Рябинка продолжение 1

Когда  Нюра  отъелась, она  оказалась  крепкой, энергичной  и  громогласной  особой. Работа  так  и  кипела  в  ее  руках; она  многое  из  того, что  вообще  не  входило  в  ее  обязанности, и  когда  мама  и  бабушка  ей  на  это  указывали, отвечала:»да  ну! Нешто  это  работа? Вот  в  деревне _ это  да»!
                Она  покрикивала  на  меня и  иногда  шлепала, если  я  не  слушалась. Тем  не  менее  мы  отлично  ладили. Как  то  так  получилось, что  эта  простая  душа  оказала  на  меня  гораздо  большее  влияние, чем  все  мои  интеллигентные  родственники, вместе  взятые.
               Однажды  за  обедом  она  закричала  на  меня:»ты  чего  хлеб-кормилец  переводишь? В  деревне  черный  не  у  всех, а  ты  белый  крошишь! Заелась»!  И  больно  шлепнула  меня  по  губам. И  я  сразу  и  навсегда  поняла, что  стыдно  быть  чересчур  сытой, когда  вокруг  голодные.
«Моя  девка  хорошая, никогда  на  меня  не  жалится»! _ сообщала  Нюра  другим  нянькам  во  дворе, _ «ее  если  и  стукнешь, никогда  не скажет».
И  я  делала  вывод, что  жаловаться  плохо, лучше  уж  перетерпеть  молча.
              Случалось, что  Нюра  грубо  попирала  кое-какие  законы  педагогики, не  ведая, что  творит. Но  даже  ее  педагогическая  ересь  шла  мне  на  пользу.
Мама  вводила  ее  в  курс  наших  дел:»Шурочке  нельзя  давать  сладкое. У  нее  диатез.
«Хто  у  ней»? _ испуганно  спросила  Нюра, тараща  зеленые  глаза.
«Диатез», _ терпеливо  объяснила  мама, _ «это  такая  болезнь  бывает  у  детей  от  конфет _ все  тело  чешется». Нюра  с  сомнением  посмотрела  на  меня  и  с  недоверием  _ на  маму. Потом  она  отошла  на  почтительное  расстояние, так, что  мама  не  могла  ее  слышать, и  проворчала  с  осуждением:»нешто  дети  от  конфет  болеют»?
вопрос  был  задан  неизвестно  кому, и  я  предпочла  считать  его  риторическим _ так  мне  было  выгоднее.
«От  голода, знамо  дело, болеют, но  не  от  конфет  же»! _ продолжала  рассуждать  Нюра, _ «они  думают, деревенскую  как  хочешь  можно  обмануть! От  конфет  чесотка! Еще  чего»!
                С  этого  времени, когда  Нюре  предлагали  к  чаю  конфеты, она  стоически  отказывалась, причем  лицо  ее  принимало  так  несвойственное  ей  злое  выражение, что  очень  удивляло  всех  домашних. Это  был  протест, вроде  голодовки, почти  политическая  акция. Однако, уже  скоро  поняв, что  пассивный  протест  недостаточно  эффективен, Нюра  перешла  к  активным, хотя  и  тайным  действиям. Во  время  прогулки  она  завела  меня  в  угловой  продмаг  и  купила  шесть  ирисок.
«Ешь»! _ приказала  она  мне, _ «ишь  чего  удумали, дите  обижать! Сами  жрут, а  девке  хоть  бы  одну  дали, культурные! Я  на  свои  деньги  купила, мне  не  жалко!..
                в  тот  момент  меня  настолько  занимали  сами  ириски, что  вопрос, на  чьи  деньги  они  куплены, как-то  не  затронул  моего  внимания.
И  только  значительно  позже  я  поняла  истинную  цену  этих  ирисок: весь  свой  заработок  Нюра  отправляла  матери  в  деревню, у  нее  самой  на  руках  оставались  считанные  копейки. Боюсь, что  они  все  уходили  на  мои  ириски  потому, что  экскурсии  в  угловой  продмаг  стали  регулярными. И  что  самое  удивительное _ здоровье  мое  было  в  полном  порядке.
«Ну  и  где  она  есть, чесотка»? _ вопрошала  Нюра, приступая  к  моему  купанию, _ «у  тебя  чешется  где-нибудь»?
«Не  чешется». _ удивленно  отвечала  я.
«Вот  то-то, брехня  все  это, деньги  жалеют, не  иначе»! _ делала  вывод  Нюра, не  стесняясь  моего  присутствия  и  со  злостью  захлопывала  дверь  ванной.
      
_      
                Моя  мама  панически  боялась  детских  инфекций  и  строго-настрого  запретила  Нюре  водить  меня  в  чужие  дома. И  в  этот  пункт  домашних  правил  Нюра  внесла  свои  поправки  при  моем  большом  одобрении. В  один  морозный  день  она  сказала: «сегодня  Татьянин  день, у  моей  тети  именины, мы  к  ней  сходим. Не  скажешь  матери»?
Я  с  восторгом  обещала  хранить  тайну.
                Тетя  жила  в  полуравалившемся  деревянном  домике  у  крестьянской  заставы. Мы  долго  шли  туда  пешком, точнее, Нюра  шла, а  я  ехала  на  санках. Еще  на  подходе  к  домику  я  почувствовала  незнакомый  пряный  запах, этот  же  запах  заметно  ощущался  и  в  комнате. Он  мне  даже  понравился, ведь  я  тогда  не  знала, что  так  пахнут  туалетнаые  пристройки  в  старых  домах, не  имеющих  канализации.
               Тетя  оказалась  бабушкой, совсем  седой, крикливой  и  сердитой. Она  угостила  Нюру  пирогом  с  морковкой _ половину  от  него  съела  я _ и  каким-то  неизвестным  мне  блюдом, которое  называла  стюднем. Стюдень  мне  не  понравился, но  я  послушно  ела  его  из  одной  тарелки  с  Нюрой.
Тетя-бабушка  спросила: «как  девка-то? Чижало  с  ей»?
«Нет, нет, девка  ужас  какая  тихая» _ ответила  к моему  удивлению  Нюра, только  утром  выдавшая  мне  массу  неприятных  эпитетов  за  непослушание.
               Немного  погодя, выпив  какого-то  компота  из  маленького  граненного  стаканчика  и  на  этот  раз  почему-то  не  поделившись  со  мной, она  завершила  мою  характеристику  такими  словами: «моя  девка  всех  лучше _ у  нее  соплей  никогда  не  бывает». С  тем  мы  отбыли  домой.

               Нюра  прожила  у  нас  три  года.
               Одна  наша  соседка, молодая  работница, пригласила  ее  на  вечер  в  клуб. Нюра  долго  размышляла, принять  ли  приглашение  и  решила  не  принимать.
_ «не  пойду  я, чего  я  там  не  видала? У  меня  и  одежи  такой  нету. И  некрасивая  я, рыжая, а  там  все  московские. Не  пойду».
Бабушка, кряхтя, встала  с  кровати  и  долго  рылась  в  своем  комоде. В  результате  было  извлечено  шелковое  синее  платье  с  розовыми  цветами, за  ним  появились  розовые  туфли  на  «французском» каблуке, щипцы  для  завивки  и  коробка  пудры. Бабушка  позвала  Нюру  и  выставила  меня  за  дверь.
                Когда  Нюра  вышла  от  бабушки, я  ее  не  сразу  узнала. Особенно  меня  поразила  ее  прическа _ вместо  толстых  кос  на  голове  ее  лежали  золотые  колбаски. На  «французских»  каблуках  Нюра  неуверенно  дошла  до  кухни  и  с  облегчением  села  на  табуретку.
«Не  сиди, учись  ходить, а  то  с  непривычки  упадешь». _ посоветовала  бабушка.  Нюра  стала  бестолково  тыкаться  из  угла  в  угол. На  лице  ее  было  страдание.