когда отшумели все праздники 19

                Когда отшумели все праздники 19

     Лучше я начну с царя Гороха.
     Накануне Ирина перемерила пять или даже шесть нарядов перед дочерью. Наташка так устала от ее возбуждения, что ткнула в последний – блузка черная в веселенький красный и зеленый, и желтый горошек. Пояс широкий, блестящий. И шелковые брюки, пусть Левицкий поморщится. Левицкий предупредил, что всех будет ждать у ворот с приглашениями с 11.45 до 11.55, и ни минутой позже.
     До Штроссмаерово намести* на 17 трамвайчике Ирина доехала за сорок минут. Но, накинув на горошек один несчастный шерстяной свитер в виде пелерины, перемерзла, пока бежала под моросящим дождем к Российскому Посольству. А к нему, как помнила Ирина о первом своем визите туда, вели Палестины. В запасе оставалось всего пятнадцать минут, и она практически скакала, как кенгуру, сразу метра по три. Обгоняя старичков и старушек, обвешанных орденами.
     У ворот стояли единственные знакомцы – мама Наташи Волковой и  пан Зденек. Ирина встала около них как вкопанная.   Слава богу, пришла  и Галина Свинцова. Левицкий прибыл с женой в 11.50, отдал Ирине ее приглашение, и еще три (я ждать никого не собираюсь, к послу просто неприлично опаздывать), и они постояли еще минут пять, дождавшись Наташу Волкову, и тоже потянулись за чередой приглашенных.
     « По случаю 65-ой годовщины Дня Победы Посол Российской Федерации в Чешской Республике Е.П. г-н Алексей Л. Федотов и г-жа Татьяна М. Анисова имеют честь пригласить г-жу Ирину Беспалову на прием, который состоится…», с ума сойти, и Ирина госпожа.

     Дворец только на первый взгляд выглядит маленьким.  Пять лет назад  Ирина видела конференц-зал, в котором происходила встреча с посланцами Беслана,  и зал, в котором был фуршет, выходящий балконом на террасу. Здесь оказалась открытой целая анфилада. Но в начале пути, под бронзовыми люстрами широкого фойе, стоял посол. И каждому желающему пожимал руку. Как тогда сказала Синенькая – что ты ему в рот смотришь?! Нынче Ирина заглянула в глаза Его Превосходительству. Замечательные глаза.
     - Здравствуйте, Алексей Леонидович, - сказала она.
     - Рад Вас видеть, - ответил посол, пожимая ей руку.  Он так говорил, может быть, каждому, но Ирина, разумеется, восприняла все на свой счет. Крепкое, сухое, горячее рукопожатие. Жалко, что приглашение отобрали на входе. У всех отбирали. Наверное, для отчетности. Или, как сказал бы Эдди, «то-то посол беспокоился, вдруг Беспалова не придет».

     Во всех залах анфилады стояли столы, заполненные яствами. Красная рыба, зелень, свежие овощи, балыки, сыры, колбасы, паштеты… Хлеб белый и черный горами, горячие пирожки с капустой, с вишней, с творогом. Картофель запеченный, фасоль тушеная.
     В каждом зале у специального стола колдовал волшебник с волшебными напитками. Водка, вино, соки, минеральная вода. Три недели обжорства вдруг покинули Ирину. Она взяла себе  рюмку водки и томатный сок. Она прошла через все залы – и дошла до ветеранов: самые старенькие и самые заслуженые из них сидели за столами, ломившимися от деликатесов, и  довольно бодро ковырялись вилками в своих тарелках.
     Увидев знакомое лицо, Ирина рванула со своей рюмкой и бокалом к мраморной стойке у стены. Со знакомым лицом стояло лицо незнакомое. И это незнакомое лицо брезгливо пробрюзжало:
     - Тысячу человек приглашенных! Не продохнуть!! Половина из этих людей здесь вообще не имеет права быть!
     - Извините, - вдруг оскорбилась Ирина, снова восприняв все на свой счет,  - если Вы про меня, так меня пригласил сам посол. А уж ему ли не знать, кого приглашать. Я, например, победитель. Наш народ – победитель, а я – часть народа, я – сама народ! И сам народ – это я. И попробуйте мне доказать обратное, особенно сегодня.
     Незнакомое лицо ретировалось. Впрочем, и знакомое тоже. Зато, слава богу, нарисовался Блюменталь.
     - Марк, с Наступающим! – обрадовалась Ирина, - помогите мне выпить эту проклятую рюмку!!
     - Мне просто совершенно запрещено врачами, - сказал Марк Блюменталь, поэт, ветеран Великой Отечественной войны, - Но шут с ними, с моими врачами.
     - И с моими,  шут, - сказал подошедший Андрей Фозикош, - За Победу!
    - Наконец-то, вижу перед собой  мужчин, - сказала Ирина, и выпила эту проклятую рюмку. Ведь только первая идет тяжело.

     - Внимание! – прозвучал мелодичный женский голос по всем динамикам, расставленным в фойе, - Слово предоставляется Чрезвычайному  и Полномочному послу Российской Федерации… - и все ломанулись на второй этаж. Там, вместо пяти-шести залов первого этажа, располагался один, с небольшой сценой и большим количеством хрустальных люстр. Ни черта не удалось увидеть. Пришлось слушать. Величественные слова о Великой Победе. И вслед за Алексеем. Л. Федотовым, слово взял Президент Чешской Республики Вацлав Клаус. Ирина не вникала в его слова, повторявшие слова российского дипломата, но на «низком поклоне» и «не забывайте никогда, что Всемирная война закончилась здесь, в Праге», решила, что пойдет и накатит вторую рюмку.
 
     Только она поднесла ее ко рту, заиграл гимн России.
     Все, кто был с тарелками, или без, замерли даже как бы вытянувшись. Ирина беспомощно озирала стены, у которых стояли столы, и куда можно было бы поставить рюмку, но никто не шевелился, даже если и был с тарелкой, и она постеснялась. Так и простояла с водкой, как дура. А потом ее залпом выпила.

     И правильно сделала. Потому что вслед за гимном России заиграл гимн Чехии.

     А потом, само собой, казачий хор «Живая Русь» -  у ветеранов сами ноги в пляс пустились. Попадались, конечно, молодые генералы, но Ирина все больше льнула к старой гвардии. Незаметно так и приклеилась к мраморной стойке в последнем зале, где сидели самые старенькие. Самые бравые из них сгрудились у стола с напитками. Ирине удалось одновременно чокнуться с пятью генералами:
     - За Победу!
     Один из них, самый словоохотливый, рассказал, что свою первую награду, орден Красного Знамени, получил за то, что двенадцатилетним ребенком проник на территорию, захваченную немцами, и подзорвал целый эшелон с боеприпасами, вместе с семьюстами сопровождающими. Двенадцатилетний мальчик и семьсот мертвых. Врагов.
     Аж не по себе стало Ирине, и она пошла, пройтись по залам, может, все-таки чего-нибудь съесть. Вдруг увидела председателя Союза чешских писателей-коммунистов Карела Сиса. Она давно хотела его спросить, и подошла.  Сис прервал беседу за столиком с другом-поэтом. И даже представил собеседников друг другу. И не дал ей рта открыть, стал нахваливать рукопись, которую она в октябре передала ему лично в руки, так сказать, для взаимного перевода.
     - И вот еще то, что Вы читали на фестивале, про безотцовщину, - сказал Сис, - На меня произвело неизгладимое впечатление. Я хотел бы и эту рукопись.
     - Вышла книжка, - сказала Ирина, краснея, - Я не принесла ее сегодня, потому что посчитала бестактным лезть в такой день со своими книжками к кому бы то ни было.  Но вот на Международной книжной ярмарке с 14-го мая, на нашем стенде союза русскоязычных писателей,  можно будет ее приобрести.
     - Как мила эта смесь чешского языка с русским! – засмеялся друг-поэт, еще немного порассуждал о славянских корнях, и откланялся. А Карел Сис сказал:
     - Не хотели бы Вы что-нибудь выпить?

     Они бродили из зала в зал, везде подходя строго к столу с напитками, и ведя оживленный разговор, до тех пор, пока не оказались в последнем зале, уже у известной мраморной стойки:
     - А давайте выпьем на брудершафт? – предложил Сис.

     Когда он оторвался от ее губ, он сказал:
     - Ты удивительная женщина. Я влюбился в тебя в первую же нашу встречу.

                Ирина Беспалова,
                Май, 2010, г. Прага