые прорехи.
У них, скорее всего состоялся подобный же разговор, что и у руководства Дурынды, который был приведен нами в начале этого раздела.
Было решено – начинаем немедленно действовать.
А все это дело поручим в Вавилон, в нашу дочернюю коммунальную фирму; из-за того, что находятся рядом с тем просторным водохранилищем и им сподручнее туда мотаться. Пусть они, совместно с водопроводом и канализацией, займутся более высокими сферами. Заодно разовьются как человеческие личности. И к лету чтобы было все готово. А стоял месяц февраль.
Местный коммунальный директор, с которым мы были шапочно знакомы, звонит нам и просит прийти на беседу.
Он был такой милый, деятельный человек слегка пенсионного возраста и  было трудно отказать по причине симпатий к нему. А потом, в процессе нашей совместной трудовой деятельности, эти симпатии еще больше укрепились.  Он оказался таким непоседливым и энергичным старичком, с бодростью  и чувством юмора в имеющейся душе. С ним было приятно выпить и закусить. Съездить на одной машине по делам. Поговорить о рыбалке и садоводстве. Внешность у него тоже была самая располагающая: оптимистическое лицо с приятной лысиной, живые глаза, небольшая энергичная фигура. Словом, мы с ним вполне подружились в будущем времени и прекрасно понимали друг друга.
И сейчас, когда он на настоящей пенсии, искренне здороваемся с ним за руку и шутим над его возрастом.
А тогда – он нам  обстоятельно обрисовал полученное задание. Развел руками:
- Начальство, такое оно и сякое, велит заняться новыми несвойственными делами. Выручай, ты в этом деле собаку съел.
И мы ему говорим:
- Дело это пропащее.
Рассказали прежнюю историю вопроса. И что нам сказала фирма «Интурист».
Только мы ухватились за одну идею. Поскольку они собирались строить и покорять туристские просторы не только на том прежнем рукотворном море, но и еще прямо рядышком с поселком. Им тут по наследству достались некоторые домики складского характера в близлежащем урочище. В них раньше хранились взрывчатые вещества для строительства Вавилона.
Мы тотчас туда съездили и осмотрелись.
Место, действительно чудное.
Можно было на той территории попробовать соорудить небольшое заведение по отдыху, спорту и прочему времяпровождению. Главное – оно было под боком и вокруг стояли совершенно зеленые лесные рощи и кустарники. Вокруг – таежная чистота и порядок. Плюс – имелись, как уже упоминалось, кирпичные отдельные строения. Их можно было непринужденно довести до уровня полукоттеджей. Рядом выкопать пруд для купания и рыбы. Само собой – построить баню. Проложить трассу для лыжных прогулок. Несомненно, повсюду разместить спортплощадки для игр и беседки для вечерних застолий и разговоров.
И мы в очередной раз увлеклись идеей и поверили в человечество. Тем более – всегда любили и обожали чего-то там строить.
Ответили директору:
- Хорошо, мы будем заниматься поставленной задачей. Только настаиваем – не нагружайте нас тем самым прошлым водохранилищем. Поскольку желаем работать на эстетику и перспективу на берегу этой вот горной речки.
А он нам несколько уклончиво отвечает:
- Отлично, что вы согласились. А насчет того второсортного моря – будете там для видимости обозначать бурную деятельность. Главный же удар сосредоточьте где считаете нужным…
Тут мы давайте остановимся и переведем дух.
Поскольку курортный роман у нас будет весьма длинным, то мы нуждаемся в отдыхе от него. Заглянем пока к нашим предкам и родственникам.
А то что-то заскучали по тому историческому разделу.
Пусть пока наши современники обождут с их нынешними затеями по части отдыха. Словом, вернемся в те времена, когда человеку некогда было тратить силы на подобные легкомысленные мероприятия.
         
            
                22. История фамилии. Часть 5.

Да, в те отдаленные времена было совершенно не до отдыха.
Приходилось то прятаться от новой власти, то добывать насущный хлеб.
Итак, поселившись в деревеньке под ласковым названием Голубая, наши молодые, но уже достаточно потрепанные жизнью Фотей Иванович и Анна Савватеевна стали обзаводиться простецким хозяйством.
Свои прежние зажиточные привычки пришлось вычеркнуть из воспоминаний.
Дед стал обычным разнорабочим.
В частности, трудился на месте будущего Вавилона по поводу заготовки леса. Тут в те годы была развернута небольшая лесная промышленность с использованием труда заключенных, в том числе репрессированных элементов. Еще каких- то ссыльных слоев неграждан. С ними совместно трудилось и местное население, к числу которого примкнул и дед.
  Была такая шестидневная рабочая неделя от зари до зари.
И в субботу вечером Фотей бегал скорым шагом на выходной день к семье. Восемнадцать километров. Дома его ждали жена и дети, которых скоро стало уже четверо – родились еще два мальчонка:  Виктор и Николай. По словам деда – надо было многое успеть: приголубить супругу, повоспитывать детей, попариться в бане, подправить хозяйство… Само собой – организовать небольшое застольное мероприятие с соседями и товарищами. А в воскресенье вечером отправляться в обратную дорогу по этим горным тропам. И когда человек успевал все такое провернуть? 
Скорее всего, он был сам себе неплохой организатор и многие вещи умело совмещал.
Тут мы у себя тоже кое-что можем выделить в этом плане.
Нас грызет тоска, когда ненужные  там мелочи делаем только на единичном направлении. Мы лучше разведем какие-то параллельные дела и направления и они у нас скопом движутся черт знает к какой цели. Обрастаем ими со всевозможными последствиями.
Потом ошибочные, глупые и неудачные среди них выбросим из головы и жизни. Как в сфере труда, так и в сфере личной и полутворческой  жизни. Вообще не понимаем – как так можно упереться в одну единственную  точку и десятилетия жизни посвятить все тому же однообразному занятию.
Нет, нам гораздо интереснее изредка менять привязанности и порхать с цветка на цветок.
Не желаем быть узким специалистом с выслугой лет, хотя несем от этого финансовые и некоторые другие потери, но такова уж наша неудержимая наследственность…
Еще Фотей рассказывал, как едва не загремел под арест за один невинный случай. Он вечно был, как уже говорилось, любитель шуток.
Но забывал иногда, что чувство юмора имеется не у всех его сограждан.
И вот раз в зимний период он видит – замерзает на посту военнослужащий, который охраняет на лесоповале своих подшефных заключенных. Они трудятся: валят и таскают бревна, поэтому от них идет пар и им относительно тепло. А он стоит в личной неважнецкой экипировочке с ружьишком и замерзает. Из-за обычного сибирского мороза и малоподвижного образа жизни.
Тут прибывает на объект кто-то из местного начальства.
Проверить ход работ и все такое прочее. Поскольку дед являлся вольнонаемным работником, то он почему-то решил, что имеет право пошутить над этим руководителем среднего звена.
Он ему говорит в форме заботы о ближнем:
- Посмотрите, пожалуйста, на того товарища с оружием. Еще несколько минут и он абсолютно замерзнет. Как бы не пришлось отвечать за него или вам или еще кому? Может лучше ему сдать ружье и помахать топором с целью погреться?
Вполне безобидное предложение по сохранению жизни военнослужащему.
Только кто-то из окружающих не удержался и хихикнул.
И тот руководитель среднего звена понял намек на издержки системы подневольного труда. Слегка побагровел и пообещал к вечеру арестовать Фотея как противника социализма. Пришить ему знаменитую 58 статью. Тут окружающие растерялись и стали просить за своего коллегу…
Мы не знаем как, но и в этот раз нашей фамилии повезло.
Дело замяли на ранних стадиях, а бабушка отругала деда за его язык.
Тут мы опять найдем некоторые параллели с собственной личностью. Нас тоже иногда кто-то тянет за язык.  И мы тоже любители подискутировать с начальством, обожаем задавать ему вопросы и предложения в полуидиотском стиле. Особенно по вопросам, которые не стоят выеденного яйца, но тянутся годами. 
За это иногда получаем по шапке.
Причем с возрастом данное увлечение в нашем организме только разрастается.
А до чего мы доиграемся – не знаем. Надеемся только, что чувство юмора у нас и нашего начальства будет обоюдным. Оно взамен будет посылать нам не угрозы и тихие полукрики, а тоже ответы в подобном же стиле.
Улыбнется и просто скажет:
- Пошел ты к черту со своими шуточками…
Так вот относительно тихо катилась жизнь у наших Фотея Ивановича и Анны Савватеевны.
В долгих трудах и небольших праздниках.
Теперь, шляясь по окрестным с Вавилоном лесам, мы иногда натыкаемся на вековые лиственичные пни. По ним видно, что они спилены ручным способом. То есть это пни более высокого роста, чем современные. Те старинные деревья пилились на уровне человеческого пояса. Так было удобнее для лесорубов того времени. А более современные пни имеют значительно более низкий рост  из-за того, что они появились в эпоху механических пил и ими сподручно валить дерево под самый корень.
Глядя на те старинной работы лиственичные пни, мы представляем.
Вот подходит к этой точке наш молодой  примерно двадцатисемилетний Фотей с напарником. Оценивают очередное дерево. Пристраивают двуручную звонкую плиту. Начинают свой заунывный ритмичный труд. Уронив ствол, выкуривают по самокрутке. Затем обрубают сучья. Опять же распиливают ствол согласно задания на шестиметровые бревна. Следом за ними погонщики на лошадях начинают тянуть волоком эти болванки в нужные места.
А наша парочки уже сыплет опилками у соседнего дерева.
Нет, подумайте.
Двадцать семь примерно лет. Четверо детей. И жизнь не раз висела на волоске. Угостить охрану и отпроситься жить… Побег на плоту…Жизнь на полулегальном положении… В любой момент могли прийти и арестовать в составе всей семьи…
Мы в таком возрасте вообще ни о чем таком и подумать не могли.
Наша жизнь по сравнению с той есть  вообще сплошная прогулка. А то мы иногда ворчим и выражаем недовольство местной кадровой политикой, когда нами правят дураки или жулики.
Как подумаешь про того Фотея на лесоповале – только и махнешь рукой в сторону того начальства.
Такие мелочи. 
Просто страшно подумать – будь мы на месте деда..?  И наши дети должны об этом знать и думать.
С целью поскорее взрослеть.
  И, находясь у тех старинных пней, мы трогаем их руками…
Тут еще дополнительно грянула война.
Из-за того, что два больших человека и дурака в двух странах хотели прояснить – кто из них главнее. И день 22 июня мы бы предложили отмечать всем мировым сообществом как день мировой глупости. Или еще какой-нибудь другой день начала очередной войны.
Их весьма много наберется в нашей земной истории.
У нас имеется один друг. Так вот он, когда изрядно выпьет и не может говорить длинных тостов и разговоров об окружающем мире, сжимает голову руками и утвердительно ставит точку в подобных дискуссиях:
- Дураки – все…
Причем повторяет эту короткую речь несколько раз. А потом его отводят спать.
И он во многом прав…
Итак, наступила очередная война. И деда поставили в театр ее действий, призвали в ряды в числе первых.
Раньше, повторим, Родина его не любила и преследовала, а теперь попросила, чтобы он ее защитил.
Какое-то время он изучал науку военных действий в том самом Минусинске, где когда-то отбывал небольшой тюремный срок за гуманитарную помощь своему скрывавшемуся от ссылки дяде Куприяну. Когда, если помните, всесоюзный староста дедушка Калинин путем амнистии отпустил Фотея, как мелкого правонарушителя, домой.
Бабушка рассказывала – как она приезжала провожать его на фронт тем летом 1941 года. Нам почему-то запомнилась сцена местного парада в том городке. Дед был зачислен в полковую разведку и шагал в первых рядах тех воинских колонн. Этаким красавцем-защитником Отечества, от которого, повторим, он уже к тем годам изрядно натерпелся.
А бабушка плакала, глядя на него.
От многих-многих нахлынувших чувств: что он такой вот бравый, может быть, идет в последний раз перед ней. Что спасал ее все эти годы. Как, опять же, плыли на плоту. Как она дала ему в дорогу спасительный червонец. Как ездили в молодые годы кататься на своем выездном жеребце. Или устраивались на житье в новых краях. А теперь вот он уезжает, она же остается одна на трудную жизнь с четырьмя малыми детьми. Которых надо чем-то прокормить одной–одинешенькой.
Так вот Фотей Иванович в возрасте 30 лет отбыл на фронт.
А Анна Савватеевна  вернулась домой, где стала усиленно заниматься подсобным хозяйством. Ее первым помощником стал наш отец Антон, которому было 10 лет. Он помнил, что у них имелся такой огромный огород, что картошку в нем копали несколько недель, за счет чего питались и жили.
А он потом всю оставшуюся взрослую жизнь совершенно не переносил уборку этого картофельного урожая.
Только в той войне им неожиданно повезло.
Через год-полтора Фотей Иванович досрочно вернулся домой.
Его где-то под городом Ржевом в  1942 году ранило многими осколками. Часть их извлекли, а часть – не сумели.
И он потом всю жизнь носил их в себе.
Показывал своим внукам такие бугорочки на своем теле, руках и ногах, где хранились эти кусочки немецкого металла. Словом, его списали по полной программе из рядов армии.
И то была абсолютная удача для семьи – кормилец и родитель вернулся домой практически целым и зрячим человеком. С руками и ногами. А дополнительные инородные осколки, хотя и создавали неудобства, но с ними можно было научиться жить. Что со временем и произошло. Тем более – часть из них вышла сама собой, такие медицинские картины с осколками бывают.
Далее покатилась более спокойная трудовая и личная жизнь.
Тем более – прекратилась классовая борьба.
Скорее всего – после той войны стало некого истреблять в особо крупных размерах. Мелкие такие акции проводились, а крупные уже нет. Ну там посадят за неудачный анекдот про действительность или вождей. Или ты подобрал на поле хлебный колосок и принес его домой. Разлил горючее при заправке колхозного трактора…
А если ты молчишь как рыба и не ротозей – то живи себе на здоровье, помогай строить новое общество…
И в той спокойной среде дедушка и бабушка родили еще парочку девчонок с модными тогда именами: Фаина и Валентина. Постепенно давая всем шестерым детям воспитание и образование, поскольку мечтали иметь грамотное потомство.
Сами они в этом деле не блистали. 
Про Фотея Ивановича сообщаем точно – у него был один единственный класс сельской школы. У Анны Савватеевны, скорее всего, тоже нечто подобное. Тем не менее, дед в конце войны даже был директором небольшой государственной торговой сети в нашей местности. Наверное, у него были под рукой хорошие советники, которые показывали ему – где в документах поставить подпись и число. Он там вполне успешно правил делами и закончил карьеру директора по причине ликвидации той торговой структуры сразу после войны.
А после, в основном, связал свою карьеру с природой: тайгой, рыболовством и охотой. Пытался было встать в ряды полноценного рабочего класса путем некоторых незамысловатых грубых профессий.
Но, в итоге, стал практически вольным казаком  в форме рыбака и охотника.
Мы его понимаем. 
На берегу Енисея Фотей построил средних размеров дом. Рядом – огород и помещения для деревенского скота. В соседних горах – сенокос. Из техники имелся велосипед. Ну там дополнительно – охотничье оружие и рыболовные сети.
Трое старших детей подросли и практически ушли в люди.
Это была уже середина пятидесятых годов прошлого века. Тут наш дед некоторые годы трудился проводником в различных ведомствах.
Тогда Сибирь всесторонне изучалась вдоль и поперек. И разные там геологи, картографы, биологи, ихтиологи бороздили ее просторы с научными заданиями. А чтобы все они не плутали в этих окрестностях, к ним в штатное расписание вписывали проводника. И он вел их к цели научных поисков. Прибегая к всевозможным способам передвижения: на лодках, лошадях, лыжах и просто ногах.
Одновременно ему приходилось успокаивать и защищать эту интеллигенцию от хищников. Устраивать таежный быт, само собой – помогать в производстве. Предостерегать от таежного головотяпства.
Но была и еще одна дополнительная  обязанность. Кормить тех коллег по лесной жизни обыкновенным диким мясом. Также рыбой, если она поблизости проживала.
  Вот добирается к месту назначения очередная партия.
Ставится лагерь: палатки, кухня и прочее. Лошади привязываются на длинную веревку с целью попастись. И за ужином  какой-нибудь научный руководитель интеллигентным голоском просит деда:
- Фотей Иванович, пока мы тут будем разворачивать фронт работ, вы бы сходили, милейший, за мясцом. Тушенка, понимаете ли, надоела…
И утром дед отправляется выполнять подобную просьбу.
Садится на лошадь, держит курс под ближайшие горные вершины. Там, на альпийских лугах, летом прорва разного зверя, который живет на тех высотах с целью отдохнуть от гнуса и насладиться сочной травой.
Примерно полдня зигзагами едет по местному бездорожью и добирается до тех гор.
Где-то в отдалении привязывается лошадь, чтобы она своим громоздким видом не нарушала конспирации. Охотник легким шагом поднимается на ближайшую горку. Подносит к глазам бинокль. Сейчас он увидит небольшую группку пасущихся маралов. Наметит для себя маршрут, по которому можно скрытно подобраться к ним на расстояние выстрела. Учтет направление и силу ветра.
  И с бьющимся сердцем стелющейся летящей походкой пойдет к добыче.
Будет осторожно ставить ноги на этот местный газон. Также беззвучно дышать.
Вот он уже относительно рядом с теми животными. Они где-то здесь, за соседним поворотом. Пригнувшись, дед выглядывает из-за него и видит своих сегодняшних соперников во всей их дикой красе. Ему даже  несколько жаль стрелять и некоторое время в нем происходит борьба  двух чувств: этой дикой красоты и охотничьего азарта.
Мы сами небольшие пока охотники.
Но уже знаем – что такое охотничий, да и рыбацкий тоже, азарт.
Который напрочь задвигает в самые отдаленные закоулки души имеющиеся у нас высокие чувства любви к красоте животных и рыб.
Одно дело – смотреть на них безоружно.
Совсем другое – когда мы на охоте с оружием в руках. Словом, становимся совсем другим, частично первобытным, человеком. Какие-то другие неизвестные мотивы и поступки управляют нашим сознанием, сдавшим в свое время на экзаменах многие гуманитарные предметы…
Итак, выбирается жертва -  кто-то из мужского пола того стада. С целью поберечь потомство, которому нужнее материнское окружение.
 Поудобнее укладывается ружье. Прижимается к правому плечу. Намечается необходимое место на теле зверя. На некоторое время  задерживается дыхание, зажмуривается ненужный сейчас левый глаз…
Указательный палец тихим движением производит выстрел.
Все стадо стремительным рывком исчезает за горизонтом.
Кроме этого упавшего от удара пули сегодняшнего трофея. И дед возбужденным скорым шагом спешит к нему. От пережитого события трясутся руки, громко стучит сердце. К тому же – пересохло в горле. Слезятся глаза.
Убедившись, что зверь серьезно сражен и не сможет ускакать, Фотей Иванович дает ему самостоятельно умереть и несколько отходит в сторону.
Сейчас он присядет.
Достанет кисет и свернет самокрутку, подышит этим родным махорочным дымом. Посмотрит на окрестные удивительные просторы. Пожалеет добытого представителя здешней фауны. В душе извинится перед ним и его ускакавшими родственниками. Мол, такова современная жизнь.
И приступит к менее интересной операции по разделке туши.
Затем доставляет всю сегодняшнюю продукцию в лагерь.
Равнодушно слушает восторги этой интеллигенции по поводу удачной охоты.
Вечером ихний повар готовит всякие там мясные кулинарные блюда. Устраивается легкий таежный банкет на основе имеющегося спирта и сегодняшнего трофея. Москвичи или, к примеру, ленинградцы сравнивают его со столичными застольями в общеизвестных ресторанах. Так они беспечно треплются довольно длительное время. Потом переходят на производственные и житейские темы. Дед ввернет им парочку охотничьих рассказов, так как обладает даром слова.
Думаем, что во всех подобных экспедициях он совершенно стремительно становился любимцем публики и ее маяком и другом на всю дальнейшую жизнь. Множество фотографий с его участием, полагаем, и поныне хранится в разных там столичных квартирах.
Тут по поводу тех его трудовых лет мы вспомнили еще одну историю, которую он рассказывал  однажды в семейном застолье.
Как он когда-то разыграл тех самых  московских профессоров…
Стоял конец лета 195… года. Очередная экспедиция под водительством Фотея Ивановича досрочно там чего-то нашла и вернулась в цивилизацию. В деревню с названием, если помните, Голубая.
Тут все эти заросшие бородами изыскатели разбрелись на постой по деревенским дворам. Само собой, научная элита или, иначе говоря, верхушка экспедиции должна была ночевать у деда с бабушкой. Ну там состоялась баня, побрились и уселись ужинать. Бабушка подает одним из блюд уху из такой простонародной рыбы под названием налим. Ее  намедни ребятишки поймали прямо за огородом в протекающей  реке Енисей.
А бабушка ее сварила и вот угощает к водке таким своевременным рыбным блюдом всех просвещенных гостей.
Ужин, безусловно, удался.
После тайги и комаров, после той глуши состоялось такое культурное мероприятие. Плюс деревенский стол: разные там овощи и свежий хлеб, прочие подсобные закуски. А тут еще эта уха. И гости, в силу своей столичной любознательности, допрашивают Фотея:
- Что это за рыба в данной ухе? Что это за очередной сибирский деликатес?               
- Да, так себе – налим: средняя рыбешка по нашим меркам. В смысле ее вкусовых качеств.
Гости наседают дальше:
- Мы интересуемся подробностями ее жизни. До каких размеров вырастает, на что клюет, чем питается?   
Тут дед добродушно отвечает им:
- Не напоминайте мне об этой заразе. Вот сейчас наступает конец лета и у меня в огороде созревает картофель. А рядом – Енисей, где живет эта самая сволочная рыба. Которая страшно живуча и может даже ползать  в утренние часы по росе на огород. Научилась своим рылом рыть отдельные картофелины и после уносит их в воду. А далее – наверное, грызет ту картошку в качестве дополнительной пищи. Мои ребятишки уже замучались охранять урожай от подобных нашествий. Им приходится вставать на заре и палками распугивать и убивать самых наглых нахлебников. Вот этот экземпляр в ухе – один из них. Если хотите, завтра с утречка можете погонять вилами ту рыбу. Только не помните грядки…
Еще для пущей важности грозит в сторону реки кулаком.
А гости, в силу своей научной дотошности и наивности, загорелись данным видом животного мира. Попутно захотели совершить открытие мирового уровня. Шутка ли – рыба в поисках пропитания ползет на огород и занимается черт знает чем. Практически - сельскохозяйственным трудом.
Может, они были слегка расслаблены гостеприимством Фотея и безоговорочно верили его простонародному артистизму.
  Может, перебрали лишнего.
  Теперь представьте себе картину.
Едва забрезжил рассвет, как в огород вышли настороженные фигуры с палками, вилами и другим подсобным инвентарем в руках. Вот они заходят со всех сторон к крайним картофельным рядам. Чего-то ищут.
А дед после хмельного крепко спит.
Он совсем забыл про вчерашний рассказ. А те научные работники бродят по росе.
И за завтраком докладывают ему  о неудачных поисках. Неизвестно, чего бы там еще наплел Фотей, только этот разговор услыхала бабушка и, в очередной раз, отругала деда за его язык.
Прямо тут же, при жертвах его выдумки.
И все весело смеялись над состоявшейся столичной простотой.      
   
      
            Часть 23. Курортный роман. Часть 2.
   
Теперь пора вернуться к нашим местным простакам.
Посмотреть – чего там делается на курортном  фронте. Как местный квасной патриотизм  процветал на здешних искореженных просторах.
Значит, взялись мы с тем коммунальным директором двигать новые дела. Фантазировали, проектировали в меру своих сил и способностей.
Только надо было посетить и морские вавилонские просторы.
Для создания той самой видимости работ.
Уселись в служебный автомобиль и поехали горной дорогой в слегка отдаленный угол водохранилища, где зимовали наши катера и сопутствующие им строения. Там же их хранили и многие городские и окрестные учреждения, которых поперли из-под самой Дурынды, когда началась уже описанная выше компания по борьбе с тем живучим флотским алкоголизмом.
Приехали. Осмотрелись.
Место дивное: вокруг миллионы погибших деревьев вморожены в лед, повсюду жалкие домишки и сарайчики, бутылки и прочий мусор. Словом, стоит такой серый  пейзаж из прошлой жизни и ожидает очередных туристов.
И нам говорят с небольшой гордостью:
- Вот что передано на наш с вами баланс. Это громоздкое сооружение из металла раньше было паромом для перевозки техники с берега на берег. На это наследство, как видите, приткнуты три-четыре вагончика для проживания, баня. Мы сюда помещаем десятка два с половиной отдыхающих, пристраиваем к корме катер. И он на пределе  сил начинает толкать своей тягой подобный плавучий дом отдыха по морским просторам. После пристает в какой-нибудь глухомани для уединенного пикника и рыбалки. А через пару дней той же малой скоростью возвращает все это дело в родную гавань. Довольные туристы разъезжаются по домам…
Мы опытным критическим взглядом оцениваем такое предлагаемое имущество. С точки зрения эстетики и вообще красоты.
Достаточно огромная совершенно железная ржавая палуба. По ней будет приятно скакать босиком в летний жаркий день, частично обжигая ноги.
По окраинам небрежно набросаны промасленные тросы, которые помогают поднимать несколько уродливые монументальные трапы для автомобилей. Сейчас эти бывшие приспособления за ненадобностью задраны вверх и несколько закрывают горизонт. Действительно, стоят вагончики, покрашенные оптимистической серой краской. Около них – подсобный хлам: урны, кусочки проволоки, шланги, ведра и доски… В углу  притулился деревенский туалет.
Мы в немом восторге от такого количества  металла.
Только не можем представить себе – какие такие тонкие душевные струны заговорят в человеке среди подобного металлолома.
Допустим – катер с ревом подталкивает его в спину. Таким медленным тяжелым ходом бороздит пространство. Дым из его трубы накрывает яркую публику. Мамаши прячут от него своих детей. Папаши скорее выпивают с целью спастись от шума и грохота. Кто-то непременно испачкается с помощью многочисленных промасленных тросов, начнет жаловаться. Может быть – поднимет скандал.
И каков будет расход горючего на небольшую прогулку? Ущерб человеческому дыханию, окрестной полуживой природе от шума и черного густого дыма?
Вспоминаются современные фантасты и картины, описанные ими из мрачного будущего. 
Мы зябко передергиваем плечами от нахлынувших картин. 
Проводим такую небольшую летучку по устранению мелких и средних неудач на этом объекте и практически забываем сюда дорогу. На обратном пути делимся с директором своими сомнениями. Мол, раз уж когда-то мы потерпели неудачу на тех своих пасторальных деревенских домиках, то здесь вообще рискуем полностью потерять лицо. Советуем ему доложить разным там мэрам наши реальные пессимистические выводы.
А сами со всем жаром имеющейся души занимаемся другой стройкой – той, что привольно раскинулась на берегу горной речки. Нам по решению того милого директора был дан полный карт-бланш на самостоятельные действия.
Перво-наперво, туда нужна была небольшая бригада трудовых ресурсов.
И мы ее без помех получили.
С некоторых участков коммунального предприятия в наше распоряжение поступили отсталые и не особо проявившие себя работники.  Вскорости мы с ними валим ненужный сосновый лес под окнами вавилонских пятиэтажек. Он частично закрывал людям свет в окнах и они давно просили коммунального директора спилить к чертовой матери эти соседние стволы. А тут как раз подвернулась наша бригада со своей нуждой в свежем лесе. Чуть было не роняем пару деревьев на балконы…
Тем не менее, благополучно заканчиваем заготовку этого сосняка.
После бродим по городку и его окрестностям в поисках прочего строительного материала и конструкций.
Свозим все такое имущество к себе. Дополнительно перебрасываем на местное маленькое водохранилище один лишний катер с целью освоения здешних водных пространств. Более чистых и симпатичных по сравнению  с теми большими морскими пространствами. Далее тянем позарез нужную нам линию электропередачи небольшой мощности. С помощью бульдозера копаем средних размеров пруд и собственноручно руководим сооружением для него небольшой плотины. Где-то вскоре перерабатываем тот самый поселковый лес в деловую древесину и начинаем рубить основательную баню. Завозим и монтируем на скорую руку дом из модулей. Нещадно выгоняем из своей бригады одного вороватого работника.
Ведем прочую бурную деятельность.
Поскольку идея иметь под боком у Вавилона такой чудесный народный комплекс полностью завладела нашей увлекающейся натурой…
А тем грубым паромом на воде мы действительно занимались нехотя и недобросовестно.
Между тем, там тоже назревали кое-какие настроения работать: шевелиться, красить и ремонтировать. Тот персонал буквально стал настойчиво требовать к себе внимания. Чтобы ему привозили краску, доски и прочие строительные материала.
Чтобы поддерживали его в моральном плане и проводили бы с ним беседы на темы трудовой дисциплины…
Тем более – объект на воде. Всякие там оформления документов. Инспекции. Договора. Горюче-смазочные материалы и запчасти. Техника безопасности, опять же, требует к себе внимания и составления бумаг.
Конечно, нам приходилось заниматься всеми такими безнадежными делами. Более того – их становилось все больше и больше. Вот так мы мотаемся туда и сюда фактически даром. Тем временем – как только мы покидаем свой любимый объект – на нем начинаются очередные простои. Поскольку, если помните, сюда на перевоспитание был отправлен с коммунальной конторы всякий отсталый элемент.
И многие из них слишком медленно перековывались.
Словом, согласно законам диалектики, возникает такой производственный конфликт.
И назрел разговор с коммунальным директором.
Он говорит:
- Вы слабое внимание уделяете тому морскому парому с его обитателями…
Мы начинаем жаловаться на свою судьбу:
- Поскольку мы трудимся у вас фактически временно и непостоянно, то не можем одновременно проявлять имеющийся личный организаторский талант на два фронта.  Тем более – у нас была такая устная с вами договоренность о приоритетах нашей деятельности.   
Тогда директор миролюбиво предлагает:
- А знаете что? Бросайте-ка вы свою педагогическую работу и переходите полностью к нам на полную ставку начальника участка. Тогда вы приобретете более реальную власть и сможете одновременно затыкать обе дыры.
- Это никак невозможно. Бросить неоперившихся юных талантов. Тем более – мы обожаем с ними возиться и шутить. А к вам мы пошли отнюдь не из-за денег и мелкой власти, а  из-за прекрасной мечты об этой самой близлежащей базе.  И на тот глупый паром, что навязан вам  свыше, нам вообще тошно заходить. Ни за какие коврижки моя свободная душа не полюбит такое варварское место времяпровождения человеческих кадров.
Мы точно не помним, но нечто подобное мы ему сказали.
Скорее – в более мягкой форме.
Повторим, тот коммунальный директор сильно нам нравился своей душой и определенной бодростью духа. Да и вообще, мы в беседах избегаем крутых оценок и грубых заявлений. Только что уж совсем распалимся по разным там глупостям…
А здесь был вполне не глупый производственный вопрос. 
Некоторое время стороны искали золотую середину, но не нашли. И вскоре скоропостижно расстались.
Мы рассудили так:
- Фактически наша стройка уже развернута во всю прыть. И она безусловно будет доведена до победы. А нами или нет – это дело уже десятое. Нам же пора возвращаться к своим полузаброшенным  юным дарованиям…  Не стоит их менять на тот стальной паром…
Лет пять назад мы с того грубого берега отправлялись  в одно небольшое плавание с целью вспомнить молодость.
Вот плывем себе вдоль бережка на уютной бывалой байдарке. Вдруг нас медленно догоняет все в дыму знакомое сооружение. Из будущих фантастических времен выплывает такая металлическая гора, тот самый неуклюжий паром. С торчащими в разные стороны крыльями.
Это те самые трапы из прошлой жизни.
Мы вспоминаем тот отрезок нашей биографии. Глядим на его палубу, там уже накрыто легкое застолье. На гармошке наигрывает какая-то знакомая личность. Это, узнаем мы, один такой молодой лысеватый заместитель городского мэра.
А сейчас он едет за народные деньги отдохнуть от своей должности…
Мы постарались представить себе вот что.
Допустим – остались бы при пароме. Возили бы по здешним морским просторам уродовать свои души этим отдыхом человеческие личности. Несомненно – пришлось бы присутствовать при высоких визитах. Например, сегодня сидели бы за столом  в качестве то ли прислуги, то ли неравноправного собутыльника…
Мы вздрогнули от нахлынувших чувств и криво ухмыльнулись.
Нет, тогда наш поступок по расставанию с коммунальной конторой должен был, безусловно, состояться.    


                24. Мелкая ерунда.
После подобных крупных событий мы сейчас перейдем к более мелким.
Во-первых, надо перевести дух от подобных растрат денег и энергии. Во-вторых, под рукой имеется масса мелкого подсобного материала.
Такого забавного происхождения из жизни окружающих товарищей.
Вы на нем несколько отдохнете и расслабитесь.
А уж потом пойдем дальше по более крупным фактам местного развития.
Мы, правда, совершенно не знаем – как описывать эти микроскопические происшествия. Хотя всесторонне стремимся к краткости.
Тем не менее, сейчас задумаемся и начнем.    
  1.Поездка на завтрак.

Эта история произошла в стародавние времена.
Когда еще с размахом отмечался день 7 ноября. И происходили как официальные, так и дружеские застолья в честь данной даты.
Начинали обычно на производстве, поскольку праздник носил революционный характер для трудящихся масс. И никакой вавилонский начальник не мог за то мероприятие  дать нагоняя. По идеологическим причинам – его самого могли запросто объявить отщепенцем, отколовшимся от масс.
Тот предпраздничный день начинали праздновать с обеда. Бросали к черту инструмент, чертежи, калькуляторы или лопаты и накрывали столы. Длинных прочувствованных речей не произносили.
Ну там какой-нибудь шутник брякнет:
- Давайте за взятие царского Зимнего дворца…
А так обычно говорили:
- Ну, с праздником…
И выпивали.
А после совершенно забывали о миссии этого дня. Переходили на более земные тосты и темы, так сидели до конца смены.
В сумерках ехали домой.
Вот в такой предпраздничный день жильцы одной из квартир общежития в количестве нескольких молодцов вернулись с объектов в слегка разогретом состоянии. Сразу же немедленно продолжили веселиться.
В подобном коллективе всегда есть личности, которым невозможно остановиться. И они вполне успешно агитируют на дальнейшие увеселения всю соседнюю массу. Сначала уговорят колеблющихся.  А потом - совместными усилиями - всех остальных полутрезвенников. Близлежащих девиц. Включат современную музыку. 
И в таком праздничном состоянии проходит ночь.
Близится утро. Уходят вздремнуть те самые невыносливые девицы. Наши весельчаки внезапно ощущают определенную пустоту в душе и желудке. Они всю ночь потихоньку выпивали и вот ближе к утру у них появляются неизбежные головные боли, также определенная сухость во рту.
Плюс – чувство  чего-нибудь там перекусить, подкрепить пищей свои молодые и  растущие организмы. Поскольку на том ихнем столе в прошедшую ночь из закусок практически присутствовала килька в томатном соусе и то – в ограниченном количестве. В качестве символа непритязательной романтической жизни.
Так они потерянно бродят по комнатам некоторое время.
Пока один из них не предлагает:
- А не махнуть ли нам первым утренним автобусом к моим матушке и батюшке в соседний городок Старый Вавилон? Они там намедни прикончили обыкновенного свиного кабанчика в качестве запасов на зиму. Поэтому самое время навестить их и там позавтракать; к тому же у них завсегда к праздникам готовится пара-тройка литров самогона. И мы, вдобавок к завтраку, сможем вполне успешно опохмелиться. А после в таком благодушном состоянии выступим на праздничную демонстрацию… Мой батя будет нам безмерно рад из-за того, что мы поможем ему пораньше начать праздник…
После такой зажигательной речи вся компания одевается и шумной ватагой в несколько человек спешит на автобусную остановку. Частично поеживаясь от утреннего морозца.
Только первого местного автобуса сегодня нет по неизвестным праздничным причинам.
Но зато стоит междугородний блестящий « Икарус», который едет мимо Старого Вавилона в Местную Столицу.
И наши гуляки вежливо и чистосердечно просят водителя подбросить их до нужного населенного пункта. Расплачиваются с ним и садятся на отдаленные задние ряды. Помимо них, подобным же образом, в салон набивается такая же посторонняя для междугородних перевозок местная публика.
Затем автобус трогается в утреннюю темноту.
В предвкушении деревенского завтрака в этом соседнем городишке вся  общежитская команда частично расслабляется, единодушно засыпает в теплоте того современного автобуса. Тем более – транспортное средство подобного класса великолепно укачивает их на ровной дороге.
Они поразительно крепко спят.
Внезапно один из них просыпается от соседнего шума и гама. Это торопятся к выходу окрестные пассажиры.
- Пора выходить, – думает он, – приехали в Старый Вавилон…
 Только за окном стоят какие-то пятиэтажные дома, которых в том самой полудеревенском Старом Вавилоне отродясь не водилось.
Тогда наш чуткий пассажир остроумно догадывается, что водитель забыл их разбудить и довез аж до еще одного Соседнего Вавилона. И вот те имеющиеся пятиэтажки за окном – жилые ячейки того соседнего города.
Теперь придется ехать несколько километров в обратном направлении, чтобы поспеть к планируемому завтраку.
С некоторой досадой он начинает толкать и будить своих товарищей. После чего ихняя компания оказывается на свежем воздухе.
Только они совершенно не узнают того близлежащего города Соседнего Вавилона.
Еще раз протирают глаза. Трясут головами.
Оказывается, они за свою минимальную оплату уехали в Местную Столицу. Водитель поленился посчитать и сверить число пассажиров, едущих попутно. Таким вот образом великодушно прокатил эту крепко заснувшую молодежную ячейку до конца маршрута. За сто километров далее.
А теперь несколько растерянно разводит руками, спешит уйти в вокзал с целью отчитаться о рейсе.
Дополнительно оказывается – у наших героев практически в карманах одна только мелочь и совершенно не на что укатить обратно. Плюс – купить билеты в этот красный календарный день в те прежние времена не представлялось возможным. Опять же – чувство голода настойчиво напоминало о себе.
Потрескивали похмельные головы.
Словом – великолепный праздничный набор…       
 
                2. Дерево и капитан
А сейчас мы преподнесем вам  быль из тех же примерно времен.
Связанную с той же похмельной болезнью.
Тут уже неоднократно рассказывалось об одном флотском  подразделении, проживающем сразу за Дурындой. Что держит оборону от напирающего водного леса.
И  персонал того флота был и есть большой любитель выпить.
Потом с ним происходят некоторые забавные случаи. Мы в молодые годы часто там болтались по рыбацким и другим делам, поэтому в голове имеем разные по происхождению события среди тех моряков.
Например, был там один неподражаемый капитан с выдающейся внешностью.
Высокий худой рост, крупные черты удлиненного лица. Дополнительно – грубоватая русская фамилия.
Возраст у него был вечно какой-то предпенсионный, сколько мы его знали. Он в свои средние года внезапно приобрел черты пожилого человека, потом так с ними и жил. Еще помним – он практически не пользовался улыбкой на своем лице. Любил сутулиться и носить черную одежду.
Его все запросто звали – дядя Вася.
И его в том судоходном коллективе все хорошо принимали и ценили за душевную  простоту.
И вот однажды видят в середине дня картину.
Его громоздкий корабль накануне вечером не вернулся в отведенное на причале место. А поздним утром возвращается, только совершает странные маневры. Его все время заносит вправо. Чему все на том причале удивились. И давай смотреть в бинокль. Видят, что-то с судном, какая-то посторонняя тяга с одной стороны.
А с другого борта – все как обычно.
Главное – зигзаги очень уж непривычные. Хотя различных зигзагов здесь немало повидали.
Так этот громоздкий буксир приближается к стоянке.
А все ее работники буквально сгорают от любопытства. Только видят – зачем-то капитан привязал с одного борта преогромное дерево прямо с корнями и тащит его в родную дурындовскую гавань. С непонятной романтической целью. Может, он увидел в нем материал для большой деревянной скульптуры и решил заняться искусством.
Хотя он всегда считался таким простым малообразованным  работником, далеким от этого самого искусства.
Таким странным образом судно утыкается в причал. Его спешно привязывают и спешат выяснить: с какой целью приволочено бревно с корнями. Не пьян ли ненароком капитан дядя Вася? Нет, он вполне в здравом уме. Слегка, конечно, не мешает опохмелиться. А в целом имеет вполне бравый вид и рассуждение.
Только не знает – кто привязал ему данное лохматое дерево?
Тут идут в кубрик. Разбудить его помощника и  вывести на палубу. Устраивают ему такой коллективный веселый допрос на тему – что это такое? И он чистосердечно говорит – бревно.
Добавляет:
- Да, это знакомое мне по вчерашнему дню дерево. Я за него привязал наше судно. А узел, который на том бревне имеется – мой несомненный узел. Я помню, как вязал его вчера под вечер. Только я вязал его на вертикально стоящее крепкое дерево. С целью закрепить катер, когда мы собрались выпить и заночевать. Те клиенты, которых мы отвозили черт знает куда, оставили нам в знак благодарности некоторое количество водки. И мы в сумерках закрепились за крепкий береговой ствол, затем накрыли на стол. Скорее всего, сегодня утром капитан в горячке вырвал его с корнем и взял курс домой. Только не знаю – зачем он поспешил и не попросил меня совершить обратную операцию по развязыванию того узла. Я бы его мигом ликвидировал…
Тут раздаются шутки, улыбки и смех по поводу установления истины…
После были предложения водрузить данное дерево на окрестную кручу в качестве памятника русскому характеру…   
       
 
                3. Расстрел.

А вот еще рассказ про русский характер.
Как каждый из нас может стоять на своей точке зрения практически до последней черты.
А после внезапно подобреть и дружески обняться после дискуссии.
В том же подразделении однажды случился сильный спор на тему современных нравов и отношений. Потому что тихим летним вечером несколько человек работников с тех вавилонских кораблей сидели и выпивали.
И среди них присутствовали два совершенных антогониста. Две полных в человеческом плане противоположности, иначе говоря.
Мы их вам сейчас коротко представим.
Один из них был и есть такой милый ветеран этого местного флота. Он был житель здешней коренной национальности, живущей в степных поселениях и пасущих различный скот. Многие его сверстники так и остались при тех родных занятиях. А вот он внезапно в свое время стал учиться на капитана по речным судам. Связал судьбу с несколько непривычной для его народа профессией. Научился лихо бороздить всевозможные  водные пространства. Приезжал в родную деревеньку как совершенный инопланетянин – при фуражке с крабом и с морским лексиконом.
Представляем – какой девичий и прочий переполох он там поднимал своим внешним и внутренним состоянием.
Росточка он был небольшого и хрупкого. Имел легкий характер и все его беззастенчиво называли Димой, хотя он, повторим, был самым ветераном в том подразделении.
В пьяном же состоянии он становился сочинителем и рассказывал совершенно немыслимые истории на житейские, рыбацкие и охотничьи темы. И когда его начинали стыдить за подобные враки, то он простодушно улыбался и абсолютно не защищал свою репутацию.
За такой нрав те морские кадры и прочий посторонний народ его уважает и любит.  Начальство до сих пор не прогоняет на пенсию в связи с наступившим возрастным рубежом. Поскольку без него совершенно прервется связь времен в том разношерстном коллективе.
Коллектив, опять же, обеднеет в человеческом плане.
Мы лично тоже не можем представить себе окрестные воды без того самого Димы. Искренне здороваемся с ним при любой мимолетной встрече.
А его соперником по вспыхнувшему спору был такой грубоватый коллега из более молодого поколения.
Частично циничного материалистического воспитания. И в нем, насколько мы его знали с психологической точки зрения, боролись два человека: грубиян и симпатичный мужчина в расцвете лет. Он мог иногда внезапно закусить удила по любому пустяку. А иногда терпел и более дурацкие поступки окружающих. Его потом отправили в отставку с той флотской должности за ту самую грубость характера. Или он сам ушел – мы не помним. А имя его было – Сеня, Семен.
Попутно заметим такое совпадение.
Подобных  взвинченных  личностей почему-то много среди вавилонских шоферов из прошлой эпохи. Их постоянно дергают по различным мелким рейсам. Мол, увези тот предмет в то место. Потом эту личность доставь по тому адресу. После скорее подай автомобиль на склад номер пять. И так далее. От таких услуг многие водители теряют контроль над своими эмоциями и начинают грубеть душой. Нервно ведут себя относительно окружающих пассажиров и заказчиков груза.
Но мы несколько отвлеклись.
Только вспыхнул небольшой спор по неизвестному нам предмету.
И рассказчики того случая ничего такого вспомнить не смогли. Они помнят только хронологию событий. Вот тот спор разгорается. Сначала их спорило несколько человек. Сошлись такие две партии, имевшие противоположное мнение по тому обсуждаемому вопросу. Сначала они разговаривали относительно негромко. Затем стали жестикулировать.
После практически перешли на крик и шутливые оскорбления в средней форме.
Тут некоторые из них стали выходить из дискуссии. У них кончилась выносливость и ихние голосовые связки устали. Они индеферентно отсели в угол стола и стали миролюбиво обсуждать менее спорные вопросы, попутно выпивая и слегка закусывая.
А в центре той дискуссии  остался наш Дима и его более молодой коллега Сеня, портреты которых мы вам нарисовали. Самое интересное – этот наш ветеран распалился, хотя обычно не отличался грубыми спорами. А второй спорщик – тот был в свой тарелке, в своей стихии. Он в такие минуты ловил вдохновение, умело использовал русскую речь. Наслаждался подобным мероприятием в виде спора по полной программе.
В итоге, разговор перешел в практическую плоскость.
И распалившийся Сема заявляет:
- Я тебя сейчас, такого и сякого, убью.
Говорит таким усталым добродушным тоном, похожим на шутку.
А Дима ему таким же тоном отвечает:
- Изволь.
И у них нашла коса на камень.
Они уже забыли – где у них заканчивается кино и где продолжается жизнь. Сеня сбегал и принес ружье, заряжает его в присутствии растерявшегося народа.
Кричит:
- Кто сейчас будет мне препятствовать – тому сделаю дырку в голове. А ты, Дмитрий, становись на корму катера и прощайся с этим пространством, коллективом и заочно с семьей!
Нет, представляете себе сцену.
Народ ужаснулся и протрезвел: намечается кровавая сцена среди коллег по работе.
Тут протрезвеешь.
А местный буквально инквизитор, решивший победить в споре любой ценой, решительно водит стволом. То направит его на соперника, то на прочую публику. Помаленьку уводит приговоренного к высшей мере на ту самую палубу, где решил привести свое грубое решение в исполнение. Не забывает осаживать выступающую следом компанию по сегодняшнему веселью. Время от времени направляет на нее свое горячее оружие.
Не слушает никаких ихних доводов о гуманизме и будущих последствиях происходящей казни. И такой разрозненной колонной они достигают цели. Впереди – Дима, затем тот грубиян с ружьем и, в небольшом отдалении, в качестве зрителей и миротворцев – наш полухмельной флотский коллектив.
Главное – старый капитан не хочет просить пощады.
Он довольно равнодушно себя ведет. Не хочет уступить в состоявшемся споре. Уверенно встает на кромку судна, чтобы после выстрела брякнуться всем телом в любимую водную среду.
Чтобы не испачкать брызнувшей кровью надраенную палубу.
Сжимает почему-то кисти рук в твердые мужские кулаки. Смотрит на поднимающийся ствол.
Действительно, скорее всего, оба героя думают – это снимается кино.
Сейчас грянет холостой  бутафорский выстрел. Оператор снимет сцену и все пойдут в курилку.
На самом же деле – имеется совсем другая сцена из настоящей пьяной жизни. Имеется разгоряченный человек с настоящим боевым зарядом, который начал прицеливаться.
Ему осталось сделать небольшое движение спусковым пальцем.
Другой человек стоит через несколько метров и ожидает свинцового удара в грудь. Онемевшая публика из коллег по производству бросает бесполезные хриплые реплики…
Только выстрел пока не состоялся.
Треснувшим сухим голосом стрелок говорит:
- Завяжи себе глаза – я не могу в них равнодушно смотреть. У меня от них сбивается прицел. Или повернись ко мне спиной.
Дима опять коротко отвечает:
- Пожалуйста…
И поворачивается спиной.
Начинает ждать. Глядит в ту самую любимую воду, просторы которой бороздил долгие годы. В которую сейчас совершит последний полет. Он не видит и не слышит, что происходит за его спиной. Конечно, от таких событий частично оглохнешь и потеряешь зрение.
А там происходят следующие события.
Друг Семен внезапно прозрел – он едва не стал убийцей милейшего человека и любимца публики.
С удивлением глядит на имеющееся в руках ружье. Вздрагивает от нахлынувших чувств. Вытирает внезапно вспотевшее лицо, оглядывается на товарищей.
Потом почему-то на цыпочках подкрадывается к этому мужественному Диме и небрежно толкает его за борт.
И тот, нелепо распахнув руки, летит к воде. Наверняка недоумевая о подобном беззвучном выстреле, который почему-то не прошил его насквозь.
Вот так он думает и касается воды. Скрывается под ее поверхностью. Потом, согласно законов природы, его выталкивает наверх.
И его казнь на этом заканчивается.
К нему спешат окружающие.
Бережно вынимают на твердую поверхность.
Говорят всякие глупые утешительные слова: « Ты жив», «Не ушибся ли»…Волочат его за стол. Вообще, все берут себя в руки. Уносят в отдаленное место это ненужное оружие.
И, слегка потрясенные, спустя некоторое время укладываются спать.
Говорят – им всем неважно спалось в ту самую летнюю ночь.               
    
  4. Местная доверчивость.
Говорят – трудно обмануть одного отдельно взятого человека.
А, мол, объединение людей или целый народ совсем несложно.
Они все надеются на разум соседа и сами перестают думать своей личной головой. Потом все вместе попадают впросак.
А когда человеческая личность одна, то она думает. Сомневается.
Этот очередной рассказ будет о небольшом таком коллективном затмении.
Его устроил один наш знакомый шутник. Он почему-то в свое время не пошел в театральное училище и вот перебивается разными розыгрышами то над доверчивыми женщинами, то над прочими простодушными земляками.
Тут у нас имеется одно боевое учреждение по охране объектов в ночное время  от разных там любителей пошалить. Это учреждение, кажется, называется вневедомственная охрана. Или ОХР. Мы в этих названиях всегда путаемся.
Там к вечеру собирается прослойка людей, которая плохо спит ночами и вот устроилась на подобную работу. Тем более – наступала эпоха легкой безработицы и они все держались за место. Придут к вечеру и сидят – ждут назначений на объекты. Потом часть из них развозят на машине охранять те объекты. А другая половина сидит в закрытом помещении. Ждет смены караула, когда наступит ихняя очередь беречь бывшее народное хозяйство.
Само собой – скучает и мается. Выпивать, а также в карты и прочие азартные игры им не разрешалось играть. Также женщин ограничивали вязать спицами разные там варежки и носки. Читать тоже было недосуг по причине легких разговоров вокруг, которые отвлекали от сюжетной линии.
Распоряжались же этой рабочей силой обычно два дурындовских полуофицера, которые тоже сильно скучали и утомлялись от своей инертной должности.
Один из них и был тем самым шутником.
Его звали Володя.  Он был таким симпатичным долговязым субъектом и более младшим коллегой в этой парочке командиров. И вот его старший товарищ в один прекрасный вечер жалуется ему с некоторой досадой:
- Так, мол, и так. Проходит моя человеческая жизнь и опять впереди ожидает очередная скучная ночь… Никаких тебе ночных удовольствий и развлечений.
На что Володя развязно отвечает:
- Хочешь, я тебе сию минуту устрою небольшое безобидное развлечение. Например, с этим подручным личным составом. Ты сиди в своем кабинете и слушай. Я для тебя сейчас организую представление в стиле народного хора. Это совершенно не запрещено имеющимися инструкциями – проводить в подразделении культурную работу.
Командир машет рукой – валяй, мол.
Тогда наш любитель розыгрышей, приосанившись и приняв бодрый целеустремленный вид, входит к персоналу и торжественно произносит речь своим талантливым артистическим голосом:
- Дорогие друзья! К нам поступили новая команда сверху. Среди всех смен охраны будет проводиться конкурс художественной самодеятельности по случаю какого-то грядущего юбилея. Установлена настоящая денежная премия. Даже, скажу вам по секрету, наиболее отличившимся повысят оклады…
И таким образом втирает им очки.
Не дает им опомниться от своей наступательной речи.
Продолжает:
- Предлагаю опередить другие отряды. Пока они раскачиваются и фактически не знают о грядущем мероприятии – давайте сию минуту организуем хор. Я лично в подобном деле имею определенный опыт и согласен быть вашим дирижером и руководителем. Несколько позже я займусь вашими сценическими костюмами, а пока надо оценить имеющиеся таланты.
Тут некоторые  начинают было отказываться по причине глухоты и грубых голосов.
Только дирижер Володя вскользь напоминает им о безработице.
И они все поголовно начинают соглашаться петь. Поскольку в своей массе были малограмотные и не ерепенистые тихие люди.
Тогда руководитель хора не дает им опомниться и переходит к практической части. Раздает им по карандашу и листку бумаги. Диктует слова общеизвестной песни, мотивчик которой знаком всем широким народным массам. Подопечные записывают строчку за строчкой, чтобы ни одно словечко не выпадало из ансамбля.
А Володя сам до того вошел в роль, что чувствует себя настоящим музыкантом и дирижером.
После начинает их выстраивать в форме хора.
Учитывая половую принадлежность, рост и прочую внешность.
Затем берет в руку обыкновенный карандаш. Вместо дирижерской волшебной палочки. Делает плавный полукруг правой рукой и ласковый кивок головок. Сам начинает издавать слова той песни, слышит  ответное пение. Бросает взгляд на появившийся хор. Самые добросовестные работники стараются петь изо всех сил. Другие слегка покраснели от стыда и поют менее интенсивно. Они никогда ранее не пели в трезвом состоянии. Третьи, особенно женщины, вообще обожают пение и полностью отдались этому творчеству…
Но внезапно следует такой, знаете ли, особый взмах палочкой, который останавливает процесс пения.
Дирижер говорит:
- Замечательно. По-моему, мы имеем все шансы на победу. Я автоматически насчитал у вас несколько талантов. Вот у вас, женщина, несомненный голос по наименованию сопрано. Я вас поставлю в центр хора. А вы обладаете тембром под названием контральто. Встаньте вот сюда. Теперь перейдем к мужчинам. Вы более похожи на тенора и будете стоять рядом с сопрано. Вы оба имеете басы и располагайтесь по краям. Сейчас мы попоем еще и я определю среди вас баритоны, которых после расставим согласно требованиям хорового искусства…
Так он репетирует с ними в течение  часа.
Двигает их туда-сюда. Требует выводить окончания слов. Улыбаться во время песни. То возьмется объяснять им высокие материи хорового процесса с использованием международных терминов.
 Сам совершенно увлекся  творческим процессом. Постоянно вытирает вспотевшее лицо, но не может выйти из роли…
Наконец он из нее выходит.
Усталым голосом дает домашнее задание:
- Я лично подумаю над репертуаром. Подберу созвучные вашим возможностям произведения песенного жанра. Подумаю, как уже обещал, над сценическими костюмами. Вы же выучите назубок сегодняшнюю песню. Она у нас сразу стала получаться и войдет в нашу программу. До скорой встречи на следующем дежурстве…Прошу вас никому не говорит о конкурсе и репетиции с целью выиграть время у других будущих соперников.
Непринужденно покидает то помещение.
Заходит в соседний кабинет. Видит старшего товарища. У него раскраснелось лицо от полученного спектакля, наблюдается легкая икота от длительного смеха. Он выражает удивление артистическими способностями своего помощника по службе. Показывает большой палец и продолжает непроизвольно дергаться в судорогах от сегодняшнего развлечения.
Через пару дней приходит черед следующего дежурства совместно с тем новеньким хором.
Наш шутник заходит к воспитанникам, здоровается. Видит грусть и ожидание в ихних разноцветных глазах.
Потом принимает огорченный вид:
- Дорогие друзья, конкурс временно отменили из-за недостатка финансовых средств. Главк урезал финансирование Вавилону по причине затруднений. И наше мероприятие перенесли до лучших времен. Очень жаль, я к вам  привязался в творческом смысле. Тем более – будут бессмысленно пропадать ваши таланты сопрано, контральто и басы с тенорами и баритонами. Я поступком нашего главка буквально убит наповал…
Так он жалуется на судьбу еще некоторое время.
Настоящая живая слеза бежит по его щеке.
Тут все бросаются успокаивать своего личного дирижера. Им становится жалко – как может убиваться человек за свой коллектив и за имеющиеся в нем таланты.
А в соседнем кабинете товарищ офицер грустит по поводу отсутствия у себя таких замечательных артистических данных.



                5. Мужской театр.

А вот еще один милый рассказ о театральном мастерстве.
Он будет из жизни одной мужественной специальности. Из жизни водолазов. Они у нас тут всесторонне проживают, поражая население своей смелостью и зарплатой.
Ныряют на глубину и рядом с рыбами совершают разные там производственные операции по части ремонта Дурынды.
Также любят убирать соседний с ней подводный мусор…
С красными рожами выныривают оттуда. Отдуваются и отфыркиваются. Снимают маски, спецодежду и дышат настоящим окружающим воздухом. И в более родной человеческой среде снова радуются жизни и улыбаются подсобным товарищам.
Жизнь каждого из них застрахована на кругленькую сумму. Поскольку их болтает на тех глубинах как воробьев в ветреный день.
Все поголовно их уважают и практически любят.
В том числе окружающие дамы. Тем более – водолазы их хорошо угощают и после рассказывают случаи из подводной жизни, которыми те дамы ну просто завораживаются и сразу спешат отдаться в их мужественные руки…
И вот должна была состояться очередная вечеринка.
Тех самых водолазов с поклонницами ихнего водолазного таланта. Наметили дату, фактически сдали взносы и дамы уже готовят закуску.
Только у водолазов имеются жены. Которые совершенно не приветствуют подобные поступки мужей с посторонними соперницами. И они их не пускают на эти мероприятия.
А водолазы не хотят сидеть дома. И ищут современные способы – как сбежать на время из родного очага?
Вот что они однажды удумали у себя на работе с целью освободиться на ночь от семейных уз…
Вот представьте себе картину.
Водолаз после работы. Приходит усталый своей неземной походкой. Само собой – помыл руки, одел домашний костюм. И сразу же – за ужин.
Добродушным голосом жалуется жене на производственную жизнь:
- Сегодня перестарались на работе. То ныряли раз за разом, а после понадобилось срочно чинить инвентарь и подсобные механизмы. Я плюнул и ушел от сверхурочной работы, а партнеры из вспомогательных лиц остались там еще поковыряться. Хотят к завтрашнему дню закончить ремонт, чтобы не отменять плановых погружений…
Жена, само собой, тоже его добродушно обслуживает. Подкладывает котлетки и все такое прочее. Утешает по поводу производства, какой он герой…
Тогда он к ней обращается с пустяковой просьбой:
- Мне могут с этой сверхурочной работы позвонить или сразу приехать за мной на авто. Они там вряд ли без меня справятся с одним механизмом, поскольку не обладают нужной квалификацией. Ты их всех сразу же гони в шею. Скажи – завтра сделаю на свежую голову. А плановые ныряния подождут, да и я побольше побуду на поверхности земли. Словом – скажи, что я переутомился и добавь для полноты картины - имею легкий озноб. А я одеваю пижаму и побрел спать. Не топай и ходи здесь потише.
Такую инструкцию ей дал и завалился спать…
А жена стала передвигаться по дому на цыпочках.
Только в сумерках раздается дверной звонок. И супруга немедленно открывает дверь, видит – да, пришел коллега с водолазной службы.
И сразу начинает клянчить:
- Нам бы твоего Палыча на работу на пару часов. Не можем правильно шестеренки соединить, там так все сложно устроено. Где он у тебя? Начальство обещало головы всем поотрывать, если не сделаем. Одна надежда на твоего бесподобного супруга.
Жена там что-то начинает мямлить про его усталость и озноб.
Она совершенно не умеет выгонять людей в шею. Разводит руками и сообщает, что этот бесподобный мастер уже спит.
Только коллега не уходит. Мол, за моей миссией стоит весь трудовой коллектив и все премиальные. Уважение и почет со стороны руководства. Смежники, опять же.
Убедительно просит разбудить супруга…
И слабохарактерная женщина сдается, начинает трясти Палыча за плечо. Он, само собой, начинает ругаться. Выходить из спальни всем своим бочкообразным телом.
Представляете – стоит в пижаме. Глазки заплывшие, маленькие и недовольные.
И распаляется:
- Вы там все олухи, как вы мне надоели. Руки у вас растут черт знает откуда. Откуда вас таких понабрали в наш коллектив. Что там у вас опять произошло?.. Не можете собрать то, что разобрали? И у вас опять после сборки остаются лишние части? Вот дал же бог напарничков… Нет, не пойду я никуда, выкручивайтесь сами. Ну вас к черту…
Так он чертыхается довольно долго. Унижает своего коллегу и его неумелые руки. А тот беззвучно стоит и смотрит в пол, мнет свою кепку.
Тогда в дело вступает жена:
- Милый, ну что тебе стоит выручить товарищей. Сходи на пару часиков, помоги.
- Э нет, знаю я эту пару часиков. Там у них не у шубы рукав, все поразбросали. Того нет, сего нет. Прокопаешься с ними до утра…
- Ну и что, даже и до утра. Завтра выспишься. А за тебя поныряют твои товарищи. Иди – выручай товарищей, не впервой так вот тягают тебя. Ничего тебе не сделается.
Так они перепираются еще некоторое время.
А напарник непрерывно глядит в пол и смеется внутренним голосом.
Через десять минут супруга выталкивает их обоих за порог…
Еще через десять минут оба артиста заруливают в условленное место, где накрыт стол и хлопочут милые посторонние подружки. До утра идет такой незамысловатый типичный банкет людей среднего возраст. И наши герои прекрасно отдыхают от семейной жизни…
Утром  они расходятся по домам.
Наш Палыч усталой походкой вваливается домой.
Отказывается даже от завтрака, настолько устал на трудовом посту… 

            
                6.   Письмо министру Трутневу.

У нас одна из многочисленных родственниц трудится на почте.
Работает там каким-то почтовым работником. Перекладывает в стопочки письма, распродает открытки. Знает в лицо практически всех вавилонских жителей, поскольку постоянно вращается в этом людском водовороте и имеет цепкую женскую память.
Может вспомнить – кто когда чего на какой край страны писал и кому отправлял корреспонденцию. Даже – какие пейзажи обожает на почтовых открытках.
Словом, имеет человек такую способность запоминать совершенно ненужную лишнюю информацию о своих соседях и земляках.
Которой иногда делится с родственниками и подругами.
А раз – приносит нам как литератору письмо с той самой почты. Мол – изучайте любопытный, не дошедший по адресу и сейчас никому не нужный крик души. На нем не было точного московского адреса и его вернули с целью найти автора. Только на конверте не было и обратного адреса. Что было делать? Да легче всего – спрятать концы в воду. Но работники почты его на всякий случай прочли, перед тем как выбросить на помойку.
Оно было адресовано одному столичному министру средней руки. И мы, в силу своей любознательности, его прочли.
А тут как раз сочиняли этот вот роман.
И это письмо буквально стало проситься вставить его в нашу книжку.
Его, скорее всего, написали какие-то местные шутники и самородки без литературного образования.
Скорее всего – в нетрезвом состоянии.
Сидели, выпивали и выводили буквы. Смеялись.
Нам на ум сразу пришла еще одна картина – из живописного жанра. На ней изображены какие-то украинские мужчины в виде казаков, которые пишут письмо, если память нам не изменяет, какому-то турецкому султану той отдаленной эпохи. Такая оптимистическая веселая сценка, где все персонажи, находясь в воинственном алкогольном опьянении, хохочут и диктуют текст старательному и относительно трезвому писарю. Он усмехается и записывает ихние простонародные слова на бумагу.
А здешние шутники сочинили письмо не султану, а министру по фамилии Трутнев. Его имени и отчества они не знали, поскольку они им не были нужны. А фамилию, скорее всего, узнали из телепередачи и запомнили.
Тем более – она легко запоминается.
И у них был к тому министру некоторый интерес, поскольку он со своей оравой подчиненных перешел им всем дорогу. Тогда они запомнили его фамилию, и во время одной из вечеринок, распалившись, уселись и накатали ему письмецо.
Чтобы облегчить собственные души.
Помните, был такой писатель Чехов, к которому по ошибке попало одно письмо, написанное мальчонкой Ванькой Жуковым. Где тот малограмотный мальчик жаловался на свою городскую жизнь дедушке Константину Макаровичу и просил забрать его обратно в деревню. Поскольку не мог привыкнуть к ритму той городской жизни.
Так вот, тот начинающий писатель Чехов то письмо взял, поправил там текст да и опубликовал его под своей фамилией. Чем прибавил еще несколько крепких баллов к своему начальному литературному имени.
Так что мы сейчас тоже пойдем по его проторенному пути.
Опубликуем это послание. Вот оно.
Мы его тоже слегка поправили. Убрали некоторые чересчур сильные выражения или грубые словосочетания, правильно расставили точки и запятые. Их, тех грубых и нецензурных выражений, там много было. Десятки в таком коротком произведении.
« Здравствуй, батюшка московский министр Трутнев.
Вот пишем тебе письмо, здешние средней руки сибирские сограждане.
Хотим тебе пожаловаться на современность.
Нас тут в последние годы сильно обижают твои соратники и подчиненные чиновники, а также прочие сатрапы.
И, вместо вольной жизни на просторах Сибири, мы проживаем в новом тысячелетии в атмосфере глупости и рабства.
Перво-наперво, все равно поздравляем тебя с рождеством, хоть и имени-отчества твоего не знаем, а знакома нам одна только твоя короткая подозрительная фамилия.
Которая вполне соответствует руководителю твоего подчиненного министерства.
Ты там командуешь всеми лесами и полями в стране, поскольку являешься каким-то природным министром. Те ресурсы обязан стеречь и сохранять для потомков. Для чего нагородил кучу заповедных и охранных территорий. Насажал всюду своих прислужников и они за свою зарплату топчут и оскорбляют народ. Выслуживаются, кто как сможет.
Гоняют нас с лона природы и штрафуют. Хотя вреда от нас никакого твоим угодьям нет, поскольку сами хотим сохранить в первозданном виде то лоно и передать потомкам.
И нам теперь негде стало пойти и пошляться по той природе.
Вчерась, к примеру, собрались мы, по причине праздников, выйти в соседний лес – подышать воздухом. Взяли жен и потомков. Нагулялись и накувыркались на славу. Само собой – выпили и закусили.  Да имели неосторожность развести костер – для полноты праздника.
А тут на тот дым налетели твои подчиненные.
Давай на нас орать и составлять протоколы. Испортили настроение. Подорвали праздничный патриотизм и любовь к отчизне
Они наполовину живут с твоей казны, а другую половину денег собираю с населения. Им премия, говорят, идет с тех нарушений лесного режима. А всю землю вокруг они, с твоей помощью, сделали неприкасаемой и запретной.
И этих заповедников у нас тут развелось вокруг столько, что вздохнуть невозможно.
Хочешь прогуляться – сходи сначала к ним, запишись, да сдай денежный взнос. Потом, в назначенное время топай на прогулку.
И любую свободную и вольную сибирскую душу свербит и коробит от подобных процедур. И мы хотим тебя, природный министр, спросить – зачем создаешь нам тюремную обстановку? Зачем развел эту бюрократию и злобу?
Главное – ради чего?
Тут природы еще на тысячи лет хватит.
Ловите и вяжите руки настоящим браконьерам. А то мы всем окрестным населением вместе с ними одновременно попали в этот список.
Или летом – твои подчиненные любят устраивать для нас еще одну выволочку.
Мы тут любители плавать по воде, для чего присмотрели еще тридцать лет назад одну реку. Туда многие любители водных прогулок по течению рек со всей страны приезжали с целью прокатиться по ней на плотах, испытать сильные чувства. Ну и мы присоединились к ним со своими доморощенными средствами. И давай там прохлаждаться в брызгах и ловить рыбу.
Ту реку берегли, тем более – она в отдалении от цивилизации находится. Никакая человеческая шантрапа туда не заберется. Ни-ни мусор разводить. Все за собой сжигали. Соблюдали ту природную чистоту и гордились – какие мы правильные современные люди. Потомкам назидали – будьте здесь человеками.
Тридцать лет радовались своим отпускам на той воде. Потом трудились на производстве с патриотизмом, пылом и жаром. 
И вот, господин министр Трутнев, там теперь заповедник сделали. Подумали твои подчиненные – а чего это всякий народ бесплатно восторгается той красотой? Дышит тем воздухом? Ловит рыбу удочками для собственного угощения? Пусть-ка за все это платит денежки.
И состряпали все необходимые документы. А ты их подписал.
Ну, мы повздыхали. Деваться некуда, стали платить с улыбкой на лице. Работники у тебя вон какие строгие. Как нацепят на грудь всякие там бляхи и ордена…
А потом им тех денег показалось мало. И нашему местному воздушному флоту в количестве одной вертолетной единицы они закрыли воздушное пространство.
Объявили так:
- Отныне переводим всю эту заброску к реке на наши вездеходные автомобили. Теперь вы все те денежные потоки с вертолетной линии будете платить нам. В том же размере и количестве. Мы на эти средства будем развиваться в плане инфраструктуры и зарплаты.
И стали нас возить буквально по тайге. По ее колдобинам, камням и деревьям. Теперь мы приезжаем на реку усталые и больные от этой тряски. Ведь на той пассажирской перевозке много часов прыгаем на лавках и хватаемся друг за друга. Ударяемся о косяки. Смеемся – кто какие получил шишки. Держимся за больные позвоночники. Тяжело дышим.
Особенно спутницы из женского пола. Некоторые блюют, извините за выражение, прямо по ходу движения. Теряют на глазах свой романтический блеск и воздушный образ. Через это сильно страдают в моральном и женском плане. Частично становятся приземленными особами.
Кавалеры после всего такого долго налаживают с ними необходимый контакт.
А ведь ехали сюда за другим. За светлой мечтой.   
Также, того и гляди – опрокинемся.
            Или намертво застрянем в болоте.
Зато вечером, добравшись до реки, выпиваем за тебя, министр Трутнев. За твою заботу о человечестве. И вообще за современный гуманизм.
Только это еще не все.
Раньше, на вертолете-то, мы по течению реки садились где пониже. Там глубина воды уже допустимая, чтобы заняться плаванием на плотах. А теперь нас довозят только до мелкой воды. И теперь весь следующий день мы колбасимся по мелям. Тащим плоты на себе. Также рвем их днища, а после латаем все это дело. Простываем.  Материмся, опять же.
Словом, имеем снова весьма жалкий вид.
А вечером снова выпиваем за тебя, природный министр Трутнев. Снова за твою заботу о людях, за местный и столичный гуманизм.
И никакого ладу с твоими кадрами.
Просили их и умоляли – верните нам воздушное пространство. За некоторые даже суммы. И они согласны, вроде. Но за слишком уж крупные суммы.
А иначе, мол, наше авто к вашим услугам.
Так вот крутят и выкручивают нам руки.
Ведь мы уже не мальчики. Движемся к пенсионному возрасту. А нас трясут как груши на том дорожном таежном полотне.
Слушай, министр Трутнев, давай мы пригласим тебя там с нами прокатиться. Сначала на том авто, а потом и по реке. Возьми, для полноты картины, свою драгоценную супругу. Поглядим, какой у нее вестибулярный аппарат. Можешь перед той поездкой повращать ее для тренировки на какой-нибудь космической центрифуге, одолжи у знакомых космонавтов.
Место на плоту для вас найдем, ей-богу.

                Остаемся ваши поклонники вавилонцы.
                Еще раз пьем за вас, господин министр Трутнев.
 


   
                25. История фамилии. Часть 6.

Пора вернуться к родственникам.
Что-то мы по ним заскучали.
Вот уже вовсю шагает по планете вторая половина просвещенного двадцатого века. Полетели первые космические корабли. Страна, напомним, прекратила внутренние массовые войны с собственным населением.
У деда и бабушки началась удивительная спокойная жизнь с подросшими детьми и народившимися внуками.
Фотей, изведав вкуса некоторых простых рабочих профессий, затем наработавшись таежным проводником,  с 1958 года прочно прописался в здешней охотничьей артели, став со временем одним из ее лидеров и маяков.
Из своего розового детства мы помним такую картину.
Нас тогда только-только научили читать. У деда на стене в рамке висит Великолепная Позолоченная Почетная Грамота. И вот мы, взобравшись на стул, складываем слова: « Награждается Фотей Иванович Фунтиков, участник Выставки Достижений Народного Хозяйства за выдающиеся достижения …» и т.д.; дальнейший текст не запомнили по причине имевшегося малолетства.
Дед получал этот охотничий приз в Москве на той самой ВДНХ.
Кто из нынешнего поколения не знает – был такой уголок в столице, призванный славить рекорды и достижения того прошлого времени и той ушедшей эпохи. В совершенно различных народных отраслях хозяйства: космосе, овцеводстве, строительстве, нефтедобычи и так далее…Словом, что-то навроде сегодняшней книги рекордов Гиннеса, только рекорды сюда привозили самые настоящие и нужные народному хозяйству.
А не какие-то современные:  бесполезные и глупые.
Представляем такую картину: дед добыл за сезон что-то в районе сотни соболей, его выдвигают за тот его пушной промысел, заносят в список самых передовых передовиков. Потом всю ихнюю делегацию маяков собирают в Красноярске и поездом везут в Москву.
По дороге инструктируют – как себя вести.
Что делать, если ты потерялся на столичных улицах. Рисуют им на бумаге - как переходить московские автомагистрали.  Как держать марку сибирских ударников.
Привозят и селят в комфортабельной  гостинице. Опять же, показывают – как пользоваться сантехникой и душем. После возят по экскурсиям и выставкам; возможно – было посещение театра. Московские магазины для приобретения гостинцев.
Наконец – посещение той самой ВДНХ, где в разных павильонах размещены их полные имена и перечислены заслуги и статистика получившейся продукции.
           Потом – собрание для вручения грамот.
И наш практически неграмотный дед лихо выходит на московскую сцену и ему жмут руку. Благодарят за труд, желают новых свершений. Еще раз сообщают собравшимся о его таежных достижениях по собольему промыслу. Наконец, под шум аплодисментов дают ту самую Позолоченную Грамоту, которую потом будут изучать малолетние потомки.
Наш Фотей на ватных от волнения ногах спускается в зал и валится в кресло. Вытирает вспотевший лоб.
Он только что пережил личные медные трубы…
А далее, полагаем, имел место банкет для всех съехавшихся сюда лауреатов. Скорее всего, там дед тяпнул не одну рюмку и передохнул от всех этих официальных  церемоний. Душевно поговорил с соседними охотниками, рассказал – как он лично ставит капканы или работает с собаками. Звал к себе в гости.
Где-то через день поезд везет его и других передовиков обратно. Тут уже вполне освоившийся среди новых друзей Фотей Иванович, думаем, позволил себе и погулять на оставшиеся командировочные. Потом ему в Красноярске купили билеты до Абакана. Усадили в вагон и душевно попрощались с наказом ехать в трезвом виде, чтобы в сохранности довезти Грамоту.
Вот он заявляется домой, этаким столичным щеголем.
Бабушка плачет от гордости за супруга. Дети-подростки, которые еще не улетели в другие края, прыгают от радости. Первым делом – достаются московские гостинцы. Со дна чемодана  - фотографии с выставки вместе с Грамотой.
Вся семья моет руки и разглядывает подобные сокровища.
Само собой, к вечеру собираются родственники, кумовья, коллеги и начальство, на дедов отчет в форме среднего застолья.
Наверное, Фотей им сказал:
- И как  люди живут в этой самой Москве? Я неделю там просуществовал в форме туриста и успел основательно утомиться. Когда сел в обратный поезд, вздохнул с облегчением: еду в родной таежный край из вечного шума и гама. Все тебя в городе норовят толкнуть из-за твоей неуклюжести и неповоротливости. Я все сильно боялся заблудиться – ведь там затески на домах невозможно поставить. Горные вершины отсутствуют, по которым можно держать ориентир. Или взять то же самое метро – того и гляди на эскалаторе защимит ногу или в турникете защелкнет. Легче на медведя сходить, чем проехать по той подземной дороге. Опять же, дорогу в столице так просто не перебежишь. Машин – уйма и все одновременно едут с разных сторон и гудят на тебя. Как я безмерно рад, что вернулся к своей Аннушке и детям живой и невредимый…       
…Теперь надо описать дом, быт и вообще уклад того дедовского подворья.
  Сначала в нашем совсем юном детстве присутствовала его усадьба в виде домика на берегу реки Енисей. Тот самый огород с мифическими налимами приткнулся в аккурат к кромке воды. Было удобно поливать грядки той самой енисейской водой. Особенно в половодье, когда дополнительная вода  сама рвалась на данный участок.
А дом был, знаете ли, средней величины. Сени, затем вход в кухню, на которой привольно расположилась русская печь. Мы на той печи, бывало по двое-трое небольших человечков вполне успешно располагались, когда за столом происходили зимние гулянки. Летом такие мероприятия проводились под открытым небом. А зимой, особенно после прибытия хозяина из таежных командировок, Фотей Иванович и Анна Савватеевна за тем столом устраивали небольшой пир.
А мы питались бабушкиными коврижками и глазели на взрослую жизнь с печки, одновременно отогреваясь от многочасовых  зимних игр на снежных и ледяных пространствах. 
Затем, за кухней была расположена большая спальная комната. Но мы в нее забегали редко и она стояла в таком полупустынном стерильном виде. Шкаф работы деревенского столяра, комод в таком тяжелом архитектурном виде, пара кроватей из металла. Всюду – белые занавески, салфетки и покрывала, полосатые половики на полу. Окна, повернутые к востоку и югу.
На кухне в стену были намертво приделаны огромные маральи рога, на которые вешалась детская люлька. В ней укачивались на сон очередные мелкие внуки, что подбрасывались бабушке со стороны потомков.
Соседняя с домом территория была сплошь в окружении сараев, бани и монументальных ворот средневекового стиля. За воротами – непременный палисадник с деревенским цветником. Рядом, само собой – лавочка с целью посидеть с соседками для обмена новостями. Напротив и по леву руку – дома тех самых соседок.
Справа от усадьбы – свежий брусовой деревенский клуб, срубленный вечерами местными мужчинами. Тогда бурно наступали научно-технический прогресс и  культурная революция, в силу чего власти сказали населению:
- Если хотите смотреть шедевры всесоюзного и мирового кинематографа, то вот вам строительный материал. Берите пилы и топоры, рубите очаг культуры по типовому проекту со сценой, кинобудкой и зрительным залом.
Такое, представляете, было романтическое  время.
И по вечерней прохладе, придя с работы и управившись с домашним хозяйством, местные мужчины спешили уложить пару рядов того самого дарованного властями бруса. Вообще, в довольно короткий срок, создали этот культурный центр. А мы по малолетству им всячески помогали, поднося мох и убирая щепки. Просили поскорее завершить стройку.
Нам очень хотелось узнать – какое оно бывает, это самое кино. Поскольку совсем не имели понятия о таком всемирном увлечении.
Мы лично до сих пор помним премьеру в том клубе.
Хотя еще не ходили в школу в то отдаленное время. Но наша нетвердая память запомнила некоторые кусочки того деревенского праздника. А сейчас мы, опираясь на те малочисленные воспоминания, допишем своим воображением суть произошедшего.
Совершенно точно помним – стояло лето.
Все жители поголовно – одеты в чистые и выглаженные рубахи. Мужчины – побрились или расчесали бороды. Женщины покрасили губы имевшейся в то время губной помадой отечественного производства, нацепили сережки и колечки.
Вот привозят киномеханика  с его саквояжем, в котором  лежат банки с кинопленкой. Кто не знает, что за фигура киномеханик в то время, сравним его с сегодняшними примерно олигархами. Нет, представьте себе картину « Прибытие олигарха Н. в деревенскую глубинку»…Моментально стихшие разговоры. Вытянутые шеи, всеобщий трепет и уважение.
Тем более – его оторвали от высоких районных сфер…
Самые смелые сельчане помогают ему переносить пленку. С волнением и прочими предосторожностями. После покидают кинобудку, успев поглядеть на ее современное блистающее оборудование.
Сейчас начнется сеанс.
Население всю последнюю неделю только и обсуждало это событие. Конечно, большинство сельчан ранее посещали  подобные мероприятия  в других местах, тем не менее, в настоящий момент все буквально натянуты как струны. Гурьбой проходят и рассаживаются на лавки, сколоченные из оставшихся от строительства досок. Всюду запах свежей древесины и недавно побеленных известковых стен. Представитель властей со свеженькой сцены совсем коротенько поздравляет земляков с вводом объекта. Дополнительно обсуждается вопрос – можно ли курить в зрительном зале? Происходит такая веселая перепалка между мужским и женским сословиями. Решают – сегодня побыть культурными зрителями. Молодежь бесконечно шумит и флиртует на задних рядах. Им дают первые замечания, даже угрозы вывести на улицу…
Но вот гаснет свет в одинокой лампочке, висящей посредине потолка.
Начинается очередной этап культурной революции среди наших разнообразных земляков. Собственноручно, в свободное от работы время, повторяем, воздвигших  очаг культуры для приобщения к мировым ценностям…
После такого отхода от основной темы, вернемся во двор наших стариков.
Тут нам, их потомкам, было где развернуться. Во-первых, всевозможные чердаки с их функцией по хранению древних предметов, в которых было приятно порыться. Сеновал для летнего сна. Навес для дров, где попутно хранятся дедовские топоры, пилы, молотки и прочий интересный для мальчишек инструмент.
Мы весь этот набор таскали для своих игрушечных надобностей и частично теряли. Ну а после нас в довольно жесткой форме могли покритиковать за подобные поступки, но никогда не применяли физического насилия. Повсюду стояли в вертикальном виде удилища с леской, грузилами и крючками, манящие на реку.  Также висели недоступные для нашего возраста рыболовные сети, которые мы трогали, мечтая скорее подрасти, чтобы поехать на настоящий рыбный промысел. В отведенных местах жили собаки, поросята, коровы и еще небольшой отряд куриц.
Этих самых птиц мы опасались после одного нашего детского головотяпства.
После очередной рыбалки мы небрежно побросали удочки и побежали дальше по своим неотложным мальчишеским делам. На тех удочках имелись рыболовные крючки, а на них – червяки, которых нам было недосуг снять. И они там слегка шевелились в ожидании кончины.
Только их заметили бабушкины куры, которые промышляли поблизости, после чего с аппетитом проглотили этих насекомых вместе с крючками. Ну а далее состоялась веселая и бесполезная операция по извлечению крючков из внутренних органов тех самых бестолковых птиц. С участием многочисленных советчиков и ассистентов из числа соседей. Словом, весь данный переполох закончился монологом бабушки в наш адрес, а затем – куриным супом.
Или вот еще картинка из того розового детства.
Дед с отцом должны возвращаться с осеннего охотничьего промысла. Идут где-то первые числа ноября. В тайге улегся снег и пора выводить собак после осенней охоты, поскольку в дальнейшем будет только капканный стиль промысла на соболей.
И вот мы ожидаем охотников. Они должны приплыть по Енисею самосплавом на лодке. Лодочные моторы в то время были большой редкостью и роскошью. А тогдашние фамильные промысловые  угодья Фунтиковых располагались в кантегирской тайге на Аксояке, поэтому деду с отцом было сподручно оттуда приплывать таким вот великолепным попутным образом: сначала по разнообразному Кантегиру, затем оставалось рукой подать до дома по спокойному енисейскому фарватеру.
Обычно уже намечался ледостав, по воде начинала идти шуга.
Мы не вылезали с берега, стараясь первыми увидеть лодку…
 Наконец на водном горизонте появляется темное пятно, которое держит курс к дедовскому огороду. Тут нам приходится бросать все свои детские занятия и мчаться сообщать бабушке о прибытии мужа и сына. А потом скорее обратно на берег для встречи судна. Мы видим слегка обледенелые  лодку  и весла. Первыми на берег прыгают собаки и по-своему обнимают нас. А мы – их.
После бросаем взгляды на деда и отца, видим их бородатые веселые физиономии. Слышим родные голоса и у нас от непонятных детских родственных чувств сжимаются наши маленькие сердца и мы лезем к ним обниматься. Они пахнут своей таежной одеждой, табаком и чем-то еще. Выдернув лодку, неспешно закуривают и переводят боевой дух, поскольку прибыли домой после неслабого путешествия с порогами и льдинами.
Бабушка уже затопила баню и частит скорым шагом к своим мужикам. Утыкается в ихние грубые куртки, немножко пускает слезу…
Затем начинается процесс по разгрузке лодки: достаются ружья и мешок с пушниной, рюкзаки с одеждой и продуктами питания. В конце концов – выгружается бочка с соленым и уже подмороженным хариусом. Его там в Кантегире попутно начерпали за пару дней из зимовальных ям.
И это будет самая лучшая закуска на ближайшее время…
Действительно, несколько последующих дней уделялись закуске и выпивке. Или наоборот – выпивке и закуске. Такая существовала форма восстановления от таежного труда и быта.
Мы потом подробнее опишем подобный процесс.
В таком полутяжелом хмельном стиле пролетала последующая неделя. Затем, под давлением фамильных женщин этот разгул прекращался: надо было поправить хозяйство и снова собираться в поход на соболей. Уже на более длительный отрезок величиной в два-три месяца. И вскоре самолет, на котором имелись лыжи вместо колес, забрасывал местных охотников на Кантегирскую Заставу, где имелась посадочная полоса для небольшого « кукурузника». Оттуда все они разбредались уже на своих личных лыжах по своим пушным плантациям и избушкам.
Часть из них возвращалась по окончании промысла домой пешим ходом по льдам Кантегира и Енисея, а прочие собирались в условленный день на той же Заставе, куда раз-другой прилетал самолет и забирал всех этих безбилетных пассажиров. Обычно такое происходило в середине февраля.
Тогда соотношение мужского и женского населения в нашей деревне с названием, если помните, Голубая примерно выравнивалось. Начинался самый веселый ударный период деревенской жизни. В домах охотников устраивались такие, знаете ли, дни открытых дверей. Весь поселок практически уходил в сибирский загул на недельку-полторы.
Единичные трезвенники, проживающие здесь, становились людьми второго сорта, их временно вычеркивали из общества и совершенно не считали за людей.
Тут нам опять приходит на ум очередная картинка из того же розового детства - торжественный ужин по причине возвращения семейных охотников.
После бани все родственники, даже те, что не имеют охотничьего призвания, собираются вместе. Мы, в виде мелюзги,  толкемся у них под ногами, или сидим на той самой русской печке. Отпаренные в бане, побритые и подстриженные таежники в чистых рубахах с достоинством усажены за стол. Вокруг них снуют жены, золовки и невестки.
А прочий мужской народ сегодня как бы на второстепенных ролях – чувствует себя несколько ущербно рядом с этими таежными именинниками. Виновато чувствует себя по причине приземленности своих нынешних профессий. Тем более, сегодня все разговоры пойдут вокруг охотничьего призвания, вокруг особенностей нынешнего сезона.
Будут рассказаны некоторые забавные и даже глупые происшествия прошедшей таежной зимы. Или – как добыли очередного медведя…
Наконец, все расселись и взяли в руки по обычному стакану с водкой. На столе тесно от деревенской закуски. Дед, на правах хозяина и старшего в роду призывает всех выпить за прошедший охотничий сезон с его особенностями. Такой произносится короткий, немногословный тост в фамильном стиле, после чего публика лихо выпивает, крякает в качестве одобрения напитка и закусывает.
Женщины убедительно призывают мужчин основательнее поесть:
- Налегайте на закуску, чтобы  подольше продержаться за столом…
- Иначе наклюкаетесь раньше времени и испортите вечер…
- Тем более - нам опять вас, чертей, растаскивать по домам на своих женских плечах.
 Только такие доводы неубедительны; вместо этого достаются папиросы, сигареты и махорка.
В пространство плывет  веселый, густой табачный дым.
Слабые возражения женского окружения насчет двойной вредности курения в закрытых помещениях не принимаются во внимание. Таким вот образом переведя дух, мужчины продолжают свою выпивку. Потом они разбиваются на группы по интересам, в которых ведут отвлеченные друг от друга беседы.
Снова прикуривают и выпивают до полного изнеможения.
Часть из них транспортируется по домам при помощи детей и жен. Некоторые остаются ночевать прямо на полу.
На второй и последующие дни происходят подобные же сцены.
Все поголовно ходят друг к другу в гости, затем наносятся ответные визиты.
Мы еще помним такой факт из той стародавней жизни..
  У деда на противоположной стороне Енисея имелся ровесник, а также  друг по имени Паря Блямба. Его вообще-то звали дядя Саша Сухомятов, но по официальному имени его мало кто называл. У него вечно была такая присказка – « паря блямба» и вот она приросла к нему в качестве имени. Где он в свое время ее подцепил, никто не знает, но он ее безмерно полюбил и охотно пользовался где надо и где не надо. Так она стала его визитной карточкой и вторым именем. Мы еще в дальнейшем будем встречаться с тем дедовым другом.
У него имелся в хозяйстве конь и сани к нему.
Во время этих массовых гуляний данная тягловая единица запрягалась и гулякам было очень удобно переезжать на ней с визитами от одной домашней точки до другой. Весь персонал застолья запросто падал в сани и с песнями ехал по деревне. Или даже в соседние населенные пункты, ибо и там проживали коллеги-охотники.
В качестве приложения в экипаже имелась русская гармонь, на которой успешно управлялся все тот же Паря Блямба. Он вообще мог круглосуточно выпивать, выводить мелодии на своем музыкальном инструменте и еще дополнительно петь своим грубым и громким голосом, а также лихо и продолжительно плясать под русские ритмы. У него росла такая средних размеров борода и весь он был настоящим народным самородком с артистическими наклонностями, которыми, если помните, обладал и дед Фотей. Только наш дед приобрел успех в жанре шутника и рассказчика, а его друг прославился в музыкальном искусстве.
Словом, они вполне успешно дополняли друг друга и обожали вместе выпивать.
А зимой перемещаться в конном экипаже. 
Главное, подобным транспортом можно было вполне управлять в нетрезвом виде. Милиция совершенно игнорировала данный факт.
Вот такой местный фестиваль продолжался примерно дней шесть-десять.
Потом все брали себя в руки: надо было довести до товарного вида шкурки соболей, сдать их на склад промысловой артели. Да и дома имелись недостатки в хозяйстве, требующие некоторого мужского участия. Тем более – на горизонте намечался еще один подобный же хмельной праздник.
В месяце апреле, в первых его числах.
Руководством артели в этот срок проводилось такое официальное мероприятие – слет охотников. Почему оно так называлось, мы не знаем. По поводу  названия в деревне было много шуток и версий, но все они носили совершенно несерьезный, ненаучный характер.
Итак -  слет охотников.
Пушнина сдана, определились как маяки, так и отстающие звенья в коллективе. Сделан небольшой анализ, намечены перспективы. Обо всем таком проводился разговор с охотничьими кадрами.
В том самом клубе, строительство которого для вас вкратце было описано. На сцене – стол для президиума с красной скатертью. За него приглашают начальство, руководителей общественности и, само собой, маяков сезона. Там они рассаживаются с серьезными лицами. А в зале напротив – охотничья масса непринужденно закуривает, приготовясь выслушать доклад очередного директора.
Почему-то подолгу директорам там не работалось среди подобной творческой массы.
Доклад выслушивался с таким, знаете ли несерьезным вниманием. Прерывался шуточками охотничьих остряков. Небольшими перепирательствами. Хохотом.
Словом, мы бы не хотели быть ораторами перед той публикой.
После выступления – вручение грамот.
Со всей серьезностью проводится такая вот процедура. Поскольку охота – это же разновидность спорта, борьба  личностей. И грамота для охотника – та же медаль для спортсмена, призвание мастерства и заслуг. Для наивных земляков той поры - сильный момент в карьере. Кто едва не дотянул до этой бумажной награды – сильно страдал. Аутсайдеры промысла тоже переживали и давали себе клятвы – на следующий сезон прыгнуть выше головы с целью взять грамоту.
Затем на собрании проводился раздел на тему « разное» - вопросы и ответы в демократической форме. Те же шутники задавали тонкие вопросы насчет некоторых мелких несправедливостей в артели, которые ставили начальство в небольшой тупик. В итоге директор прекращал подобные дискуссии и закрывал собрание.
И все выходили проветриться  в магазин…
Потом два-три дня, в весеннюю и беззаботную для охотников пору, деревня  Голубая прочно гуляла.
Тем более – совершенно непринужденно формировались и переформировывались компании гуляк из-за теплого сезона. Когда можно было накрыть походный стол на лоне природы. На берегу Енисея.
А заночевать – где застанет ночь.
Мы, мальчишки, в то время зарабатывали свои первые трудовые деньги – собирали и сдавали бутылки после всех пикников, приучались к суровой прозе жизни…
Все вышеописанное происходило в середине шестидесятых годов прошлого века. Когда нам было несколько буквально лет.
Потом Фотей Иванович и Анна Савватеевна переехали в другой дом большего размера. Купили его за какие-то большие деревенские деньги. А прежний отдали одной из дочерей, вышедшей замуж. Мы по привычке любили забегать в тот старый дом, потому, что стоял он на берегу реки – рядом с нашими рыбацкими забавами.
Новый дом располагался в отдалении от Енисея – в трех минутах ходьбы. Зато его огород выходил уже к горе, которую мы и принялись осваивать в качестве игровой площадки.
Нам было раз плюнуть сбегать на нее несколько раз на дню.
В самой новой усадьбе было тоже немало интересного и загадочного. И мы охотно изучали ее внутренности: лазали по крышам, сараям, сеновалам. С археологической точки зрения перетрясали пыльные вещи, оставшиеся от прежних хозяев. Следили за старухой соседкой, считавшейся колдуньей. И многое-многое другое.
Здесь наши старики прожили двадцать лет.
А пока к деду подобрался предпенсионный возраст.
Тут мы уже многое отчетливо помним, поскольку уже заканчивали начальную школу. В частности, многие его чудачества, вытекающие из возраста и из разных там столкновений с научно-техническим прогрессом. Он трудно ладил со всякой современной техникой.
Ну вот, например, опишем случай – как он однажды брел по селу с работающей бензопилой.
За деревней у него имелся еще один дополнительный огород. И что-то там случилось с изгородью – срочно потребовалось напилить столбиков из подсобного материала, что валялся там рядышком.
Тогда ему дают бензопилу в готовом виде. Подробно рассказывают и показывают – как ее заводить и вообще пилить. Проводят пробные выступления. По ускоренной программе учат Фотея завести этот механизм и он благополучно все исполняет. Под аплодисменты учителей перепиливает учебный чурбак. Еще раз самостоятельно заводит пилу. Словом, демонстрирует полную подготовку для работы с несложным механизмом. Тогда ему говорят – « отлично», заливают полный бак бензина и отправляют в дорогу с пожеланиями ничего не перепутать.
Он идет и по дороге мысленно повторяет операции по приведению бензопилы в работающее состояние.
Пришел, сразу же лихо завел ее. Уверенно напилил столбиков. Жаль, что так быстро выполнен объем работ, он ведь только что вошел во вкус механизированного творчества.
Ну да ладно, пора идти домой, рассказать бабушке о  приобретении новой профессии.
Только он не может заглушить работающий механизм.
Эту простейшую операцию ему забыли показать.
В силу ее простоты и очевидности, скорее всего. И теперь он в растерянности, его логика бессильна найти решение в таком современном вопросе. Хотя в данном случае имелась масса вариантов остановить мотор. Но, повторим, Фотей Иванович был человеком старорежимного воспитания. Ему ближе к душе были лошади, а из железных механизмов он умело управлялся только с ружьем.
Напомним об его одном классе образования в каких-то отдаленных царских годах.
И он элементарно растерялся: осторожно берет работающую бензопилу в руки и начинает шагать в деревню. Наверное, надеясь встретить по дороге более умелого механика, который нажмет на нужную кнопку. Но, как назло, ни одна живая душа ему не попадается.
И в таком парадном виде наш дед вступает в деревню.
Идет по практически центральной улице к своему дому, повергая подобной музыкой в удивление окрестных старух и детишек. 
Под такую музыку он практически достигает дома. Где-то в тот момент в пиле сгорает последний бензин и она останавливает свою бессмысленную работу. Самостоятельно глохнет, иначе говоря.
Тогда Фотей кладет ее на землю, усталыми руками заворачивает самокрутку и закуривает.
А вечером все родственники, соседи и прочие земляки пересказывают друг другу эту милую легенду…         
       
 
                26. История фамилии. Часть 7.   
   
Сейчас мы оставим деда отдохнуть и перейдем к бабушке Анне Савватеевне.
А то она у нас вечно на каких-то вторых ролях, в тени своего полувеликого супруга. Между тем, ей тоже в жизни пришлось хлебнуть лиха, проявить смелость и расторопность.
Помните червонец, который спас деда в виде легкой взятки для охранников, отпустивших его из-под конвоя на все четыре стороны.
Тут самую главную роль сыграла молодая супруга Анна, сунувшая ему эту купюру. Хотя Фотей и отказывался, настаивая на своем наступившем казенном положении, где деньги не имеют значения.
Или путешествие на плоту по маршруту « Верхнеусинск – Голубая».
Другая бы от подобной идеи наотрез отказалась, могла бы сослаться на боязнь воды или на головную боль от качки. Сказала бы – на все воля божья, давай никуда не поплывем на таком ненадежном судне.
Но она сгребла детей и поддержала молодого смелого мужа.
  А вот еще сцена проводов на войну.
И возвращение в деревню, где надо выжить с четырьмя малыми детьми без всякой посторонней помощи. Вечная тревога за их отца, находящегося на передовой в тех страшных 41 и 42  годах.
Думаем – у бабушки была крепкая русская порода, которую пытались извести власти и отечественные органы в те далекие 30-ые годы.
А фамилия у той крепкой бабушкиной породы, если помните, была Кокоревы, с ударением на первом слоге.
Самое главное в бабушке было – ее незлобивость характера.
Мы тут напрягли было память и попытались вспомнить ее в рассерженном виде – и не смогли. Она всегда для нас была  ровная, хотя нас, внуков и внучек, вокруг нее водилась туча. И мы все были такие неспокойные и шумные дети. Скорее всего – от нас можно было слегка устать и занервничать, тем более человеку в немалом возрасте.
Наши деревенские сверстники, мы помним, слегка побаивались своих дедов и бабок. Иногда неделями опасались попадаться им на глаза после некоторых малолетних проступков. Иное дело у нас, тут мы росли в совершенной безопасности; даже после самых наших отчаянных и глупых происшествий смело заходили в усадьбу стариков.
Где все отношения были выстроены по бабушкиным уставам.
Она практически не умела ругаться, как будто была воспитана в графской семье. Так, слегка могла поворчать в форме недоуменных вопросов к нам. Мол, как вы, сорванцы, могли  сотворить подобное глупое дело? Она и деда приучила к подобной сдержанности. Или он ее в свое время.
Словом, они в вопросе подрастающего поколения занимали весьма сдержанные либеральные позиции и мы их совершенно не опасались ни при каких событиях, которые происходили в фамильной детской группе.
Это вот было самое главное восприятие бабушки как личности в том нашем розовом детстве.
Теперь мы возьмемся описывать ее внешний портрет.
Самое главное  – она всегда была в одной поре. Как мы ее стали помнить примерно со своих пяти лет, такой она и осталась на долгие-долгие годы. Почему-то всегда в легком платочке, завязанном на манер сегодняшних бандан. Небольшого росточка со средней скоростью всех движений. Это значит, что она ничего не делала быстро, но и ничего не делала слишком медленно. Такая была ровная неторопливая женщина в свои различные года жизни. Почему-то вечно носила передник для хозяйственных дел.
Она во всей своей биографии сроду не трудилась на производстве. Наверное, на нее даже не было заведено трудовой книжки. 
Ее работа была – семейное хозяйство.
Помните, как началось с семнадцати годков обслуживание собственных коров, так и продолжалось до самой глубокой старости.
Может, ее Фотей излишне берег и не допускал в посторонние коллективы, мы не знаем. Но Анна Савватеевна прожила такую внутреннюю семейную трудовую биографию. У нее в доме всегда был наведен порядок и чистота. Затем – всегда был готовый обед. Хлеб собственного изготовления и прочие коврижки. Во дворе и сараях – живность и домашняя птица, которым она была главный командир и кормилец. Дед ходил в вечно опрятном виде из-за ее любви к стирке.
Огород – на пример передового колхоза.
Ну и разные там занавесочки на окнах.
Вот так она копошилась в доме и вокруг него практически по две смены в сутки. И домашний корабль, благодаря тем двум сменам, спокойно рассекал время и имеющиеся житейские препятствия.
В молодости Анна Савватеевна была, предполагаем, такой голубоглазой шатенкой худенького телосложения, улыбчивой и плавной.
Думаем, что потом она стала хорошей тещей и свекровью в силу того, что не любила быть лидером, не любила вмешиваться в посторонние семьи и дела. Такая ее позиция, скорее всего, нравилась зятьям и невесткам и они все тепло к ней относились.
Деда она, конечно, иногда воспитывала. Ну там за разные прорехи в хозяйстве – куда же без них?
Или за случайную выпивку:
- Отец, ведь тебе уже … лет, а ты как молодой увлекаешься этим делом. У тебя вон взрослые дети и внуков полон двор. Хороший же ты им даешь воспитательный пример. Вырастут как ты – пьяницами.
Тут дед доказывал ей, что он не пьяница:
- Я просто встретил друга и для поддержания разговора нам необходимо было выпить… А потом к нам подошел еще один друг…
Такие примерно полушутливые диалоги они вели всю совместную жизнь.
Избегая всевозможных криков, сплошь и рядом происходящих в соседских и более отдаленных подворьях. А у них ничего подобного не наблюдалось кроме недоуменной легкой укоризны. Хотя, повторим, у деда имелись некоторые слабости и повсеместные друзья, от которых его иногда надо было отрывать и ставить  на землю.
Теперь мы расскажем об одном, допустим, летнем дне нашего примерно десятилетнего возраста.
В этот сезон бабушке ее потомками подбрасывались некоторые внуки с целью дать себе передохнуть от своих детей.
Часть из них прямо у нее и ночевала. Другая часть поутру подтягивалась сюда в форме дневного стационара. Возраст внуков колебался от десяти до трех лет. Вообще, это заведение кто-то однажды назвал – пансионат  Фунтиковых. Дед, конечно, в силу занятости на производстве и в тайге, меньше уделял нам внимания и заботы, чем бабушка.
Ей в большей мере приходилось тратить на нас свою энергию пожилого человека.
Вот восходит солнце и мы, местные потомки фамилии, просыпаемся.
Чего-то там завтракаем, затем шагаем на еще один  завтрак к Анне Саввватеевне. К ее булочкам и  сметане. Тем более – мы за ночь соскучились по двоюродным братьям и сестрам. Вот наша ватага уже уселась за стол и берет в руки кружки с молоком. Нам надо срочно составить план действий на сегодняшний день. Главным образом, он зависит от погодных условий: если намечается жара, то планируется десятичасовое пребывание на реке с перерывом на обед, а если будет идти дождь – то игры на крышах и в сараях. В  среднюю погоду – рыбалка или прогулки для развития организмов по соседним горам.
Бабушка прислушивается к нашим разговорам.
Ей надо нас слегка проинструктировать, чтобы никто из нас не утонул в Енисее, не сорвался бы со скалы. Не рубанул себе топором по ноге. Не попал под проезжающий автомобиль. И многое-многое другое.
Попутно говорит нам, старшим внукам, чтобы не забывали приглядывать за более младшими коллегами.
После такого инструктажа просит нас пособить ей в некоторых малых делах: принести дров, воды, сбегать в магазин… По утренней прохладе мы все это прекрасно делаем, немножко перепираясь между собой, и затем убегаем на волю. 
После нескольких часов деревенских детских развлечений, мы все в голодном состоянии прибегаем в бабушкину кухню.
Тут она слегка поворчит на живущих поблизости внуков по причине имеющихся у них родных очагов, в которые можно вполне успешно забежать в обеденный перерыв. Только мы подобные высказывания пропустим мимо ушей. Во-первых, здесь – коллектив, во-вторых, здесь – все вкуснее.
Затем снова убегаем на соседние речные или горные пространства.
Вечером норовим вернуться к бабушкиной кулинарии.
Но тут нас перехватывают вернувшиеся с работы собственные родители. Они буквально загоняют нас по домам на ужин. Ругают за нашу надоедливость относительно к старикам. Мол, мы их хотим загнать в гроб своей ордой. Умоляют нас гуманнее вести себя и поменьше находиться на том дедовском подворье.
Напоминают о возрасте Фотея Ивановича и Анны Савватеевны.
К тому же – вот есть некоторая работа в личном хозяйстве, на которую сейчас же направляют нас в качестве учеников. Только мы ее делаем с каким-то рабским равнодушием – не то, что у бабушки: вздыхаем и томимся. Нам хочется улизнуть в усадьбу к бабушке.
Мы завидуем своим братьям и сестрам, что размещены там на круглосуточное проживание.
Кое-как выполнив свое вечернее домашнее трудовое задание, мы в сумерках непременно еще сбегаем на тот двор…
И видим, как бабушка заводит тесто для завтрашних внуков.
Она улыбнется нам своей спокойной улыбкой, отмечая наш дополнительный вечерний визит…
Вот, собственно, и весь портрет Анны Савватеевны  Фунтиковой, матери шестерых детей, рожденных в сложные времена. Бабушки десятерых внуков и прабабушки семнадцати правнуков, носящих на сегодняшний момент самые разнообразные местные фамилии…
 
                27. Свалка.       
               
Вот сейчас на всех парах идет очередная смена формации в такой достаточно мягкой лицемерной форме.
Нам лет пятнадцать назад сказали:
- Давайте вернемся примерно в 1913 год. Продолжим развитие согласно законов мировой экономики. Во главу угла поставим частную собственность, пусть она приносит всему населению прирост и радость в жизни. Призываем всех потерпеть и дождаться плодов второго пришествия капитализма.
А мы лично за несколько лет до этой фразы закончили гуманитарный институт.
Где изучили попутно и разные науки о развитии общества. Рассматривали подробно ситуации всех мировых общественных формаций: как они зарождались и появлялись на свет, как себя чувствовали на ранних стадиях развития. Какими детскими болезнями болели в этот розовый период. Что с ними происходило потом – по мере развития. Как они вскорости начинали загнивать.
В каких агониях умирали…
Итак, нам сказали – даешь возврат в капитализм.
Тут наша память достала из уголков сознания некоторый пройденный учебный материал - факты из его всемирной истории. Мол, поначалу там имелось такое ужасное время, называемое периодом первоначального накопления, когда люди буквально вырывали друг у друга лакомые куски земли, воды, мелкой и крупной собственности, финансов и недр. Бесконечно и кровопролитно делили колонии. Морили голодом рабочую силу… Потом, через примерно сотню лет, вроде все успокоились после дележа той собственности. Тем более – некоторые достаточно накопили  всякого добра и стали, вроде бы, мягче душой, поскольку закрома у них стали чересчур переполнены. Тогда они стали давать окружающим жить: стали платить сносную зарплату той самой рабочей силе, частично отпустили колонии, начали строить университеты…
Наши знания нам это все воспроизвели.
Но мы им не поверили:
- Как же так? Не надо сравнивать сегодняшний день с тем отсталым, грубым и малопросвещенным девятнадцатым веком. Тем более - многие годы в стране мы шагали в одном строю к одной цели. За последние десятилетия основательно перековались насчет смысла жизни. Поголовно развили грамотность, много говорили про совесть и мораль. Называли друг друга словом « товарищ». Негативных фактов у нас в стране оставалось практически с гулькин нос. Нет, никак невозможен в нашей родине подобный исторический дикий капитализм. С нашим отечественным умом, образованием и опытом – возьмем все хорошее как с того уходящего развитого социализма, так и с нового наступающего строя. Мы сразу заживем как, к примеру, шведы, где господа капиталисты больше жалуются на жизнь, чем ихние подневольные работники. Нет, в настоящий просвещенный момент никак невозможно представить себе резкие метаморфозы по сильному ожесточению современных человеческих душ. Чтобы они с хрипом рвали эту самую собственность.
Это, повторим, мы так думали пятнадцать лет тому назад.
Когда нам было слегка за тридцать и мы были полными романтиками любого общественного строя, в которых искали только положительные стороны.
Как говорится – дышали, жили на позитиве и энтузиазме.
Только – нет.
Не получилось.
Человеческая порода взяла верх над тем общим умом, образованием и опытом.
Поэтому ныне мы отчасти переменились.
Несколько, было такое дело, загрубели душой. Потом одумались и разделили всю окрестную жизнь на две отдельных друг от друга половины.
Первая – наша собственная.
Трудовая, личная, семейная и прочая. Тут мы стараемся изо всех сил остаться на прежних позициях. Помните – некоторый позитив и некоторый энтузиазм.
Развели себе уйму разных занятий и увлечений. Примерно в количестве пятнадцати маленьких королевств.
Трудно, но управляемся.
Без прорех там не обходится, но что сделаешь. В которых королевствах их сильно много набирается, то мы те маленькие государства закрываем. Там, глядишь – на горизонте вырастает новое блистающее полузапланированное заведение и мы начинаем в него вкладывать часть имеющейся души. На правах его создателя и монарха.
Если случится нехватка материала для наших дальнейших книг – можно будет подробнее осветить эту личную находку в виде тех маленьких собственных государств. Описать их практически по порядку, поделиться своим неповторимым психотерапевтическим опытом.
Главное, в одних из них плохо – сразу переходишь править, жить и трудиться в другие. А в первых пусть пока ситуация выздоровеет. Или, повторим, их даже можно грубо вычеркнуть и закрыть.
 Плохо, когда у человека одно разъединственное, пусть и большое, королевство. Вот в нем все стало шататься – и совершенно некуда деться. Бери водку и заливай горе. Ударяйся в религию. Ругайся с окружающими.
Некоторые наши личные маленькие государства живут десятилетиями, другие – по нескольку лет. Самое главное – их с каждым годом не становится меньше. И еще один момент – мы совершенно не умеем подбирать в них заместителей, волочим все это дело на своих закаленных плечах. Сами там, скажем так, и президенты и министры и работники ручного труда.
Иногда устанем, но полежим денек на диване и снова бредем на очередной трон.
Вот в такой сказочной средневековой форме освещена наша конкретная собственная жизнь.
Теперь пару слов о второй сегодняшней посторонней жизни.
Даже можно сказать – о  потусторонней жизни. Которую мы созерцаем вокруг, стараясь не вмешиваться в нее, хотя иногда приходится - когда сильно допечет, то раз, примерно, в пару лет участвуем в некоторых ее процессах и даже можем погорячиться.
Не будем говорить о разных там высоких сферах: столицах,  правительствах и президентах. Тут у нас в таежном тупике хватает человеческого и фактического материала, от которых надо подальше держаться.
Которые вам уже частично преподнесены в части рассказов о новом времени.
Еще раз бросим взгляд на пятнадцать лет назад, когда нас попросили повернуть курс.
Многие из вавилонских руководящих работников возмутились:
- Помилуйте, господа. То говорили людям одно, а теперь получается другое. Мы остаемся на прежних позициях равенства и братства, а вы там творите, что хотите. Нам лучше умереть со старыми идеалами, чем превращаться в современных дельцов…
Им и так интересно на руководящей работе жилось - а тут неизвестно что. И вот давай поначалу  цепляться за прежние установки. К тому же, им хотелось перед народом держать марку:
- Мол, мы тут в таежном уголке все одним миром мазаны. Хотим, мол, быть вашими отцами на старых условиях. Любите, мол, нас и уважайте за такую принципиальную позицию.
Вполне мирная и понятная замечательная позиция.
И вот, повторим, прошло полтора десятка лет.
И мировые исторические процессы дикого капитализма промчались по Дурынде и ее окрестностям. Никакая таежная обособленность и никакие здешние принципиальные отцы не смягчили ударов по замене местного общественного строя.
Местная вавилонская семья, которой так гордились ее родители, распалась.
Тем более – тех прежних пап их новые столичные начальники потихоньку, с определенным почетом, отправили в отставку. А сюда прислали править новых модных директоров, знающих современные способы движения денежных масс. Которые расставили вокруг себя всевозможных личностей с природной грубостью и цинизмом в душе. И все вместе они тут внедряют новые формы жизни, прижившиеся уже в больших нечистых городах…
Так что - сейчас здесь имеется то, что получилось по всей стране - островки европейской жизни посредине моря из волн безнадежности.
Мы, повторяем, сами в ту потустороннюю жизнь особо не вникаем. Бережем фамильную личную независимость и нервную систему. Так, порой удивимся некоторым отечественным фактам, махнем на них рукой и с нас довольно:
- Да пошли вы все к черту…
А после соберемся и пойдем в баню. В тайгу. Или – плавать на плотах по одной здешней замечательной реке. Гулять с внучкой. Наводить порядок на даче. Ловить рыбу. Или еще куда…
Такими вот методами наводим себе в миролюбивое настроение.
Но нас вот что сильно поражает.
К примеру, на кого-то давит современный начальник из столицы. Заставляет проводить с окрестным населением непопулярные меры и эксперименты с целью ограбления отечественных окраин. И их приходится проводить.
Говорят - ради счастья будущих поколений.
Это все мы, конечно, понимаем. Если один откажется их исполнять – его мягко снимут и поставят другого. Так что ничего особо зазорного здесь нет по части выполнения вышестоящих указаний. Тем более – надо финансово помочь столице Родины с ее аппетитами.
Но бывает и местная самодеятельность.
В результате чего здешним ретивым начальством по собственной инициативе прищучивается здешний собственный народишко во всей его массе. Причем в разрезе как настоящих, так и будущих поколений. Парочку историй по такой теме мы где-то выше порассказали.
Но вот наружу просится еще одна.
Она будет о мусорной свалке местного происхождения. Как символе местного рвения.
Какой такой интересный рассказец о свалке можно сочинить? Мы не всю мировую литературу пока успели перечитать, поэтому точно не можем сказать – брался ли кто-нибудь за подобный безнадежный материал.
Возможно – сейчас мы начнем открывать новую тему в той самой мировой литературе…
Когда срочно начинали строить Гиганта и его подсобный населенный пункт, то сразу же появился сопутствующий человеку мусор. Ну там разные древесные и металлические стружки, консервные банки, старые башмаки, пустые бутылки…
Недолго думая – учредили свалку в ближайшем живописном логу.
Чтобы далеко не гонять мусоровозные машины.
Тем более – все ближние и дальние лога одинаково живописны и какой-то из них должен был пожертвовать собой. Так что в одном из них учредили подобное заведение и стали возить сюда всякую дрянь. Со временем стали здесь держать бульдозер согласно передовой технологии по складированию мусора. При нем – тракториста и сторожа.
За сорок лет накопили изрядную гору этого добра, мысленно завещав ее потомкам. Пусть, мол, те после найдут способы переработать ее своими будущими передовыми методами, извлекут оттуда цветные и черные металлы на вторичную переработку. А из остального, допустим, сделают полезные удобрения для сельского хозяйства.
Мимо свалки проходила туристская дорога на одну местную горную достопримечательность. Помните, туда все носили свои мраморные плиты здешние поклонники кубинских революционеров. Короче, та дорога вела на великолепный Торус, который сильно манит к себе любителей шляться по горам для различных упражнений и развлечений.
Мы сами туда в отдаленные недозрелые годы частенько бегали размяться. Иногда, чтобы скоротать километры, часть пути – до свалки – доезжали на попутных мусоровозных машинах. Их добродушные водители нас охотно подбирали на имеющиеся площадки для высыпания мусора. Скорее всего, они хотели донести до нас смысл своей романтической профессии:
- Дыши, молодежь, этими грубыми ароматами, через это старайся производить меньше отходов.
Мы же, перемещаясь  подобным образом, только слегка краснели перед нашими неприхотливыми попутными дамами, которым уступали лучшие стоячие места на той узкой площадке.
Так и жил подобный сопутствующий человечеству объект, вполне вписавшись в окрестную жизнь и в соседний ландшафт.
Пока не наступили новые времена.
Стали повсюду все делить и проводить границы. 
Оказалось, что имеющаяся при Вавилоне свалка географически расположена в соседнем  районе. А население, которое ее создало – в другом субъекте государства. Раньше на подобный факт всем было наплевать, а теперь соседние руководители увидели в этом некоторый смысл.
Стали рассуждать:
- Так, значит, наши исконные земли заваливаются бытовыми и строительными отходами. Между прочим, тот соседний Вавилон отнюдь не бедствует в финансовом смысле, промышляя на рынке электроэнергии. Мы же со своим крестьянством считаем в бюджете крохи. Теперь у нас есть возможность сдирать с сопредельной территории определенные суммы ежегодно. Пусть экономисты все это дело обсчитают и приготовят сюрприз соседнему субъекту.
Посчитали. Прослезились, больно маловата оказалась сумма, с нее не разживешься. Стали думать дальше:
- Нам надо, к примеру, установить здесь особую территорию. Типа заповедника, тогда стоимость всего подобного загрязнения значительно возрастет.
- С заповедником набегаешься. Одних бумаг вагон надо оформить. Дело растянется на годы. А если про это дело прознают на Дурынде, то включат свои высокие сферы в столице и задушат наше начинание. Давайте-ка поскорее сделаем здесь простой национальный парк, что-то по типу полузаповедника. Никаких столичных особых штучек тут не предвидится. Соберем вот свой районный парламент, проголосуем – и дело в шляпе. А после начнем выкручивать руки Вавилону и ихним местным мэрам.
- А что, тут можно все достаточно скоропостижно оформить. Давно пора приструнить  соседние племена. Тем более – ихнее население бродит по той нашей земле совершенно беззастенчиво, собирает всевозможные грибы и ягоды. Тоже пусть оформляет документы и платит взносы за подобные поступки.  Нам самим, может быть, не хватает тех самых грибов и ягод.
Затем на столе была расстелена  географическая карта. Карандашом набросаны границы будущего таежного парка и процесс пошел.
Собран районный парламент, который единодушно поднял руки.
Спустя некоторое время были пойманы первые нарушители того свежего режима.
Изъяты первые грибы и ягоды, составлены протоколы. Народ из Вавилона нервничал и протестовал, куда-то там писал письма.
Его опять, в который уже раз, Очередные Супостаты лишили очередного куска Родины.
Вообще, городок оказался в окружении запретных зон.
Прежние из них были придуманы дурындовским руководством. Теперь на подмогу им пришло руководство с соседней земли.
Пойти на пикник и то стало совершенно некуда.
Осталось все это обнести колючей проволокой. Только на нее не нашлось денег и это была определенная удача для местных жителей.
По поводу же свалки разгорелась более длительная и современная изощренная борьба. Здешние чиновники и вавилонцы, узнав о предъявленных счетах, заняли независимую позицию:
- Какие деньги, господа? Ну, была свалка, устроенная здесь в прежние независимые времена. Мы не намерены платить вам никаких денег. Владейте данными запасами, если они на вашей земле. Мы отрекаемся от подобного прокисшего богатства.
Им задают такой жесткий вопрос:
- А современный мусор? Куда вы теперь будете его складировать, ведь мы не пожалеем денег на то, чтобы выставить здесь охрану?
На что вавилонские начальники и здешние мэры в запальчивости ответили:
- А мы будем возить его на Городскую Центральную Свалку. Пусть это будет круг практически в сотню километров, но мы из принципа пойдем на подобное мероприятие. Население же с удовольствием оплатит дополнительно все отдаленные перевозки отходов до нового места. А вы – где сели на нас, там и слезете… На том и сьеште…
Разгорелась такая мелкая междоусобная борьба.
В стиле шекспировских сюжетов.
На свалке появилась настоящая строгая охрана. Только она была не совсем обычная. Не охраняла это добро, а запрещала привозить сюда новое.
Вообще, в современный момент, у нас охранников в отечестве развелось – пруд пруди. Пойдешь прогуляться – через каждую версту натыкаешься на стражу.
Половина работоспособных мужчин трудится и прозябает на разных там постах. Оденут на себя сонную физиономию и форму, а после пугают ребятишек своим грозным видом. Наиболее энергичные женщины тоже пристроены в те ряды. Они сильно обижаются, когда мимо них демонстративно с небрежной ухмылкой прошмыгивают на запретные зоны некоторые нахальные личности.
У всех, повторим, спецодежда в виде полувоенной форме.
Нам только жаль это сословие. Представляете – годы своей неповторимой единственной жизни простоять в одной позе.
А можно бы за те же годы что-нибудь создать в творческом или строительном плане. Написать симфонию. Срубить баню. Сочинить роман. Заасфальтировать проселок. Поехать возводить новую Дурынду. Стать землепашцем и фермером. Рыбаком или охотником. Пойти в педагоги…
А тут – проживай практически бесполезную трудовую жизнь да покрикивай на окружающую публику. Требуй пропуска.
По поводу множества тех пропусков скажем следующее.
Вот сидит на посту в некоторое гражданское учреждение охранник. Стережет обычную контору, не представляющую собой никакой военной или государственной важности.
Его туда поставили с целью подчеркнуть небывалую значимость этого местного мелкого заведения.
Такие у нас начальство любит заводить церемонии. Или любит охранять себя, свою драгоценную жизнь. Покой. Или еще что.
Мы не знаем.
И вот та стража не пускает человека, забежавшего туда по мелкому делу буквально на одну минуту. Требует пропуск. Или, на худой конец, удостоверение личности, чтобы записать того скоропостижного посетителя в журнал. Само собой – у того нет с собой никакого удостоверения, потому как люди в нашем околотке еще медленно привыкают к современным порядкам.
Назревает такой мелкий нездоровый конфликт по пустяшному вопросу. С обеих сторон задаются нелепые вопросы – зачем вы здесь нужны? Происходит небольшая полемика на тему современной жизни.
И стороны вполне натурально кипятятся. Доводят себя до состояния средней горячности. Машут руками. Топают ногами.
Мы что предлагаем.
Раз появились у нас в отечестве такие вот традиции и порядки, то человека надо к ним готовить и воспитывать. С самого раннего возраста.
Вот будущий гражданин шагает в детский сад. Пусть у него на шее болтается веселый такой, в розовую полосочку, пропуск в это детское учреждение. А позабыл – рысью беги домой за тем документом. Или позвони по карманному телефону бабушке – и она тебе его мигом доставит.
Потом – школа. Никаких тебе знаний, если позабыл или потерял школьный пропуск. Представляем – как будут радоваться всевозможные прогульщики и двоечники. Как часто станут терять те удостоверения.
Неплохо бы и в магазины ходить по документу. На почту. В городской транспорт пусть тоже всех не просто так пускают. В больницу: помираешь, но непременно прихвати с собой хоть профсоюзный билет. Идешь на прогулку в лес – имей пропуск. Само собой – в общественную баню и парилку неплохо бы сделать такой непромокаемый вариант. Пусть болтается на шее, когда станешь бить себя веником…
Тогда народ с малолетства привыкнет к новой жизни. К новому режиму. А то нашему поколению вон как тяжело перековаться…
Но вернемся  к нашей свалке.
К той мелкой борьбе вокруг нее.   
В результате которой не сумел выиграть никто, тем более -  вавилонские местные жители. Действительно, теперь им приходится расхлебывать эту кашу - платить дополнительную плату за отдаленную доставку мусора.
Словом, все утерлись и жизнь понеслась дальше.
Только это еще не весь рассказ. Дальше будет совсем небольшое продолжение про современную местную чистоту и экологию.
Мы, гуляя по оставшимся незагороженным окрестностям, стали замечать некоторые грубые картины.
Повсюду появились очаги свежего мусора, они буквально такой пестрой палитрой стали устилать местную придорожную и лесную территорию. Ноги постоянно наступали на какие-то мешки, наполненные гаражным и дачным барахлом. Взгляд вечно утыкался в предметы ширпотреба, отслужившие свой срок.
За год-другой после закрытия свалки все пригороды Вавилона превратились черт знает во что.
Раньше было как. У человека в дачном или гаражном хозяйстве накопился комплект мусора. Он сознательно клал его в мешок и личной автомашиной доставлял на бывшую свалку.
Совершал поступок, достойный аплодисментов.
А теперь его туда не пускают. Ему остается в таком раздраженном состоянии вышвырнуть личный хлам в любом живописном месте, на миг забыв о местном вавилонском патриотизме.
Пересилив в душе боль за чистоту пейзажа.
Не возить же мусор за сто километров на новый мусорный полигон.
Так наш чудесный и практически примерный в прежние времена по линии чистоты дурындовский городишко переходит  в гадкое и уродливое состояние. Из-за того, что на местном уровне было проявлено чрезмерное рвение в борьбе за финансовые средства.
Повторим, получился случай, когда проигравшими оказались абсолютно все персоны этого мероприятия. Включая поголовно все местное народонаселение. Также лоно окрестной природы.
Скажем очередное современное спасибо как нашим, так и соседним руководителям.
Какими эстетами будут расти потомки среди повсеместных груд окрестного мусора – покажет будущее.
А нам, будущим пенсионерам, надо привыкать к прогулкам по неубранной вавилонской природе.   



             
             28. Бедоносец. Случай номер один.

Вот говорят – бывают люди, с которыми лучше не связывать судьбу.
Вроде нормальный современный человек, но непременно накличет беду… Пойдешь с ним в кино – тебе в темном зале наступят на обе ноги. Сядешь попить пива – подавишься рыбной костью. Дорогу с ним вместе лучше не переходить даже в самом пустынном месте.
У нас лично была парочка подобных друзей.
После они уехали на жительство в соседние населенные пункты и наша жизнь стала безопасней. Мы теперь с ними только перезваниваемся по телефону безо всяких происшествий.
А тогда, в прежние годы – случалось всякое.
Пожалуй, парочку историй с участием одного горемычного человека стоит рассказать, они вполне впишутся в наш главный замысел по исследованию местных  хроник.
В несколько зрелом возрасте нам довелось познакомится с одним сверстником по имени Иннокентий.
Но его окружающие звали попроще – Кешей.
Он имел такой энергичный вид с живым лицом смуглого цвета. На лице – великолепный нос с небольшой горбинкой. Женщины им сильно интересовались и все такое прочее. Поскольку в нем  чувствовался определенный прилив сил и полноценная любовь.
Его трудовая биография развивалась сначала в школе, а потом – вообще в детском садике преподавателем каких-то облегченных предметов.
Иннокентий заодно был таким веселым  компанейским человеком с задорной улыбкой и умел влиться в любую интересную компанию. Из недостатков же имел только нашу общую черту – ему не хватало денег и приходилось вечно подрабатывать и искать себя в этом смысле.
 Практически не удавалось полноправно отдохнуть в отпуске.
  А тут, когда у него намечался очередной отпускной период, подвернулась наша мужская группа:
- Кеша, хватит тебе мытариться по бесконечным заработкам. Плюнь на них как мы и айда пошляемся по тайге.
Такое неосторожное предложение ему было сделано безо всяких задних мыслей.
А он беспечно согласился, поскольку мы в его глазах имели определенный авторитет:
- Конечно, я уже забыл вкус беспечного отдыха и с удовольствием на недельку  отдам себя в ваши ряды. Пора, знаете ли, позаботиться о душе, а то она у меня совсем зачерствела от затыкания финансовых дыр и непрерывной погони за рублем.  Берите меня скорее в любые таежные дали…
Скоро нас везут на попутной машине черт знает куда.
Мы решили на байдарке прокатиться по одной здешней достопримечательности, представляющей из себя горный поток по имени Чистая Река.  Набрали продуктов на неделю, спасательных жилетов и удочек с целью утолить рыбацкий голод. Где-то по телевизору показывали подобный вид мужского отдыха и было решено испытать себя в этом дерби. Тем более – у нас не было денег на прочие виды прохождения отпуска. А тут все по карману. Хватило даже на крючки, леску и водку; байдарка имелась, ее не надо было покупать.
Шел где-то 1992 год, стоял август месяц.
Первые маленькие моральные потрясения начались, когда автомобили свернули с асфальта. Мы, конечно, раньше ездили по лесным дорогам за грибами. Также за разными там, извините, ягодами. Даже любили это делать. А вот сейчас мы эти лесные дороги ну просто разлюбили и не любим их до сих пор. Потому что на них можно возмутительно застрять.
Но все это неинтересно. Скорее к Чистой Реке.
А пока всей ватагой доезжаем до подножия перевала. Спустя пару часов мы почти прыгаем от радости - нам не пришлось энергично с бурлацкими криками нести наш груз в большую и страшную гору. Он благополучно доехал туда на машине по имеющейся здесь тракторной дороге. И через это каждый из нас испытывает свое индивидуальное счастье. Мы даже ведем какие-то возбужденные потусторонние разговоры. Видим впереди в синей дымке ту будущую реку
Завтра мы пойдем туда гордой вереницей уже на своих упругих ногах.
А пока радостно и добродушно глядим в костер. Симпатичными голосами разговариваем с водителями победоносных автоколонн, все ими весело гордимся. Также сожалеем, что у нас нет этой настырной любви к железкам. Вообще плохо представляем себе внутреннее устройство мотора...
Наутро они шумно отъезжают в родные бетонные гаражи. Нас остается три речных экипажа. Почти весь день мы носим под гору наш бесчувственный груз. И к вечеру он весь на месте. Веселость не покидает нас. Мы видим невероятную красавицу Чистую Реку. И сразу в нее влюбляемся. Хотя знаем, что она покажет нам кузькину мать.
Из-за этого частично волнуемся,  разговариваем со своими внутренними голосами.
После достаем под громкие вздохи окружающих свою байдарку - единственное, что мы нашли для плавания. И быстренько ее собираем. На нее недоверчиво и грустно поглядывают наши бывалые попутчики. Мало чего там говорят, видимо, сдерживают в себе грубые восклицания. Ну, в общем, добродушно отворачиваются.
Наступает красивый вечер. Последний бессмысленный вечер в нашей прежней сухопутной жизни.
И в каком-то угаре мы спим...
Наступает тоже красивое утро новой эры. Нам выдаются предписания и прочие снисходительные советы. Ждать всех через пятнадцать километров на условленной стоянке. Потом пойдем рядом и будем испытывать коллективный восторг.
Наши попутчики словно бесчувственные подлецы отталкивают нас от берега.
Сами же остаются достраивать свой монументальный плот.
Первые сто метров реки мы покоряем легко. А затем, на первом же сутолочном поворотике самым глупым и неестественным образом переворачиваемся. Нам чересчур сильно хотелось одновременно оттолкнуться веслами от твердого берега и наши неумелые руки чересчур перестарались. Знамя нашего героического увлечения печально подмочено. Мы сосредоточенно стоим в течении реки и разговариваем. Нам ужасно весело. Вещи все целы. Они крепко увязаны. Торопливо выливаем воду из байдарки обратно в воду. Зрители на берегу опять же добродушно как бы ничего не видят.
И наш короткий испуг за свой авторитет быстро проходит.
Итак, увидев эту небольшую здешнюю кузькину мать, скрываемся за поворотом. Наше меланхолическое настроение, в силу живости наших темпераментов, опять растет. Целый километр мы плывем по прямому, как стрела, участку и созерцаем волшебные панорамы: смесь серых близких гор, зелень альпийских полей. Также гордое жаркое солнце.
Побыв размягченными эстетами, внезапно настораживаемся.
Впереди слышен какой-то вечный гул.
Нас о нем предупреждали. Поэтически советовали обойти это буйное место сухопутным берегом. Но мы туда все равно суемся, в этот порог.  И начинаем калечить байдарку на камнях, во множестве рассыпанных по водному бурному пространству. Опять рискуем романтически опрокинуться. Мы находимся в каком-то любительском азарте. Адреналин залил наши внутренние органы. Издаем разные там команды и крики.
У нас побледнели и покраснели лица.
Но вовремя видим всю безнадежность своей неумелой борьбы. В смятении чувств нам удается пристать к нужному берегу. Выгрузить все на сухую и теплую землю.
Все тяжело дышим - отдыхаем от своего водного увлечения.
Наш маленький коллектив из трех человек вспоминает суровые просьбы наших оставшихся попутчиков перенести наше неподобающее судно по берегу до конца этого смелого порога. Тем более, что оно пробито в нескольких местах. И вот мы за пару часов небрежно переносим свое мокрое имущество до нужной точки. Из нас брызжет бесконечная ирония к своему настоящему авторитету. И разные там прибаутки.
Одновременно мы испытываем внезапную зависть.
Которая была самой восторженной и чистой в наших складывающихся жизненных дорогах. Это обычно нехорошее чувство почему-то весьма однобоко описано в мировой литературе.
Мы видим большой резиновый плот с шестью членами экипажа. Мимо нас по Чистой Реке плывут тоже наши попутчики, но другие. Они были эти два дня как бы на отшибе. И вот они нас беспечно перегоняют. Их плот в прошлые дни представлял из себя большой резиновый сверток. Теперь он нахально раздут, затянут в яркие идеальные одежды. Неторопливо и грациозно ползет по речным камням как медуза. Он мягкий, но ничего не боится. Веселые люди в оранжевых жилетах совершенно непринужденно машут алюминиевыми веслами. А мы глядим на все это из-за кустов с обочины жизни. Как сказали какие-то там писатели: "Настоящая жизнь пролетела мимо, радостно трубя и сверкая лаковыми крыльями..." И, добавим - "как бы обдав клубами водяной пыли". Мы тут же даем себе настоящие клятвы, что станем такими же культурными сплавщиками. Что будут у нас такие же легендарные невертлявые плоты и умные весла. Веселые крики вместе с правильными громкими командами.
И все эти предчувствия нас потом не обманули.
Мы сами себе интеллигентно рассмеялись и понесли далее по тропе свое неподобающее судно. К концу порога уже превращаемся в людей, знающих что делать. Здесь некоторое время сосредоточенно отдыхаем и ремонтируемся. Спускаем свою вертихвостку байдарку на несколько успокоившуюся воду, частично меняем тактику путешествия. Один из нас, а именно Иннокентий,  бодро шагает по пустынному берегу. Он облегчает вес плывущего груза для пока еще мелкой воды.
И всей компанией сразу начинаем радоваться такому своему рациональному решению для передвижения по этой водной поверхности.
Так движемся некоторое время, одолеваем несколько принципиальных километров. Но близится вечер нынешнего причудливого дня. К тому же у нас опять появились растяпистые поломки в судне. Нам надо все хорошо обдумать, успокоиться. Подкрепиться продуктами.
Мы устраиваем заслуженный лагерь из одной неказистой палатки.
И еще уютного костра, у которого долго сидим. Немного выпиваем. Происходит разбор дневных полетов. Выясняются наши глупости. За всем этим мы отдыхаем. А ночью взволнованно спим...
После такой взволнованной ночи просыпаемся. Рассеянно вспоминаем, что надо плыть дальше еще несколько самодеятельных километров. А там ждать основную команду.
Чтобы поступить под их идеальное командование.
Мы не очень торопимся. Ходим пока сухие по уютному лагерю и ждем, когда от взошедшего солнца нагреется окружающая среда.
Потом продолжаем наше речное дерби. Плывем по Чистой Реке.
Бодрый Кеша опять быстрым ходом шагает по берегу. Мы временами поджидаем этого своего неутомимого сотрудника. И уже не так опасаемся безостановочного бега воды. Проплываем мимо лагеря обошедшего нас вчера ударного экипажа с большого плота. Машем им рукой.
Дескать, у нас идет полное налаживание стиля.
Не переживайте, товарищи вы дорогие. Они поддерживают наш неустойчивый оптимизм. И все-таки с некоторым содроганием глядят на  транспортное средство, которое находится под нами. Тем более, что им жаль нашего пешего коллеги.
Ведь пешком можно набродиться и дома. В обычной жизни.
После этих обоюдных шуток  расстаемся.
И мы радостно идем навстречу новым потрясениям.
Вскоре устраиваем себе обед. Среди нас есть один хороший ловец рыбьих существ. Будем называть его Рыбаком с большой буквы. Он хорошо ту самую рыбу обманывает и ловит. Выводит из чистой воды на берег прямо к кастрюле. А погода пока просто празднично солнечная. И мы полунагие среди этой природной чистоты. Наш дилетантский коллектив опять радуется такой вот товарищеской жизни. За пышным рыбным столом.
Мы еще не знаем, что судоходной части нашего путешествия скоро будет конец. А пока нам кажется, что это только начало.
Скоро добираемся до условленного места. Где будем ждать троих своих речных педагогов и где отдадим в их экипаж одного из нас. А место это состоит из некоторого количества скромных домиков. Их построили современные геологи - они здесь чего-то искали и попутно строили рядом с рекой небольшие и неказистые жилища.
Мы надеемся под их крышами перевести свой боевой дух.
Наш неутомимый Рыбак тотчас уходит в свою экспедицию. Он тоскует по большим рыбным запасам. Этот наш трудолюбивый партнер готов как бы безостановочно махать своей удочкой. И в таком рыбацком увлечении он для нас безусловный авторитет. Он просто мелко трясется при виде рыбы и мы его отпускаем к живущим здесь рыбьим единицам.
А сами беремся за ремонт нашего неподобающего средства сплава, клеим на него разноцветные стремительные заплаты. Опять же топим местную маленькую скорбную баньку. Разводим разную там таежную кулинарию.
Причем на все эти занятия надвигается глупая бессмысленная гроза и беспощадный ливень. В разгар этого ливня рассеянно возвращается наш Рыбак со своей рыбой. Мы коротаем этот вечер с его усиленным дождем, который не страшен нам по причине имеющейся у нас над головой крыши.
Каждый из нас великолепно засыпает под шум ночного сурового дождя.
Наступает серый ненастный рассвет.
Вдруг обнаруживается, что один из нас заболел. Тот самый наш бродяга Кеша, что еще вчера бодро шагал по берегу. У него открылись боли в правом нижнем боку.
Внутренние органы зачем-то издают ненужную боль, тем более в отдаленном от современной медицины месте.
Тотчас устраивается совещание.
Медицинский консилиум у ложа заболевшего товарища.
Мы не особенно сильны в этой самой медицине. Вообще как-то редко болели, в силу чего медицина нам не особенно была нужна. И мы ее плохо изучали.
И по этому предмету нам ставили, в основном, отметки тройки.
Коллективно ставим один из самых знакомых нам диагнозов. Решаем выводить этого больного сослуживца обратно на дорогу, где есть какие-никакие лесорубы со своими автотранспортными средствами, на которых его можно лихо доставить в медицинский пункт.
Одного из нас – Рыбака - мы оставляем здесь до подхода основных сил. Он продолжит свой водный путь. И по нему привезет домой наше любительское имущество. Правда, разобрав нашу байдарку и загрузив ее на основной плот. На котором благополучно прибудет к финишу этой Реки.
Мы же вдвоем с пораженным болезнью другом понемногу уныло пойдем назад налегке. Тем более, что мы хорошие ходоки. Тем более, что умеем хорошо ориентироваться на местности. И больной товарищ Иннокентий вроде как может передвигаться легким шагом. А пока, не теряя времени, закрываем свое утреннее совещание.
Спешим выйти под непрерывный дождь в свою малоинтересную дорогу.
Вдвоем мы утешаем себя тем, что это тоже будет памятное приключение, о котором с любопытством будут слушать потомки и женщины.
Через некоторое время натыкаемся на наш основной экипаж. Он крепко спит в палатке,  поскольку еще раннее утро и дождь. И мы рассказываем нашим учителям о своей горькой судьбе. Они одобряют наши решительные поступки, притом оказывают нам финансовую помощь, которая у них почему-то имеется.
Поскольку мы возвращаемся в цивилизацию, где деньги имеют некоторое значение.
И наша мелкая группа продолжает свой обратный путь. Вброд преодолевает притоки Чистой Реки. Которые от обилия бесконечной дождевой воды стали ну просто бешеными. 
Хотя еще вчера выглядели весьма средними водными путями.
На одном из них нас едва не опрокинуло и не унесло в главное русло.
В нарастающем сумеречном экстазе мы рефлекторно движемся вперед. Какие-то случайно встретившиеся сограждане напоили нас чаем. Погрели наши озябшие мокрые тела с гусиной кожей у своего костра.
Мы снова идем и узнаем разнообразные места, мимо которых путешествовали в прошедшие ближайшие дни.
Не предвещавшие ничего такого.
Хотя понемногу и устаем, но также поступательно движемся по таежным тропинкам. Картины этого передвижения смутно стоят у нас в воображении.
И вот, похоже из последних сил, выползаем на перевал, где недавно отчасти пировали с нашими шоферами. А рядом стояли их замечательные автомобили, которых нам сейчас очень недостает.
Наше возвращение уже длится восемь непрерывных часов. Зато теперь все время под гору. 
Замерзшими усталыми руками нам удается развести костер. Открыть консервную банку. Отдышаться. И в этот замечательный момент внезапно прекращается дождь. Он останавливает свой бессмысленный бег.
Рождается легкий ветерок. который разгоняет тяжелые тучи.
Мы видим, что мир прекрасен.
Несмотря на боли в правом нижнем боку у моего терпеливого друга. Тем более, что самая трудная часть пути уже проделана. Наша парочка даже любуется с высокого романтического перевала открывшимися сибирскими просторами. Такое созерцание дает лучшую терапию моему мужественному коллеге. Мы буквально скатываемся с этой большой горы и бодро-безучастно шагаем еще несколько медленных часов.
Выходим на таежную летнюю дорогу. В надежде, что нас подвезут.
Но ни одного лесного транспортного средства нам не встречается. Сегодня, оказывается, суббота - выходной, так сказать, день. Все лесорубы покинули свои любимые леса. Вот почему на дороге пустынно, это нас очень огорчает.
Мы снова продолжаем двигаться на своих усталых ногах.
Наш маленький, полубольной, но просто какой-то чемпионский коллектив одолел за этот хлопотливый день что-то в районе пятидесяти разнообразных километров.
Около десяти часов вечера мы с Иннокентием скромно ужинаем и замертво засыпаем под открытым звездным небом. И ночью продолжаем свое яростное движение. Нам снится планомерное переставление наших ног, обутых в резиновые сапоги.
Хотя наши тела поразительно крепко спят.
Причем утром на стонущих ногах продолжаем свой скромный путь. К обеду выходим на черную асфальтовую магистраль к бегающим туда-сюда машинам.
Вскоре нас подвозят до первого попавшегося среднего населенного пункта.
Но мой больной товарищ просит не оставлять его здесь.
Просит ехать домой. Ему дома в больничной палате будет легче болеть, чем в малознакомом населенном пункте. И на разных там перекладных наша маленькая команда к ночи добирается до своих домашних очагов. Мы повергаем в удивление своих жен и детей. Также всех окружающих.
А наш дилетантский диагноз не подтвердился. Он оказался лучше, чем мы определили. Так что наш полубольной друг Кеша скоро стал здоров.
И совершенно готов к новым дорогам.
Вскорости наш третий гребец вернулся тоже живой и невредимый. Он лихо покорил эту Чистую Реку на плоту с упоминавшимися грамотными попутчиками. Благородно угостил нас своими рыбными трофеями. Сообща мы выслушали рассказы о приключениях друг друга.
И над многим весело рассмеялись.
 

    29. Бедоносец. Случай номер два.

Второй случай будет похлеще первого.
И мы безмерно рады, что он произошел без нашего участия.
Поскольку там потребовалось практически полухирургическая операция, на которую у нас могло не хватить духу или смекалки. А тех людей, проведших ее, мы с тех пор, как услышали эту жуткую историю, сильно зауважали.
Вот так – рядом с вами живут люди.
А потом оказывается – медицинские самородки и герои.
Несмотря на свой негероический внешний вид: имеют чересчур полноватую фигуру и через это - некоторые замедленные движения, тяжеловатое дыхание и  степенную походку. Тем не менее, совершают подвиг по спасению человека,  того же самого Иннокентия.
Опять же – действие разворачивается в тайге, где нет медицинских работников с ихними умелыми руками, подсобными инструментами и точными лекарствами.
Сейчас мы по порядку начнем преподносить вам случившееся мероприятие.
Может быть, о нем из нашего рассказа узнают высокие лица, которые выдают ордена. Тогда они вполне естественно растрогаются и издадут соответствующий Указ о награждении. Мы бы и сами выдали ордена, но не имеем на то  никаких полномочий. Зато сможем сию минуту прославить этих незаметных с виду граждан, проживающих тут неподалеку.
Одного из них зовут Владимир, а второго – Василий. Мы с первым из них как-то куковали в нашем маленьком провинциальном аэропорту, дожидались вертолета с целью забросить доски на очередное свое таежное строительство. Там у нас шла постройка полупросторного домика для проживания в будущем времени, когда  дозреем до легкого отшельнического образа жизни.
Значит, кто-то из нас упомянул имя Иннокентий, поскольку он был нашим общим другом и знакомым.
Другой из нас сказал:
-Я бы с ним в одном  вертолете не полетел…
- Я бы тоже…
Тут мы взаимно стали уточнять причины подобного пессимизма. И весело провели время ожидания рейса путем обоюдных рассказов о личности общего друга.
Наш рассказ уже приведен выше, а следующий пойдет ниже.
Там сюжет развивался по тому же сценарию.
Охотники в душе – Владимир и Василий – как-то засобирались в тайгу посетить свои угодья и избушки. Буквально на несколько дней. Зарядили патроны, насушили сухарей, прикупили других продуктов.
И зачем-то позвали с собой Иннокентия.
Наверное, им требовался такой веселый дополнительный попутчик по причине того, что они оба были слегка молчаливыми личностями и скучали вдвоем.
 А Кеша зачем-то быстро и бесповоротно согласился, тоже накидал в рюкзак сухариков и тушенки, приоделся по таежному и сказал – « я готов».
И они втроем в самом радужном настроении отбыли из поселка.
Стояла такая ранняя осень с повсеместной позолотой на всех окрестных лесных массивах.
Ничто не предвещало худого развития событий.
Представляем, какая поэзия развернулась в душах этой троицы. Катер несет их по водной глади. Где-то дома остались  жены и  производство. Впереди – романтические прогулки по горным просторам. Удивительные пейзажи и меткие выстрелы. После чего – костер. Ужин под дичь... Разговоры о высоких материях и охотничьих случаях…
Скоро, к вечеру, их экспедиция добирается до избушки.
Там они сначала хозяйствуют, чистят и метут помещение. Туда за лето соседние зверьки натаскали множество травы в качестве будущего сена, которым они любят питаться долгими зимними неделями. И почему-то для заготовки той травы они не находят места краше, чем человеческие строения с крышей.  Ее там не мочит дождем и сено получается высшего качества. Такая картина сплошь и рядом бывает после летних каникул во многих таежных жилищах.
Вы потом поймете – почему мы так остановились на тех зверьках с ихними продуктовыми запасами.
Один из охотников, Василий, отправился выставить некоторые ловушки для добычи мясной продукции.
Потом, уже в сумерках, усталая троица садится за ужин. Они сегодня неслабо тащились во всевозможные горы и пригорки, зато теперь у них впереди практически неделя прогулок налегке в поиске охотничьих трофеев. Обсуждаются планы на следующие дни. Само собой – звучат шутки и смех. Аппетит – что надо за этим таежным столом. Водка и родниковый чай. Особо вкусные сигареты около костра. Вокруг в небо уставились высоченные кедры, похожие на космические корабли…Окрестный кислород кружит голову.
Словом, картина, достойная кисти Перова.
Пора укладываться спать с целью завтра встать свежими для состязаний с диким зверем. И вот все действительно спят…
Вдруг, среди ночи, Володя почему-то просыпается от совершенно неясной тревоги. Видит – почему-то за столом в бессонном состоянии сидит Кеша.
Естественно, задается вопрос:
- Ты почему не спишь?
- Не сплю, потому что неважно себя чувствую. Какая-то незнакомая тяжесть навалилась и гложет меня.
Тут зажигается свет.
И оба охотника в ужасе вздрагивают и испуганно ахают.
На них смотрит совершенно полунезнакомый человек - то ли Иннокентий, то ли нет? Конечно, это он, только его лицо приняло другие черты. Оно приняло форму шара. Его почему-то разбарабанило со страшной силой. Тем более – все оно приняло лиловый оттенок. Словом, это не лицо друга, а черт знает что: узкие глазки вместо выпуклых, толстые щеки вместо впалых, хриплое дыхание.
Опять получается медицинский консилиум, ищутся причины подобной метаморфозы.
Наконец, выбрано правильное оправдание сегодняшнего превращения Кеши в  такую ужасную сказочную личность. Это те самые местные мелкие твари, что натаскали в избушку сочной травы с целью подсушить ее до состояния сена. От обилия тех душистых запахов вполне может появиться аллергия.
И вот она появилась в такой причудливой форме у нынешнего гостя.
Мы сами в жизни не испытывали подобной болезни, поэтому не станем ее подробней описывать. У нас она изредка только высыпет в форме аллергии к некоторым личностям, но мы не даем ей разрастаться.
Начинаем держаться подальше от тех личностей и болезнь самостоятельно проходит.
 Теперь охотникам осталось наметить пути лечения. Иннокентия выталкивают из избушки на природу, чтобы травяные ароматы не довели его до судорог. Надеясь: вот сейчас он отдышится на свежем воздухе и его внешность начнет приходить в норму.
Только было поздно - процесс набрал необратимую силу.
Бог с ней, с внешностью, но только больной стал буквально задыхаться. Его воздушные пути перекрывало нарастающей внутренней опухолью. Он скоропостижно слабел на глазах, попутно увеличиваясь и превращаясь в студенистое получеловеческое тело.
Пуговицы и одежда трещали на нем, сапоги начинали давить ноги.
Нет, представьте себе картину.
Глухая ночь в отдаленной тайге. А рядом такой нездоровый портрет товарища. Никакой медицины на сто верст вокруг.
Тут затоскуешь и заскулишь.
Надо скорее возвращаться в люди.
После недолгих сборов экспедиция отправляется в обратный путь. Надо дойти до водохранилища, а там надеяться на попутные катер или лодку. 
Хорошо хоть, что дорога в виде тропинки идет под гору, несколько облегчается процесс волочить бесформенного друга. А если бы в гору – тогда точно труба: ложись да помирай. А так ничего – идти можно.
Под эти хрипы и стоны…
В течение нескольких часов.
Повторим – оба, как Владимир, так и Василий были сами по себе тяжеловесные и габаритные персонажи весом по центнеру с лишком и они уже сами давно жили с одышкой. С выносливостью у них, наверняка, имелись проблемы.
Им, одним словом, досталось по полной катушке на той утренней прогулке.
Кое-как они добрели до водной магистрали, дотащив до нее и своего пациента, у которого временами перекрывался кислород; тогда им приходилось его оживлять разными там методами, вплоть до искусственного дыхания. Когда он начинал самостоятельно дышать, то это была лучшая награда для обоих охотников.
Тогда у них появлялась лучезарная надежда на то, что они еще не раз пригласят Иннокентия в тайгу прогуляться за зверем.
И вот из последних фактически сил наша троица добрела до домика на плоту, что имелся поблизости. Тут они слегка насладились небольшим отдыхом в виде перекура и стали ожидать попуток, которые могли  появиться как довольно скоро, так могли и вообще не появиться в течение нескольких дней. Поскольку та водная акватория находилась в стороне от оживленных путей сообщения.
Состояние же больного продолжало оставаться нестабильным.
Внезапно у него произошли конвульсивные движения и он потерял последние остатки своего и без того замутненного сознания, попутно перестав дышать. Прежние искусственные методы по доставке кислорода внутрь организма не помогали. Опухоли достигли критических размеров и окончательно затянули удавку на шее.  Вот у Кеши уже стали угасать и прочие жизненные функции.
Возможно, он уже заглядывал в какое-то другое безжизненное состояние…
И тут Владимир и Василий проявили себя как настоящие хирурги. Возможно, в годы юности им надо было пойти по медицинской части и стать медицинскими светилами.
Они увидели – валяется такой черный резиновый шланг. Скорее всего, через него перекачивали и переливали бензин из одной емкости в другую. А сейчас он лежит без надобности под ногами. И это счастье, что его никто не прибрал в более укромное местечко. Тогда руководитель экспедиции Володя хватает тот черный бензиновый шланг и начинает пропихивать его  через рот Иннокентия  ближе к внутренним органам. Молясь только об одном – попасть в нужные каналы.
Подробности данной процедуры мы опустим, чтобы не расстраивать слабохарактерных дам и прочих бледнолицых субъектов.
После Володя несколько раз бережно надувает легкие Кеши своим дыханием, как надувают футбольные мячи. Через минуту замечает – пациент начинает дышать самостоятельно через тот  замечательный шланг. И  состояние товарища начинает улучшаться. Он даже пытается открыть глаза, шевелить пальцами.
Наступает такая слегка оптимистическая картина по возвращению к жизни…
Так он дышит некоторое время и приходит в себя. Теперь вопрос – что делать со шлангом. Его уже вполне можно извлечь, но страшно – а вдруг в следующий раз не удастся направить его в нужном направлении.
Там у человека так все сложно устроено.
Не мудрено и промахнуться, тем более – не имея медицинского образования и практики. Как бы вы поступили в данном противоречивом случае?..
Мы там не расспрашивали точно, но тот инородный предмет был спустя какое-то время извлечен из горла потерпевшего. На всякий случай положен на видное место. Охотники, видя, что больной вполне успешно втягивает в себя воздух, вытерли пот и перекурили. Снова стали прислушиваться ко всяким местным шумам, надеясь уловить звук мотора.
Непрерывно сидели у ложа, на котором отдыхал их неудачный друг.
Вскоре им частично повезло. В нужном направлении движется моторка. Они машут и кричат, стреляют из ружья. Водитель лодки явно заметил их, но равнодушно плывет мимо. Они еще раз стреляют в воздух, а тот бесчувственный лодочник и не думает поворачивать в их сторону. Он уже начинает отдаляться в нужном ему направлении. И тут нервы не выдерживают у нашего героического Володи.
Конечно, мы такое способны понять.
Тут лежит в бесформенном виде твой друг, только что попробовавший вкус потусторонней жизни, которого надо скоропостижно доставить к настоящим врачам. А это подлый лодочник все прибавляет ход… И тогда наш самодеятельный хирург хватает ружье, срочно заряжает его и направляет в сторону того лодочника. Начинает искренне прицеливаться. Хочет убить того плавающего несознательного гражданина, несмотря на последствия. Конечно, в такой ситуации сорвешься. Будь мы на месте судьи в том  несостоявшемся уголовном случае, максимально бы смягчили приговор. Только здесь в дело вмешался Василий.
Он своим грузным телом повис на стволе и стал агитировать партнера проявить выдержку.
Тем временем лодка скрылась за поворотом.
А друзья еще раз вытерли пот и закурили, стали ждать новых попутчиков. Иннокентий же равнодушно лежал без признаков как улучшения, так и ухудшения. Его сильное сердце вполне успешно боролось за жизнь организма. Главное – кислород поступал. А дальше уже все было делом техники крепкого здорового внутреннего механизма.
 Во второй половине дня  мимо них, но уже в другом направлении, плыли несколько веселых человек в состоянии легкого алкогольного опьянения. Они, увидев подаваемые знаки, добросовестно причалили.
Выслушали историю болезни и, частично протрезвев, сказали:
- Безусловно, тут надо помочь, – и добавили, - только наш водитель сейчас срочно домчит нас до нужной точки недалеко за поворотом и вернется к вашим услугам.
- Пожалуйста, не подведите нас и скорее верните лодку. А то мы фактически уже находимся на грани нервного срыва. Не дайте нам возможности полностью разочароваться в человечестве, иначе мы сегодня кого-нибудь все-таки пристрелим.
- Нет, что вы. Мы просто горим желанием помочь вашему горю…
После такого милого разговора последовало скорое расставание. Только прошел час, второй.
Лодки не было.
Иннокентий продолжал бороться за жизнь. Солнышко клонилось к закату. Плескалась окружающая рыба. Такой, представляете, практически идиллический пейзаж с элементами трагикомедии на тему отсталого человечества.
Представляем, как гадко было на душе у наших охотников.
Только их грусть скоро завершилась. Та самая лодка внезапно вывернулась из-за поворота и причалила к ним. Последовали определенные объяснения по поводу задержки рейса и далее – погрузка тяжелобольного на борт.  Само собой, не забыли прихватить с собой и тот самый хирургический шланг; какой-никакой, а медицинский инструмент. Только, к счастью, он больше не понадобился. Организм пациента впал в такое ровное стабильное состояние.
Студенистое тело  уже вполне успешно жило новой жизнью.
Далее по дороге  произошла еще парочка несчастных случаев в виде поломок мотора. Их нервно устраняли и двигались дальше.
И к ночи Кеша был сдан в руки настоящей современной медицины. К следующему утру он уже выглядел как огурчик. В частности, улыбался своей широкой зубастой улыбкой.
Только не помнил – чем он занимался предыдущие сутки…
Мы тут собираемся в очередные отдаленные экспедиции, поскольку наступает теплый сезон. Подбираем такой обычный состав из людей оптимистического склада. Перебираем в памяти характеры всевозможных товарищей. Вспоминаем ихние телефоны и адреса.
Куда там запропастился номерок Иннокентия?             


                30. История фамилии. Часть 8.

Сейчас нам предстоит описать некоторый деликатный исторический материал о личных родителях.
Их уже нет поблизости на этой земле, хотя они могли бы еще жить да жить. Но им не повезло в смысле даже среднего долголетия. И мы их попробуем обрисовать.
В частности, для дальнейших потомков все с той же целью познавания корней.
Конечно,  одно дело – вести нить повествования о более далеких временах. И совсем другое – более современное и близкое время.  Вокруг много живых очевидцев этих недалеких лет, событий. Могут начать поправлять.  Мол, тут ты, братец, заврался. Или исказил факты. Перегнул палку.
Тем не менее,  сейчас будем освещать более близкий период.
Вот наберемся определенной смелости, кое-что дополнительно обмозгуем.
Мы уже три дня ходим в определенной задумчивости. Несомненно, вспоминаем розовые черты родителей и с радостью наляжем на подобный материал. Над другими их мелкими недостатками  постараемся добродушно пошутить. Из такого набора плюсов и минусов получится вполне земная смесь наших родных личностей, а не сладкий плюсовой кисель, которого много не выпьешь.
Тем более, мы сами много чего из человеческих черт прихватили от своих родителей.
И того, и другого.
Вот и волочим по жизни ту доставшуюся нам наследственность. Частично передав ее уже своим личным потомкам.
Начнем с отца, прожившего всего-то 45 лет. Мы в то время в солдатской форме проживали в одном отдаленном гарнизоне и едва успели проститься с ним. Ныне мы уже старше него и, возможно, постигаем такие возрастные истины, до которых он не дотянул.
Кое-где в этом произведении уже упоминался его образ.
Помните, он в возрасте четырех лет путешествовал на плоту в связи со срочной сменой места жительства. Потом полюбил всяческие передвижения по воде на всевозможных видах транспорта. Нас – старшего сына – приплавил из роддома на моторной лодке вдоль длинного деревенского берега, отказавшись от автомобильных услуг.
Если бы отец стал писать автобиографию, то ему следовало бы написать их две.
В его внешней спортивной  фигуре запросто жило два совершенно разных человека.
Мы их сейчас обрисуем. Тем более – это весьма уникальный случай в мировой и местной человеческой практике. Ну там, зачастую могут существовать личности, внутри которых поселились разношерстные характеры. Они там друг друга взаимно дополняют, хотя изредка и конфликтуют. А тут  - прижились полные противоположности, не умевшие уступать друг другу.
Которые и сократили отцу время пребывания на земле.
Повезло тем, кто мог наблюдать его обе натуры.
Первая – когда он жил в деревне и занимался обыденными житейскими делами, к которым у него наблюдалось определенное равнодушие. Он совершенно не мог тянуть эту лямку бесконечных мелких и средних сельских занятий. Его совсем не вдохновляли приращения хозяйственных и денежных сумм. Некоторые соседи и прочие односельчане любили медленно и верно расширить хозяйство, подкопить деньжат и купить нечто выдающееся по тем временам, планировали доходы и расходы.
Подобная прагматическая часть жизни мало волновала нашего отца Антона Фотеевича.
Кстати, такое имя он носил только в паспорте. Все и всюду звали его другими именами – Анатолий, Толя. Как так получилось – мы точно не знаем. Даже дед с бабушкой всегда называли его Толей, хотя и зарегистрировали его под другим именем. Возможно, это как-то было связано с их побегом из Усинска. Или пьяный писарь совершил ошибку.
Прагматиком отец не был, хотя и имел крепкое подворье. Наша семья жила в пятистенном доме, при нем находились прочие неслабые заборы, сараи, баня. Ну и, опять же – как и у деда, солидные ворота в средневековом стиле на огромных лиственных стволах.
Из техники имелись мотоциклы, велосипеды и лодочные моторы. В  ограде пол застелен доской, что было определенной роскошью в то время. Из роскоши же отец промышлял на рыбалке в  длинных японских сапогах – невидали по тем временам.  Да, еще имелась колонка качать воду – прямо в доме. Это было тогда сравнимо с наличием водопровода и многие наши друзья завидовали такому легкому способу добывания воды. Им же приходилось бродить с ведрами и коромыслами до реки.  А мы непринужденно в качестве тренировки качали руками эту самую воду прямо около русской печи. 
Надо перечислить состав всей семьи Антона Фотеевича Фунтикова. Жена и наша матушка – Зинаида Григорьевна. Мы, его оба сына: Александр Антонович ( ваш покорный слуга), 1957 года рождения, и Юрий Антонович, 1963 года рождения. Ну и при нас проживала пенсионерка Елена Павловна Ведрова – наша бабушка по материнской линии. . А пока вернемся к главе семьи, к его противоречивой натуре.
Значит, он вел среди человечества определенно равнодушную к житейским радостям жизнь.
Хозяйство и сбережения, повторим, его мало интересовали.
Он даже деньги рассматривал с точки зрения соревнования и никак больше.
Вот он сходил на охотничий промысел. Принес оттуда мешок пушнины. Часть сдал для выполнения плана в артельный склад. Лучшую часть продал на черном рынке, уже появившемся к той поре. Прикинул выручку, сравнил ее с финансовыми достижениями соседних партнеров. Поставил себя на определенную ступень пьедестала. И забыл про эти самые суммы. Рубли были для него что-то вроде голов в футболе. Те футбольные голы ведь не положишь в карман: это нечто эфемерное, лишь хранящееся в памяти – своей или болельщицкой.
Таково было его отношение к материальной стороне жизни.
  Еще одна броская черта отцовской личности по части деревенских занятий была алкогольная зависимость. Скорее всего – он выпивал сначала от скуки и от чувства протеста к местной жизни. Он в своей биографии умудрился полюбить чтение всевозможных книг. Перечел их великое множество и стал частично одиноким   деревенским романтиком с уклоном к яркой жизни. Когда все мужчины вокруг будут существовать в виде джентльменов… А женщины – в виде полувоздушных  грациозных дам с тонкими голосами… Совершено  умное начальство… Справедливость, помноженная на честность…
Только такой фантастической картины  вокруг не было.
Мало того, вокруг не имелось подобных романтичных личностей, с которыми можно было бы разделить свои отвлеченные убеждения. Итак, Антон Фотеевич слишком много прочел всевозможных истин. А знания, как сказал один умный человек, увеличивают скорбь. К тому же, отец относился к некоторой странной породе людей, сильно страдающих от неидеальности жизни.  Словом, наш батюшка, полагаем, несколько помыкался со своими преждевременными запросами и спустился с небес на землю. Прямо к окрестным собутыльникам, тем более – традиции к тому располагали. Любое общение и вообще разговор без бутылки не вязался. Поди попробуй посидеть с соседом вечерней порой на бревнышке около Енисея без выпивки.
Окружающие начнут крутить пальцем у виска.
Тут были, конечно, средства устоять против нетрезвого образа жизни. Или надо было вести образ жизни с расчетом на утверждение себя как личности, достигающей высот материального плана. Или иметь огромную семью и тратить все время на бесконечный труд для выживание потомства. Или иметь генетическое отвращение к водке.
Ничего такого у Антона Фотеевича не наблюдалось и его дорога была – в магазин.
Процесс заходил все дальше и дальше. Было несчетное число попыток бросить пить. Иногда удавалось держаться две-три недели. Иногда – выпивать через день. Только это были временные победы, за которыми следовали тяжелые хмельные поражения. И авторитет отца в деревне под названием, если помните, Голубая был не на высоте.
Зато в тайге он сиял во всем блеске.
Тут, повторим, повезло тем, кто знал его с этой таежной стороны. Тот второй человек в его оболочке на лоне природы творил чудеса. Нам тоже повезло, что в юношеском возрасте мы присутствовали на некоторых таежных мероприятиях с его участием. А если бы не успели, то какова бы у нас осталась в голове картина об отце? Как об обычной невзрачной деревенской личности.
Страшно подумать.
В последние годы жизни он забрался в самый отдаленный угол  тайги подальше от человечества. И вот на этих густонаселенных зверем просторах величиной с небольшое европейское государство был сам себе королем. Имел там две резиденции в виде охотничьих избушек.
 Куда в августе месяце нам с ним доводилось производить доставку продуктов, капканов для предстоящего зимнего сезона посредством переноски на своих юношеских плечах. Мы сейчас подобную командировку более детально опишем.
Сначала – домашние сборы.
Сушка сухарей, упаковка прочих продуктов в совершенно легкую тару с целью облегчения веса. Как уже говорилось – получение капканов и боеприпасов в артели. Попутно брались сети для промысла на том отдаленном участке Енисея, где  еще процветала настоящая рыба. Еще – пара удочек для забавы. Емкости с бензином для полного обеспечения дальней дороги. Какой-нибудь строительный материал для ремонта избушек: гвозди, труба к печке или маленькая рама на окошко. Топор и пила для заготовки дров. Емкости для брусники, которую мы там между делом будем собирать. И про что-то мы уже в настоящее время забыли.
Вечером, накануне отплытия, проводятся легкие проводы.
После которых отца переносят на кровать и укладывают поспать. Ранним  утром слегка опохмеляют и вот уже небольшая компания родственников переносит тюки с грузом в длинную деревянную лодку местного производства. К заднему борту  цепляется современный лодочный мотор. Небольшие напутствия матери насчет того, чтобы поберечь нашу юную персону.
Часов в девять нас отталкивают от берега.
И с радостью путешественников наша парочка в составе папы  и сына, отплывает в эту утреннюю речную свежесть. Надо плыть полтора примерно дня по поверхности любимой енисейской воды, напротив течения. Вот уже деревня скрылась за поворотом, пошли появляться и исчезать  прочие береговые  достопримечательности.
Через час-другой позади остается Вавилон с его современной жизнью.
Куда мы уже в том незрелом возрасте мечтали попасть из деревенской действительности в  новую жизнь. А пока наше судно проплывает мимо первых пятиэтажек того населенного пункта.
После лодке надо одолеть человеческое препятствие в виде постройки ГЭС. Тут половину русла Енисея перегородили котлованом, поэтому вся вода с большим напором прет через оставшийся коридор практически в форме небольшого водопада, через который наша лодка судорожно пробирается долгие минуты. Отец бросает взгляды то на маршрут движения, то на окрестный строительный пейзаж.
 Ему когда-то довелось в качестве бурового мастера вести в этом месте предварительные работы.
Когда ученые думали – можно ли на местных геологических породах построить Гигант?
И в те отдаленные зимы прямо на лед ставили станки для бурения. А наша молодая семья даже проживала пару лет в том временном изыскательском поселке под названием Карлово. Нам тогда было пять-шесть лет и детская память помнит некоторые пейзажи и события той прошлой вавилонской жизни…
  Наконец мы поднимаемся выше этого хаоса и более легко скользим дальше. Напомним – идет 1974 год, когда до перекрытия Енисея оставался один год. Потом эта водная артерия будет запружена как самая обычная речушка.
Еще через час – устье Кантегира.
Отсюда по нему начинается еще одна загадочная для нашего юношеского ума дорога в какую-то обетованную землю. Там располагаются угодья все той же Голубинской промысловой артели. Только они носят совершенно праздничный романтический характер.
Мы помним еще из детства – как туда собирались соседние мужчины. Им предстояла, допустим, в тех местах несомненная полукаторжная работа: пилить лес и строить избушки для зимнего проживания, или, допустим – заготовка рыбы в глобальном количестве. Или охота для выполнения плана. Напрасно кто думает, что это такие веселые прогулочки в непринужденном стиле. Но все равно на тот Кантегир мужская публика рвалась на любые неблагодарные работы с большим рвением, чем в прочие соседние территории.
Как будто та река была намазана медом.
Или  там стоял город Париж с его красотками и вином.
Нет, там была с виду обычная тайга  плюс бурная дикая вода, в которой запросто можно было потерпеть кораблекрушение. Мы в детстве и юношестве никак не могли разгадать подобной притягательности Кантегира.  Потом  нам с товарищами по ней пришлось попутешествовать, поработать там и стало понятно – те  охотники, рыболовы и прочие труженики были не дураки, что рвались сюда.
Об этом таежном феномене у нас уже написана и вышла в свет целая местная книга приключенческого плана с картинками и фотографиями. С некоторыми дополнительными  мелкофилософскими выводами…
Только наша сегодняшняя лодка держит другой курс.
Нам надо вверх по Енисею. Туда, повторим, где отец обосновался в роли отдаленного одинокого монарха.
 До вечера наша парочка под гул мотора добирается до устья еще одной речки под названием Пашкина. Здесь прописан очередной промысловый кордон, на котором сегодня несет вахту очередной папин друг. С которым они вечером отмечают встречу, а следующим утром будут опохмеляться. Мы же укладываемся спать в лодке, крутим транзистор, глядим в звездное небо, а после успешно засыпаем под шум воды. 
Утром продолжаем свой путь.
Отец, подобно экскурсоводу, рассказывает о здешних местах, приключениях, случившихся тут со многими людьми. О личностях, промышлявших здесь.
Через несколько часов доходим до устья реки Голая, где и будем проживать некоторое время. Тут в качестве гостиницы стоит целый деревенский дом, в котором собирается разная бродячая публика навроде нас. То заселится на все лето научная экспедиция по изучению местных насекомых. То припрутся сверху на плотах московские туристы. Или наедут с удочками строители из веселых Черемушек.
Только здесь Антон Фотеевич себе уже не дает слабины.
Он становится  кремешком и трезвенником.
Игнорирует ихние выпивки и посиделки. Поскольку – ждет таежная работа среди любимой тайги.
Жизнь обрела, знаете ли, полный смысл.
За неделю надо многое успеть. Мы расставляем рыболовные сети. Ранним утром проверяем их, солим рыбу и спешим на лодке доставить себя и груз к еще одному притоку Енисея –  к Подпорожней Сосновке. Этот небольшой приток и есть королевство нашего родителя.
Тут мы завтракаем и выступаем в поход по переноске груза в таежные избушки. Потом возвращаемся назад. Снова занимаемся рыбой и опять бредем с рюкзаками по тропам. За три-четыре дня подобной марафонской работы выполняем основной план по заброске груза.
Там у отца мы научились легкой спортивной походке для передвижений по тайге: когда за спиной болтался пустой рюкзак, то мы мчались по тропе, только мелькали деревья. На остановках глотали холодную воду из ручьев и снова неслись вперед. Родитель, кстати был большой любитель этой самой ключевой воды. Не пропускал ни одного ручейка, буквально смаковал их содержимое; у нас после тоже появилась подобная же привычка.
И сейчас мы вполне можем трудиться дегустатором водных напитков.
Попутно надо описать отцовское охотничье хозяйство.
До первой избушки мы успевали обернуться за день. Причем, кое-что подлатав по линии ремонта. В нее доставлялась основная часть груза. Вторая резиденция отстояла несколько отдаленнее и мы в ней ночевали, не успевая засветло воротиться к лодке. Оба строения были совершенно небольших размеров и достались нам по наследству. Но функцию свою исполняли, хотя и имелись отдаленные планы поставить более просторные жилища. Вот, мол, сыновья несколько возмужают и помогут в строительстве.  Но этим планам не суждено было сбыться по причине окончания жизненного пути отца через два года.
Что еще было примечательно в той тайге – были такие чистые, без подлеска и ветровала лесные просторы. Представьте себе – стоят ровные крепкие кедры и ели, под ними – ковер из моховой растительности и черники. Такой, можно сказать, парк. Мы таких самостоятельных парков больше нигде никогда не видели, хотя и шлялись по многим-многим лесным таежным массивам.
Отец сильно чистотой личной тайги гордился, словно при его участии получился подобный культурный ландшафт.
Еще из достопримечательностей имелась мрачная громоздкая пещера. В которой отцом были обнаружены керамические изделия в виде черепков. Скорее всего, они принадлежали  полудревним людям, существовавшим здесь черт знает когда. И их далекие судьбы дышали на нас этими вот черепками, такое чувствовалось дыхание истории…
Ну что там имелось еще? Окрестные гольцы и альпийские луга. Речка, которая получась из двух ручьев, впадавших друг в друга у той самой пещеры. До Енисея от избушек будет что-то десяток-полтора километров. По одному из  горных хребтов идет граница с соседним Ермаковским районом. 
После выполнения основной работы оставалось баловство: рыбалка, мелкая охота да сбор ягоды брусники. Но сначала надо было сгонять на вечерок в гости на дальний кордон. Помните – наша речка называлась Подпорожняя Сосновка. Тут по Енисею таких разнообразных Сосновок и Таловок – хоть пруд пруди. Поэтому каждая из них еще имеет дополнительное название. Наша так называлась потому, что находилась рядышком с Большим Порогом.
Был на Енисее такой в прежние времена самый жуткий порог. Мы в  юношеские малоопытные годы с трепетом бродили по его берегам. Ныне порог затопило по причине постройки Вавилона. А тогда – это была легенда, а рядом с ним и стоял тот кордон, куда мы наносили ежегодные визиты. На нем сначала в качестве лоцмана порога, а затем непонятно в каком качестве проживал некто Паря Блямба, помните – весельчак и друг деда Фотея Ивановича.
Помните, они вместе любили отмечать окончание охотничьих сезонов и наносили визиты друзьям на конском экипаже в хмельном виде.
Вот мы прибываем к порогу, причаливаем к его нижнему краешку. Привязываем лодку и пешком идем полкилометра. Тут, в начале порога стоит приземистое здание барачной архитектуры, где и проживает тот Блямба. У отца припасена по такому случаю бутылочка-другая.
Им будет о чем душевно поговорить.
А мы лично рассматриваем окрестности.
Прямо напротив избы в Енисей впадает просторная река Казырсук. Течения в Енисее здесь почти нет: оно подперто обрушившейся скалой, которая и создала сам порог. Причем когда-то эта скала рухнула в воду целым массивом длиной в несколько сотен метров.
Приятно и жутко побродить вечерком в полном одиночестве по глыбам той природной аварии. Внизу несутся всевозможные завихрения водных масс, слегка трясется окрестная земля. Прямо в середине порога на крутом обрыве построена часовня небольшого размера вместимостью в два-три человека. Стоя в ней, испытываешь жуткий восторг от суммы нахлынувших мелких страхов.
Кажется – через секунду все это рухнет в поток вместе с тобой.
Но, в то же время, здесь хочется стоять еще и еще. Картина больно замечательная. На тему: «Человек – песчинка в этом мире».
А вот и наша лодка, мы уже добрели до окончания порога. Здесь стоят памятники и кресты людям, полноценно отведавшим данной пучины. В вечерних сумерках при местном реве воды впечатлительным натурам здесь лучше не задерживаться, поэтому надо скорее идти к жилищу.
Там мы ужинаем в соседстве с отцом и его сегодняшним товарищем. Несколько рассеянно слушаем отрывки разговора, после экскурсии по порогу мы уже внутренне переполнены. Уходим спать неспешной походкой в отдельную келью.
Также здесь на кордоне параллельно существует своего рода мужской клуб.
Представьте – в пятницу вечером приплывают на лодках лихие строители Дурынды на своих скоростных современных лодках, для которых сто километров – не расстояние . Примерно с ящиком водки. У Пари Блямбы имеется всевозможная таежная и речная закуска в виде мяса и рыбопродуктов. Все это дело совместно выставляется на стол и открывается пикник с видом на Большой Порог.
Достается знаменитая местная гармонь.
Здешний хозяин - народный самородок - способен расшевелить самые черствые сердца.
Через час-полтора после начала застолья  открывается очередной ансамбль песни и пляски. Даже те, кто никогда в своей жизни не выводил песен – поют во всю ивановскую. Кто стеснялся присутствовать на танцах – отплясывают под народные мелодии, только летит пыль из-под резиновых рыбацких сапог.
У Пари Блямбы имелось два коронных номера – он мог плясать вприсядку с наковальней, которую держал на полувытянутых руках, как держат женщину во время  танца. А потом он еще любил прокатить любителей острых ощущений по ночному порогу. А выше него по спокойной воде управлял мотором с помощью согнутой коленки, а сам в это время играл все на той же гармошке.
Такие он любил устраивать цирковые номера, хотя и имел незастрахованную жизнь.
И все его гости были в полном восторге от его неслыханных способностей и смелости. Поэтому норовили сюда почаще заглядывать и тащили с собой новых зрителей. Таким вот образом  Паря Блямба, напомним - по паспорту дядя Саша Сухомятов, имел здесь многочисленную публику в виде подобного мужского клуба.
Он на пару лет пережил нашего деда Фотея. Надеемся – его потомки более подробно опишут его местную выдающуюся личность лоцмана Большого Порога.
Поутру мы с ним прощаемся и отправляемся в гостиницу на устье Голой. Опять достаем рыбу из сетей и плывем на ягодные плантации. Отец знает совершенно тайные местечки, поскольку  он любит собирать только нетронутую ягоду. У него за спиной примерно шестиведерная торба страшноватых гробовидных форм. Весь оставшийся день мы скребем окрестную территорию, к вечеру спускаемся к лодке и едем отдыхать. Назавтра повторяем поход за ягодой, балуемся рыбалкой удочками.
После нагружаем лодку всеми таежными и рыбными трофеями и весело держим обратный путь в свою деревеньку. 
Вот так мы чудесно отдохнули путем занятий переноской тяжестей и попутно сбором рыбы и ягоды. Увидели отца с другой его великолепной таежной стороны, сожалея о том, что в нем живет еще одна не совсем удачная личность в виде любителя бутылки. 
Еще, если брать более раннее личное детство, то помним почему-то сцены его возвращения из зимней тайги.
Временно бородатый он вваливается домой, снимает непременный рюкзак с запахом морозного снега. Затем достает оттуда пушнину, патроны, убитого глухаря, куски вяленого мяса.
И мы с восторгом любуемся на красивого  мужественного папу и на натюрморт в стиле далекого средневековья…
И еще нас поражало – как так он в одиночку промышлял пару месяцев в своем отдаленном диком королевстве и как затем непринужденно оттуда выходил на лыжах горными перевалами? По пути заночевав под открытым зимним небом.
У него, скорее всего, внутри имелись личный компас и карта.
А иначе как это не заплутать в нагромождениях многочисленных гор и долин? Их много торчало тут и там на протяжении его восьмидесятикилометрового лыжного марш-броска.
Будет время, пройдемся по его маршруту: интересно – заблудимся или нет?..
И вот он прибывает к лесовозной дороге.
Его подбирают промасленные шофера из соседнего леспромхоза и отец начинает слышать человеческую речь. Вдыхает аромат бензина и выхлопных газов как знак возвращения в цивилизацию. Не знаем – чего там обсуждалось по пути на том лесовозе. Только через некоторое время  родитель, проехав пассажиром сотню километров,  бодро переступал через порог родного дома. В таком легком стиле без лишнего груза одолев за пару дней путь, посильный только ему одному.
Больше подобных одиночных дистанций в местной промысловой артели ни за кем не числилось.
Внешность отца похожа на нашу, можете посмотреть на нас: сходство в фигурах полное, плюс схожи некоторые черты лица: нос, губы, уши, подбородок… Только у него имелись, в отличие от нас, голубые глаза и более светлые волосы.
Их он прихватил, скорее всего, от своей матушки Анны Савватеевны. А мы своей относительной чернявостью обязаны деду Фотею.
Это мы описали последние годы отца. Теперь промчимся по его биографии с самых юных лет.
Как уже говорилось, он приплыл в наши места на плоту из Верхнеусинска, где родился первенцем в семье Фотея Ивановича и Анны Савватеевны в 1931 году.
Это сейчас деревни Сизая и Голубая расширились и срослись в один населенный пункт. А в той первой половине двадцатого века их разделяла целая роща прибрежного леса, через которую отец бегал в несколько отдаленную сизинскую школу.
Нам на эту тему передвижений помнится один его рассказ.
Дело было зимой, когда Енисей покрывался льдом. И отец с друзьями несколько километров ездили в школу по льду на коньках, с целью экономии времени и попутной тренировки. Лихо подкатывали к урокам прямо с румянцем на щеках, а после окончания курса наук мчались назад.
Вот, представьте себе, идет последний урок. Можно сказать, невыносимо тянется. Вспомните свои школьные годы. Впереди ждет столько детских способов развлечься, а тут нестерпимо медленно идет последний школьный урок…
Тогда наш будущий папа начинает досрочные сборы домой. Вот он под партой тайно притягивает к валенкам те коньки на сыромятных ремешках. Сейчас он первым выскочит на лед, будет выписывать кренделя, пока его товарищи на берегу станут пыхтеть над своей экипировкой и завидовать его расторопности и смелости…
Скоро ему удается тайным образом завершить подобное дело.
Он прилежно кладет руки на парту и слушает остатки учебного материала.
Только тот местный учитель тоже парень не промах, он видел то безобразие, происходящее в его коллективе.
Проявил выдержку и теперь достает журнал:
- К доске для ответа вызывается… вызывается, - он делает дополнительную паузу и добавляет, - Фунтиков Толя. Прошу.
И делает простодушный приглашающий жест рукой.
Мы не знаем – выходил ли в те времена детский киножурнал « Ералаш», а то они запросто могли этот сюжет взять к себе на съемки.
Пришлось выходить к доске.
Чего-то там отвечать в глупом виде на коньках под смех одноклассников. Учитель, наверное, прятал хитрую улыбку за журналом.
Ну а после – всеобщая школьная слава.
Старшеклассники хвалили и давали прикурить на равных. Девчонки обзывались и все такое прочее. Думаем – бабушка слегка поругала. Дед порадовался за сыновнюю расторопность. Скорее всего – даже не конфисковал коньки, поскольку имел, если помните, развитое чувство юмора.
Потом наступила война, когда Антону-Толе исполнилось десять лет.
Дед ушел на фронт, а бабушка осталась тут с четырьмя детьми младшего возраста. Из того времени отец помнил – бесконечное выращивание картофеля в массовых количествах. Мы об этом уже ранее упоминали – помните, наш родитель потом всю оставшуюся жизнь терпеть не мог копать эти корнеплоды. Избегал подобной работы как мог и даже не очень любил картошку в виде еды.
Еще из интересных фактов его детства отметим такой.
В своем шестом классе ему почему-то было недосуг учиться и он совершенно забросил учебу и успеваемость. Наверное, катался на коньках во время уроков, а в теплое время года прятался от школы за огородами. Тогда его оставляют на второй год. Перед летними каникулами Толя приходит домой.
Следует вопрос родителей:
- Как дела, сынок? Завершил очередной класс?
- Да, безусловно. Теперь имею право передохнуть от учебы.
Так беспечно отвечает на вопросы и никто не стал проверять его средний дневник. У нас в родне только изредка встречаются дотошные родители. А так мы обычно даем своим детям полный суверенитет, они у нас растут и учатся сами по себе.
С нами лично так же обращались собственные родители.
Мы после не докучали потомкам по части ихней успеваемости. Ставили им, к примеру, общую планку насчет соотношения отметок и шли отдыхать от своей воспитательной работы. И ничего – вроде вырастили  полуотличников.
Мы их учили по методу « сделал дело – гуляй смело».
Потом наступает осень. Папа идет в школу в тот же самый шестой класс, а его шутка раскрывается слегка попозже.
Про дальнейшие санкции мы ничего не знаем.
В юношеском возрасте Антон-Толя достаточно увлекался местной рыбалкой и охотой. Тем более – тогда в окрестной тайге не было многочисленных егерей и рыбнадзоров, мешающих развернуться в этом плане нынешней молодежи. А тогда – бери у деда берданку и ходи стрелять всевозможную дичь.
Мы сами, кстати, тоже успели захватить кусочек той вольницы. С двенадцати примерно годков знали, что такое порох и пальба по диким птицам. Отцовские оружие и боеприпасы в таком непринужденном виде стояли и лежали у стенки в кладовочке.
Вот было вольное золотое время, а сейчас по лесу не пошляешься даже с перочинным ножичком.
Постепенно отец добрался до зрелого возраста. Здесь ему почему-то не удалось послужить в сталинской армии.
Потом он добровольно едет в Норильск.
Учится там на бурового мастера и работает примерно три года. У нас по этому поводу имеется одна отчаянная история.
Ее преподнес нам отец.
Тогда в Норильске, а это было начало пятидесятых годов, было много разнообразного уголовного элемента. А тут еще амнистия по случаю смены власти в 53 году и тех всяческих грубых персон вообще стало невпроворот. Стояло время такой дикой поножовщины, когда милиция сама боялась прогуляться по городу и его окрестностям. И состоялся случай, когда папа еле унес ноги после одного своего героического поступка. И мы могли бы в нашем нынешнем виде  абсолютно не состояться.
Не появиться на свет, проще говоря.
Как-то после трудового дня папа пересекал в одиночку некоторый норильский пустырь. Уже будучи переодетым в щегольской костюмчик, только тот костюмчик понравился двум грабителям, которые стали настойчиво предлагать папе раздеться. Они вот такой грозной парочкой выросли у него на пути на расстоянии в несколько метров. Достали из штанин такую заточенную самодельную пику. И начали ей демонстративно и небрежно покачивать.
А отец нагнулся и взял в свою меткую руку приличный булыжник, не соглашаясь на ихние условия…
После такой психологической сцены один из противников пошел на будущую жертву с такой легкомысленной наглой физиономией. Мол, куда ты денешься, молодой человек, дрогнешь перед нашим холодным оружием и грозным видом. Весьма, повторим, легкомысленно вышагивает, покручивая своим металлическим предметом. А второй урка, подчеркивая безнадежную для папы ситуацию, сейчас начнет небрежно закуривать. Тогда отец размахивается и бросает аккурат в лоб ближайшему сопернику тот самый булыжник из своей ладони. Точно и очень сильно.
Такая происходить внезапная атака с последствиями в форме трепанации черепа.
В разные стороны летят какие-то ошметки. Далее следует  короткая немая сцена с падением тела. Все оставшиеся персонажи буквально онемели на несколько секунд от такого удачного броска. Вот имеется внезапно появившийся труп или полутруп. Вот имеется второй его растерявшийся напарник. Тогда наш будущий родитель бросает их обеих на произвол судьбы и быстрым ходом покидает поле боя. За ним, кажется, даже не было организовано никакой погони.
Драчунов и бузотеров у нас в родне как-то не замечалось.
Но такие вот случаи героической и отчаянной самообороны случались…
В один очередной отпуск Антон-Толя приезжает к родителям погостить, подышать воздухом малой родины. В зимний период, когда на деревне не так много  крестьянской работы. Там он пожил недельку, а потом на семейном совете было решено съездить в гости к единственному дедову брату, которого, если помните, звали Зотей.
Вот дед с бабушкой и сыном едут в населенный пункт Краснотуранск, что примерно в двухстах километрах от Голубой в сторону севера. Это было такое настоящее крестьянское хлебопашеское районное село средних размеров и Зотей там временно проживал; после он вернется в родной Верхнеусинск…
А пока два брата непринужденно встретились и начали веселиться в форме застолий и бесед.
Соседи тоже радовались ихней встрече и забегали посидеть за столом.
Словом, половина улицы знала о том визите.
Рядышком жила  одна девчушка по имени Зина. Она проживала у своей старшей и уже замужней сестры Анны с целью обучения в средней школе. Ее откомандировали из родительского дома осваивать курс наук 9 класса. В ее родном, и в соседних  селах не было средней школы, а тут была, вот она и устроилась в Краснотуранске.
 А тут – у соседей гости и среди них – интересный молодой человек, бурильщик из Норильска. Имеет голубые глаза. Одет в пальто по городскому.  По нынешним временам – банкир заглянул в провинцию… А она – младшенькая в семье сестренка: веселая, симпатичная и расторопная. 
Само собой, наши будущие папа и мама обратили друг на друга внимание.
Потом стали совершать отдельные прогулки.
Говорили про его северное сияние. Про ее учебу в школе. И в течении недели не смогли наговориться и вообще наглядеться друг на друга.
Их чувства стремительно нарастали и они расстались буквально в слезах.
Такая обычная юношеская скоропалительная история и любовь.
Наверное, затем была обычная переписка с робким « целую» в конце. Обмен фотографиями.
Через полгода Анатолий взял расчет в далеком Норильске, явился в Краснотуранск и забрал свою зазнобу Зинаиду Григорьевну Ведрову под свой полный контроль. Иначе говоря – женился на ней. Это стояло лето 1956 года. Ему было 25 лет, а ей – 18 годков.
Скажем от нас с братом спасибо братову деду Зотею за то, что он проживал некоторое время в том самом Краснотуранске, на той же улице, что и семья Анны Григорьевны Соколкиной, в которой находилась на жительстве наша будущая матушка. Молодец и дед Фотей, потащивший в гости к брату своего старшего сына Антона. Словом, все звезды сошлись и вот мы собственной персоной, получившейся от тех совпадений, пишем этот рассказ о тех далеких встречах.
Странная штука судьба – и вот нами рассказан еще один ее пример.
Один маленький шажок в сторону из той цепочки обстоятельств и встреч, глядишь – на нашем месте проживала бы совершенно другая посторонняя личность. С другой профессией и чертами характера. У Фотея частично имелись бы неизвестно какие  внуки. Нынешние наши друзья и подруги дружили бы неизвестно с кем.
Жену ее родители пристроили бы жить с чужим мужчиной…
Только вот из-за тех совпадений, повторим, мы собственной персоной появились в здешнем мире и построили вокруг свои небольшие явления жизни…      


                31. История фамилии. Часть 9.

Само собой, теперь мы просветим вас по матушкиной фамилии, но буквально в сокращенном режиме.
Во-первых, материала у нас относительно той линии  негусто, да и росли  в географическом отдалении от центров того родственного дерева.
Во-вторых, опасаемся окончательно утомить и запутать ваше сознание  десятками новых имен и фамилий.
Тем не менее, извинившись за новые возникшие фамилии, начнем их называть. Поскольку они тоже глядят на нас из своего тяжелого прошлого и не дают нам покоя.
И имеется  тот же самый долг перед их трудными судьбами.
К тому же, напомним -  данная книга частично пишется для потомков. Или как образец для оформления других фамильных историй.
Представляем, как после этого романа многие бросятся откапывать свои фамильные корни. Как после усядутся за компьютеры и наморщат лица. Начнут выписывать фразы и слова…
В подобном занятии нет ничего сложного…
Сейчас за точку отсчета мы возьмем нашу бабушку по этой новой линии. Елена Павловна Ведрова ( ударение – на первом слоге) жила с нами практически все поздние периоды своей жизни. Она вынянчила нас и брата.
Поэтому мы ее поставим в центр той  половины генеологического дерева.
И от нее пойдем путешествовать в разные стороны по корням, ветвям и отросткам того самого дерева.
Девичья фамилия ее была – Макарова.  Она родилась в 1899 году в нынешнем Идринском районе Красноярского края в селе Малый Хабык. У нее был единственный брат Федор, а также дополнительно три сестры: Федосья, Анна и Парасковья. Все он прожили от 75 до 90 лет. Родом их занятий было исключительно  крестьянство.
Самой же Елене Павловне наиболее полно подходит такой образ – Послевоенная Вдова.
Кто знает историю, должен помнить целое сословие подобных женщин, после войны в одиночестве растивших детей и попутно помогающих встать стране на ноги. Непрерывный практически бесплатный колхозный труд от зари до зари, разновидность российского крепостного права. А после него – свой огород и домашняя живность. Например, надо накосить сена для личной коровенки; представляете, что это такое. Конечно, дети с малых лет ходили у нее в помощниках и она ими умело руководила.
Ее жизнь была – вечный труд и экономия.
После окончания своего официального трудового стажа она выписалась с того своего колхоза и переехала на жительство в деревню Голубая.
Помним – как ей Родина сделала прибавку к пенсии, примерно в 1970 году, когда она проживала около нас. Ей за прошлый непрерывный труд та Родина сначала платила пенсию в 9 рублей. А потом вдруг расщедрилась и стала выдавать аж по 12 рублей.
Мы хорошо помним – как счастлива была от этой прибавки бабушка, кого-то там из вождей даже персонально благодарила.
Чего там приобрести можно было на ту сумму, теперь уже не упомнить. Но не очень много.
 Некоторое время Елена Павловна проживала отдельно от нашей семьи, ей прикупили отдельную избушку неподалеку от нашего дома. Почему ее временно отделили от нас, мы точно не скажем. Может быть – по причине того, что она очень хотела перевоспитать нашего папу по части водки. Но, все равно, бабушка управлялась в нашем хозяйстве, моталась туда-сюда; ей было несподручно сидеть без работы в своем отдельном домишке.
 После, когда наша семья переехала на жительство в Майну, ее снова забрали с собой.
Внешний портрет Елены Павловны был следующий.
Крупные, скорбные черты лица с голубыми глазами. Она имела очень высокий узкоплечий рост, была худощава. Сельская работа и годы слегка согнули ее и дали ей в руки палочку. Она любила передвигаться такими неспешными шагами, имела более замедленные движения, чем другая наша бабушка Анна Савватеевна. 
Елена Павловна была весьма богомольной личностью. Среди голубинских старушек в те атеистические времена имелся небольшой христианский кружок, в нем они отмечали все церковные даты путем молитв и прочих обрядов.
А наша бабушка там принимала самое активное участие.
Все ее дети относились к ней с большой любовью и теплотой. Помним, как они посещали ее в нашем доме, как обнимались с ней со слезами на глазах.
Сами, будучи уже в юношеском возрасте, чувствовали ее русский терпеливый характер, ее крестьянскую экономную жизнь с умением переносить любые повороты судьбы.
Она пришла в этот мир в то время, когда Родина не баловала свои поколения…      
О родителях же нашей бабушки знаем только следующее.
Павел Макаров, ее отец, родился тоже в Сибири ориентировочно в 1865 году. А вот матушка, которую звали Анна и девичья фамилия ее неизвестна, была привезена сюда из Вятской губернии, ныне это Кировская область. Ее совсем маленькой девочкой забросила сюда судьба по неизвестным нам причинам. Где-то в 1888 году Павел и Анна поженились. Оба они похоронены в том же Малом Хабыке в середине двадцатых годов прошлого века.
Итак, моя бабушка Макарова Елена Павловна, будучи стройной и высокой девушкой, в 1920 году вышла замуж за Григория Емельяновича, старшего сына в семье Ведровых Емельяна Даниловича и Натальи Евдокимовны.
Их семья проживала там же неподалеку в деревне со странным для слуха названием Зезезино. Куда и увез свою юную супругу Григорий Ведров.
Вообще этот населенный пункт и будем считать основным родовым гнездом по материнской линии.
Тем более – нам там пришлось дважды побывать в виде посещения родственников. Первый раз – в совершенно полумладенческом возрасте и мы из того визита ничего не помним. А второй раз – нам было уже с десяток лет и тут можем кое-что воскресить в памяти.
Но сделаем это чуть попозже.
У Григория были более младшие братья и сестры: Сергей, погиб на фронте в 1943 году; Яков, вернулся с войны без ноги, умер в 1960 году, Михаил; Филипп, умер на охоте в возрасте 20 лет; Ульяна и Анна.
 Сам же Григорий родился в 1898 году, был на войне. Вернулся домой больным и умер в 1948 году.
Теперь мы назовем его родителей более подробно и на этом повествование о далеких корнях у нас закончиться все по той же причине нехватки исторического материала. Матушка – Чусова Наталья Евдокимовна, родилась примерно в 1870 году, на десять лет пережила мужа, доживала последние годы у кого-то из своих детей в Курагино, где и похоронена примерно в 1950 году.
Емельян Данилович родился в 1868 году в Зезезино, где и прожил почти всю жизнь. 
Все они в том самом Зезезино занимались сельским хозяйством и частично промышляли в тайге после уборки своих и колхозных урожаев.
Итак, бабушка Елена Павловна и дед Григорий Емельянович поженились в 1920 году.
Они весьма неплохо жили и развивали личное хозяйство. Им тоже, наряду с другими Ведровыми, приходилось одно время бегать от властей и менять места жительства в связи с сельскими реформами 30-х годов.
Так что не доверять властям и бегать от них – непременная черта и второй нашей фамилии…
Мы сами, в силу тех отдаленных беговых происшествий, генетически закрепившихся в обеих фамильных линиях, тоже никогда не рукоплескали и не рукоплещем никаким отечественным режимам. Не вешали и не вешаем на стенки портреты вождей и президентов. Не рыдаем при подъеме знамен. Никогда не выпиваем по поводу официальных праздников. Не знаем слов гимна.
А ждем со стороны властей и столицы новых подвохов…
Хотя и болеем на спортивные темы за наши сборные команды на международной арене…
Несколько лет все семейства Ведровых проживали в полулегальном состоянии на таежном золотом прииске около реки Сисим, в поселке Лодочное.
Именно там и родилась наша матушка.
Там же и похоронен наш прадед Емельян Данилович, ушедший в бега с сыновьями.
Перед войной все семейства плавно вернулись в родные сельские края и вступили в колхоз. 
А наши дед с бабушкой то в бегах, то в покое в то довоенное время успешно рожали детей: Григория, Егора, Анну, Павла, Николая и Зину - нашу матушку.
Это, помимо матери, все будут наши родные дяди и тети, среди которых имеется полный разброс профессий и судеб, который тоже подчеркнет неординарность любой русской крепкой фамилии. Григорий, к сожалению, погиб на фронте в 43 году. Егор и Павел остались настоящими ширококостными русскими крестьянами с такой медленной и обстоятельной манерой разговаривать.
Их более младший брат Николай пошел по ученой части подобно холмогорскому Ломоносову и стал в Сибири знаменитым светилом и доктором сельскохозяйственных наук. Он из своего Зезезино с небольшой котомочкой ушел в свои университеты и сумел сказать свое слово в профессорском мире. Вполне успешно изобретал и выводил новые сорта пшеницы, после распространял их по большим посевным площадям. Попутно на своей кафедре в Красноярске выучил на агрономов целые отряды студентов. Еще он всегда страстно увлекается рыбалкой и с этой целью мотается по многим сибирским рекам. Ну и еще пишет стихи и выпускает их в виде книг.
Такой вот у нас имеется разнообразный ученый дядя, с которым всегда можно добродушно выпить и поговорить.
Может быть – у нас с ним имеются общие пристрастия к сочинительству.
Ну и, наконец, была еще тетя Аня. Она тут в селе Ермаковском неподалеку проживала и наше детство частично проводилось в каникулярное время в ихнем добром доме. Ее фамилия по мужу Николаю была Соколкина. Если помните – именно у них еще в Краснотуранске жила девчонкой-старшеклассницей наша матушка. Ну, когда она там встретила своего будущего супруга.
А потом Соколкины переехали в Ермаковское, где Анна Григорьевна была настоящей русской домохозяйкой. Она имела полноватую фигуру и вообще была такой полноценной народной красавицей с добрейшей душой. Мы почему-то всегда испытывали к ней настоящие родственные чувства; даже в зрелом возрасте обнимались с ней при встречах и расставаниях. Чего, в силу нашей сдержанности, с нами не наблюдалось при подобных церемониях с другими родственниками.
Теперь мы имеем право рассказать о самой младшей сестре из той фамилии Ведровых – о нашей матушке Зинаиде Григорьевне, которая родилась в 1938 году на прииске Лодочное, куда, напомним, на время пришлось уехать ее родителям по причине все тех же классовых обострений. Только, повторим, им вскоре удалось вернуться в родную сторону, а затем и в деревеньку Зезезино.
Сейчас мы тот населенный сельский пункт опишем согласно собственных детских впечатлений. Попутно это будет и небольшой рассказ о нашей молодой маме, которая возила нас на свою родину в возрасте примерно десяти лет.
Тем более – это было первое путешествие в нашей биографии.
И наша память его относительно хорошо помнит…
Сначала были определенные сборы на тот маршрут.
Собирались около недели: подбирали одежонку по летнему сезону – чтобы была в меру модная; после собирали чего поесть – с целью экономии в дороге денежных средств, поскольку так было заведено. Такого не происходило, чтобы сунул в карман денег и поехал налегке с чемоданчиком рубашек.
Само собой – происходили разговоры.
К кому дополнительно по пути заехать? У какого из братьев в Зезезино остановиться? Что увезти в качестве гостинцев? Все это матушка со своей родительницей Еленой Павловной, напоминаем – жившей у нас в качестве бабушки, горячо обсуждали, чем подогревали наш детский ум и разум.
И мы буквально сгорали от нетерпения стартовать в ту поездку.
Наша мама тоже вела себя с легким вдохновением, желая побывать в личных детских дорогих местах.
Вот мы с ней выезжаем автобусом до Шушенского. Потом автобусом же под вечер прибываем в Абакан. Ночуем у какой-то молодой землячки из нашей деревеньки, устраивающей здесь свою личную городскую жизнь. Они с мамой весь вечер проводят в бесконечных разговорах и даже не показывают мне тот областной, в прошлом, город.
А утром  землячка помогает нам добраться до аэропорта.
Где яблоку негде упасть по причине летнего сезона.
Теперь надо приобрести билеты на фанерный самолет марки  « кукурузник», чтобы долететь до районного центра Идра. Нам что запомнилось из того дня – вокруг раскрасневшиеся взволнованные лица, желающие лететь на самолете в нужную точку. Какие-то давки по приобретению счастливых билетов.
Помним собственную незрелую тревогу – а вдруг нам никогда не дадут тех билетов и мы будем тут бесконечно жить, а потом и вовсе пропадем и будем голодать…
Матушка убегает и возвращается к узлам, которые мы своей собственной персоной охраняем. Она проверяет нашу совместную целостность и снова  убывает в кассовую очередь. А мы продолжаем грустить и стеречь сопутствующие вещи и гостинцы. И уже идет вторая половина дня, поскольку все вокруг дружно перекусили. Наша делегация тоже наскоро обедает и мама идет продолжать вахту в тех грубых очередях.
А наш незакаленный к подобным вещам  характер уже начинает скисать и хочет высказать пожелания вернуться на родину.
Он страдает  от подобных давок, которых не происходило в домашних деревенских условиях.
Только вдруг раскрасневшаяся мама возвращается со счастливыми глазами и билетами на последний вечерний рейс.
И вскоре нас проводят на тот борт. Вот мы летим и смотрим в круглое авиационное окошко.
Но от сильного волнения наша детская память в тот момент никаких воздушных картин совершенно не запомнила.
Через час авиарейс заканчивается и нас везут на ночлег к родственникам.
Что поразительно было в Идре – вокруг не было гор. У нас они торчали повсюду, а здесь на глаза попадаются только крыши соседних домов. Любому детскому уму понятно, что в данной местности запросто можно заблудиться без горных примет.
Это мы запомнили из идринских воспоминаний. 
Следующим утром наша парочка уже трясется в небольшом автобусе. Вот он    прибывает в конечный пункт. Теперь матушка берет в руки оба узла и предлагает прогуляться до места назначения несколько километров – до той самой деревеньки Зезезино, куда не доходит автобус по причине отсутствия дорожного покрытия.
Сначала мы передвигаемся в какую-то слабенькую гору, затем остается только спуститься с ее обратной стороны. И к самому обеду вступаем на территорию той маминой родины. Оглядываем ее расположение в какой-то котловине. Две-три улицы. Огромное кукурузное поле рядом с крайним в деревне домом дяди Егора, где будем жить во время визита. С другой стороны дома – большой и ровный луг, где сам по себе бродит различный скот.
Настоящий огромный комбайн непринужденно стоит у соседского забора.
Мама целуется с родней и представляет ей нашу персону.
После мы наскоро перекусываем, все торжественные мероприятия назначаются на вечер. Нас что поразило в том обеденном столе – было много меда, целая миска. Они, родственники, там все поголовно увлекались пчеловодством и вот запросто выставляли мед тарелками в неограниченных количествах. Что было совершенно в диковинку  для нас, таежных гостей.
И наш детский ум завидовал своим здешним мелким родственникам, растущим на таком сладком продукте.
После состоялось короткое посещение другого родного маминого брата – Павла, живущего на другой стороне Зезезино. Плюс – небольшая обзорная экскурсия по всему  населенному пункту.
Какие-то ахи и вздохи мамы и ее прежних знакомых. Удивление и короткие рассказы о жизни. Приглашения заглянуть в гости. Реплики по поводу ее полугородского вида и ее интеллигентной профессии – продавщицы. Восхищение присутствующим с ней отличником-потомком.
А мы лично уже уверенно запоминаем географическое расположение улиц и окрестных небольших гор. Совсем перестаем тревожиться из-за возможности заплутать в незнакомом месте.
Почему-то мы в том возрасте и в той первой отдаленной поездке боялись потеряться и вот изо всех сил развивали в себе способности по ориентированию на местности.
И потом эти развитые способности не раз выручали нас в некоторых странствиях.
Наконец экскурсия завершена.
Теперь неугомонная и воодушевленная мама берет в руки ведерочко и ведет нас в сельские окрестности показать свои детские заветные грибные и ягодные места. Где она в отдаленные годы порхала и любовалась природой. Теперь ей хочется донести до своего сына прелесть окрестных пейзажей. Мы с ней собираем местную малину и попутно грибы.
Эта прогулка накрепко засела у нас в той  памяти.
Главное – мамин восторг по поводу посещения тех березовых рощ, по которым она в детстве бегала босиком. Ее комментарии и рассказы о том или ином заветном местечке. Мы увидели маму таким частичным ребенком и навсегда запомнили те картины прогулки…
И к вечеру через упомянутый широкий луг уже более родной парочкой возвращаемся к дому дяди Егора.
Какая-то незримая ниточка с того дня привязала наше воображение к маминой родине в виде деревеньки Зезезино.
Вот мы сейчас все это написали и почувствовали, как хотим там побывать. Наверное, определенная часть нашей крови не дает нам покоя  и призывает съездить на те родственные места.
Наверное, призывает постоять у могилы того деда Григория, не дожившего до нашего рождения.
Сходить в рощицы, где состоялась та памятная прогулка под руководством воодушевленной мамы. Просто посидеть летним вечером за столом с оставшимися там родственниками, выпить с ними за совместные корни и совместные земные пространства…
Основной профессией матушки была торговля в магазинах. Иначе говоря – основную часть жизни она проработала продавцом.
Ей эта профессия подходила по причине ее улыбчивости и расторопности.
По соседству с той Голубинской охотничьей артелью имелся небольших размеров бревенчатый магазинчик. Окна и дверь были с видом на Енисей. Рядом же на берегу находилась милая тополевая рощица, любимое место артельных мужчин, обожающих здесь посидеть за бутылочкой-другой…
Они, допустим, утром собираются в ту контору за мелким делом. Ну – получить капканы. Или выпросить аванс. Увидеть директора по одному перспективному делу. Только происходят разного рода задержки: тот директор уехал в райцентр, кладовщик потерял ключи от склада с капканами…
А несколько сегодняшних охотников не могут вынести своего ожидания. Собирают взносы по рублю и идут в тот соседний мамин магазин. Выпив – повторяют процедуру. Затем по причине окончания карманных денег просят у мамы кредит.
И это был для нее больной вопрос.
По причине добродушия ей было трудно отказать этим полугероическим таежным работникам. Но маму могли заругать жены тех охотников.
Мол, она своим гуманизмом развивает в мужьях аппетиты к спиртному.
Так что мама в своем белом халате была одной из центральных и популярных фигур деревенской действительности.
Мы в розовом детстве любили к ней попутно забегать за пряником или конфетой.
Однажды у мамы случился любовный роман. С одним молодым и еще не любившим выпивку местным охотником.
Мы к подобным вещам относимся с понимаем и допускаем право любого человека на подобные происшествия.
Помните маму деда Фотея? Как она боролась за собственную личную жизнь и ее крутой папа – по имени Кондрат – прогнал дочь со двора.
А тогда помнится – все маму грубо по деревенски ругали и нам ее было очень жаль. После этого она даже уехала отсюда прочь, забрав нас с братом. Примерно полгода мы втроем проживали в том самом селе Ермаковском в небольшом домишке.  Мама работала кондитером, мы ходили в третий класс, а брат пропадал в доме у тети Ани, маминой сестры.
Скорее всего – мы бы не пропали по причине ее расторопности.
Потом отец вернул свое семейство домой.
В жизни бывает всякое. Мы почему-то в те времена совершенно спокойно относились к тем трагедиям. Или у нас была крепкая детская психика. Или уже в то время были маленьким философом. Тем более – мы сейчас вообще спокойно проходим мимо подобных фактов, когда у людей в разные там возрастные периоды появляется влюбленность к постороннему человеку.
Тем более – затем она обычно проходит.
Мы на эту  тему можем много чего пофилософствовать. Но лучше в личных таких разговорах за бутылочкой вина.
Итак, папа вернул нас всех в домашний очаг и жизнь покатилась дальше…
Еще из детских лет отчетливо помним семейные сенокосы.
У нас всегда водилась какая-нибудь коровенка. И для нее заготавливалось сено на отдаленных таежных лугах.
Поскольку ближних сенокосов на всех не хватало.
Сначала родители косили траву. А убирали ее в копны обычно мы с мамой. Папа мог внезапно загулять с товарищами, а тут – стоит нужная для уборки солнечная погода. Тогда матушка берет на покос нашу детскую персону, на перекладных везет вдоль речки Голубой на те делянки. До вечера мы орудует граблями и вилами, затем едем домой на попутной же машине.
Потом такие эпизоды по мелким участкам в разных местах прекратились по причине появления у нас более отдаленного крупного сенокоса. Мы перешли в седьмой класс, а тут отец разведал чудную траву в огромных количествах высоко в горах.
Главное – туда имелась тракторная дорога, по которой можно было успешно то сено вывозить. Словом, родитель это дело оценил и застолбил для семьи одно огромное горное поле. И не нужно было мотаться и размениваться на несколько участков, как приходилось, повторим, делать раньше.
У нас там тоже, как у деда Фотея в будущем, проходили коллективные сенокосы. На какой-то дружеской основе набирались друзья и соседи, не имеющие личных коров. Ехали на  открытой машине, затем час шли в гору. Завтракали и махали косами. Обедали и снова махали косами.
Само собой – вечером гулянка на пару дней.
А потом мы втроем – отец, матушка и наша мелкая рабочая единица -  забирались туда с двумя-тремя ночевками и докашивали наши угодья. Жили как туристы в палатке с видом на Борус и все непрерывно косили ту дикую растительность.
А через неделю снова разбивали палатку для уборки сена.
И все наше семейство вполне любило тот труд на свежем воздухе. Нам вот только хотелось играть в футбол и купаться по причине лета. А так ничего – мы вполне сознательно закалялись и развивались на том производстве.
И вот – мама на сенокосной страде.
Румяная. Вытирает пот и поправляет косу.  Всегда в светлом платье. В те времена женщины практически не носили брюк. А про джинсы даже и не слышали.
Отец больше помалкивал; он, как и мы сейчас, был не любитель разговоров. А матушка нас подбадривала. Учила более правильно косить. И рядом с ней хотелось косить более широкими мужскими рядами…
Когда нам исполнилось семнадцать лет, наша семья переехала жить на противоположный берег Енисея – в Майну.
Отец на охоте заработал кучу денег и мама его уговорила:
- Давай сменим обстановку, уедем в более трезвый населенный пункт, купим там дом, покуда есть деньги. Иди трудись на строительство по своей прошлой буровой профессии. Будешь жить в более правильном трудовом и человеческом режиме, а на любимую охоту выбираться в отпуск. Через это станешь меньше выпивать, у тебя уже вон какие подросшие сыновья, в шахматы с ними играешь; небось перед ними стыдно за подобный образ жизни. Ты же еще личность в полной силе и красоте, а тянешься за теми алкоголиками, которые тебе не пара…
Отец согласился. Только ничего не получилось.
И в 1976 году его не стало. Матушке тогда было 38 лет.
Казалось бы – у родителей для долгой счастливой жизни было все.
Помните – вспыхнувшая любовь в Краснотуранске. Умелые руки, расторопность. Талант к охоте у отца. Мама с ее умением управляться по дому. Вполне удачные сыновья. Обоюдное  увлечение книгами. Дважды путешествовали к Черному морю…
И с тех давних-давних пор мы испытываем неприязнь к водке, держимся подальше от пьяниц и от частых застолий. Можем, конечно, слегка выпить по особо торжественным событиям или трудовым свершениям. Но чтобы, к примеру, отмечать все красные дни календаря – увольте.
Родственники иногда обижаются – не посещаем ихние многочисленные именины, свадьбы и юбилеи… У друзей тоже пропускаем некоторые события…
Пользуясь случаем – просим у всех них извинений за нашу подобную душевную грубость.
Скорее всего – наша семейная история воспитала нас подобным черствым субъектом относительно частых застольных мероприятий. Выработала устойчивый иммунитет к этой самой проклятой алкогольной продукции.
И еще думаем – отцу не хватило нескольких лет.
У него стали бы взрослыми сыновья, с которыми намечались общие дела. Появились бы внуки. Эта новая обстановка вполне могла его спасти…
Матушка еще дважды побывала замужем. Но настоящей мужской опоры так и не нашла, ей постоянно приходилось быть лидером в семье.
А это – не самая лучшая участь для женщины…
Таковы были наши родители. Мы сейчас, в начале нового тысячелетия, вполне могли видеть их рядом с нами.
Паспортные данные у них были таковы, что они вполне могли еще жить да жить… 


                32. Как поссорились две цивилизации.

Помните, был такой писатель Гоголь. У него есть одно забавное произведение о жителях девятнадцатого века Иване Ивановиче и Иване Никифоровиче. Как они поссорились из-за какого-то пустяка, а после жили практически во фронтовой обстановке.
Их образы уже упоминалась в одном предыдущем рассказе. Для полноты картины – те местные герои были выведены на сцену под такими же полными именами. Помните – как одного из них едва не хватил удар при виде другого, помещенного в форме фото на небольшой Доске Почета.
Тут мы недавно откопали еще один подобный же случай.
Он вполне подойдет к нашей теме здешних переплетений смешного и великого. Хотя в нашем случае причину длительной конфронтации двух знаменитых местных фамилий можно считать несколько более уважительной.
Словом – мы сейчас попробуем еще раз посоревноваться с классиком.      
Вот какая нам в голову пришла одна любопытная местная быль.
Из прошлой жизни одной Чистой Реки. Кто не знает – это есть такая в наших местах знаменитая горная река для романтиков.
Как здесь однажды столкнулись две ну очень крупные, назовем их так, фамилии.
Представьте себе тихий летний вечерок рядом быстрым течением этой водной дороги. Слегка плещется рыба… Летают разные там насекомые…Веселые птицы…Солнце садится за причудливый горный горизонт…
Окончен рабочий день.
У двух здешних рыболовов, что посланы сюда выполнять свой бесконечный рыбный план. Они живут в скромной такой избушке, стоящей на этой отдаленной набережной. Конечно, их одинокий рыбацкий труд им уже основательно приелся. Хочется повращаться, грубо говоря, в каком-либо человеческом обществе. Блеснуть своими талантами и получить восторженные отклики и оценки от разнообразных собратьев. Также – обнять и приласкать женский пол.
И вообще отдохнуть от надоевших стремительных рыб.
Теперь мы коротко представим обоих героев.
Один из них, под именем А. – брат одного знаменитого чемпиона.
Их семья проживала здесь недалече, в небольшой деревеньке слегка на отшибе, за сельским кладбищем. И все их многочисленные братья и сестры отличались каким-то невероятным здоровьем, а также силой и выносливостью. Поэтому они достигали в спорте почти международных результатов, а один из них вообще сильно пошел в гору на этом поприще. Даже стал, говоря совершенно серьезно, кумиром некоторых поколений двадцатого века. Поскольку длительное время играл в мире спорта несомненную первую скрипку.
Кстати, сделав потом на почве своих успехов много полезного и на горячо любимой им Чистой Реке, куда он любил вырываться после своих всемирных побед. Но об этом мы расскажем чуть позже.
Пока же вернемся к А.с его косой саженью в плечах.
Он у нас тут вырос, как уже говорилось, в небольшой деревеньке, где слыл за самого первейшего бузотера. Загибал салазки кому ни попадя. И если в нашем небольшом населенном пункте происходил очередной праздник, то он заканчивался обычно тем, что многочисленные зрители наблюдали живописную картину его усмирения. Или его практически связывали веревками с использованием мышечной силы нескольких единиц мужского пола. Или родственники его удачно агитировали не тратить свою силушку понапрасну
Сейчас он, конечно, уже давно переродился: ни капли хмельного в рот, избегает крепких выражений.
Построил белокаменную церковь, а также кирпичную школу. Всячески благоустраивает родную деревеньку. Многим  односельчанам, говоря современным языком, обеспечивает небогатые рабочие места.
А тогда, двадцать тому примерно лет назад, он не всегда держал себя в руках.
И имело смысл его слегка опасаться. Когда он после приема хмельного ходил себе туча тучей.
Второй наш рыбак, пусть будет Б., был совсем иного рода человек.
Если и выпьет, то головы не терял. Только становился еще веселее, чем обычно. Хотя он и в трезвом виде являлся балагуром и народным самородком; что не скажет, то все в веселую строку. Он и сейчас не изменился. Острит налево и направо, являясь попутно неисправимым пожилым браконьером.
И вот два таких разных труженика тянут свою лямку в достаточном отдалении от цивилизации. Чтобы скрасить таежное однообразие, придумывают себе некоторые нехитрые забавы.
Например, время от времени варят  брагу.
Это, кто не знает, такой слабоалкогольный напиток, что-то навроде современного коктейля. И длинными летними вечерами развлекаются и разговаривают, пропустив по паре стаканчиков этой жидкости.
Для полноты картины добавим такой занимательный эпизод.
Когда они собирались в  нынешнюю командировку, то к Б. пришли родственники А. и провели с ним милый инструктаж – как вести себя в некоторых критических ситуациях относительно подвыпившего коллеги.
Вот они что ему примерно горячо сказали:
            - Доставаться тебе будет, независимо от того, прав ты или виноват. Но ты, главное, не сопротивляйся. Не вздумай в этот момент брыкаться и искать справедливость. Постарайся перед тем успокоиться. Повиси в его руках навроде пустого мешка и он тебя довольно скоро отпустит. А будешь колготиться – пеняй на себя!
Нетрудно представить, с каким легким сердцем собирался Б. в эту экспедицию. Наверняка серьезно попрощался с женой и малыми детьми…
Будь мы на его месте?.. Навряд ли вообще поехали.
Эту веселую инструкцию умный Б. выполнял неукоснительно. И держал ухо востро. Благодаря чему из его уст мы и услышали несколько лет назад описываемую нами полуфронтовую историю.
Итак, летний вечерок. Наши два героя, отведав своей сермяжной браги, мило отдыхают.
Только вдруг мимо их бедной заимки проплывает чудесный плот с тремя его жителями. Поскольку наши рыбаки находятся в стадии подпития, то роскоши человеческого общения им хочется нестерпимо сильно. Они приветливо машут шапками и руками, просят посетить их одинокий причал. По всем законам гостеприимства готовы принять этих свежих людей с большой земли.
Увы, судно с его стеснительными пассажирами проносится мимо…
Одинокие, брошенные всеми, до чертиков надоевшие друг другу, рыболовы продолжают коротать  вечер.
Говорят о черствости человечества и прочих  пороках. Сетуют на его невоспитанность. Постепенно они приходят к мысли, что стоит догнать этих проходимцев и устроить, все-таки, с ними вечеринку, заодно установить справедливость и истину. Тем более, что моторная лодка под рукой. Они стремительно грузят в нее остатки своего пиршества и отплывают, надеясь на продолжение  фуршета в более широком кругу.
Мы не знаем, кто был инициатором такого решительного поступка. Знаем только, что было дальше.
Быстро летит моторка вперед, мчит двоих искателей приключений.
Куда, а главное, зачем несутся наши непоседы? Куда ведет их путеводная нить? Решить какие-то важные вопросы? Подлить масла в огонь своего веселья? Одному Богу известно, куда несет подвыпившего русского человека.
Нет бы не трогаться ему никуда. Просто завалиться бы спать… Увидеть во сне родимый дом…Босоногое детство…
Теперь мы попробуем представить вам других участников грядущей вечеринки. Тех, что нахально проплыли мимо ихнего речного пункта.
Как уже говорилось, их было трое.
Самый главный из них – назовем его согласно алфавита В. – крупный и достаточно грозный хозяин вавилонского сооружения.
Он там всех держал в своих ежовых рукавицах. А некоторых вообще разделывал под орех, чтобы крепить производственную и прочую дисциплину. Это мы все, конечно, понимаем…
И вот сейчас этот несомненный гигант попадет в совершенно простонародный переплет…
Два других его попутчика были мужем и женой самого интеллигентного вида. Назовем их согласно нашего порядка Г.и Г. Они на том же  сооружении работали. Чем-то, опять же, руководили, но только своими излюбленными интеллигентными методами.
За это мы ручаемся.
Какими бы разными они не были, своей компанией они дружно покоряли Чистую Реку. Попутно отдыхая от  производственной деятельности. И вот ими уже поставлен очередной лагерь в очередном сказочном месте. Варится уха и все такое прочее.
Только тут прибывают наши рыбаки, вроде как с самыми добрыми намерениями. Несколько прямолинейно здороваются:
- Ну, здравствуйте. Не вы к нам, так мы сами пожаловали. Кто такие будете?
- Здравствуйте и вы. Мы вот сплавляемся. Я лично буду В.Со мной мой товарищи Г. и Г.  К вам не причалили  -  торопимся домой, а также руководить производством.
Тут А., услышав, что перед ним собственной персоной возвышается В., довольно развязно и бесцеремонно восклицает:
- Ах, вот ты какой В.! Что-то про тебя мужики говорили, что ты…
Разговор сразу принял какое-то неправильное и дурацкое направление.
И это панибратское обращение на «ты», к которому воспитанные люди сразу не прибегают. И чуть ли не фамильярное похлопывание по плечу. Какие-то нелицеприятные и нецензурные эпитеты.
Нет, каково это все было слышать хозяевам лагеря? Рыбак Б. как мог, пытался сгладить возникшее противоречие сторон.
Но был грубо оборван своим сослуживцем и присмирел. Разговор плавно перетекал в процесс переговоров, стороны были напряжены.
Внезапно А. вспомнил, что прибыл сюда повеселиться.
От всей  широкой души предложил  свой божественный искрометный  самодельный напиток. Осушить, так сказать, по кубку дружбы.
Но хозяева лагеря гости наотрез отказались.
То ли они вообще подобный вид хмельного презирали. То ли не хотели выпить по имеющимся психологическим мотивам.
Тогда А. кладет правую тяжелую руку на свои ножны.
И говорит таким ласковым контральтовым голосом:
- А вот если вы сейчас, такие вы и сякие, не выпьете, то я ваш плот весь попротыкаю. И пойдете вы отсюда дальше пешком…
И столько в его голосе было уверенности, что он не приминет обещанное сделать – только и осталось противоположной стороне попробовать этот народный напиток.
Испить, образно говоря, сию горькую чашу… Потом еще…
Но веселье почему-то не разгоралось. Не вязался душевный разговор.
Тем более - не пелось песен. 
Б.начал было осторожно сворачивать незадавшийся праздник. Но опять получил со стороны своего партнера грубое пожелание пойти куда подальше.
Смеркалось. Пора было покинуть этих закрывшихся в себе личностей.
Б. демонстративно уселся за мотор, приглашая А. к отплытию. Однако тот не терял надежды растопить лед недоверия с пришельцами. И решительно оттолкнул лодку от берега, в жесткой форме пожелав рулевому плыть в одно отдаленное место.
Транспортное средство укатило за ближайший поворот.  Б. решил, что вернется за своим упорным компаньоном попозже, когда тот слегка поостынет. И, вроде как, мотор у него потом не завелся. Как  все было на самом деле, теперь уже установить невозможно.
Тем временем А. продолжал сковывать отдых в лагере.
Бродил по его территории. Слегка выпивал. Требовал внимания к своей персоне. Между тем стемнело и наступила ночь.
Вдруг нашему бродяге пришла в голову сильная мысль:
- Нет, тут с вами не отдохнешь! Скучные вы! Собирайте-ка  плот, поплыли до Следующей Заимки, до мужиков. Там меня высадите, а сами … дальше!
До нее было километров поболее десяти. Да по ночной Реке? Да как будет вести себя на плоту новоиспеченный пассажир? Несмотря на соблазн избавиться от непрошенного гостя, троица руководителей не рискнула осуществлять предложенный смелый проект. Принялась горячо убеждать его от  опрометчивого шага.
И, что очень удивительно, убедила.
Такое относительно подвыпившего А. бывает крайне редко.
Наш герой недолго унывал.
Спустя некоторое время он радостно воскликнул:
- Действительно, тут с вами со скуки сдохнешь. Живо давайте мне вашу запасную камеру от плота! Поплыву я все-таки на Следующую Заимку!
Надо ли говорить, что такую круглую автомобильную черную камеру он тут же получил.
Накачал ее имеющимся насосом.
Холодно попрощались. Наш бузотер лег животом на эту реквизированную запчасть. И, делая широкие загребающие движения двумя огромными ладонями, поплыл навстречу своей сегодняшней вечерней мечте. Куда-то в темноту…
Скажем сразу – он благополучно достиг через пару часов нужного ему причала. Где, видимо, и продолжил начатое веселье уже в кругу более близких ему по духу людей, предварительно сильно удивив их внезапным появлением на столь хрупком речном средстве.
Надо ли говорить, какой вздох облегчения вырвался у оставшихся в одиночестве наших сплавщиков. Несмотря на легкую тревогу по поводу успешности ночной одиссеи непрошенного гостя на таком малотоннажном средстве плавания.
О чем думали они, стоя на своем успокоившемся берегу?
Из уважения к ним не будем острить и ерничать по поводу их растрепанных мыслей…
Такое вот произошло столкновение гигантов на здешних просторах.
С тех пор, естественно, как черная кошка пробежала между двумя этими великими и полезными фамилиями.
Прошло время. Переменился, как уже было сказано, главный персонаж той замысловатой вечеринки. Его могучий клан построил на Чистой Реке две чудных заимки. Причем одну из них  практически безвоздмездно отдал проплывающим по Реке туристам-сплавщикам.
За что и передаем им от всех нас огромное спасибо.
Теперь мы здесь имеем возможность цивилизованно перевести свой дух. Также отмыть и отпарить в бане как мужские, так и женские мужественные тела. Посидеть за артельным столом. Заночевать под настоящими крышами.
Фамилия же В., наоборот, с тех пор решительно избегала Чистой Реки.
Наверное, это очень печально…


                33. Поздний роман.

Мы тут подумали вот о чем.
Что в нашем неизвестном романе чересчур превалируют мужчины. Повсюду – одни ихние образы. В каждой новелле повсеместно лезут и прут со своими мероприятиями и подвигами.
Сверкают умом. Совершают государственные поступки.
Слышатся их трескучие голоса в форме диалогов и монологов.
А здешние бесподобные женщины с более тонкими голосами стоят на заднем плане. В порядке общего фона.
И это дело, несомненно, надо поправить.
Осветить – как иногда они, те женщины, водят нашего брата за нос. По части любви и быта.
Хотим также предложить и лекарство против ихнего несомненного обаяния.
Тем более – в произведении исторического направления.
Для начала мы коротко осветим собственный подход к тому, что женщины вообще повсеместно проживают на нашей планете. Как мы вообще к ним относимся. Как мимоходом машем им ручкой. Или, наоборот, иногда наступаем им на ноги. Болтаем с ними.
  Может быть, наше отношение к этой части человечества будет занимательно узнать некоторым слоям мужского и женского сословий. И потому мы сейчас в такой безобидной форме разовьем с ними эту дискуссию.
Нас в школе в прежние старорежимные времена как учили по этому вопросу? Мол, женщина – такое возвышенное прозрачное существо и с него надо сдувать пыль. Помните – тургеневские девушки и все такое. Графиня Наташа Ростова. Декабристки, которые потащились в Сибирь. Потом – передовицы колхозного строя. Ткачихи, работающие на тридцати станках.
 Мол, мужчина все в жизни делает для Родины и Женщины. Да еще для детей в форме будущего поколения.
И ничего для себя лично.
А мы в школе ту литературу и ту историю как предметы любили и обожали, а подобные установки впитывали с каждой книжной страницей.
И ставили девушек и женщин на пьедестал. А мужчин с их курением, бородами и неуклюжей походкой – около него.
Через это - много потом уступали женскому полу и не всегда спорили с ними. Разводили с ними всякий сироп.
Даже в отдельные моменты могли скатиться на роль подкаблучника.
После внезапно стали постарше и оглянулись. Сняли розовые очки и протерли глаза:
- А чего ради? Развели вокруг подобную фантастическую искаженную картину. А они не слазят с тех салазок, на которых мы их возим. Пусть ходят пешком. Они такие же люди, как мужское население. Чего на них молиться? И среди них имеются такие же неудачные. Есть дуры. Многие тяжелы на подъем. Любители раскисать по мелкому поводу. И эти слезы с ихней стороны зачастую ни к месту. Некоторые имеют кривые ноги. У других - лишний вес и малая подвижность. Или – обладают крикливой натурой. Не проявляют инициативы. Вечно сплетничают и строят догадки. Да пошли они к черту…
В этом монологе мы, конечно, слегка перегнули. Ударились в другую крайность.
Исключительно для того, чтобы было понятнее.
Чтобы остановиться посередине.
Между теми воздушными молодыми фантазиями и этими грубыми выводами последних десятилетий.
Мы теперь смотрим на все женское сословие таким несерьезным юмористическим взглядом потрепанного человека. И любой разговор с ними проводим как шуточную небольшую прогулку по минному полю:
- Ага, здесь вполне можно шагать… А здесь она дурочка, пусть… Ой, а теперь шагай здесь по этому вопросу да шагай… Тут осторожнее, не трогай. И здесь не трогай. А чего у нее там?.. В этой области она интересная особа… Ой, чуть не наступил по той части ее воспитания и мировоззрения… До свидания, мадам, не знаю – увидимся ли еще…
И где-то уголком сознания ставим ей оценку … Обычно такого среднего уровня.
А круглые пятерки от нас уже никто из них не получает. Как раньше, в стародавние времена, когда мы эти отличные баллы ставили всем без разбору современницам. Или даже спешили в некоторых из них влюбиться до изнеможения и нервных переживаний.
Так с течением лет мы переболели теми розовыми болезнями, получившимися от старорежимного воспитания и любви к некоторым школьным предметам.
И сейчас вполне легкомысленно относимся к данному вопросу.
С целью избегать чрезмерного нервного напряжения.
А то его и так хватает в современной жизни.
Таким вот образом в настоящем новом тысячелетии мы живем и треплемся с тем противоположным полом. Испытываем разные эмоции среднего размера, исключив мировые переживания с разными там осложнениями в области сердечно-сосудистой системы.
И замечательно себя чувствуем. Не переживаем, если какая-то дама не обратит на нас внимание. Говорим себе:
- Она глупая и не может нас оценить. Она не знает – с кем могла иметь дело. С кем могла связаться.
И успокаиваемся. Тем более – у нас из-за большого жизненного стажа ослабела память по части запоминания женских имен и вообще ихних волнительных образов.
Пусть оставшиеся романтические юноши внимательно прочитают и вызубрят этот материал.
После чего спокойно поставят своих красоток в один ряд с рыбалкой, охотой, футболом, баней, пивом и компьютером.
А медики станут меньше лечить нервных и сердечных болезней.
Конечно, что-то исчезнет из нашей жизни. Душевный трепет, к примеру. Меньше будет написано стихов и песен. Меньше исписано стен.
Как бы рождаемость не рухнула окончательно?
Такие опасения у нас есть.
Получается опять – наши советы глупые и бесполезные. И мы думаем – чего нагородили?
И никто никогда не установит истину в этом примитивном вопросе взаимоотношения мужского и женского полов.
И вдруг на нас самих еще свалится какая-нибудь бесподобная старческая любовь и мы буквально потеряем почву под ногами. Опять будем гнуться под женским каблуком и умолять о взаимности? Ждать телефонных звонков от той  особы с пьедестала.
Не знаем, не знаем…
Нет, вряд ли.
А сейчас для полноты наших рассуждений расскажем вам одну местную любовную эпопею про одного пожилого строителя и человека, оставшегося вечным романтиком по части той любви.
Как он за это дело и розовый взгляд на мир пострадал.
Пусть его, допустим, зовут Василий Петрович, Вася. И нашему с ним знакомству четверть века, двадцать пять лет. Познакомились еще во времена постройки Гиганта, когда оба были молодыми субъектами и футбольными игроками.
Он дополнительно еще был передовиком своей строительной бригады. Очень ловко управлялся с бетоном.
Вместе с ним мы в свое время немало поколобродили. Как в трезвом, так и в хмельном состоянии. В том числе – увлекались по причине молодых лет некоторыми яркими особами противоположного пола.
И Васе был раз плюнуть влюбиться в любую из них. Причем по настоящему, от души.
Такой он имел ум и наклонности.
Мы даже вечно подшучивали над этой чертой его натуры.
Влюбится, потом бесконечно страдает. Глядит ей в глаза как умалишенный. Таскает цветы. Мороженое. Чуть ли не пишет стихи. Стоит возле ее подъезда и ждет – когда она посеменит мимо, чтобы полюбоваться на ее бесподобную походку.
Потом – бац. Разлука и печаль.
 Вдруг, примерно через полгода, на горизонте – новая любовь. Снова слезы, цветы и мороженое. Прогулки при луне. Бесподобная походка.
Главное – все серьезно и все, повторим, по настоящему. И как человек умудрялся не порвать собственное сердце?
Но это все было давно, в стародавние времена… Потом вроде у него наступили женитьба и затишье на этом жизненном направлении.
Он гораздо реже стал влюбляться. Несколько полюбил тишину и покой.
Только они оказались временными.
И вот недавно, несколько лет назад, наш друг Василий где-то столкнулся с одной молодой особой худощавого телосложения. Много младше его. Белобрысенькой, с синими глазками и бледной кожей на лице.
Они внезапно полюбили друг друга до слез. Несмотря на то, что воспитывались в разные эпохи, по разным учебникам. Он – по старорежимным. Она – по современным, которые с капиталистическим уклоном.
Тем не менее, оба стали буквально страдать, что мало времени проводят вместе. У него семья. А она была еще свободна по причине малого жизненного стажа. Но увлеклась им не на шутку. Как и чем он ей запудрил мозги, никто так и не смог понять. Внешность у него была к тому времени уже весьма заурядная. Появились легкие болезни от непрерывной укладки бетона. Ловкость в движениях – ниже среднего. Редкие волосы. Хриплый дребезжащий голос.
Скорее всего – за ней раньше никто не ухаживал по причине ее недостаточной привлекательности, а тут вдруг – нате вам – кавалер Вася. Цветы. Шампанское. Мороженое. Прогулки и пикники. Рассуждения опытного мужчины, бывшего красавца и создателя Дурынды.
И его богиня ему скоропалительно отдалась. После чего они вообще завязли в этом болоте.
У него – бес в ребро.
А ей все в новинку и интересно.
В таком угаре у них прошел медовый год. И они каждый раз, расставаясь, рыдали.
Потом решили соединить свои судьбы. Официальным образом.
Василий начинает бракоразводный процесс с прежней супругой. Которая, само собой, решила основательно потрепать ему нервы на прощание. Длительное время у них идут всевозможные суды по совместному имуществу и квартирному вопросу.
У Василия прибавляется морщин на внешности и усталости во взоре. Но он крепко стоит на своем. Хотя окружающие говорят ему:
- Ты зря затеял это дело с женитьбой на молоденькой особе. Мировая история и литература тысячи раз преподносила случаи, как престарелые женихи после обжигались. Как молодые супруги после пили с них кровь. Начинали изменять… Загоняли в гроб… Нет, мы все сомневаемся в успехе твоего мезальянса. Раз уж не терпится – найди себе невесту постарее - сообразно имеющемуся возрасту и стажу…
Только – нет.
И скоро происходит свадьба средних размеров.
Гремит музыка и все такое. Все кричат « горько» и любуются на эти разновозрастные поцелуи. Выпивают и закусывают. Дарят некоторые подарки для ихней совместной жизни.
Мама той невесты плачет от счастья.
А папа напивается…
После чего молодожены укатывают в свадебное путешествие - едут на северную стройку с целью заработка на квартиру. Поскольку прежнюю жилплощадь пришлось оставить прежней семье. По решению суда.
Через пару лет мы встречаем Василия, шляющегося по Вавилону по причине отпуска. Он приехал сюда в летний месяц с целью погреться от северной жизни. Поговорили про то, про се, про холода в той его нынешней отдаленной жизни. Коснулись семейных дел. Он нам начинает высказывать первые жалобы на свое существование и семейную жизнь:
- Так хочется иногда беззаботно поваляться на диване после стройки, где я замерзаю как собака и вкалываю как вол. Где опять вынужден являться передовиком. После смены на ветру и морозе так хочется завернуться в одеяло и погреть старые кости. Но не дает молодая жена и новенький ребенок. Стираю пеленки. Делаю уборку до блеска по причине огромной любви супруги к полной чистоте. Еще – всякие там церемонии. Накрывай ей стол непременно с цветами. Говори бесконечные комплименты. Целуй в ушко. И так далее…
Мы Василию Петровичу выразили настоящее сочувствие. Поболтали еще и побежали дальше.
Представили, как в нашем огромном возрасте целуем в ушко спутницу по жизни.
Посмеялись…
Через еще пару лет случайно узнаем, что у Василия появился еще один потомок. Супруга по молодости лет расстаралась и подарила ему, вдобавок к мальчонке, еще одного мальчонку для пары. Хотя он умолял ее воздержаться от подобного подарка.
Теперь, скорее всего, небольшая мечта полежать на диване отодвинулась на более длительную перспективу. Вряд ли те шустрые малыши дадут папе отдохнуть в тишине…
Только вдруг слышим новости из той северной стороны– в той семье дым до потолка. Развод и новые суды. Мол, поскольку имеется молодая мамаша с двумя детьми, то квартира, в котором они свили семейное гнездышко,  полностью отойдет ей.
А постаревший муж уйдет в люди. Получив – личную одежду. Обувь. Часть тарелок.
И супруга твердо стоит на этой своей точке зрения и гонит Васю прочь. Ни в какую не хочет делиться с ним той имеющейся немалой жилплощадью. Поскольку она выросла уже в новую эпоху, когда материальная сторона жизни стоит на первом месте. А то прошлое романтическое время, любовь и воздыхания, цветы и мороженое, прочий идеализм Василия Петровича ее не касаются.
И черт теперь разберет – кто из них прав?
Остается гадать - как такое могло произойти? Или северная сторона охладила ту неземную любовь?
Нет, вряд ли.
Теперь Василий собирается в Африку. На какое-то новое строительство ихней Дурынды. Может, там отогреется и отлежится после северных рабочих смен и поздних малышей.
Только – как бы не там не влюбился в местную молоденькую чернокожую женщину. А то все начнется снова.
Вот мы и говорим. Про разницу поколений.
Пообщаться – пожалуйста. Даже можно краткосрочно подружиться.
А вот так – чтобы более глубоко увязнуть в чувствах – извините.
Ищите кавалеров и дураков среди современников.               



                34. Совсем мелкая ерунда.

Помните – у нас позади есть где-то раздел « Мелкая ерунда». Она вся сплошь состоит из минимальных новелл глупого, смешного и неудачного происхождения. После подобных мелких происшествий можно опуститься еще ниже. Достичь в деле минимализма следующих сверкающих вершин. Итак, читайте совсем уж короткие исторические хроники о местных хитростях, глупостях, неудачах и неудачных событиях:
- один здешний строительный прораб руководил постройкой девятиэтажного кирпичного дома. Состоялось новоселье, раздавались аплодисменты данному прорабу и его строителям… Только попался один въедливый, беспокойный новосел. Ему показалось, что высота его потолков на пару спичечных коробков ниже, чем полагалось. Измерили – да, не хватает одного ряда кирпичей на нескольких этажах. Тут все вспомнили, что этот самый прораб попутно строил кирпичный особняк для собственных нужд, в котором сейчас благополучно проживает…
- один здешний руководитель небольшого заведения мечтал трудоустроить собственную супругу к себе под крыло. Долго ломал голову – какую ей выделить интеллигентную и опрятную должность с неплохим окладом. Наконец решил и сделал ее врачом, поскольку в его подразделении такая штатная единица предусматривалась. Всех вавилонских начальников убедил, что она потянет эту работу даже без медицинского диплома. Купил ей белый халат, прибор для измерения давления и привел в подшефный коллектив. После чего она с этим врачебным прибором начала важно прохаживаться по тому мужнину заведению. За десять лет ей удалось освоить несколько простейших медицинских действий: измерять то самое давление, ставить горчичники, выдавать общеизвестные таблетки. Потом, когда на Дурынду пришла смена руководства, то ее попросили освободить ту медицинскую должность. Супруг горячо встал на защиту ее квалификации и даже в этом деле допустил чрезмерную горячность, после чего и сам вылетел с того директорского кресла и заведения вообще…   
- одна здешняя дачная семья имела на своем огромном, богатом и плодородном участке один частично неудачный в плане урожайности уголок огорода. Чего не посади – не растет. Тогда хозяйка принудила супруга поставить на том глинистом уголке баню, впритык к соседнему дачному домику. Те соседи в мягкой форме пытались было что-то объяснить тем будущим банщикам о противопожарной профилактике и правилах пожарных разрывов между строящимися объектами. Только баня тихим способом была построена. После в той бане состоялся пожар, который небрежно слизнул и соседские строения. Теперь намечается суд…
- один здешний небольшой предприниматель и строитель сооружал для Дурынды один мелкий простенький объект. Он там, из-за тонкостей своего ума и характера, чего-то поизобретал, упростил и возвел сооружение ну просто отличного качества, лучше, чем оно должно было быть. Тем более – в нужные сроки. Чем восхитились и подтвердили все окружающие приемщики. Но из-за того, что в силу своего изобретения некоторые громоздкие и ненужные работы он на своем данном строительном пути не совершал, ему в итоге заплатили сумму с гулькин нос. Хотя, повторим, возвел продукт строительства в лучшем, чем предполагалось, стиле и качестве. А, может быть, он не умел делиться некоторыми суммами с некоторыми дурындовскими приемщиками тех работ…
- один здешний дурындовский руководитель погорел на почве погодных условий. Он улетел на вертолете отдохнуть в любимую тайгу на недельку. А ему его более вышестоящий директор ранее приказал быть у себя в кабинете такого-то числа на таком-то совещании. А тот любитель таежного отдыха думал – успею обернуться, за день до того прилетит вертолет и вывезет меня в аккурат к совещанию. Только наступили совершенно ненастные и туманные дни с нелетной погодой для всей местной вертолетной авиации. И наш герой куковал лишние дни в своей отдаленной избушке. Когда он все-таки прилетел оттуда, то узнал, что уже снят со своей руководящей должности и поставлен на менее интересный труд…
- один здешний новоиспеченный вавилонский директор, назначенный сюда управлять Гигантом, привез с собой новых заместителей и расставил их по соседним кабинетам. А старых всех попер метлой. Или они сами разъехались и повыходили на пенсию. Из новых особенно прославился один, он раньше где-то заведовал кладбищем. Этот заместитель двух слов не мог сказать без русского мата, повергая в трепет весь управляющий и женский состав Вавилона, который ходил в белых одеждах и привык обходиться без подобных выражений, поскольку работал на передовом отечественном объекте. За пару лет своей работы тот заместитель отличился тем, что построил несколько банных заведений для приема разного рода гостей, Да пообещал на окрестных с Вавилоном склонах устроить кладбище, а то покойников приходилось транспортировать в соседнее подобное заведение. А потом, когда того новоиспеченного директора не стало, того грубияна заместителя коренные вавилонцы с криками и даже с нецензурными выражениями вытолкали взашей… 
- одни здешние три семьи имели в соседней деревне своих постаревших родителей, проживающих на пенсию. И вот те деревенские жители, став пенсионерами, не смирились со своей малоподвижной предстоящей участью и решили стать частичными фермерами. Накупили коров, свиней и уток с курицами. Расширили огород для массового производства картофеля. Разведали сенокосы. После чего приступили к эксплуатации всех трех семей своих детей по этому сельскому труду. Бесконечно вызывали их трудиться на заготовку и переработку кормов, или на прочий подсобный труд. И те, поскольку были послушными детьми, в ту сельскую местность беспрерывно мотались, привлекая попутно и своих вторых половин, а также подросших уже личных детей. Такой вот городской бригадой все обслуживали без конца ту непрерывно растущую растительную и животноводческую отрасль папы и мамы. Которые потихоньку все-таки старились, несмотря на непрерывный труд на свежем воздухе и им требовалась все большая сумма той городской помощи. Первыми начали роптать вторые половины тех послушных детей. Порой дело даже доходило до угроз семейного развода по поводу чрезмерности услуг, оказываемых тем престарелым родителям. И никакие коврижки в виде деревенского молока и сметаны не могли затушить тех семейных сельскохозяйственных скандалов. Тем более – члены тех городских семей сами уже непрерывно приблизились к пенсионному возрасту и перестали иметь мальчишескую живость, чтобы бегать с одной работы на другую… 
- одних здешних работников водного транспорта попросили доставить к условленному месту одного интеллигентного и неопытного товарища. Он решил побывать в гостях у друзей-охотников. Мечтал из любопытства увидеть некоторые процессы того охотничьего ремесла и подышать таежным воздухом. Вот капитан судна везет того романтика  по водной поверхности и начинает с ним, в силу местных традиций, выпивать и знакомиться. После чего, из-за наступившего опьянения, высаживает его совсем не там, где ждут пассажира те самые таежные друзья. Затем беспечно уплывает в обратный путь. А тот представитель интеллигенции бодро остается дожидаться  своих запаздывающих дружков. Те товарищи в это самое время кукуют и дожидаются его в другом параллельном месте. После решают, что поездка не состоялась и уходят по своим таежным далям. Наступают вечер и ночь. Тот несостоявшийся гость скучает и мается, кричит в пустоту своим грустным голоском. Потом – проходит день и еще одна осенняя ночь. Сыро, холодно, боязнь диких хищников и все такое прочее. Кончаются продукты. Плохо греет имеющаяся интеллигентская одежонка…  Проходят еще одни сутки. И тот интеллигент уже готовится к смерти под этими кронами. Только на четвертый день под вечер показалось случайное речное судно и его замечательные наблюдательные пассажиры увидели на диком берегу машущего руками бедолагу…
-   одна здешняя поклонница свободного образа жизни приятной наружности средних лет, располагающая стройной высокой  фигурой и состоящая в художественном обществе, устала от одиночества. Все ее подруги внезапно повыходили как-то друг за дружкой  замуж и она решила не отставать от них, хотя ей уже довелось испытать на своей шкуре один бракоразводный процесс. Внезапно и непоправимо нашла себе друга жизни из несколько отдаленного города и привезла пожить к себе с целью семейной притирки. Теперь он из-за ее яркой внешности и фигуры непрерывно устраивает ей сцены ревности и ругани. Машет кулаками. Установил вокруг нее полный вакуум в смысле прежних подруг и художников, гонит их прочь от квартиры. Непрерывно сидит и дежурит у телефона, опасаясь мужских звонков. В самое короткое время лишил эту свободолюбивую особу одиночных перемещений и сопровождает ее на всех прогулках, взяв под руку.  В оставшееся после прогулок  время суток сидит подле нее и не сводит с ее персоны своего влюбленного ревнивого взора… Теперь она мечтает, как у него окончится отпускной период и он убудет на свое производство в тот отдаленный город. А пока с женской загадочностью, томностью и гордостью говорит и жалуется окружающим о его высокой любви и страстной ревности…   
- один здешний любитель природы подался в тайгу за ее дарами. Взял с собой для компании собственного сына и знакомую соседскую собачку из пустой дворняжной породы. Вот они своей небольшой гурьбой бредут по таежной тропе. Та посторонняя собачка бегает вправо-влево с целью освежить охотничьи привычки. Вдруг она находит медведя и начинает на него неистово лаять. А тот добродушно, в силу летнего сытого периода, собирает ягоду и отмахивается от нее, только она не уходит, а продолжает свой лай. Тогда мишка начинает рычать и двигаться на нахалку с намерением напугать ее и изгнать подальше. Только шавка увлеклась: она отступает, но не перестает лаять. Причем отступает в сторону своих человеческих попутчиков и, в итоге, приводит медведя к безоружным папе и сыну. Те орут и машут руками, происходит такая громкая сцена на тему – кто здесь хозяин. Мишка первым не выносит этой картины и уходит в свои заросли. Папа и сын вытирают пот. А собачонка снова увлекается медведем. Бросается за ним в погоню и снова все происходит по новой: через несколько минут вся компания опять во главе с диким зверем собирается вместе. Еще раз происходят человеческие вопли и обещания угробить эту глупую собачку. Мишка снова уходит за деревья, а папа стремительно кидается на ту бесподобную дворняжку, после чего связывает ее всеми имеющимися веревками и ремнями. Само собой, вся компания уже не хочет сбора этой спелой малины и быстрым шагом возвращается к домашнему очагу…
- один здешний общественный лидер горячо агитировал всех рабочих и инженеров вступать в общие ряды, чтобы вместе давать отпор прущему со всех сторон капиталу и бороться за свои права, отдых, детей и зарплату. Буквально замучил всех своей пропагандой и достиг в сфере расширения общих рядов и взносов замечательных высот. Потом обнаружилось – большая часть тех взносов на дело солидарности расходовалась на его баснословную зарплату, которую он сам себе установил…
- одни здешние три друга внезапно загуляли в рождественские праздники. Тем более – были каникулы у всех взрослых и детей. И у них была масса свободного времени. Вот они, трое весьма зрелых уже мужчин, выпивают и гуляют один день, второй, третий… В таком тяжелом стиле, когда сон переходит в алкогольное затмение и наоборот. А на четвертый день они расстались. Одного взяла в оборот супруга. А у двух других кончились наличные деньги… На следующий день один из них – тот, которого добросовестно разыскала супруга, вдруг вспомнил – часть того недавнего прекрасного прошлого их мужская компания провела в его гараже. Там имелись некоторые запасы напитков с закуской и они туда наносили визит… И в его протрезвевшей уже голове возникла мысль – а не забыл ли он в горячке и потере памяти тех дней закрыть гаражные ворота? Тем более – прошли не одни сутки. А там – автомобиль и прочие ценности. Тогда он обливается горячим потом, хватает шапку и буквально рысью несет свое грузное тело с целью проведать то бетонное сооружение. Гуляющая по Вавилону публика не могла понять подобной метаморфозы. Того стремительного бега в шубе и пухлой шапке. Тем более человека с излишками веса. Многие хотели его остановить и спросить причину забега. Предлагали помощь. Переживали. Теперь мы хотим задать вопрос: стоило ли так бежать с целью сэкономить некоторые секунды? Секунды, которые уже ничего не могли решить средь бела дня. Его, того времени, много набралось уже, чтобы очистить тот гараж. Тем более – в излишке имелось и ночного времени, любимого воришками… К счастью – гараж оказался закрыт…
- один здешний зимний сезон недавнего прошлого выдался снежным. Того снега в горах навалило – выше некуда. И все должны были ожидать, что в дурындовское водохранилище набежит много весенней воды. В прежние времена в таких случаях ту воду заранее начинали сливать, чтобы спокойно спало вавилонское и прочее нижнее речное население. Чтобы не допустить новых ниагарских водопадов. Ну, помните, у нас в романе есть одна невеселая новелла на эту тему. А новое руководство, которое правит здесь в последние годы, того отдаленного водопада не видело и не имело полноценного страха перед местной водной стихией. Поэтому оно легкомысленно все копило ту весеннюю жидкость. Хотя старики говорили им – сливайте. Даже простонародный контингент без инженерного воспитания недоумевал и намекал заранее быстрее переработать ту водичку в электричество. Потом, вдобавок, пошли какие-то бесконечные дожди. Опять река не согласовала свой график жизни с дурындовским руководством. Вот она уже скоро начнет литься через край. Только тогда ее начинают через имеющиеся на всякий случай отверстия разом выливать в нижнее течение. В больших количествах, которые давай пугать Вавилон своим грохотом и грозным видом. Также давай топить и размывать окрестные берега. Словом, опять наворотило страхов, напряжения и бед… И многие ругали современных руководителей. Потом, когда жуткое грозное лето закончилось и все вздохнули спокойно, то была объявлена новость – многих высших дурындовцев вызывали на ковер. А потом им, опять же, как героям, дали премии огромного размера - за успешный пропуск небывалого паводка…      
- одна здешняя дама, имевшая в прошлом романтические настроения и активную жизненную позицию, разочаровалась в окружающих женщинах, мужчинах и вообще в современном человечестве. Сначала она завела себе собаку и давай уверять всех, что этот вид животных куда как выше человеческих персон. Вкусно угощала своего питомца и через это покупала ту собачью любовь и преданность, гордо водила его на поводке. Потом пошла дальше. Она упросила своего супруга построить ей отдельный особняк с огромным забором без единой дырки. Теперь она там безвылазно сидит и разговаривает наедине со своей собакой. Таким вот образом уже несколько лет протестует против отечественной неудачной человеческой породы…
- один здешний дурындовский заместитель из прежних времен принес в цех, где работают по металлу, один садовый предмет – лейку из времен своей юности, с помощью которой он поливал огородные грядки еще на предыдущих Вавилонах. Она за последнее время сильно обветшала и прохудилась по причине ее древнего происхождения. Вода не держалась в ней совершенно и лилась во все стороны. А так она была еще ничего себе, особенно, если ей дать капитальный ремонт и покрасить веселой краской. Вот тот заместитель и притаранил ее на производство и давай показывать рабочему персоналу – где чего и в каких количествах залудить. После чего весь металлический коллектив приступил к ее реставрации. Но, так как такие мелкие работы требовали особой тонкой квалификации, то лейка развалилась окончательно. Скорее всего, напомним –  из-за износа того отдаленного звонкого металла. Заместитель очень переживал и ругал тех неумелых подчиненных реставраторов. Они, в свою очередь приделали к нему общеизвестное литературное прозвище – Плюшкин…
- один здешний родитель недолюбливал родную тещу. Обожал всячески подшутить над ней совершенно различными методами. Однажды, когда надвигался известный всем праздник 8 марта, он уговорил личную талантливую дочурку десяти лет – давай сделаем всем окружающим женщинам подарки, состряпанные нашими собственными руками. Для этих целей даже стал рисовать на фанерке разных там зверей и птичек, а дочке поручил раскрашивать их всевозможными яркими красками. Потом оставалось на тех полотнах сделать трогательные надписи и спрятать все это дело до праздничного дня. Дочурка увлеченно работала и, в силу малолетства, совсем не обратила внимания, что для подарка бабушке по линии мамы ее вдохновленный папа нарисовал красивую, всю в узорах, змею средних размеров, ползущую куда-то по своим делам. С открытой пастью и жалом, свойственным этим рептилиям. После наступил этот ежегодный женский праздник и началось вручение подарков. Затем – сравнение птичек, зверушек и той папиной рептилии. После чего состоялся мелкий семейный скандал с дискуссией по поводу того изобразительного произведения…
- один здешний вавилонский современный менеджер отдыхал на небольшом вавилонском таежном доме отдыха. И он был почитатель всевозможных увеселительных напитков, даже самых простонародных и самодельных. Все выходные дни не отходил от стола с выпивкой и закуской.  После отбыл домой, чтобы с понедельника приступить к своей трудовой деятельности. Во вторник он внезапно и непоправимо вспомнил – в том доме отдыха остался недопитый им народный напиток самогон в количестве половины трехлитровой банки. Эта мысль крепко засела ему в голову и мешала работать на полную нагрузку. Тогда в среду он звонит в подчиненное ему через третьих лиц дурындовское флотское соединение и просит отправить в рейс катер с целью вернуть ему этот божественный напиток. Что в четверг и было исполнено, несмотря на немалый расход горючего и некоторую растрату человеческого труда…
- одному здешнему олигарху, назначенному сюда порулить Гигантом и прибывшему сюда буквально на пару лет, однажды внезапно стало неловко за бедность некоторых местных слоев населения и за свои баснословные оклады, дивиденды и прочие привилегии. Такое в нем проснулось благородное чувство, достойное аплодисментов. Он взял свою последнюю квартальную премию размером почти в сотню тысяч рублей и пошел по Вавилону делать подарки детям. Его секретари дали ему список самых бедных вавилонцев, потомству которых он ходил, покупал и с трепетом в сердце раздавал дорогие наряды и прочие товары. Целый день потратил на это великолепное мероприятие. Назавтра на совещании он пригласил местных приближенных дурындовцев последовать его примеру и составить список пожертвований для детей остальных местных малоимущих. После чего укатил в свои высокие столичные сферы. А его вавилонский истеблишмент теперь ломает головы – как сохранить свои сбережения от подобных растрат. И список пожертвований пока сияет пустотой…
Такие вот коротенькие происшествия преподнесены вам для полноты вавилонской картины.
И последнее из них, безусловно, придает нам, отчасти, некоторый исторический оптимизм. Надежду на фронте развития некоторых положительных черт человечества.
Не в части того, что беднякам развивающихся стран раздаются бесплатные подарки.
А в части того, что образование и добродушие все-таки набирают обороты в наши просвещенные века.
Соберутся, к примеру, некоторые выросшие под крылом народа олигархи на свою вечеринку. Допустим, на мальчишник у одного из них на загородной вилле. Воспользовавшись тем, что жены у них укатили в сторону Гавайских островов.
Ну там затопят камин, состоящий из чистого серебра.
Нальют по порции чего-то  выпить. Допустим вина или шерри-бренди из марсианских виноградников. Закусят. Например – паштетом из соловьиных язычков.
Кто умеет - сыграет на стоящей здесь гармошке с бриллиантовыми клавишами.
После выпьют еще и, вдруг, совершенно случайно, как русские люди, душевно разговорятся.
О том, у кого что осталось за душой.
Один расскажет, как на днях стоял в автомобильной пробке и дал голодной бродячей собаке кусок иностранной колбасы, что вез домой для своей любимой овчарки.
Другой вспомнит, как ему становится жаль себя и постороннее человечество в те минуты, когда в его каминной трубе завывает осенний ветер.
Третий однажды защитил старушку, едва не попавшую под его лимузин от грубых выкриков со стороны личного шофера.
Кто-то затронет проблему современной совести.
Тогда наш олигарх расскажет им историю о подарках.
Они для начала покачают головой.
А после один из них, держа в руках хрустальный бокал золотистого шерри-бренди, вдруг произнесет небольшую речь:
- А что, господа, пример замечательный. Своими руками на собственных ногах радовать детвору. Может, оглядимся вокруг. Откроем свои ослепленные валютой глаза. Удивимся – до каких вершин жадности мы добрались…
И в таком же духе продолжит свое выступление.
После всего этого замечательного монолога – слово станут брать другие его коллеги по олигархической работе. В таком же великолепном стиле рвать на груди новейшие иностранные дорогущие рубахи с алмазными запонками.
Сойдутся в том, жадность – главный порок их лично и всей человеческой истории в целом.
Договорятся до того, что с завтрашнего дня уменьшают себе оклады и премии, а высвободившие средства пустят на компьютеры и велосипеды для детворы… Разгонят личное окружение из прихлебателей и сутенеров, а их зарплаты отдадут пенсионерам. Что жены у них будут отдыхать на дачных грядках, пропалывая траву…
А сами они прямо с завтрашнего утра самостоятельно побегут за бутылкой на опохмелку в ближайший магазин на собственных же ногах… 
Такую вот дурацкую картину нарисовало нам собственное воспаленное сознание по поводу последнего случая из всей этой мелкой смеси…
Приносим за подобную собственную нелепую фантастику наши некоторые слабые извинения.
А вдруг жадность и есть основа человеческого прогресса и развития?
Тогда нам искренне жаль нашу планету.
И тех самородков писателей и педагогов, которые говорили о совести и душе.
Лев Толстой зря писал простой чернильной ручкой свои толстые книги. Достоевский тоже зря старался, следя за раскаянием Родиона Раскольникова. Гоголь напрасно насмехался над казнокрадами девятнадцатого века. А Пушкин Александр Сергеевич? Из современных – Войнович на пару с Зощенко? А еще – многие другие.
И где-то там мы - на заднем плане.
 
                35. Нулевой цикл.

Вот, говорят – гаражи.
Уродливое явление современной жизни, никак не украшающее нашу эпоху. Их, мол, нагородят из всякого подсобного материала на скорую руку.
После они искажают общий вид планеты и страны.
Только в вавилонском городишке – нет. Потому как здесь проживают строители, любители бетона.
Все те гаражи – один к одному стоят как огурчики.
И мы сейчас расскажем одну короткую быль – как те самые гаражи строились. Какая в них кипит материальная и духовная жизнь. Развлечения.
Любовь. К автомобилям.
Приобретает, к примеру, вавилонец новенькое или уже потрепанное авто и ставит его в гараж. Потом ходит туда в гости, даже если ему ехать никуда не надо. Притащится и ходит вокруг автомобиля. Гладит его и нюхает. Любуется. А после, удовлетворенный, идет спать.
И ноль внимания на супругу.
Или пошла мода – устраивать в тех гаражах бани.
А вокруг них, само собой – территория. С гаражными отходами и мусором. Битые бутылки. Старые кровати. Обломки автомобилей…
 Сколько раз вавилонские власти уговаривали – наведите порядок в тех гаражных землях. Только горы мусора растут и возвышаются.
А тут – баня и столик возле нее. И счастливые чистые банщики отдыхают. Дышат и любуются этими пейзажами.
Мы лично никак не поймем подобные эстетические перекосы тех владельцев и их товарищей.
В чистом полуобнаженном виде, в белой простыне - сидеть на помойке.
А если заглянуть в помещения гаражей, то чего там только не увидишь. Кубометры почерневших досок, тонны железных конструкций про запас, тысячи болтов и гаек. Разноцветное тряпье. Засохшая краска в старинных банках. Ржавые ведра. Как музейный экспонат висит шинель сорокалетней давности, в которой хозяин гаража проходил действительную службу. Мотки проволоки сорока диаметров. Старые электромоторы, покрытые слоем многолетней пыли. Давно потрескавшиеся шланги. Мешки с затвердевшим от времени и сырости цементом… 
Напрашивается такое слово – склад.
Каждый сам по себе владелец гаража является потомком и поклонником того самого Плюшкина. Ну, помните – которого вывел на широкую арену писатель Гоголь.
Если все те материалы, инструменты и хлам вытащить на свет божий, то получится второй здешний пик Торус. Или из всего этого можно построить еще одну Дурынду.  Или на нем безбедно может прожить целый год государство средних размеров.
И на примере тех гаражей мы можем восхититься хозяйственной жилкой вавилонцев. 
Их, вавилонцев, вообще можно запросто вычеркнуть из жизни государства. Позабыть про них. Или высадить их всех на необитаемый остров и дать им на всех один топор. Еще – каких либо семян для огорода.
И ничего – будут жить и плодиться. Даже станут развивать культурную жизнь. Какое-нибудь искусство.
Словом, по части устройства личного хозяйства им вообще нет равных.
Поскольку сюда на постройку Вавилона ехали самые верткие и непоседливые со всех центров и окраин страны. Как, в отдаленное уже время, ехали в Америку наиболее шустрые европейцы. Самые легкие на подъем.
Например, в свое время надо было строить в Вавилоне те самые личные гаражи. 
Дело было во времена, когда Гигант строился и туда шел большой бетон. Таким непрерывным потоком на автомобилях его все возили и возили целыми сутками. Там укладывали нужные места и все непрерывно поднимали плотину вверх.
И не дай Бог, чтобы та непрерывная цепочка порвалась. Находили виновных и разносили в пух и прах. Или подводили под монастырь. Грозили стереть в порошок…
А тут – надо строить личные гаражи. Непременно с подвалами для хранения сельской продукции. Жизнь и жены требовали и просили создания подобных вспомогательных объектов. Автомобилей в ту прошлую эпоху немного водилось, а вот банки с огурцами уже имелись. Поэтому пошла такая мода – возводить подвалы. А над ними, в виде крыши – гаражи.
Только лишнего бетона нет. Нет лишнего железа. Древесины.
Вообще нет ничего лишнего для удовлетворения мелких личных желаний. В материальном аспекте.
Всякой там культуры и литературы дополна. А вот с материальным – полная труба.
Все расписано буквально по граммам для постройки Дурынды.
Только жизнь все-таки берет свое.
И вот – организуется еще одна артель по возведению очередной гаражной улицы. Это будущие работники и хозяева Дурынды, прибывшие сюда,  решили здесь пустить корни. Обустроиться с небольшим размахом.
Их собрали в разных, опять же, концах Родины и направили  в Вавилон  с целью начать через пару лет выработку электротока. Поставили предварительную задачу:
 - Обживайтесь и готовьтесь к серьезному будущему труду. А пока присматривайтесь – что да как строится. Вникайте в производство. Растите как инженерные и руководящие единицы.
Вот они этим неспешным трудом начинают заниматься.
Дополнительно - своими интеллигентскими взглядами приглядываются к здешней таежной жизни на лоне природы и реки.
Тем более – среди них много молодых романтиков с тягой в душе к покорению сибирских просторов, рек и вершин.
И они приобретают себе таежную одежду и обувь, начинают бродить по окрестностям. Постепенно осваивают лов всевозможных рыб. Сбор спелых ягод. Засолку ядреных грибов. Довольно ловко лазают по кедрам и сбивают шишку.
Поголовно вступают в дачное товарищество по освоению новых земель. Начинают слабыми, неловкими и неумелыми движениями валить там деревья. При помощи ломов – корчевать пни. Ломают лопаты на раскопке той целины.
Вытирают трудовой пот.
Шутят и хохочут друг над другом по поводу мозолей на руках, грязных рож и штанов.
По понедельникам у них на работе – отчет: кто где был - в тайге, на реке или на дачном хозяйстве? Кто чем разжился? Какие получил ушибы, увечья?
И они смеются над всеми этими происшествиями.
Словом, у них идет замечательный, задорный период молодежной жизни.
А пятница стала любимым днем, когда они еще с обеда удирали с работы по лесам.
Только среди них были и более старшие, умудренные жизнью коллеги, которые однажды сказали:
- Прекрасно. Вы вполне успешно вписываетесь в данную территорию. Только – надо идти дальше. Давайте теперь развиваться в плане недвижимости. Давайте строить гаражи. Не беда, что ни у кого нет автомобилей и не скоро они там появятся. Гараж, юноши – это целая новая жизнь. Во-первых, личная независимая площадь, куда не вторгаются жены. Далее – таскай туда с работы всякий материал, что подвернется – после он тебе пригодится. В третьих, человек с гаражом – это уже не голодранец и перекати-поле, а настоящая полноценная личность современности, к которой можно зайти в гости в тот самый гараж… Также приятно посидеть там вечерней порой и помечтать о том самом автомобиле. Или мотоцикле. О велосипеде, на худой конец.
Такие беседы проводили с молодежью те самые бывалые покорители прежних Гигантов. Налегая на свой жизненный опыт и трудовой стаж.
И романтическая молодежь сдалась:
- А, черт с вами, создаем кооператив. Нас тут – два десятка инженеров. Записываемся все.  Действительно, хватит нам ждать милостей от жизни. Мы эти материальные милости, как сказал один ученый, начнем брать своими окрепшими руками.
Так они оставили на время все романтические душевные порывы. Забросили чтение книг. Забыли дорогу в тайгу и на рыбалку.
На производстве все больше думали о гаражах. Проектировали их.
Само собой – организовались. В форме собрания выбрали правление и председателя дядю Лешу из тех умудренных коллег. Которым практически поклялись соблюдать необходимую дисциплину. Вносить деньги, инструмент и некоторое рвение в поиске разных там строительных материалов. Смотреть, где что плохо лежит и тащить это все в общий котел.
Потому как строительные материалы, как уже говорилось, на дороге не валялись.
Их нельзя было и купить в том прошлом экономическом укладе.
Было такое распространенное слово – достать. Мы на эту не тему не будем тратить время и бумагу. Тут надо написать тогда целые тома.
Кто постарше – пусть расскажет об этом потомкам в устной форме…
И вот тот кооператив начинает действовать. Копает ямы, сооружает конструкции. Каждый вечер, после рабочего дня на производстве, его рабочие единицы шагают, поужинав, на тот второй трудовой фронт. В сапогах и рукавицах.
Мелкими партиями заворачивают машины с бетоном, что направлялись на Дурынду, к себе на стройплощадку. Заплатив тем простодушным шоферам по бутылке. А те после скажут начальству, что бетон в их автомобиле преждевременно затвердел и они его увезли на свалку.
Из того бетона наши самодеятельные строители выливают плиты для монтажа. И набирают их уже достаточное количество.
Клянчат кран и при его помощи из тех плит в вечернее время сооружают подвалы. Засыпают их землей.
После чего переводят дух. Первая часть строительства закончена.
Наступает самая сложная – заливка нулевого цикла. Тут в чем заковыка? На нее надо много бетона одновременно, чтобы поверхность получилась крепкая, ровная и чтобы радовала глаз.
Только как? Это вам не одиночный автомобиль с бетоном завернуть.
И тогда отправляют ходоков. Подпольным методом поговорить со всей бетонной цепочкой. Со всей бригадой шоферов. С прорабом на плотине, чтобы не поднимал шум по поводу отсутствия той большой партии бетона. С диспетчером тех вечерних шоферов.
И вот те ходоки начинают действовать. Берут за рукав бригадира с автобазы, уводят его за поворот и обещают ему и его коллегам золотые горы. Пусть, мол, только в ту смену все его подопечные водители  рулят к ним. Само собой – с бетоном.
Потом едут на Дурынду и час уговаривают того прораба с плотины.
Который обещает прикинуться больным в тот будущий великий вечер. Или уехать к смежникам по срочному делу.
Или завести иного рака за камень.
Потом проводят еще некоторые уговоры по изменению бетонных потоков.
Наступает тот день и вечер.
Одна за одной к доморощенной стройке походят бодрые машины с бетоном… Высыпают его под командованием председателя дяди Леши  на нужную точку… Мелькают лопаты… Блестит пот… Раздается бодрый смех… Шофера с поллитровками и денежными суммами хлопают дверцами и уезжают в новый рейс.
И ихняя дружба с этими здешними строителями непрерывно растет.
Через три-четыре часа операция « Нулевой цикл» закончена. И бетон начинает поступать на Дурынду.
Тот прораб выходит из своего подпольного положения, начинает раздавать обычные указания своим службам.
Некоторое снижение темпов работ на теле полтины потом наверстают. Всякими там ударными методами.
А ту мелкую недостачу  спишут на непогоду. На поломки.
В кооперативе же – допивают остатки той лишней водки. Испытывают радость от своих конспиративных способностей. Как они лихо увели тот бетон. Обманули в очередной раз правительство и Родину.
В ней без обмана – не проживешь. В любую историческую эпоху.
Почему так – никто не знает до сих пор.
У других народов вроде не так…
Много тем далеким летом было совершено мелких нарушений. Махинаций небольшого и среднего размеров.
Так та передовая романтическая молодежь училась менять свои воздушные представления об обстановке и жизни. 
Может быть, последующие поколения привыкнут все заводить за деньги. А наши поколения, выжившие во времена дефицита, со временем исчезнуть с лона земли со своими искаженными методами по части роста хозяйства… 
Далее надо преподнести вам еще одну картину.
Банкет по поводу пуска тех гаражей. Ну, когда их построили и они стоят как огурчики. Новенькие и блестящие. Нигде никакого будущего мусора.
Краска на воротах еще благоухает и пахнет. Там же – номера в виде цифр.
И сейчас те строители разыграют в форме лотереи – кому каким номером владеть.
Состоится такая радостная, беспроигрышная и бесплатная лотерея.
Звучат шутки и самодовольный смех. Нарядные побритые строители стоят группками и курят. В легких туфлях. Заместо резиновых сапог, в которых они приходили сюда все лето. Председатель дядя Леша с беспечной улыбкой победителя добродушно треплется с бывшими подчиненными. И ему уже не надо иметь на лице суровый беспокойный вид. У него в руке небрежная связка тех самых гаражных ключей, которые он скоро раздаст… 
Стоит позднее лето 1980 года. И скоро сюда понесут на сохранение банки с огурцами и вареньем, которые сейчас томятся на балконах. Потом привезут картошку, сверху всего – морковку и капусту.
И зима будет казаться нашим героям какой-то обстоятельной. Потому как – в запасе появятся витамины в форме доморощенной продукции…
Действительно – теперь вся эта публика крепче стоит на ногах.
Вот председатель бодро спрашивает:
- Все собрались? Друзья и коллеги! Сегодня у нас чудесный день в новой жизни. Оглянитесь! Стоят прекрасные гаражи, созданные нашим умом, нашим развитием и нашими руками. Сколько мы мытарились и попрошайничали. Случалось – приворовывали и боялись расплаты. Я лично был суров с вами. Но – все ради дела. Прошу извинить, когда опускался до ругани… 
Таким вот образом, он несколько минут еще больше бодрит народ и, наконец, призывает всех бросать жребий.
Начинают, чтобы сильнее развеселиться, с тринадцатого номера.
Он достается, согласно мировой теории чисел, самому неудачному коллеге. Тому, что имел больше всех травм, опозданий и выговоров. Несколько раз, действительно, ему роняли на ноги некоторые конструкции. Он неоднократно падал оземь со стен. Или он чаще других ударял по пальцу молотком. Задерживал уплату членских взносов…
И все удовлетворены первым жребием.
Далее, как по маслу, делят эту собственность. Получают ключи, после чего каждый входит в личный гараж. Трогает стены.  Несколько раз шагает вдоль и поперек того пространства. Для чего-то заглядывает в подвал. Упирается плечом в металлическую дверь, удостоверяясь в ее силе и прочности.
Выходит, закрывает замок и кладет те замечательные ключики в карман.
Глядит – кто у него соседи и по-соседски болтает с ними.
Теперь, само собой – банкет в форме пикника. Он состоится без жен и прочих посторонних персон на лоне природы.
И все эти примерные интеллигенты и инженеры обещают друг другу сегодня напиться в стельку. Как простые строители.
Вот они уже разложили на берегу Великой Реки, в отдалении от Вавилона на чистой травке свою выпивку и закуску. Вот режут на крупные части колбасу и сало, те же самые огурцы и помидоры. Открывают банки с той килькой из той прошлой эпохи. Другие доступные консервы. Крошат уместный в этой мужской компании лук…
Вот мы сейчас написали последние фразы – и остро захотели попробовать той самой кильки красноватого оттенка. Непременного спутника тех прошлых молодежных застолий. Самое главное – она всегда водилась на магазинных полках той эпохи. А другие породы – не всегда.
Пожалуй, надо сегодня сходить в нынешний супермаркет, посмотреть – жива ли еще та килька? Подруга юности. Да прикупить баночку. Вспомнить эпоху…
Наконец – расселись кружком и налили по половине кружек. И душа компании, самый развеселый балагур, сейчас произнесет тост юмористического, философского и душещипательного характера:
- Братцы, мне даже жаль, что окончилась наша эпопея. Я так окреп в последнее время. Приобрел мужскую профессию помимо своей интеллигентской. Полюбил бетон и лопату, резиновые сапоги. Полюбил мышечную усталость. Вообще – стал творцом. Теперь на нашей планете стоит сооружение, созданное этими вот руками. Может быть, его даже видят с космоса космонавты с помощью своих тонких приборов. Я, пожалуй, даже возьму в аренду вертолет, чтобы пролететь над Вавилоном и тоже посмотреть с небес на это дело наших рук. А завтра, если не очень заболею с похмелья, приведу туда маленького сына – пусть гордится отцом. Давайте выпьем за нас – творцов и преобразователей земли в лучшую мирную строну. Долой гонку вооружений и давайте лучше будем что-нибудь всегда строить и возводить! А после, как говорится – обмывать!
Такую смешную зажигательную речь с мировым смыслом он произносит и все чокаются с ним. Потом – друг с другом, для чего тянутся руками даже на крайнюю часть пикника.
И с удовольствием крепко выпивают…
Потом новый тост – за председателя дядю Лешу.
Как он их вел к цели. Как направлял в нужное русло тот караван автомашин с бетоном. Или вел переговоры с тем дурындовским прорабом. Укреплял трудовую дисциплину в этом временном коллективе, как снимал стружку, когда надо было.
Много заслуг нашлось у дяди Леши.
Дальнейшие речи мы пропустим по причине их многочисленности…
И вот – уже сумерки, а затем и летняя ночь. Многие уже прилегли и отдыхают под соседними деревьями в виде нетрезвого сна. Другие из последних сил держатся, но потом засыпают и они.
Стрекочут кузнечики. Луна освещает своим древним светом Вавилон и его окрестности. Осторожно бежит Великая Река. Деревья стараются не шуметь, чтобы не потревожить сон этих гуляк…
Завтра неспешный выходной день.
Когда наши юные победители поведут на экскурсии в те гаражи собственные молодые семьи…
Как давно это было…   


                36. Поездка на охоту.

Тут у нас всяких охотничьих историй происходит – уйма. Большинство из них – на тему отечественного характера.  Кое-какие здесь уже описаны. Некоторые будут дальше.
Мы на них не особо налегаем. А то никакой книжной площади не хватит.
Но эта, коротенькая, которую мы сейчас вам преподнесем, буквально настаивает, чтобы ее напечатали…
Вот трудятся на производстве люди. Допустим, гонят по проводам ток от Дурынды в соседние и отдаленные районы. Где его остро не хватает.
Иногда ремонтируют те линии. Иногда просто так приходят на работу.
И у них такой устоявшийся мужской коллектив из лиц предпожилого возраста с небольшими вкраплениями женских особ. Имеются традиции и порядки. Дружеские мероприятия проводятся как в праздники, так и вне их. Само собой – выпивкой и закуской.
Причем в таких простонародных, настоящих дозах.
К примеру – женский день. Уже накануне праздника, с обеда, за столами рассаживают тех немногочисленных женских коллег среднего возраста. Подвигают им стулья, трогают за плечи. Говорят комплименты. Стараются смотреть на них как на возлюбленных.
Расселись и наливают. Начинают, как принято с тостов и подарков. Потом – что-то типа художественной самодеятельности, поскольку они тут все образованные инженеры. Прочтут стишок про женщину-мать. Еще чего-то отчебучят. После танцуют с виновницами праздника.
И все потихоньку выпивают через каждые несколько минут.
Напиваются подобным образом и забывают про тех соседних дам. Собираются в кружок и начинают разговоры об охоте да рыбалке с громким смехом. А дамам это неинтересно. Поэтому они с легкой обидой забирают сегодняшние подарки и незаметно расходятся по семьям.
А те невнимательные кавалеры после замечают – кого-то не хватает:
- Ах, да. Не хватает виновниц торжества.
 Немного стыдятся и продолжают свои темы. Затем разойдутся по домам. Когда все выпьют.
После праздника бегут по кабинетам загладить вину. Извиняются и недоумевают – как это мы, мол, дали маху. Забыли про вас.
И дамы их великодушно прощают и смеются. Тем более – они уже привыкли к таким поступкам кавалеров за совместные десятилетия.
Словом, тот коллектив не мыслил свой отдых без крепких напитков…
Вот раз они все засобирались на охоту. Осенней порой, в середке сентября. Когда стоит золотая осень и легко дышится.
Ихний начальник расщедрился и дал им недельный отпуск. Поскольку все провода содержались в полном порядке:
- Поезжайте, - говорит – как я вам завидую. Побродите с ружьишком, у костерка посидите, посмотрите на звезды с тех гор. Выпьете и закусите свежей дичью. Короче – отдыхайте. А потом дружно возьмемся укреплять линии к зимнему периоду.
Замечательный начальник с передовым гуманистическим мировоззрением.
Обычно начальники – ого-го, не выпросишься. Даже когда нет на производстве никаких дел, все равно любят держать возле себя людскую массу. Мол, я тут сижу, ну и вы присутствуйте. Мол, отдохнете на пенсии. Или когда заболеете. Когда помрете.
В окрестной трудовой жизни сплошь и рядом заседают подобные черствые руководители.
А тут, повторим – замечательный пример.
Вот стали те любители охоты собираться. Сначала в домашних условиях: упаковали вещички, продукты и ружья. Водку перелили в пластмассовые бутылки, чтобы ненароком не разбить стеклянную тару.
Патронов накупили – стрелять не перестрелять.
Оформили документы.
Так несколько дней собирались и все обсуждали на рабочем месте – как пойдут за зверем. Рисовали схемы и карты. Кто где будет сидеть в засаде. Какие блюда приготовят после на лоне той природы.
Кто собирался на охоту – тот знает, как это бывает. В душе стоит обстановка среднего праздника и все считаешь те оставшиеся дни. Немного томишься и бесконечно перебираешь и перекладываешь охотничьи предметы. Держишь их  в руках и дышишь ими.
Супруга смотрит на тебя как на ненормального. Дети ухмыляются.
После домашних сборов та компания начала свозить все имущество в одну большую кучу. У них на работе имелось одно свободное помещение, куда стали сгружать мешки, коробки и тюки с охотничьей утварью. Наложили такую изрядную гору того добра.
Наконец настала долгожданная суббота. После обеда надо было ехать к вертолету, а с утра они собрались в той комнате, чтобы еще раз все проверить. Пересчитали и положили в центр помещения те мешки, коробки и тюки. Только один средненький мешок серого цвета прислонили к стенке.
Затем немного выпили, чтобы еще сильнее воспрянуть духом. Потом – еще и еще, поскольку до вылета было слишком много времени и оно тянулось чересчур медленно.
А потом у них, как говорится, сорвало крышу. И они практически напились в стельку.
Вот приходит автомашина для транспортировки их в местный аэропорт. Вот они с красными рожами и нетрезвыми глазами кидают мешки, коробки и тюки в транспортное средство. Оглядывают пустую комнату внимательным взглядом, ощупывают руками место, где лежала та гора вещей. Смотрят – не обронили ли что-нибудь в коридоре или под колеса автомобиля.
И уезжают.
Жаль, что они прислонили к стенке тот средненький мешок серого цвета. Потому как он слился тем серым цветом с серой производственной стеной. Совершенно не бросался в глаза. И он там остался в таком неприкаянном виде…
Теперь надо краткосрочно описать полет. Вот вертолет замахал лопастями и взлетел, поднимая в небо своих пассажиров. И в салоне наливают по порции, чтобы с улыбкой встретить таежные просторы, помахать им с небес.
И за полчаса полета успешно осушают некоторое количество своих запасов.
А под ними проплывают земные зеленые пространства. Горы бесконечно торчат в таком хаотическом беспорядке. На них – то сплошные деревья, то – лысины. Речки в форме ленточек петляют и ищут путь к океану.
Словом, такой однообразный пейзаж горной местности.
И в душе каждого пассажира вертолета возникают вопросы. Почему я не летчик, регулярно смотрел бы на эти пейзажи? Почему я не художник? Почему не вечный странник и путешественник?
Хочется просто плюнуть на нынешнюю цивилизацию, нацепить на спину рюкзак с фотоаппаратом и шагать упругой походкой вместе со смелыми  друзьями и задорными подругами от одной крутой горы к другой. По дороге дышать полной грудью. Распугивать зверей… И чтоб не было дождливой погоды…
Такие дурацкие фантазии лезут в голову, когда романтический человек средних лет летит на вертолете над тайгой.
Вот их привезли, высадили в чудном месте. Рядом торчит горная вершина. Внизу – таежные дебри. А они своей компанией – посредине. На альпийских лугах. Недалеко – озеро из горной воды. 
И наши охотники буквально визжат в своем нетрезвом восторге. Прыгают, шатаются и шарахаются как дети.
В таком веселом стиле ставят палатки, готовят ужин. За столом галдят как галки, напиваются и засыпают в некотором умопомрачении.
Не знаем, что снится человеку в подобные моменты… Давно не доходили в собственном развитии до таких состояний и фантазий…
Попробовать, что ли?
Только у нас в организме имеется стрелка. Ну, знаете, такие стрелочки поднимаются и опускаются на некоторых приборах. Например, измеряют давление пара. Силу тока. А у нас – нормы того спиртного во внутренностях. И если мы только-только начинаем принимать лишка… Словом, та стрелка исправно работает и стоит на страже нашего поведения.
Советуем всем постоянным и временным пьяницам завести себе подобные стрелочки.
А так мы не прочь пригубить разных там напитков. Допустим, после окончания стройки, когда на лоне земли появился новый объект. Или – после удачного охотничьего дня, когда свежей дичью закусишь ту жидкость. Обожаем вечерком принять на грудь под уху – где-нибудь на речной косе. После сенокоса и бани. По случаю встречи с милыми людьми для поддержания разговора. Не скрою – с некоторыми женщинами очень приятно выпить, чтобы еще яснее увидеть их неземную красоту. На юбилеях у друзей, когда надо красноречивее обрисовать ихние достоинства и заслуги. На поминках для смягчения душевной горести. В день 8 марта никак не отвертишься от рюмки-другой. То коллеги по работе насядут по случаю профессионального дня…
Ну и намахнем пару-тройку рюмок. Желательно – под такую русскую закуску. Как уже говорилось – под дичь и уху. Или обожаем закусить простыми солеными грибами из здешних лесов. Огурчиками впридачу с черным хлебом и салом. Картошечкой с селедочкой. Ну и прочими народными средствами.
А всякие там утонченные закуски из кулинарных книг нам лень готовить и упражняться на них…
Сейчас пора вернуться в ту горную местность.
Наступает несколько прохладное осеннее утро и будит охотников. Они с заспанными рожами своими опухшими глазками смотрят на божий мир. Осторожно поворачивая головами из-за головных похмельных болей.
Принимаются приводить себя в порядок. Опохмеляются и снова весь день пьют как сапожники. Машут руками, орут и шутят. От глубины чувств пытаются петь песни.
Словом, в угаре и затмении проводят первый день охоты.
Потом вечером засыпают в своих нелепых позах.
Кто-то из читателей засомневается – не может такого быть. Мол, выдумка автора. Разочаруем – очень даже может быть. Мы лично присутствовали на подобных мероприятиях. Жили себе в сторонке в личной палаточке и любовались такими молодцами. Ждали – когда кончится ихняя водка и они начнут превращаться в обычных образованных людей.  Помоются с мылом, отыщут зубные щетки. Застегнут все пуговицы на брюках. Возьмутся за полезную работу и после свернут горы…
Следующим утром, вдруг, обнаруживается – кончилась водка. Хотя ее взяли сюда в немыслимых нормах. Охотники буквально перетрясают всю окрестную территорию и вещи. Но нет – она иссякла.
Такое, добавим от нас лично, тоже случается. Взяли на неделю, а она кончилась за пару дней.
Это мы тоже несколько раз в нашей биографии наблюдали…
- Ну что ж, – говорят те охотники – прекрасно. Несколько жаль, что придется жить в нормах трезвости и нечего будет налить под дичь. Пора браться за охоту. Собираемся же, братья. Доставайте оружие.
Вот они ищут тот мешок серенького цвета, куда сложили свои ружья. Несколько раз перетрясают весь лагерь. Потом всю окрестную поверхность земли. Даже зачем-то лезут по стволам соседних деревьев и осматривают ихние кроны.
Вспоминают – все ли вещи выгрузили из вертолета?
Главное – патронов хватает. А стрелять не из чего.
Так постепенно они трезвеют и начинают усиленно страдать от своего пьянства и головотяпства. Помнят – вот они привезли ружья и уложили их в тот мешок. Крепко обвязали прочной веревкой.
А дальше никто не может ничего вспомнить по поводу этих предметов. Все помнят только, как начали наливать и выпивать.
Отрывочно помнят – как ехали на автомобиле. Что вроде летели на вертолете. Потом приземлились.
Более крупные события помнят. А мелкие детали и предметы у них у всех выпали из голов…
Больше нам нечего добавить к истории той осенней охоты.
Мы можем только представить – вот они бродят по горным окрестностям. Совершают такие беспечные пешие прогулки. В бинокли наблюдают зверей, которые пасутся на соседнем склоне.
За столом наслаждаются чаем из того горного озера.
Большей частью хмуро молчат. В некоторой досаде друг на друга и себя лично…
Потом, в условленный день, прилетает вертолет и они возвращаются на производство. 
    


   
                37. Попутный рассказ об отдаленной юности.

Тут к нам непроизвольно забрел один товарищ из прежней жизни.
Мы с ним культурно посидели за каким-то слабоалкогольным напитком. Обсудили современные мировые и вавилонские проблемы.
Почему-то вдруг, ни с того ни с сего, коснулись личной жизни. Обычно мы ее никогда не треплем, не обсуждаем. А тут разговорились.
Он нам давай жаловаться на свое сегодняшнее состояние:
- Понимаешь, тут недавно провел интересную ночь с посторонней дамой. Сильно устал. После три дня ходил разбитый. Она мне намекает на очередную подобную же встречу. Только я теперь прикидываю – какие меня ждут дела на следующие дни. Вдруг, к примеру, должны состояться тяжелые физические работы или упражнения. Тогда я опять буду еле волочить ноги. С другой стороны – хочется встречи. Приходится искать совершенно неинтенсивный период личной трудовой деятельности, чтобы совместить эти два занятия…
Тут мы с ним стали вспоминать одну аналогичную же историю из нашей прежней относительной юности.
О нашей прошлой неутомимости.
Эта история будет об интенсивном совмещении трех подобных мероприятий: личных, развлекательных и физкультурных.            
  Всего-то двадцать лет назад все мы были такими, знаете ли, подвижными вавилонскими комсомольцами с небольшими нарушениями официальной идеологии. Идеалам  того передового человеческого строя вполне доверяли, а вот в чистоту некоторых рядов тогдашнего времени верили  недостаточно.
Думали – будущее прекрасное общество построят, но только не существующие сейчас поколения, которые умудрились погрязнуть в некоторых современных мещанских заботах.
А построят, может быть – дети или, скорее всего, внуки с правнуками…
И, в  силу подобного маловерия, старались жить некоторыми человеческими радостями. Ходили в кино, любили пиво с рыбой, прогулки по осенней природе. Зимой – лыжи. И так далее.
Дополнительно – случались истории с соседними современницами.
А главное, все мы были страшно непоседливые. Нас легко было сорвать с места и дома мы не могли высидеть ни одного воскресенья.
Такая вот имелась картина той юности на закате прошлой эпохи.
Нынешнее поколение в смысле непоседливости сильно нам уступает. Хотя превосходит по несколько иным качествам выживаемости. Ну там лучше считает деньги. Разбирается в современных технологиях. Более модно одевается.
Скорее всего – оно более выпукло видит мир без розовых очков, которые выдавались нашему поколению.
Вообще, то самое наше поколение уродилось каким-то неудачным. Вот не смогли построить общество равноправных людей. Где от каждого – по способностям и каждому же – или по труду или по потребностям. Те точные формулировки  память не уберегла, а сейчас  мы сами в этом деле окончательно запутались. Более уверенно уже не вспомнить…
Тем более – сейчас мы подрядились строить противоположное общество. И такого наворочали, что не знаем с какой стороны разбирать завалы… Опять надежда на детей и внуков, пусть их практическая жилка выведет нас на столбовую дорогу. И их капиталистические чувства получат всестороннее развитие в виде разных там прагматических формул.
А нас пора поголовно выводить на пенсию или в сторожа.
Только мы несколько отвлеклись. Надо срочно переходить к очередному рассказу.
Нас послали в командировку, пробежаться на тех самых лыжах. В ту же самую дальнюю Прибалтику. У них там в Эстонии ближе к весне бывает такой необычный праздник для народа. Они к нему всю зиму готовятся. Бродят по лесам и холмам на лыжах, укрепляют свои организмы и генофонд своей маленькой нации.
Чтобы увереннее идти в грядущее время с его экологией и будущими войнами.
Так они бродят в зимние месяцы, а потом собираются все разом на лыжный пробег из одного эстонского города в другой. Кто мчится скорым шагом, кто шагает легкой усталой походкой. И так 63 километра. Попутно с ними идут и бегут соседние народы, вплоть до финнов, немцев и шведов. Такой примерно десятитысячной колонной идут и празднуют. Мы тоже хотели примкнуть к ним и долго просились у руководства Вавилона отправить нас на это испытание.
Наконец оно сдалось:
- Поезжайте, раз вам не терпится. Поучитесь у культурных народов относительно здорового образа жизни и времяпровождения. Глядишь – со временем будем устраивать подобные мероприятия с местным населением. Оно слезет с диванов и обует лыжи. Изучайте скорее передовой опыт и как им удалось заставить народные массы заниматься таким правильным образом жизни…
Мы сделали серьезные лица и поехали самолетами Аэрофлота. С краткосрочной пересадкой в городе Москва.
А там нас дожидался один товарищ из наших же вавилонских лыжных рядов.
Он там чего-то делал. Кажется, для чего-то повышал свою квалификацию на курсах. У него имелась небольшая сумма медных денег и он решил их потратить на личное развитие. Хотя и так был начитанной личностью и за свой жизненный стаж успел нахвататься некоторых верхушек. Целый месяц проходил курс столичных наук в виде лекций, семинаров и посещения магазинов.
Он в модной столичной одежде нас радушно встретил в одном аэропорту и перевез  в другой, поскольку уже умел ориентироваться в этом мегаполисе. Мы ему также прихватили лишние лыжи и командировочные средства. Его звали таким простым именем Степа и вот он летит с нами.
Жалуется на свое запущенное спортивное состояние:
- Я не знаю – как побегу такую большую дистанцию. Наверняка уроню марку сибиряка, потому,  что за месяц московской жизни вконец обленился и даже перестал ходить пешком. К тому же – постоянные застолья с интересными коллегами по учебе из разных концов страны. Изучение предметов науки по ночам. Нет, я запросто помру на этом международном марафоне.
Мы ему говорим:
- Не переживай, друг ты наш столичный. Мы ведь практически неделю будем жить до старта у друзей – и ты прекрасно наверстаешь личную спортивную форму…
И он более спокойно начинает лететь в самолете.
Составляет в уме планы тренировок. Мысленно начинает разминку.
Вот мы прибываем к тем самым нашим друзьям по интернациональной дружбе. О которых вдосталь рассказали ранее.
И они сразу спешат нас усадить за ихний национальный стол с напитками и закуской. Потом с нашей стороны накрывается ответный стол…
И в таком легком угаре летят дни, отведенные нам для адаптации и тренировок в здешнем климате. Днями мы шатаемся по окрестным городкам с их древностью и пивными погребками, а вечерами плотно ужинаем и танцуем до рассвета с местными комсомольцами и комсомолками.
Дополнительно – до изнеможения ходим в баню.
По утрам дрыхнем до обеда.
Только один Степа не дает себе слабины.
Он, конечно, не пропускает всевозможных банкетов и экскурсий. Выпивает. Также танцует и поет в меру своих ограниченных музыкальных талантов. Опять же – наравне со всеми сидит в парилке. И так далее.
Зато по утрам у него над ухом звенит будильник.
Тогда Степа неслышно берет лыжную экипировку и спешит в ближайший местный прибалтийский лесопарк. Там он мотается по холмам примерно в течение часа-двух, набирает спортивную форму для международного старта.
А после вполне успешно опохмеляется с нами.
И мы в восторге от такого его образа жизни.
Тем более – он совершенно не спит ночами. То сидит с нами, а после осторожной походкой уединяется с одной лыжницей по имени Маша на  выяснение личных отношений. Они вдвоем на сибирской родине никак не могли их выяснить и здесь решили окончательно во всем разобраться. Тем более – дома им мешали вторые половины, а тут их не наблюдалось.
Поэтому Степа и Маша ускоренно выясняли отношения. Они как с цепи сорвались и все не давали друг другу покоя до самого рассвета. А после Степа оставлял Машу поспать и крался к себе заводить будильник, чтобы не проспать тренировку.
Мы ему по-товарищески делаем замечание:
- От такого образа жизни ты рискуешь превратиться в современную мумию. Возьми паузу. Поспи, покушай. Вообще – отлежись. А то ходишь как блаженный.
Но в него просто бес вселился.
И в Машу, кстати, тоже. Они оба ходят со счастливыми рожами и с томными взглядами. А Степа еще дополнительно гоняет на лыжах.
Многие там, конечно, были не ангелы. А эта парочка совсем слетела с катушек.
Так пролетает стремительная неделя.
Потом мы загружаемся в автобус и почти сутки едем в тот эстонский городок на старт. По пути опять колобродим и веселимся. Видим в окно Балтийское море и дюны.
Прибываем и ищем ночлег.
Все местные гостиницы, школьные спортзалы и другие подобные заведения забиты до отказа. Наша команда в полусидячем положении отдыхает несколько часов в какой-то конторе. И утром мы бодрые выходим на старт.
Нацепляем номера и ударно в соревновательном ритме бежим тот самый знаменитый марафон, используя последние оставшиеся силы.
Вполне успешно финишируем и радуемся, что остались живы.
После финиша вся команда бросается в автобус и снова почти сутки возвращается в гостиницу. Где нас ждут мероприятия по расставанию с друзьями.
Словом – все требуют продолжения банкета в оставшиеся две ночи.
Главное – откуда берутся силы? И все продолжают жить в полной гармонии с прижившейся коллективной бессонницей.
Наконец мы летим обратно в Москву. Там  Степа на время превращается в местного гида: весь день кружит нас по столичным достопримечательностям, морозит на кремлевской экскурсии, для чего-то устраивает прогулку по бесконечному проспекту. Дополнительно водит по магазинам и станциям метро.
Поздно вечером взлетает самолет, который должен доставить команду в родные края. Идут где-то девятые сутки  командировки, происходящей без сна и покоя.
И только тут мы проваливаемся в чудесный крепкий сон.
Первым засыпает Степа…
…Тут мы со старым другом допили свои кружки и рассмеялись над его современной проблемой. Пока что бедной посторонней даме придется дождаться благоприятного периода.
Когда у товарища случится перерыв в трудовой деятельности.


                38. О пользе храпа.

Вот говорят – храп. Мол, отрицательное явление в человеческой природе.
Это, как известно, такое грубое переваривание воздушных масс в человеческом организме, сопровождающееся, опять же, грубыми шумами. Которые мешают уснуть окружающим родственникам и соседям.
И те через это полночи ворочаются, клянут судьбу и все такое прочее.
Мы этот рассказ поставили за предыдущим потому, что здесь дело тоже идет о бессоннице и любви.
Только на почве храпа.
Тут недавно наша охотничья команда выезжала на эту самую охоту. В виде такого странствия по великолепным осенним лесам – в дневное время суток. А вечером мы все собирались в нашей общей квартире, срубленной из новеньких кедровых бревен. Пили водку, трепались о красоте тайги. Выходили покурить. Слушали типичные охотничьи байки.
Вот заходишь в тот домик.
Справа – непременная железная печка. Вокруг нее набиты в стены гвозди разных размеров, чтобы вешать на них для просушки человеческую амуницию: сапоги, штаны, портянки с носками. Рубашки и шапки.
Слева – самостоятельно сколоченный кухонный шкаф: тут стопкой стоят тарелки и кастрюли, кружки висят на таких же железных гвоздях, валяются ножики разных размеров. Какие-то консервные банки ждут своего часа. Чуть пониже – ведра, наполненные местной ключевой водой…
Делаешь два шага – попадешь практически в спальню. С обеих сторон расположены этакие широкие нары, между ними – парадный стол из проструганных досок. Очень удобно: после ужина можно небрежно откинуться на эти соседние лежанки. Или глубокой ночью в состоянии жажды протянуть руку и нащупать на столе кружку с чаем.
Еще в том охотничьем заведении имелись: пара окон, разные там полочки, картина, написанная маслом. Потолок застелен колотыми кедровыми плахами. Сверху всего – крыша из досок, доставленных сюда вертолетом.
Поленница замечательных дров.
Недалеко, у ручья – свеженькая золотистая банька из бывших деревьев.
Словом, имелось такое современное таежное жилище на уровне нового тысячелетия…
И вот мы в нем жили и проводили свои очередные отпуска. Отдыхали от  современной жизни.
Только после каждого великолепного дня наступала ночь. Когда надо было посредством крепкого сна отдыхать и копить силы для завтрашних перемещений по этой горной местности. А всего нас было четверо. И все три наших компаньона были  любители этого самого храпа, о котором шла речь в начале рассказа.
А мы, поскольку являемся частично утонченной натурой, никак не можем уснуть под подобную музыку, которая начиналась немедленно после выключения свечей. Мы ворочаемся, вздыхаем… 
Глядим в темный потолок…
Слушаем шорох здешних мышей…
Затем начинаем нервничать еще сильнее – как завтра бродить по горам, имея в голове замутненное невыспавшееся сознание по причине грубого храпа. Вскоре тормошим ихние тела:
- Коллеги, примите иные положения тела, пожалуйста. Прекратите ваши дурацкие звуки.
Они бессознательно выполняют наши мольбы. Наступает короткая тишина, в течение которой надо успеть заснуть. Только это не всегда получается.
И все начинается по новой…
Под утро нам уже все равно и на пару часов удается небрежно заснуть…
За завтраком следуют такие легкомысленные шутки по поводу нашей чуткости:
- Ты бы построил себе, дружок, отдельное жилище…
- Нигде в законах не написано, что нельзя храпеть. И, значит, человек имеет безусловное человеческое право на этот самый храп…
Так коллеги издеваются над нашим хрупким душевным организмом.
В заключение один из них, по имени Григорий, рассказывает одну историю из личной жизни.
Она будет о той самой пользе храпа.
Он прошлым летом записался в одну местную турпоездку. Набиралась такая группа в полтора десятка разношерстных романтических людей, чтобы проплыть по одной здешней знаменитой горной Чистой Реке. Где нет населенных пунктов, а живет только рыба в воде да дикие животные в окрестных кручах. И вот та  группа там упиралась веслами, попутно побеждая в себе мелкие и средние страхи перед речной стихией. Поскольку иногда приходилось падать в водные ямы и взлетать на непредсказуемых волнах.
Только сейчас речь не об этом.
Гриша там вполне успешно путешествовал, потому что был давний любитель природы и видел ее не только по телевизору. Он ранее часто бродил по вавилонским окрестностям; ночевать мог, где придется. Умел терпеть жару, холод и осадки. Был вообще таким устойчивым и неприхотливым в туристском быту клиентом.
И когда их администрация турпоездки расселяла по палаткам, Григорий сказал:
- О чем речь, господа? Мне лично никакой жилплощади не надо. В августовские ночи я прекрасно расположусь прямо под открытым небом. В этот сезон здесь нет никакой мошки. Я, видите ли, некоторым образом романтик и мечтатель. И мечтаю поглазеть перед тем, как заснуть, на звездное небо. Попутно – освежить свои давние познания в области астрономии… Советую всем последовать моему примеру.
Только желающих больше не нашлось…
Тогда Гриша небрежно бросает на поверхность земли свой туристский коврик, на него – спальник. Под голову – рюкзак. Рядом кладет что-то непромокаемое, чтобы накинуть на спальник под утро, когда начнет выпадать свежая роса.
И начинает любоваться неповторимыми звездами.
После ужина и посиделок у костра с товарищами по странствию залезает в свой спальник, кладет руки под голову и пялится в разные там Млечные Пути. Группа желает ему приятных снов.
Тем более – стояла такая ровная погода без осадков и облаков.
Надо сказать еще – в той команде имелись как мужчины всевозможных возрастов, так разного рода женщины.
И вот – идет где-то четвертая или пятая ночь.
Лагерь разбит в очередном милом месте: прямо напротив – вертикальная скала, под ней в глубокой речной яме спят стаи рыб.
Григорий на песочке, в небольшом отдалении от палаток, укладывается посмотреть на звезды, чтобы затем с детским восторгом уснуть.
И вот он уже видит какой-то там по счету седьмой или восьмой туристский сон.
Только вдруг на него кто-то наступает ногой, кто-то бормочет  извинения  по поводу нарушения его романтического сна. Гриша видит – женский силуэт, хрупкий и практически невесомый.
Возможно – это местная муза спустилась к нему из местного воздуха…
Тогда он протирает глаза, узнает одну из попутчиц со своего плота.
Она там на судне робко сидела посредине груза и прославилась в группе тем, что была самой молчаливой и незаметной. Носила такое женское нежное имя - Варвара. Такая субтильная миловидная особа.
Ужасная скромница.
Другие попутчицы хохотали,  раскрывали свои таланты,  просто веселились от души. А ей нравилось замкнуться в себе. И слова из нее приходилось тащить клещами; за ужином  настойчиво угощать ее – опять же, по причине ее стеснительности.
Итак – такая вот следует немая сцена. Тут Григорий добродушно спрашивает:
- Ты чего бродишь в темное время суток?  Ночью надо отдыхать.
А Варя несколько грустным голосом отвечает:
- Понимаешь, меня руководство неудачно поселило в палатку номер три, где есть два непрерывных храпуна. Через это я не могу уснуть которую уже ночь и живу в этой поездке словно чокнутая. Вследствие своей скромности я не решаюсь их постоянно толкать в бока. Уснуть же тоже никак не могу, так как являюсь по образованию музыкантом и имею тонкий музыкальный слух. Скорее бы завершилась поездка, после нее я непременно отосплюсь… От того, что я не могу сомкнуть глаз, вынуждена бродить по берегу и проклинать тех храпунов.
Поскольку  Гриша был несомненным интеллигентом и джентльменом, то он нашел простодушный выход из ситуации:
- Забирай к черту свои спальные принадлежности из той неудачной палатки номер три и иди укладываться рядом со мной. Будем вместе смотреть в звездную даль и затем неслышно без этого самого храпа спать.
Тут последовало небольшое раздумье, после которого попутчица махнула рукой:
- А, хуже все равно не будет. Только не знаю – как можно спать без стен и потолка. Я к такой открытой обстановке совершенно не привыкла.
Вскоре она добежала до палатки и принесла личные веща: коврик, спальник и свитер. Гриша услужливо все это дело расположил, впихнул Варвару в спальник, застегнул его. Сам улегся рядом и они уже вдвоем принялись болтать о звездах и иных мирах.
Только длинного разговора у них не вышло.
Ихние тела как-то незаметно подвигались навстречу друг другу. Может, им было несколько прохладно и вот они тянулись согреть друг  друга…
А дальше произошел очередной на нашей планете взрыв на почве внезапной любви.
Стеснительная в путешествии и быту Варвара оказалась просто какой-то бестией. В темное время суток. Может, на фоне бессонницы  у нее обострились какие-то чувства и она стала страстной и неповторимой ведьмой. Или в ее тихой оболочке водились черти и вот они разом выскочили наружу.
И она буквально свела невозмутимого Григория с ума.
Скоропостижная любовь пронзила обоих попутчиков…
Ночь внезапно оказалась короткой и оба не заметили – как потухли те самые небесные светила. 
Весь день любовники с нетерпением ждали следующей встречи. Водная дорога с ее порогами и приключениями уже перестала занимать их с прежней силой. И когда  ночью  лагерь угомонился, они снова бросились в объятия друг друга.
А днем ходили, имея несколько отрешенный вид…
- Вот тебе, братец, и отрицательное явление храп – закончил Григорий – через него я получил в жизни очередную большую любовь и страстные встречи по сей день. Я, будучи, как видите, уже несколько потрепанным субъектом,  даже слегка помолодел за последний год. Распрямил плечи. И когда закончится мой охотничий отдых – непременно позвоню своей великолепной Варе…
Тут вся  наша компания добродушно рассмеялась и стала собираться на охоту. 
А мы лично с тех пор стали терпимее относится к подобному человеческому способу дыхания во время сна.
         
                39. Служили два товарища.

Что-то две предыдущие истории нас слегка выбили из колеи.
Этак мы можем и прекратить сочинять местные летописи. Ударимся, как некоторые наши знакомые поэты, в любовные происшествия.
Только надо бы не сходить с отведенного нам  участка по выявлению местных отечественных поступков.
А про любовь и некоторые другие высокие чувства насочинять следующий роман…
Так что - сейчас речь пойдет вообще о совсем уж одной мелкой душонке.
Хорошо, что этот человечишко не у власти, а то бы мы имели в нашем околотке еще пару-тройку фактов по грубому обдиранию беззащитного народа.
А так – он всего-навсего слегка обидел своего товарища и коллегу по работе, подорвал веру в идеалы дружбы и совместной работы. Ну и лишил его одной интересной выгодной покупки.
Дело здесь пойдет действительно о покупке.
Тут у нас так в Вавилоне сложилась жизнь, что одни только продают, а другие - только покупают.
Продает всегда бедный. К примеру, бывший герой - строитель Дурынды.
Ему надо там долги по квартплате внести, детям на образование дать. Пальто новое купить. Старый телевизор сгорел, а приобрести новый не на что.
Вот он плачет, но продает то имущество из прежней эпохи.
То расстанется со своим фруктовым садом и домиком при нем. Или переедет в квартирку меньшей площади. Гараж, построенный собственными руками, отдаст за бесценок.
А любители покупок здесь тоже есть.
Это работники современной Дурынды обожают что-нибудь пристроить к своему растущему хозяйству. Им в свое время даром отдали практически в форме денег  некоторые кусочки Гиганта  при дележе прошлого общенародного имущества.
А тем, кто его строил, достался шиш.
И вот те шальные денежные знаки дурындовцам надо срочно переводить в покупки, поэтому они спешат чего-либо скупить у нынешней вавилонской голытьбы, оставшейся как без тех кусочков собственности, так и без работы вообще. 
Кто запишет пятую уже по счету себе дачку. Или еще один для престижу автомобиль. Для чего-то катер больших размеров. Лишнюю квартирку про запас… Словом, лучше купить и пусть оно себе стоит – или до лучших времен, или до черного дня. Тогда его можно и сбагрить с рук. А пока – ты владелец и все с почетом на тебя смотрят.
Может, оно и не надо, то добро; только пусть будет.
Повторим, время такое.
И многих просто обуяла жажда покупок чего покрупнее. Опять же – может пригодиться потомкам.
Короче, голова идет кругом от этих открывшихся горизонтов по приобретению движимости и недвижимости.
Руки прямо таки чешутся и все такое прочее…
Только жили-были два товарища в расцвете сил. Вместе трудились работниками среднего звена на Дурынде. Они дежурили, посменно смотрели за разными там приборами и агрегатами. Встали здесь на ноги в семейном и материальном смыслах жизни.
Ну и частично дружили между собой и семьями.
Один из них - такой полноватый работник с задорными чертами характера. Другой – с совершенно аскетичным профилем был вечно серьезен.
И вот Первый присмотрел себе для покупки один очень интересный объект недвижимости: дачку, прямо на ближайшей с его квартирой улице.
Очень удобно будет заниматься садом и огородом: прошел пять минут и копайся на личных грядках. Или починяй забор. Либо просто в задумчивости броди по участку… Можно разрешить домохозяйке жене пропадать там по целым дням, не нужно даже ее туда везти на автомобиле.
Дал ей в дорогу бутылочку с водицей и пусть себе идет трудиться на свежем воздухе…А там и детвора подрастет – пусть сама собой бежит туда за витаминами.
Словом – интересная и замечательная намечалась покупочка.
Такие объекты недвижимости завсегда можно приобрести. Только обычно они находятся у черта на куличках. Но чтоб вот так – под боком, это несомненная удача.
Тут даже и торговаться не стоит, надо скоропалительно нести деньги прошлому хозяину и вступать во владение.
Только тех самых денег несколько не хватает. В самый неподходящий момент оказалась недостача этих самых заветных бумажек и их надо занимать.
И тут Первый, как на беду, видит Второго. Они буквально соседи по жилплощади, вот он ему и попался на глаза.
Первый, задыхаясь от восторга, кричит Второму:
- Ты не представляешь, какое у меня намечается счастье! Я приобретаю дачу! Прямо тут, под боком!  Прошу тебя одолжить мне до получки недостающую сумму!
Второй сдержанно начинает расспрашивать его о подробностях.
Интересуется всем: дислокацией покупки, само собой – ценой. Спрашивает о фруктовых деревьях. Водопроводе, чтобы поливать грядки. Каков дачный домик.
Первый в порыве радости рассказывает ему буквально все.
Так он болтает и машет руками  в течение десяти минут.
Затем Второй удаляется, обещая к вечеру разобраться с наличностью и доложить – будет ли с его стороны оказана финансовая помощь.
Он сдержанно говорит:
- Мне сейчас некогда – обещал супруге поездку по магазинам. Созвонимся вечером.
А Первый чего-то там похлопотал по поводу денег, да и занялся почему-то другими делами.
А зря.
В нашей современной жизни, если появилась синяя птица удачи, то ее надо крепко держать за хвост. Надо ее сразу вязать. А чуть дашь слабину – она упорхнет и ее подстрелит кто-нибудь другой.
Тем более – если окружающие знают про эту самую птицу.
Тем временем Второй с горечью рассказывает супруге о счастье своего товарища:
- Представляешь, мы который год ищем с тобой подобный же вариант. А это объявление прохлопали. Теперь еще придется ему денег занимать и ждать, когда отдаст. Тяжело и мучительно переживать такие метаморфозы. Нет, теперь я несколько ночей не усну по поводу этой покупки…
Тогда супруга довольно развязно ему отвечает:
- Ты говоришь – ему остро не хватает денег? Тогда запросто поедем и перехватим ту дачку. Тут нет ничего зазорного, поскольку на дворе  рыночные отношения. Завези-ка меня для начала одним глазком оценить объект…
Супруг вяло так сопротивляется:
- Нет, что ты. Неловко перед товарищем.
Только жены у тех дурындовцев не лыком шиты.
Они прекрасно разбираются в нынешней жизни, могут до бесконечности просвещать партнеров по браку по поводу разных там материальных ценностей, поскольку эти ценности в настоящее новое время вышли на передовой план.
И мужчины зачастую не могут устоять под их несомненным женским напором и обаянием…
Словом, она его сагитировала посетить тот объект. 
И они своей великолепной парочкой из чувства любопытства небрежно туда заезжают. С помощью хозяина проводят обзорную экскурсию, практически сразу всей душой начинают любить этот кусочек Родины… Эти ухоженные грядки с луком… Вишенки и яблоньки… Домик с тремя огромными окнами, из которых будет приятно посмотреть на нижележащий Вавилон вечерней порой… Чердак для хранения всякой дряни.
После они своей семейной парочкой немного шепчутся и делают заявление хозяину:
- Мы вам сей же час привозим полную сумму за всю вашу красоту. Желаем немедленно, с сегодняшнего же дня, быть здесь хозяевами. 
Продавец чего-то там для начала мнется, но после соглашается. Ему практически все равно, кто будет в будущем топтать его дачную землю.
И через час уже считает деньги и пишет расписку.
Потом Второй с супругой помогают ему на своем авто увезти к нему домой некоторый хлам и скарб.
И вечером  пьют шампанское по поводу своего внезапно свалившегося счастья…
А Первый в это самое время все пытается дозвониться до квартиры своего товарища…
А вот еще одна история о товарищах.
Которая тоже совсем непохожа на правду.
Только она случилась. Произошла здесь в Вавилоне.
И она буквально лезет и рвется в наш роман.
Так что – мы сейчас еще раз поговорим о двух других товарищах и что у них стряслось.
Мы им дадим следующие имена. Пусть один из них будет носить имя Старший. Он на десяток годков постарше своего второго товарища и коллеги. Поэтому второй пусть будет у нас выведен в этой трогательной новелле под именем Младший.
И вот какая трогательная история произошла между ними.
После которой многие еще раз разочаруются в современном человечестве…
Сначала, пару примерно пятилеток, они оба, Старший и Младший, трудились рука об руку в одном малозначительном местном учреждении.
Мы не будем его называть, чтобы окончательно не подрывать его невысокий авторитет.
Вот, значит, они трудились и вполне по-товарищески общались между собой. Здоровались за руку. Мыли косточки начальству. Даже иногда совместно парились в бане. Вместе пережили парочку своих директоров.
Старший был, некоторым образом, ерепенистым типом. Иногда, раз в пару лет на него что-то вдруг найдет. Какое-то затмение. И он начинает возмущаться по поводу окружающей жизни. Начинает искать правду. Чего-то там бормочет про человеческое достоинство. Про совесть.
И в этот период его обострений к нему лучше не подходи.
Он вырос в прошлую эпоху, когда и в помине не было безработицы и можно было проживать вполне вольным казаком. Что не так – плюнул, да и пошел трудоустраиваться на другое место. Тем более – он такой самостоятельный продуктивный работник, которого везде ждали с распростертыми объятиями.
Кто-то его обожал, а другие не любили за острый язык и за ту угрюмость, что просыпалась в нем в те периоды обострений.
Но чуть что – и те и другие любили прибежать к нему поплакаться в жилетку по поводу окрестных дураков или хамов. Он был такой хороший слушатель и утешитель.
Вот они ему плакались, а он копил в себе всю эту человеческую мерзость. И раз в два года, когда этой информации в нем чересчур много накапливалось, бунтовал в своих коллективах и называл вещи своими именами.
Удивительно, но ему эти среднесрочные бунты вечно сходили с рук. И он продолжал успешно трудиться. Снова всех выслушивал, утешал, шутил и пару лет не брыкался…
Второй, которому было лет примерно сорок, окреп и встал на ноги уже в следующую эпоху. Поэтому был посдержаннее. На работе имел осторожные грустные глаза. Современная мерзость и вечное безденежье тоже давили на него в форме этой вот грусти и безнадежности.
Шутки у него были по части черного юмора. И он был предсказателем здешней жизни только в худшую сторону.
Имел более крепкое терпение, чем его коллега Старший. И всячески готовился к той будущей жизни с уклоном в худшую сторону. Намереваясь пережить во времени и пространстве все угрозы современности. Закалял свой характер. Меньше думал о всякой чепухе навроде души и совести.
В последние годы полюбил рыбалку и на ней, глядя на поплавок, отдыхал от человечества…
Так вот, в том малозначительном заведении, согласно законов нового передового строя, был назначен Приезжий Новый Директор. С решительным мышлением хозяина жизни. Из Местного Столичного Города.
И он начал очередное перевоспитание вавилонских подшефных кадров.
Чтобы они смелее шагали в наступившее время.
Чтобы молчали как рыбы и чтобы учились аплодировать его выступлениям. Чтобы радовались как дети его некоторым мелким подачкам и ловили бы их на лету.
Привыкали бы к непечатным бандитским словам из его прекрасных уст…
Только ему, тому Новому Директору, был нужен заместитель. Который бы выполнял некоторую мелкую работенку бумажного и человеческого планов. Передавал бы команды персоналу. Следил за новыми порядками.
Сначала Новый Директор предложил этот пост Старшему. Пока не разобрался – что это за субчик. Думал – вот передовой самодеятельный работник. В возрасте. Находится на финишной прямой к пенсии. И все такое прочее.
Поэтому он ему сказал своими бегающими глазками:
- Я вам предлагаю этот чин. По совместительству. Работайте как работали, а вот вам еще некоторые дополнительные поручения. Увеличу вам оплату труда на некоторую мелкую сумму. И если вы впишетесь в русло моей политики, то будете получать мой личный дополнительный почет. Станете моим личным другом…
Ну и еще чего-то там пообещал в плане процветания и роста.
Только Старший был уже стреляным воробьем. К тому же - умел определять характер человека и начальника по его наружности.
А физиономия Нового Директора его сразу насторожила. Лицо – пухлое и круглое. Глазки, как уже говорилось, чересчур стремительно бегали. Губки сложены в презрительное положение. Имелась ненастоящая ехидная улыбка. Речь наполовину состояла, еще раз повторим, из малопривлекательных слов.
И Старший подумал:
- Нет, от такого циничного типа изо всех сил надо держаться подальше…
И отказался от тех мелких жизненных перспектив. От роли мелкого подсобного сатрапа…
Новый Директор помаялся маленько, да и назначил своим заместителем Младшего. А тот согласился по причине своей относительной молодости и покладистости. И стал передавать команды Директора окрестному персоналу.
Поначалу все проистекало достаточно мирно.
Но, как известно из мировой и местной истории, жизнь – такая мелкая штука, которая порой состоит из конфликтов. Споров. Непонимания и разногласий.
Кто умный – тот к этому относится спокойно и великолепно. С шутками и прибаутками разруливает всякие неувязочки. Но Новый Директор не полюбил их разруливать, а чуть что – объявлял всех дураками и отсталыми элементами. Доставалось всем.
Особенно – Младшему в форме заместителя.
И несколько раз тот буквально рыдал.
Потом бежал плакаться в ту самую жилетку Старшему.
А тот ему в простодушной форме говорил:
- Брось ты эту мелкую собачью должность. Напиши заявление – мол, не желаю оставаться заместителем по причинам огромной занятости и личной мягкотелости. Пусть Директор ищет других дурней. Или тебе надбавка к заработной плате дороже душевного равновесия?
А у Младшего не хватало духу обидеть Директора и он изо всех сил терпел свою должность.
Только приходил на работу со все возрастающей грустью. В ожидании новых ругательств на свою бедную голову.
Так прошло некторое время.
А тут у Старшего начался очередной его мелкий бунт. Он как с цепи сорвался и сцепился с Новым Директором.
На почве понятий из прошлой эпохи: человеческое достоинство и порядочность.
Новый директор про такие слова уже позабыл в последние десятилетия, заменив их на словечки: « деньги», « дураки вы все тут деревенские», « всех куплю с потрохами».
А шел месяц декабрь. Мало солнечного света, ранние сумерки.
Новый год на носу, когда остро чувствуется как у каждого человечка утекает его неповторимая единственная земная жизнь. Как она тратится на всякую ерунду и дураков…
Старший подумал и начеркал заявление об увольнении с того малозначительного учреждения. Подумал – чего тут тратить последнее десятилетие собственной мужской красоты на мелкую полемику. Сам, мол, тут скоро станешь перерожденцем и подлецом около такого руководства. Мол, пойду искать незамутненные уголки Отечества. Или уголки, где эта муть уже прошла…
Такой совершил поступок в духе американских негров девятнадцатого века, бегущих с рабовладельческого Юга на свободный Север…
Доработал положенный двухнедельный срок. И пришел забирать документы в эту небольшую контору.
А тут – мы собственной персоной. Зашли туда по попутному дельцу.
Лучше бы мы зашли туда в другой раз…
Тогда наша психика была бы чуть ровнее, чем сейчас. А так – ей нанесен еще один средний удар из области отношений в человеческой породе.
И нашей чувствительной натуре теперь надо год времени, чтобы выздороветь…
Мы поздоровались со Старшим. Выразили личную печаль по поводу его ухода из этого общественного заведения. Ходим за ним следом и говорим ему разные печальные и ободряющие слова.   
А он решил зайти к своему коллеге Младшему попрощаться. 
Мы тоже зачем-то потащились за ним.
Вот, заходим. Здороваемся и все такое прочее. Садимся на стулья.
С целью потрепаться по поводу окрестной жизни. Такая намечается неспешная процедура в исполнении товарищей, которым некуда торопиться.
А Младший говорит своим ангельским мирным голоском:
- Погодите маленько. Сейчас допишу. Директор поручил написать на тебя, Старший, докладную. Ты тут вчера не явился на наше еженедельное обязательное заседание, плюнул уже на все. Теперь шеф собирает на тебя компромат. Так, на всякий случай. Или хочет тебя лишить своей последней премии. Вот сижу, строчу.
И начинает прилежно выводит буковки. Старается.
Наклонив головку, сочиняет документ.
Мол, сейчас закончу и мы с вами по товарищески пообщаемся…
Он даже не ощущает всей прелести своего поступка.
Тут, само собой, мы оба опешили. Криво ухмыльнулись, тихо встали и вышли на свежий воздух…
Допустим, нам бы руководство поручило подобную процедуру – настрочить на коллегу небольшой рассказец. Мы бы ответили:
- Вы не на того напали. Вот вам мое заявление – я ухожу с должности вашего мелкого заместителя. Это чересчур деликатное задание для меня – клепать на своего товарища. Поищите себе других заместителей на совместительство. И ему отдайте мои мелкие серебрянники…
А Старший стоял на крылечке и стонал. Хорошо, у него сердце и чувство юмора в порядке:
- Эх, сколько раз я свою жилетку сушил после его слез. Когда он в тоске от Директора прибегал ко мне плакать. А я его практически гладил по голове. Утешал. Советовал бросить к черту эту собачью должность и стать в общие ряды. Умолял больше заниматься рыбалкой…
Постепенно мы надышались зимним прекрасным воздухом и побрели на своих ногах прочь отсюда.
В пивную.


                40. История фамилии. Часть 10.

Нет, нам сейчас надо в очередной раз срочно передохнуть от  всей этой современной жизни.
Она слишком стремительно наступает на нас со всех сторон. И не только с разных там моральных направлений.
Наш утомленный разум с трудом поспевает за новым веком.
В том числе – и за научным прогрессом. Помните – как наш дед Фотей не поспевал за ним в том прошлом веке. Как шел по деревне с работающей бензопилой…
Так и нам сейчас приходится тот прогресс бесконечно, с одышкой, догонять… 
Вот компьютер – мы его внезапно приобрели, чтобы было о чем поговорить с молодежью. У нас их много, таких молодых друзей недозрелого возраста. В силу нашей профессии нам с ними приходится разговаривать о разных предметах, чтобы поддерживать интеллектуальный контакт.
Поскольку на уме у них одни компьютеры – то вот мы и пошли в магазин…
Теперь можем невзначай в ихние разговоры встревать и что-то там сказать про мегабайты и Интернет. После этого они к нам уже менее снисходительно относятся и мы можем с ними проводить свою педагогическую политику.
После – мобильные телефоны. Такая же история.
Цифровой фотоаппарат с его батарейками и кнопочками.
Что там дальше будет – не знаем. Хоть бы этот научно-технический прогресс остановился на минуту, дал нам передышку.
Хотя удобно.
Вот, например, сочинять свои настоящие произведения. Черкать ничего не надо. К тому же, почерк у нас такой – сами после не можем понять, чего там вчера понаписали. А здесь все буковки ровненькие. Приятно посмотреть.
Или тот телефон в кармане.
С ним насчет встреч удобно договариваться. Если пришел на встречу, а потом вдруг вспомнил, что не туда приперся – можно срочно позвонить и обозвать себя шляпой. А после прибежать куда надо. И тебя непременно подождут. Или опаздываешь – пошлешь записочку, что скоро прибудешь. Тебя снова подождут.
Только мы сейчас напишем простой рассказ о практически первобытной жизни.
Он будет последним по части нашей фамилии.
Как мы однажды с основными персонажами семейной хроники - дедом Фотеем, отцом Антоном и матушкой Зинаидой почти месяц проживали в тайге. В отрыве от цивилизации ударно трудились с целью семейного  заработка.
Да, этой светлой историей можно будет и завершить  летопись о наших фамильных предшественниках.
Стоял июнь 1970 года.
Мы только что закончили свой шестой школьный сезон и планировали немедленно начать летний отдых.
Только в наши планы неожиданно вмешались родители:
- Мы тут собираемся в тайгу. Там в прошлом году состоялся невиданный урожай кедровой шишки, она вся удачно перезимовала под снегом. В мае отец с дедом насобирали этого добра несколько закромов. Теперь надо ехать туда и перемолоть шишку в высокосортный орех. После мы его сдадим в родную артель. Получим деньги. Ну и так далее… Думаем и тебя взять с собой на промысел. Ведь ты уже вполне способен выполнять некоторые простейшие таежные операции в своем двенадцатилетнем возрасте…
Мы, кажется, не сильно-то и сопротивлялись, поскольку уже в те годы имели генетическую предрасположенность к таежному проживанию.
А рыбалка на Енисее и приятели могут несколько подождать.
Так что уже скоро наша бригада в количестве четырех человек оказалась в дремучем лесу среди совершенно огромных кедров и если задерешь голову, чтобы посмотреть на их макушки – то слетает шапка. Всюду под ногами беспечно валяется эта самая кедровая шишка сизого цвета. И ее нещадно таскают в свои кладовочки  зверьки и птицы различных пород. Снег здесь сошел недавно, стоит весенняя сырость.
Вскоре нами разбит лагерь: палатка да костер.
К дереву прибита ручная деревянная мельница для молотьбы того ореха. В нее можно высыпать с ведро шишек, а после надо заунывно крутить ручку  этого старомодного агрегата. В итоге из него будет высыпаться такая мелкая смесь из остатков тех прежних шишек. Потом, после следующих операций  очистки через два сита, останутся в совершенно праздничном виде миллионы чистых одиноких орешков. Мы их еще дополнительно прокалим на большой жестяной жаровне. Вывезем отсюда непонятно каким для нашего детского ума образом и сдадим стране для ее нужд. Пусть, например, граждане непринужденно щелкают данные орешки…
А, может быть, их по выгодной цене продадут за границу, чтобы взамен приобрести какой-то стратегический товар…
По периферии с лагерем – закрома, что недавно в мае заготовили папа с дедом. Это такие сколоченные на скорую руку из жердей большие, в человеческий рост, короба. Теперь они полны шишки. Вот мы ее оттуда будем черпать и переносить на переработку. Тех закромов было пять штук, в каждом – примерно по полсотне мешков шишек.
Несколько дней мы вчетвером перерабатываем  ближайший короб…
Наш детский математический ум подсчитывает, что работы здесь – на целый месяц. Тогда  нами овладевает  печаль по поводу такой длительной командировки. Что каникулы у нас нынче будут в усеченном виде…
А другие наши товарищи сейчас резвятся на реке с удочками…
И мы начинаем торопить этого неспешного деда Фотея с его медленной походкой, а также родителей поскорее трудиться; лично в таком незрелом возрасте становимся главным борцом  за производительность труда в той лесной бригаде. Укорачиваем время перекуров.
Просим всех шевелиться.
Чтобы скорее покинуть эти отдаленные кедровые леса.
Сами с большей скоростью крутим ручку той  деревянной мельницы…  Более быстрым шагом носим шишку из закромов…  Завтракаем в стремительной манере… Наши старшие родственники только качают головой от нашего усердия и тоже стараются не отставать от потомка.
С тех пор мы и заработали привычку  - скорее завершать некоторые трудовые процессы. Чтобы затем заняться своей душой или рыбалкой, или же в виде досуга устремиться к друзьям, любимым дамам. 
Или полежать на диване.
Мы просто не выносим такого неторопливого труда с большими перекурами
Через это некоторые коллеги отказываются с нами интенсивно и без тех самых перекуров  работать. Они бояться чрезмерно устать и не вынести высокого темпа труда. Зато мы недавно именно подобным методом обустроили в тайге упоминавшуюся уже нашу заимку в виде домика, бани и даже аэропорта в форме вертолетной площадки. Нещадно подгоняя свои малочисленные бригады.
Сначала все окружающие хотели там куда-то жаловаться на наши методы интенсивного труда, но после смирились и даже начали радоваться темпам работ.
Зато ночами совершенно крепко спали без задних ног.
Может быть – мы слегка загибаем по тому детскому случаю повышения производительности труда. Но что-то похожее по этой части наша незрелая тогда память сохранила.
Тут главное что? Из того отдаленного леса ведь не убежишь. Страшно.
И мы давай быстрей трудиться. Других вариантов наша фамильная логика просто не подыскала.
Теперь надо слегка описать тот отдаленный таежный быт.
В виде жилища имелась палатка: в ней – войлочный полог в качестве матраца. Нашу детскую фигуру укладывали спать в единственный спальник какого-то древнего происхождения. Дед и родители спали с помощью фуфаек и потрепанных одеял.
Во время дождя было туго. Непромокаемых одежд и даже целлофановых материй в те времена еще не существовало. Палатка промокала. И деду только и оставалось, что ворчать на непогоду.
А мы дополнительно переживали по поводу приостановления мельничных работ.
Комары нас слегка допекали во время сна. Они с вечера спешили пробраться к нам на ночлег. Дед с отцом перед отбоем старались покурить в палатке, чтобы частично выселить  этих насекомых.
А днем наша бригада боролась с комарами и прочей мошкой  следующим древним способом.
Мазей от гнуса тогда еще не имелось. И вот Фотей брал небольшой котелок от консервной банки; наливал туда деготь, добавлял, очевидно для вкуса, сливочное масло. После варил эту смесь на костре как средневековый алхимик, помешивая палочкой. Остужал и мы осторожно наносили подобное средство на открытые части своих тел. После чего имели передых от комаров и как бы загорелые, матово блестящие полуафриканские лица от того дегтя и масла.
На кухне, в основном, работала наша матушка Зинаида. Но нашему детскому уму почему-то запомнилась такая картина – как дед Фотей однажды решил удивить свою бригаду приготовлением каши. Сначала он долго и осторожно - чтобы не пригорела -  варил ее на костре.  Затем он снял тот котел с огня и стал укутывать его как ребенка в фуфайки и одеяла. Накрутил таких несколько слоев и стал дожидаться – когда каша допреет. 
После пригласил нас к столу, где добродушно взялся нас угощать.
Та дедовская каша действительно была чудной и Фотей во время ужина получил несколько комплиментов.
И в наше настоящее время мы тоже иногда любим побаловать своих таежных попутчиков каким-нибудь персональным блюдом. Бывает – находит такое, знаете ли, творческое кулинарное настроение и вдохновение.
И мы с удовольствием торчим у костра среди котелков, чего-то там помешивая и подсаливая…
Конечно, нашу малолетнюю персону там морально все поддерживали, не доводя наши страдания по поводу уходящих каникул  до натуральных слез. Матушка, помнится, нас особо утешала в виде таких ласковых разговоров и поглаживаний по голове. А отец с дедом спешили порадовать тем,  что мы теперь стали настоящим таежником. А что, мол, все прочие наши деревенские  соратники – еще нет, весьма успешно психологически  подыгрывая детскому самолюбию.  И что-то такое еще в этом роде произносилось, чтобы утешить потомка.
Так мы пережили в моральном плане ту недетскую трудовую командировку.
Потихоньку гора мешков с орехом росла. Закрома с шишкой – убывали.
И мы все веселей крутили ту мельничную ручку.
Фотей и папа стали рубить из средних деревьев сани, чтобы вывезти отсюда  кедровую продукцию. С соседнего лога, где велась заготовка древесины, должен был прийти трактор, зацепить сани с мешками и доставить их на таежную автодорогу.
Нам было радостно наблюдать, как укладываются эти десятки мешков  на летние сани.
Вот уже гудит трактор, поднимаясь к нам по склону. 
Мама с сыном в приподнятом настроении собирают лагерь: только летят в рюкзаки посуда и одеяла, сворачивается палатка. Упаковывается мельница – пригодится для следующих кедровых сезонов. Она все двадцать дней крутила свои деревянные жернова при помощи нашей человеческой энергии и стала практически частью тела. Хотя сначала показалась нам грубым бездушным механизмом.
Но к концу командировки мы ее несомненно полюбили.
Потом таким же образом полюбим другие подобные деревенские и таежные приспособления для ручного труда:  косы, топоры, весла, бензопилы, простые пилы, рубанки и ружья…
Когда научимся с ними сотрудничать и управляться. 
Вот за трос зацеплены те сани, на которых рядами уложены мешки. Трактор тянет это громоздкое сооружение. По пути происходят мелкие происшествия в виде поломок то трактора, то саней. Через несколько часов процессия выезжает на узкую тракторную дорогу. До настоящего автомобильного проселка остается пара километров.
Здесь с отцом происходит несчастный случай, мы до сих пор помним его детали.
Едет трактор, за ним тянутся сани. Справа и слева – заросли крупных и мелких деревьев. Те деревья буквально цепляются за наши мешки. А сзади идет папа в таком радужном настроении, радуясь за прочность этих летних саней, которые выдержали путь по тайге и теперь, несомненно, доедут до автомобиля, что скоро замаячит впереди.
Внезапно одно деревцо зацепляет сначала трактор, а потом и сани. Сгибается как бы полукругом. После чего распрямляется и всей своей силой ударяет отца по туловищу. Мы видели тот удар и его силу.
Нам даже показалось – все: произошла трагедия в форме нечеловеческого удара.
И отец моментально падает; все бегут к нему. Он же не может дышать. Перво-наперво, ему перебило дыхание.
Боксеры и прочие драчуны знают подобное мероприятие – когда внезапно следует удар в живот.
Проходят длительные мгновения…
Отец шевелит ртом, что-то хочет сказать, но ничего не получается.  Потом он виновато улыбается и все-таки начинает дышать, находясь все в той же согнутом лежачем  положении. В течении нескольких минут на нас глядят его болезненные голубые глаза. После он встает и крутит головой, приходит в себя.
Все перепуганы и хлопочут возле него, матушка вытирает скорые слезы.
А мы до сих пор помним тот свой детский страх из-за того хлесткого удара.
Отец рассказывал некоторые критические случаи из своей житейской и охотничьей жизни. Помните случай в Норильске, когда он метким броском успокоил грабителей. Или, например, как однажды его босого гонял медведь по берегу Енисея и дед с ружьем долго выбирал момент для выстрела, чтобы не попасть в сына. Или…
Но те истории мы лично не видели и они казались нам просто забавными происшествиями.
А тут всерьез испугались…
Вскоре мы доезжаем до грузовика и начинаем его загружать. Дело к вечеру, надо спешить. Тех мешков набрался ровно грузовик, три часа мы едем на них, посадив в кабину маму с дедом. Улыбаемся, что все счастливо закончилось.
Отец курит, а мы щелкаем эти надоевшие орешки…
У нас было еще немало совместных семейных таежных работ. Наше детство не назовешь легким. Помнится – нас всегда подбадривали в таких командировках. Хвалили. И нам хотелось еще сильнее понравиться своим трудовым и выносливым родителям и деду.
Поэтому мы старались крепко работать и не хныкать.
Для нас было очень важно – чтобы они нас похвалили…


                41. Сказка о рыбаке и рыбке.

Мы совершенно не мыслим свою личную жизнь без рыбалки.
Параллельно искренне любим всех окрестных рыбаков.
Детей, если они шагают с удочками, подвозим на автомобиле до нужного им берега.
А в женщин, которые сами могут вытянуть рыбу за крючок, практически сразу скоропостижно влюбляемся.
Тот водоем, в котором не водится рыба, считаем недоразумением на поверхности Земли.
А однажды поймали в водохранилище за Дурындой рыбную единицу весом в восемнадцать килограммов. Которая, было такое дело, утащила нашу сеть в глубоководном направлении и там зацепилась с ней за корягу.
И мы не знали – как ее оттуда извлечь. Отчасти растерялись.
А после, под напором партнеров по рыбалке, взяли в руки нож и принялись зачем-то нырять с целью освободить снасть от коряги, а та огромная рыба сидела в сети совсем рядом и смотрела – как мы орудуем ножом. Почему-то она не догадалась попутно с собой обмотать той сетью и нашу неосторожную персону, хотя ей было достаточно лишь слегка проявить коварство.
Так что нам вскоре удалось надрезать эту сеть, а потом поднять того гиганта на поверхность воды и в лодку.
После чего – издать победный клич…
Мы в своей вольной жизни много рыбы разных сортов переловили. Думаем – не один десяток бочек.
Ну и, само собой – мы не дураки те всевозможные трофеи употреблять в виде ухи, соленостей и копченостей. Также - в вяленом виде. Частично - с пивом, ну и, бывает, с другими более крепкими напитками. 
Тут у нас на работе есть коллеги из числа мужчин.
Среди них имеется пара субъектов, которые не держали удочку и рыболовные сети в руках уже много-много лет. И мы глядим на подобные создания как на современных евнухов. Ну как такое возможно, если поблизости водятся водоемы с живой рыбой? Им, наверное, производственные успехи в виде мелких побед заменяют сладкие моменты по выуживанию рыбы…
Или накопления денежных сумм заменяют им мгновения приготовления свежей ухи на речном берегу?
Раньше в Вавилоне большинство мужского населения хоть несколько дней в году да проводило за рыбным промыслом. И вообще летом случались выходные дни, когда по городку бродили одни только женщины да малые дети.
В том водохранилище за Вавилоном рыбы было – пруд пруди!
Мужчины ее там черпали и заполняли домашние холодильники.  И городишко  фактически временами переходил на полную рыбную диету.
Только это было недолгое счастье.
У нас как: если у народа появилось маленькое неожиданное счастье в любой его форме, то его надо, несомненно, закрыть.
А то народишко избалуется со всеми вытекающими последствиями.
Сначала дурындовское руководство турнуло земляков с местного морского берега. Об этом инценденте где-то в нашем романе имеется отдельная светлая новелла.
А ныне на оставшихся малочисленных рыбаков открыт еще один фронт…
В последние годы наша Родина что-то  взялась себя строго и большими силами  охранять. И патриоты по этому поводу кричат громкое ура. А мы лично как-то не записались в ихние ряды, скорее всего – по генетическим причинам.
Навалились они все дружно на эту самую охрану.
Особенно на охрану от своего местного народа. С ним можно легко управиться, это не хитрые террористы с бомбами, а такие малоопытные безопасные противники.
  Перво-наперво, взялись повсеместно оберегать леса и поля, реки и озера. Закрутили гайки, чтобы без бумажки никто не смел подышать тем свежим природным воздухом. Тут будет заповедник по белкам… Вон там  – национальный парк… Под той горой – запретная зона по сохранению грибов…
Шлагбаумов наставили – еле краски хватило все покрасить.
Сказали так:
- Теперь у нас все будет культурно. Учет и контроль полный. Запишись – куда собираешься навострить лыжи. С кем. На какой срок. Да покажи паспорт. Прослушай часовой инструктаж: как себя вести на лоне природы. Грибы не брать. К ягоде не прикасаться. Орехи оставь местному зверю. Теперь еще заплати взнос на содержание охранных штатов и природного начальства. Дополнительная плата – за фотоаппарат, которым ты собираешься снимать окружающую красоту. При приближении егерей – встать по стойке смирно…
И что-то еще в подобном же стиле. Всего не упомнишь.
Открыли в институтах массовое обучение тех будущих егерей. Само собой -  быстренько укомплектовали штаты на сегодняшний день. Туда, в основном, подались те, кто не любил трудиться на производстве.
А тут на лоне природы дыши лесным воздухом и наслаждайся вечной красотой и своей мелкой властью.
Выдали оружие, спецодежду и квитанции для штрафов.
И народ, как уже говорилось, перестает ходить и тревожить свои окрестности, а все больше играет в домино.
Или смотрит на  природу  по телевизору, не сползая с дивана…
Про прочие виды охраны Родины мы сказать затрудняемся из своего таежного отдаления.
Вроде они не так успешно идут.
Теперь надо вернуться к рыбалке. Но сначала мы поэтически опишем водохранилище за Дурындой с рыболовной точки зрения.
Оно на практике получилось не совсем удачным - кругом крутые берега. И если плывешь туда с целью пожить в палатке, то полдня надо искать место, где ее пристроить. По берегам ходить несколько неудобно по причине той же крутизны. Все время рискуешь оступиться и укатиться  в воду. Опять же – те самые прошлые деревья носит ветром по поверхности туда-сюда.
А рыба  к тем неудобствам привыкла и плодилась себе на здоровье.
Главное – ее в пространстве никто не ограничивал.
Она только иногда имееет привычку болеть временными рыбьими болезнями, которые проистекают от местной экологии. Ни с того, ни с сего – вдруг все рыбы заболеют и мрут как мухи.
Но через пару-тройку лет снова себе плавают в бодром виде и цепляются на рыболовные крючки. Или стаями лезут в сети.
Местный народ про рыбьи проблемы со здоровьем знает и есть ее с большими предосторожностями: или варит по полдня, или маринует в соли по полгода. Тогда никакая напасть из ее современного внутреннего мира человеку не страшна. А сырую или полувареную рыбную продукцию уже давно никто не употребляет.
Старики и мы лично помним – какая раньше здесь водилась благородная рыба, когда Великая Река была себе на уме и имела быстрые проточные воды. Она непрерывно резвилась в своей среде и вовсе не умела болеть.
Словом – нынешнее нездоровое рыбье поголовье можно считать бросовым и сорным.
Можно объявить народу:
- Которые не могут сидеть дома по причине ихнего рыбацкого азарта – ловите себе  данную сорную рыбу, тем более, что ее выловить невозможно по причине огромных просторов водоема. Только просим вас соблюдать технику безопасности при лове, а также при употреблении улова. Современная медицина еще не научилась бороться со всеми рыбьими паразитами, которые не прочь свить гнездо и в человеческом организме.
Только – нет.
Взялись ту самую современную чахоточную рыбу охранять со всем пылом и жаром. Те самые  многочисленные патриоты.
Однажды зимней порой устроили внезапную засаду.
В выходной день под вечер  перегородили дорогу с вавилонского моря, покрытого в ту пору льдом.
А у здешнего народа есть стародавнее увлечение. Как покроется то местное море льдом, то он берет с собой Водку, Закуску и Блесны. Само собой – и Ледобуры. Садится на мотоциклы или другую технику, которую не жалко утопить – и едет по льду практически наперегонки. Кто поосторожнее - идет пешим ходом.
После начинают рыбачить: пробуривают множество отверстий во льду и разными там приемами макают туда блесны на леске. И дура щука хватается за эту грубую подделку и цепляется за крючок, тогда рыбак с криком тащит ее на божий свет.
И, покуда она визжит и прыгает по ледяной поверхности, соседи по промыслу спешат выпить и закусить с ее владельцем. А после бегут к своим лункам.
Таким вот великолепным образом наш народ здесь отдыхает от действительности.
Только та самая действительность уже поставила для него засаду. Обыскивает его технику и рюкзак на предмет улова. У них, тех  патриотов, наверняка, накануне состоялось совещание – какой улов в малоценных щучьих единицах допустить на одного гражданина?
Помните – у одного классика есть упоминание об этой костистой рыбе. Кажется, его фамилия была Чехов. Так вот он о ней написал своими старомодными чернилами примерно так: «… вот щука. Дрянь рыба…».
И вот – спустя сто лет после пера того классика – местные патриоты ее взялись охранять и устанавливать нормы ее отлова на одного современного рыбака.
Сошлись на ничтожной цифре один.
Проголосовали и утвердили.
Теперь представьте себе картину. Зимние сумерки. Камуфляжные личности с серьезными рожами. При оружии.  Конфискуют лишних щук и кладут их в такую живописную поленницу. Рыбаки, пережившие сегодняшнее рыбацкое счастье, орут. Ихнее бодрое настроение подорвано на несколько дней. Клянут свою неудачную Родину.
У которой этих грубых щук – вагон и маленькая тележка.
Но ей жалко  этакого добра для рыбной ловли и угощения собственных жителей.
Приходит на ум такое словосочетание – мачеха…
А вот еще история на тему рыбацкой жизни.
У нас в Вавилоне немало подвижных энергичных пенсионеров. Они в своей прошлой полуромантической жизни и построили тот самый Вавилон. Многие из них до сих пор считают себя несомненными удальцами, не считаясь с нынешним жизненным стажем. Может они в паспорт никогда не заглядывают.
Скорее всего – и правильно делают.
До сих пор быстрым шагом мотаются в окрестные кручи на свои сады-огороды. Чего-то там высаживают в грядки и регулярно ведут их прополку и полив. Потом  перетаскивают оттуда для дополнительного пропитания плоды личного дачного  труда в каких-то древних авоськах, кошелках и корзинках.
Или роются в гаражах: перекладывают старый хлам, чинят погреб, выметают мусор.
То тайными тропами бегут в тайгу для сбора грибов, ягод или шишек.
Словом, мы имеем в их лице такое беспокойное, постаревшее, но не сдающееся времени сословие, которое не любит коротать старость за просмотром телепередач.
 Скорее всего, это активное пенсионерское поколение -  последнее в истории человечества.
Тем более, может быть, уйдет в прошлое ихняя маленькая пенсия. Размеры которой заставляют их шевелиться и добывать то самое дополнительное пропитание.
Вот за тем самым дополнительным пропитанием собрался сам собой в небольшую командировку один наш соседний пенсионер дядя Миша.
Он сказал своей постаревшей законной супруге:
- Чего мне зря пылиться на диване?  Бока уже болят. Опять же - теряется физическая форма. Я надумал сходить, как в прежние годы, на рыбалку. Принесу тебе свежей бесплатной рыбки. Пойду  пока в гараж, там должны еще сохраниться  леска и крючки.
И вот он устраивает в том гараже сплошной обыск.
Полдня роется и находит множество нужных и ненужных рыболовных предметов: среди них ему попадается древняя рыбацкая сеть из прошлой эпохи. С несовременными грубыми поплавками и грузилами. Он ее по непонятным причинам бросил в рюкзак, подумав:
- Невелик грех, мне ветерану и старику увеличить добычу с помощью этого орудия лова. Поди ту малоценную вавилонскую рыбу никакие охранительные органы ни в грош не ставят. Попадусь им – ну пожурят сынки; да и простят мои лета. Такие незначительные нарушители для рыбоохраны не должны представлять особого интереса…
Так он себя успокоил и отбыл на акваторию.
Выпросил там себе у местных моряков  лодку и принялся промышлять с ними по соседству. Уплывал при помощи весел за поворот и там, сгорбившись, сидел и глядел на поплавок. Дымил папироской и отмахивался от комаров. Снимал рыбу с крючка и бросал в ведро. Попутно, рядом с лодкой, стояла его незаконная старомодная сеть. Раз в день дядя Миша ее подымал и вытряхивал рыбешку. 
Он у тех же местных моряков дважды заночевал и все продолжал тягать ту мелкую сорную рыбу, будучи вполне удовлетворенным своим уловом. На третий день к вечеру собрался к своей старухе.
Приготовил было для нее небольшую речь:
- Гляди, старуха, все-таки у тебя под боком проживает замечательный и еще вполне годный к жизни пенсионер. Глянь – какого костлявого добра я наловил…
Так дядя Миша мечтал и не заметил, как около него оказались те самые патриоты с удостоверениями.  Они его сразу же взяли в ежовые рукавицы: кто таков, да почему черпаешь государственную рыбешку без разрешения, совсем распоясались эти пенсионеры.
Дополнительно увидели его древнюю сеть.
Тут они совсем повеселели и принялись составлять протокол о злостном нарушении отечественного порядка. Их было несколько таких круглолицых румяных мужчин в расцвете сил. И вот им выпала такая удача – отчитаться перед начальством о поимке древнего браконьера.
Дядя Миша пробовал их просветить по поводу своей пенсионерской малоденежной жизни. Потом – по поводу ждущей его дома старухи.
Чего-то там промолвил про эту сорную малоценную рыбью живность.
Только ничего не помогло. Они умело посчитали пойманное поголовье по штукам. После перевели его в форму рублей и записали в протокол. Показали дяде Мише.
Он буквально давай трястись от гнева:
- Да как же так, сынки. Тут практически написана сумма моей полугодовой пенсии. За эту костлявую рыбу, которая здесь плодится и мрет сама собой, без вашего трудового участия. Я в прошлые времена горбатился на строительстве Дурынды, а вы нынче ничего не производите, а только и умеете устраивать облавы на мирных жителей. Ишь – пышите здоровьем в силу своей должности… А нам с бабкой теперь сидеть на диете… Совести у вас нет…
Трясется, руками машет и говорит свой бесконечный монолог.
Только это были напрасные слова. Люди в форме и при должности, их не проймешь разной там лирикой. И обращение « сынки» тут, пожалуй, неуместно. Тем более – это ихняя сдельная зарплата.
С каждого нарушителя им идет прогрессивка в рублях.
Их просто натравили той прогрессивкой на местное население. И пощады не будет никому.
Словом – штраф выписали. Рыбу тоже дополнительно изъяли. Само собой – удочки и древнюю сеть.
Сказали на прощание:
- Ступай домой, дед. И забудь про прежние  времена, когда можно было тебя простить по причине твоего возраста, бедности и строительных заслуг. Время нынче другое; человек человеку уж не друг, товарищ и брат. А человек человеку – пожива и доход… Кланяйся старухе. В итоге твоей рыбалки получился такой же отрицательный  факт, как в известной сказке про рыбака и рыбку, может даже и похуже…
Такие у нас нынче времена. Помните – где-то выше упоминалось такое слово – мачеха…      
Мы сейчас срочно подведем итог по этой рыбалке.
Потом отдохнем от современности и патриотов. Хорошо, что мы относительно мало любим Родину с ее патриотами и не записались в ихние ряды. Мы больше любим таких вот личностей навроде дяди Миши. 
Тем более, считаем - подобные дяди Миши пусть себе будут.
По причине бедности и живости характеров пусть себе дополнительно берут чего им надо с той природы. У нас этой природы, повторим – вагон и маленькая тележка.
 Пускай она помогает некоторым сословиям выжить в материальном плане.
 Мы что?  То строили какое-то смелое общество для будущих поколений. Теперь все стережем опять для них же.
Только охота слегка и самим пожить.
При наших бедностях, трудностях и головокружениях.
А те будущие поколения, надеемся, будут не дурнее нас. И прекрасно обойдутся без современной, мелкой и глупой заботы о них.
Нет – окиньте взглядом весь неудачный прошедший двадцатый век. Беспрерывные самоограничения и непрерывная внутренняя война со своими гражданами. Помните – как стирали с поверхности земли нашу фамилию?
Теперь мы с этой войной в прекрасном стиле входим в новенькое столетие.
Нет, просто хочется грубо ударить кулаком по столу! Написать президенту!
Призвать к какой-то оценке такого вот отечественного патриотизма.
Пусть те бедняки бродят по природе совершенно безнаказанно. Еще ни один из них не разбогател за ее счет. Потому, что та природа сама себя бережет и много чего в одни руки не отдаст. Так, немного, – отдаст, чтобы поддержать того бедного добытчика. А чтобы сверх того от нее урвать – для этого никаких ног не хватит и никакого ударного труда на ее лоне.
Там все скупо устроено в смысле чрезмерного вознаграждения.
Природа – она кто? Правильно, наша мать. Вот и пусть кормит нас. Или помогает нам кормиться. Может, она как женщина устроена – для нее мало, чтобы ею лишь чрезмерно любовались и восхищались. Может ей надо, чтобы к ней еще теснее прижимались и вступали в более плотные производственные объятия.
Только те самые шумные патриоты со своими лозунгами мешают этим человеческим порывам и совершенно напрасно лезут туда регулировать вековые природные процессы. 

                42. Засуха.

Весь наш отечественный народ совершенно не может жить без картошки. 
На душу населения съедает ее умопомрачительное количество.
Персонально каждый для себя сажает, лелеет и выкапывает  средних размеров картофельный участок. И по этому показателю наше отечество, безусловно, лидирует в мировом масштабе.
По такому поводу у нас имеется одна милая короткая история, из прошлой старорежимной жизни, когда все люди были равны.
Каждой весной вавилонцы записывались на получение земельных картофельных участков. Все поголовно, вплоть до руководства, которое рылось в земле наравне со всеми.
Попутно все сословия заводили себе участки с грядками для лука и морковки. Возились с огурцами. Сажали репу.
Простой народ занимался  подсобным сельским трудом больше по нужде. Денег маловато в семейном бюджете. Поэтому главы семейств по весне гоняли в поле на  посадку картошки своих трудоспособных родственников. Потом – на прополку. Само собой, осенью с ведрами собирать урожай.
А местные вавилонские лидеры занимались картофелем и грядками, скорее всего, по демократическим непонятным мотивам.
Вроде денег у них хватало.
Или они любили экономить те денежные средства.
И вот в очередной раз в 1987 году всем сообществом вавилонцы благополучно засадили каждый свой участок. Вперемешку: тут простой работяга, а тут командир производства.
Стали ждать всходов с целью прополки.
Наступил июнь; только он оказался сухим и жарким. Солнце практически не укрывалось тучами и немилосердно палило окрестные земли. Которые люди любили  купаться и загорать – те были в восторге. А у кого на уме было сельское хозяйство – те недоумевали и тревожились, беспрерывно смотрели в небо. Только там по прежнему виднелось голубое пространство, по которому перемещался неутомимый и жгучий солнечный диск. 
И на Дурынде каждое рабочее утро начиналось с разговоров о погоде.
Так шло время. Картофельный урожай вполне мог не состояться.
А тут у начальства небольшое совещание. Летучка. Командиры производства собираются, чтобы улучшить взаимопонимание между собой и своими подразделениями, поскольку они все трудились в тесном контакте.
Посовещались и собрались было расходиться.
Затем  по традиции пошли в курилку поговорить о личном. Вдруг кто-то сказал – картошка. Мол, гибнет основной продукт питания, как будем зимовать?
- Хоть бери лейку и броди с ней между рядков, - горестно вздохнул другой.
- А ведь у нас под боком имеются пожарные машины. Те, что охраняют наше производство. Давайте устроим тем веселым пожарным дополнительные интересные учения по работе со шлангами. На нашем общем огороде.
И все подумали – а что?
Тем пожарным в последние годы не хватает практики. Пожары практически ушли в историю по причине хорошей профилактики.
Тут же в курилке прикинули – сколько смен надо лить на тот коллективный вавилонский огород? Они в большинстве своем имели инженерное образование и умели быстро составлять разные цифры:
- Что-то чересчур много получается у нас трудозатрат на подобное мероприятие. Будем считать наш разговор шуткой – сказал самый честный из них. И выбросил сигарету, намереваясь уйти и закрыть совещание.
- Э, нет. Зачем поливать той живительной влагой весь общий огород. Мы сначала под видом эксперимента прольем наши с вами личные участки. Нас здесь десяток человек, плюс пригласим остальное руководство. Еще – командование тех пожарных, чтобы все прошло более гладко.
Кто-то сказал:
- Неудобно, братцы. Что подумает о нас человеческая масса? Ведь мы же с вами зачастую песочим их и учим правильно жить. И наша совесть после не даст нам спокойно спать.
Тогда ему ответили:
- Разуй глаза. На дворе наступает новое либеральное время. Время тиранов и железной дисциплины прошло. В настоящее время – приоритет  человеческих ценностей. Например, собственного картофельного урожая. Давайте скорее обсуждать практические детали операции…
Вскоре частично втянули сюда головку Вавилона. Плюс общественных лидеров. Для некоторого равновесия -  пару передовиков из среды рабочего класса. Заплатили по рублю на бензин для полной легализации полива.
После откомандировали пару пожарных машин на тот отдаленный огород.
Представляем – как происходил данный полив.
Машина медленно едет вдоль участков. Впереди вышагивает пожарный заместитель. Он читает таблички, что прикреплены к каждой делянке:
- Стоп – кричит бодрым голосом – лей сюда! Вот от этого до того колышка. Проливай равномерно!
После идет дальше. Пропускает плантации малозначительных вавилонских личностей, боится пропустить нужные фамилии из списка. Ставит галочки.
Свой личный картофель проливает собственной персоной.
Конечно, краснеет перед пожарным рядовым составом. И под муками совести разрешает ему дополнительно оросить ихние собственные поверхности. 
Некоторые нужные участки не обнаруживаются по причине стершихся табличек. Тогда по скорой оперативной связи на поле приглашаются те временные неудачники, они тычут пальцем в свои рядки. И их тут же стремительно поливают…
Такое вот состоялось мелкое и ничтожное событие по деградации человеческих руководящих личностей при том старом режиме…
Которое тоже частично подорвало нашу веру в человечество.
А  в настоящее время нас поражает один удивительный факт из области местного сельского хозяйства. 
У нас в Вавилоне, как уже сообщалось в этом историческом произведении, появилась в настоящий момент вполне зрелая капиталистическая жизнь.
Часть работников Дурынды из числа верхушки вполне успешно разбогатела.
Порой не знает – куда девать наличность?
Среди нее – и те блестящие дурындовцы, чьи огороды поливали в том отдаленном году. А после строили для них всем вавилонским составом крепкий европейский поселок из настоящих кирпичных особняков. 
И им вполне можно позволить себе в некоторых вопросах побарствовать.
Отказаться, к примеру, от подобного рода работ на земле. Лучше в это время прочесть книжку, сходить на выставку или изучить иностранный язык… Словом, подрасти в интеллектуальном плане.
Или просто передохнуть на диване от руководящего труда.
Только не тут-то было. Они с прежним остервенением орудуют на тех картофельных полях лопатами и вилами. Также растят капусту. Снова сажают репу.
Хотя им раз плюнуть приобрести подобного рода продукцию в соседней деревеньке. Тем самым, поддержать его рублем и дать толчок сельскому хозяйству. А через подобную практику зажиточных слоев населения выращивать все самим, мы имеем в стране хилое село и безденежных его жителей…
Скоро наступит очередная весна.
И мы совершенно случайно увидим, как  местные капиталисты будут нести мешки с семенным картофельным фондом. Также лопаты. Оденут резиновые сапоги и потертые курточки. Усадят в блистающие лимузины жен и детей.
После помчат их на картофельное поле…






                43. Зависть.

Тут у нас недавно собралась одна интересная современная компания. Состоящая из людей такого среднего и старшего возрастов. Исключительно мужского сословия, прибывшая на рыбалку.
И вот сообща мы там совершили открытие мирового уровня.
Из области психологии, философии и вообще жизни. Попутно реабилитировали одно нехорошее человеческое чувство.
Такой вот компанией, в которой не состояло ни одного научного работника, открыли небольшой рецепт человеческого счастья, что ли.
Открыли прямо на свежем воздухе, а не в тиши научных лабораторий.
Помните – как средневековому английскому ученому мужчине Ньютону на голову упало яблоко. Тоже на свежем воздухе. В английском саду. И он моментально открыл всемирно известную физическую формулу.
А тут дело было на рыбалке.
Представляете себе картину на тему – ужин современных рыбаков на дурындовском морском пространстве. Мы там приютились в небольшом самодельном домишке, прикрепленном на таком плавающем сооружении. У нас тут мастеров строить подобные неказистые хижины на воде – пруд пруди.
В них что удобно?
Надоела картина и рыба вокруг – зацепил все это дело за катер и перетащил за соседний поворот, пристроил. После чего – проживай там и осваивай новую рыбацкую территорию.
Вот мы под вечер истопили баньку, что тоже там имелась. Попарились, искупались до посинения, поскольку еще стояло раннее сибирское лето, попутно сварили уху из плодящейся в здешней воде второсортной современной рыбы.
Ничто не предвещало, что сегодня состоится мировое открытие.
Пейзаж носил обычный характер.
Множество умерших серых деревьев, которые мы уже в этом романе описывали. Часть из них вертикально стоит на берегу или прямо в воде, другая часть свободно плавает по волнам. Выше всего такого серого интерьера – сначала зеленые краски уцелевших горных деревьев, а потом – обычное вечернее небо с высунувшейся луной.
Комары своей реденькой толпой напоминают о себе.
Мы наливаем уху и к ней – обычные такие порции водки из бутылки. Выпиваем и закусываем. Крякаем от радости и удовольствия, что находимся на какой-никакой природе и рыбалке.
После чего разговариваем. И снова выпиваем и закусываем. Вытираем выступивший от ухи пот. Шлепаем комаров, присосавшихся к нашим лицам.
Таким вот образом  хорошо и долго сидим.
Достаем другие бутылки. Подливаем себе еще по порции этой местной неказистой ухи. Опять шлепаем комаров.
А среди нас имелся один малознакомый для нас лично старикашка. Такой весь в морщинах вокруг глаз, с сединой, лысым затылком и живым еще взором пенсионер из прошлой эпохи по имени Степаныч.
С такими ловкими замедленными движениями.
Мы его раньше мельком только  знали, как и многих других персонажей из Вавилона. Тут, само собой, ближе познакомились, после второй порции. Его характеристику преподнес рыбак из его близких друзей:
-  Вот человек, в которого я влюблен как в несомненную личность. Мастер на все руки. Мудрец и мой учитель по части жизни. Имеет образование несколько классов. Безусловный оптимист в душе. В прошлом – красавец и любимец всевозможных женщин… Плюс ко всему – независимая личность, которой незачем ломать шапку перед разным начальством.
А тот улыбается своей старческой малозаметной улыбочкой и запросто кивает в подтверждение тех замечательных рекомендаций.
А потом, поскольку обожаем интересных стариков с душевными запросами, у нас с ним начался интересный диалог.
Перво-наперво, мы обратили внимание на его замечательную манеру  речи малообразованного человека. Также на замечательную жестикуляцию. Он, когда говорил, то держал руки перед грудью, согнув их в локтях. Широко расставлял пальцы и шевелил ими.
А из его речи нам нравилось, с какой скоростью он говорил. То она у него была средняя, как у обычного мужчины, то медленная, когда ему надо было подобрать нужное слово. Повторим – еще эти неспешные движения крепкими руками и пальцами рабочего человека и философа.
Еще – зачем-то не любил держать голову в неподвижном состоянии, а мог ее наклонять то влево то вправо.
Сначала разговорились о старине. Степаныч рассказал – какая тут раньше была рыбная обстановка:
- Рыбы ловили много. Сдавали государству, себе по бочке на зиму готовили, да каждая, почитай, семья. У всех были лодки, сети плели зимой. Присядет семья вечерком на часок и наплетут несколько метров. А уж только ледоход прошел – и поплыли кто куда. То к устью речек, кто на песочек или к ямам, где стоит крупная рыба. Потеплеет – ребятишки рыбой начинали промышлять. Все лето кормят семьи своей добычей при помощи обычных удочек да переметов. С реки их и не выгонишь, купаются да тягают эту рыбу. Или возьмутся изготовят невод из черте знает чего и в мутную воду бороздят дно. Крепышами поголовно росли и никакая физкультура им вовсе не нужна была. А как осень – тут снова взрослые на реке. За неделю сделаешь те зимние рыбные запасы – и в тайгу на охоту. Всем всего хватало и никакого рыбнадзора. А уж с октября на Великой Реке – никого, не трогали никакую рыбу в ее зимовальных ямах, пусть сохраняется.
Поговорили о рыбнадзоре, об этой современной службе, помыли ей косточки. Как она сама, или ее друзья ту рыбу в сохранившихся здешних реках и зимовальных ямах грузят и вывозят в неизвестных направлениях.
Потом выпили. Закусили.
И попросили Степаныча еще что-нибудь рассказать про старину.
- Я, когда был мальчишкой среднего возраста, уже умел много чего делать. Деревенская жизнь и педагогика к тому располагали. Родители норовили пораньше в помощники тебя пристроить. А еще - вечное соревнование у нас среди пацанов наблюдалось. Такая была здоровая конкурентная среда, говоря современным языком. Все мы были в равных одеждах и почти босиком. А спорили и сшибались во всем: кто лучше удит, кто раньше начал косой орудовать и косит наравне со взрослыми, кто зимой больше зайцев добыл, кто Великую Реку мог переплыть. А если ты этими делами слабо владел – то был подростком второго сорта и только второсортные девчонки могли с тобой ходить на прогулки. Так вот мы друг перед другом пыжились и развивались на пользу себе, родителям и будущим женам. Не то, что нынешние детки и мальчишки – его до двадцати лет одного на водоем не отпускают: вдруг оступится и укатится в воду. А природу он видит только из окна или на даче…
Тут он перевел дух, а мы слегка поругали нынешнее малоподвижное молодое поколение.
Которое на рыбалку если и рванет, то только с папой на автомобиле.
После чего снова разлили себе по обычной порции.
Тут уже мы все почувствовали, что хотим слушать только этого старика из прошлой эпохи с его замечательной манерой говорить. Или внезапно полюбили местную историю.
С целью отдохнуть от современности.
К тому же, он оказался, знаете ли, таким несерьезным насмешливым оратором со своей  милой морщинистой улыбочкой и мимикой. Умело вставлял ученые словечки. Ну и некоторые народные грубоватого характера, но у него они звучали по-домашнему мило.
Мы их тут воспроизводить не будем по причине личной литературной скромности.
Хотя мечтаем научиться подобным своевременным выражениям и даже отчасти это дело в домашней среде репетируем на собственной супруге. В таких мягких семейных тонах, свойственных нашей негрубой натуре.
И супруга хохочет и уверяет, что у нас появляются первые успехи в этой народной лексике.
Может быть – мы скоро выйдем на широкую вавилонскую арену по тому разговорному жанру. Пока в устной форме. А потом поглядим и начнем все это дело вставлять в будущие романы.
- Вот тут говорилось, что я мастер на все руки – продолжил Степаныч – и это, действительно, так. Помимо непрерывного состязания в подростковом возрасте по части деревенских навыков, у меня была еще одна особенная черта. Я с детства боялся взрослой жизни.  В той деревенской педагогике существовал такой единственный подход – ругнуть ребенка. Я потом случайно прочитал в одном крупном журнале статью по воспитанию детей. Мол, имеется два метода развития человека и подростка. Первый по-научному называется – работать на позитиве. Чего маленько у того ребенка получилось, пусть даже и коряво – похвалить и ободрить его. Потом у него появляется уверенность и желание чего-то там творить и делать. Такой очень гуманный и замечательный метод двадцатого и двадцать первого веков. А второй метод из прошлых веков – негативный, надо ругать и песочить человека почем зря. За любые мелкие и крупные неудачи и оплошности. Там было написано, что самый удачный способ для психики молодого организм – первый.  С небольшим  добавлением отрицательных критических стрел. Вы это дело запомните и применяйте где сможете. Даже в воспитании собственных жен и тещ. А тогда – наши родители ничего такого не знали и предпочитали заострять внимание на наших промашках. Через такую воспитательную систему мне казалось, что я неудачная личность, неумеха и все такое прочее. Вряд ли чему толком научусь и во взрослом возрасте стану посмешищем земляков и всей деревни. Наверное, у меня уже в том несмышленом возрасте было такое детское самолюбие и я очень боялся смеха над собой. Поэтому я все старался делать изо всех сил. Чтобы войти в ту взрослую эпоху некоторым умельцем…
Тут рассказчик перевел дух, а слушатели налили еще. А мы еще раз поразились манере Степаныча вставлять в свою простонародную речь помимо непечатных еще и ученые словечки. И в таком соседстве они в его стариковской лекции звучат как чудесные украшения мужского стола…
Поговорили о современной педагогике и как кто воспитывает личных детей, внуков и жен.
- А потом, когда мне стукнуло лет четырнадцать, я стал замечать, что становлюсь завистливым человеком – продолжал Степаныч.
Тут наша компания недоверчиво посмотрела на него:
- Это же никак невозможно, чтобы такая замечательная личность, как ты, имела такую общечеловеческую слабость, более свойственную другим прослойкам населения?
- Да я вовсе не про ту мировую слабость захотел вам рассказать. Да и чему и кому в той деревне было завидовать по настоящему? Жили в то время все одинаково. Я вовсе не материальную зависть имел в виду. Это сейчас все косятся друг на друга… А тогда – ничего подобного. А я стал завидовать тем умельцам из деревни, которые умели что-то особенное делать своими золотыми руками. Один, помню, лодки делал. За неделю – готова, плыви куда хочешь. Главное, он ее играючи делал. Строгает те длиннющие доски, весь в стружке, что-то примеряет и разговаривает сам с собой. Около него народ и мальчишки в качестве гостей или помощников, не поймешь. И лицо у него такое, веселое и непринужденное. Вечные шуточки. Чистая рубаха. А потом он ее начинает собирать. Карандашиком черкнет где надо, опять сострогает малость. И все гладит своей шершавой ладонью ту доску, обнюхивает ее и получает удовольствие. Я вокруг него любил покрутиться и стал такому его труду и вдохновению завидовать, буквально заболел этой завистью. Хотел стать таким же мастером и человеком. После я те лодки сам делал и ничего – получались.
После этого рассказа обсуждать было нечего и все выпили в полном молчании и затмении. Скорее всего – каждый вспомнил личное детство и подобные картины из него. Как стоял маленьким болваном около отца, деда или соседа в похожие моменты…
- А еще у нас был один такой приезжий садовод. Его жена привезла сюда жить на свою родину, а сам он был с каких-то южных краев. Тут по части садоводства никто ничего не растил. Сибирь, мол, и все такое. К тому же – считалось баловством кроме картошки и огурцов с помидорами и луком что-то еще разводить в огороде. А тут – человек приезжий, чего-то там получает в посылках, какие-то прутики. Только через несколько лет – вывел у себя настоящий сад в десятка полтора яблонь. И все туда ходили на экскурсии и качали головами. Нас, мальчишек, а мы были любители в качестве озорства лазить по чужим огородам, родные родители предупредили настрого – в тот диковинный сад ни ногой. Так что я через того приезжего товарища получил еще одну зависть и после, когда нам тут раздавали свободные земли для дачного общества, ее – ту зависть - вспомнил и стал садоводом. До сих пор, как наступает весна, мне надобно чего-то там улучшать по фруктовым породам… А осенью не знаю – куда девать урожай.
Обсудили дачные дела, кто какой садовод. Выпили еще. После поговорили о климате, как он тут меняется и способствует садоводству и виноделию. Вспомнили – кто сколько вспомогательных вин изготовил в прошлом сезоне. Рассказали – у кого куда то вино ударяет: в голову, ноги или в общую координацию.
Попросили Степаныча, для полноты картины, добавить еще что либо о той его великолепной зависти.
Ну он и давай перечислять. Вкратце.
- Само собой – были у нас выдающиеся охотники. После - рыбаки. У них я много чего нахватался и до сих пор промышляю этими делами. Жалко, что недосуг охотой и рыбалкой на полную катушку заниматься было – Дурынду строил, к стройке прикипел, а то бы…
Тут все снова выпили, затем поругали современную жизнь и как она человека вечно держит на рабочем месте. А то бы все тоже ударились в леса.
- Или один наш сосед и родственник сено косил – залюбуешься. Прокос широкий, чистый, ни травинки не оставалось. Весь день косит, румяный и потный. Тоже внутренним голосом песенки мурлыкал. Нарядный, обязательно побритый. С улыбочкой. Добродушно шутил над нами, подростками.  Другие зачастую эту повинность с грубостью на лице переносили. Баб, ребятишек матернуть обожали, если что не так.  Вот так я смотрел на тех противоположностей. И до сих пор любитель покосить сено и могу вам преподать урок – как ту траву косить с улыбочкой на лице… А то еще – был тоже в соседях плотник, он обожал строить срубы. В такой медленной манере рубил и складывал бревна, пока не получался дом или баня. Я по малолетству думал – никогда не освою подобное ремесло. И вот, когда мне было примерно сорок уже лет, пришлось упражняться в этом деле. И до того оно мне понравилось, что теперь каждое лето с радостью бегу с топором на свой участок для охоты, где обновляю прошлые старомодные избушки. Рублю бани. И это есть настоящее мужское занятие, которое я рекомендую всем вам…
Налили еще. Выпили за настоящие мужские занятия. Обсудили – может ли считаться мужчиной тот, кто в жизни не держал топора и не построил с его помощью какого либо сооружения.
Конечно, с помощью авторучки и особых знаний в голове, в качестве бюрократа человек обычно больше зарабатывает и процветает. Через это имеет белое рыхлое тело и способность чрезмерно много рассуждать и размышлять, не утруждать себя ручной работой.
Только надо бы и корни не забывать. Как ты вышел из тех поколений, что рубили здесь в Сибири леса и строили крепкие населенные пункты.
А то неловко перед своими крепкими предшественниками.
Тут мы рассказали небольшую смешную историю. Состоявшуюся в середине прошлого века.
Наша неграмотная бабушка приехала в гости к родственникам в районный центр. Одна ее тоже старуха сестра с гордостью затащила ее на работу к одному из своих многочисленных сыночков. Он там, где-то в том небольшом очаге цивилизации, трудился бухгалтером. Имел в качестве рабочего места стол, стул, старомодные счеты, ручку и чернильницу. Кипы бумаг. Телефон.
Вот эти две старушки у него посидели. А потом пошли дальше. И наша неграмотная бабушка Елена Павловна, приехавшая из колхоза, где никаких бухгалтеров в то отдаленное время не водилось, а вместо них была счетовод женского сословия, спрашивает свою сестрицу:
- Это он у тебя работает? Пишет бумажки, щелкает счетами да звонит по телефону. Это же бабская работа. Как это ему не стыдно? Еще деньги за это получает.
Так она недоумевала.
И все наши сегодняшние собеседники усмехнулись по поводу наивности бабушки Елены Павловны в той середине прошлого века.
И налили еще.
Теперь пошутили и выпили уже за мужские корни. В прямом и переносном смыслах. Чтобы они были всегда в порядке. Тоже в прямом и переносном смыслах.
Удивились глубокому философскому смыслу подобного получившегося тоста.
Посмеялись.
И предоставили слово Степанычу.
Только он от него уже отказался и попросил подвести итог сегодняшнему заседанию. Раз уж мы добрались до философии. А то у него заплетается язык.
Тогда наша бригада поступила просто. Наполнила кружки и пусть каждые скажет небольшой емкий тост по поводу нынешних речей.
Один из нас возьми да сдуру, сгоряча и скажи:
- А давайте поднимем бокалы за зависть. В той белой форме, которая имеется у Степаныча. Которая не к деньгам и должности, а к человеческим различным умениям и золотым рукам.
Тут все мы буквально зааплодировали.
Действительно, это нехорошее чувство как-то однобоко преподнесено нам учеными, психологами и писателями. Также историки раздули шум по поводу этого чувства. Мол, на протяжении человеческой истории оно толкало многих царственных особ и полководцев на крупные дурацкие мероприятия по военным конфликтам с соседями. Или внутри страны то чувство непрерывно натравливало одних аристократов на других, через что страдали, в основном, ихние подчиненные и холопы. Или в наше время…
Так мы галдели и чувствовали себя мудрецами еще почти час. Пока не обнаружили, что наши бутылки и бокалы пусты. Что некоторые из нас спят, притворившись сидящими за столом…
Вот такое открытие из области человеческих сил и страстей недавно свершилось на вавилонском пространстве.
В тот вечер несколькими рыбаками было буквально возведено на пьедестал прежде нехорошее качество из области человеческой истории.
А нам на следующее утро оставалось только, не упуская мелочей, составить этот вот отчет о том великолепном разговоре и о новом мировом открытии.
Еще остается, спустя некоторое время, защитить большую громкую диссертацию о той белой зависти, только пока не решено – по какой из наук пройдет эта тема.
А после отметить ее выход в свет новой рыбацкой вечеринкой во главе с замечательным стариком Степанычем.
Подвести итог по перевороту в мировой педагогике и психологии…   
Может быть, в скором времени школьники и студенты начнут изучать это дивное качество в нашем понимании и через него рванут вверх как человеческие личности…



                44. Новогодняя быль.

Эта милая история произошла буквально на днях, в настоящую зиму.
Она будет про интересное совпадение некоторых жизненных пересечений. Также про некоторые местные обычаи и шутки.
Вот представьте себе – предновогодние дни.
Такое царит вокруг оптимистическое настроение. Мол, заживем в Новом Году великолепно. Начальство и олигархи добавят зарплату. Власти тоже запросто чем-то подмогнут.
Погода будет чудесная, женщины средних лет станут нам беспричинно улыбаться и дарить надежду…
Много еще какой ерунды лезет в голову в эти торжественные дни…
Опять же – стоит зима, для нас – любимое время года.
Поскольку мы всей душой любим холод. Природа в лесу в эти времена стоит  какая-то неподвижная и недоступная. Снег скрипит под ногами. Деревья стынут. Видно – где какой зверь проскакал или человек прошел с целью прогулки или браконьерства.
К тому же – человеческий мусор завалило снегом…
А весной хорошо тем, что можно раздеться.
Убрать в чулан зимнее снаряжение. А из квартиры выйти в легкомысленных современных одеждах. Можно помечтать об отпуске и где в нем дополнительно подработать… В апреле ночью нелегальным методом надо сбегать за глухарем… В мае вдруг поднимешь голову и удивишься всей этой окрестной свежей зелени…
Потом – лето.
Там в дождик хорошо, сиди себе дома, устрой передышку. А если погода без осадков, то сплошной посторонний труд. Суета. Надо дополнительное пропитание устраивать. Грядки поливать, ремонт в квартире делать, да в тайге или на реке              чем-нибудь разжиться. Или махнешь к родственникам в деревню на подмогу. Словом, летом все бегаешь с объекта на объект, голова кругом – не упустил ли чего. Зато весь становишься ну просто бронзовым. Выносливым… Спишь замертво…
Осенью все носишь урожай.
Идет такая непрерывная работа по части закромов. Бросишь иногда взгляд на окрестности и какие деревья стоят в позолоте и снова чего-нибудь несешь и грузишь в личный автомобиль. Радуешься своим крестьянским талантам и все считаешь эти ведра. А когда закончишь всю переноску, то оформляй бумаги и смело иди в тайгу. Там бегай в свое удовольствие по кручам, стреляй из ружья… Или утром проснешься – а за окном бело и снегу навалило. Выходишь из таежного жилища и пробуешь дышать этим новым воздухом…
Так проходят у нас годовые периоды. Жалко – чересчур быстро летят. Ни черта не успеваем насладиться этой временной земной жизнью.
Только теперь речь о зиме. 
Мы в  зимнее время нашли себе вполне интеллигентную работенку среди леса. Десяток лет назад самостоятельно построили один спортивный объект впритык к Вавилону – лыжную трассу.
Для начала целую осень собственноручно валили там деревья с целью появления просеки на горном склоне.
Попутно – приобрели профессию лесоруба.
Нас два-три раза могло запросто придавить неудачными деревьями, но, очевидно, в силу своей ловкости, нам удавалось в последний момент увернуться и отскочить в сторону. А потом мастерство по сваливанию деревьев у нас возросло и мы, утром уходя на ту делянку, переставали мысленно прощаться с женой и детьми.
Бензопила в руках, опять же, стала дополнительной частью тела. Так мы прожили ту отдаленную осень, извиняясь перед каждым очередным деревом по поводу его кончины.
Но больно был нужен объект – лыжная трасса.
Потом мы шесть лет ходили к разному начальству из Дурынды и просили землеройную технику в виде бульдозера. На месте той чудесной просеки должна была появиться этакая горная дорога, по которой помчат караваны лыжников. И, когда дурындовским руководителям чересчур надоедали наши визиты, то они сдавались:
- Черт с тобой, забирай технику с трактористами на неделю. Управляйся там аккуратнее, не улетите под откос на своих кручах. А после нам бульдозер нужен для строительства сейсмостанции, пригонишь его туда…
Помните – в начале нашего романа есть рассказ о том объекте, как он возводился и заодно с ним – модный европейский поселок.
И вот – трактор, при нем два веселых работника, Василий и Сергей.
Мы с ними сразу спелись,  даже улыбками и рукопожатиями приветствуем друг друга по сию пору. У них была  вполне земная средней силы тяга к спиртному; они нас приучили поутру приходить руководить ими и приносить бутылочку. После завтрака с бутылочкой они ловчее управлялись с рычагами, имели трудовой задор и высокую производительность труда…
И будущая трасса росла с каждым днем.
Пару раз трактор, действительно улетал под откос, но последствия были самые незначительные. В виде легкого испуга. Несколько раз намертво застревали в местных болотинах: тогда на подмогу вызывали дополнительную технику.
Так все шесть лет короткими недельными рывками наша бригада рыла эту местную землю, засыпая выпитые бутылки.
Потом, на седьмой год, состоялся небольшой вавилонский праздник с разрезанием ленточки. Вася и Сергей стояли в президиуме и краснели от напряжения.
Они не привыкли видеть себя в центре внимания, им больше по душе было ковырять поверхность земли где-нибудь в одиночестве.
Мы в своей речи познакомили публику с их персонами, принародно обнялись с ними и вручили им последнюю дополнительную бутылку и ней - закуску. После торжественной части они присели рядом с вырытой ими трассой, открыли прощальный пикник.
Рядом по трассе побежали веселые упругие лыжники…
Мы же поразились своей энергии и терпению клянчить тот трактор в течение шести долгих лет.
Так рождался тот чудный объект.
А потом мы собственной персоной стали на нем растить спортивных талантов. Это такие чудесные мальчишки и девчонки, они с румянцем на щеках совершенно перестают бояться природы, зимы и снега. Им удалось победить в себе общечеловеческую лень, которой уже больны многие современные дети, подростки и взрослый контингент.
Но мы несколько увлеклись той добровольной стройкой.
Итак, идут предновогодние дни и скоро очередной стремительный год канет в историю. 
А тут рядом с Вавилоном повсюду растут елки. И вот – Новый Год.
Народ, кто победнее и побойчее, идет промыслить для своей семьи елочку с целью ее установки в собственной квартирке. Невзирая на местную лесную охрану, прется в окрестные леса.
После бегом волочит ее закоулками домой.
Потом семья наряжает эту дармовую елку, радуется по поводу экономии финансовых средств.
Вполне понятная жизненная вавилонская ситуация из современности.
А кто ленится или из другой прослойки населения – тот идет и покупает легальную елку в магазине. После важно и медленно волочит ее домой.
И вот мы идем с работы, с той самой лыжной трассы. Повеселив и помучив в достаточном количестве свою замечательную лыжную детвору. В таком приподнятом радужном настроении шагаем степенной походкой из леса. Мол, скоро праздники; считаем – во что они обойдутся и все такое прочее.
А навстречу сноровистой походкой шагают три мужских типа.
Три таких малознакомых типа лет по тридцати. Уверенно держат курс по той трассе и за пазухой у них, скорее всего, притаился топор для рубки елок.
Мы к подобным категориям здешних жителей, которые как начали экономить в отдаленном прошлом, так и экономят сейчас и будут экономить в будущем, относимся с пониманием и добродушием.
А тут вдруг сошли со своих принципиальных позиций.
И давай их посылать к лешему. Машем руками:
- Вам что - мало окрестных лесов? Все поголовно тащитесь на нашу гору, она стала совсем уж голой и неприветливой. Конечно, очень удобно волочит елки по лыжне. Только мы через это дело имеем в настоящие дни замызганную, посыпанную хвоей, трассу, на которую стыдно приводить будущие поколения…
Тут мы помолчали.
Троица остановилась и слушает наш монолог. Они нас знают и, в общем-то, сочувствуют нашей беде. Только помочь не могут – нужны три елки. Индеферентно садятся на бревнышко – мол, мы зашли сюда покурить, насладиться зимней природой.
Любому понятно – они будут долго курить и сидеть на том бревнышке. А нам надо торопиться, с друзьями намечено одно интересное мероприятие, а тут полная задержка.
И мы с горечью и сочувствием запугиваем тройку тех типов:
- Наше терпение кончилось, пора для острастки сдать властям с поличным кого-то из подобных нарушителей. Сей же час от нас раздастся звонок в коридоры власти, милиции и лесных органов. Пусть ими будет устроена засада со всеми вытекающими последствиями в  форме крупного штрафа…
Так заливаем, а сами-то знаем, что ничего подобного не совершим по причине человеческого сострадания к местным небогатым жителям, от которых сами тоже недалеко ушли.
Мы их просто хотим направить в другие лесные угодья. 
И стремительным широким шагом  уходим, якобы торопимся к телефонному аппарату.
А они остаются.
И через час-два мы с ними встретимся при любопытных обстоятельствах. Поскольку они простодушно поверили нашей горячности сдать их с потрохами.
Может – у нас имеется и актерский талант?
Не знаем. Хотя в молодые годы нас по линии общественной нагрузки принуждали выходить на сцену в некоторых художественных сценках сатирического плана. А серьезные роли мы играть совершенно не умели. Не получалось. А вот разных дураков и неудачников – запросто.
Только это все было давно.
И вот в нас проснулся тот бывший артист и произнес монолог в защиту местных елок.
И те легковерные типы, что удивительно, поверили в нашу жестокость.
А мы спешим на дачку. Помните, тут ранее были описаны наши банные посиделки с товарищами. Вот на сегодня намечена очередная встреча и надо торопиться нагреть ту баньку. 
Даем кругаля среди здешних гор и попадаем в нужную точку.
Только видим – что-то не то…
Чего-то не хватает в личном хозяйстве…
В бане полностью отсутствует печка. Почти десяток лет стояла себе на месте и вот исчезла.
Мы чешем затылок и расстраиваемся:
- Теперь где-то надо искать металл, да мастерить по новой подобную же печь. Да после неизвестно как организовать доставку и установку. Вряд ли получится такая же удачная, которая столько лет грела наши разнородные тела. А самое главное – лень ведь всем этим заниматься. Столько хлопот… Расходы, черт подери, опять же…
Пару раз нецензурно выражаемся по поводу воров печки.
Поскольку являемся русским человеком простого сословия и окружающая жизнь в последние годы все больше способствует развитию подобных грубых движений в нашей душе.
Эти грубые выражения все-таки, что не говори, помогают пережить некоторые неудачи современности.
Или с их помощью иногда незамысловато шутят в мужских компаниях; мы знаем троих земляков, которые умело вставляют подобные непечатные словечки в свои рассказы – и тогда они звучат как художественные украшения неимоверной силы. Все аплодируют им и несколько завидуют  такому их народному таланту…
А сейчас мы стоим и практически рыдаем.
Отменяются все Новогодние Бани с купанием в снегу… Специальные Березовые Веники будут зазря пылится…  А Банное Пиво? После парилки оно в сто крат сочнее пива, выпитого в домашней обстановке…
Пора шагать домой. Звонить друзьям - отменять мероприятие.
Интересно – а как они, воры, утащили это металлическое изделие? Ведь в нем весу без малого центнер. Дороги сюда в зимнюю пору практически нет по причине рыхлого снега и крутизны тех дач.
А мы уже к своему сегодняшнему возрасту являемся средней силы следопытом, поскольку пару лет осваиваем охотничье ремесло. Начинаем идти по следу: видим, что печь по переулку потащили вниз.
Только вдруг след поворачивает в гору.
Для чего? Наши ноги бегут по следам и вдруг натыкаются на свою родимую банную печку. Она в свежем виде валяется в снегу этаким уродливым металлическим явлением на его белом фоне.
Мы рыдаем и обнимаем личную собственность:
- Ага, - говорим мы себе, - это местные переростки-шутники из будущих поколений. Это бывает. Это шутка такая. С этими делами мы знакомы…
Тут у нас в Вавилоне молодежь еще пока имеется, но ей податься некуда, и она скучает. После школы не идет в кружки, спортом ей неинтересно заниматься. От рыбалки и природы ее полностью отгородили разными там заборами. Только и радости – дискотеки. Пиво.
Словом – растет такое незамысловатое поколение из будущего времени. И все ворчат на него по поводу его малоподвижности.
Только иногда оно просыпается.
То учинит обычную юношескую драку, но это во все времена бывало. То гоняет на мотоциклах по семь человек, такое тоже в прошлые эпохи происходило. Или взять новшество из нынешних времен – подпалят вечерком наугад любую дачку – и любуются как она потрескивает. А потом разбегаются в разные стороны. 
А народ в Вавилоне глядит на это пламя, гадает – кому сегодня не повезло. Чуть свет – прется посмотреть на пепелище. Выразить сочувствие.
Вот и печка по той же части.
Так что мы начинаем буквально пританцовывать от радости. И что дачку не сожгли, а всего лишь пошутили с печкой. И что недалеко утащили.
Замечательные молодые люди.
Пробуем своим потрепанным организмом тянуть ее обратно. Только не выходит,  возраст сказывается. Опять же – боимся за позвоночник.
Надо идти за подмогой.
В виде кого-нибудь из товарищей из той самой нашей банной команды. И мы идем, буквально катимся с горы. Нам кажется – пока то да се, эту бесхозную печку приберут. Такой просыпается в нас глупый мелкособственнический страх, который мы гоним прочь. Но он продолжает нас тревожить, и мы удивляемся сами себе…
Или очень обожаем париться под мелодии этой печки? Не знаем.
Звоним и находим одного банного коллегу. Он немедленно подкатывает за нами на автомобиле, который способен заезжать в зимние горки. Вот мы лихо ползем по нужному маршруту. Вот сейчас подкатим к месту происшествия.
И наш товарищ продолжает крутить баранку своего автомобиля.
Он такой крепкий мужчина в расцвете сил, а мы своим выносливым организмом  подсобим ему в переноске печки… Ох, вдвоем  нахлебаемся от этой переноски…
Только видим нелепую картину.
Выскочив из-за поворота, практически натыкаемся на каких-то трех мужских, судя по одежонке, типов. Они сначала небрежно несли в руках новогодние елки, а потом покрепче схватили их и побежали в аккурат на нашу личную дачу. Бегут быстрым ходом вверх по переулку, сейчас скроются от нас. И мы даже отсюда из автомобиля слышим их тяжелое дыхание. 
Бегом в гору да по снегу нести нелегко даже собственный вес.
А тут еще новогодние елки средних размеров.
Наша парочка небрежно выходит на свежий воздух. Мы задаром любуемся ихней походкой и прытью. Потом в нашей голове  происходит быстрый мыслительный процесс, нам уже ясно – как вернуть обратно на место эту печь из металла весом в пять пудов.
Кричим своим  повеселевшим голосом:
- Друзья, вы напрасно испугались нас! Мы не хотим вас обидеть! Да стойте же вы! Оглянитесь!
Они замедляют свою рысь. Дышат и вглядываются в нас. Узнают нас обоих, что мы мирные местные жители в гражданской одежде.
Стоят за забором и оценивают обстановочку. Вроде мы не собираемся их арестовывать.
Такая следует немая сцена в течение одной минуты.
Далее мы ласковым тоном приглашаем их спуститься:
- Забирайте ваши новогодние атрибуты, вы нас напрасно приняли за представителей органов. Нам этих елок не жалко.
Конечно, они уже узнали нас.
И мы тоже узнали их – тех самых трех типов с топором за пазухой. Ну которых агитировали повернуть на соседнюю гору.
Они же, было такое дело, индеферентно уселись на бревнышко для перекура.
И вот – та самая троица поверила тем нашим артистическим способностям и запугиваниям, не стала возвращаться по той распространенной дороге, где им была обещана засада. Они всей компанией, скорее всего, срубили елки. Потом, попыхтев, заползли с ними на небольшой перевал и, сделав крюк, стали беспечно нести их по дачным лабиринтам…
А тут – наш автомобиль несется прямо на них. Тем более – их обещали поймать. Наказать. Тут запаникуешь и рванешь в первый попавшийся переулок с целью скрыться.
Нынче власти вон какие строгие…
Вот эти правонарушители с кислыми улыбками подходят к нам. Дескать, опростоволосились полностью. Дали деру…
Теперь они снова закуривают, отдыхают от своего бега.
  А мы шутим над ихней простотой, просим их подсобить по поводу печки. После чего впятером довольно непринужденно транспортируем ее снова вверх по переулочку. Бережно заносим в банный домик. Устанавливаем и, опять же, в порыве мелособственнической нежности, гладим ее по холодным промерзшим поверхностям.
Мы на нее в последние годы мало обращали внимания, а теперь оценили ее всем сердцем.
Провожаем ту внезапную бригаду, опять же шутками и улыбками. Желаем им встретить Новый Год по полной программе.
Благодарим за переноску.
И они уходят частично растерявшиеся, у них в голове, скорее всего, царит легкое затмение от событий сегодняшнего дня. Как на них пер автомобиль, а они не знали куда девать елки… Наш утренний монолог, опять же, смутил их… Как они бежали по переулку… А раньше, озираясь, давали кругаля по окрестным горам…
У них сегодня получился великолепный драматический денек. И те свои елки они все праздники будут нежно гладить.
Как мы сейчас свою личную печку.               




        45. Штрафники.

В одном из предыдущих рассказов была описана местная рыбалка.
Как она сходит на нет благодаря стараниям всевозможных патриотов. Как здешних простаков с удочками гоняют от водной среды.
Только у нас еще имеется такое же похожее на рыбалку развлечение – охота.
Само собой, мы не можем пройти мимо этого местного замечательного явления природы и людей.
В нем замешаны многие местные личности.
Вавилонская беднота не прочь подкрепиться с помощью ружейных выстрелов и капканов.
Средний слой полукультурно собирается на промысел своими устоявшимися бригадами.
Почти поголовно – вавилонский истеблишмент.
Им удобно, к примеру, заказать для себя вертолет – чтобы не тащиться пешком в различные горы. Под видом позарез нужного для производства осмотра местности с высоты птичьего полета они моментально добираются  до нужных угодий. Выгружают боеприпасы и рюмки, после чего начинают отдыхать от своего непосильного труда.
Или плывут на охоту в Долину Лысых Гор при помощи катеров.
Опять же – пьют водку и стреляют прямо на ходу по горным баранам и козлам, которые пасутся на прибрежных кручах.
Кто попроще – тот шагает на своих усталых ногах в глухую тайгу. Несет рюкзаки с теми же боеприпасами, водкой и закуской на собственных плечах и великолепно улучшает свою физическую подготовку.
Повсюду во все стороны от Гиганта строятся таежные избушки, бани. Прорубаются тропы.
Словом – кипит невидимая миру работа. Разные категории граждан решают здесь свои жизненные задачи.
Мы не будем трогать их всех. Оставим в покое настоящих умельцев, чьи семьи частично живут за счет той охоты.
Поговорим о тех, кого и назвать-то охотником весьма затруднительно по причине низкой доходности их промысла.
Мы и сами тоже относимся к этому бестолковому, шумному, но воодушевленному отряду. В ком еще жива мужская душа – тянется к природе и охоте.
Как говорится – спасибо им и на том.
За то, что не обленились и не всегда размышляют о выгоде…
Нам, например, рассказывали об одном пожилом охотнике, который промышляет уже тридцать лет и три года. И ни за один сезон не получил даже маломальского дохода. Ему в пользование неожиданно достался один великолепный участок площадью с маленькую республику.
У нас здесь таежных территорий – не счесть и их пока еще совсем недавно легкомысленно раздавали налево и направо любым желающим гражданам. В ответ нужно принести на склад в чью-то пользу несколько сибирских ценных меховых шкурок. Такой существует незамысловатый расчет натуральной продукцией с того таежного участка. Конечно, в наше новое время вместо государства оброк сдается новым частным владельцам здешних пространств, но это уже мелкие детали. Так что вернемся к нашему пожилому охотнику.
Перво-наперво, он горячо взялся ту свою республику обустраивать. Думал примерно так:
- Вот настрою избушек. При каждой склад. Расчищу магистрали, по которым будет приятно, не запинаясь,  бродить и мне и собакам. Натащу сюда всякого человеческого добра: посуды, топоров, бензопил, спальных принадлежностей, радиоприемников; продуктов питания чтобы было впрок; дополнительно – досок про запас. Керосину для ламп. Затем примусь за промысел.
Он, действительно, был и есть такой замечательный хозяйственный неугомонный человек.
Страшно любит трудиться.
С жаром взялся возить в ту новую местность стройматериалы и инструмент. Брал к себе в компанию на строительство подсобных личностей. И все строил, строил, строил… Охотой ему, собственно говоря, заниматься было некогда. Так, прогуляется для порядка и охраны по угодьям, проверит – не забредали ли сюда посторонние лица… И снова чего-то там достраивает. Колет поленницы дров. Перетрясает имущество от мышей и моли. Чертит новые проекты…
А для сдачи на склад покупает пушную продукцию у посторонних охотников. Несет ее туда под видом собственного трофея. Думает – на следующий сезон займусь этой самой охотой по полной программе.
Только не может перестроиться от привычной ему строительной работы.
Он в прошлое время чего-то там сооружал на возведении Гиганта; приучился жить в созидательном ритме жизни. Снова попадает на свои избушки и открывает очередные хозяйственные работы, переставляет охоту на нижестоящее место.
Так он проживает уже не один десяток лет. Жена и друзья качают головой. Но ему нравится, что он безусловный генерал на той труднодоступной территории. Работает весь год на вавилонском производстве, а осенью берет отпуск и забирается в свою горную республику насладиться личным жизненным пространством.
Многие удивляются и завидуют его длительному энтузиазму работать себе в убыток.
Также многие берут с него безусловный пример.
Тоже бесконечно таскают в тайгу доски. Скорее всего, повторим – этот тип охотников бежит в горы не за рублем, а от сегодняшней грубой жизни.
Отдыхает от прошлых и современных отношений.
И это хорошо. Даже замечательно.
Такую вот картину древнего мужского ремесла мы наблюдаем, в основном, вокруг Вавилона.
Скорее всего – она тоже начнет в скором времени погибать.
Новые частные лица, к которым сегодня несут оброк в пушных единицах, согласно законов нового времени –  сначала удесетерят его размеры. Переведут тот оброк в рубли для простоты расчетов. После проведут аукцион: выставят охотничьи угодья на торги, где безусловную победу одержат местные олигархи и купцы.
Им позарез для престижу просто необходимо иметь при себе свободные земли.
Прочих товарищей попросят освободить территорию. Или оставят их там в качестве прислуги или сторожей.
Думаем – подобная картина из будущего нарисована нами грубо, но верно.
А для поднятия вашего упавшего настроения сейчас расскажем вам историю из прежних времен.
Как в тот прошлый равноправный период из охотников вили веревки. 
Тогда, чтобы не потерять свою охоту в виде угодий, было необходимо стать некоторым подлецом и сатрапом, что ли.
Один местный любитель охоты дядя Кузя пошел в нужную контору за путевкой на промысел. Он уже немало лет промышлял по мелкому зверю в свой отпускной осенний период.
Только при выдаче документов на право побродить с оружием по лесу в тот год ему здешние чиновники по надзору говорят:
- Вот тебе задание по пушному зверю в зависимости от площадей, по которым ты будешь бродить - столько-то штук тех пушных единиц. И к тому еще одно обязательное поручение. И если ты от него откажешься, или, не дай бог, не выполнишь – то наша контора попрет тебя на следующий год с тех гор и лесов. Попутно с ловом зверя ты должен изловить любым способом одного-двух  ваших местных браконьеров или соседей-охотников, что допускают мелкий отход от норм охоты; составить протоколы и принять меры, чтобы они те протоколы в виде штрафов оплатили. У вас там нарушителей правил охоты хватает. И нами решено прижать их по полной программе. Не стесняйся, бери квитанции, да не потеряй – знаем мы вас. Ленитесь бороться за законность и правопорядок на таежных территориях. Словом, не выполнишь как того, так и этого – пеняй на себя.
 А ему вовсе не хочется становиться в ряды тех патриотов по охране и порядку. И к личностям, что по мелочи шлындают без разрешений по свежему таежному воздуху, у него совершенно нет злобы. Пускай себе добудут птичку или зайца – до большего у них и руки-то не доходят. К тому же – те мелкие правонарушители все сплошь соседи по поселку, даче или работе…
И как он их будет брать в оборот – непонятно.
Тем более, дядя Кузьма  совсем не умел быть грубым в душе. Он все больше был любитель пошутить с окружающими, чем арестовывать их.
А пока решил и сказал своей второй половине так:
- Схожу последний год в тайгу, да и дело с концом. Ловить людей я не умею. Опять же – у меня душа не лежит стать сатрапом. Пусть ищут себе других надсмотрщиков…
Так он себе сказал и продолжал сушить сухари для пропитания в тайге, заряжал патроны и все протирал ружье.
Жена потихоньку радовалась по поводу его последнего сезона, поскольку сильно опасалась за Кузю. Ей казалось, что пока он бежит по мелкому зверю – за ним устраивают засады медведи крупных размеров.
Они своей семейной парой несколько лет назад посетили бродячий зоопарк и супруга увидела настоящего медведя совсем близко. Обменялась взглядом с его маленькими, колючими и какими-то безжалостными глазками. Испугалась его мускулатуры, фигуры и когтей. С тех пор – чем ближе осень, тем сильнее ее одолевали женские ужасы по той медвежьей проблеме. Во сне она видела осечки кузиного ружья. Или – Кузьма оставил то ружье дома и бродит среди медведей с маленьким ножичком…
Лучше бы она не ходила тогда в тот передвижной зоопарк…
Тут с деревьев стал опадать лист. Начал кружить первый снег. Наступила пора и охотники отбыли в свои избушки, где стали наслаждаться своим великолепным уединением.
А те квитанции по непонятным причинам Кузя прихватил с собой.
Участок у него был мелкий и любительский, находился недалеко от Дурынды. Вокруг него в своих отпусках проживали такие же небольшого масштаба несерьезные охотники. А настоящим бродягам и добытчикам давали значительные площади черт знает где, туда и добираться-то было необходимо на всяких катерах и вертолетах.
Перво-наперво, Кузя привел в порядок избушку: подоткнул выпавший мох, протер стекло на окне, выкинул мусор. Напилил и наколол дров, разложил по полкам патроны и папиросы.
На следующий день он с нетерпением побрел по своим любимым тропам. Бросил в рюкзак топор и обед в виде сухого пайка, нацепил на плечи ружье. Для начала добыл несколько средних птичек из местной куриной породы.
После поставил соболиные капканы, петли на здешних зверей…
Так он, день за днем, покоряя пространство, передвигался на своих двоих, приглядываясь и прислушиваясь к окрестным шорохам…
Вечером приходил к избушке на усталых ногах, варил ужин из дичи. Курил папиросы и глядел на соседние родные деревья в этот свой последний охотничий сезон.
Спал на жесткой лежанке.
Так он потихоньку жил и отдыхал, попутно зарастая бородой и теряя лишний вес.
Насколько мы лично знаем – те перемещения по тайге великолепно улучшают тот самый человеческий вес и фигуру. Охотник после охотничьих двухнедельных процедур становится таким легким жилистым субъектом. Запросто перепрыгивает через упавшие деревья, средней величины ручьи. Практически рысью бежит в любую горку.
Может замучить своей погоней некоторых обленившихся зверей.
У нас тут недавно на подобной же охоте состоялся разговор на тему потери излишков веса.
Мы своей охотничьей бригадой парились в таежной бане и увидели друг в друге некоторые новые внешние перемены: выпирающие ребра, острые коленки, впалые животы.
Порадовались успехам в деле снижения личных килограммов. Развили тему:
- Этак можно и открыть курсы для желающих похудеть. Желательно – для таких полненьких и аппетитных женщин. Пусть бродят по тайге наравне с нами. Переносят рюкзаки. Спят на грубых досках… Опять же – нам будет интереснее с ними проживать… Установить плату за похудение в форме ихних ответных услуг…
Такой состоялся шутливый полухулиганский разговор слегка одичавших таежных мужчин…
А наш Кузьма однажды решил сходить в гости.
За отдаленной горкой в подобном же одиноком положении и в подобной же избушке проживал его давний товарищ, которого все звали просто по отчеству – Семеныч. Кузьма стал частично забывать разговорную речь и некоторые слова, вот и поперся поболтать с другом.
Нашел его жилище и к вечеру дождался соседа, бредущего с промысла.
Они весь вечер активно общались, вспоминая русскую речь. Буквально упивались человеческими звуками. Попутно выпивали.  Само собой – обсудили нынешний сезон с точки зрения его охотничьих особенностей.
Здесь каждый год не похож на предыдущий и зависит от многих-многих мелких и крупных фактов и событий, происходящих на лоне природы. Урожая орехов, ягод. Само собой – от количества снежных осадков. От температуры воздуха. И еще черт знает от чего.
И зверь шарахается с одних гор на другие.
То весь снимется и переплывет на ту сторону реки. Куда-то улетит местная птица. Или вдруг нахлынет прорва этого зверя. Какие-то недружественные  медведи вдоль и поперек начинают петлять по участку. Полчища белок засвищут на деревьях. Отрядами подойдет тот самый нужный соболь.
Или – весь зверь заляжет в свои норы и совсем не кажет оттуда носа. После – начинает бегать как угорелый.
Потом раз – и снова все станет тихо. И так далее.
Только успевай следить за теми процессами жизни и миграции.
Поскольку и Кузьма и Семеныч были людьми с большим жизненным стажем, то слегка поворчали на жизнь. Вспомнили про квитанции. Помолчали, задули свет и залегли спать.
Вдруг со своей лежанки Семеныч и говорит:
- Слышь, Кузьма. Когда-то я читал в прежней советской газете, как в одной передовой бригаде развивали критику и самокритику. Там регулярно на собраниях требовали от каждого – встать и раскритиковать себя и товарищей за мелкие упущения в работе. И вот они там подобной ерундой занимались длительное время. Я совсем не могу представить – как можно регулярно песочить друг друга, а потом совместно выпивать или с настроением трудиться? Теперь я предлагаю тебе пойти по ихнему пути. Мы не желаем ловить таежных нарушителей; давай составим протоколы о мелких нарушениях друг на друга. Взаимно уплатим штрафы и после отчитаемся о проделанной работе.
- Нет, - шепчет Кузя, - здесь все шито белыми нитками. Нас безусловно разоблачат и еще посмеются над нами…
Помолчали. Подумали.
- А если нам привлечь в нашу компанию еще парочку соседей по охоте, - догадался Семеныч, - ты, к примеру, штрафуешь меня. Я схожу за перевал и запишу того  Ивана Рыжего. Он, в свою очередь, дойдет до деда  Петра, что промышляет сразу за ним. А тот после – составит бумагу на тебя. Нам, главное все эти протоколы одним числом не записать, да в один день не принести тем лиходеям в контору. Как тебе идея? По десятке рублей штрафа каждый из нас не прочь заплатить, чтобы остаться при охотничьих делах. 
- А что, - ответил гость, - идея замечательная. Тем более – нам терять нечего, кроме той десятки.
Утром они смеялись и писали настоящий протокол.
Придумали Семенычу легкую провинность – будто он гнался за белкой и в азарте забрел на сопредельную охотничью территорию. Выписали квитанцию в качестве приложения.
После этого пожали друг другу руки и расстались.
Так они спасли себе и своим соседям те небогатые угодья. И ихние человеческие личности не ступили на путь подлости и деградации.
И нашу Родину в виде тех патриотов по ее охране надо безусловно обманывать
подобными кустарными методами.


                46. Оброчные крестьяне. 

Мы сейчас снова продолжим истории о местной охоте.
Вроде собирались закрывать эту тему предыдущим рассказом, но она буквально напрашивается и рвется еще раз в наш роман. Так что - расскажем еще одну грубую историю из ее сферы.
Только произошла она не на природе.
А в бане и тиши очередных кабинетов.
Помните, мы тут в предыдущей новелле в качестве здешнего пророка зловеще предрекали – как новые хозяева таежных пространств будут ими торговать. Как взлетят цены на те общечеловеческие пространства. Как их потом скупят олигархи и купцы. Как погонят оттуда простонародный контингент.
И вот представьте – прошло всего-то полгода и такие великолепные мероприятия уже работают.
И нами чуть ниже будет описано еще одно заседание. Ну, помните – их много уже приведено в нашем романе.
На которых решается – какую такую очередную утрату соорудить родным землякам. 
И вследствие того будущего заседания в средневековую обстановку и кабалу попала целая наша родная деревенька, населенная настоящими охотниками и ихними семьями, жившими в прошлом от того ремесла.
Где в нынешнем сезоне всем тем жителям выкрутили оставшиеся руки. Бросили в нищету. Опустили в долговую яму.
Хотя и до этого нынешнего события те таежные работники не особо процветали. А тут – здрасьте вам.
Приходит на ум какая-то старорежимная пословица про бабушку и Юрьев день.
И мы не можем пройти мимо подобного исторического факта. У нас просто руки и другие человеческие органы трясутся от негодования и некоторых других сильных моральных чувств.
Вот представьте себе -  живет деревенский человек по профессии охотник. Это обычно такой мужчина средних и далее лет. С лицом кирпичного цвета от долгого пребывания на морозе и в таежной избушке, прокопченной на сто рядов. Само собой - сутулый. Тоже по причине проживания в той невысокой избушке. Также – из-за переноски рюкзаков с разным весом.
Обычно – не носит модных стрижек. Он по полгода проживает на том лоне природы, где нет парикмахеров. Потом – так и привыкает носить на голове черт знает что.
Не имеет летящей походки, которую так обожают женщины. Потому как те же полгода бродит по бездорожью в виде гор, упавших деревьев и неудобных камней. И после в человеческом обществе переставляет ноги таким же медленным макаром.
Не умеет и носить костюмов с галстуками.
Не любит вступать в политические партии. Не участвует в художественной самодеятельности.
У него, добавим, в тайге по распорядку установлен такой удлиненный ненормированный и совсем не романтический, как думает городская публика, рабочий день.
Вот он встал спозаранку со своей деревянной лежанки. Потряс и положил на место подушечку из какой-то дряни. Заправил одеяло, живущее здесь который уже десяток лет безо всяких стирок.
Затопил железную печь, принесенную сюда когда-то на собственном горбу, и, согнувшись в три погибели, вышел через эту дверь небольших размеров на божий свет. Умылся снегом или ледяной водой. Протер глаза. Почесал, погладил и распушил бороду.
Посмотрел на небо с целью определить погоду.
Из-за нее он сейчас начнет составлять заботы и работы сегодняшнего дня. Если погода ровная и без осадков, то надо шагать на один вид деятельности. Если снег – надо выступать на другой. Сильный мороз – рысью беги по укороченному маршруту.
Так он постоит несколько минут с целью обдумывания идущего дня, с целью взбодриться и выкурить сигарету.
Потом обратно лезет в свое логово и завтракает. В таком плотном стиле, не принятом в современных городах. Но ему надо много тех маленьких калорий, которые после сгорят в его постоянно движущемся организме.
Хлебает вчерашний суп. Жует кусок дикого мяса. Пьет пару кружек чая с засохшим печеньем.
Теперь он покурит прямо за тем одиноким столом около совсем маленького оконца и начнет собирать вещи в рюкзак. Чего-то бросит себе на обеденный перерыв. Соболям - куски и остатки таежных зверей в форме сырого мяса, внутренностей – для приманки и насторожки капканов, которые тоже в количестве примерно десятка ложатся в емкость рюкзака. Ну и дополнительно – всякие там проволочки, тросики, гвоздики. Непременно – топор. Оденет тяжеловатую таежную одежду. Само собой, на плечи ружье. На пояс – патронташ со множеством патронов. Напялит старомодную шапку.
Мы, в качестве автора, решили - пусть сегодня на том таежном лоне будет стоять отличная безоблачная погода. Месяц ноябрь. Пара градусов мороза. Небольшой снег пусть лежит под ногами, чтобы не обувать на охотника лыжи. Он потом при их помощи еще набегается по тем горам. И они к концу сезона надоедят ему хуже горькой редьки.
Словом, пусть сегодня шагает на своих двоих по этим комфортным условиям.
Рядом с ним пусть плетется такая средненькая собачка. Которая иногда способна облаять зазевавшегося соболя. А хорошего пса, добытчика, искателя и кормильца – у нас рука не поднимается дать в напарники каждому выдуманному охотнику. Иметь такого энергичного и талантливого до дичи четвероногого товарища – большая розовая мечта. Тем более – если он вдруг появится, то его, скорее всего, украдут и увезут в дальние края. Или его переедет автомобиль. Поразит собачья болезнь.
Хорошим охотничьим псам в этой жизни как-то не везет. Хотя их берегут пуще глаза.
Поэтому – они большая редкость. И большинство охотников имеет таких вот средних партнеров по поиску того соболя…
Вот они своей парочкой начинают переставлять ноги по тропе. Собака шныряет справа-слева и нюхает окрестности. Человек проверяет капканы и прочие ловушки, подбрасывает к ним свежей приманки. Смотрит на следы. Чего-то там размышляет и сам с собой разговаривает. Поражается привередливости этих местных зверьков, которые не спешат сунуть ноги в его капканы. Стоит сезон в форме теплой затяжной осени, когда им всем еще хватает корма без его подачек.
Так проходит некоторое время. Без всяких восклицаний и вздохов. Без радостных ударов сердца, когда появится в капкане погибшая тушка того пушного зверька. Которую можно чуть ли не поцеловать, а затем отряхнуть и небрежно сунуть в котомку.
Собака молчит как немая.
Попадается след медведицы с ее семейством. После чего хочется снять с плеча ружье и проверить в нем наличие пулевых патронов. Плохо, когда такая здешняя семья попрет тебя со всех сторон.
Как-то моментально в тайге становится хмуро. Хочется иметь под рукой человеческого напарника и друга, тоже с двуствольным оружием.
Вспоминается парочка жутких историй с летальными для охотников случаями, произошедшими при встречах с этими царственными таежными великанами…
Но постепенно подобные сентиментальные чувства проходят.
И наш одиночка снова с надеждой высматривает свои снасти.
А вокруг – какая-то непролазная тайга со множеством упавших деревьев. Через них приходится карабкаться, рискуя сломать себе ногу. Или зигзагами огибать их. Или руками раздвигать кустарник.
На всякий случай не забывая прислушиваться и приглядываться к окружающей среде.
И вот – слышен собачий лай, где-то в полукилометре. Охотник с надеждой поспешает в нужную точку. Слегка задыхаясь, ползет в крутую гору. У него на участке совсем нет пологих и ровных мест, по которым так приятно бродить… По тембру собачьих звуков пытаясь понять – на какую такую добычу лает пес. Конечно, в душе человеку хочется, чтобы там сидел загнанный на дерево черноволосый соболь в драгоценной шкурке. Тем более – он не идет в капканы… Тем более – за месяц таежных трудов их добыто с гулькин нос. А дома – множество финансовых проблем и долгов…
Такие стремительные мысли несутся в голове охотника, когда он рысью бежит в тот подъем…
Но вскоре видит сидящую на дереве обычную белку, перед которой и вьется его непутевый пес.
С этого трофея не больно разживешься.
И человек ругается и грозит собаке. Потом стреляет ту белку и ее тушкой хлещет в морду псу, которого держит за загривок. Проводит такую воспитательную работу на предмет ненужности подобной добычи.
Обиженный пес убегает, чтобы замолчать до вечера.
А охотник курит и обедает своим сухим пайком. Оглядывает природу, стараясь ее дикой красотой поднять себе неважное настроение. Потом еще раз курит. Думает – куда теперь шагать, все сегодняшние капканы он уже прошагал. Подбирает кедровую шишку и грызет ее орешки в порядке десерта, проклиная в душе нынешний урожай того ореха. Из-за которого излишне сыт и ленив его пушной соперник.
Зачем-то вспоминает семью и прочее человеческое общество. С которыми хочется поболтать о всякой чепухе.
Вспоминает себя молодого и как он не хотел учиться в школе. Как после остался в деревне, мечтая охотой вырваться в люди. Как не больно-то с нее разжился и вот сводит концы с концами... Как теперь говорит своим детям о пользе просвещения и образования…
Вспоминает – какие нажил себе вечные болячки на этой таежной круглосуточной жизни и охоте… Что на него, сутулого, сорокалетнего и седого, уже без интереса смотрят привлекательные дамы средних лет. Что ему трудно из-за своих таежных командировок содержать в порядке здоровье и вечную молодость…
Потом он решительно встает и надумывает тихим бесшумным ходом красться несколько километров в надежде внезапно набрести на небольшое стадо маралов. Решает развлечь себя сменой занятия.
Так он бродит три-четыре часа. Но и того крупного зверя нет. Скорее всего, он перешел на жительство из этого кедровника на отдаленные южные склоны, где еще совсем нет снега и практически зеленеет травка…
Вместо него охотник стреляет пару мелких рябчиков на ужин. Бросает их в рюкзак и начинает спускаться к своим апартаментам. Близится конец неудачного рабочего дня. Скоро очередной одинокий вечер, который он проведет в обществе шипящего транзистора.
Вот уже начинаются сумерки.
Тут, как оно иногда и бывает, снова лает его собачонка. С особой нужной интонацией, когда обнаружен соболь. Теперь надо снова поворачивать и по склону спешить засветло подойти к нужной точке. А то в потемках не увидишь мушки. Не увидишь и притаившегося в высоких ветвях зверька. Он, этот соболь, зачастую именно в сумерках выходит на свои прогулки и пробежки. Такую имеет нехорошую для человека и собак привычку.
Так наш охотник буквально бежит и размышляет. Успешно финиширует около собаки и оценивает обстановку. Которую можно вполне назвать безнадежной.
Тот соболь при виде пса не полез на дерево, а юркнул в каменистую россыпь, состоящую из огромных камней. Там, само собой, имеются многочисленные ходы, где он может укрыться и выдержать любую многодневную блокаду…
Так что скоро наша парочка понуро бредет к избушке. Осторожно, чтобы не напороться на многочисленные сучья. Чтобы не сломать ногу. Чтобы сберечь глаза.
И через полтора часа они переступают родной порог.
После чего охотнику надо переодеться в более легкую одежду. Сварить тех рябчиков. Покормить собаку и поесть самому.
Напомним – все эти дела происходят в небольшой душной избушке размером менее десяти квадратных метров. Над головой – низкий потолок. Горит свечка или керосиновая лампа. Под ногами – земляной холодный пол.
Через час – наш герой забирается на свою грубую и жесткую постель. В избушке пока жарко, через пару часов станет нормально, ну, а затем – холодно. И среди ночи охотник встанет, чтобы растопить печку. Выкурит сигарету, пока разгорятся дрова.
Снова мельком подумает о семье, о долгах, о недостатке образования. О неудачном промысле. Вспомнит себя молодого.
Как же так – вот уже и жизнь покатила под горку…
Жизнь, половину которой он провел в этих таежных дебрях… Ради чего?
Такой вот средний, серый день получился на нашем листе бумаги.
Напрасно кто думает, что охотники с улыбкой на лицах только и беспрерывно палят там по разным там веселым зверькам и птицам. Нет уж – дудки. Те местные дикие жители тоже не дураки лезть под ружье. Поэтому и сторожатся изо всех сил в своих норах и прочих укрытиях. Чуть что – могут ускакать или улететь за горизонт.
И охота – процесс для страшно терпеливых и привычных к неудачам людей.
Теперь вернемся в нашу деревеньку.
Поначалу капиталистические современные перемены ее мало коснулись. И жизнь шла относительно тихо. Те охотничьи земли мало кого по большому счету интересовали – какой с них особый может быть доход.
Пока не нашлись столичные люди. Они тут попутно заезжали иногда по некоторым надобностям, в том числе и поохотиться. Им тоже порой надо было почувствовать себя мужчинами, чтобы потом в столичном кругу небрежно брякнуть:
- Представляете, какое мы утро недавно провели на сибирском солонце. Насмотрелись на маралов, пока выбрали нужного с огромными рогами…
Нам лично очень нравится одна фраза из учебников истории – ограбление окраин империи. И вот, в очередной раз, давай нашу окраину грабить.
Мы сейчас опишем то обещанное заседание.
Оно, допустим, состоялось в столичной бане. Представляете: кафель блестит, рожи красные. Жирные обрюзгшие тела тех любителей грабить окраины. В одной руке у каждого – банка с пивом. В другой – красный отварной рак.
Сначала у них зашел разговор о работе. Потом перешли на рыбалку и охоту. Как водится у мужчин.
Ну, кто-то и произнес ту фразу про сибирские солонцы. Потом давай рассказывать подробности:
- Вы не представляете – у них там земли свободной уйма. Какая-то одна охотничья артель владеет территорией с наше Подмосковье. На вертолете надо больше часа в один конец лететь. И – ни одного населенного пункта. Как это несправедливо; мы тут задыхаемся от земельного кризиса, а те сибиряки жируют…
- Да-да, господа, это чудовищно. Земля не дает дохода. Согласно современных передовых норм, такого не должно быть. Может быть, объединимся и приструним тех аборигенов.
- Да, я полагаю, ту территорию можно запросто прибрать к рукам. На то мы и столичная передовая элита. Да и соседним олигархам утрем нос размерами нашей таежной империи. Пусть от зависти грызут себе ногти.
- А после – объявим тому отсталому населению, мол, господа, пришла новая эра. За все надо платить. Имеешь участок – вот тебе на него твердое задание, неси за него оброк. Да не тот копеечный, как раньше, а настоящий… Чтобы нам с вами на хлеб с маслом хватало.
- Сколько там Чингисхан процентов забирал у подчиненных народов – всего-то десять процентов. Через это и развалилась потом его империя, много чего оставлял тем подопечным и дал им окрепнуть. Надо бы забирать всю половину…
- Скажешь тоже - половину. Давайте уж три четверти, надо не только о себе думать, но и о собственном потомстве…
На этой цифре и сошлись…
И давай действовать.
За полгода в краевом сибирском городе оформили все бумаги. Мол, обязуемся взять передовое столичное шефство над этой отсталой территорией. Подтянем производственные отношения. Наладим экономические рычаги.
Еще с годик смотрели и изучали обстановку. Потом говорят тому прежнему артельному директору:
- Мы тебя в отставку не отправим, если не станешь в позу относительно наших установок. Более того – ты будешь как бы нипричем. Не хотим марать твоей фамилии в силу ее прошлых заслуг. А грязной работой с населением займется какой-нибудь посторонний человек с железной хваткой. Твоих мягкотелых добродушных заместителей прогоним и вместо них посадим человека с бывшим карательным или демагогическим прошлым. Отставного сутенера, или бывшего полицейского, или проворовавшегося политического деятеля. Словом – человека с циничной натурой и грубостью в душе. Которого не сломят крики, стоны и даже женские и детские слезы. А ты пока пореже появляйся на своем рабочем месте, чтобы не видеть тех  стонов со стороны твоих земляков. Поскольку знаем – ты еще не способен сразу перейти на новые рельсы наживы и всем им сочувствуешь…
И что же – работа закипела. Когда всех переписали и дали то твердое задание по полсотни и более соболей, то народ ахнул – не может быть! Мол, господа, вы что – с Луны свалились? Где взять столько соболей? Никаких капканов, ног и собак не хватит, чтобы столько их добыть…
Но их убедили в приказном порядке, что добыть полсотни тех соболей в качестве оброка – сущий пустяк. Тем более – сверхплановая пушнина великодушно может остаться у охотников. Если она состоится.
Только сначала в обязательном порядке сдай те высокие обязательства на склад. Если не сумел, то займи деньги и рассчитайся ими.
Нет, представляете себе моральное состояние того народа… Отдельные передовики из последних сил управятся с этим твердым заданием. А большая - средняя масса - безусловно, залезет в долги. Неудачники вообще зарыдают… 
Ну, с месяц народишко пошумел. И даже некоторые деревенские жители хотели было забастовать.
А потом все затихли и стали собираться на промысел. Поскольку уже приблизился охотничий сезон и им было некуда податься по причине отсутствия у них параллельных профессий.
Женщины с малыми детьми таскались в ту контору. Одевали себя и их победнее, да шли плакаться и искать правду.
Только тот назначенец из бывших полицейских был не лыком шит. А в профиль вообще был похож на Феликса Дзержинского.
Так что те вздорные женские визиты окончились ничем.
Теперь представьте себе картину.
Того нашего охотника с его собачонкой. Раньше он просто ходил и грустил от одиночества. Ну еще грустил от небольших долгов. От неудачных дней.
А теперь он не просто грустит. Он буквально плачет каждое утро. Поскольку просыпается и вспоминает – какую сумму должен новым хозяевам. Плачет днем. Потом - вечером за одиноким ужином. И слезы капают в его миску.
И от каждого добытого соболя ему достанется только голова да лапы. Это как раз его двадцать пять процентов добычи…
Да, господа. Двадцать первый век на дворе.
И какие-то появились в нашей мировой державе, мы извиняемся - оброчные крестьяне.
Самое смешное в этой истории – мы сами собственной персоной тоже по привычке записались в тот простонародный охотничий отряд. Поступили как настоящие глупцы. Уплатили, как обычно, часть взносов.
И подались на охоту.
Только через неделю до нас дошло – а чего ради?
Чего это наша независимая натура записалась в то крепостное право? Поддержала тот отсталый средневековый строй? Как это мы так дали маху?
И эта мысль, что мы теперь являемся оброчным крестьянином и рабом, буквально трепала нам нервы. Мешала наслаждаться природой. Нас не радовали звериные следы на белом снегу. Даже в таежную баню ходили безо всякого трепета. Пропал аппетит.
Шутка ли – стать подневольным субъектом у каких-то столичных обрюзгших господ?
Из-за чего мы трижды плюнули на ту охоту и по идейным соображениям досрочно уехали домой.
Чему несказанно обрадовались наша супруга и внучка.
Теперь подумаем и пока запишемся в браконьеры. Как и многие другие охотники из родной деревеньки.
Чему будут очень обрадованы разные там патриоты по охране природы. Теперь им будет работенка… И за нее – более высокие оклады. Премии с поимки тех будущих браконьеров.
У нас как? Сначала надо наплодить – тех браконьеров, а потом открыть против них боевые действия.
Господа, внутренние войны продолжаются…
Что самое неприятное – в новом блистающем тысячелетии… 



                47. Одна недоуменная история.

Сейчас мы вам расскажем последнюю быль.
Наша интуиция и сознание нам подсказывают:
- Хватит. Иначе изуродуешь себя как человеческую единицу. Еще вдобавок прослывешь желчным и склочным персонажем. Остановись, а свои дальнейшие истории прибереги для будущих сияющих романов. Чего уперся? Докатился – обманывайте Родину разными там кустарными способами с целью сохранения себя как человеческой личности! Вступайте в браконьерские ряды!
Мы не знаем, что возразить той личной интуиции. Сознанию.
Сейчас многие  не могут решить  для себя – что для них важнее?
Или жить по правилам, что предлагает наша Родина в форме ее окружения и патриотов? Жить по денежным законам и молиться на них? Молчать как рыба и аплодировать современным  передовикам, засевшим в модных кабинетах, которые возомнили о себе черт знает что? И диктуют секретарям законы и ограничения для окрестного народа. Непрерывно печатают свои портреты в газетах и на знаменах…
Да, многие не могут принять решения.
Они мало занимались спортом в своем развитии. Их мало били и они не умеют переносить боль. Не любят ее. Также - они мало мучили и перебарывали себя на тренировках. Или у них было слишком легкое детство. Просиживание стула при должности долгие годы. Мало попутных профессий.
Поэтому – осторожничают.
Другие ведут себя тихо и подобострастно по генетическим причинам.   
И им трудно остаться независимой человеческой единицей.
Мы-то лично предпочитаем путь той самой человеческой единицы. Просто обожаем называть вещи своими именами.
Хотя нам достается от тех передовиков и патриотов. Нас треплют и пугают. Обещают стереть в порошок. Предлагают уволиться. Хотя мы – удачные работоспособные единицы.
Может быть – со временем нас, человеческих единиц, станет больше, чем тех рьяных патриотов, тех жадных олигархов и любителей прищучивать собственный народ? К нам также примкнут любители помалкивать и терпеть вокруг себя разных там подлецов, они все внезапно вдруг начнут довольно решительно возмущаться. И наше безусловное количество, согласно законов диалектики, перерастет в новое качество нашего народонаселения.
Сначала мы все вместе, к примеру, одолеем одного присосавшегося соседнего воришку, засевшего у нас под боком. Потом – еще одного выведем на чистую воду. А после они вообще начнут повсюду рушиться как временные явления…
Наши дети и внуки будут более разборчивым поколением и закончат с теми любителями ловли рыбы в мутной воде…
И мы размышляем об этом в нашем практически зрелом возрасте, когда уже стали таким потрепанным мужчиной с глазами, которые словно рентген высвечивают всяких там лицемерных жуликов.
Также навскидку видят серых или замечательных людей.
Только пока самые первые, к несчастью нашей Родины, берут несомненный верх в современной жизни…
Мы тут на днях были на  прощальном банкете.
Одного нашего товарища с Вавилона провожали в столицу на новую должность. Он тут долго заправлял делами и производством, а мы с ним по непонятным причинам дружили пару десятков лет, хотя и относились к разным сословиям и поколениям. Ходили в баню, общались по рыбалке и охоте. Могли поговорить о литературе, футболе и прошлой жизни.
Мы теперь можем раскрыть один секрет – это тот самый господин с хорошими манерами, что агитировал нас двадцать лет назад вступить в коммунистическую партию. Помните – он временно на Дурынде был ее духовным лидером, а потом перешел на нужную ему техническую должность, где и заправлял производством.
Сейчас он представляет из себя современного красивого джентльмена преклонных лет. На голове – благородная седина.
Задумчивый взгляд усталого человека.
Ему удалось в наше новое время не встать в ряды жуликов в силу своих человеческих качеств. Он нам иногда изливал душу по поводу того, как его иногда приглашали в их ряды за разные там коврижки.
А ему не хотелось на старости лет туда записываться.
На работе он не терпел болтовни и ненужных дел. Чего-то там изобрел по части электрических машин. Приходилось ругать подчиненных за упущения в работе, многие его как бы опасались. Тем не менее, все знали – за ним Дурында как за каменной стеной. И там при нем всегда был порядок в техническом аспекте, все вовремя крутилось и ремонтировалось.
Еще он был в меру шутник, любитель говорить божественные комплименты женщинам.
Словом, замечательный вавилонский персонаж. И мы у него пытались многому учиться.
Только вот наступил момент прощания. Собралась верхушка Вавилона, ее средний слой, некоторые прочие товарищи и друзья из малоденежного сословия. Среди последних – мы собственной персоной в пиджаке.
Выпиваем, закусываем. Слушаем речи. Виновник проводов был в ударе и много говорил. Вспоминал. Просил прощения.  Рассказывал. Шутил.
И в очередной раз всех очаровал. И всем было его жалко провожать.
Итак, была обстановка полного удовольствия практически для всех гостей.
Только нам через пару часов стало что-то не по себе. Хотя мы хорошо закусывали.
 А наша интуиция нам неожиданно заявляет:
- Оглянись. Здесь каждый третий гость – дурындовец во всей красе с загребущими руками. Видишь – вокруг жители того европейского поселка, построенного хитрым способом… Также те любители картошки, которую поливали двадцать лет назад…Или личности, которые лишили соседних земляков некоторых кусочков Родины и рыбалки… И эта отрицательная человеческая масса бессознательно давит на окружающее пространство. А у вас нет привычки сидеть среди таких вредных биологических полей. Бегите скорее домой.
Действительно, у нас разболелась голова.
Женщины в своих блестящих нарядах перестали нам нравиться.
И мы поплелись из того заведения… Едва отдышались на свежем воздухе…
Только это еще не та самая недоуменная история.
Она сейчас будет об одном широком жесте в сторону местного народа. Как она впишется в совсем противоположную вавилонскую жизнь – нам самим интересно?
Этот единственный пока широкий жест выглядит в форме трамвая.
Итак, читайте. 
В нашем небольшом населенном пункте водится настоящий трамвай.
Бегает себе по рельсам туда-сюда, возит человеческую массу с одного конца городка на другой, а также на Дурынду. Причем, представьте – бесплатно. Это единственный в современной истории Вавилона случай, когда от состоявшегося вавилонского поступка всем стало хорошо. Даже самому простейшему местному населению.
Если помните, его, как уже говорилось, все больше прищучивают в пространстве и в прочих отраслях жизни.
А тут – нате вам. Получите подарок.
Так случилось – были проложены рельсы. В стародавние времена при строительстве Гиганта по ним возили сюда песок и цемент. Попутно – человеческие трудовые смены. И у нас в Вавилоне даже имелся небольшой вокзал и при нем – начальник в железнодорожной форме.
Потом, когда Дурынду построили, всю эту здешнюю железнодорожную отрасль распустили. Магистраль стала зарастать бурьяном, а  народ потащил рельсы и шпалы в свое хозяйство.
Только вдруг дурындовским начальством было объявлено – будет трамвай:
- Нами решено перевозить на смены наших коллег на этом дешевом виде транспорта, поскольку он будет питаться нашим дармовым местным электричеством. Не трогайте, пожалуйста, те рельсы, что лежат от начала городка и до Дурынды. За это вы будете иметь удобный бесплатный проезд, попутно нам перевозить никого не жалко. Проявите, пожалуйста, сознательность.
Народ насторожился и замер в недоумении.
Чтобы вот так – ни за что получить некоторые жизненные блага? Такого не бывает. Нет, не может быть. Сомневаемся.
Но растаскивать рельсы со шпалами прекратил.
Наступило следующее лето. Вдоль тех рельс стали вкапывать столбы, чтобы по ним подать электрическую тягу к будущим вагонам. Также принялись укреплять железнодорожное полотно по причине его ветхости. Частично меняли шпалы. Где-то в далеком городе заказали несколько новых трамваев.
Вот их уже подвозят в нашу местность и их можно потрогать руками.
Некоторые местные личности из числа добровольцев уехали на трамвайные курсы.
Осенью начались испытания. Через пару недель там все окончательно отладили и буднично запустили линию.
Публика входила в трамвай словно в храм. Долгое время там не появлялось никаких царапин, хотя детвора и подростки охотно катались в вагонах туда-сюда.  Мы никогда не видели в тех трамваях грубых криков и сцен, повсеместно случающихся в других  видах транспорта.
Наоборот – царит такая непривычная для проезда атмосфера европейской  взаимной вежливости. Даже в часы пик.
Даже грудные дети никогда не ревут, когда путешествуют подобным образом.
И мы думаем – что это за островок мира и тишины? Отсутствия противоречий. С чего бы вдруг?
Скорее всего – сделан тот самый единственный шаг навстречу народным массам. И они это дело где-то на уровне души ощутили.
А та душа направляет их на высокую марку поведения в этих вагонах.
Теперь представим себе такое.
Наша Родина в виде ее служителей будет делать подобные же единичные шаги. Или повсеместные Вавилоны чего-то соорудят для окрестных жителей. Например, Родина с Вавилонами откроют ворота на волю:
- Извините, дорогие земляки. Мы перестарались в переделе земель и все позакрывали. Пусть они снова принадлежат всем – те природные пространства. Идите смело на рыбалку, пикники и охоту. Собирайте грибы без пропусков. Мы сейчас же срочно убираем все шлагбаумы и железные занавесы, а их охрану распускаем на другой - более полезный труд. Это самое первое, что можно стремительно для вас сделать – дать вам эту самую волю бродить, где вам вздумается.  Другие замечательные шаги нам пока сделать трудновато: на всех вечно не хватает денег. Тут нужно время и труд… Просим нас понять.
Скорее всего – мы поймем.
Скорее всего – тоже совершим шаг навстречу.
Почти все станут более спокойно себя вести: перестанут царапать стены, выламывать двери, снимать провода со столбов. Мусор понесут только в мусорные машины. Займутся физкультурой. Пойдут в библиотеки.
Ух, какая фантастическая картина получается!
Нет, конечно, мы слегка загнули. Просим нас извинить.
Теперь по поводу того трамвая у нас есть пара маленьких дополнительных мелких историй.
И мы их расскажем без всякого умысла.
Жил-был один местный трамвайщик, так у нас зовут водителей трамваев. Имя у него было такое романтическое - Рома. Рано утром он подавал свой вагон, чтобы доставить через три километра на Дурынду рабочий класс совместно с инженерно-техническими работниками и прочей бухгалтерией. Ему всегда по графику выпадало ехать самым последним в той веренице трамваев.
Он, образно говоря, по утрам собирал с остановок сливки общества, которые были любители поспать до последнего момента. Рома их всех знал в лицо и терпеливо дожидался, если им приходилось  в форме бега мчаться в его сторону.
И была одна симпатичная женщина средних лет.
Она жила на предпоследней остановке, вечно опаздывала и рывком бежала через пустырь. Рома целую минуту ее дожидался. Закрывал дверь и трогал трамвай.
Сам себе думал – успела.
Так продолжалось долгое-долгое время. И Рома каждое утро думал – молодец эта женщина, сегодня успела. Она же его благодарила каждый раз своей виноватой улыбкой. Даже какая-то симпатия намечалась между этой парочкой. Тем более – они были одного поколения.
Только однажды утром у Ромы было плохое настроение.
Или он не выспался. Или накануне наша сборная проиграла хоккейный матч. Может, он с женой поругался.
Едет, собирает свой отстающий контингент.
Вот та самая предпоследняя остановка. Вот та самая женщина семенит по траве напрямую мимо тротуара. Только у Ромы плохое настроение.
И он трогается с места, не дождавшись той дамы, которая каждое утро дарила ему виноватые улыбки.
Начинает ехать. При этом думает – эх, сегодня не успела…
Такая вот милая история, которая ни о чем таком не говорит. Потом она фактически стала анекдотом. А произошла она у нас. И мы можем вам показать ту бегущую симпатичную женщину. Она слега состарилась, но все не может проснуться на пять минут пораньше…
А вот еще одна история. Про того же местного полужелезнодорожника.
Тут у нас на вавилонском транспорте все строго. В том числе – ежегодный медицинский осмотр на предмет зрения, человеческой реакции и прочего. Вот Рома подался в очередной раз на это мероприятие.
За пару дней обошел нужные кабинеты и врачей и ему везде поставили отметку      « здоров».
Только одного медицинского профиля у нас тут в вавилонской больнице не имелось – психиатра.
А отметка от него необходима, потому как дело связано с транспортировкой в трамвае не дров, а человеческих кадров. Но его здесь не имелось по причине малого народонаселения и отсутствия такой медицинской должности в местном штатном расписании.
Тогда Роме запросто говорят – надо ехать в Соседний Город, у них такая штатная единица имеется.
Вот он туда едет. Дожидается очереди к тому специалисту. Заходит. Доктор его начинает спрашивать - кто таков, по какому делу?
- Я по линии медосмотра. Поскольку работаю на транспорте, то должен выглядеть вполне уравновешенным человеком, что и попрошу засвидетельствовать.
Доктор согласно должности внимательно смотрит на глаза пациента, оценивает их на предмет ясности взора. Начинает разговаривать о всякой чепухе с целью оценить состояние его психики. Задает вопросы и прислушивается к ответам. Он уже готов поставить ему положительную отметку.
В заключение уточняет:
- На каком таком транспортном средстве изволите работать?
- Я, видите ли, тружусь в Вавилоне водителем трамвая.
Тут тот психиатр откладывает авторучку, поднимает голову. Настороженно спрашивает:
- Водителем трамвая? А разве у вас в Вавилоне имеются трамваи?
И вглядывается Роме в глаза. Он был такой малоосведомленный о местной общественной жизни доктор. Тем более – совершенно не имел информации о жизни в несколько отдаленном Вавилоне, может, он и никогда не посещал тот тупик.
И ему показалось странным, что пациент ведет разговор о таком городском виде транспорта в совершенно маленьком таежном населенном пункте. Тем более – трамваев не водилось даже в Местном Столичном Городе. Не говоря уже о городе, где практиковал тот доктор психиатрии.
Поэтому в голове доктора и возникли сомнения в пациенте.
Чего-то он не того буровит. Какой трамвай среди тайги? Да здоров ли он? Не сумасшедший ли?
С опаской продолжает расспросы. А Рома не поймет – в чем, собственно говоря, дело? К чему такой подробный допрос и вообще какие-то посторонние разговоры. Он начинает нервничать. Он вообще не любит эти медицинские осмотры, на которых мурыжат здоровых людей. 
Потом он догадывается – в чем дело. Хохочет и предлагает доктору прогулку на трамвае.
Вскоре они великолепно все улаживают. И доктор качает головой по поводу своей отсталости в данном транспортном вопросе.
Ставит Роме подпись и печать.
Мы только не знаем – приезжал ли он после прокатиться на трамвае.


               
                48. Последняя Глава.

Сейчас мы ее напишем и пойдем своей упругой походкой отдыхать.
Сначала полежим на любимом диване.
Потом позвоним друзьям – мол, вот - появилось свободное время, пойдемте в баню с пивом. Мол, закончено произведение, приходите – будем шутить над нашим писательским талантом.
А после займемся изданием нашего романа. 
А для полноты и завершения вавилонской картины – давайте опишем сегодняшний современный день автора этого романа.
Некоторые оставшиеся отрывочные размышления. Чувства.
Уделим себе и собственному сознанию последнее литературное внимание.
Сегодня, 9 июня 2006 года в вавилонском городишке  были замечательные летние сутки: с утра солнышко, а в сумерках – состоялась полноценная гроза.
Летом на производстве трудиться как-то неохота. Манит на природу, реку и рыбалку.  А на службе появляется полная неспешность, замедленность в движениях. То ли из-за жары, то ли из-за наступившего возраста. Или безнадежность трудового процесса на предприятии в этот сезон обостряется, пора уже сменить свою основную производственную деятельность, что ли?
Перейти в сторожа? Или стать кабинетным тружеником и бюрократом?
Словом, разные вольные и дурацкие мысли в голову лезут, когда поутру прешься на рабочее место в свое спортивное заведение.
Там тоже все страдают и маются. Опять же – по причине летнего сезона, когда клиент неохотно поднимается на нашу верхотуру и через это жизнь здесь еле теплится.
Самое время – выполнить здесь какой-нибудь ремонт, чем все мы, тутошние работники, собираемся заняться уже несколько лет. Каждой весной наши начальники и руководители нас начинают пугать:
- Хватит вам в летний сезон прохлаждаться. Пора взяться за кисти и краски, освежить ваши интерьеры. Для вас запланирована очередная сумма на ремонт, пишите сметы и расходы…
Так уже несколько лет нас запугивают, а потом те деньги деваются неизвестно куда…
И наступает очередная осень.
Тогда, после уборки дачных урожаев, сюда начинает ходить самый сознательный вавилонский персонал. Также – оставшиеся подвижные дети. Наиболее шустрые пенсионеры идут небольшой гурьбой поплескаться в бассейне по поводу бесплатных путевок.
А сегодня, поскольку еще начало лета, то здесь идут постоянные заседания по тому фантастическому ремонту. Руководство бродит с нами по помещениям и строит планы:
- Вот это убрать. Здесь передвинуть шкафы. Тут покрасить голубой краской. Эту дверь забить наглухо. На окно хорошо бы повесить портьеры. Пусть электрик свою электрическую проводку прикрепит к стене, чего она у вас болтается. Найти подрядчиков для ремонта протекающей крыши. А это что у вас? Выкинуть к черту весь этот старомодный хлам без разговоров…
- Ничего -  говорим мы себе - не впервой. Скоро подобные разговоры утихнут сами собой. Тем более – начальству надо бы закончить прошлые подобные ремонты в соседнем здании, начатые три года назад. А нас до лучших времен, когда нигде не станут теряться те ремонтные деньги, оставить в покое.
Так мы живем и мечтаем на производстве в современные летние периоды…
Когда обход и составление планов закончено, то проводим занятие со своими спортивными талантами, что не разъехались на каникулы, несколько мучаем их на жаре и отпускаем.
После надо зайти еще на одно наше рабочее место.
У нас здесь, в маленьком вавилонском городке, помимо трамвая, есть еще одно удивительное заведение, более свойственное большим городам.
Институт для высшего образования.
Его открыли буквально несколько лет назад для подготовки будущих инженеров и руководителей для всех отечественных речных Гигантов, вырабатывающих электроток при помощи воды.
Решили и сказали так:
- Чего мы воспитываем подобные кадры в столице Москве? Потом те выпускники, хватившие столичной жизни и столичных денег, отказываются ехать в  Сибирь и прочую глубинку, где и расположены наши Дурынды. Давайте, наоборот, в глубинке и глуши откроем факультет по тем специальностям, где будут обучаться нестоличные молодые люди. И после их, неизбалованных, можно будет непринужденно посылать хоть к черту на кулички. А лучшего места для этих целей, чем тот тупиковый  Вавилон с его чистым воздухом и свежей горной местностью, не придумаешь. Тем более - тут самый передовой отечественный объект  этой нашей сферы…
Во всем этом, безусловно, есть рациональное зерно. И вот давай тот институт работать.
Вот, значит, мы там тоже работаем по части физической культуры, поскольку такой предмет в учебных заведениях предусмотрен нашим передовым гуманным законодательством. Читаем лекции, возимся с лыжной подготовкой и шутим с этими будущими передовыми работниками.
С наиболее ленивыми из них переругиваемся.
А так – ничего. Интересно. И они  уже перестают нас воспринимать как лишний элемент в учебном процессе. При встречах цветут улыбками и здороваются. Учатся шутить и при виде нас принимают более правильную осанку и бодрую походку.
Прячут сигареты или пиво.
Итак, мы заходим в тот местный институт утрясти некоторые бумажные дела и согласования по будущему учебному сезону. Общаемся со всеми этими милыми интеллигентными преподавателями и секретаршами.
Упиваемся гармонией нового свежего коллектива. Где еще мало накопилось всяческого человеческого добра и противоречий. 
Отдыхаем от своей первой работы, где как раз, в силу немалого стажа того заведения, как раз имеются то самое человеческое добро, человеческие противоречия и отношения. Имеются хищные личности, непрерывно нарушающие правила человеческого общежития. И не чувствуют никаких угрызений совести перед коллегами по цеху…
Ходят себе по заведению и даже своей кривой ухмылкой победителя улыбаются соседнему непроницательному женскому полу. 
А здесь пока ничего подобного нет.
Но, вероятно, будет.
В силу человеческой породы обязательно найдутся подобные же типы, которые начнут пить кровь у окружающих.
Хоть бы несколько первых лет пожить в этом новом заведении без таких личностей...
Дело уже к обеду. Пора чего-то там перекусить и двигать на следующий свой труд.
В собственный небольшой цех. Или, лучше сказать, туристический клуб, расположенный на речном берегу. Это мы старый гараж не стали продавать, а завели здесь хранение и ремонт разных там плотов, на которых, как уже ранее рассказывалось, устраиваем путешествия для оставшихся местных и иногородних романтиков по одной таежной реке.
Где они получают легкие испуги и восторги.
Попутно зарабатываем себе на новые плоты и некоторую сумму для супруги, чтобы она не слишком на нас ворчала по поводу тех нескольких в год речных недельных командировок.
Тут у нас хорошо и никаких хищных типов вокруг, разве что соседи иногда придут за автомобилем. И снова все тихо.
На стенах – географические карты, любимые с детства. Мы на них смотрим и мечтаем, как поедем смотреть мир. Вот уже выучили детей, вот нам увеличат заработную плату… Прямо тогда и рванем…
Тут мы некоторое время копошимся и ремонтируем те самые плоты. Трогаем рукой висящие этакой металлической гроздью капканы для охотничьего сезона, чувствуя, как соскучились по таежным пространствам.
Бросаем теплый взгляд и на удочки, что берем с собой в речные путешествия.
Такой происходит неспешный трудовой процесс в расцвете сил мужчины и человека вперемешку с мечтаниями о будущих великих делах и происшествиях.
Потом к нам сюда приходят те самые оставшиеся дети, которых мы тренировали утром. Сейчас у них состоится второе занятие в форме плавания на нашей байдарке, которая тоже проживает в этом хранилище.
Мы их пару-тройку часов, по очереди, возим по водной глади, обучая работать алюминиевыми веслами. То хвалим, то одергиваем от резких движений. И они убегают по домам, слегка мокрые и довольные.
Нам пора домой, поскольку дело к вечеру.
Только это еще не вся сегодняшняя трудовая деятельность.
Приходиться поступать под командование супруги, у которой срочно заканчивается посевная компания на дачных грядках. Вскоре те оставшиеся грядки вскопаны нашими мужественными руками. Еще некоторое время мы побродим там около яблонь и черешен, тоже потрогаем их руками, а потом подадимся на вечернюю рыбалку.
Нам надо обязательно поймать рыбки на уху, что-то мы по ней соскучились. К тому же – завтра приезжает  дочка-отличница, защитившая в далеком институте отличный диплом. Эту красотку с современным модным мировоззрением по имени Юлия,  породой в собственного папу, тоже необходимо встретить этой самой рыбой и ухой, которую она обожает.
А через пару месяцев будем отдавать ее замуж за молодого инженера по имени Денис, который строит и ремонтирует автодороги на тувинских просторах.
У нас тут в поселке отдельной семьей еще проживает и наш взрослый сын и  знаменитый на стадионах и среди болельщиков нападающий футболист с именем Павел. Но тот породой в нас только наполовину.
А другая половина – от супруги Татьяны Владимировны, ее тяжеловатое имя тоже надо назвать в нашем фамильном произведении.
Так вот - сын Паша будет хозяйственнее и прагматичнее своего старорежимного романтичного папаши.
Может быть, это и хорошо для нового времени.
При том отдельном сыне имеется невестка Настя; она привезена с соседней области и теперь является одной из первых здешних красавиц.
Ну и еще – у них имеется тоже красотка внучка по имени Саша, которая бегает в детский сад. Она так названа в честь нашей особы, за какие-то, видимо, фамильные заслуги. Та самая одаренная внучка будет, возможно, моим последним учеником в области спортивных наук. Мы сделаем ее какой-то там чемпионкой, после чего удалимся, как уже говорилось, в сторожа или бюрократы…
Мы, правда, непрерывно требуем от своих детей нарожать еще внуков, которых мечтаем мотать на лыжах, по рыбалкам и собственным садам.
Тем более – фамилия, считаем, того требует. Буквально берет за горло и настаивает…
Вот теперь – все. Непринужденно, по ходу последней главы, мы закончили вас знакомить со своим родословным коллективом.
И теперь в этом вопросе ставим полную точку.
…А пока шагаем по дачной дороге вниз, сейчас забежим домой с целью переодеться. Попутно здороваемся со встречными дачниками, шутками призываем их энергичнее шагать в эту гору. Говорим встречным дамам комплименты по поводу ихнего глубокого дыхания и замечательного румянца, появившихся от этой горной ходьбы.
Встречаем одного малознакомого милого старика по имени Егорыч, вышагивающего в эту дачную гору. Мы, как уже говорилось, любим это стариковское сословие и от всей души с ним всегда здороваемся. Любим шутить над ихними цифрами возраста. В такой бодрой манере разговариваем с ними как с молодыми. И они несколько расправляют плечи и шутят. Улыбаются. Вспоминают – как были рысаками.
Пару минут мы стоим с тем Егорычем и подбадриваем друг друга жить дальше, невзирая на возраст и начальство…
А нам на ум приходит одна зимняя картина…
Происходящая на тех же дачных улицах. Вот мы шагаем скорым шагом в гору. По своим мелким охотничьим делам бежим за местный горизонт.
Вокруг снег. Декабрь. Ни души вокруг и тишина.
Только видим того самого Егорыча.
Он в зимнее время наловчился вести заготовку дров для свое дачи. Ему, из-за его современной мелкой пенсии, не хватает денег, чтобы приобрести их и лихо доставить к себе на автомобиле. Теперь он придумал по снежному покрову транспортировать те чурбаны самодельным методом. Сначала ручным способом отпиливает те куски древесины где-то у черта на куличках за дачами. А после – грузит их в большой брезентовый мешок и наподобие бурлака тянет в нужном направлении. Хорошо, что под гору. И это – несомненная удача для него.
Он такой голубоглазый симпатичный дедушка среднего роста, одетый в среднего возраста курточку. Со слегка тяжеловатым, частым и мелким стариковским дыханием. На щеках – непобритый бронзовый суховатый румянец. Также имеет суховатый сутулый наклон туловища. Передвигается замедленными старческими движениями.
И мы думаем – каким красивым молодцом Егорыч был, к примеру, сорок лет назад…   
Вот мы останавливаемся перевести дух и поздороваться с ним. У него такая виноватая улыбка небогатого старика.
И ему несколько неловко за такой вот промысел.
Он раньше ударно строил Дурынду для теперешних Олигархов и других владельцев нынешней жизни, а теперь вот прозябает за таким старомодным занятием из истории средних веков, когда дрова доставлялись подобным же способом. 
Вот он отдышался и произносит:
- Привет. Ну, я сегодня буквально стахановец. Вторую ходку делаю, хотя старуха запрещает мне такую высокую норму. И то – чего сидеть в своих пенсионерских покоях. Вот – занимаюсь физкультурой на свежем воздухе, да любуюсь на Вавилон с этой верхотуры. Вспоминаю молодость. Иногда кляну нынешнюю эпоху… Ну, ты давай шагай, а то не успеешь затемно вернуться со своих гор…
И он берет свою лямку и относительно бодро тянет ее вперед. Мы смотрим ему в спину и думаем вот о чем.
О некоторых картинах современной жизни. В новейшем просвещенном двадцать первом веке. Когда вокруг имеется столько умных механизмов, способных заменить стариковскую мускулатуру.
Еще попутно вспоминаем одного модного современного нынешнего типа, прибывшего к нам пару лет назад из Местного Столичного Города. С округлой фигурой тоже среднего роста, но состоящую не из сухожилий как у Егорыча, а из человеческого жира. Лицемерная улыбка приклеена на его физиономию. Тонкие ножки человека, передвигающегося только на автомобиле. Чересчур сообразительные бегающие глазки.
Такой Чичиков из нового тысячелетия. 
Которому ежемесячно сама собой идет в карман денежная масса, оторванная от этого вот старика.
Потому, что трудится по совместительству на интересной умопомрачительной должности.
Мы, к сожалению, не знаем ее названия. Такой профессии в нашем Вавилоне до сих пор не водилось.
Его на нее пригласили заезжие руководители Вавилона. Ну те, что внедряют здесь современную жизнь.
Он им где-то встретился и как тот Чичиков сумел бесконечно и моментально понравиться.
Ну, помните, в том старом романе тот герой очаровал весь небольшой губернский городишко своими манерами, духами и комплиментами…
В нашем же случае того покорителя сердец официально попросили поруководить парой-тройкой мелкозначительных объектов.
Но дополнительно сказали:
- Нам самим не с руки заниматься некоторыми щепетильными делами. К нам иногда наезжает большое начальство. И его надо по современному принять: сводить в баню, организовать красочный стол, прокатить по рыбным просторам с удочками… Подсунуть ему, понимаешь ли, девиц легкого поведения. Ты вроде в этих делах, некоторым образом, профессор. Давай, разворачивай здесь новые услуги… Тем более – частенько различные органы нас норовят проверить и просветить. То понаедут печальные инспектора из налоговой службы. Какие-то грустные представители статистики. Или – строгачи из пожарного надзора. Санитарные инспектора. Милицейские чины. Местный министр может ненароком заскочить. Всех их поголовно веди по тем баням, рыбалкам и девицам. Чтобы меньше сували носы куда не надо и не отрывали бы нас от работы…
А тому Чичикову все равно, чем заниматься. Он за деньги, как говорится, и отца с матерью продаст.
И он говорит своим покровителям:
- Могу привезти любых девиц: блондинок, брюнеток. А хотите – рыжих. Полных или худых. Совершенно разного возраста. Называйте сроки – я их привезу полный автомобиль из Местного Столичного Города. Эти девицы меня просто обожают и охотно берут из моих рук всякий мелкий корм. А потом вообще можно открыть в здешнем отсталом Вавилоне факультет по такой женской специальности, чтобы понапрасну не жечь бензин…
Так в Вавилоне появилась та самая новая специальность, названия которой мы не знаем.
Конечно, многие вавилонцы и руководители, выросшие в местной дурындовской семье, буквально плюются при его виде.
А ему – хоть бы хны. Тем более – его верхушка хвалит и преподносит как творца новой жизни. Дает премии. На банкетах – садит около себя по праву руку.
Осыпает другими милостями… 
Он в прежней жизни был офицером. Рассказывал подопечным солдатам о Родине. О долге. О преданности.
Потом ему это ремесло надоело.
Тем более – оно малоденежное. Не разживешься на широкую ногу.
И он сменил маску.
Пристроился работать с девицами…
Мы не верили поначалу подобным слухам и сплетням. Думали – как это возможно в нашей местности? Думали – этого у нас не может быть. Думали, нет, в вавилонской семье не могут происходить подобные метаморфозы. Нет, нет и еще раз нет.
Такие мы имели до последнего времени розовые надежды. Пока сами однажды случайно не увидели того господина за его неповторимым трудом. Как он вел тех дурацких покорных девиц к некоторым должностным лицам. Вел с такой чичиковской творческой улыбкой на своем круглом лице…
Вот таких двух типов мы вам краткосрочно описали. Для контраста.
Как один таскает дрова из леса древним способом…
А второй умеет успешно управляться с девицами легкого поведения…
И как между ними распределяется рублевая наличность…
Такая вот зимняя прошлая картинка всплывает в нашей своеобразной памяти при разговоре с тем симпатичным стариком Егорычем…
Нам думается:
- Которые очень сильно хотят быть богатыми – будьте. Но разве для этого стоит становиться подлецом? Кровопийцей? Мелким или средним жуликом?
Замечаем, что при воспоминании об этом командире девиц у нас слегка испортилось настроение. Мы хмурим лоб.
 А потом говорим сами себе:
- Да пошел он к черту. Пусть давиться своими липкими монетами. Рано или поздно – у них начнет гореть под ихними тонкими ножками вся окрестная земля…
Вспоминаем небольшое произведение одной местной замечательной, но неизвестной поэтэссы:
                Прохиндеи там и тут –
                Елозят, вертятся на привязи.
                Кривая их куда-нибудь, да вывезет.
                Пусть едут без тебя, бегут, плывут, идут –
                Ты только привязь мыслей оборви,
                Всех отпусти, освободись и сам живи…   
В окружении таких вот замечательных строчек и мыслей мы продолжаем двигаться по той центральной дачной улице…
Через полчаса, бросив в мешок тройку сетей, уже бодро гребем из своего туристического заведения на противоположный берег к своим потаенным рыбацким местам.
Своим небольшим  браконьерским привычкам у нас есть простое объяснение: тут таким способом рыбачили мои дед и отец – и мы должны рыбачить подобным же образом. Тем более – не представляем из себя такой массовой угрозы для этой рыбы, несколько раз в году побалуемся этим промыслом.
А настоящие браконьеры – те летают над нашими головами на вертолетах и счет ихней добыче идет в других размерах.
Или сами те рыбные инспектора – мы-то видели, как они черпают ту рыбу на своих подшефных территориях в запретные периоды.
Так, утешив и успокоив себя подобным образом в гражданском аспекте, опускаем сети на глубину.
После чего держим курс в обратном направлении.
Автоматически машем байдарочными веслами, дышим полной грудью и озираем вавилонские окрестности. Торчащие из зеленых деревьев верхушки серых многоэтажек. Разбросанные по склону многочисленные дачи с их цветущими садами. Уходящие в горы электролинии, по которым течет на продажу выработанное Дурындой электричество. И еще – зеленую енисейскую воду, спокойно и вечно бегущую к океану…   
Уже в сумерках надо забрести в магазинчик для покупки пива. Сегодня здесь имеется небольшая очередь из лиц мужского пола, поскольку через час начнется мировой чемпионат по футболу, наши земляки готовятся его встретить во всеоружии.
И мы остро чувствуем – наш вавилонский городок, что ни говори – маленькая часть планеты под названием Земля… Сейчас его жители, совместно с другими гражданами планеты, единодушно примкнут к экранам. Нальют такого же, как и все земляне, янтарного пива и будут ждать первого гола…
Мы взаимно здороваемся с этими болельщиками. Тем более – они знают нашу персону, которая двадцать последних лет всесторонне руководила здесь футбольными командами. Которые иногда ну просто блистали. А иногда уходили в тень.
А ныне мы в футбольной отставке, поскольку плохо знаем и соблюдаем современный дворцовый дурындовский этикет.  И еще – не умеем толкаться локтями. Временами чересчур чувствительны.
Вот и попросили отставку.
Пусть порулят другие.
Теперь бегом домой, вот-вот хлынет ливень. Вокруг громы и молнии, во дворах пусто, только подрастающее поколение жмется под козырьки. Ветер расшатывает здешние стволы, кружит пыль и мелкий человеческий мусор.
С балконов на этот напор стихии глядят отдельные личности, любящие природные явления…
Мы тоже любители всевозможных природных стихий и явлений, поэтому с нашего пятого этажа предаемся подобному же созерцанию. Дождь все не может начаться. Громы и молнии продолжают вызывать трепет в нашей восторженной душе. Мы буквально не можем надышаться этим наэлектризованным сухим воздухом…
И вот – начинается тот самый дождевой ливень вперемешку с градом. Враз меняется воздух, цвет окружающего мира. Все блестит и играет: асфальт, листва на деревьях, оживает газонная трава. Струи воды и мелкие ледяные шарики прошивают насквозь воздух, деревья и саму землю.
Все пьет летнюю небесную чистую влагу…
Мы стоим и размышляем:
- А что сейчас, к примеру, поделывают некоторые персонажи нашего романа? Неудачные вперемешку с остальными? Герои прошлой эпохи и современные деятели капитализма? Рванувшие вверх перерожденцы и бедные строители Дурынды?..
Тот Федор, что рубил огромную лиственницу сверху вниз, наверняка, натер свои изношенные суставы самодельным лечебным отваром и теперь курит последнюю в сегодняшние сутки отечественную старомодную папиросу…
Обитатели крепких европейских коттеджей спешат проверит свое хозяйство: закрывают окна и двери на предмет сквозняков,  бегут успокоить испуг у домашних кур, которых они развели для полноты преуспевания из-за непонятных землевладельческих   наклонностей…
Многочисленные моряки, о которых вдосталь здесь понаписано, ведут себя различными способами. Кто уже в стельку пьян, поскольку сегодня пятница. Кто несет непрерывную вахту и наблюдает – не оторвал ли ветер швартовые концы. 
Седой педагог Иван Иванович из вавилонского Дворца Спорта уже улегся спать. Он в отпуске, но завтра спозаранку непременно пошагает на работу с целью дополнительным трудом переплюнуть своего легкомысленного коллегу Ивана Никифоровича. Ему снится его кладовая комната, где завтра предстоит переложить с места на место коньки и клюшки…
Сибирский Кубинец - тот, что укреплял Отечественную Дружбу с Островом, глядит телевизионные новости, надеясь увидеть в них любимого кумира, правителя того Острова Свободы, услышать кусочек его очередной пламенной речи…
Постаревшие участницы той отдаленной женской голодовки в честь независимости Дурынды укладывают спать своих внуков. А у кого их еще нет – мечтают о них…
Художники, те, что готовил Первомайский Карнавал, давно забросили то ремесло и те краски. Подались кто куда из-за ненадобности в оформительской работе. Скорее всего – они сейчас тоже на личных балконах любуются этим бесплатным фейерверком. Ихние утонченные творческие натуры никак не могут пройти мимо сегодняшнего буйства природных красок…
Бывший Коммунальный Директор, которому Городские Мэры некогда поручили создать здесь Курортную Зону Среднего Разряда, все еще хлопочет по хозяйству. Он -  страшный огородник – спешит дополнительно полить помидорную и прочую рассаду, пока еще проживающую у него на балконе…
Бедоносец Иннокентий сейчас проживает в соседнем населенном пункте. Чем он там сейчас занимается в личном доме – мы не знаем…
Охотник Николай, ну тот, на которого набрасывалась преподобная мамаша медведица, к большому сожалению где-то пропал без вести. Жил себе, жил тут неподалеку в нашей деревеньке и потом как сквозь землю провалился…
Наши герои любовных рассказов Степа и Григорий проводят вечер в семьях, но отрывочно думают о своих отдаленных женских особах. Что ни говори, а любовь на всем протяжении жизни имеет значение в жизни нравственно здоровых людей, каковыми они, безусловно, являются…
А тот товарищ и его хваткая супруга, что увели дачку у личного друга из-за нехватки у того денег, конечно, находятся сейчас именно на ней. Они там постоянно проживают. Забросив квартиру, стерегут ее и грядки по причине, как уже говорилось, большой любви к этому кусочку Отечества…
Все состарившиеся рыбаки и охотники, за права которых мы страшно боремся в этом романе, давно спят. Им снится их прошлая жизнь: крупные рыбины, что тянут леску под корягу или птицы глухари, распушающие хвосты на соснах в момент своего песнопения. Снится прошедшая вольная эпоха с сотнями вольных таежных и рыбацких тропинок…
Трамвайщик Рома размышляет – чем заняться в выходные дни. Куда поехать на своем авто, потому как он большой любитель вольной езды по автодорогам. И после трамвая с его постоянными рельсами ему непременно надо развеяться на неожиданных поворотах и поехать, куда захочет его горячее сердце…
Та часть дурындовцев, что безнадежно испорчена свалившимися на них зарплатами и дивидендами, ласкает и пересчитывает наличность; она завтра тоже усядется в автомобили. И помчится по разного рода торговым заведениям - приобрести товары для своей сияющей жизни или заграничные летние турпутевки в отдаленные страны…
Бедняки, что строили в свое время Гиганта, ни о чем таком – как потратить наличность - не думают. Они страдают от того, чтобы ненароком не пошел настоящий град и не выбил бы их дачные грядки. Дальше подобных земных мыслей у них просто нет никаких фантазий и возможностей…
… Дождь буквально захлебывается в собственной ярости и силе. Как бы среди обилия водных масс устояла Дурында.
А то здесь получится настоящий библейский потоп.
Потом человеческая история с ее человеческими отношениями может повториться вновь.
           С небольшими отклонениями в деталях…      
      
   
                49. Эпилог.

Будем считать – мы вас позабавили. Особенно местную публику, которая здесь  проживает около Дурынды.
И еще мы подумали – а вдруг?
Прочтут данные новеллы разные там Руководители Патриотов и Олигархи. Нет, скорее всего, им доложат о них Помощники, Референты и Пресс-Секретари.
Мол, вот вышла книжка неизвестно какого жанра из разряда рубленой прозы о местных  ограничениях на почве излишнего патриотизма, перестраховки и жадности. Мол, гляньте – чего пишет тот самодеятельный автор. Мол, описана ненужная как давняя, так и современная война с подчиненной публикой во имя неизвестно каких целей. Просит совершать поменьше отечественных глупостей.
Намекает – не дать ли некоторый простор отечественному народу в новом тысячелетии.
Простодушным тоном просит жить и  управлять по человечески…   
Про остальное в этой книге можно не докладывать. О разных поступках легкомысленных личностей. Про нашу фамилию можно всего лишь вскольз упомянуть, как она спасалась на плоту от Родины и как тут пускала корни. Или про то, как мы тут частично обнажались…
В конце доклада можно упомянуть историю о Трамвае. Какое Благотворное Влияние он оказал на человеческие массы…
И какой-нибудь Наполовину Честный Главный Патриот как стукнет кулаком по столу!..
А местные Патриоты, Олигархи и их Заместители подумают:
- Может, действительно, наше рвение по работе с собственным народонаселением  зашло чересчур далеко. Чего это мы тут нагородили заборов и оторвались от масс? Давайте, что ли, сходим в народ…
Нет, вряд ли…
Скорее всего, они скажут:
- Какой ненормальный написал этот вредный самодеятельный роман? Где смотрит на мир с негосударственных, а человеческих позиций и искажает наш титанический интеллектуальный труд и потенциал. Подвергает сомнению наши действия по закручиванию современных гаек. Чуть ли не призывает обманывать Родину и нас – ее патриотов.  Эй, стража – гнать его отовсюду в шею… Объявить вредным элементом…      
Мы понимаем – время.
На переломе эпох, когда нельзя обойтись без излишне наломанных дров. Понимаем – исторические процессы деления земель и собственности, без них никак. Накопление капитала, к тому же идет хорошими темпами. Ограбление окраин империи и тому подобные мероприятия…
Дельцы расплодились и нам приходится жить с ними рядом…
Тем не менее – мы шутим и смеемся. Заодно – сочиняем информацию потомкам о нашем времени в нашем месте…
Которым скоро придется думать об этой удивительной стране…

                Какой таится мощный дух,
                Какие прячутся интриги
                В конфигурации простой
                Сакраментальной русской фиги!