Вопрос матери

            Все войны всегда являлись несправедливостью, война, как механизм уничтожения людей не может по своей сути быть справедливой. Любая война порождает огромную массу ошибок  и неправильных оценок происходящих событий, неважно каких, больших ли, незначительных. Горя масштабов не имеет.

            Об одной из запутанной истории  времен Отечественной войны пойдет речь в приводимых ниже записках, письмах и отчетах отца моей супруги Геннадия Леонидовича Харитонова (партизанское имя «Игнат»).

            По окончании военного училища Харитонов Г.Л. в июле 1942 года по пути следования в свою часть попал под бомбежку, получил тяжелую контузию и в числе многих военнослужащих Юго-Западного фронта  попал в окружение в Ворошиловградской области. Пробиться через Дон не смог, оказался в селе Каменка, где с Митрофаном Волошиным организовал молодежную антифашистскую группу. 

            В октябре был арестован и вместе с другими окруженцами помещен в лагерь для военнопленных. В конце ноября 1942 года он, Саша Рязанцев и Петр Петухов организовали массовый побег из лагеря и создали небольшой партизанский отряд, в который вошла часть бежавших из плена окруженцев.   Отряд действовал вместе с Каменской молодежной группой.  Командиром сводного отряда был выбран Харитонов Г.Л., комиссаром – П. Петухов. А Митрофан  Волошин, назначенный  заместителем командира по разведке,  руководил также  ребятами из молодежной группы.

            В конце декабря 1942 в связи с арестом Митрофана Волошина связь партизанского отряда с молодежной группой прервалась, и отряд принял решение пробиваться через линию фронта.

            «Где мой сын?» Этот вопрос звучит в записях автора. Это вопрос матери, мучившей ее много лет, матери, сына которой до лета 1972 года считали  предателем. Матери,  которой чурались и которую обходили все стороной, в то время как отдельные фашистские прихвостни, обманув в суматохе военных событий местную власть, были в почете, пользовались всеми льготами и благами, соответствующими  незаслуженно присвоенному статусу. А истинного героя событий облили грязью, клеветой…

            С 1972 в одиночку, а с 1974 года вместе с   историком из Павлограда Ткаченко Петром Антоновичем и  корреспондентом ворошиловградской газеты «Молодая  Гвардия» В.А. Гурским  Г.Л. Харитонов пытался устранить эту несправедливость.

            К сожалению, пять долгих лет борьбы за восстановление честного имени Митрофана Алексеевича Волошина (партизанское имя «Иван») и официальное признание его подвига так и не смогли преодолеть мощную стену субъективизма и бюрократизма…

            На снимке Прасковья Прохоровна Белянская, так и не дождавшаяся официального признания Советской властью подвига своего сына Волошина Митрофана Алексеевича. На памятнике Каменским партизанам так и не появилось имя ее сына.  Довоенный  снимок Митрофана в хате –  единственное ее утешение в течение многих долгих лет.

                Г.Л. ХАРИТОНОВ

         КАК И ПОЧЕМУ ТОЛЬКО ТЕПЕРЬ ВОЗНИК ВОПРОС О ВОССТАНОВЛЕНИИ СОБЫТИЙ,
              О ДЕЙСТВИЯХ КАМЕНСКОЙ МОЛОДЕЖНОЙ ГРУППЫ И ЕЕ УЧАСТНИКОВ



            Прошло 30 лет. В июле 1972 г. я был послан в служебную командировку в г. Ворошиловград. За повседневными делами, работой, домашними заботами, находясь далеко от места, где происходили эти события, не встречаясь и не переписываясь с товарищами, многое постепенно забывалось.
Теперь, находясь недалеко от места событий периода Отечественной войны, где тогда пришлось участвовать, имея два свободных дня – субботу и воскресенье, захотелось побывать в памятных местах, поблагодарить людей за помощь, оказанную в трудные дни оккупации, встретиться  с товарищами.

            Нужно было попасть в село Каменка Марковского района. Вылетел в Марковку и только здесь узнал, что Каменка теперь не Марковского, а Новопсковского района. Автобусного движения туда нет, а попутный автотранспорт бывает редко. На автостанции мне посоветовали проходящим автобусом Кантемировка - Новопсков доехать до Новороссоши, а там недалеко, можно попутным транспортом попасть в Каменку.

            Были места и в Марковке, где хотелось побывать, посмотреть, поговорить со старожилами, но не успел. Минут через 10 подошел автобус, и я уехал. Через полчаса был в Новороссоше. Проголосовав на перекрестке около часа, устроился на попутный самосвал.
Проехали село Донцовку.  Я не узнавал знакомые места. Сады, чистые без бурьянов урожайные поля пшеницы, кукурузы, подсолнечника – своими громадными массивами радовали глаз.

            Началось село Каменка, я не узнавал сохранившиеся в памяти места. Вместо старых глиняных хат, покрытых соломой и камышом, стояли новые, большие и прекрасные каменные, кирпичные дома с разукрашенными верандами и крылечками, покрытые жестью и шифером, с такими же добротными надворными постройками, палисадниками и садами. По одному виду села чувствовался достаток и зажиточность. Было как-то радостно и приятно за людей, что они так живут, что им хорошо. Неузнаваемо изменилась Каменка.

            Подъехали в центр, где построен новый громадный дом культуры, рядом знакомое здание Сельского Совета (в период оккупации в нем было сельуправление). Недалеко МТС и знакомый дом Авдеевых.

            Часов в 7 вечера оказался на том месте, куда впервые, в это же время пришел 30 лет назад. Рабочий день окончился, в сельсовете, кроме дежурного, никого не было. Поздоровавшись, разговорились.

            Дежурный поинтересовался, к кому я приехал.  Прошло много времени, события еще помнились, а имена, фамилии забылись. Не забылась только фамилия Авдеевых. Показав на домик, я ответил, что к Авдеевым.

            - Дом-то тот, только Авдеевы в нем не живут, -  и он рассказал мне, что ему было о них известно.

            После освобождения Каменки нашими войсками Авдеева вернулась домой, работала директором школы. Где была и что делала во время оккупации, не знает, так как в армию ушел с первых дней войны, а вернулся после ее окончания. Ее муж  Авдеев - батальонный комиссар, погиб. Умерли сестра и мать Авдеевой. А сама Галина Григорьевна с двумя дочерями лет 8 назад переехала в г. Старобельск, но говорят, что и она недавно умерла.

            Это были печальные известия. Кроме Авдеевых не помнил ни одной фамилии, ни людей у которых жил, ни товарищей по группе. Стал расспрашивать о людях, у которых  жил, указав примерно, где какая была семья. Про одну семью он сказал, похоже, это Нарожные, но они в Каменке сейчас не живут, давно уехали. О второй семье, не помня точно места, где они жили, узнать не удалось.
Каменка – село большое, протянулось вдоль речки с востока на запад на 5-6 километров, здесь раньше было 4 колхоза.

            Здесь в центре я бывал редко, кроме Авдеевых никого не знал, и там, где жил, тоже никого не мог вспомнить. Ничего не оставалось, как возвращаться в Ворошиловград. Узнав, что уехать можно только утром в 5 часов, попросил разрешить переночевать в Сельском Совете.

            Остался невыясненным еще один вопрос - о товарищах. Спросил дежурного, может быть, он что-нибудь слышал или знает о дальнейшей судьбе местного парня, комсомольца, которого в декабре 1942г. схватили немцы, после взятия и расстрела трех офицеров СС. Его звали Иваном. Он ответил, что об Иване ничего не знает и не слышал. А вот кто брал офицеров у старосты, они здесь, среди них и мой сын.

            Я обрадовался:

            - Скажите где они?

            Дежурный  как-то сразу изменился и дрожащим голосом сказал, да вот здесь, рядом и показал рукой в сторону монумента, поставленного в память воинов Каменки, погибших в Великую Отечественную войну.

            Мы подошли к могиле, рядом лежал еще не установленный памятник, на памятнике изображены ордена Отечественной войны и надпись «Партизанам села Каменка, зверски замученным немецко-фашистскими оккупантами в 1942 году» и перечислялись фамилии.

            Указав на фамилию Кравцов, Андрей Романович, сказал:

            - А это мой сын дружил с Бабенко Николаем Артемовичем, который у них был командиром, учитель, Коркачев Дмитрий Васильевич, красноармеец Попов (имени и отчества его никто не помнил).  Всех их, и старосту сельуправы Коркачева Василия кто-то выдал, забрали в декабре 1942г., а нашли только в марте 1943г. в яру недалеко от Каменки, все были зверски замучены, изувечены, родственники с трудом узнали, похоронили здесь всех вместе, а старосту на кладбище. О чем комиссией сельского совета в марте 1943г. составлен акт. Родственники много писали и вот недавно привезли памятник.

            Я ничего не мог понять. Что произошло? Тот вечер, когда брали немецких офицеров, хорошо остался в памяти, но здесь что-то новое. Значит, кроме нашей группы в Каменке были партизаны? И Бабенко Николай был командиром?
Но ведь офицеров брала наша группа, командиром был я, местным членам группы я запретил входить в дом, чтобы их не опознали, и после не пострадали родственники.

            Как разобраться? Может быть, это ребята, которым мы дали оружие, приехав с Донцовки, и были во время взятия немцев, и когда мы ушли, кто-то их увидел и выдал. Все было непонятно, но ясно было одно, что их смерть связана с взятием и расстрелом немцев, даже если они и не участвовали в этом.

            Подошли еще несколько человек, но и они ничем не смогли мне помочь в розыске знакомых. Поинтересовались, был ли я раньше в Каменке? Я вкратце рассказал о моем пребывании в период оккупации и действиях нашей группы. Все к моему рассказу отнеслись пассивно, с каким-то недоверием. А доказать мне было нечем. Не обращая на меня внимания, они начали заниматься своим делом. Эти  пенсионеры собирались вечером забить «козла».

            Я задумался, что мне теперь делать. Уезжать нельзя. Мой долг — почтить память погибших товарищей. Нужно возложить венок или хотя бы цветы, но где взять? Невдалеке остановилась машина. И вдруг в памяти мелькнула мысль. Я спросил играющих, не помнят ли они женщину, что до войны работала шофером в МТС.

            Не задумываясь, мне ответили:

            - Конечно, помнят и знают - это Белоусова. Она и сейчас здесь живет.

           Фамилия была мне незнакома.

           - А какая у них семья?

           - Она, муж, трое сыновей, ответили мне, у них своя пасека.

           Данные не совпадали. Это не они. Я помнил другую семью, в которой жил несколько месяцев. Там были: бабушка, хозяйка, дочь - шофер с двумя маленькими детьми и два сына, одному лет 17, второму 19, но фамилия не Белоусовы.

           - Правильно,- ответили они, - Киля Белоусова по мужу, а до этого она была Калашникова. В селе только она одна была шофером.

           Киля! Точно! Вспомнилась и фамилия - Калашникова.

           Оставив вещи в сельсовете и спросив, где живут Белоусовы, я отправился к ним. Нужно было пройти километра два. Хотя село и сильно изменилось, но в памяти восстанавливалось что-то знакомое.

           Встретились во дворе. Передо мной была располневшая, пожилая женщина, сильно изменилась, но все равно знакомая. Поздоровались. Она смотрела на меня, не узнавая.

           - Не узнаете? Период оккупации,1942 год. Жил у вас.

           - Генка! - взмахнув руками, сказала она. -  Живой! Ведь говорили, что убит.
 
           Начали вспоминать. Я задавал вопросы, хотелось что-нибудь узнать о товарищах, но и она ничего не могла вспомнить.

           Вскоре подъехал муж, мы познакомились. С 1939 года и всю войну до 1945 года он прослужил в армии, вернулся инвалидом Отечественной войны II группы. Вкратце рассказал ему о прошлом и как попал в Каменку. Спросил, где мне можно заказать венок или достать хорошие цветы. Нужно почтить память погибших товарищей.

           - В Каменке не найдется, - ответил он. - Но это не проблема, машина своя, утром поедем в Новопсков.

           Будем в районе, нужно зайти в райком, подумал я, рассказать, что мне известно и может там, что выяснится о каменских партизанах. Спросить, как мне поступить с возложением венка. Мы ведь не были нигде официально зарегистрированы, как партизаны. А это - партизаны.

           Поехали за моими вещами в сельсовет. Увидев меня теперь со своим односельчанином, старики переменились. Снова, уже веселей завязался разговор. Сказал, что завтра поедем в район за венком, что я хочу зайти в райком и хотел бы записать фамилии расстрелянных ребят. Но Кравцов А.Ф. сказал:

           - Не надо писать. Возьмите копию акта, здесь все есть.

           Попрощавшись, мы уехали к Белоусовым.

           На второй день рано утром меня разбудили («сельский телеграф» уже вечером передал по селу новость), в комнате было полно народу. Надо мной склонился уже не молодой человек с заметной лысиной и смеялся.
            
            - Не узнаете?
            
            Я смотрел, не узнавая.

            И тут в памяти возникла картина. Зима, от сарая, оглядываясь по сторонам, ко мне бежит паренек с зеленой брезентовой сумкой с патронами.

            - Сумка! Патроны! - крикнул я, и мы начали обниматься.

            Это был Николай Нарожный, в семье которого я жил после Калашниковых. Замечательные люди! Николай с группой ребят уже месяц работали в Каменке в подшефном совхозе их завода, завтра должен был уехать. Как хорошо, что мы встретились.

            Нужно было узнавать следующего. Я смотрел, было что-то знакомое, но не мог вспомнить. Передо мной был тоже уже пожилой человек с палкой, со вставленными металлическими зубами, видно было после тяжелого ранения в челюсть.

            - А шашку помните?

            И опять вспомнилось. При выезде на операцию в Донцовку людей было мало. К нам напросился паренек лет 16-ти, для большего количества взял его. После возвращения, из Донцовских трофеев он попросил шашку, я дал ему ее. Он схватил и убежал домой. Больше с нами он никогда и нигде не участвовал. Но это был уже один живой участник, хотя только в одной операции. Он хорошо все помнил, что было в Донцовке. Но имени и фамилии его я так и не вспомнил. Да, наверное, и раньше не знал, что он Белянский Иван Данилович.

            Пришло много соседей и людей, которые знали меня, было что вспомнить и поговорить, а время не ждало -  мы спешили в Новопсков.

            В райкоме застали только дежурного, инструктора РК тов. Верещака П.И. Выяснив, по какому мы вопросу, он переговорил с кем-то по телефону и сказал нам, что 2-й секретарь райкома, ведающий вопросами агитации и пропаганды тов. Соловьев Сергей Дмитриевич сейчас занят, но просит подойти к нему в дом культуры, где проходит районное совещание, в перерыве он с нами побеседует.

            Во время встречи я рассказал Сергею Дмитриевичу о цели моего приезда, коротко о действиях нашей группы, о желании почтить память погибших товарищей, но не знаю, как поступить и что написать на ленте к венку. Ведь официально мы не партизаны, а на памятнике написано "Партизанам..."

            Сергей Дмитриевич внимательно выслушал и сказал, что это правильно и хорошо, что будет возложен венок, а на ленте так и напишите от кого венок: "Погибшим товарищам от командира "Игната" - Харитонова". Затем распорядился, чтобы тов. Верещак помог нам в изготовлении и приобретения венка (день был нерабочий, и нужно было разыскать работников, изготовляющих венки), а как управимся со своими делами, попросил зайти к нему в райком.

            Часа через два мы были в райкоме. Повторив более подробно свой рассказ, ответил на вопросы Сергея Дмитриевича, как я попал в Каменку, и как мы перешли линию фронта. Рассказал, как после этих событий снова был в этих местах, но уже по заданию командования, как мы с товарищем нагрузили подводы минами и снарядами и через линию фронта доставили к нашим. Снаряды брали в том селе, где жил наш комиссар группы - Петр Петухов. В этом селе были и другие события, связанные с нашей группой: разоружение полицейских, раздача хлеба колхозникам, обстрел немецкой легковой машины и прочее, но названия села я не помню.

             Сергей Дмитриевич принес карту района, но и это не помогло, названия сел были знакомы, но в каком именно селе что происходило, я не мог вспомнить. В памяти только остались Каменка и Донцовка, и сейчас вспомнил Ганусовку. Но это село можно легко найти, сказал я, найдутся люди, которые помнят, и участники перечисленных событий, Подтверждением в том, что мы там были, у меня сохранилось удостоверение, которое нам дали, посылая за снарядами. Я показал документ такого содержания.
                     Удостоверение
      Выдано Харитонову Г.Л. в том, что он по заданию партизанского отряда    
          направляется в район с. Каменка для выполнения спецзадания.

              Комендант г. Кантемировки              Полковник Кузин.
    
            Сергей Дмитриевич спросил, могу ли я оставить это удостоверение и акт сельского совета?

            - Пожалуйста, если нужно, - ответил я и отдал эти документы.

            Договорились на завтра о времени возложения венка. Сергей Дмитриевич  сказал, что он обязательно приедет.

            Забрав венок, мы вернулись в Каменку.



                ИЗ ПИСЬМА К МАТЕРИ МИТРОФАНА

            Здравствуйте, уважаемая Прасковья Прохоровна!

            Прежде всего, извините меня, что задержался с ответом на Ваше письмо. Больше 2-х месяцев меня не было дома, а когда приехал, меня ждало Ваше письмо, но сразу ответить не смог, сильно заболел, пролежал больше месяца, а чтобы ответить, нужно было побывать в собесе и юридической консультации.
Спасибо Вам за праздничное поздравление, которое меня очень обрадовало, но дальше Ваше письмо очень огорчило.

            После моего приезда в Каменку в ноябре 1974 г. я был полностью уверен, что имя моего товарища Митрофана Алексеевича Волошина, отдавшего жизнь за освобождение Родины, восстановлено, и что Вам назначена пенсия и оказана материальная помощь, как нам с тов. Ткаченко П.А. обещал секретарь райкома тов. Соловьев С.Д., о чем мы Вам  тогда сказали.

            Однако по неизвестной мне причине этого не произошло.
Материал о действиях нашей группы и ее участников должны были утвердить на бюро райкома.

            Дело в том, что наша молодежная антифашистская группа, или, как мы себя называли, партизанская группа, никем не назначалась и не утверждалась, действовала не по приказу, а по зову сердца, велению совести ее участников, которые что могли то и делали, чтобы нанести вред фашистским оккупантам (выводили из строя сельхозтехнику, распространяли листовки, обезоруживали и наказывали полицейских, раздавали хлеб колхозникам, чтобы его не отправили в Германию, уничтожали фашистов).

            Ежечасно рискуя быть схваченными карателями, сознательно не щадя своей жизни, вели неравную борьбу за быстрейшее освобождение нашей Родины.
В этой борьбе одним из первых был и Ваш сын – комсомолец Митрофан Алексеевич Волошин.

            Чтобы действовать успешно, мы должны были знать, что делается в соседних селах, нужно было иметь там своих людей для разведки. Этими людьми были ребята-комсомольцы, которых хорошо знал Митрофан, которые и выполняли его задания. Кроме него их никто не знал, и поэтому ему самому надо было поддерживать с ними связь.

            Когда наша группа перешла к активным действиям, было избрано руководство партизанского отряда (так мы стали себя называть). Голосованием был избран командир и комиссар, а Ваш сын был назначен заместителем командира по разведке. Но никто этого нигде не утверждал и никому не сообщал.
В конце декабря 1942 года, после уничтожения 3-х офицеров СС в селе Каменке нам необходимо было знать, что делается в Новороссоши и Новопскове. Митрофаном туда были посланы для разведки две девушки-комсомолки, эвакуированные с Ворошиловграда, которые жили в селе Каменка (к сожалению, их фамилий и имен я не помню). В тот день они должны были возвратиться. На  встречу с ними и был послан Митрофан в Каменку. При выполнении задания  он был схвачен карателями, которые устроили облаву в селе.

            Без Митрофана мы лишились связи с ребятами и уже не знали, что и где делается по селам.

            Было принято решение уходить в сторону фронта и прорываться к нашим. Для разведки, что делается в селах и где проходит линия фронта, в сторону Кантемировки были посланы два бойца с нашей группы, которые должны были вернуться через сутки в село Высочиновка, а если там нас не застанут, то на хутор, километров в пяти от Высочиновки.

            На следующий день, приехав в село Высочиновка к назначенному времени, мы ребят так и не дождались. Вечером выехали на хутор, а утром там встретились с красноармейцами-разведчиками и с ними перешли линию фронта. Пройдя спецпроверку, в составе армии все пошли на фронт изгонять и бить фашистских оккупантов.

            Считая свои действия в тылу врага незначительными, не заслуживающими внимания, мы никаких отчетов о действиях группы и ее участников не писали, а на месте этого тоже никто не сделал, так как не знали действительных участников и куда они делись. Поэтому ни в военных, ни в партизанских архивах никаких списков на участников нашей партизанской группы нет.

            В то время никто из нас не знал и о дальнейшей судьбе Митрофана, двух девчат, а также двух наших ребят, посланных в разведку к линии фронта.
Мы гнали фашистов на Запад. Много еще погибло друзей и товарищей. Но шла война, а на войне без потерь не бывает.Я был два раза ранен, войну закончил в Праге. В октябре 1945 г. как инвалид 2-ой группы из армии был демобилизован.

            В первые послевоенные годы было столько работы, что некогда было вспоминать что, где и когда делал в войну. Находясь далеко от мест, где проходили события, не переписываясь с товарищами, многое постепенно забывалось.

            Прошло 30 лет. В июле 1972 г. я был послан в служебную командировку в город Ворошиловград. Находясь недалеко  от места памятных событий периода Отечественной войны, где тогда пришлось участвовать, имея два свободных дня, захотелось побывать в тех местах, встретиться с товарищами, поблагодарить людей за помощь, оказанную в трудные дни оккупации, узнать о дальнейшей судьбе товарищей.

            И вот только тогда я узнал подробности, как был схвачен карателями Ваш сын Митрофан, как его избивали и тащили к центру села. Взяли тогда и других ребят: Бабенко И.А., Кравцова А.Р. Ващенко И.Ф, Коркачева Д.В., красноармейца Попова и старосту Коркачева В.

            Не зная истинных событий и участников, кто и как брали офицеров у старосты, многие считали, что это сделали Бабенко и другие забранные с ним ребята, и что когда попался Митрофан, он их выдал.

            Хорошо зная Митрофана, я, конечно, не поверил этим обвинениям.  Нашлись живые участники и люди, которые нам помогали. После разговора с ними стало известно, что их немцы  не забирали и даже не приходили. Правда, в селе были забраны все мужчины, которых допрашивали, пытаясь узнать, кто партизаны и кто им помогал, но ничего и не добились, потому что действительных участников мало кто знал, а кто и знал, то не выдал.

            А ведь Митрофан, будучи командиром разведки, всех знал — и кто где жил, и кто нам помогал, в каких селах и у кого мы останавливались, кто давал продукты. Где и у кого жил я и комиссар группы Петр Пастухов, однако он никого и ничего не выдал.

            И клевета на него, это чья-то работа, кому невыгодно было, чтоб была известна правда о действительных участниках и действиях нашей партизанской группы. Даже распускали слухи о «связи» местных полицаев с партизанами. Тогда как никакой связи не было. Единственное, обезоружив полицая Приходько Севастьяна, мы возили его с собой как приманку, чтобы легче было разоружить и других, и чтобы не подвергать опасности честных людей, заставили его выпекать для нас хлеб у него дома. А ездил он с нами потому, что ему некуда было деваться, после того как мы с его «помощью» обезоружили Донцовскую полицию.

            Уважаемая Прасковья Прохоровна! Я никогда не забуду Ваши слова в тот мой первый приезд в Каменку: «А где мой сын?». Эти слова не давали и не дают мне покоя, пока люди не узнают правду о Вашем сыне и что он сделал.
Тогда же я обратился в Новопсковский райком. По приезде домой послал письмо, примерную схему района, где действовала наша группа и свою фотографию, чтобы людям легче было вспомнить и рассказать, что знают о нашей группе и ее участниках.

            Затем обращался в обком и областную газету «Молодая гвардия» к тов. Ночовному Н.В., рассказал и написал о комсомольце Митрофане Волошине. Несколько раз звонил в Новопсков секретарю райкома т. Соловьеву С.Д. и в редакцию газеты т. Ночовному Н.В.
Но прошло два года, и никто ничего не сделал по восстановлению истины.
Наконец, в июне 1974 г. получил письмо от тов. Ткаченко Петра Антоновича, и по его приглашению приехал вторично в Каменку.

            Вместе с работником райкома тов. Верещаком П.И. и корреспондентом районной газеты  тов. Гурским В.А. за два дня встретились еще с несколькими живыми свидетелями и участниками событий 1942 г. в селах Каменка, Высочиновка, Марковка и Новороссошь.

            В селе Новороссошь нашлись люди, которые видели последние минуты жизни Митрофана Алексеевича. Немецкие палачи своими пытками не сломали комсомольца Волошина. Верный своим убеждениям, клятве своим товарищам, он погиб, но никого и ничего не выдал.

            Смерть Вашего сына – это не просто смерть бойца в бою, а Героический Подвиг. Он сознательно пошел на самопожертвование, чтобы спасти жизнь товарищам. До 50-ти человек могли быть уничтожены фашистами, если бы он, спасая свою жизнь, предал их. А так оставшиеся в живых товарищи уничтожили еще не один десяток, а может и сотен фашистов…

            Несмотря на мои неоднократные просьбы собрать уже известных участников, чтобы вместе все вспомнить и восстановить, этого не сделали. Ограничились малым. Организовали встречу с пионерами и колхозниками, на которой Вы присутствовали. Но материал об утверждении группы так наверно и остался не утвержденным.

            Я не знаю истинных причин почему? Или времени не хватило, или не захотели ворошить прошлое, ведь неудобно, что даже у себя в районе за 30 лет не восстановили истину. Может, решили, что действия группы незначительны и не заслуживают внимания. Одним словом, не разобрались и начатую работу до конца не довели...

Харитонов Г.Л. 31 августа 1976 г.
г. Баку



             СЕКРЕТАРЮ  НОВОПСКОВСКОГО  РАЙКОМА  КОМПАРТИИ УКРАИНЫ
                тов. БОГУШОВУ А.А.
            О т. ВОЛОШИНЕ Митрофане Алексеевиче, погибшем в годы
        Великой Отечественной войне в с.Каменка (тогда Марковского р-на)


            Прежде чем писать о Митрофане Волошине, немного о тех людях, кто воспитал таких как он, и что во многом повлияло на те события, которые произошли в с. Каменка в  1942 г.

            Это такие люди, как семья коммунистов Авдеевых, о которых мне много хорошего говорил Митрофан. Это они привили ребятам в школе беззаветную любовь к Родине, преданность нашей партии и Советской власти и непримиримую ненависть к врагам.

            Авдеев (не помню его имени и отчества) работал в селе Каменка начальником политотдела МТС, а затем директором школы, с первых дней войны ушел в армию в звании батальонного комиссара,  после ухода его заменила жена - педагог, коммунист Авдеева Галина Григорьевна.

            Я уже писал, как встретился с семьей Авдеевых во время эвакуации, как вместе попали в окружение. Когда Авдеева решила вернуться домой, то сказала: «Если вам не удастся перейти за Дон к нашим, то надо добраться, как-нибудь к нам в с. Каменку Марковского района, в районе наверняка будут созданы партизанские отряды, и я помогу вам попасть в отряд».

            Так в августе 1942 г. я попал в село Каменку в дом Авдеевых.  Сестра Авдеева сказала мне, что Галина Григорьевна, как вернулись домой, дня через два ушла из дома, боясь, что предатели выдадут ее, как коммунистку и жену комиссара, и что мне у них тоже оставаться нельзя, так как их дом под надзором полиции и меня у них могут забрать.

            В этот же вечер, она познакомила меня с парнем лет 17-ти, который был комсомольцем - Волошиным Митрофаном Алексеевичем. Митрофан рассказал мне, что перед уходом Галина Григорьевна имела с ним разговор. Предупредила, что если к ним в дом придет ребята-окруженцы (наверно, имела в виду нас), чтобы он и другие ребята-комсомольцы помогли нам устроиться в селе, чтобы осторожно подбирать смелых, преданных ребят, готовых вступить к партизанский отряд для борьбы с немецкими оккупантами.
            И я, и Митрофан были уверены, что Галина Григорьевна ушла к партизанам и скоро даст о себе знать. Так комсомолец Волошин М.А. одним из первых в селе Каменка стал на путь борьбы с фашистскими оккупантами и их пособниками.

            Слишком много прошло времени с тем пор, когда происходили эти события, многое забылось, а многого и я не знаю, что знают и помнят вместе его товарищи и другие участники нашей группы, односельчане. Что я помнил,  уже написал и рассказывал во время своего приезда в Новопсков в 1972-1974 годах и вряд ли что добавлю нового к тому, что уже известно из собранного материала, которого, однако, оказалось недостаточно, чтобы мать могла гордиться за сына, отдавшего жизнь за Родину и получать пенсию.

            Что мне известно о Митрофане Алексеевиче Волошине:

            1. Помогал ребятам, попавшим в окружение, устроиться в селе.

            2. Подбирал ребят, как в Каменке, так и в соседних селах, готовых с оружием в руках вести борьбу с немецкими оккупантами.

            3. Собирал сведения сам и через ребят о предателях, полицейских, старостах и прочих немецких прислужниках. (Их место жительства, чем занимаются, распорядок дня, какое имеют оружие).

            4. Собрал 7 листовок, сброшенных нашим самолетом в конце августа 1942г. с содержанием которых были ознакомлены не только жители Каменки, но и переданы ребятам в другие села.

            5. Принимал активное участие в порче сельхозтехники на молотьбе, на прессовке сена для итальянской армии и прочих работах, саботируя мероприятия фашистов.

            6. На праздник 7 ноября 1942 г. вывесил красный флаг на здании Каменской МТС.

            7. Готовясь к предстоящим активным действиям, собрал ценные сведения: где и у кого и сколько есть оружия и какого.

            8. Достав ракетницу и переодевшись, чтобы не опознали, с ее помощью в мед.пункте забрал необходимый перевязочный материал, бинты, индивидуальные пакеты и йод.

            9. Принимал активное участие в разоружении полицейских, как в селе Каменка, так и в соседних селах.

            В то время мы не знали, как поступать с предателями (старостами, полицейскими и прочими немецкими пособниками). С фашистами было все ясно - смерть немецким оккупантам. А ведь эти были когда-то нашими советскими людьми.

            Ненавидя предателей Родины, Митрофан предлагал беспощадно уничтожать всю эту нечисть. Но мы с комиссаром группы П. Петуховым не решались на это. Считали, что без суда это будет расправа с обезоруженными, самоуправство, нарушение Советской законности. (А жаль, что тогда не послушали Митрофана, многие и после нашего внушения продолжали служить немцам, участвуя в карательных операциях, а возможно и в пытках Митрофана и других наших ребят и военнопленных).

            Мы тогда решили, что, отобрав у них оружие, достаточно будет провести соответствующую разъяснительную работу и внушение (соответственно их дел). Особенно доходчиво и внушительно разъяснял им Митрофан.
Мне рассказывали в Каменке, что многие из них, отбыв положенный срок, вернулись домой, живут и здравствуют. Многие, конечно, не забыли наши внушения и наверняка злорадствуют, что кому-то удалось опорочить и запятнать честное имя патриота Родины - комсомольца Митрофана Волошина.
 
            10. Он разведал и подготовил сведения о Донцовской полиции: ее составе, распорядке дня, наличии оружия, тоже и о начальнике полиции с. Донцовки.

            11. В числе других пяти человек группы принял активное участие в разоружении Донцовской полиции, в результате чего было взято до полусотни винтовок, автоматов, карабинов, несколько ящиков патронов, гранат, ракет и ракетниц. Две пары хороших выездных лошадей с полным снаряжением и хорошими двумя пароконными санями.

            После воспитательно-разъяснительной работы с полицейскими в помещении полиции, мы решили провести и наглядную агитацию. Для этого раздев их до нательного белья и обрезав все пуговицы и завязки на кальсонах, предупредили, что на этот раз - милуем, но если они и дальше будут служить немцам - расстреляем. После чего разрешили бегом отправляться по домам. Было интересно смотреть, как представители немецкой власти - полицейские, поддерживая кальсоны руками, чтобы не потерять, днем по морозу на глазах у односельчан бегут по селу, спасаясь от партизан.

            13. Митрофан рассказал о многих нехороших делах начальница Донцовской полиции Нехаеве и предложил судить его самим, а приговор привести в исполнение, чтобы поручили ему. Мы согласились.

            Нехаева застали дома, спал после ночных «трудов». Обезоружили. Написали и зачитали приговор. Именем Союза Советских Социалистических Республик за измену Родине и его злодеяния перед народом приговорили к смертной казни - расстрелу.
Когда стали его вытаскивать из дома в сарай, прибежал один из наших ребят, стоящих на посту, и сообщил, что на дороге автомашина с немцами. Дорога проходила метрах в семидесяти от дома, по ней с Каменки к центру с. Донцовки, буксуя в снегу, медленно двигалась большая крытая автомашина, в которой было человек 25-30 вооруженных солдат.

            Мы решили в бой не вступать, слишком неравны были силы, а главное нельзя было рисковать таким количеством оружия и боеприпасов, которые были взяты в Донцовке, так необходимые для других ребят. Это и спасло тогда Нехаева: приговор не привели в исполнение, чтобы выстрелами не обнаружить себя и не привлечь немцев.

            У Нехаева конфисковали военное комсоставское обмундирование, снаряжение, бинокль (которое он раньше снял с наших людей, попавших в окружение), а также хорошие выездные сани и верховую лошадь с седлом.

            В 1974 г. в Новопсковске я узнал от жителей Донцовки, что Нехаев и сейчас живет в Донцовке, якобы он стрелялся, но неудачно, после чего ослеп на оба глаза. Наверно, он не забыл эти события. Хорошо их помнят и в Каменке, участник этой операции Белявский Иван и очевидец Белоусова Киля Ивановна.

            14. После взятия  оружия в селе Донцовке  появилась возможность перейти к активным боевым действиям и созданию партизанского отряда из местных ребят-комсомольцев и окруженцев   Каменки,  Высочиновки и других сел.

            По данным Митрофана, ребят, готовых вступить в партизанский отряд и вести борьбу с немецкими оккупантами, можно было набрать человек 60. Оружия и боеприпасов уже могло хватить на всех, но мы решили пока ограничиться небольшой боевой подвижной группой из 20-25 человек. Небольшой группой легче и быстрей передвигаться и при необходимости скрыться, легче решать вопрос с питанием людей и фуражом для лошадей. Да и объекта для операции, где бы нужно было иметь отряд более многочисленным, пока еще не знали.

            Голосованием был избран командир и комиссар (младший политрук Петухов Петр из с. Высочиновка), Митрофан Волошин был назначен заместителем командира отряда по разведке.

            Отряд состоял из ребят-комсомольцев разных национальностей: русских, украинцев, белорусов. Были и узбеки, таджик, грузин, армянин, мордвин, одного даже звали итальянцем (он носил старую итальянскую шинель). Нашу группу решили назвать партизанским отрядом им. Интернационала. Был заведен учет, как личного состава группы, так и ребят, которых при необходимости можно было взять, этот учет вел  комиссар П. Петухов вместе с Митрофаном Волошиным. Но списков на участников группы никто не утверждал, и никому их  не представляли, поэтому нет их и в архивах. Митрофан лично поддерживал связи и давал задания на разведку ребятам других сел.

            Для получения информации не только о соседних селах, но в других местах были посланы двое ребят из с. Ганусовки к линии железной дороги на участок  Кантемировка-Митрофановка, двое девчат в селах  Новороссошь  и Новопсков, и другие места, которые сейчас не помню. Чтобы действовать успешно, нужно было знать, что и где делается. Этим и занимался Митрофан.

            15. Участвовал Митрофан и в обстреле итальянского самолета. Однажды мы ехали из  Высочиновка в  Ганусовку. Над нами пролетел итальянский самолет, потом снизился и сделал второй заход примерно на высоте 80-100 метров, мы открыли по нему огонь, самолет задымил, показалось пламя, он сделал крутой вираж и скрылся за высотой в сторону Воронежской области. Через глубокие балки мы туда не поехали и окончательного результата не узнали.

            16. Принял активное участие в обезоруживании старшего полицейского с. Каменки и взятии 4-х офицеров СС дивизии "Мертвая голова", остановившихся на ночлег у старосты сельской управы Коркачева В.
Мы вечером приехали в Каменку, остановились недалеко от центра села. К нам прибежала девушка и сообщила, что у старосты остановились четыре немецких офицера. (Она и сейчас живет в селе Каменка, ее воспоминания и фамилию записал в июле 1974г. тов. Гурский В.А.).

            Мы решили обезоружить и взять сначала старшего полицейского Каменки Бабку Пелипа, чтобы затем с его помощью было легче проникнуть в дом к старосте и взять немцев.

            Митрофану было хорошо известно, где бывает вечером старший полицейский. Там его и застали. Отобрав наган, с которым он вышел на крыльцо от любовницы, предложили ехать с нами к старосте и постучать, чтобы он открыл ему дверь. По дороге, возле мостика, он вздумал достать и применить пистолет (подаренный ему немцами за убийство нашего военврача Федора), который мы не обнаружили. Пришлось остановиться и прикладом растолковать ему: как он плохо себя ведет, что от него требуется и что его ждет, если он еще раз посмеет что-то сделать или скажет лишнее слово старосте.

            В центре села нас ждала группа ребят, которые попросили дать им оружие и взять с собой бить немцев. Мы раздали штук шесть или восемь винтовок с патронами. Местным ребятам я запретил входить в дом к старосте, чтобы их не опознали и после не пострадали родственники и односельчане. Приказал им быть возле окон, и если нам не удастся взять немцев без боя, только тогда стрелять по ним через окна.

            На стук в дверь староста спросил «Кто там?» старший полицейский ответил, что он.

            В открытую дверь, оттолкнув в сторону жену старосты, вбежал я, следом Петр Петухов и Митрофан Волошин.

            Полураздетые немецкие офицеры готовились ложиться спать на приготовленную им на полу постель. Часть обмундирования и оружия лежала справа у стены на скамейке. Услышав команду «Хенде Хох!» и видя направленные в грудь наши автоматы, немцы были вынуждены поднять руки. Это были здоровенные верзилы из дивизии СС.

            Офицеров мы арестовали удачно, забрали их оружие, теплую одежду. У нас было три подводы. Погрузившись, мы повезли офицеров из дома старосты Коркачева на расстрел к Гелемееву яру. Здесь произошло неприятное событие.  Один из офицеров что-то крикнул, и все они бросились бежать. Троих мы убили, но четвертый сбежал,  и мы его не нашли. Позже мы узнали, что уцелевшему полураздетому  немецкому офицеру удалось все-таки добраться до своих и сообщить о случившемся.
            Последовала облава и арест всех мужчин как заложников до обнаружения виновников убийства немецких офицеров. Вот тогда-то и были схвачены Бабенко и другие  Каменские комсомольцы.

            В отношении немецких полицейских. Старший полицай Бабка Пелип был очень жестокий, заслуживал уничтожения. Не помню точно, как мы его отпустили после захвата немецких офицеров. Его расстреляли сами фашисты как предавшего их. Но это не меняет дела. Он был нашим врагом.

            Иначе я лично рассматриваю полицейского Севастьяна Приходько, который много ездил с нами (при захвате Донцовцской полиции), вольно или невольно оказывал нам помощь. Он также был схвачен и расстрелян фашистами, но по имеющейся информации никого из нас не выдал.

            В отношении полицая  N, который после войны добыл партизанский билет. Я очень возмущен этим. С его стороны допущен какой-то обман. Он распространял слухи о связи полицаев с партизанами, чернил и изживал из села действительных патриотов, как живых, так и мертвых - Митрофана  Волошина, Авдееву Галину Дмитриевну, Лисичкину (Лысенко Марию) и других, чтобы избавиться от свидетелей, которые могут его разоблачить…

Г.Л. Харитонов, 1976 г.



                ВМЕСТО ЭПИЛОГА

            Из письма Ткаченко П.А.:

            «Здравствуйте уважаемые Геннадий Леонидович и Вера Ефимовна!

            С тяжелым сердцем начинаю писать Вам это письмо. А надо!

            Получил я из Ворошиловградского обкома ответ на свое письмо о Каменской антифашистской группе, о необходимости ее утверждения в том объеме, в котором были собраны материалы мною с помощью работников Новопсковского райкома КПУ и тов. Гурского из редакции.

            Плохой ответ.

            В нем говорится, что Каменская группа утверждена, что ее руководителем был Попов и участники – четыре расстрелянные комсомольца (Бабенко, Ващенко,  Коркачев и Кравцов)!

            В нем, по сути, начисто отрицается факт существования Каменской группы в большем количестве участников под вашим руководством.
Видно в обкоме кто-то давно решил поставить точку и не давать себе труда разобраться в новых фактах.

            А покойный Соловьев видимо капитулировал, струсил и даже этот вопрос не поставил на обсуждение ни на бюро РК, ни на Партизанской комиссии, а нас с Вами обманывал насчет того, что будет вопрос решен положительно.

            Только головы морочил.  Добро нам двоим, а то ведь многим участникам группы и, по сути, всем жителям Каменки…

            Интересно, какую теперь позицию займет 2-ой секретарь РК Богушов Александр Антонович, который в апреле с.г. мне говорил, что доведет этот вопрос до конца. Ему я сегодня посылаю письмо.
            ..............

            Трудно преодолевать стену субъективизма и бюрократизма.
            
            .............

            Обнимаю Вас, дорогие.  Ваш Петр Антонович.
            17.07.1977 г.»





ОБ АВТОРЕ: Харитонов Геннадий Леонидович, родился в Смоленске в октябре 1923 года.  С началом Отечественной войны добровольно пошел в Советскую армию, написав письмо на имя Наркома обороны Ворошилову К.Е.  В октябре 1941 года был направлен в Новочеркасск в школу младших авиаспециалистов, затем  в Житомирское военно-пехотное училище, эвакуированное в город Ставрополь. С июля  по декабрь  1942 – участник описываемых Каменских событий. С января 1943 воевал в действующих войсках. Дважды был ранен:  в апреле 1943 года  – легкое ранение, в  январе 1944 – тяжелое. Для лечения был направлен в эвакогоспиталь № 4656 в Баку, где женился. После окончания лечения, получив инвалидность 2 группы, опять-таки добровольно  продолжил службу и закончил войну в Праге.  Демобилизовался из армии в октябре 1945 года.  До 1992 года проживал с семьей в Баку.  Умер в 1993 году, похоронен в Подмосковье.