Глава VI
Брат на брата.
Товарищ, винтовку держи, не трусь!
Пальнем-ка пулей в Святую Русь
А. Блок
Мимо станции «Держава».
Хотя большевики во главе с Лениным в стремлении прийти к власти, и играли в весьма опасную игру, хотя в поражении царской России в войне и развале Империи есть и их весомая лепта но, захватив власть, они повели совершенно иную политику. И уже вскоре дороги большевиков с их бывшими союзниками немцами и украинскими сепаратистами расходятся в совершенно противоположных направлениях. Так если ещё 2 (15 нов.) ноября 1917 года «Декларация прав народов России» провозглашает равенство и суверенность народов России и их право на свободное самоопределение вплоть до отделения. То, уже через месяц, 4 (17 нов.) декабря этого же года, после того как переговоры о перемирии начатые 20 ноября (3 декабря) в Брест-Литовске между Россией и центрально-европейскими державами (Германией, Австро-Венгрией, Болгарией и Турцией) закончились положительным результатом - Центральной Раде был предъявлен ультиматум с требованием признать советскую власть на Украине. И видимо бывший начальник штаба Верховного главнокомандующего России, служивший в Красной армии, генерал Бонч-Бруевич не зря писал: «Скорее инстинктом, чем разумом, я тянулся к большевикам, видя в них единственную силу, способную спасти Россию от развала и полного уничтожения». Терять все многовековые приобретения Империи Ленин не собирался. Не собирались признавать большевики и власть кучки авантюристов провозгласивших себя правительством не существующей нации украинцев – правительством русского народа юго-восточной окраины Российской империи. Можно конечно говорить о том, что правительство Ленина и большевиков мало чем отличалось своей легитимностью от Центральной Рады, что как и Рада, большевики являли собой самопровозглашённое, не законное правительство и это на самом деле так но, если бы, не одно но. За большевиками стоял народ, а это значит, что будь тогда не гражданская война, а законные выборы, УЦР и её идея оказались бы там где она и была на самом деле - в глубокой заднице. Это видно хотя бы из того что, когда на «3-м Украинском Военном Съезде» во время дебатов (10 ноября) один из ораторов сказал: «нам надо определить, с кем мы» — зал разразился криками: «с Лениным! с Лениным!, а чуть ранее (9 ноября) Киевский совет рабочих и солдатских депутатов, большинством 489, против 187, при 17 воздержавшихся, вынес благожелательную к большевикам и их действиям резолюцию. Популярность в народе большевиков подтверждают и немцы. Так министр иностранных дел Германии, 6 августа 1918 года писал представителю министерства иностранных дел в ставке, секретарю посольства Барону фон Лерснеру.
– «Генерал Людендорф телеграфировал мне:
- «Ваше превосходительство говорит, что мы могли бы с помощью имеющихся сейчас в нашем распоряжении войск защитить новое правительство России, за которое стоит народ. Это условие нас очень ограничивает, так как правительству, за которое стоит народ, не требуется наша поддержка, во всяком случае, внутри страны. Остается возможность использовать новые войска против Антанты на севере, против чехословков на востоке и против генерала Алексеева на юге, невзирая на то, какой режим находится у власти или придет к ней.
Большевистское правительство просило нас о таких действиях против наших врагов. Любое другое правительство – и мы должны это понимать – сразу же или в самый кратчайший срок станет другом и сторонником Антанты. В России у нас вообще нет достойного упоминания числа друзей. Если кто-то говорит Вашему превосходительству обратное, то он заблуждается.
Другим доказательством того, стоит ли за спиной нового правительства народ, является то, что оно приходит к власти с помощью народа. Большевики явно обанкротились, но мы еще не слышим ни о мародерстве Красной гвардии, ни о восстании русской деревни, которая заполнена вооруженными бывшими солдатами». И совсем иначе дело обстояло у Рады.
Как мы уже успели убедиться, сегодняшняя многоучёная болтовня о том, что уже в 1917 году на юго-западе России сложилось государственное образование «Украина» со своим правительством (Центральная Рада) и многомиллионным войском – такая же сказка, как и «Украінська держава часів Богдана Хмельницького». Даже в самом Киеве, в октябре месяце отчетливо обрисовались как минимум три силы: сторонники Временного Правительства, Центральная Рада и большевики. За пределами же Киева власть УЦР, как выразился Царинный, «кончалась». Так например, уже летом 1917 года некто Георгий Степанович Хрусталёв-Носарь, известный по петербургским событиям 1905 года председатель Совета рабочих депутатов, помощник присяжного поверенного, родом переяславский крестьянин, устроил республику под своим управлением. Он не признавал никакой другой власти, кроме своей собственной. В ноябре того же 1917 года в отдельную Донецкр-Криворожскую республику (ДКР) выделились Донбасс, юг и юго-восток Украины. И если разобраться то легитимность ДКР была куда выше, нежели законность Центральной Рады, ведь ДКР провозглашали делегаты, которых выбирали на всей ее территории. А миф, если речь заходит о ДКР, будто бы ее создание было санкционировано Лениным и его ЦК, не что иное как плод фантазии свидомых и националистов. Наоборот и Питер, и Москва всегда были противниками автономии Донкривбасса. И, когда 13 февраля 1918 года Артем отправил Свердлову телеграмму с уведомлением о создании ДКР, то в ответ уже через четыре дня пришел довольно раздражительный окрик Свердлова: «Отделение считаем вредным».
«Для того чтобы осуществить свои классовые, пролетарские, коммунистические задачи, рабочему классу на Украине нужно, обязательно нужно не отождествлять себя с русским языком и с русской культурой, не противопоставлять свою русскую культуру украинской культуре крестьянства, напротив, нужно всемерно идти в этом деле навстречу крестьянству». Так видел задачу рабочего класса один из сподвижников Ленина, украинский большевик Скрыпник. А так как Украинский Восток изначально был в основном пролетарским и не был украинским ни по языку, ни по культуре, то во имя “классовых, пролетарских, коммунистических задач” русское население Донбасса просто обязано было стать украинским. Большевики его, можно сказать, принудили стать таковым и выступили, во всяком случае в Донбассе, в роли украинизаторов русского народа подобно австрийцам и полякам Галичины.
У ДКР была и своя армия. Первоначально она насчитывала 8,5 тысячи штыков. Во многом в ее формировании помогла отошедшая с Румынского фронта 8-я армия. Первым её выборным командующим был А. Геккер, а 7 апреля его заменил П. Баранов. 5 апреля был создан полевой штаб Донецкой армии. К тому времени она уже насчитывала 13 тысяч человек. Это конечно не «четыре миллиона штыков» которые числились на бумаге у Центральной Рады, но зато эти 13 тысяч были реальными.
Даже когда Советская власть утвердилась в Донбассе окончательно, в феврале 1920-го в Юзовке (Донецк) прошел съезд волостных ревкомов Юзовского района, который заявил: «Съезд настаивает на быстром экономическом и политическом слиянии Донецкой губернии с Советской Россией в едином ВЦИК Советов». На печатях, которые сохранились на документах того времени еще отчетливо видно, что Юзовка считала себя частью РСФСР, а не УССР.
«Між тим ось що тоді робилося на Україні. В самім Київі, в осередку скупченя українскої національно свідомої інтелiгенції, большовицька московська агітація розкладала одну військову національну частину за другою, виривала в українського уряду одну опору за другою. Сердюцька дивізія полковника Капкана розпалася. В козацькому полку Павлюка теж почався розклад, і в той мент, коли Павлюкові хотіли дати наказ виступити, він почав доводити, що потрібно те, та друге, а нарешті заявив, що у нього в полку не добре» - вспоминал Скоропадский. А современный историк из свидомых С. Махун вынужден сегодня признать, что «…банкротство Центральной Рады, руководство которой теряло время в бесконечных стычках различных партий, было результатом не столько навязываемой извне политики, сколько внутреннего бессилия и, прямо скажем, отсутствия своего харизматичного лидера». Так имеют ли право свидоми утверждать, что в начале 1918 года имела место «інтервенція більшовиків на Україні»? Имеют ли они право говорить о вторжении большевистской России в Республику Украина?
«Після того як більшовики захопили владу в Росії, постало питання, хто ж прави- тиме на Україні. Не маючи достатньо сил, щоб розбити і Центральну Раду, й прибіч- ників Тимчасового уряду в Києві, які згуртувалися навколо штабу армії, більшовики вирішують на деякий час утримувати добрі стосунки з українцями, намагаючись водночас покінчити зі штабом армії (оплот Временного Правительства Н.Г.). 10 листопада в Києві вибухнули бої майже 6- тисячних сил більшовиків із штабом армії, в розпорядженні якого було до 10 тис. чоловік. У вирішальний момент Центральна Рада наказала 8 тис. своїх бійців прийти на допомогу більшовикам, змусивши штаб армії до евакуації з Києва». Так освещает эти события канадский историк украинского происхождения Орест Субтельный. Но иначе о них рассказывает очевидец тех событий А. Дикий. Он в частности писал: «Вечером 10 ноября отряд в 1.000 человек, составленный из участников казачьего съезда, юнкеров и офицеров — членов Союза Георгиевских Кавалеров, окружил большевистский Революционный Комитет, который находился во дворце (на Печерске) и целый день принимал делегации от отдельных украинских частей, которые заявляли, что, в случае столкновения, они поддержат большевиков, вопреки запрещению Центральной Рады». Завязалась перестрелка, а вскоре к месту событий прибыли несколько членов Рады, но не для активной поддержки большевиков, а для уговоров сдаться. Видя бесполезность сопротивления Революционный комитет сдался. Вскоре в городе вспыхнуло большевицкое восстание. «Три дня длились бои в разных частях города. – Повествует А. Дикий - Сражались сторонники Временного Правительства и большевики. Центральная Рада заняла позицию, определенно дружественную большевикам, хотя официально это не декларировала, а действовала исподтишка или косвенно… Отдельные же части, так называемой «Украинской Армии» совершенно открыто сражались на стороне большевиков». В итоге уже 17 ноября вождь киевских большевиков, Пятаков, телеграфировал Совету Народных Комиссаров: «дружными усилиями большевистских и украинских солдат и вооруженных красногвардейцев Штаб был вынужден сдаться».
В то же время Центральная рада сообщила для сведения населения, что «половина юнкеров высказала желание остаться в Киеве и перейти в Украинскую военную школу, а остальные выезжают на Дон в Новочеркасск», где, как известно, поднимал казаков против большевиков генерал Каледин. Сообщение вызвало взрыв негодования в рабочих и солдатских массах. 18 ноября общее собрание солдат вынесло следующую резолюцию: «Выслушав заявление товарищей о том, что юнкера Киевского военного училища и школы прапорщиков пехоты уезжают из Киева с оружием в руках, быть может, для организации нового контр-революционного восстания, постановили: обратиться в Революционный комитет и в киевский штаб округа с протестом в самой категорической форме против такого рода действий и настаивать на разоружении Юнкеров». Резолюция эта вызвала горячий отклик в массах, и они стали требовать от Ревкома Совета решительных действий для разоружения юнкеров. Протест в массах рос и грозил вылиться в стихийные выступления. Под давлением его Ревком обратился 19 ноября к Центральной раде, требуя разоружения юнкеров. Однако Рада не нашла, даже нужным ответить на это требование, а партийный Комитет киевских большевиков, боясь обострения с ней конфликта, отклонил предложение Бош перебросить в Киев на поддержку революционным рабочим против Рады части 2-го гвардейского корпуса из Жмеринки, настроенные большевистски, и в ответ на молчание Рады предложил Ревкому продолжать переговоры с Радой и настаивать на разоружении юнкеров. Тем временем юнкера уехали, а частью рассосались в Киеве, оставив при себе оружие.
Слабость и нерешительность киевского Комитета большевиков давали Раде повод для самоуверенности и обуславливали неудачу большевиков в Киеве «на Всеукраїнському з'їзді Рад, який, - пишет Субтельный, - вони самі скликали 17 грудня в Києві й який сподівалися поставити під свій цілковитий контроль. Але українські партії закликали на з'їзд своїх прибічників із села, переваживши близько сотні більшовицьких делегатів двома з лишком тисячами своїх. Розлючені члени невеликої більшовицької фракції покинули з'їзд, переїхали до Харкова, кваліфікували Центральну Раду як «ворога народу» й проголосили створення Радянської Української Республіки. Одночасно на Україну з Росії почали наступ більшовицькі війська». Но и тут живой свидетель тех событий А. Дикий, которого трудно заподозрить в симпатии к большевикам, опять рисует несколько иную картину происходящего и пишет: «А большевики между тем быстро и неуклонно завоевывали Украину. Но не штыками и пулеметами, не матросскими отрядами и красногвардейскими отрядами, как утверждают сепаратисты, искажая историю и замалчивая факты. Освоение Украины шло путем агитации и пропаганды большевизма среди самих украинских коренных жителей-украинцев, рабочих, крестьян и солдат «украинской армии». Он пишет что «…военных действий они не начинали, имея свой план захвата Украины без войны, с помощью большевиков и им сочувствующих самой Украины.
Провести это они хотели легально, путем решения «Съезда советов крестьянских, рабочих и солдатских депутатов Украины», который был созван в Киеве 17-го декабря, по инициативе трех организаций: Краевого Исполнительного Комитета Рабочих депутатов, Киевского Совета рабочих и солдатских депутатов и Главного Комитета большевистской партии Украины. Во всех трех организациях большинство было на стороне большевиков и их (теперь уже открытых) союзников — украинских «независимых эсдеков» и эсеров-«боротьбистов». Центральная Рада, предвидя решение Съезда, решила его сорвать и, по линии эсеровской крестьянской организации «Спiлка», собрала на этот съезд больше тысячи делегатов «Спiлки», которые потребовали право участия в Съезде с решающим голосом, против чего категорически возражали организации — инициаторы Съезда.
На этой почве уже в день открытия Съезда (17 дек.) дошло до споров, перешедших в потасовку, в которой более многочисленные делегаты «Спiлки» изрядно поколотили большевиков и захватили в свои руки мандатную комиссию и президиум Съезда. На следующий день Съезд продолжился в городском театре, причем победители сразу же все его руководство взяли в свои руки. Большевики протестовали, заявляя, что это не правильный Съезд, а совещание, решения которого ни для кого не обязательны и их представители-украинцы: Шахрай и Кулик, потребовали поставить на голосование вопрос о правомочности Съезда. Когда президиум им в этом отказал, они демонстративно покинули Съезд, собрались на совещание в здании Профсоюзов и решили перенести заседания Съезда в Харьков, где как раз в это время происходил «1-й Съезд Советов Донецко-Криворожской республики», на котором преобладали большевики. И хотя приняли там киевских незваных гостей не совсем любезно (как ни как иностранцы) но, тем не менее, 12 (25) декабря Съезд провозглашает Украину «Республикой Советов рабочих, солдатских и селянских депутатов». А 12 (26) декабря большевики образуют в Харькове украинское правительство в противовес Раде в Киеве. Так что и тут нельзя говорить, что Харьковское правительство Украины было сформировано по плану Ленина и что оно было, как любят сегодня его клеймить свидоми, «марионеточным». Если большевики его и планировали создать, то в Киеве и планировали его создание большевики украинские (Скрыпник, Пятаков, Бош, Затонский, Кулик и прочие). И то что Рада собрав толпу с улицы вынудила перебраться их в Харьков и там сильно обидеться, виноваты сами УЦРадники. Своей, можно сказать, хулиганской выходкой УЦР поставила себя вне закона. Отстояв, таким образом, от большевиков Киев, Рада не приобрела Украину. Киев, после того как Рада провозгласила свой IV универсал, практически, оказался в большевицкой осаде, причём осаде украинских большевиков и тех, кто их поддерживал в самой Украине. Так, в Донбассе большевики установили Советскую власть в Луганске, Макеевке, Юзовке, Горловке, Краматорске и в других городах сразу же после победы вооруженного восстания в Петрограде. В результате восстаний против Центральной рады Советская власть была провозглашена 29 декабря 1917 (11 января 1918) в Екатеринославе, 17(30) января — в Одессе, в январе — в Полтаве, Кременчуге, Николаеве, Херсоне. В руках местных Советов власть на рубеже 1917 - 1918 годов оказалась также в прифронтовых городах: Винница, Каменец-Подольский, Проскуров, Ровно, Луцк. При этом как-то совсем не видно было тех зарегистрированных Радой «четырёх миллионов штыков» готовых защищать украинскую Центральную Раду. В чём же дело – куда они делись? А дело в том, что большевики смогли показать людям ту гнилую натуру УЦР о которой сегодня старательно замалчивают наши историки.
Вскоре после Октябрьской революции, 7 (20) ноября 1917 года Центральная Рада обнародовала свой ІІІ Универсал, в котором «Украинская Народная республика» провозглашалась как часть российской федерации. Этим универсалом народу было обещано выполнение практически всех лозунгов Октябрьской революции: скорейший мир, «обеспечение всех свобод, завоеванных всероссийской революцией», национализация земли, 8-ми часовой рабочий день, местное самоуправление. В общем, всё в духе ленинских Декретов Совнаркома. И многие труженики-украинцы, особенно крестьяне, Раде поверили. Но Универсал был очередным обманом народа.
Когда на четвертый день после обнародования Универсала в Киеве состоялось собрание представителей банков, Союза сахарозаводчиков и земельных собственников, не понявших сначала задумки Центральной Рады и заявивших свой протест против отмены частной собственности, глава правительства Центральной Рады В.Винниченко успокоил присутствующих. «Универсал, — сказал он, — не решает вопроса о нарушении права собственности, а высказывает лишь взгляды Рады на этот вопрос».
Уже 14 ноября Центральная рада разослала на места свои «Разъяснительные циркуляры», в которых под страхом суровой ответственности запрещалось делить помещичьи и кулацкие земли, устанавливать рабочий контроль над предприятиями... Войска рады начали охранять заводы, помещичьи имения, разгонять местные Советы рабоче-крестьянских и солдатских депутатов, разоружать и принудительно, в закрытых товарных вагонах, вывозить из Украины революционные воинские части. Рада, так же, попыталась установить связь с представителями Антанты и белоказачьими атаманами, расстреливавшими рабочих Донбасса. Ну и кто скажите на милость будет уважать и поддерживать власть, которая говорит одно, а делает другое. Подумайте, - сегодня многие в Украине отлично знают, что это такое, ведь наша Центральна Рада и правительство мало чем отличаются от тех давно вымерших «динозавров» начала XX столетия.
Через три года после этих событий В.К.Винниченко в своей книге «Возрождение нации» как бы со стороны, взглянув на те события конца 1917 начала 1918 годов, напишет: «Украинские партии называли себя «социалистическими», заявляли, что «защищают интересы рабочих и крестьян», «стоят на почве социальной революции», что «Центральная рада есть не что иное, как Общеукраинский Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов... Но, — признавался В.Винниченко, — это была только фразеология, нужная в то время... Мы настолько мало были социалистами, что не допускали даже мысли о разрушении буржуазного государства... Мы решительно ничего не меняли в сути той государственности, которая была во времена Временного правительства. Мы ни одной основы ее не разрушили. Мы только сменили национальную форму ее — вместо сине-бело-красного флага мы повесили желто-блакитный... Мы неукраинцев заменяли украинцами. Но и пальцем не посмели тронуть господство буржуазного строя на нашей земле... Мы поддерживали, скрепляли и обороняли господство буржуазных классов на Украине». Большевики же немедленно отдавали «землю крестьянам, заводы рабочим». Какие перекосы у советской власти начнутся после – это, уже совсем другой вопрос. На данный же момент Ленин и его партия правильно поняли чего хочет народ, и народ за ними пошёл. Так что, как видите, паны свидоми, Рада сама дискредитировала себя и нечего кивать на Москву.
На Западном фронте в русской армии так же полностью властвовали большевики, и чтобы хоть как-то повлиять на сложившуюся ситуацию, глава Украинской рады фронта Василь Тютюнник в декабре отдал украинизированным частям приказ: бросить фронт и пробиваться к Киеву — на защиту Центральной Рады.
Все эти вышеизложенные факты стали поводом к тому, что советское правительство России обратиться к Раде с приведенным ниже ультиматумом:
ОБРАЩЕНIЕ
отъ 4 (18) декабря 1917 года
О ПРИЗНАНIИ СОВЕТОМЪ НАРОДНЫХЪ КОМИССАРОВЪ
НАРОДНОЙ УКРАИНСКОЙ РЕСПУБЛИКИ И О ПРЕДЪЯВЛЕННОМЪ
ЦЕНТРАЛЬНОЙ РАДЕ УЛЬТИМАТУМЪ ВЪ ВИДУ ЕЯ
КОНТРЪ - РЕВОЛЮЦIОННОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
«Исходя изъ интересовъ единства и братскаго союза рабочихъ и трудящихся эксплоатируемыхъ массъ въ борьбе за соцiализмъ, исходя изъ признанiя этихъ принциповъ многочисленными решенiями органовъ революцiонной демократiи - Советовъ, и въ особенности 2-го Всероссiйскаго Съезда Советовъ, соцiалистическое Правительство Россiи, Советъ Народныхъ Комиссаровъ, еще разъ подтверждаетъ право на самоопределенiе за всеми нацiями, которыя угнетались царизмомъ и великорусской буржуазiей, вплоть до права этихъ нацiй отделиться отъ Россiи.
Поэтому, мы, Советъ Народныхъ Комиссаровъ, признаемъ народную украинскую республику, ея право совершенно отделиться отъ Россiи или вступить въ переговоръ съ Россiйской Республикой о федеративныхъ и тому подобныхъ взаимоотношенiяхъ между ними.
Все, что касается нацiональныхъ правъ и нацiональной независимости украинскаго народа, признается нами, Советомъ Народныхъ Комиссаровъ, тотчасъ же, безъ ограниченiй и безусловно.
Противъ финляндской буржуазной республики, которая остается пока буржуазной, мы не сделали ни одного шага въ смысле ограниченiй нацiональныхъ правъ и нацiональной независимости финскаго народа, и не сделаемъ никакихъ шаговъ, ограничивающихъ нацiональную независимость какой бы то ни было нацiи изъ числа входящихъ въ составъ Россiйской Республики.
Мы обвиняемъ Раду въ томъ, что, прикрываясь нацiональными фразами, она ведетъ двусмысленную буржуазную политику, которая давно уже выражается въ непризнанiи Радой Советовъ и Советской власти на Украйне (между прочимъ, Рада отказывается созвать, по требованiю Советовъ Украйны, краевой съездъ украинскихъ Советовъ, немедленно). Эта двусмысленная политика, лишающая насъ возможности признать Раду, какъ полномочнаго представителя трудящихся и эксплоатируемыхъ массъ украинской республики, довела Раду въ самое последнее время до шаговъ, означающихъ уничтоженiе всякой возможности соглашенiя.
Такими шагами явилась, во-первыхъ, дезорганизацiя фронта.
Рада перемещаетъ и отзываетъ односторонними приказами украинскiя части съ фронта, разрушая, такимъ образомъ, единый общiй фронтъ, до размежеванiя, осуществимаго лишь путемъ организованнаго соглашенiя правительствъ обеихъ республикъ.
Во-вторыхъ, Рада приступила къ разоруженiю Советскихъ войскъ, находящихся на Украйне.
Въ-третьихъ, Рада оказываетъ поддержку кадетско - калединскому заговору въ возстанiи противъ Советской власти. Ссылаясь заведомо ложно на автономныя, будто бы, права "Дона и Кубани", прикрывая этимъ калединскiя, контръ - революцiонныя выступленiя, идущiя въ разрезъ съ интересами и требованiями громаднаго большинства трудового казачества, Рада пропускаетъ черезъ свою территорiю войска, отказываясь пропускать войска противъ Каледина.
Становясь на этот путь неслыханной измены революцiи, на путь поддержки злейшихъ враговъ, какъ нацiональной независимости народовъ Россiи, такъ и Советской власти, враговъ трудящейся и эксплоатируемой массы, - ка - детовъ и калединцевъ, Рада вынудила бы насъ объявить, безъ всякихъ колебанiй, войну ей, даже если бы она была уже вполне формально признаннымъ и безспорнымъ органомъ высшей государственной власти, независимой буржуазной республикой украинской.
Въ настоящее же время, въ виду всехъ вышеизложенныхъ обстоятельствъ, Советъ Народныхъ Комиссаровъ ставитъ Раде передъ лицомъ народовъ Украинской и Россiйской Республикъ следующiе вопросы:
1. Обязуется ли Рада отказаться отъ попытокъ дезорганизацiи общаго фронта.
2. Обязуется ли Рада не пропускать впредь безъ согласiя Верховнаго Главнокомандующаго никакихъ войсковыхъ частей, направляющихся на Дон, на Урал или въ другiя места.
3. Обязуется ли Рада оказывать содействiе революцiоннымъ войскамъ въ деле ихъ борьбы съ контръ - революцiоннымъ кадетско - калединскимъ возстанiемъ.
4. Обязуется ли Рада прекратить все свои попытки разоруженiя Советскихъ полковъ и рабочей красной гвардiи на Украине и возвратить немедленно оружiе темъ, у кого оно было отнято.
Въ случае неполученiя удовлетворительнаго ответа на эти вопросы въ теченiе сорока восьми часовъ, Советъ Народныхъ Комиссаровъ будетъ считать Раду въ состоянiи открытой войны противъ Советской власти въ Россiи и на Украине».
И война началась, если конечно можно назвать войной изгнание народом Малороссии самопровозглашённого правительства. Ведь ни кто иной как Глава Директории УНР В.Винниченко писал: «І не російський совітський уряд виганяв нас з України, а наш власний народ, без якого й проти якого, ще раз кажу, російські совітські війська не могли б зайняти ні одного повіту з нашої території. Цим, розуміється, я не хочу сказати, що російський совітський уряд не мав ніяких намірів воювати з нами й не посилав своїх військ проти нас, як це він увесь час підкреслював. Він хотів воювати, він воював, він і війська свої для того посилав. Але цих військ було надзвичайно мало, й вони не стільки билися з нашими військами, скільки організували повстанські війська й керували ними».
Не смотря на такое вполне ясное указание на то, кто действительно изгонял Раду из Киева и Малороссии, в сегодняшней истории Украины, чаще всего, можно прочесть о «ордах» или «полчищах Россиян», «бесчисленных бандах большевика Муравьёва» и «московской интервенции». Хотя, если здраво поразмыслить – откуда уже через три месяца после октябрьского переворота Ленин мог взять такую огромную армию. Это понятно даже тому, кто совсем не хотел бы этого понимать, но хоть как-то дорожит своей репутацией homo-sapiens, т. е. «человека разумного». Так, весьма авторитетный в кругах диаспоры историк, И. Лысяк-Рудницкий отмечал: «Легенда, що її треба здати до архіву, це казка про «надчисленні полчища» ворогів, що під їх ударами буцімто завалилася українська державність. У дійсності інтервенційні московські армії під час першої та другої навали (зими 1917—18 рр. та 1918—19 рр.) були відносно малі. Кремль до літа 1919 року не диспонував великою регулярною армією. Совєтська експансія була здатна поширюватися на ті країни, що їх їхнє власне безголів’я робило з них легку здобич». Иными словами, два вагона с украинцами на полном ходу проскочили станцию «Держава» - проспали.
По подсчётам специалистов, ссылающихся на архивные данные, в Украину из России в январе 1918 года прибыло 32 тысячи красногвардейцев и революционных солдат и матросов. При этом цель основной массы этого войска была отнюдь не Украина, а борьба с Калединым. Пройдя Харьков, 22 тысячи красноармейцев устремились через Донбасс в направлении Ростова на Дону. Командовал этим войском кадровый офицер, революционер со стажем, большевик-украинец Антонов – Овсеенко. Кстати, в то время (до марта 1918 года) он занимал должность народного комиссара России по военным и морским делам. В марте этот пост займёт Троцкий – еврей из Украины. Откликнувшись на призыв Ленина «Все на борьбу с Калединым!», армию Антонова-Овсеенко по пути пополняли рабочие и крестьяне востока Малороссии и особенно из Донбасса. Остальная часть войска большевиков направилась по левобережной Украине, через Екатиринослав и Александровск на Одессу, Николаев и Херсон. В задачу этой части армии входило отрезать пополнение армии Каледина войсками, и офицерами просачивающимися к нему через Украину с Юго-Западного и Румынского фронтов. Параллельной задачей было так же участие в установлении и закреплении в жизненно важных пунктах республики советской власти.
Из Харькова же, в направлении Полтавы, под командованием бывшего царского гвардии-полковника М. Муравьёва, который, кстати, был не большевиком, а эсером, выступил отряд всего лишь из 700 бойцов. Отряд этот состоял из сформированного в Харькове уроженцем Черниговской губернии В. Примаковым полка «червонного казачества» и одного бронепоезда. В тот же день в том же направлении двинулся отряд в 1200 штыков екатеринославских, донецких и московских рабочих под командованием Егорова, более трети которого (450 человек) были донецкими красногвардейцами, которыми командовал киевлянин, герой гражданской войны, будущий комдив легендарной Стальной Дивизии Д. Жлоба. В Полтаве в то время дислоцировалось пять тысяч солдат и офицеров, верных Центральной Раде, а это, если верить Д. Дорошенко, который считал, что у УЦР в начале года было не более 15 тысяч разбросанных по разным местам воинов – третья часть всего воинства Рады. Но не смотря на то, что войско УЦР в Полтаве более чем вдвое превосходило силы Муравьёва и Егорова, 5 января они сдали город без боя. А уже через несколько дней победители, пополнив свои ряды полтавскими красногвардейцами под командованием местного большевика С.Козюры, начали наступление по железной дороге через Гребенку — Ромодан на запад и северо-запад. Параллельно в направлении Киева началось движение других спешно формировавшихся отрядов. Численность таких формирований была незначительной, хотя они громко назвались «революционными армиями». Так, к примеру, в отряде Р. Берзина, наступавшего из Могилева через Гомель на Бахмач, и в отряде С.Кудинского, следовавшего из района Новгорода через Смоленск — Брянск — Калиновичи на Новозыбков, количество штыков едва превышало две тысячи в каждом. Суммарно же количество военных, принимавших участие в походе на Киев, было немногим более шести тысяч, хотя они были названы Восточным фронтом, а его главнокомандующим был назначен полковник М.Муравьев. Как видим силы большевиков подошедшие к Киеву были совсем не большие. Но, как пишет Орест Субтельный «…перевагою більшовиків на Україні були організовані їхніми прибічниками майже в кожному великому місті диверсійні повстання проти Центральної Ради. Найнебезпечніше з них вибухнуло 29 січня 1918 р. у Києві, коли російські робітники захопили «Арсенал», на кілька днів скувавши українські війська. Водночас трохи на схід від містечка Крути в останній великий бій із силами Муравйова, що наближалися, вступили загони Петлюри. Після запеклих боїв українці були змушені відступити. В оточення потрапив загін із 300 гімназистів, які всі загинули, їхня смерть здобула їм почесне місце в українському національному пантеоні». Нельзя говорить, что всё здесь написанное есть неправда, но, если брать во внимание тот факт, что история это все-таки наука, а строки эти принадлежат историку, то есть учёному, хотелось бы, чтоб этот историк, труды которого, сегодня, лежат в основе школьных учебников, и которыми рекомендовано пользоваться в высших учебных заведениях Украины, был немножечко пообъективнее и поточнее. Почему, например, он не объясняет, что делали или куда делись украинские рабочие «Арсенала» когда его захватили «російські робітники». Или сколько длились «запеклі бої» после которых «українці були змушені відступити» бросив в окружении 300 необстрелянных юнцов «гімназистів, які всі загинули». Кстати, из-за сосредочения на этом событии внимания буквально всех свидомых историков, создаётся впечатление, что бой под Крутами, чуть более чем в 100 километрах от Киева, в котором, якобы погибли 300 гимназистов, является, чуть ли не единственным серьёзным сопротивлением оказанным войсками УЦР наступающим «ордам» большевиков. Вот уже 90 лет это сражение, обрастает всё новыми и новыми легендами, подобно тому, как днище старого корабля обрастает кораллами, малюсками и ракушками. Я не напрасно привожу эту аналогию. Дело в том, что если время от времени не очищать корабельное днище от наростей, корабль может потонуть. Похоже, это грозит и нашей легенде. Дело в том, что свидоми сильно перестарались, выпячивая этот незначительный эпизод времён гражданской войны и из 300 «гімназистів» у них получились 300 спартанцев. Впрочем, это нормально – так бывает. Действительно такой бой был, действительно студенческая молодёжь проявила самые лучшие качества воинов, и погибали они как герои. Но не нормально то, что нам мало того, что они герои, мало и того, что они «всі загинули», нам надо сделать их мучениками, чтоб они «загинули» не так как все. Они у нас воюют окружённые, без патронов, и даже подымаются в атаку, они с оторванными ногами тянут куда-то пулемет, у которого давно кончились патроны, но мы не хотим, чтоб этот пулемёт достался «красным бандам»
В самом скромном виде развитие трагедии подают примерно так. У каждого юного защитника Крут «було всього по три обійми патронів. ...А треба вже воювать, бо несподівано підійшов ворог і почав обстрілювати їх кулеметним і гарматним вогнем. Через короткий час виявилась нова несподіванка: з бокової лінії з Чернігова підійшло кілька російських ешелонів і почали обстріл з тилу. Далі було таке: штаб ніяких приказів не шле, патронів і знаряддя бійцям не присилає. Усі патрони витрачені. Одна одним гармата, котра була у юнкерів, мусила замовкнути, випустивши останню шрапнель…» Или вот ещё так: - «До новоствореного куреня навіть вступили учні старших класів української гімназії ім. Кирило-Мефодіївського братства м. Києва. Таким чином, вдалося скласти дві сотні, на чолі яких поставили студента Українського народного університету – старшину (сотника) Андрія Омельченка.
26 січня прийшло повідомлення від загону юнкерів Аверкія Гончаренко з-під Бахмача, що вони негайно потребують допомоги проти наступаючих загонів більшовиків. Переважна більшість студентів не мала ніякої військової підготовки – швидко сформовані дві сотні не мали достатньої амуніції і навіть були погано озброєні. Однак для однієї сотні (116 чол.), яку відправили до Бахмача, відрядили потяг, і вже 28 січня 1918 р. вони дісталися від Бахмача до Крут, де було вирішено зайняти оборону».
Чтобы ещё более убедительно показать патриотический порыв молодёжи показывают в какую трудную минуту они решили выступить на защиту УЦР. «11 січня 1918 р. газета «Нова Рада» видрукувала таке звернення до «До українського студентства»:
«Прийшов грізний час для нашої Батьківщини. Як чорна гайворонь, обсіла нашу Україну російсько-«большевицька» грабіжницька орда, котра майже щодня робила у нас нові захвати, і Україна, одрізана звідусіль, може врешті опинитись в дуже скрутному стані. В цей час Українська фракція центру Університету св. Володимира кличе студентів-українців усіх вищих шкіл негайно прийти на підмогу своєму краєві і народові, одностайно ставши під прапор борців за волю України проти напасників, які хотять придушити все, що здобуто нами довгою, тяжкою героїчною працею. Треба за всяку ціну спинити той похід, який може призвести Україну до страшної руїни і довговічного занепаду. Хай кожен студент-українець пам’ятає, що в цей час злочинно бути байдужим... Сміливо ж, дорогі товариші, довбаймо нашу скелю і йдімо віддати, може, останню послугу тій великій будові, яку ми ж самі будували – Українській державі! Записуйтесь до «Куреня Січових Стрільців», який формується з студентів Університету св. Володимира та Українського Народного Університету, звідки, мабуть, ми будемо розподілені серед декотрих українських військових частин, для піднесення культурно-національної свідомості та відваги...».
Молодёжь, конечно же откликнулась на призыв, фактически, Центральной Рады. Война дело молодых. Все знают – на войне убивают. Знали об этом и члены УЦР. Ещё они знали, что защищать УЦР совершенно некому: «Центральная Рада, мобилизовавши своих сторонников, могла выставить против большевиков следующие силы: под ст. Круты — 150 чел. добровольцев из учащейся молодежи, совсем необученных, и около 100 украинских юнкеров, отступивших от Бахмача к Крутам; под ст. Гребенку — около 500 человек (300 — «Украинский Гайдамацкий Кош Слободской Украины», под командой С. Петлюры, и 200 человек галичан под командой Р. Сушка)… (Все цифры и данные взяты из книги Д. Дорошенко «История Украины» и ген. Удовиченко — «Украина в войне за державность»)» - пишет А. Дикий.
Раскручивая подвиг «дітваків» под Крутами, (особенно в наше время, в годы незалэжности) наши политики и химики от истории не заметили, как на фоне подвига «гімназистів, які всі загинули», всё ярче и ярче стала вырисовываться гадкая фигурка кровожадного карлика-уродца в лице УЦР. Заведомо зная, или, во всяком случае, догадываясь, чем всё это кончится, Рада посылает на совершенно ничего не способную изменить в расстановке сил, посылает на явную и бесполезную гибель горстку молодых ребят. Причём, посылает их почти всех, «никогда ранее не державших в руках оружия», «всього по три обійми патронів», необученных, раздетых, разутых… Выходит гордится то особо и нечем. Послали на убой пацанов, а сами в кусты? Получается, трагедия, на самом деле произошла не под Крутами, а раньше - в самом Киеве. Корабль начинает идти ко дну… SOS! SOS! SOS!... - Спасите легенду!
«Надо копать» - решает профессор Улянич. Спасти легенду могут только раскопки. (Дно корабля надо срочно чистить) Взявшись за дело, профессор Улянич перекопал всё находившееся под Крутами кладбище и «…довів, що загальна кількість вояків у зведеному формуванні захисників станції Крути становила 1065 козаків та старшин, у тому числі з таких підрозділів: Перша українська військова юнкерська школа імені гетьмана Богдана Хмельницького; Перша сотня студентського куреня Українських Січових Стрільців; козаки села Хороге Озеро; козаки села Кагарлик через річку від села Крути; загін сотника Твердовського; українська міліція села Пліски; бронепотяг — платформа Лощенка; бронепотяг Ярцева; бронепотяг полковника Алмазіва з артилерією та кулеметами; панцерники (броневики) підполковника Самійленка з кулеметами і гарматою.
Юнкерська військова школа і Студентська сотня в героїчній боротьбі боронили підступи з півночі на Київ, і не було всього того, що потім різні писаки розписували про Крути. Ті обвинувачували уряд, який, мовляв, дітей вислав, а набоїв не дав, що дітваки не вміли тримати рушницю у руках і т. д. і т. п. Це все неправда, і юнаки з Юнкерської школи, і дітваки зі Студентської сотні знаменито билися, і набоїв не бракувало, і ці молодики вміли тримати рушниці і виявляли чудеса героїзму».
Ну слава Богу, при помощи лопаты и прочего не хитрого копательного инструмента разобрались. Правда члены УЦР Д. Дорошенко и генерал-инспектор Удовиченко выглядят после всего этого не очень красиво, насчитав на то время всего лишь 750 защитников УЦР, вставших на пути «большевистских банд». Да и вообще если верить профессору Уляничу, то выходит что они, вместе с Субтельным и прочими «свідомими» - «вороги українства».
«Для чого ж вороги українства створили цю фальш, що триває й понині? – спрашивает профессор-чистельщик. И отвечает, - Відповідь очевидна – для зменшення довір’я й поваги до української влади».
Ясный перец, а для чего же ещё. Все эти «вороги» потому и с Украины слиняли, что в эмиграции безопасней «створювати цю фальш». Ведь весь этот бред, который захлестнул Украину после 90-х годов, не что иное как экспорт от украинской диаспоры Канады, США и прочих эмигрантов и диссидентов – в Советском Союзе о битве под Крутами знали, разве что единицы. Современным россиянам тоже мало чести праздновать победу над безоружными и необученными юнцами. Так кто создатель легенды? Спасибо Уляничу, теперь будем знать, где враг засел.
Только как же тогда быть с героями «які всі загинули»? – Герои были. Но они оказывается почти все остались живы, и уже «нападники втратили вбитими понад 300 красногвардійців». Уже веселее. Более того: «Факти свідчать, що в бою під Крутами оборонці української державності завдали агресорам нищівного удару й отримали переконливу військову перемогу. Бій тривав до пізнього вечора…», а из «розрахунків і таблиць», которые приводит В. Улянич выясняется что: «за поширеною серед військовиків формулою воєнного історика Броніслава Урланіса, на одного вбитого під час бою припадає чотири поранених і зниклих безвісти. Таким чином, ворог утратив 1500 вояків із загального числа 3000, тобто половину свого особового складу». Наш же урон по подсчётам профессора «складає 97 вояків». Вы скажете – «А кто же тогда были герои, о ком сегодня так горюет наш президент и прочие сострадальцы? – Были.
«В сум’ятті битви в полон потрапила розвідувальна рота (близько 30 чоловік) коли більшовики вже оволоділи Крутами. За свідченнями очевидців, з 27 полонених спочатку знущалися, а потім розстріляли». А где ещё трое? – Тишина.
А вот по мнению черниговского историка Сергея Лаевского, битва при Крутах была довольно обычным на те времена событием, и главная трагедия произошла уже после того, как основная часть защитников отступила. Всё было довольно банально и даже обидно.
Небольшой отряд молодых гимназистов, который нес дежурство в конце этой всей обороны, не успел отступить вместе со всеми. Наступили сумерки, и те юноши заблудились, блуждая по полям, они увидав огни на станции и направились прямо туда. Сергей Лаевский считает: «То ли был сигнал, о котором договаривались – что когда появятся огни – все собираются, но они пришли на станцию. Именно туда, где находились части Муравёва…» Вот так погибли герои. Пишут, что их зверски мучили, а потом расстреляли. Сколько их было? Перед вами результаты 40-летнего документального исследования вопроса, вошедшие в книгу С. Збаражского «Крути. У 40-річчя великого чину 29 січня 1918 — 29 січня 1956», увидевшую свет в 1958 году в Мюнхене и Нью-Йорке в издательстве «Шлях молоді». Книгу открывает следующий мартиролог.
«Згинули під Крутами:
Сотник Омельченко — командир Студентського Куреня, студент Українського Народного Університету в Києві.
Володимир Яковлевич Шульгин, Лука Григорович Дмитренко, Микола Лизогуб, Олександр Попович, Андріїв, Божко-Божинський — студенти Університету св. Володимира в Києві.
Ізидор Курик, Олександр Шерстюк, Головощук, Чижів, Кирик — студенти Українського Народного Університету в Києві.
Андрій Соколовський — учень 6-ї кляси 2-ї Української Київської Гімназії.
Микола Корпан з Тяпча, під Болеховом, Західна Україна. М. Ганькевич, Євген Тарнавський, Гнаткевич, Пипський — учень 7-ї кляси, родом з Західної України, розстріляний з 35-ма іншими на станції Крути, перед розстрілом перший почав співати «Ще не вмерла Україна», всі інші підтримали спів».
Итак, хотя здесь и фигурирует цифра 35 но имён приводится лишь 18. 18 бойцов-студентов, которых после возвращения Рады откопали под Крутами и перезахоронили в Киеве. С того времени никаких изменений в приведенный перечень внести никто не смог. Опять же - где остальные? Правда, Д. Дорошенко писал ещё о каких-то восьми «гимназистах», которых красноармейцы раненых отправили в харьковский госпиталь. Выходит, пытали, пытали, мучили, мучили – устали; сил не хватило всех замучить, и решили отправить «контру» в госпиталь - пусть специалисты этим занимаются. Так и запишем – остальных замучили врачи.
Да, я наверное, был не прав когда писал выше, что пользы от гибели молодых людей ни какой не было. Бой под Крутами на какое-то время задержал продвижение красноармейцев к Киеву. Возможно отступающие войска Рады взорвали мост или разобрали железную дрогу, но только к Киеву красноармейские части подошли лишь через пять дней после боя под Крутами. Скорее всего, эта битва сорвала запланированный совместный захват Киева как рабочими извне, так и красными войсками изнутри. Правительству Ленина наверняка было известно, что Рада готовит сепаратный мир с немцами, и они решили одновременной атакой на город и восстанием в самом городе, пользуясь фактором внезапности захватить и обезвредить всех членов Рады. Нет УЦР – нескем и заключать мирное соглашение. Во всяком случае 29 января (по новому стилю), в тот день когда шёл бой под Крутами, (чуть более чем в 100 километрах от Киева) в самом городе вспыхнуло восстание рабочих завода «Арсенал». К восстанию подключились многие районы Киева, а профсоюзы объявили в городе всеобщую забастовку, не работали даже водопровод и электростанции. К арсенальцам присоединились солдаты 3-го авиапарка и понтонного батальона, которые захватили на Печерске склады с оружием и боеприпасами, а также взяли под свой контроль мосты через Днепр, через который всё же удалось прорваться Петлюре с «сечевиками». Активные действия развернулись на Подоле, на железнодорожных станциях, возле Демеевского снарядного завода и на Шулявке. На третий день восстания на помощь рабочим-красногвардейцам пришли солдаты полка имени Сагайдачного.
«Считавшиеся самыми надежными первые украинские полки, сформированные в апреле-мае 1917 года, - полк им. Богдана Хмельницкого, полки Сагайдачного и Орлика - отказались защищать Раду и перешли на сторону большевиков. Положение Рады стало катастрофическим. – Пишет в своих воспоминаниях Полетика. - Гайдамакам и «синежупанникам» Рады (сечевикам) с помощью артиллерии и броневиков удалось подавить восстание во всех районах Киева, кроме Печерска, который оказывал сопротивление дольше всех. Пленных не брали. Захваченные с оружием в руках расстреливались тут же на месте. На Печерске битва была особенно упорной и яростной. Войскам Рады пришлось брать штурмом яры и обрывы Печерска. Центром сопротивления на Печерске был Арсенал. Примыкающие к Арсеналу дома и кварталы стали фортами защиты Арсенала. Войскам Рады пришлось разрушать их артиллерийским огнем. Упорные бои за Арсенал продолжались без перерыва 3 суток. Арсенал, окруженный кольцом гайдамаков и сечевиков, отбивался пока хватило патронов и снарядов. Трупы убитых и раненые валялись на улицах Киева, особенно на Печерске. Наконец, под защитой тяжелого броневика гайдамаки прорвались по мосту в Арсенал и начали уничтожение его защитников. Их расстреливали и у станков в мастерских, и во дворе у высокой каменной стены. Гайдамаки и сечевики приканчивали раненых. Это было 4 февраля».
А 5-го февраля к городу подошли большевицкие войска и начали артиллерийский обстрел Киева. Командовал красными полками эсер Муравьёв.
К тому времени в Киеве, как пишет в своих воспоминаниях («Украина в огне и буре революции») бывший премьер Исаак Мазепа, — «Центральную Раду защищают только две сотни куреня СС (сечевых стрельцов — галичан) и конный отряд «имени Гордиенка» под командой полк. Петрова. Остальной гарнизон столицы, если не с большевиками, то объявил нейтралитет. Нейтральные в тот момент были более опасны чем враги, ибо всюду было их большое количество и их выступление в тылах грозило нам ликвидацией».
В городе и Правительстве началась паника. Как передает в своих воспоминаниях тогдашний министр П. Христюк на своих постах осталось только четыре министра, а остальные «исчезли неизвестно куда, не подавая о себе никакой вести».
«Украинские войска покидали Киев не так, как оставляют родной город и столицу родной страны, - писал Полетика, - а как завоеватели, покидающие завоеванную территорию.
Украинские власти до последней минуты заверяли население Киева, что положение Киева прочное, хотя никакой надежды удержать Киев не было. Еще утром 26 января военный министр Украины Н. Порш клятвенно заверял население, что за положение Киева опасаться нечего и украинские войска отстоят Киев, а в тот же день 26 января между 11 и часом дня депутаты Рады во главе с М.С. Грушевским и правительство Рады во главе с Голубовичем бежали на автомобилях в Житомир, «позабыв» взять с собой или хотя бы предупредить о своем отъезде депутатов Рады от национальных меньшинств - русских, евреев, поляков и т д.»
«Об отступлении вообще мало кого успели оповестить; большинство членов Центральной Рады и лиц близких к Правительству не знали, что украинское войско покидает Киев и, проснувшись утром, с ужасом узнали, что город уже в руках большевиков». (Д. Дорошенко «История Украины»)
По всему видно, что появление под Киевом большевиков для всех было большой неожиданностью. Генералу Скоропадскому даже пришлось в спешном порядке выбираться из города ночью и пешком. «Сам я з Мартиновичем пішов з Київа пішки». Вспоминает он. «Коли ми проходили вулицями, місто робило огидливе вражіння. Повна темрява, стрілянина по всіх напрямках. Важко було зорієнтуватись, де свої і де большовики. Ми йшли, перебігаючи од одного захисту до другого». Остаток ночи, переночевав в казарме, «де проживали полонені Галичане», не дожидаясь рассвета генерал уже был на ногах - «Галичане радили мені швидче йти, бо инакше буде пізно. Я одягся і вийшов. Було темно. Я став прислухатися. В ріжних напрямках чути було стрілянину, десь здалеку чулися самітні вистріли. Вулиця, якою я йшов, була зовсім порожня. Я пішов вздовж вулиці, стараючись добратися до огородів. Я знав, що за огородами місцевість була порита канавами, в яких можна було знайти захист. Прийшлося пройти з верству, поки нарешті вдалося вибратись на огороди. На той час стрілянина стала значно сильніщою. Я зустрів ріденькі лави Українців. Коли я звернувся до них з запитаннями, щоб як небудь зорієнтуватися, я одержував непевні відповіді, які мені нічого не розяснювали. Тоді я рішив йти навпростець, що буде, те буде. За пів години я вже був в безпечному місці. Стріли чулися далеко ззаду. Я дійшов до шосе, воно було вільне. Зрідка зустрічалися селяне, які вказували мені охоче місця, обсажені большовиками. Ці місця я обминав і так дійшов до Жулян, а там вже пішов вздовж залізниці. Над вечір прийшов у Васильків. Од Київа до Василькова, здається 36 верстов. Я був дуже перетомлений. Заночував у одного жида, а другого дня найняв пару шкап і над вечір був вже в Білій Церкві».
Будущий гетман вовремя унёс ноги. Иначе ему было не миновать той участи, которая постигла большинство оставшихся в Киеве офицеров. По воспоминаниям Полетики во время красного террора в городе было расстреляно и «погибло более 2000 офицеров». Видимо на них Муравьев сгонял зло за задержку под Крутами и за ускользнувшую из его рук УЦР. Полетика вспоминает:
«Утром 27 января старого стиля советские войска вошли в Киев. В Киеве, таким образом, была установлена власть правительства Украинской Советской Социалистической Республики (УССР в дальнейшем) во главе с Пятаковым, но фактически власть была в руках командующего советскими войсками Муравьева. Это было первое знакомство киевлян с советской властью. Она продержалась в Киеве всего 3 недели, так как с 1 февраля на Украине был введен «новый стиль» по Григорианскому календарю. Поэтому в Киеве время сразу перескочило с 31 января на 14 февраля. Этот период трех недель получил у киевлян красочное название «пятаковщины» или «муравьевщины». Первое впечатление от носителей советской власти - солдат Муравьева - было потрясающим.
По Киеву ходила в списках поэма Александра Блока «Двенадцать». Люди, читавшие ее, со страхом и любопытством сравнивали двенадцать героев поэмы Блока с солдатами Муравьева. Разница между ними заключалась лишь в том, что Блок идеализировал и опоэтизировал своих героев, приписав им свои мессианистические настроения, которых на самом деле ни у «Двенадцати», ни у солдат Муравьева не было. Общим же для тех и других представителей большевистской пугачевщины (обоим «на спину б надо бубновый туз») были озлобленность, бахвальство, жажда мести, жестокость, неумолимость, склонность к «золотишку» и драгоценностям, к самогону и лихачам, к «Маруськам» и «Катькам толстоморденьким». Войска Муравьева принесли в Киев на своих штыках классовый террор. Первые дни власти большевиков в Киеве были полны ужаса крови».
Правда, уже на второй день по взятии Киева, там было сформировано новое правительство (харьковское) и главнокомандующим советскими войсками на Украине, был назначен двадцати однолетний Юрий Коцюбинский, сын известного украинского писателя, «тарасовца». (Вот уж действительно «пути Господни неисповедимы.) Уже в 1913 году в возрасте 16 лет он вступил РСДРП, большевик, в 1916 был мобилизован в армию; окончил Одесское военное училище, прапорщиков. С 1917 член Военной организации большевиков при Петроградском комитете РСДРП(б), комиссар Семеновского гвардейского резервного полка, начальник Красной гвардии и комендант Московско-Нарвского района (Петроград). Участник штурма Зимнего. Присутствовал на 1-м и 2-м съездах Советов. Возглавлял сводный красногвардейский отряд в боях с войсками Керенского - Краснова. На1-м съезде Советов Украины (декабрь 1917) избран в состав первого Советского правительства — заместитель народного секретаря по военным делам Украины. С января 1918 главнокомандующий советскими войсками на Украине; руководил операцией по разгрому националистических войск и освобождению Киева от Центральной рады; член Всеукраинского ВРК. После оккупации Украины немецкими войсками член повстанческого Украинского правительства и областного комитета партии, член Оргбюро по созыву 1-го съезда компартии Украины, член Всеукраинского центрального Военно-революционного комитета, с ноября 1918 член правительства Украины. Да, и вот ещё что - этот молодой «московский захватчик» был ровесником тех «защитников Украины» «гімназистів», что погибли под Крутами, а некоторые из них были даже старше его. Так, например, одному из погибших «дітваків» Владимиру Шульгину, младшему брату Александра Шульгина, которого впоследствии будут знать как министра иностранных дел в правительстве В. Винниченко, было тогда уже 23 года. (Информация к размышлению о «дітваках». Гайдар-Голиков в 16 лет командовал полком, был командиром полка и 20- летний комсомолец Пугачёв, а комсомолец Альберт Лапин в 19 лет командовал 30-й стрелковой дивизией в боях с белоказаками и Колчаком.) Такое уж было геройское время. И одним из героев этого времени чувствовал себя сын российского крестьянина, гвардии полковник царской армии победитель Керенского и Краснова, главнокомандующий войсками, наступающими на Киев тридцати восьмилетний Михаил Муравьёв. «Все громкое и необыкновенное любил Муравьев. С митинга на митинг, со свитой в необыкновенных формах скакал гвардии полковник, произносил невероятные речи о Пугачеве, Разине, о том, что «сожжет Европу». Таким описал его бывший прапорщик добрармии Деникина, известный писатель Гуль. Похожий портрет Муравьёва оставит и Антонов-Овсеенко, в своих воспоминаниях «Записки о гражданской войне: «Его сухая фигура, с коротко остриженными седеющими волосами и быстрым взглядом — мне вспоминается всегда в движении, сопровождаемом звяканьем шпор. Его горячий взволнованный голос звучал приподнятыми верхними тонами. Выражался он высоким штилем, и это не было в нем напускным. Муравьев жил всегда в чаду и действовал всегда самозабвенно. В этой его горячности была его главная притягательная сила, а сила притяжения к нему солдатской массы несомненно была. Своим пафосом он напоминал Дон-Кихота, и того же рыцаря печального образа он напоминал своей политической беспомощностью и своим самопреклонением. Честолюбие было его подлинной натурой. Он искренне верил в свою провиденциальность, ни мало не сомневаясь в своем влиянии на окружающих, и в этом отсутствии сомнения в себе была его вторая сила... Вообще этот смелый авантюрист был крайне слабым политиком. Избыток военщины мешал ему быть таковым, а плохой политик мешал ему быть хорошим военным... Фанфаронство не покрывало в Муравьеве смелость, которая в нем бурлила…».
«Наш лозунг — быть беспощадными!» - не редко можно было услышать от Муравьёва. И по-видимому из-за этого его принципа, сразу после взятия Киева, новое правительство Украины обратилось к Москве с просьбой отозвать Муравьева и больше не присылать. Но оттуда последовал приказ о назначении его с 14 февраля (31 января по старому ст.) командующим на Румынский фронт, где румыны, практически, захватили Бессарабию и двигались в сторону Одессы. Их надо было остановить.
26 января 1918 года РСФСР официально разорвала отношения с Румынией, приступившей к оккупации Бессарабии, которая ещё 28 декабря 1917гоба провозглашает свою независимость под названием Молдавская Республика.
Планы короля Фердинанда предусматривали создание Великой Румынии с включением части российского Причерноморья, в том числе Одессы. Этим планам противостояли лишь слабые островки советской власти. Одним таким островком стала Одесская Советская Республика, образованная 18 января 1918 года на части территории Херсонской и Бессарабской губерний. Численность вооруженных сил Одесской республики едва достигала 5–6 тысяч человек. Из них 1200 – кавалерия, до 1500 – пехота. Остальные представляли массу тыловиков, ездовых, обозников, выздоравливающих.
Ещё одной противящейся румынам силой стал Центральный исполнительный комитет Советов Румынского фронта, Черноморского флота и Одесской области (в ее состав вошли Херсонская, Бессарабская, Таврическая, Часть Подольской и Волынской губерний). Сокращенно организация называлась в духе того времени Румчерод. Она была образована на 1-м фронтовом и областном съезде Советов 10–27 мая 1917 года в Одессе. Большинство в Румчероде принадлежало меньшевикам и эсерам, поддерживавшим Временное правительство. Октябрьскую революцию они встретили враждебно. 16 декабря Главковерх Красной Армии Николай Крыленко и Военно-революционный комитет распустили Румчерод как не отражающий настроений и воли солдатских и матросских масс. На 2-м съезде Советов, начавшемся 23 декабря, был избран новый Румчерод, целиком признающий советское правительство и одобряющий его политику. Он состоял из 180 человек: 70 большевиков, 55 левых эсеров, 23 крестьянских депутата, 32 депутата от других фракций. Комиссары Румчерода занимались организацией отпора румынских войск, но сил явно не хватало. Поэтому, после нескольких стычек на Днестре Румчерод предложил румынскому командованию перемирие на период переговоров, которое и было заключено 8 февраля. Румыны не ожидали, что русские в состоянии оказать сопротивления, а главное, их армия тоже не здорово была расположена воевать и на переговоры согласились.
Направленная сюда армия Муравьёва, считая что, изгнав из Киева УЦР, она свою задачу выполнила, стала расходиться по домам. Муравьёву удалось решить и эту проблему: «Он разрешал бандам грабить и мародерствовать, - писал о нём Гуль, - но, ругаясь матерно, приказывал наступать и на румын: «Моя доблестная первая армия мрет под Рыбницей, а вы предатели не наступаете на Бендеры!» — кричал на митингах Муравьев». 20 февраля 1918 года войска под командованием Муравьева начинают наступление под Бендерами.. Подошедшим частям 8-й армии дана команда наступать на линии Бельцы–Рыбница. Об этих событиях истории гражданской войны известно мало. Возможно потому, что победы Муравьёва оказались напрасными, а возможно потому, что Муравьёв был эсером, а его войско действительно можно назвать бандами, ведь декрет ВЦИК о принудительном наборе в армию (мобилизации) и о революционно порядке в ней был издан только 29.05.1918 года.
В книге Соболева «Красный флот в Гражданской войне» об этом периоде сказано: «Сорганизованным частям нашей армии, создаваемым в этот момент Румчеродом, удалось в районе западнее Днестровского лимана задержать наступление противника, а несколько севернее, после боя у Бендер (110 верст к северу от устья Днестра), нанести поражение последнему. Между тем севернее руководимые тов. Муравьевым красногвардейские части 23 февраля 1918 года наносят румынам жестокое поражение у Рыбницы, на Днестре (100 верст северо-восточнее Кишинева), причем нами было захвачено до 40 орудий».
Успешные бои продолжались шесть дней. В результате румынский премьер Авереску 5 марта, подписал протокол о прекращении советско-румынского вооруженного конфликта и вывода румынских войск из захваченной территории России, советские представители, включая Муравьева, этот же протокол подписало 9 марта. Румыния обязалась в течение двух месяцев вывести свои войска из Бессарабии и не предпринимать никаких военных и враждебных действий в отношении РСФСР. Но этому договору не суждено было сбыться, в связи с заключением УЦР сепаратного договора с Германией. Румыния осталась на захваченных территориях прихватив Северную Буковину и еще ряд земель соседних государств, увеличив собственную площадь более чем в два раза.
Вернувшийся победителем в Москву Муравьев Был встречен с триумфом и по предложению Ленина должен был отбыть на Северный Кавказ командовать Кавказской советской амией. Но большевики Северного Кавказа, во главе с Шаумяном, видимо уже наслыханные о «геройствах» Муравьёва отказались от нового «главкома» о котором даже Дзержинский, глава карательных органов республики писал: «Комиссия наша неоднократно принимала свидетельства и обвинения, которые доказывали, что самый заклятый враг не смог бы принести нам столько вреда, сколько он (Муравьев) принес своими страшными расстрелами, предоставлением солдатам права грабежа городов и сел. Все это от имени нашей Советской власти он вытворял, настраивал против нас все население...».
Вскоре возникла конфликтная ситуация между большевиками и эсерами и Муравьев был предан суду Ревтрибунала и две недели находился в тюрьме, ожидая своей участи. Но в мае 1918 года, когда большевики и эсеры примирились, он был освобожден из тюрьмы благодаря просьбам левых эсеров, членов ВЦИК и Антонова-Овсеенко. А еще через месяц, 13 июня, недавний арестант был назначен, по указанию Ленина, командующим «главнейшего фронта республики» — Восточного, созданного после восстания чехословацкого корпуса. Там при попытке эсеровского переворота, он был убит на одном из заседаний в перестрелке с большевиками. (По понятиям - большевики забили ему стрелку и замочили). Так закончил свою бурную жизнь и карьеру «великого революционного полководца», герой побед одержанных красной армией над Красновым, УЦР и румынами Михаил Муравьев.
Как только не клянут сегодня Муравьёва свидоми, приписывая его жестокие «подвиги», его чуждости всему украинскому. А как же, он ведь иностранец – россиянин. Но, отнюдь, не оправдывая большевиков и Муравьёва, хочется указать на, мягко говоря, не очень доброе отношение к украинцам защитников Рады, наших героев. Кто они? Народ должен знать своих героев. По сути, едва ли не единственной боевой единицей защищавшей УЦР в то время был Украинский Гайдамацкий Кош Слободской Украины, который состоял из двух куреней — «красных» и «черных гайдамаков». Укомплектованный солдатами-фронтовиками, юнкерами, и сечевыми стрельцами из Галичины под командованием Е.Коновальца, А.Мельника, и Р.Сушко. Кош насчитывал всего одну тысячу человек. Его возглавил С.Петлюра, отправленный в декабре 1917 года в отставку за допущенные промахи в деле украинизации армии. Так вот, эти «герои» завалили улицы Киева трупами восставших против Рады киевлян не хуже иностранцев. Хотя, почему не хуже иностранцев - таковыми они фактически-то и были, не напрасно же о «сечевиках» говорили как об «австріяках, що не шкодують української крові». Только в самом заводе «Арсенал» ими было повешено и расстреляно свыше 400 человек, о которых сегодня почему-то вспоминать не принято. Наверное, потому что среди них не было родного брата министра УЦР. Спустя десять лет Роман Сушко будет вспоминать, что на Украине их «…везде принимали за чужинцев». Чужинцами они и были.
Од Київа до Берліна простягнулась Україна
26 января (8 февраля 1918 года по новому стилю) Центральная Рада бежала из Киева. Но, пока «сечевики» очищали город от повстанцев, пока студенты и юнкера сдерживали Муравьёва под Крутами, Рада кое-что успела сделать. Во-первых, она отправила своё посольство в Брест, на переговоры с германским и австрийским командованием. Во-вторых, 22 января она издала Четвертый Универсал. Дело в том, что небезызвестный нам немецкий генерал М.Гофман вполне доходчиво растолковал членам Рады, что «если они хотят иметь формальное право заключить мир независимо от того, заключит ли его Советская Россия, то украинское правительство должно формально провозгласить полную независимость Украинской Республики». Оно и понятно, иначе с кем, с каким царством-государством немцы договор заключать будут? И тогда УЦР, аки приблудный пёс, метит территорию - «брызнула» универсалом, провозгласив Украину самостийной державой. А ещё, для пущей важности, Генеральный Секретариат был преобразован в Совет Народных Министров. Его председателем стал Всеволод Голубович. После всего этого, подобно цыганскому табору, откочевало правительство с цыганским именем Рада в Житомир, вместив в свой табор, весь украинский народ и всю украинскую армию, в общем итоге, всех вместе аж 3000 человек, да и тех половина была из Галичины.
6 января представители Рады, возглавляемые Голубовичем прибыли в Брест, где большевики во главе с Троцким и Иоффе, а так же Бриллиантом – Сокольниковым и известной террористкой эсеркой Бизенко (все родом с Украины) с 22 декабря вели упорные переговоры с германским командованием. Переговоры продвигались очень даже нелегко, но - продвигались, и тут… - «Здравствуй милая моя, я тебя дождался…» – приїхали хлопці з України - справжні українці!
До этого украинские дипломаты уже вели переговоры с представителями Антанты, Германии и Австро-Венгрии. Получилось любопытное положение: Центральная Рада пыталась договориться сразу с двумя, а если смотреть в корень, то и с тремя взаимно исключающими сторонами.
И вот, к величайшей радости немцев представители «самостийной украинской державы» наконец-то явились в Брест, и, как утопающий за соломинку, Германия ухватилась за столь универсальных дипломатов. Не беда что делегация представляла интересы каких-то там 3000 человек, громко назвавшихся «державой». Мы на примере СВУ уже видели, что у нас украинцев так можно. У нас и сегодня так можно - президент, всех кто не с ним называет «зрадниками», хотя с ним-то, по сути, такой же «табор» как и 90 лет назад с Радой.
Так вот, приезд украинской делегации, резко отклонил от заданного курса стрелку на компасе переговоров. Если раньше стороны сходились на том, что «согласны немедленно заключить общий мир без насильственных присоединений и контрибуций», а германское командование даже шло на отдельные уступки выдвинутые Троцким. Например, чтобы не обострять отношения с Антантой, большевики требовали не переводить высвободившиеся по заключению мирного договора войска с восточного на западный фронт. С появлением же на переговорах украинцев даже от лозунга «Без аннексий и контрибуций» не осталось и следа. Германия стала диктовать условия. Поняв, бесполезность дальнейших переговоров, 29 января (11 февраля) Троцкий покинул Брест, заявив: «Мы выходим из войны. Мы извещаем об этом все народы и их правительства. Мы отдаем приказ о полной демобилизации наших армий... (можно подумать они были Н.Г.) В то же время мы заявляем, что условия, предложенные нам правительствами Германии и Австро-Венгрии, в корне противоречат интересам всех народов. Эти условия отвергаются трудящимися массами всех стран, в том числе и народами Австро-Венгрии и Германии. Народы Польши Украины, Литвы, Курляндии и Эстляндии считают эти условия насилием над своей волей; для русского же народа эти условия означают постоянную угрозу. Народные массы всего мира, руководимые политическим сознанием или нравственным инстинктом, отвергают эти условия... Мы отказываемся санкционировать те условия, которые германский и австро-венгерский империализм пишет мечом на теле живых народов. Мы не можем поставить подписи русской революции под условиями, которые несут с собой гнет, горе и несчастье миллионам человеческих существ». И хоть, на самом деле, за спиной у Троцкого ни каких армий уже и ещё не имелось, но сказано было сильно. Советская делегация ушла, хлопнув дверью. Правда пройдёт 2 недели и им придётся робко стучаться в эти двери, униженно прося милости, но это совсем другая история.
12 февраля на переговоры прибыли и представители харьковского правительства Украины, но для германского командования тот факт, что эта делегация, по сути, представляла абсолютное большинство народа Малороссии, значения не имел. Они заключили свой договор с теми, о ком даже сепаратистский историк Илья Борщак в «Le Mond Slave» (август 1929 г.) писал, что когда французский журналист Пелисье прибыл в Киев и обратился к французскому консулу в Киеве, хорошо знавшему обстановку, с просьбой устроить ему свидание с Грушевским, консул ответил: «Как? Вы хотите идти в Раду? Ведь, это же всё не существует! Нет ничего, кроме банды фанатиков без всякого влияния, которая разрушает край в интересах Германии. Ни Альбер Тома, ни другие французы, которые побывали в Киеве, не унизились до того, чтобы посетить Раду». Но интересы Германии, стоящей на грани поражения в войне, толкали её правительство даже на сотрудничество с «бандой» провозгласившей себя правительством не существующей державы.
Немецкие генералы возлагали последние надежды на решительный удар по армиям Антанты, а такую операцию практически невозможно было провести без ликвидации Восточного фронта и передислокации воинских частей. Поэтому-то и велись переговоры о мире с большевиками. Но большевики, к счастью для России, оказались народом неблагодарным, и быстро забыли о тех, кто помог им прийти к власти и которым они обещали развалить Империю. А между тем, экономика и в Австро-Венгрии, и в Германии не выдерживала такого напряжения, как война на два фронта, в обоих государствах уже начались голодные бунты. Слава Богу, министры из УЦР, направляемые папашей Грушевским, оказались более покладистыми, чем большевики. Правда для порядка они сначала пытались строить из себя настоящих дипломатов, и отстаивать интересы объявленной ими на прошлой неделе самостийности Украины. Графу О. Черни – главе австрийской делегации, пришлось даже секретной телеграммой вызывать испытанного временем и делами проходимца Николая фон Василко. Он надеялся, и не без оснований, что этот перевёртыш, румын по происхождению но украинец по профессии сможет убедить своих приятелей, таких же украинцев как и он быть более податливыми. Тот приехав, тоже для важности надул щёки, как ни как он ведь тоже украинец и даже уже лет 10 как не пользуется услугами переводчика при общении с украинским народом, но, тем не менее, 6 февраля Черни в своём дневнике запишет: «Становище прояснилось щей тому, що вчора при;хав лідер австрійських русинів Микола Василько. I хоча він, очевидно, захоплений ті;ю роллю, що тепер грють в Бресті його русько-укра;нські товариші, висловлю;ться тут більш національно шовіністично, ніш раніш у Відні, нам все-таки вдалося остаточно з‘яснувати мінімум укра;нських умог». Да и тот факт, что на переговоры явились представители ещё одного правительства Украины, оказался весьма кстати для Австро-Германского блока. Будучи абсолютно далёкими от хитростей дипломатии, представители Рады испугались, что те на кого они возлагают все свои надежды, вдруг предпочтут правительство украинских большевиков. Это быстро поняли ушлые германские дипломаты и без труда навязали дилетантам из УЦР свои условия. Ведь надо признать, что Рада, подержавшись за власть, хоть и призрачную, и кратковременно, всё же, как и большевики, несколько изменила своё отношение к своим западным благодетелям. Так, на заседании Генерального Секретариата 26 декабря 1917 года А.Шульгин, лишь тремя днями ранее возглавивший иностранное ведомство, говорил, что «незалежність нам підсовують німці і тому її не треба оповіщати» и предлагал «помириться с большевиками». А сторонникам немедленного провозглашения независимости генеральный секретарь отвечал: «...Німці признають незалежність України, але за це виторгують собі всі економічні впливи. З німецького боку насувається на нас велика небезпека. Треба спертися на всі живі сили Росії — нові республіки. Самостійність настрою мас не підніме і армії нам не утворить. А одночасно прийдеться вести дужчу війну з Росією; в цій війні треба буде опертися на Германію, на її військову силу, а в результаті Україна буде окупірована Германією...». Как видим, в Раде понимали, на что они шли, но всё же шли. Шли совсем не ради свободы (незалежності), а ради той ветреной бабёнки-кокетки, которая зовётся властью, которая, так, ради фарсу, дала потискать себя за сиськи, и рассмеялась в лицо, увидев, помутневшие от блаженства глаза целомудренных (в этом отношении) мальчиков из Рады и полную потерю у них рассудка.
Предварительные переговоры с украинцами вёл тот самый генерал Гофман, который утверждал впоследствии, что это он создал Украину. Во время переговоров делегаты Рады уже знали, что против правительства Центральной Рады поднялся весь народ. Им было известно, как быстро уменьшается та территория, над которой вроде как властвовала Рада. Было ясно, что только иностранные штыки могли их спасти. Они готовы были пойти на любое предательство, лишь бы добиться вооружённой помощи Германии. Они обещали дать немцам хлеб, продовольствие, руду, отдать под немецкий контроль железные дороги, при одном условии — поскорее двинуть немецкие войска на Украину. А потому в ночь, как и должно делаться всем тёмным и грязным делам, с 8 на 9 февраля (27 января) был подписан мир с Украинской Радой. В основу его было положено её обязательство поставить до 31 июля 1918 года для Германии и Австро-Венгрии — взамен военной помощи против большевиков — миллион тонн хлеба, 400 миллионов штук яиц, до 50 тысяч тонн живого веса рогатого скота, сало, сахар, лён, пеньку, марганцевую руду и т. д. В договоре так же отмечалось: «Евакуація окупованих областей Укр. Нар. Республіки, отже головно Волині й Холмщини, хоча має наступити безпроволочно після ратифікації мирового договору, але переведення цієї евакуації доручається комісії, яка по мовчазній згоді переводитиме цю евакуацію в пізнішому часі і поступнево. Ця угода дає нам змогу відкладати евакуацію на який схочемо час. Україна сама бажає, щоб окупація продовжилась ще довший час, бо вона не в силі перейняти на себе організацію краю»… После этого, на совещании высшего немецкого руководства 13 февраля 1918 года было принято решение, оказать помощь Украине в рамках общей военной кампании на Восточном фронте, которая должна была начаться 18 февраля после разрыва перемирия с Советской Россией. Заодно германское командование решило всё же заставить и советское правительство признать «справедливость» немецко-украинского договора и подписать так необходимый им мир на восточном фронте. Поэтому не успел Троцкий еще доехать до Петрограда, как генерал Гофман, с согласия Людендорфа, Гинденбурга и кайзера уже отдавал германским войскам приказ о наступлении на Украину, а заодно и на «колыбель революции».
Начатое наступление не встретило, как вспоминает Гофман, по сути, никакого сопротивления: «Мне еще не доводилось видеть такой нелепой войны, — писал Гофман. — Мы вели ее практически на поездах и автомобилях. Сажаешь на поезд горстку пехоты с пулеметами и одной пушкой и едешь до следующей станции. Берешь вокзал, арестовываешь большевиков, сажаешь на поезд еще солдат и едешь дальше». В результате таких «баталий» большевики вынуждены были 3 марта подписать унизительный, позорный Брестский мир, а к апрелю 1918 года практически на всей территории нынешней Украины хозяйничали германские оккупационные власти. На украинской территории появилось почти полумиллионное войско Центральных государств, военная администрация Берлина и Вены, а Украина была разделена на зоны влияния.
Сбылась наконец-то мечта самостийныков – Украина освободилась от «гнёта» России. Более того, Рада с гордостью могла констатировать тот факт, что её влияние распространялось не только на Киев, но и на всю Украину. Да что там на Украину – Рада была в фаворе везде, где сверкал германский штык.
Один из лидеров белого движения, русский генерал Деникин уже тогда не без основания считал: «В основу всей своей экономической политики Германия поставила: для настоящего — извлечение из Украины возможно большего количества сырья, для чего был затруднен или вовсе запрещен товарообмен ее с соседями, даже с оккупированной немцами Белоруссией; для будущего — захват украинского рынка и торговли, овладение или подрыв украинской промышленности и искусственное создание сильной задолженности Украины». То есть, Украина пожизненно становилась зависимой, - фактически колонией, так сказать, личной «дойной коровой» для всей Германии. Наконец-то, чёрт побери, сбылась мечта идиота - мы стали европейской державой. «Од Киева до Берлина простягнулась Україна» - шутили в те времена острословы.
Штабс-капитан Локотош (Сабов) в мае, возвращаясь с фронта, домой в Луганск через Киев, в своём дневнике запишет: «В Киеве немцы имели вид довольно потрёпанный, голодный и уставший. Всё у немцев серое – шинели, повозки, кухни, лица. Немецкие солдаты ежедневно посылают в Германию 12 фунтовые посылки. (Фунт = примерно 450 грамм Н.Г.) Германия и Австрия выкачивают из Украины хлеб, сало, сахар и пр. В Киеве покупают также электроарматуру и электрические лампочки большими партиями… Германское командование наладило железнодорожное сообщение, так как это выгодно, прежде всего, немцам. Из Киева в Екатеринослав ехал всего 12 часов. Из Киева в Берлин поезд идёт двое суток».
Но, приобретя себе такого «ценного» союзника как УЦР, Германия сразу ощутила охлаждение отношений с правительством Австро-Венгрии. Так из письма генерала Гренера генерал-полковнику Отто фон Мархталеру датированного 16-ым июлем 1918 года следует:
«Самый актуальный вопрос на Украине сейчас – это аграрный вопрос… Этот вопрос на Украине особенно осложняется тем, что почти все крупные земельные владения расположены западнее Днепра и находятся в руках поляков, которые являются подопечными Австро-Венгрии.
Вообще Украина вполне может нанести вред отношениям Германии с Австро-Венгрией. Здесь наши интересы и интересы Австро-Венгрии диаметрально противоположны и все предыдущие соглашения и договоры, которые мы заключили в Берлине и Вене об экономическом использовании Украины пока остались только на бумаге.
Что касается будущего самостоятельного и независимого украинского государства, то любой, познакомившись с обстановкой на месте, очень скептически отнесется к этой идее».
Как видим, Германия никакой самостоятельности предоставлять Украине не собиралась. Это подтверждает и австрийский принц Вильгельм Габсбург (Василь Вышиваный). В частности он писал:
«Німеччина заздалегідь приготовила замах стану на Україну, (заговор против Украины) з яким німецький генерал Айхгорн, шурин Скоропадського, вже дуже вчасно носився. Словом, Німці від самого початку думали не провадити української політики на Україні, а Австрія не оцінювала добре ні української справи, ні німецького становища в цій справі… Незадовго Німці розпочали похід на Україну. Хоч я знав, яку вони політику поведуть на Україні, одначе мимо того тішився, що Україну займають вони, а не Австрія. З тої простої причини, що з Австрією прийшли б на Україну Поляки, смертельні вороги українського народу. В півтора місяця опісля вмаршували на Україну також австрійські війська, головно по хліб і щоб не дати Німцям занадто вкорінитися. Зараз повстали між обома центральними державами великі непорозуміння на Україні із-за обсаджуваних територій та із-за команди».
Правда, ни в Австрии ни в Гемании единого мнения о будущем Украины пока что не имелось. И хоть некоторые политики в Вене ещё перед началом войны к «украинскому Пьемонту», (Пьемонт - административная единица Италии; вокруг Пьемонта в 1859—60 произошло объединение Италии) к Галичине надеялись, при благоприятных условиях, присоединить и Надднепрянскую Украину, но большинство политиков Австрии понимали, что сама Австрия с такой огромной вновь приобретённой территорией не справится. Они придерживались положения высказанного ещё в ноябре 1914 года австрийским министром иностранных дел Берхтольдом, который считал, что «наша главная цель в этой войне состоит в долгосрочном ослаблении России, и поэтому, на случай нашей победы, мы приступим к созданию независимого от России Украинского государства». Как видим, независимым оно должно быть только от России, потому как по утверждению австрийского консула Урбаса, без протектората нероссийской силы независимая Украина была бы не в состоянии противостоять России и Россия вновь бы русифицировала её. Поэтому выдвигалось три основных варианта: Украина под протекторатом Германии, Украина под общим протекторатом Австро-Венгрии и Германии и уния Украины с Румынией. Но для начала, как писал генерал Людендорф «Надо было подавить большевизм на Украине, проникнуть глубоко в страну и создать там положение, которое доставляло бы нам военные преимущества и позволило бы черпать оттуда хлеб и сырье». Сделать же это оказалось совсем не просто. И, наверное, если бы не «геройская» Украинская Армия Центральной Рады, то самим немцам там бы вовек не справиться. Во всяком случае, такое впечатление складывается, когда читаешь об этих событиях в воспоминаниях самих членов Рады. Вот, например, как описывает в своей книге «Укра;на в Вiйнi за Державнiстъ» генерал-инспектор Украинской Армии А. Удовиченко: «Главным направлением для наступления украинских сил была определена железнодорожная линия Сарны-Коростень-Киев. Несмотря на численный перевес Красной Армии, украинские части рядом упорных боев разбили врага и 1-го марта заняли Киев. Одновременно со стороны Казатина в Киев прибыл первый эшелон немецкой армии». (Чисто случайно – мимо проезжали и…) Напомню, Украинская Армия, бежавшая из Киева с Центральной Радой, по свидетельству украинских же историков и мемуаристов (Дорошенко, Христюк, Шульгин, Шухевич и другие), имела «около 3.000» и нет сведений, что их стало на много больше при возвращении, не взирая на то, что она была пополнена военнопленными «украинцами» из лагерей Австрии и Германии. Можно предположить, что пройдёт лет 50 или 100, и если наши политики и дальше будут писать историю Украины, то с подачи какого-нибудь Ющенко-2 у нас будет установлен мемориальный памятник в честь геройской Украинской Армии, которая в 1918 году разбила и изгнала «более чем стотысячное войско большевиков» и, возможно, даже к этому событию будет приурочено празднование «День Украинской Армии». Ничего, что наши воякы тонут в почти полумиллионной армии Германии и Австрии, оккупировавшей Украину, ведь то, что под Конотопом в 1659 году казацкое войско Выговского более чем на 2/3 было татарским, не мешает нам воздвигать памятник славной победе казаков над «москалями-загарбниками». Только вот украинский историк Д. Дорошенко, ни о каких «упорных боях» не сообщает и пишет что: «Украинское Войско двигалось вперед безостановочным, как бы церемониальным маршем». Правда, двигалось оно так потому, что «…известие о том, что немцы идут на Украину, молнией разнеслось по всему Правобережью и все кто были обольшевичены бежали в страшной панике от одной этой вести». Но всё равно, называть украинской армией немногим более чем 3000-ый отряд(пусть по некоторым данным 6000), наполовину состоящий из галицких СС, согласитесь как-то не красиво, а тем более приписывать этому «войску» какие-то героические бои и победы. Уж если с кем и «воевали» воины Рады при возвращении так это с несчастными евреями.
«Путь Рады из Житомира в Киев был обозначен волной еврейских погромов. - Пишет в «Воспоминаниях» Полетика. - Этот погромный маршрут начался в Новоград-Волынском (погром в январе 1918 г.), прошел через Сарны и Коростень (погром 17 февраля), Бердичев (погром в конце февраля) и Бородянку (23 февраля). На вокзале Бородянки в это время находился сам Петлюра. Делегация евреев из Бородянки обратилась к нему с просьбой о защите. Петлюра ответил, что ему некогда заниматься этим делом, и направил делегатов к своему помощнику. Тот заявил, что он не в состоянии что-либо сделать в защиту евреев Бородянки. Еврейскому населению Бородянки удалось откупиться от погромщиков деньгами. Дальнейший путь Рады в Киев шел через Коростышев (где войска, охранявшие Раду, подвергли порке 25 евреев) и Белую Церковь (где «вольные казаки» хулиганили в местной синагоге). Так как отряды большевиков поспешили отойти, а «герои» без подвига жить не могут то, «наступающие» войска УЦР как Тузик на шляпу накинулись на евреев. А потому правильнее, наверное, будет сказать так.
Не имея сил и возможности сопротивляться многократно превосходящим силам Австрийских и Германских захватчиков, большевики, были вынуждены покинуть Украину. Шести тысячная Красная Гвардия, разрозненные отряды которой возглавляли: И.Ю. Кулика – уманский, Е.Ф. Эдельштейн – винницкий, В. Марапульца – славянский, А.В. Гриневич – русско-сербский, В.Н. Боженко 1-й Коммунистический отряд, а также отряды В.М. Довнар-Запольского, Г.И. Чудновского, А. Дзедзиевского, В.И. Киквидзе и Червоные казаки Примакова, уже в конце февраля вынуждены были отойти на левый берег Днепра. Немало хлопот германскому командованию доставили «дружинники» легендарной анархистки Маруси Никифоровой (атаман Маруся) которые в апреле с боями вынуждены были отойти к Таганрогу. Но народ, русский народ на оккупированной Родине остался, и предательство Рады отнюдь не вызывало у него восторга. Он начал подниматься на борьбу с захватчиками и предателями, и возглавляли эту борьбу часто местные большевики, анархисты и эсеры. Во всех крупных городах существовало большевистское подполье, образовалось повстанческое правительство Украины, в глухих сёлах стали образовываться партизанские отряды. Так вернувшийся с фронта на родину подпоручик Николай Щорс уже в феврале создал в Сновске на Черниговщине партизанский отряд, а в марте он уже командовал объединённым отрядом Новозыбковского уезда. В Таращанском лесу один из героев гражданской войны Боженко Василий Назарович, который принимал участие ещё в изгнании Рады из Киева, из жителей нескольких сёл также сформировал партизанский отряд. Отряды Шорса, Боженко, «Червоные казаки» Примакова и другие повстанческие отряды уже летом 1918 года организуются в регулярные части украинской Красной Армии. В это же время ведут борьбу против немцев и Рады десятки крестьянских партизанских отрядов, которые даже не стояли ни на какой идейной платформе и которые вскоре станут известны в Украине как банды различных «батек» и «атаманов». Одним из самых известных в наше время и самый популярный в народных массах того времени, был великий тактик партизанской войны, анархист Нестор Иванович Махно.
Ещё в декабре, на Екатеринославском губернском съезде Советов, Махно выступал против украинцев-шовинистов членов «Селянской спилки». Вернувшись в Гуляй Поле, на волостном съезде Советов он призвал к вооружённой борьбе с армией Украинской Народной Республики: - «Это дубьё несёт на своих штыках смерть революции и жизнь врагам её» - говорил он. После оккупации Украины Махно возглавил в районе отряды «революционного повстанчества», которые совершали нападения на украинские и немецкие войска, отбивая у них оружие и продовольствие. Украинские и немецкие власти по достоинству оценили дерзость отряда Махно и отчаянную смелость его предводителя. Они объявили на него настоящую охоту, сожгли дом его матери и расстреляли старшего брата. К концу апреля 1918 года отряды Махно отступили к Таганрогу и там по решению конференции повстанцев самораспустились, но сопротивление не прекратили. Мелкие отряды внезапно появлялись то в одном, то в другом районе Екатеринославщины. Сделав опустошительный набег, они так же внезапно исчезали, чаще всего расходясь по домам, преображаясь в послушных и покорных властям селян. В мае 1918 года Махно отправился в Москву, где посетил Аршинова и других известных анархистов. Встречался он там и со Свердловым и Лениным, который произвёл на Махно большое впечатление, хоть и вызывал у него недовольство тем, что был причастен к недавнему разгрому анархистских организаций в Москве. Приехав в Гуляй Поле Махно вновь возобновил борьбу с оккупантами.
Наши современные идеологи часто и густо любят выставлять Москву и россиян в роли этаких злодеев-захватчиков, которые только тем и занимаются, что нападают на соседей и захватывают чужие территории, – империалисты. Украину же рисуют в виде такой себе безобидной, мирно пасущейся овечки. Но так ли это? Вспомните, как первые гетманы ещё несуществующего государства пытались захватить Молдавию и подмять под гетманскую булаву Белоруссию. Таким же агрессором оказалось и правительство первой, образовавшейся с помощью австро-германских штыков Украинской Народной Республики, которое даже не имея своей армии уже в апреле 1918 года вторглось в пределы соседнего суверенного государства Донецко- Криворожской Республики.
Шестого апреля 1918 года газета «Известия Юга» опубликовала воззвание правительства ДКР «Всем. Всем. Всем».
«Киевское правительство Рады вторглось в пределы нашей Донецко-Криворожской Республики,
Мы, Правительство Республики, заявляем: Никакого мира без признания нашей Республики обеими сторонами быть не может…
Мы заявляем, что Киевское правительство не может ссылаться, завоевывая нашу республику германо-австрийскими штыками, ни на какие исторические и другие права, кроме права на завоевание. Киевскому правительству должно быть известно, что мы как особое объединение, существуем с первых же дней после свержения династии Романовых и как Республика – со времени Октябрьского переворота.
Таким образом, притязания Киевского правительства на захват нашей территории ничем, кроме грабительских стремлений Киевского правительства, объяснены быть не могут».
Это информация и для тех, кто любит развешивать для просушки на уши лапшу, доказывая, что Ленин не мог допустить отделения Украины от России, так как Украина это хлеб, металл, уголь и прочее. Так вот, это УЦР и её хозяева из Германии не могли допустить, чтобы отделилась суверенная Донецко-Криворожская Республика, так как ДКР это хлеб, металл, уголь и прочее.
ДКР отчаянно боролась с врагом на фронте и в тылу. До самого освобождения Донбасса в подполье действовал обком Донецко-Криворожской республики. Армия республики дала таких героев гражданской войны как Артём (Сергеев), Пархоменко, Ворошилов и много других ярких личностей проявивших себя в боях с войсками Центральной Рады и иностранных захватчиков.
В самой Украине возвращение Центральной Рады многие тоже встретили враждебно. Зажиточные крестьяне враждебно восприняли планы национализации земли, бедные крестьяне земли вообще не получили, отношения с рабочими были крайне обострены из-за расстрела восставших «Арсенала», а все вместе осуждали за сдачу Украины иноземным войскам, которые стремились выкачать из нее продовольствие. Недовольны украинским правительством были и их хозяева из Германии, которые понимали, что правительство УНР ничем не управляет, не имеет никакого авторитета и административного аппарата для сбора и отправки обещанных миллионов тонн зерна. Крестьяне при советской власти уже забрали землю помещиков, и враждебно относились к немцам, стремившимся вернуть землю её бывшим владельцам, и зерно им отдавать не хотели. Железнодорожники не получали зарплату и чтобы отправить собранное зерно, порядок на дорогах приходилось наводить самим немцам. «Чем меньше встречали немцы на своем пути порядка, тем больше росла у них мысль о необходимости, по возможности, самим брать все в свои руки, чтобы обеспечить себе транспорт, снабжение и собственную безопасность - писал Д. Дорошенко. - В Киеве на улицах все митингуют. И несмотря на такой хаос вовсю процветает «светская жизнь» парады, театральные представления и освящения знамен...».
А представитель австрийского правительства в Киеве граф Форгач, писал в своем донесении в Вену, что он тщательно ищет среди нынешнего возглавления Украины людей, если не широко образованных, то хоть просто разумных, но не находит их. «Все они, — писал он, — находятся в опьянении своими социалистическими фантазиями, а потому считать их людьми трезвого ума и здравой памяти, с которыми бы было можно говорить о серьёзных делах, не приходится. Население относится к ним даже не враждебно, а иронически-презрительно».
«Непопулярность и неподготовленность украинского правительства, его полная зависимость от немцев, дикие и обидные формы украинизации, отталкивавшие одних и не удовлетворявшие других, — восстанавливали против власти большевистское и противобольшевистское население городов, настроение которых сдерживалось присутствием австро-германских гарнизонов. Полубольшевистские лозунги универсалов и провозглашение социализации земли подняли анархию в деревне, до тех пор сравнительно спокойной. Требование разоружения и приемы, употреблявшиеся для выкачивания хлеба из деревни, усиливали волнения. Вмешательство фельдмаршала Эйхгорна, объявившего в приказе, что урожай принадлежит тому-помещику, или крестьянину — кто засеет поля, вызвало только озлобление и в раде и в крестьянстве. Все это грозило прервать сообщения в крае и возможность его эксплоатации немцами. И потому немецкая власть решила устранить раду.
5 апреля был заключен договор между фельдмаршалом Эйхгорном и бар. Муммом, с одной стороны, и Скоропадским,— с другой, о направлении будущей украинской политики.
10 апреля австро-германцы спешно закончили и подписали «хозяйственное соглашение с Украинской народной республикой», чтобы одиум его лег на раду, не на гетмана. 13-го фельдмаршал Эйхгорн ввел военное положение, с применением германской полевой юстиции, а 16-го при обстановке почти анекдотической немцы разогнали раду и поставили гетманом всея Украины генерала Скоропадского.
- Народ безмолвствовал» - вспоминает Деникин. ( Даты приведены Деникиным по старому стилю)
«Гетманшафт»
Будучи человеком военным, и кое-что в своём деле смыслящем, к тому же не лишённый тщеславия, генерал Скоропадский был крайне возмущён тем фактом, что, когда с поста военного министра за некомпетентность был снят Петлюра, то вместо него назначили такого же некомпетентного в этом деле Порша. Более того главнокомандующим всеми вооружёнными силами был назначен какой-то полковник Капкан – «…з цим призначеням я примиритись не міг, по причинам і службового і особистого характеру» - вспоминает генерал. А потому, далее пишет в своих воспоминаниях Скоропадский, «…віддавши команду над 1-им Українським Корпусом ґенералові Гандзюкові, я оселився в Київi як приватна людина». Но «приватной людиной» пробыл он не долго.
Отлично зная, что представляет из себя делитантское правительство Украины и его вооружённые силы, Скоропадский отчётливо понимал, что долго оно не продержится. В России после двух революций (Февральской и Октябрьской) всё крайне неопределённо, страна разваливается. Кто, в конце концов, будет сверху, у кого окажется власть? И он стал приходить к выводу, что в такой неразберихе она может оказаться и у него, и генерал решает сам попробовать счастья. А вдруг получится. Пусть не во всей России, пусть для начала здесь в Киеве. Но сил, на которые он мог бы реально опереться, у него не было. Первое время он возлагал надежду на «вільних козаків», но вскоре понял, что и с этим войском «где деякі сотні приймали характер розбишацьких орґанізацій», а во главе их не редко стояли «всякі авантюрники, рідко ідейні, здебільшого такі, що мали в тому свої особисті інтереси, а то й просто шукали зручного випадку поживитись чужим добром» ничего серьёзного неполучится. К тому же, «уряд… паралєльно намагається створити урядову козацьку орґанізацію, для чого заводить при військовому міністерстві Особливий Козачий Відділ з прапорщиком Певним на чолі».
Тогда он решает привлечь к своему делу богатых землевладельцев-хлеборобов, а главной своей опорой сделать иностранные войска Антанты. Такое решение ещё больше окрепло после того как стало ясно, что большевики в России захватили власть «всерьёз и надолго». Опасаясь, что эта власть вскоре прийдёт и в Киев Скоропадский стремится форсировать события и напрямую ищет контактов с представителями Антанты:
«Між тим на Україні тоді ще було досить військової сили, щоби одбитись од большовиків, - пишет он, - треба було тільки ці сили обєднати і прибрати до рук, а для цього необхідно було опертися на якийсь ще не порушений революцією авторитет. Таким авторитетом, після упадку російської державної влади, залишались ще союзники - Французи, принаймні в очах культурних класів і особливо у офіцерства. Та і в масі ще була не порушена повага до Франції, як держави, яку й Німці досі не перемогли».
Поскольку после революции в России, препятствий к образованию независимой Польши со стороны Антанты не было, то уже 2 июня 1918 года о необходимости создания независимой Польши заявляют в совместной декларации главы правительств Великобритании, Франции и Италии. Поляки были заинтересованными в поражении и ослаблении Германии и России, и с июля 1917 года на территории России формируется 1-й польский корпус под командованием генерал-лейтенанта Юзефа Довбор-Мусницкого, включавший в себя три пехотные дивизии, несколько кавалерийских полков и артиллерийских частей, всего 25 тысяч человек. На западном фронте 15 февраля 1917 года на сторону Антанты перешла армия генерала Юзефа Галлера, большую часть личного состава которой составляли поляки германской и австрийской армий. На территории Украины находился и Чехословацкий Легион, сформированный из чехословацких патриотов и военнопленых чехов и словаков, численностью более 60 тысяч.
Именно эти силы и хотел привлечь для задуманного переворота генерал Скоропадский. Уже в самом начале января он входит в «безпосередні зносини з французською місією й її начальником генералом Табуї. (…) Табуї і Суаньє уважно мене вислухали, - вспоминает Скоропадский, - де-що записали, згоджувались зі мною, але якось не йшли на зустріч, тоб-то увесь час обмежувались загальними фразами, а я хотів перейти одразу до діла. Це було 2-го, або 3-го січня. Час не ждав. Необхідно було прийти до згоди з польским корпусом і Чехо-Словаками, а це було не легко». А вскоре выяснилось, что «…поляки не настільки готові слухатись Французів, як я думав. (…) Опріч розходженя з представниками польського корпусу, не налагоджувались відносини і з Чехо-Словаками, представники яких навіть не зявилися на організовану французькою місією нараду».
Конечно, Антанта при желании могла бы «уговорить» чехов и поляков помочь Скоропадскому. Но дело в том, что ещё и в 1918 году Антанта не верила в успех дела большевиков – она продолжала Россию считать своей союзницей в войне. И если польский вопрос стоял в Европе ещё с XVIII века, то украинский, вполне справедливо, воспринимался Антантой не иначе как искусственная германско-австрийская провокация против России. По этой причине страны Согласия не шли на серьёзный контакт ни с Украинской Радой, ни с её противником «украинцем» Скоропадским. Тем более что и сам красавец генерал, стремившийся заменить бездарное украинское правительство, особыми способностями государственного деятеля не блистал. Так, например, Винниченко в своём дневнике называет его «нещасним, тупим і слинявим кретином». Эту оценку, конечно, беспристрастной не назовешь, но и более объективные оценки личности Скоропадского, как правителя, не на много лучше.
«Гетман мне понравился, я почувствовал к нему симпатию, которую чувствуешь к людям, которым можно поверить. Но как сразу было ясно, что это все же только генерал, что не только никакого государственного таланта у него нет, но, что и мыслить государственно едва ли он может. Впечатление это сейчас же окрепло, как только началась беседа. (…) Впечатление непобедимой провинциальности, оставшееся от 10-15 минут «аудиенции», сохранилось, а во многом и усилилось впоследствии — и было в этом впечатлении много досадного и грустного. Таким ли людям возможно было овладеть разбушевавшейся стихией?..» - напишет в 30-х годах, находясь в эмиграции, в своих воспоминаниях в книге «Пять месяцев у власти» протопресвитер Василий Зеньковский, который по его же словам «попал… совсем уж против своей воли в Министры исповедания при Гетмане». И вообще, сей мудрый муж довольно просто и доходчивво, описывает причины непопулярности первых попыток самостийныкив создать своё государство:
« Политическая психология украинских деятелей — это мне было ясно уже тогда — лишена вообще основной силы в политике — реализма, трезвого и делового подхода к своим собственным идеям, выдержки и хладнокровия. Вчерашние «подпольцы», а сегодняшние властители, эти украинские политики, начиная от самого «батька» М. С. Грушевского, не отдавали себе никакого отчета в реальном положении вещей. Даже такой спокойный, в силу уже одной своей культурности выдержанный человек, как Дорошенко, с которым я часто пикировался в Совете Министров по вопросам иностранной политики, поражал меня тем, что всё его мышление направлялось исключительно категорией желанного и почти не считалось с категорией реализуемого, возможного. Второй чертой политической психологии украинской интеллигенции я считаю ее склонность к театральным эффектам, романтическую драпировку под старину («гетманщина» одна чего стоит — это и монархия, и республика одновременно), любовь к красивым сценам, погоню за эффектами. Того делового, осторожного строительства, которое им, «самостийникам» так нужно было, чтобы, воспользовавшись слабостью России, сковать свою «державу», я не видел ни у кого. Как в научных и литературных кругах создавали украинскую терминологию, чтобы избежать руссизмов, так и в политическом мышлении все искали свой национальный путь, больше думая о национальном своеобразии, чем о прочности и серьезности «державы».
Этот взгляд изнутри, можно сказать из самой души гетманского правительства, настолько трезв, реален и правдив, что он и сегодня не потерял своей актуальности. Ведь если мы внимательно посмотрим на наших сегодняшних «державных диячив» то, на их припудренных лбах увидим шишки от тех же самых граблей, на которые по очереди, наступали все, кто пытался построить государственность в Украине. Это может говорить лишь об одном – современные наши «украинские деятели» ещё бездарнее и тупее предыдущих. Ведь они, как ни как, идут уже проторённой дорожкой, а не на ощупь по бездорожью и в темноте как те, что были первопроходцами. А потому, оставим до поры наших продажных и бездарных политиков современности и вернёмся к первопроходцам.
Генерал Скоропадский всем ходом своей мысли в своих воспоминаниях хочет показать, что к украинской идее его привело лишь случайное стечение обстоятельств, и что даже после Февральской революции, ещё в конце апреля, когда ему намекали, что он «міг би бути видатним українськім діячем, Гетьманом навіть», он к этому был равнодушен, ему это «здавалося мало цікавим». Но как мне кажется, наш генерал лукавит, и уже сразу после отречения царя, его начал щекотать бес, и он стал подумывать о власти. Это видно хотя бы из того, что уже в феврале месяце у Скоропадского, по его же словам, возникали какие-то крамольные разговоры с его адьютантом Черницким на революционные события в России, в которых генеральский адъютант вёл себя далеко не как верноподданный Российской империи.
«Адютант Черницький, як Поляк, був таємним ворогом Росії, - пишет Скоропадский, - і тому в цих питаннях я не мав до нього довірря». И, тем не менее, генерал, зная, кем является Черницкий, не имея «до нього довірря», держит при себе «тайного ворога» адьютантом до самой своей подачи в отставку. Зачем?
Генерал Скоропадский на самом деле никогда не был «самотийныком» и считал, что «...узкое украинство - исключительно продукт, привезенный нам из Галиции, культуру каковой целиком пересаживать нам не имеет никакого смысла: никаких данных на успех нет и это является просто преступлением, так как там, собственно, и культуры нет. Ведь галичане живут объедками от немецкого и польского стола. Уже один язык их ясно это отражает, где на пять слов - 4 польского или немецкого происхождения». Видя и понимая всё это, он принимает Украину из рук тех же немцев. Почему?
Большинство своих поступков Скоропадский мотивирует стремлением противопоставить себя власти большевиков.
30 октября генерал Алексеев обратился со словесным воззванием ко всем офицерам и юнкерам встать на борьбу с большевиками и выехал со своим адъютантом ротмистром А.Г. Шапроном дю Ларрэ из Питера в Новочеркасск, куда прибыл 2 ноября 1917 года. Этот день и принято считать началом основания Добровольческой армии. По некоторым свидетельствам, сбор антибольшевистских сил на Дону планировал еще в сентябре и генерал Корнилов. Корниловец полковник М.Н. Левитов вспоминает, что в конце сентября был с этой целью переведен из полка в запасный батальон в Пензу, откуда ездил по маршруту: Ростов на Дону — Кубанская область — Владикавказ — Баку и обратно. С этого времени в Новочеркасск стали стекаться со всей России добровольцы, главным образом офицеры. Трудно представить, что об этом не осведомлён был генерал Скоропадский. В район сосредоточения «белых» сил отбыли 17 ноября офицеры Центрального Штаба находящегося до этого в Киеве, а вслед за ними и пожелавшие уйти к Алексееву, отпущенные Радой при оружии юнкера. Такой опытный генерал как Скоропадский мог принести большую пользу «белому движению», но он, боевой офицер, аристократ, возведённый в гетманы немцами, которые с большевиками были в мире, стал фактически союзником большевиков. «Препятствием, ставшим на пути гетманской власти, в этой борьбе ее с большевиками, стали немцы. Это необходимо особенно подчеркнуть, ибо украинская эпопея была лишь частностью общей картины. Немцы импортировали большевиков в Россию, поддерживали их в течение 1918 года всюду - в Москве, Киеве, Одессе – безразлично» - уверяет нас Могилянский. А стало быть, гетман с подачи немцев становится врагом «белого» движения. С чего бы это?
Ответ на эти вопросы очевиден – Скоропадский искал власти. При этом моральная сторона этого вопроса его интересовала меньше всего. Поэтому уже в первые дни прихода на Украину немцев он налаживает контакт и с ними. Что бы он там не писал и как не скромничал, трудно поверить, что 1 марта немцы вошли в Киев, и уже через месяц не с того ни с сего, вот так сразу, им приглянулся русский генерал, которым они решили заменить бестолковую Раду. Что вот так вот наугад, ткнув пальцем, они случайно попали на ничего не подозревающего Скоропадского. В своих воспоминаниях Скоропадский так писал об этом: «В цей час, приблизно біля 10-го квітня, (10 апреля) я якось-то зустрів князя Карла Радзівілла на вулиці. Ми з ним розбалакались. Між иншим я сказав йому, що тепер служити у війську не можна, що мені сумно без діла. На це він мені загадково відповів: «Voutez Vous parier que Vous allez jouer un grand role en Ukraine?» [«Хочете об заклад, що Ви будете відогравати велику ролю на Україні?»] Я йому відповів, що не знаю, яким чином це може здійснитись. Того-ж дня, не памятаю хто саме, мені переказав, ніби німецьке командуваня цікавиться мною і бажає зі мною познайомитись». И вот не успели немцы и Скоропадский познакомиться как тут же «…осведомленная в киевских делах организация Шульгина, - вспоминает уже генерал Деникин, - сообщала нам на юг текст телеграммы императора Вильгельма от 13 апреля к фельдмаршалу Эйхгорну: «Передайте генералу Скоропадскому, что я согласен на избрание гетмана, если гетман даст обязательство неуклонно исполнять наши советы...». И уже немногим более чем через 2 недели Скоропадский становится гетманом. При этом немцы успевают найти благовидный предлог для того чтобы распустить Раду и заключить «хозяйственное соглашение с Украинской народной республикой», чтобы гетманская власть хоть первое время в глазах народа побыла чистенькой, ну, примерно, как сегодня у некоторых наших «діячив» руки. Скомпрометировать же УЦР в глазах тех немногих кто ещё в неё верил, было не трудно. Незадолго до её роспуска членами Рады с целью выкупа был выкраден сотрудничавший с немцами еврейский банкир Добрый. Узнав о том, кто является организатором похищения, фельдмаршал Эйхгорн 25 апреля издаёт приказ:
«Безответственные личности и союзы пытаются терроризировать население. Против всякого закона и права они производят аресты, чтобы запугать тех, кто, в интересах родного края и новосозданного государства, готовы работать совместно с Германией. Где пребывают немецкие войска, там я не допущу никаких беззаконных действий. Поэтому я приказываю принять особые меры для охраны города Киева и немедленно отдавать под суд всех тех, кто совершает противозаконные действия. Я приказываю:
1. Все проступки против общественного порядка, все уголовные преступления против немецких и союзных войск, как и против всех лиц, которые к ним принадлежат, подлежат исключительно чрезвычайному немецкому военному суду.
2. Всякое нарушение общественного покоя, особенно уличные сборища — запрещаются.
3. Запрещается также всякая попытка нарушить спокойствие или общественную безопасность устной агитацией, в печати или каким другим способом. Газеты, виновные в таких проступках, будут немедленно закрыты.
4. Украинские судебные установления продолжают свою деятельность, поскольку уголовные проступки не подлежат наказанию по статье 1-ой.
Этот приказ вступает в силу немедленно по его опубликовании. Опубликование производить путем расклейки этого приказа».
28 апреля, когда Центральная Рада обсуждала проект конституции УНР, под предлогом обыска в зал заседаний вошел немецкий отряд и арестовал ряд должностных лиц Рады по делу банкира. Среди арестованных был и премьр Голубович. Рада фактически оказалась распущенной. Ни кто не встал на защиту «избранников», и только сечевые стрельцы попытались отстаивать украинских правителей, когда на следующий день вооружённый отряд сторонников гетмана прибыл для разгона Рады. Но после небольшой перестрелки и те были разоружены и расформированы.
«Цей арешт зовсім не був звязаний з планами нашого перевороту,- оправдывался Скоропатский, - але тому що самий переворот відбувся через кілька днів після арешту, то обидві ці події і публика, і преса сполучили між собою, яко дві части одної і тої самої справи. Вийшло так, ніби Німці арештували міністрів, щоб хлібороби могли зробити потім переворот». На самом же деле не «вийшло так», а так оно и было. Свидетельством тому может служить то, что в военное время, когда расстреливали и не за такие прегрешения, судивший «преступников» «чрезвычайный немецкий военный суд» вынес членам Рады чисто символичиские наказания в виде лишения свободы не более двух лет, и то н всем. А тех, кого осудили, ни кто из них свой срок не отсидел. Для чего же был устроен весь это «концерт»? Царинный не без оснований считает: - «В германской политике был один только красивый жест: это суд над бывшим украинским «премьером» Голубовичем. В этот процесс германское командование стремилось вскрыть перед светом, до чего глупы, пошлы и плутоваты были украинские ура-социалисты, взявшиеся нахально управлять богатейшей в Европе страной». То есть, германское командование знало, что мировая общественность без особого труда поймёт, кому какие роли принадлежат в этом перевороте, и чтобы придать ему вполне приличный и естественный оборот, оно судит членов рады не как политиков, а как мошенников. Просто-напросто решило показать настоящее лицо «Рады». Так что заслуга Скоропадского в перевороте сводится всего лишь как к банальному исполнению приказа. Да и сам же Скоропадский в своих мемуарах выдаёт себя с головой, когда описывает ход переворота: «В наших руках, - пишет он, - не було ще важніщих урядових інституцій. Альвенслєбен переказав мені, що німецьке командуваня починає якось більш песимістично задивлятися на нашу справу і буде рахувати справу програною, коли ми не захопимо до ранку головніших міністерств і державного банку, Я дав наказ, зібрати все, що можна, і захопити обовязково участок в Липках, військове міністертво, міністерство внутрішніх справ і державний банк. Біля другої години вночі це було зроблено».
Попросту говоря, германское командование, видя нерасторопность гетмана в уже подготовленной и тщательно спланированной ими операции по смене декараций на Олимпе украинской державности, давало понять, что если и дальше такими темпами будут продвигаться поставленные перед гетманом задачи, то и гетман получит пинком под зад. Но медлительность гетмана можно оправдать, ведь в планы германского командования посвящена была жалкая горстка людей. Операция была так засекречена, что даже те без кого в ней нельзя было обойтись, до самого последнего дня не о каком перевороте и не думали.
«Увечері того-ж дня, - вспоминает Скоропадский, - в моїм новім помешкані відбулося останнє підготовче засідання, на яке були покликані люде, без котрих обійтися не можна було і з котрих більшість з конспіративних причин до того моменту в конкретну ціль всіх наших заходів втаємничена не була. Навіть сам Микола Николаевич Устимович не знав, що справа йде про проголошеня Гетьманства і розпуск Центральної Ради. Він все ще думав, що справа йде тільки про новий склад міністерства. Більшість присутніх також не догадувалась, що їх покликано до участі в рішучих кроках». Правда не смотря на такую вот конспирацию, «австрійський агент майор Флейшман щось пронюхав». Очевидно, правительство, в котором не было людей «трезвого ума и здравой памяти», австрийцев вполне устраивало, потому его замену немцы от своих союзников держали в секрете. Эта замена так огорчила австрияков, у которых на правительство их агента Грушевского были, вероятно, какие-то свои, державшиеся в секрете от немцев планы, что они даже стали распускать о гетмане совершенно нелепые сплетни. Так, например, претендент на трон «украинского королевства» Вильгельм Франц фон Га;бсбурґ-Лотринґен (Васи;ль Вишива;ний), который наверняка знал всё или почти всё о Скоропадском, чтобы подорвать доверие украинцев к гетману, говорит о нём, как о шурине генерала Эйхгорна, что на самом деле абсолютно не соответствовало истине. Короче - отношения между Австрией и Германией из-за украинского вопроса всё более накалялись. Австрия и украинские галицкие политики надеялись посадить на престол Украины Васыля-Вильгельма, союзная Германия была категорически против. Против естественно был и гетман Украины Скоропадский, который даже отправил три ноты австрийским властям с требованием отзыва своего конкурента из Украины. Дело дошло до того что австрийские войска отказывались сотрудничать с немецкими и выполнять приказы германского командования. В конце концов октябре 1918 года Вышываный был отозван в Австрию.
«З тих інтересних для мене часів, - писал позже Василь Вышиваный, - пригадую собі такий епізод: в Звенигородськім повіті селяне, невдоволені гетьмансько-поміщицьким режімом, зробили повстання під проводом селянина Шевченка, з яким я також знався. Повстанців тих було коло шести тисяч. Німці і австрійці одержали наказ здавити це повстання. Я становив тоді полудневу Групу австрійського війська і мав, крім УСС (коло 2000 людей), ще 3-й тернопільський баталіон 115 полку, дві сотні з другого баталіону 203 полку, дві батареї, одну компанію мадярських стрільців і одну компанію піонірів - все (крім мадярської компанії) українські частини з Галичини. Я одержав наказ взяти участь в здавленню повстання і постановив не виконати наказу. Своє уґроповання в тій цілі післав до дівізії; виставив полеві сторожі, але навіть не рушився з місця. У сусідньої групи майора Лянга інтервенював я, щоб не палив збунтованих сел. Повстанців повідомив я про рухи німецьких сил, які надходили з півночи. Повстанці зустріли з боєм Німців, які мали в тім бою значні втрати, але повстанців не розбили. Ті подалися взад і розійшлися зі зброєю. Тільки Шевченка якось Німці спіймали. Держали його місяць в тюрмі і в кінці випустили, побоючися його популярности, а може, і мого знакомства з ним. Від тоді число німецьких шпіонів коло мене подвоїлося, про що аж опісля довідався з актів австрійської вищої Команди. (…) Такі відносини тривали аж до кінця».
Вася Вышиваный конечно приувеличивает свою значимость, когда предполагает, что Лёву Шевченко немцы отпустили, испугавшись личного знакомства родственника великого украинского поэта, с его свтлейшей персоной. Да собстенно они его и не отпускали, а просто, если можно так сказать, позволили ему бежать. Но, зато, Вася весьма правдив в отношении того, что «селяне» были «невдоволені гетьмансько-поміщицьким режімом».
Сегодня многие пишут о том, что гетманское правление было одним из самых спокойных и гуманных режимов времён гражданской войны на Украине. Но это совершенно не соответствует истине. Да, в городах, где располагались австро-германские гарнизоны и где, как писал Полетика «немецкие войска поддерживали порядок железной рукой» ощущалось сравнительное спокойствие, «массового террора, расстрелов и резни… почти не было». (Правда, заявлять так о всех городах, наверное, не посмеет даже самый рьяный поборник немецкого порядка - наглядный опровергающий пример тому Одесса) Но это в городе, а что происходило в деревне? – «В деревне делалось что-то страшное» пишут современники. Немцы пришли в Украину за хлебом и брали его любыми доступными способами. «Отдельные немецкие отряды, - будет писать министр гетманского правительства Василий Зеньковский, - производили самостоятельно «реставрацию» помещиков и некоторые лейтенанты и поручики проявляли при этом такую жестокость и беспардонность, что «могли возбудить только ненависть у крестьян, и без того тяжело переносивших отнятие захваченной ими земли. Именно это обстоятельство было одной из главных причин непрочности гетманского режима...». Белогвардейская газета «Россия» N 4, издаваемая В. Шульгиным в Екатеринодаре, по своей сути резко враждебная революционному и крестьянскому движению, в августе 1918 года в статье «Еще о народной войне на Украине» выскажется более конкретно: - «Расстреливая крестьян, выжигая целые села артиллерией, немецкие генералы вызвали страшную ненависть со стороны крестьян. Немцы и помещики - эти два явления слились в представлении крестьян в единый образ лютого врага». Было бы несправедливо говорить, что немцы приходили и просто отбирали у крестьян всё то, что им было нужно. Они всё делали законно с постановления правительства, иногда даже платили, но расплата эта, была совершенно не адекватной, часто чисто символической, а то и просто издевательством. Выглядела она иногда, как вот такая расписка: - «Выдать русской свинье за купленную у нее свинью 25 марок». Ни кому адресована, ни кем написана на клочке бумаги эта глумливая филькина грамота – ни чего. За возражения или протесты «доплачивали» шомполами. В экзекуциях и поборах часто и густо принимали участие гетманские «сердюки» или «варта». Эти поборы сопровождались ещё и еврейскими погромами, в ходе которых «вартой» распускались слухи, что это евреи призвали немцев в Украину, и давался совет коестьянам, компенсировать свои убытки за счёт разжиревших на крестьянском добре евреев. Естественно, что украинский крестьянин, который издавна не проявлял особого дружелюбия к еврям, кинулся вымещать зло и обиду на бедных ни вчём не повинных евреях. Те начинали жаловаться властям, то есть немцам. Немцы, конечно, не могли терпеть беспорядков и «беззаконных действий». Они приходили, отбирали награбленное и даже возвращали хозяевам - частично. Но когда они уходили крестьяне вновь отбирали «своё». По Украине покатилась волна еврейских погромов, которую пыталось погасить германское командование. Но это вызвало ещё большую ненависть крестьян, как к евреям так и к немцам. Еврейскими погромами началось и выше упомянутое Васькой Вышиваным восстание в Звенигородском уезде.
3 июня 1918 года крестьяне села Орлы Лисянской волости перебили карательный отряд, который прибыл по просьбе погромленных сельских евреев. Это вдохновило крестьян на борьбу, они только и ожидали благоприятного момента для выступления против оккупационных войск. 4 июня в селе Ганжаливка крестьяне разгромили еще один немецко-гетманский отряд. Восстание быстро переметнулось на соседнюю Лисянку. Германские войска вынужденные были оставить местечко. Через несколько дней в Лисянку прибыл карательный отряд кадетов для подавления восстания. На помощь кадетам вскоре прибыли и немцы. Однако повстанцы, заставили две немецкие роты отступать. Полторы сотни кадетов-карателей, и немцы закывшись в местном польском костеле, организовали круговую оборону. Благодаря хорошему вооружению и солидному боезапасу немцы вместе с кадетами успешно оборонялись, и большая часть из них ночью вырвалась из окружения.
В то время восстание охватило весь уезд: 5 июня выступили крестьяне сел Моринци, Пединивка, Ольховая. 7 июня на борьбу поднялись крестьяне села Озёрное, в руки повстанцев перешли Пески - предместья Звенигородки. Вместе с крестьянами в восстании принимали участие и сформированные ранее казацкие отряды. Сегодня есть попытки все заслуги в восстании приписать именно им. Так как после гетманского переворота против него на страницах газеты «Звенигородська думка» открыто выступила повитовая власть. Газета призывала крестьян к неповиновению гетману, напечатав соответствующие приказы Украинского Центрального Совета Центральной Рады которые были выданы в январе в 1918 года для организации власти в крае. Так же были опубликованы антигетманские распоряжения и обращения повитового военного начальника Михаила Павловского, а так же постановления повитового комитета социал-революционеров. За это оккупационные власти, по просьбе гетмана, издали приказ об аресте М. Павловского. Павловский постарался быстренько исчезнуть, отложив борьбу с режимом до лучших времён. Позже он вспоминал: «Побачивши движение немцев, я приказал бувший при мне сотни казаков немедленно разъехаться к дому, а сам со штабом выехал к с. Гусакове, где на тот день было сзываемое совещание куренных атаманов. Приехав к с. Гусакове, я выяснил куренным атаманам обстоятельства последнего (момента) и приказал им всеми средствами проводить организацию и выступить лишь тогда, когда демократия выбросит лозунг... Я передал (командование) атаману гусакивской волости сотнику Поидинку - сам со своим штабом выехал в Одессу, где жил на берегу моря в рыбацкой хате». Я не думаю, что такой вот ход конём можно назвать организацией восстания, хотя казаки, как уже говорилось, в востании участвовали.
Повстанцы громили карателей и ликвидировали местные органы гетманской влады. 9 июня численность казацко-крестьянского войска выросла уже до 30 тысяч человек. Видную роль в восстании играли большевики. Они образовывали ревкомы, повстанческие штабы, распространяли на массы свою идеологию. Большевистский повстанческий штаб образовался и в Лисянке, начальником которого стал П. Артеменко. Сохранился один интересный документ о лисянских событиях, в котором повествуется о том, что когда повстанцы, прогнав немцев из района, решили отомстить евреям за то, что «они привели немцев», и устроить резню, то руководитель повстанцев Артеменко, заявил, что он даст лучше себя убить, чем пролить кровь невинных евреев. (архив - отчет уполномоченного КОПЕ: «Лысянка в 1918 -1920 гг.») Но далеко не все командиры повстанческих отрядов были так благосклонны к этой пришлой народности. Так в Жашкове отряд повстанцев во главе с Фёдором Гребенко, который с января 1919 года становится командиром 1-го украинського радянського кавалерийського полка, расстрелял 10 евреев. А в конце 1919 года в Москве был расстрелян и сам Гребенко.
8 июня восстание вспыхнуло и на Таращанщине. В июле силы повстанцев Звенигородщины и Таращанщины объединились. С них были сформированы два пехотных и один пулеметный полки, артиллерийская колонна, кавалерийский эскадрон. Однако значительно превосходящие силы оккупационных войск заставили звенигородско-таращанские повстанческие отряды отступать к границам большевистской России, переправившись на левый берег Днепра. Так в конце июля, после жестокого боя вблизи села Стеблев Киевского уезда, часть повстанцев прорвалась через вражеские позиции к Днепру. 2 августа через мост около села Кайлове Переяславского уезда на Полтавщину переправился ещё один двухтысячный отряд повстанцев. Через два дня в районе Триполья на левый берег переправился новый отряд, захватив с собой пароход. В районе Черкасс на Левобережье повстанцы переправлялись пароходом «Ваня». Для тех же целей были задействованы пароходы «Мукомол» и «Стрела». Переправившись на Левобережье, часть повстанцев из Звенигородщины, Таращанщины, Канивщины, Уманьщины и Сквирщины, в основном сосредоточилась в так называемой нейтральной полосе, которая по договорённости между германскими властями и большевиками на протяжённости более чем 500 км. и шириной в 10 км. отделяла территорию России от территории австро-германской оккупации. Именно тут начали формироваться будущие регулярные воинские части украинской Красной армии.
Какая-то часть восставших осталась на Правобережье и продолжала вести партизанскую войну, а некоторые разошлись по домам. Остался на правом берегу Днепра и Л. Шевченко, который являлся фактическим предводителем этого восстания. Кем был этот человек – самостийнык, сторонник Рады, или централист, выступающий за единую и неделимую Россию, а может большевик? Этот вопрос и по сей деь, по большому счёту, остаётся открытым. Говорят казак. Но, во первых, казак – это не нация и даже не партия, а во вторых, предок предводителя восстания Т.Г. Шевченко, как известно был из крепостных крестьян. Так кем же был этот потомок Кобзаря?
Немцы, подавив восстание в Звенигородке, выжгли десятки сел и деревень, расстреляли многих из тех повстанцев, кто попал к ним в руки. Был схвачен ими и Л. Шевченко, но расстреливать его не стали. Его привезли в Киев, где было начато следствие. Во время следствия Шевченко держали не в тюрьме, а при немецкой комендатуре. Очевидно, как родственнику великого украинского поэта, Шевченко позволяли выходить под охраной в город. На второй месяц после ареста, во время одной из таких прогулок по городу, ему удалось бежать. Вскоре Шевченко появился в Звенигородке, и в разговорах с горожанами грозился «замочить» вернувшегося из Одессы «где жил на берегу моря» Павловского, который после свержения гетманата был назначен ревизором повитових комендантов и должен был приехать в Звенигородку 8-го января. В тот же день по приказу повитового коменданта Мельничука Шевченко был арестован и отправлен в городскую тюрьму в сопровождении одного старшины и 3 казаков. Известный петлюровский атаман генерал-хорунжий Юрий Тютюнник так описал это событие: «Л.Шевченко выехал к Звенигородке, где застал Павловского. Последний дал приказ арестовать Шевченко. Арест провел Нечитайло, который подал в отчете, что во время эскорта Л.Шевченко, арестованный ринулся убегать, и был забит стражей». А звенигородская повитовая газета напишет: «8-го января сего года, приблизительно в 8 часов 20 минут вечера, на Греческий улице был убит патрулями комендантской сотни старшина-авиатор Левко Шевченко». Так кем же был «старшина-авиатор» Шевченко? Шевченко который возглавил борьбу украинского народа против немцев и гетмана, когда сбежал главный «вояк» за национальное народное дело в Звенигородском повите атаман Павловский. Шевченко, которого не посмели расстрелять немцы и которому они позволили бежать, и которого «при попытке к бегству» застрелили петлюровцы. Петлюровецем-самостийныком и сторонником гетмана он не был, это уж точно.
Ещё в больших масштабах восстание против захватчиков и марионеточного режима Скоропадского полыхало на левом берегу Днепра. И одной из самых ярких личностей этого восстания был «батько» Махно. Выехав из Москвы, Махно в июне 1918 года вновь возвращается в Гуляй Поле, где возглавляет отряд, с которым успешно воюет с немцами и гетманщиной. Отряд очень быстро разастался и уже осенью 1918 года развернулся до масштабов настоящей армии и по разным подсчётам достигал от 50 до 80 тысяч человек. Это тогда когда у гетмана Скоропадского, у «спасителя державы» осталась только Запорожская дивизия, и это ёщё громко сказано, имея в виду менее трёх тысяч, так званых, «запорожцев». Понимая, что такая армия для «державы» позор один, правительство Скоропадского принимает проект, разработанный ещё во времена Центральной Рады, про формирование 8 корпусов, 4 конных дивизий и других военных подразделений. Согласно с ним 24 июля 1918 года Рада Министров приняла закон о всеобщей воинской обязанности и утвердила план организации армии. Для подготовки военных кадров основывались специальные школы. В июле 1918 года была сформирована Гвардейская Сердюцкая дивизия, численностью около 5 тысяч бойцов, укомплектованная молодёжью от 18 до 25 лет, в основном, из зажиточных крестьянских семей. У правительства были серьёзные основания опасаться, что общая мобилизация молодёжи может принести в армию большевистские, антиукраинские идеи. Процесс формирования гетманского войска тормозили ещё и немцы, которые опасались сколь нибудь значительного числа вооружённых сил «державы» и убеждали гетмана, что для защиты Украины хватит немецких и австрийских войск. В ноябре 1918 года по просьбе делегации галичан в Киеве началось формирование Галицко-Буковинского куреня сечевых стрельцов. Однако командовали везде в основном российские офицеры, которые враждебно относились к самой идее украинской армии и активно вербовали добровольцев в Белую Армию. В силу разных причин вопрос об организации сильной регулярной армии не был до конца решён. Генерал Деникин отлично осведомлённый о численности «армии» Скоропадского писал:
«Вооруженные силы гетмана состояли: 1) из дивизии генерала Натиева, сформированной из добровольцев, стоявшей в Харькове, находившейся в подчинении у немецкого командования, совершенно разложившейся и впоследствии разоруженной немцами; 2) Сердюцкой дивизии (гвардейской), составленной по набору исключительно из сыновей средних и крупных крестьян-собственников и вскоре разбежавшейся; 3) из охранных и пограничных сотен, несших службу первые — полицейскую в уездах вторые — пограничную на западе; 4) наконец в августе из Владимир-Волынска прибыла сформированная там австрийцами из военнопленных украинцев «1-я Украинская пехотная дивизия», которая вслед за тем ввиду непригодности была расформирована.
Немцы всемерно противились организации украинской армии, считая ее опасной для себя, и допускали только существование ее кадров.
Подготовка этих кадров — штабов без войск — шла планомерно и основательно».
«Ввиду полного провала правительственной организации и неудавшейся мобилизации, - пишет далее о войске гетмана Деникие, - пришлось прибегнуть к частной. По инициативе «Протофиса» «хлеборобов» и Киевской городской думы, при деятельном участии проф. Пиленко, гр. Гейдена и Дьякова министр внутренних дел принял отвергнутое им ранее предложение — вступить в соглашение с существующими в Киеве офицерскими обществами самопомощи и дать им средства и полномочия для формирования «дружин»; эти части предназначались прежде всепх для охраны спокойствия и порядка в столице. Так возникли дружины полк. Святополк-Мирского, ген. Кирпичова, Рубанова, Голембиовского и др. — частью чисто офицерские, частью смешанного типа, с добровольцами —преимущественно из учащейся молодежи, которая вообще откликнулась на призыв по-разному: одни пошли в офицерские дружины, другие искали «более демократических формирований», третьи, — и их было немало, — заявили, что предпочитают советскую власть украинскому самостийничеству, и выжидали развития событий.
Численность офицерских дружин была незначительна, вряд ли превосходила 3—4 тыс.; организация далеко несовершенна: разбухшие штабы, неизбежные контрразведки и «отряды особого назначения доминировали над «штыками». Расплодились также многочисленные «вербовочные бюро» с громадными штатами, обширными реквизированными помещениями и автомобилями. Каждое из них формировало не менее, чем «армию», и имело в наличности 100—150 бойцов».
К тому же, как отмечал проходивший весной по югу Украины со своим отрядом М.Г. Дроздовский, «украинские офицеры больше половины враждебны украинской идее, в настоящем виде и по составу больше трети не украинцы — некуда было деваться… При тяжелых обстоятельствах бросят их ряды…». Кстати, летом 1919 года, в самом пике своего могущества, Белая Армия Деникина тоже не могла похвастаться своей многочисленностью, и имела в своих рядах лишь порядка 70 тысяч человек. Самое мощное «белое» войско было, пожалуй, на Восточном фронте у адмирала Колчака, которое к средине 1919 года насчитывало что-то около 150 тысяч солдат и офицеров. Выходит, что у Махно как раз и была истинно народная армия, поддерживаемая украинским народом, не в лозунгах и на бумаге, а вполне реально. При этом, как замечает Деникин «…все стремления как националистических, так и партийных организаций овладеть повстанческим движением и использовать его в своих интересах не увенчались успехом. Оно оставалось до конца низовым, народным». Сюда можно добавить, - и интернациональным. И если на жалобы евреев об их притеснениях и погромах гетманский министр внутренних дел, Игорь Кистяковский лицемерно отвечал: - «На Украине нет антисемитизма…. Правда, в некоторых местах имеют место насилия над евреями, но это объясняется вообще хаосом переходного времени, да кроме того все эти убийства и грабежи являются результатом большевизма, в коем евреи участвуют пропорционально больше, чем это полагается по их числу на Украине». Махно евреев не притеснял, и их в его окружении было немало - истинных сторонников его дела, и антисемитизма не существовало реально. Так, председателем Гуляй-польского ВРС (военно-революционного совета) был Коган, начальником контрразведки Зеньковский (Лёва Задов), в культпросвет отделе - Елена Келлер, Иосиф Эмигрант (Готман), Я. Алый (Суховольский). Список может быть продолжен. Привлекало этих людей в ряды махновцев и годами удерживало их там подлинное, а не декларативное равенство.
Когда на Украине начались повсеместно кровавые погромы, вызванные общей дестабилизацией положения, особенно при Петлюре, Махно предложил всем еврейским колониям в зоне его деятельности (Юг Украины, Приазовье) организовать самооборону и выдал им оружие. В мае того же года за убийство 20 евреев-колонистов в Александровском уезде махновцами были расстреляны семеро крестьян села Успеновка. Вот почему так доблестно сражались евреи-махновцы из особой еврейской батареи под командованием Абрама Шнейдера, обороняя в июне 1919 года Гуляй Поле от наступавших деникинцев. Они сражались до последнего снаряда, а еврейская полурота прикрытия - до последнего патрона, и все как один погибли.
На фоне махновского движения «военный коммунизм» большевиков с продразверсткой, с продотрядами и трибуналами выглядел, как узаконенный грабёж. Но крестьяне так же не желали возврата и к прошлому. Поэтому в отличие от украинцев, деникинцев, а так же и «красных» махновцы пользовались безусловной поддержкой простого народа. Н. В. Герасименко в книге «Батько Махно. Мемуары белогвардейца» пишет, что «…численность постоянных сил Махно, составленных преимущественно из бывших матросов военного флота, уголовного элемента, дезертиров из красной и белой армии и лишь в небольшом количестве из крестьянской молодежи, нужно определить в 5000 человек, не считая реввоенсовета армии». Но дальше он признаёт, тот факт, что «…кроме этих постоянных частей, имелись временные, в большинстве пехотные части, собираемые по мобилизации из крестьян. В зависимости от района, мобилизация давала в одну ночь 10 - 15 тысяч бойцов и больше, часто с артиллерией и кавалерией».
Такой мобилизации могли позавидовать даже большевики, численность армии которых в 1918 – 1920 годах раздувается как минимум от миллионной и стремится к бесконечности. Дескать, вот как за нас народ стоял. Так например в работе Н.Мовчина «Комплектование красной армии в 1918 – 1921 гг.// Гражданская война 1918–1921: В 3 т./Под общ. ред. А. С. Бубнова, С. С. Каменева и Р. П. Эйдемана. Т. 2. Военное искусство Красной армии. М. 1928. С., можно прочесть, что в течение 1919 года средний ежемесячный прирост численности РККА составлял 183 тысячи человек. Но только советскому историку поверить - самого себя обмануть. У них и Махно, которого большевики же наградили четвёртым по счёту Орденом Боевого Красного Знамени (о чём в советские времена ни кем и ни где не упоминалось) – бандит, неврастеник и садист. Но главное пройдёт не так уж много времени и советские историки, теряя логическую связь (когда врёшь – так бывает) пишут уже совсем иное и приводят иные цифры. Так в книге «Гражданская война в Поволжье», изданной группой историков в составе академиков и профессоров: И.И.Минца, Н.А. Андрианова, М.А. Гутова, А.Л. Литвин, Е.И. Медведева, М.К. Мухарямова и А.П. Ненаркова в 1974 году в татарском книжном издательстве, на странице 334 читаем: «Только за период с июля 1918 г. по октябрь 1919 г. в округе было произведено 42 мобилизации по которым было принято (в армию) 418930 рабочих и крестьян. Кроме того мобилизации бывших офицеров дали - 1689 чел., чиновников – 638, врачей 429, унтер-офицеров – 23720. Таким образом в округе за год с лишним было принято в армию 445406 чел». Имеется в виду Приволжский военный округ созданный, в мае 1918 года и в который вошли губернии: Казанская, Пензенская, Симбирская, Саратовская, Самарская, Астраханская и Уральская область. Если взглянуть на карту, то можно заметить, что эта огромная территория, по крайней мере, не менее современной Украины, представляла в те годы едвали не треть всей Республики Советов. К тому же, как известно со слов самого вождя мирового пролетариата, на Волге в то время решалась судьба революции. В то время как хлебная Украина и промышленный Донбасс были в руках у немцев, то Поволжье и центральная Россия являлись единственными районами, которые могли кормить революцию. Волга, к тому же, являлась естественным барьером, разделявшим Колчака и Деникина и единственной возможностью доставлять в центр страны, хоть и в небольшом количестве, рыбу и нефть. Так вот на этой трети страны Советов, где решалась судьба революции, с июля 1918 года по октябрь 1919 за 15 – 16 месяйев было проведено 42 мобилизации. Это, где-то, 2 – 3 мобилизации в месяц. Оперируя выше приведёнными цифрами призванных в армию, не трудно подсчитать, что одна такая мобилизация давала примерно 4 – 6 тысяч человек. Вдумайтесь, - 6000 человек с такой огромной территории, тогда как Махно за одну ночь в одном районе собирал порядка «10 - 15 тысяч бойцов и больше, часто с артиллерией и кавалерией». Но это же ещё не всё. На странице 294 историки показывают, как постепенно росла сознательность бойцов мобилизованных в Красную Армию, и приводят число дезертиров, которых с каждым месяцем всё больше и больше добровольно возвращалось в её ряды. Цитирую: «В мае 1919 г. по Приволжскому военному округу было задержано 7487 дезертиров, а число добровольно вернувшихся составляло 1813 чел., в июне соответственно 10683 и 8171; июле - 4 593 и 8974; в августе – 7623 и 9321 чел., т. е. в июле, августе, когда победа над врагом стала явной, дезертиры большей частью стали являться с повинной». Ну конечно, а куда же им деваться. Домой вернёшся, а там уже советская власть, которая тюрем и лагерей настроить ещё не успела и практически единой мерой наказания у неё являлась высшая. Шлепнут, невзирая на твоё крестьянско-пролетарское происхождение.
Так вот, специалисты подсчитали, сколько дезертиров задержали, и сколько вернулось добровольно, но давайте приплюсуем сюда ещё и тех, кого не смогли задержать, и которые не вернулись – ведь и таких было немало. Известно, например, что в крупном селе Новодевичьем Сенгелеевского уезда Симбирской губернии с населением «8,5 тыс. душ» насчитывалось порядка 100 дезертиров готовых примкнуть к вспыхнувшему антибольшевицкому мятежу. Если брать во внимание тот факт, что за время Первой мировой и в ходе гражданской войн, процент мужского населения на селе резко снизился, а призывного возроста и подавно, то считай, как минимум, каждый десятый из всех боеспособных мужчин села являлся дезертиром из Красной Армии. Из всех этих выше приведённых фактов следует вывод, что из тех, примерно, 12 – 15 тысяч которых мобилизовывали за один месяц во всём Приволжском военном округе, (в 1/3 советского государства того времени) в Красной Армии не оставалось и трети бойцов с призыва. Ну как тут поверить, что «ежемесячный прирост численности РККА составлял 183 тысячи человек». Зная о грандиозном антибольшевитском крестьянском восстании в Воронежской и Тамбовской губерниях, возглавляемом Антоновым, не скажешь, что в других регионах дело с призывом было налажено много лучше, и революцинная сознательность была несколько выше.
Но, в то же время, действительно, фактом является то, что если к началу наступления (март 1919 г.) Колчак имел чуть ли не двойной перевес в людях, то уже к осени этого же года Красная Армия более чем в пять раз превосходила колчаковскую по численности. Дело не только в том, что и у Колчака тоже были дезертиры. Ведь когда «левые» почувствовали, что запахло жареным и победа начала клониться в сторону Белой Армии, многие «эсдеки» «самомобилизовались» в Красную Армию; а «эсеры» вынесли решение: «прекратить вооруженную борьбу с большевиками и направить силы партии на разложение Доброармии, ведя против нее борьбу теми методами, которыми партия боролась против Самодержавия». Но и не это главное – главное то, что уже в 1918 году на Волгу начинают прибывать множество «красных» партизанских отрядов и отступающих войск с Восточной Сибири, Северного Кавказа, Урала. Образовываются здесь и интернациональные части из латышей, чехов, австрийцев, китайцев, иранцев, турок и других национальностей. Всего на Восточном фронте, где решалась судьба революции, сражалось порядка 50 тысяч «интернационалистов». Здесь из этих разрозненных отрядов уже весной 1918 года начинают формироваться регулярные части Красной Армии. В конце 1919 года сюда из Украины была переброшена 1-я Интернациональная бригада. Но ещё раньше сюда же на Волгу в Царицин из оккупированной немцами Украины прибывают 80 эшалонов III и V украинской армии под командованием Ворошилова. После занятия немцами Ростова на Дону и активизации военных действий на Северном Кавказе и Кубани, в Царицин направились 250 эшалонов с войсками и беженцами и тысячи подвод с семьями красных партизан. Осенью 1818 года, пробившись через белогвардейский заслон, пройдя 800 километров по голой степи, к Царицину из Северного Кавказа подошла Стальная дивизия украинца-киевлянина Д.П. Жлобы и неожиданным ударом прорвалась в Царицин, тем самым, ликвидировав возможность захвата города. Здесь же на Волге оказались и многие партизаны с правобережной Украины. Командует всеми войсками на Волге, являясь с сентября 1918 года по июль 1919 главкомом Восточного фронта, бывший полковник царской армии, киевлянин С. С. Каменев. Здесь же, мы в это время встречаем и множество других известных украинских большевиков и командиров Красной Армии: Дыбенко, Варайкис, Антонов-Овсеенко…. В знаменитой 25 дивизии Чапаева сражается будущий прославленный полководец-партизан Сидор Ковпак. Где-то рядом с Ковпаком не долго, но воевал в 1918 году в Сибири Николай Щорс, прославившись, за короткое время, своей дерзостью и находчивостью. Так что тем, кто говорит, что власть большевиков Украине навязали россияне, можно смело ответить, что помогли большевикам удержаться у власти в самой России, и даже спасли их от разгрома, украинцы, которых большевиками сделали, при помощи немцев, Украинская Центральная Рада и Скоропадский. Этот факт отметил ещё Ленин, который 1-го июля 1918 года в интервью корреспонденту шведской газеты «Folkets Dagblad Politiken» относительно положения в Украине заявил: - «Благодаря немецкой оккупации большевизм в Украине стал своего рода национальным движением. Он объединяет вокруг себя людей, которые раньше о большевизме и слышать не бажали».
Кстати, очень многие махновцы тоже прошли через Восточный фронт. Так в конце января 1921 года перешла к махновцам целая бригада из созданной на Волге 1-й Конармии во главе с кавалером двух Орденов Красного Знамени, ветераном гражданской войны и активным красным повстанцем Г.Маслаковым. Анархист-коммунист с 1907 года. Гуляй-польский крестьянин Григорий Махно (брат Нестора Махно), до возвращения в 1919 году в Украину и присоединения к брату был начальником штаба бригады РККА на Царицынском фронте. Здесь же на Волге сражались и братья Пархоменко. Один из них станет героем гражданской войны, командиром дивизии, будет дважды награждён Орденом Краксного Знамени, а в самом начале января 1921 года будет убит махновцами. Погиб он во время преследования одного из отрядов Нестора Махно. Штаб 14-й кавалерийской дивизии неожиданно наткнулся на передовую группу махновцев в районе села Бузовцы (сейчас Жашковский р-н Черкасской области) и весь штаб погиб. Махновцы, забрав оружие и коней, ушли. В полевой сумке погибшего начдива обнаружили прелюбопытнейшее письмо от брата -- анархиста, сражавшегося против красных в тамбовских лесах. Брат уговаривал Александра перейти к повстанцам: «Что тебя держит у большевиков? Чины? Должности? Брось, все это взросло на крови таких же, как и мы, простых работяг. Я знаю, что с батькой Махно у тебя кровная вражда, но оглянись, и ты увидишь, что за ним идут тысячи крестьян, никогда не державших в своих руках оружия. Подумай, Александр! Еще не поздно!».
В мае 1919 года младший из трёх братьев Пархоменко присоединился к бригаде Махно, был командиром 9-го пехотного полка РПАУ. Как противник военно-политического соглашения с советской властью, в октябре 1920 года вышел из Революционной Повстанчиской Армии батьки и во главе своего полка (2000 человек) присоединился к антоновскому восстанию, вел партизанскую борьбу против красных в Тамбовской и Воронежской губерниях. Вскоре разошелся с руководителем повстанческого движения и Антоновым, так как, будучи анархистом, отказался поддержать лозунг Учредительного Собрания. В феврале 1921 снова влился в армию Махно, рейдировавшую через Воронежчину к Гуляйполю. Одна из архивных сводок с Луганщины сообщает: «В ночь на 23 февраля в дер. Бугаевка расположилась банда Пархоменко...и было принято с нею бой». В марте-апреле 1921 года он вел самостоятельную партизанскую борьбу против красных в Богучарском уезде. В начале мая 1921 года штаб Махно поручил Пархоменко войти в союз с повстанцами Антонова и возобновить боевые действия в Воронежской губернии, но к июлю отряд был разбит красными. Тогда же, пережив брата Александра на полгода, был убит красными младший Пархоменко. «Благодаря» советским историкам, мы с вами незнаем и возможно никогда не узнаем о подвигах, совершенных такими героями гражданской войны, как дважды орденоносец комбриг Маслаков или младший Пархоменко – подвигах совершённых ими даже в рядах Красной Армии, не говоря уже о Повстанческой Армии батьки Махно. Советская история не сохранила даже имени младшего Пархоменко, но благодаря именно таким командирам, имя Махно наводило страх на разного цвета врагов этого подлинно народного вождя. А то, что Махно враги действительно боялись могут свидетельствовать хотя бы эти записи из дневника одного белого офицера, приведённые в книге Н.В. Герасименко:
«Но тогда, под Токмаком, - пишет офицер, - нас обложили по всем правилам. Грамотно обложили и стали выкуривать. Первый день еще можно было держаться: патронов хватало, да и у красных не было артиллерии. Но даже и без артиллерии прижали они нас крепко, головы поднять не давали, а к вечеру на горизонте, словно призраки из нашего недавнего прошлого, появились пулеметные тачанки. Тут началось нечто вроде легкой паники, кто-то первым брякнул «Упырь», и всем стало не по себе…
...Мы шли до Мелитополя шесть дней, шли на удивление спокойно, хотя во встречных селах пейзане злорадно обещали нам встречу с Упырем. Мы даже не отругивались, поскольку было действительно страшно: налети Упырь со своими тачанками, да еще в чистом поле, - мы бы и десяти минут не продержались.
Махно - это вам не красная чухна. Это людоед Божьей милостью и таврическую степь знает, как собственный карман. С ним только Яков Александрович умел справляться, да и то, имея за спиной, корпус полного состава».
Яков Александрович – белый генерал Слащов, действительно несколько раз наносил весьма ощутимые поражения махновцам. Но даже после громких побед над красными в Крыму, которые покрыли его такой славой, что даже когда «вешатель» Слащов в 1925 году, разругавшись с белой эмиграцией, вернулся в Россию, его не посмели расстрелять, и спившийся генерал, пристрастившийся ещё во время гражданской войны и к кокаину, преподавал в школе комсостава «Выстрел». Слащов, который в 27-м году Будённому в глаза заявил, что тот, как военачальник, бездарность - во время боёв с махновцами говорил: «Моя мечта – стать вторым Махно…». Да что там Слащов – сам Ленин о махновщине говорил: «Эта мелкобуржуазная контрреволюция, несомненно, более опасна, чем Деникин, Юденич и Колчак вместе взятые, потому что мы имеем дело со страной, где пролетариат составляет меньшинство…». «Фактически все крестьяне были махновцами и принимали участие в боях» - напишет в своей книге «Походы и кони» ещё один бывший белогвардеец, которому довелось воевать с Махно, С.И. Мамонтов.
Махно, вот кто, на самом деле в те годы представлял подлинную, народную Украину, а не политические кастраты - продажные националы. А потому и не удивительно, что гетман оказался правителем без народа: - «Ну где эти украинцы? Ну дайте их мне! – возмущался Скоропадский - Где они есть?» И после всего этого в 1919 году он в своих воспоминаниях ещё пишет: «Багато людей критикують мій крок і злим оком дивляться на возстановленя Гетьманства. Зовсім зрозуміло, чому так відносяться до цього факту вороги української державности. Оправдувати возстановленя і зміцненя державної української традиції не можуть ці, що хочуть, аби не було української держави. Відповідати їм на роблені мені закиди — безцільно. Але тим, що звуть себе Українцями, мені хочеться поки що сказати лиш одно: памятайте, що коли-б не було мого виступу, Німці, кілька тижнів пізніще, завели-б на Україні звичайне ґенерал-губернаторство. Воно було-б оперте на загальних основах окупації і нічого спільного з українством воно, розуміється, не мало-б. Тим самим не було-б Української Держави, яка реально появилась на світовій арені хоч в цьому короткому періоді Гетьманства».
У гетмна, очевидно была ещё и мания величия. Своё халуйское прислуживание германским оккупантам, он называет созданием «Української Держави яка реально появилася». Она бы без его ложного украинства, без введения своим гетманством многих людей в заблуждение, появилась бы ещё раньше, благодаря подъёму русского народа на борьбу с грабительскими порядками окуантов. Да и не о державе, а тем боле не о тех «що звуть себе Українцями», думал Скоропадский, когда немцы захватывали Украину. Тогда Скоропадскому казалось, что теперь Украина будет под Германией всегда: «Хто-би сказав, - пишет он, - що ця блискуча німецька армія, під кермом прекрасних вождів, що з такою методичностю і швидкостю розгорталась по Україні, через 8 місяців повернеться в отару якихсь балакунів…». Никак не ожидал Скоропадский, что немцы проиграют, потому не «Державу» и не державную власть устанавливал на Украине гетман, а как точно выразился Царинный: «Правильнее называть эту власть «гетманшафт», потому что она опиралась исключительно на реальную силу германского гарнизона. Символом этого может служить такая мелочь: под той комнатой во втором этаже сгоревшего ныне киевского генерал-губернаторского дома, где помещался приемный кабинет гетмана, находилась в первом этаже комната германского караула, ежедневно наряжаемого для охраны особы гетмана; выходило так, что гетман буквально сидел на германских штыках». О том, как Скоропадского от украинцев, которых он ни где не мог найти в своей «Українськой Державі» охраняли немцы, вспоминал и Министр Исповеданий В. Зеньковский: «Когда я подъехал к дворцу,- пишет министр «против своей воли», - меня поразила вооруженная его охрана (из немцев) с пулеметами наружу и в вестибюле».
Всё, буквально всё было бутафорское, и «держава», и «запорожцы», и «гетман» с его неверием в силу своего народа и его преклонением перед немецким штыком. Бутафорским было и украинство гетмана, даже неумевшего говорить по-украински, а потому «…речи его, - как писал Потетика, - переводились на украинский язык, но когда ему приходилось читать их «по бумажке», «щирых украинцев» так коробило его «украинское» произношение, что они тряслись от негодования, как трясется черт перед крестом. «Як нагаем бье» («точно нагайкой бьет»), - негодуя говорил известный украинский поэт Мыкола Вороний, который перевел в 1919 г. «Интернационал» на украинский язык».
Кстати, несмотря на то, что при советской власти никакого запрета на мову не существовало, скорее наоборот, было её навязывание, - многие наши «державні діячі», в основном и сегодня, отказываясь от родного им русского, а за годы советской власти эти «патриоты» так и не научившись украинскому языку, предпочитают язык Скоропадского («як нагаем»). Вспомните хотя бы поздравления с экрана телевизора президента Л. Кучмы «з новым рыком» (с новым годом). В этом отношении наши «державні діячи» ни чем не отличаются от критикуемых ими большевиков с их песней-лозунгом «весь мир насилья мы разрушим до снования, а затем…». Эти варвары, разрушающие, ломающие и затаптывающие в грязь язык своих предков, своей матери - кроме «рыка» ничего лучшего и не придумают. Но если большевиков понять ещё как - то можно - они ломали старое в надежде построить что-то своё, новое. Тех же, кто уничтожает своё, чтобы воздвигнуть чужое, (ещё не факт, что это чужое лучше) понять сложно.
Уже от Скоропадского немцы требовали полной украинизации народа Украины. Особенно они стали настаивать в этом вопросе после покушения в Киеве на германского главнокомандующего генерала Эйхгорна, (30 июля 1918 г.) и всё более возрастающего революционного движения в самой Гериании.
«Когда немцы стали нажимать на Скоропадского, настаивая на создании левого кабинета с преобладанием националистических элементов, для меня стало совершенно ясно, что немцы, не чувствуя за собой силы удержать далее Украину в сфере своего исключительного влияния, возвращаются к общей своей политике разложения России» - писал украинский общественный деятель Могилянский в своих воспоминаниях. Но не смотря на все старания из Малороссии сделать вторую Галичину: «в той исторической стадии, в какой жило тогда население Украины, оно было более чем равнодушно ко всяким попыткам и затеям украинизации… Если еще нужно беспристрастное свидетельство полного провала идеи «украинизации» и «сепаратизма», - пишет далее Могилянский, - то следует обратиться к вполне надежному и беспристрастному свидетельству немцев, которые были заинтересованы углублением «украинизации» для успеха расчленения России. Через два месяца пребывания в Киеве немцы и австрийцы, занимавшие Одессу, посылали обстоятельный доклад в Берлин и Вену в совершенно тождественной редакции… доклад красноречиво доказывал, что существующее правительство не в состоянии водворить в стране необходимый порядок, что из украинизации практически ничего не выходит, ибо население стремится к русской школе, и всякий украинец, поступающий на службу, хотя бы сторожем на железную дорогу, стремится и говорить, и читать по-русски, а не по-украински».
Когда до Скоропадского начало доходить, что немцы в Украине явление временное и ненадёжное, он ясно и отчётливо стал осознавать, что в его «реальній Українсській Державі» ему опереться ненакого, что «…шлях (который он выбрал и который) вів до України… до ідеї української державности» привёл его к пропасти. Тогда только гетман вспомнил, что он всё же русский офицер и стал всячески пытаться наладить отношения с Деникиным, который в своих воспоминаниях по этому поводу пишет:
«До конца сентября гетман не делал никаких шагов для сближения. Только с изменением положения центральных держав 9 и 11 октября н. ст. гетман при посредстве своего адъютанта гр. Олсуфьева устроил встречу с представителем Киевского добровольческого центра, полк. Неймирком, причем уверял последнего в своей русской ориентации, в необходимости личины самостийности, как «единственной оппозиции большевизму» и в расположении своем к добровольческой армии. Неймирок не получил никаких указаний от моего штаба и вел беседу от себя лично. В начале октября в Екатеринодар приехал Шидловский и от имени гетмана предложил помощь оружием и снаряжением…».
«Такой же двойственностью отличалась политика украинского правительства, -пишет далее Деникин, - (…) Вдохновитель и правая рука гетмана, Игорь Кистяковский, в конце 1917 года был приверженцем Корнилова и добровольческой армии, весною 1918 года — самостийником и германофилом, в октябре, когда немцы потребовали его удаления с поста,— федералистом и германофобом; а в ноябре... централистом и антантофилом...». Хотя, как известно, были в правительстве гетмана и такие как Дорошенко, который единственным врагом всего украинского счиал Россию и о котором протопресвитер Зеньковский вспоминал: - «Но я помню хорошо, что Д. И. (Дорошенко) представлялся мне тогда человеком не очень умным — во всяком случае, в вопросах политики (которыми он должен был заниматься...), но «себе на уме», сдержанным и скрытным… Единственным пунктом, в котором Дорошенко ясно разбирался, был увы — вопрос о русско-украинских отношениях. Его отношение здесь было ясно совершенно, вопрос ставился им совершенно трезво и ясно, — и тем более, для меня например, все это было трагично. Для Дорошенко Россия (или Московия) была просто чужим государством, с которым недобрая судьба приказала пребывать в соседстве; вся русско-украинская проблема заключалась для Дорошенко (по крайней мере тогда) в том как отгородиться от России». Но опять же, как не чужда была Дорошенко и ему подобным Россия, но едва вылупившиеся из скорлуы, птенцы из под германской квочки, уже проявляли свой агрессивный характер и захлёбываясь слюной с вожделением посматривали на чужую, «отгороженную» территорию.
«Кстати, вспоминаю одну пошлую и отвратительную фразу, - пишет Зеньковский, - сказанную Ф. А. Лизогубом при обсуждении лукавого вопроса о русско-украинской границе. Беседа возникла в связи с докладом С. П. Шелухина, невообразимого дилетанта, размашистого политикана, ужасно храброго в своих претензиях (а он был представителем Украины в «мировой комиссии», где ему приходилось бороться с таким опытным и умным, хотя и циничным человеком, как Раковский [в то время представитель Советской России в Киеве Н.Г.]). Для Шелухина с его мегаломанией пределы Украины расширялись беспредельно, захватывали даже Орловскую губернию на северо-востоке, а уже об юго-востоке нечего и говорить. Д. И. Дорошенко тоже строил очень его увлекавший план «федерации» с Донской областью (Крым, конечно, весь инкорпорировался...). Было противно и стыдно слушать все это — когда фактически «Украиной» называлась территория немецкой оккупации. И вдруг — по поводу этнографических разногласий между русской и украинской комиссией, когда мы рассматривали карту, принесенную Шелухиным, когда из его доклада было ясно, действительно, что большевики оперируют с преувеличенными данными, Лизогуб вдруг вскричал: «нет, это невозможно, недопустимо! Мы все пойдем бороться с большевиками за наши границы...» Это было так фальшиво, так пусто — и так было стыдно слушать это... Мне вообще часто бывало стыдно в Совете Министров — как и что меня выручало в этих случаях, скажу дальше. Но и политические планы, и не знающая сомнений и колебаний мегаломания Дм. Ив. (Дорошенко) меня всегда раздражала…». Но только есть такая русская пословица: - «Не по Сеньке шапка», и захватнические планы Украиной российских территорий могли строить только люди, находящиеся в большой недружбе с собственной головой. Нет армии, нет единства в правительстве, добрая половина которого возле украинцев и рядом не стояли, при этом всех этих министров вмести с их гетманом, как мальчиков, мог построить любой немецкий полковник и даже офицер ниже рангом… - Летать не умеют, но орлы.
«Много видных гетманских сановников и представителей генералитета,- писал о создавшемся в Киеве положении генерал Дениенин, - присылали «с оказией» в добровольческую армию уверения в своей верности русской идее. А более экспансивные, не раз, быть может, авантюристы, неоднократно «испрашивали разрешение» устроить в Киеве «дворцовый переворот». Приезжал в штаб армии делегат даже от гетманского конвоя...».
Уже после убийства Эйхгорна в Киеве воцарилась паника, начались массовые аресты. Сам Киев, как и при правлении Центральной Рады, был отрезан от всей Украины и только доносившиеся всё лето глухие отзвуки далёкой артиллерийской конононады да всевозможые слухи говорили о том, что за городом очень даже не спокойно. В октябре, сменивший, распоряжавшегося на Украине, после смерти Эйхгорна, генерала Людендорфа генерал Тренер заявил: «Положение момента выдвигает сейчас перед Украиной задачи укрепления здоровых национальных устоев и привлечения народных кругов к участию в строительстве страны, как и в ее управлении. И здесь, как и в Германии, в состав правительства будут привлечены представители левых и демократических течений...».
Ещё летом, по требованию немцев, был освобождён из тюрьмы, арестованный в июле гетманом Петлюра, который вскоре и возглавит вооружённый антигетманский переворот. А гетман был вынужден привлекать в состав правительства абсолютно чуждых его идеологии украинских социалистов, и усиливает пресс украинизации. «Новый состав совета министров,— говорит премьер Лизогуб представителям печати 17 октября,— в области внешней и внутренней политики будет стремиться к более резкому выявлению национального лица украинской державы, отстаивая всеми силами самостоятельность и суверенность Украины». Но не смотря на такое заявление, уже в июле 1918 года, почти все украинские партии выступали против гетмана, и создали так называемый Украиинский национальный союз (УНС). Именно с этим антигетмановским УНС и пытается первое время наладить отношения гетман. Но, переговоры «гетманшафта» с «Союзом» успеха не имели. А 9 ноября в Берлине вспыхнула революция, и уже 11 ноября Германия подписала соглашение с союзниками о капитуляции.
«У гетмана войск было мало. – Вспоминает Полетика. - В надежде договориться с Радой, (с УНС) он запретил с самого начала в Киеве, куда сбегались со всех концов России офицеры старой царской армии, формирование Русской, то есть Добровольческой армии. Но уход немцев заставил его решиться на эту меру. Однако гетману офицеры уже не верили. Тогда гетман объявил поголовную мобилизацию всех лиц призывных возрастов от 15 до 35 лет, способных ходить и двигаться. Белые билеты отменялись. Коменданты домов отвечали своей головой за явку всех лиц призывного возраста, живших в доме. Приказ угрожал, что за сокрытие мужчин призывного возраста коменданты будут расстреляны. Мобилизация кончилась провалом. Призывники куда-то исчезли».
Попавший случайно в ряды таких призывников, советский писатель К. Паустовский, которого буквально за руку привёл на призывной пункт один из комендантов домов - позже вспоминал:
«Я показал офицеру свои документы и твердо сказал, что я, как гражданин Российской Советской Федерации, (он приехал незадолго до этого в Киев из Москвы Н.Г.) призыву в гетманскую армию не подлежу.
-- Какой сюрприз! -- сказал офицер и, гримасничая, поднял брови.-- Я просто очарован вашими словами. Если бы я знал, что вы соблаговолите явиться, то вызвал бы военный оркестр.
-- Ваши шуточки не имеют отношения к делу.
-- А что имеет? -- зловеще спросил офицер и встал. -- Может быть, вот это? Он сложил кукиш и поднес его к моему лицу. -- Дулю! -- сказал он.-- Дулю с маком стоит ваше советско-еврейское подданство. Мне начхать на него с высокого дерева.
-- Вы не смеете так говорить -- сказал я, стараясь быть спокойным.
-- Каждый тычет мне в глаза это «не смеете», -- грустно заметил офицер и сел.-- Хватит! Из уважения к вашему лиловому подданству я назначаю вас в сердюцкий полк. В гвардию самого пана гетмана. Благодарите бога. Документы останутся у меня. Следующий! (…)
Нас, мобилизованных, повели под конвоем в казармы на Демиевке… (…) Большинство мобилизованных состояло из «моторных хлопцев». Так называли в городе хулиганов и воров с отчаянных окраин -- Соломенки и Шулявки. То были отпетые и оголтелые парни. Они охотно шли в гетманскую армию. Было ясно, что она дотягивает последние дни, -- и «моторные хлопцы» лучше всех знали, что в предстоящей заварухе можно будет не возвращать оружия, свободно пограбить и погреть руки. Поэтому «моторные хлопцы» старались пока что не вызывать подозрений у начальства и, насколько могли, изображали старательных гетманских солдат. Полк назывался «Сердюцкий его светлости ясновельможного пана гетмана Павла Скоропадского полк». После первого же боя с петлюровцами этот полк (многие с оружием) разошёлся по домам.
В начале ноября киевские военные начальники заявили гетману, что войска их выходят из его подчинения, являясь поборниками общерусских интересов. В связи с сложившейся обстановкой чтобы хоть как-то обеспечить себя поддержкой военных Скоропадский вынужден был объявить себя приверженцем русской монархии и сторонником федерации и поспешил передать командование остатками своих войск очень популярному и уважаемому офицерами ещё с начала войны генералу от кавалерии Келлеру. Бывший сослуживец Келлера, будущий генерал и командующий кубанским белым казачеством, Андрей Шкуро так писал о своём командире: «Воин с головы до пят, богатырь двухметрового роста Федор Артурович Келлер в трудные моменты лично водил полки в атаку и был дважды ранен. Когда он появлялся перед полками в своей волчьей папахе, чувствовалось, как трепетали сердца обожавших его людей, готовых по первому его слову, по одному мановению руки броситься куда угодно и совершить чудеса храбрости и самопожертвования». Был он к тому же человеком очень порядочным, а поэтому честь для этого генерала была отнюдь не пустым словом: - «Мне казалось всегда отвратительным и достойным презрения, когда люди для личного блага, наживы или личной безопасности готовы менять свои убеждения…» - говорил он. Поэтому до самого конца он оставался убеждённым монархистом. Когда был получен текст присяги Временному правительству, Келлер отказался приводить к присяге корпус: - «Я христианин, и думаю, грешно менять присягу!».
Вот такому человеку решил доверить своё дело Скоропадский, и 5 ноября он издаёт приказ: «Ввиду чрезвычайных обстоятельств, общее командование всеми вооруженными силами, действующими на территории Украины, я вручаю генералу от кавалерии графу Келлеру на правах главнокомандующего армиями фронта, с предоставлением ему, сверх того, прав, определенных ст. 28 Положения о полевом управлении войск в военное время. Всю территорию Украины объявляю театром военных действий, а потому все гражданские власти Украины подчиняются ген. графу Келлеру».
«Лично очень храбрый, - пишет о Келлере в своей «Неизвращённой истории» А. Дикий, - политически — монархист и «единонеделимец», Келлер прежде всего произвел мобилизацию находившихся в Киеве офицеров. Несмотря на объявленный «расстрел в случае неявки в течение 24-х часов», из 15 - 20.000 офицеров, зарегистрированных в Киеве, явилось всего около 6.000, которые и были распределены в две «дружины», во главе формирования которых были генерал Кирпичев и полк. кн. Святополк-Мирский. Кроме того в подчинении Келлера была гетманская гвардия, «сердюцкая» дивизия около 5.000 бойцов, а также кадры разных, начавших только формироваться, частей, как гетманских, так и предназначавшихся для отправки в Доброармию (наприм. Ольвиопольского и Кинбурнского кавал. полков). Всего у Келлера было около 12 - 15.000 войска».
Но перед тем как вступить в должность главнокомандующего войсками гетмана Келлер принял приглашение генерала Деникина самостоятельно сформировать Северную группу Добровольческих войск в районе Пскова и Витебска. Уже по пути в Псков, он и получил предложение гетмана Скоропадского командовать его войсками на Украине. Учитывая, что район Пскова был оккупирован немецко-австрийскими войсками, а также неустойчивость общей обстановки, граф Келлер принял решение остановиться в Киеве и рассмотреть предложение Скоропадского – нельзя ли и его использовать для выполнения поставленной ему задачи. Видимо решив, что это ему удастся, он принял предложение гетмана. В своем обращении к военным соратникам Федор Келлер говорил: «Настала пора, когда я вновь зову вас за собою. Вспомните и прочтите молитву перед боем – ту молитву, которую мы читали перед славными нашими победами, осените себя крестным знамением и с Божией помощью вперед за Веру, за Царя и за неделимую нашу родину Россию». Но уже 12 ноября к генералу Келлеру явились министры Афанасьев и Рейнбот и заявили ему, что он неправильно понимает существо своей власти; что граф Келлер в своих воззваниях говорит только об единой России, игнорируя вовсе Украинскую державу, тогда как правительство «стремится к созданию украинского федеративного государства и от этой своей программы для воссоздания целой и неделимой России отказаться не может». На что граф Келлер предъявил ультимативное требование полноты власти, и в тот же день получил гетманский приказ о своей отставке, и о назначении его заместителем нового главнокомандуещего генерала князя Долгорукова. В своем прощальном приказе Келлер объяснял свой уход двумя причинами:
«1) Могу приложить свои силы и положить свою голову только для создания великой, нераздельной, единой России, а не за отделение от России федеративного государства.
2) Считаю, что без единой власти в настоящее время, когда восстание разгорается во всех губерниях, установить спокойствие в стране невозможно».
Заменивший Келлера главнокомандующий был тоже монархистом, но как вспоминает Деникин: - «Новый главнокомандующий, князь Долгоруков с первых же шагов проявил враждебное отношение к добровольческому центру, стремясь устранить всякое вмешательство его в дело формирования вооруженной силы. Его усилия были направлены не по надлежащему адресу. Военный Киев действительно представлял из себя крайне неприглядное зрелище: всевозможные штабы и бюро комплектований Южной, Северной, Астраханской армий, особого корпуса, тайных и явных организаций политических партий пухли, разрастались, конкурировали и враждовали друг с другом, способствуя распылению сил и легальному дезертирству».
С 13 на 14 ноября заговорщики собрались в Белой Церкви, где Украинский национальный союз избрал Чрезвычайное правительство Директории (во главе с Винниченко, Макаренко, Андриевским, Швецом и Петлюрой) и призвал население Украины к восстанию против гетмана.
Ещё когда немцы чувствовали себя в Украине полноправными хозяевами, они позволили находиться в Киеве в качестве постоянного посольства представителям от большеитской России во главе с Мануильским и Раковским. Те успешно наладили в городе большевитское подполье, и вскоре нашли общий язык с изгнанными при помощи немцев социалистами и УЦР. Они были в курсе того что украинские социалисты готовят антигетманский переворот. И как вспоминает А. В. Винниченко Раковский и Манульский согласились поддержать готовящееся восстание, предлагали деньги и обязались признать такой строй, какой будет установлен после победы повстанцев. Со стороны же украинских социалистов было дано обязательство легализации коммунистической партии на Украине.
Сразу же после распространения известия о революции в Германии, в Киеве усилилась антигетманская агитация обвинявшая гетмана в «расчленительстве России» и в «службе немцам». Такого рода пропаганда находила отклик, не только у «левых», но и у «правых». По городу расклеивались листовки с призывами к свержению гетмана. Появилось воззвание Петлюры, который ещё по выходе из гетмановской тюрьмы, приехал в Белую Церковь, где находились «сечевые стрельцы» — галичане. Разоруженные и распущенные в первые дни Гетманства, они ходатайствовали о разрешении вновь сформироваться, на что Гетман, не учтя последствий, и дал свое согласие, назначив местом формирования Белую Церковь. Туда и отправился, «оттрубивший» свой срок в гетманском кичмане Петлюра, где он провозглашает себя командующим всеми вооружёнными силами повстанцев и пишет воззвание следующего содержания:
«По приказу Директории Украинской Республики, я, как Верховный Главнокомандующий, призываю всех украинских солдат и казаков бороться за государственную самостийность Украины против изменника, бывшего царского наймита, генерала Скоропадского, самочинно присвоившего себе права Гетмана Украины. По постановлению Директории, Скоропадский объявлен вне закона за преступления против самостийности Украинской Республики, за уничтожение ее вольностей, за переполнение тюрем лучшими сынами украинского народа, за расстрел крестьян, за разрушение сел и за насилия над рабочими и крестьянами. Всем гражданам, живущим на Украине, запрещается, под угрозой военного суда, помогать кровопийце — генералу Скоропадскому в бегстве, давать ему продукты и защиту. Обязанность каждого гражданина, живущего на Украине, арестовать генерала Скоропадского и передать его в руки республиканских властей.
Гетманские распоряжения и приказы по войскам отменяются; войсковые части гетмана Скоропадского, дабы устранить ненужное кровопролитие и разруху, должны перейти в ряды войск Республики вслед за теми, которые уже перешли.
Войска Республики имеют целью вдребезги разбить строй установленный гетманским правительством, уничтожить нагайку, на которую он опирался до последнего момента. В этот великий час, когда на всем свете падают царские троны, освобождаются народы, когда на всем свете крестьяне и рабочие стали господами, — в эту минуту мы, братья казаки, разве позволим себе пойти за помещиками, за гетманским правительством против своих отцов? В этот великий час, вы, братья казаки, разве осмелитесь служить продажным людям, которые сами продавались и хотят Украину продавать бывшим царским министрам России и господствующему классу — безработному русскому офицерству и мародерам, которые собрались в контрреволюционное логово на Дону».
Ещё не успели уйти с Украины, подписавшие капитуляцию немцы, а восстание против гетмана уже набирало обороты. Первое время силы восставших были невелики. Деникин насчитывал не более 5 тысяч. Но недовольство гетманской властью было так велико, что уже в течении первых двух недель восстания вся Украина, за исключением Киева, была в руках тех которые откликнулись на призыв Директории и захватили власть на местах. К моменту захвата Киева на Украине насчитывалось что-то около 200 – 300 тысяч повстанцев. Правда не все повстанцы были идейными сторонниками Директориии и основная масса, примкнувших к восстанию, как вскоре выяснится, была настроена больше пробольшевистски, чем пропетлюровски, но об этом речь впереди.
«На колёсах Директория – под колесами её территория!»
«21 ноября, - вспоминает Полетика, - войска Директории обложили Киев. В перелесках под Киевом стали постукивать пулеметы. Черношлычная конница на горячих конях появилась на проселочных дорогах и шоссе, ведущих к Киеву. Лихие гайдамаки обстреливали обозы и эшелоны уезжавших немцев, обстреливали и грабили железнодорожные поезда, уходившие из Киева».
Разрозненные, разбросанные по всей Украине, гетманские силы были застигнуты врасплох и совершенно безсильны что-либо противопоставить народному гневу. Немецкое командование объявило о своём нейтралитетете. В сложившейся обстановке вояки гетмана частично просто разбегались, другие, понимая безнадежность сопротивления, признавали власть Директории, как это сделал Запорожский Корпус полковника Болбачана в Харькове. Этот корпус, в основном, был настроен прорусски, хотя и антибольшестски, и впоследствии Петлюра за это расстрелял его командира. После того, как повстанцы, под Мотовиловкой, разбили один из «сердюцких» полков и офицерскую дружину, а сердюки перешли к повстанцам, — вся защита Киева состояла из наскоро сколоченных, офицерских дружин. Почти две недели задерживали они на подступах к Киеву повстанцев, тщетно ожидая помощи войск Антанты, которую обещало гетманское правительство, давая сообщения, что эти войска уже в пути и приближаются к Киеву. Но только страны Антанты были ещё попрежнему сторонниками идеи единой России и враждебные сепаратистам, которые меньше года тому назад, заключили сепаратный мир и союз с немцами. Бурю негодования вызвал тогда во всей Франции этот предательский сепаратный мир и союз с немцами - газеты писали о нем, как об «измене». Густав Жерве, известный синдикалист, писал в «Vicoire» о «подлости Украины, которая вонзила нож в спину героической румынской армии»; «Le Pays» писала о «мире подлецов и спекулянтов»; «Paris-Midi» – о «мире алчности и цинизма»; «Le Temps» писала, что «украинцы, которые подписали мир, представляют собою лишь тень какого-то правительства и что сам договор с ними есть ничто иное, как обычный клочок бумаги». (Цитируется по Д. Дорошенко из А. Дикого).
О том, как бесславно окончилась гетманская эпопея в Киеве, украинский историк и министр гетмана Дорошенко пишет: «В ночь с 13 на 14 декабря выступили местные боевые отделы, главным образом большевиков и еврейских социалистических партий, и начали захватывать различные учреждения, разоружая небольшие гетманские части. Был обезоружен и отряд личной охраны Гетмана. Около полудня повстанцы захватили Арсенал на Печерске, Военное Министерство и еще некоторые учреждения. В то же время в город начали прорываться повстанческие отряды извне».
В полдень 14 декабря Гетман вынужден был написать своё отречение: - «Я, Гетман всей Украины, на протяжении семи с половиной месяцев прилагал все усилия, чтобы вывести край из того тяжелого положения, в котором он находится. Бог не дал мне сил справиться с этим заданием, и нынче я, принимая во внимание условия, которые сложились, и руководясь исключительно добром Украины, отказываюсь от власти. — Павло Скоропадский». Этой же ночью, 14 декабря германское командование, нарядив гетмана в форму германского офицера, которую он, русский генерал, честно заслужил и, забинтовав наглухо ему голову, толи для того чтобы его не могли узнать, а толи намекая на то, что голова эта была не совсем здорова, вывезло его в немецком поезде из Киева. А днём войска Директории вступали в Киев.
«В пасмурный декабрьский день, - пишет А. Дикий, - молча наблюдали киевляне, как по Васильковской улице и Бибиковскому бульвару шли к центру города победители. Сначала – «сечевые стрельцы» – галичане, потом – разнообразно одетые колонны «Петлюровской Армии», как уже тогда киевляне окрестили вооруженные силы Директории. Ни радости, ни одушевления заметно не было. Единичные и редкие крики приветствия тонули в гробовом молчании жителей столицы, не знавших, что несет им ближайшее будущее». А будущее ничего хорошего не сулило, хотя бы потому, что само начало возвращения украинских демократов мало чем отличалось от печально известного захвата Киева «москалём» Муравьёвым.
«Отряд офицеров, захваченный ими врасплох в Попелюхе, - вспоминает Паустовский, - (деревня близ Киева), был вырезан начисто… Артиллерия Петлюры начала обстрел Киева. …конница Болботуна расстреливала отряды юнкеров. Другие отряды Петлюры, двигаясь со стороны Политехнического института, подошли к Педагогическому музею и к зданию нашей Императорской Александровской гимназии. Здесь было расстреляно много юнкеров и офицеров. Утром 15 декабря Киев был уже весь в руках войск Петлюры и его атаманов. Точные цифры убитых остались неизвестными». (Многих убитых сбрасывали в Днепр.) Наблюдения Паустовского восполняет Полетика: - «На улицах Киева каждое утро находили десятки трупов убитых офицеров. Ни одна ночь не проходила без убийств. В местечках и городах вокруг Киева шли погромы. Произвол и расстрелы сделали жизнь тяжелой и напряженной. Над Киевом нависли потемки. Киев притаился и замолчал. Улицы и тротуары обезлюдели. Вечером киевляне боялись высунуть нос на улицу. Для хождения по улицам после 9 часов вечера нужен был пропуск. Ночная тишина вплоть до рассвета оглашалась то далекими, то близкими выстрелами: гайдамаки и сичевики обыскивали, вернее, грабили квартиры и случайных прохожих».
Всё же странно мы как-то относимся к нашей истории. Погибли полтора десятка юнкеров под Крутами, и при каждом упоминании о них у свидомых, во главе с нашими бывшими и нынешним президентами, министрами и «правильными» историками, по щекам слёзы с соплями вперемешку. Тут же, каждое утро на улицах Киева находят «десятки трупов», «расстреляно много юнкеров и офицеров», петлюровцы навалили трупов столько, что «точные цифры убитых остались неизвестными» и ничего – тут всё правильно. Как будто это не тех же украинских студентов-юнкеров отстреливали как собак на помойке. Боле того, на Ремнёва и Муравьёва навесили клеймо палачей и убийц «дітлаків», а Петлюре и Винниченко ставят памятники, их именами называют улицы – где логика? А логики вы не найдёте. Просто Муравьёв сын российского крестьянина - «москаль», а Петлюра «Головний отаман військ УНР, народився у передмісті Полтави. Походив із давніх козацьких і священицьких родин» (???). И хотя, если разобраться, - на самом деле «…генеалогія тої родини нам невідома, не знаємо нічого про предків Симона Петлюри з боку батька ні з боку матері», но ведь всё войско у Петлюры были казаки, а он Головной Атаман, а стало быть - казак. А казаки то какие! Таких и сегодня в нашей «неньке» Украине не найдешь, и не только в спортивных клубах подобных галицким «Січам», а даже в театре. Вот как описывает этих казаков и въезд Директории в Киев Паустовский; представьте себе перед своим мысленным взором, такую вот картину маслом: - «Впереди на белом коне, подаренном ему жмеренскими железнодорожниками, (белый паровоз подарить – слабо?Н.Г.) ехал головной атаман Симон Петлюра, а за ним гораздо более скромно следовал председатель Директории Винниченко, «расхлябанный неврастеник», за Винниченко – «какие-то замшелые и никому неведомые министры». Гайдамаки, с длинными черными чубами («оселедцями») на бритых головах, гарцевали на конях, составляя почетную свиту и стражу Директории.
Я глядел на эту процессию, и мне казалось, что на киевских улицах и площадях идет постановка какой-то старинной украинской пьесы XVIII или начала XIX века - не то «Запорожец за Дунаем» Гулак-Артемовского, не то какой-то оперетки «с пением и выстрелами», которые я видел в свои гимназические годы в Украинском театре на сцене Киевского народного дома. Так начала разыгрываться красочная оперетка «Директория и ее атаманы»…
Директория приложила все усилия, чтобы загримировать Киев под старосветскую Украину, под какой-то увеличенный Миргород или Кобеляки. Старинная этнография Украины была воскрешена в полном блеске. Но от всего этого несло за версту самым настоящим провинциализмом. (…) Киев запестрел шароварами, «что твое Черное море», вышитыми украинскими сорочками, чоботами (сапогами) самых разных цветов и оттенков (черный, желтый, синий и красный преобладали) и смушковыми шапками. Все заговорили по-украински, кто как мог, ибо за русскую речь можно было схватить по уху от какого-нибудь «вельми» пылкого гайдамака или сичевика. Евреи избегали выходить на улицу». Оно и понятно, что же это будет за казак, а тем более гайдамак, если он жидовской морде не заедет в морду? И хорошо еще, если так просто и легко удасться отделаться, ведь очень многие современники тех пламенных лет и в частности уже известный нам Полетика говорят о вещах более страшных, о вещах свойственных именно гайдаматчине – бессмысленной резне:
«Люди, бежавшие в Киев из Проскурова, Балты, Ананьева, Житомира и других городов Правобережной Украины, рассказывали о неслыханных зверствах петлюровских войск. Эти погромы продолжались весь 1919 и даже 1920 годы. Мы, корректоры типографии Кульженко, были хорошо осведомлены об этих погромах, так как и советские, и добровольческие газеты охотно печатали рассказы беглецов о погромах в провинции. Многое рассказывали и сотрудники газеты, черпавшие обильный материал из сообщений о погромах из потерпевших гродов в комиссию помощи жертвам погромов при Русском Красном Кресте в Киеве.
Сотни и тысячи евреев были убиты (раненых было меньше, чем убитых), тысячи и десятки тысяч евреев были жестоко избиты. К евреям применялись утонченные пытки. Стариков и детей резали на куски. Тысячи, если не десятки тысяч женщин и девушек были изнасилованы, многие и не однажды, в том числе и девушки 12 - 13 лет, и старухи 50 - 70 лет. Многие были заражены венерическими болезнями. Перед убийством жертвы подвергались ужасным пыткам: многие трупы были найдены с отрезанными руками и ногами, у одних была отрезана левая рука и правая нога, у других правая рука и левая нога. У жертв отрезали половые органы, выкалывали или вырывали глаза, отрезали носы. Синагоги и дома, в которых евреи искали убежища, сжигались или забрасывались ручными гранатами. Но стреляли сравнительно мало - выстрел стоил до 50 рублей, и погромщики предпочитали действовать холодным оружием, рубить саблями и закалывать штыками. Находили детские трупы с несколькими штыковыми или сабельными ранами; детей бросали головой о стены или мостовую».
Н. М. Могилянский в своих воспоминаниях «Из пережитого в Киеве в 1918 году» пишет: «Кровью и слезами залили всю Украину Винниченко, Петлюра и прочие украинские патриоты». А теперь скажите, можно ли верить писулькам подобным вот этой: «Загинув С. Петлюра в Парижі на вул. Расіна 25 травня 1926 р. від семи куль більшовицького аґента Шльоми Шварцбарта, який стріляв, нібито, з помсти за жидівські погроми в Україні, хоча С. Петлюра був рішучим противником тих погромів».
Ну, во-первых, семь пуль – это уж слишком: их может выпустить, действительно, только человек воспылавший слепой ненавистью к своей жертве. Я думаю агент, выполняющий всего-навсего свою работу, так бы старательно и усердно бренное тело бывшего Головного Атамана дырявить не стал. Три, а возможно и две пули (вторая как это обычно бывает – контрольный выстрел в голову) для специально обученного агента большевиков вполне хватило бы. Во вторых, утверждая, что «С. Петлюра був рішучим противником тих погромів» надо привести тому хотя бы какое нибудь мало-мальски приличное письменное подтверждение - приказ или на худой конец свидетельство очевидцев его борьбы с погромами. Ведь Петлюра был Головным Атаманом таких атаманов как Семесенко, который 5 марта 1919 года со своим «геройским» отрядом, так званной Запорожской бригадой численностью в 500 человек, устроил в Проскурове самую настоящую резню. Отданный им приказ гласил, что «пока хоть один жид будет у нас на Украине, не будет у нас спокойствия». И петлюровские идейные борцы за незалэжнисть, разделившись на три отряда, в лучших традициях гайдаматчины, стали планомерно, переходя от дома к дому резать евреев. Не один из них не был застрелен, вспоминают очевидцы этой кровавой бани, все или заколоты штыками или порублены саблями. А через несколько дней Семесенко потребовал от насмерть запуганных жителей города 500 000 рублей, после чего отдал приказ, в котором благодарил «украинских граждан» за теплое отношение к «национальному войску», выразившееся в «добровольном пожертвовании» полумиллиона на нужды бригады.
Петлюровцем был и атаман Куровский, который 24 марта 1920 года учинил еврейский погром в Тетиеве. Захватив Тетиев Куровский организовал митинг на котором со всех присутствующих «бойцов» была взята клятва, что они не пощадят ни одного еврея - ни детей, ни стариков - и не будут брать с евреев выкупа за жизнь. И началась бойня. Синагога, где собралось в поисках убежища больше 2000 евреев, была окружена и подожжена. Почти все кто в ней находился сгорели заживо. Немногие, сумевшие выскочить из горящей синагоги, были убиты казаками на улице. Евреев убивали в домах целыми семьями, а затем поджигали дома. Детей убивали, бросая головою о мостовую. Были найдены детские трупы с выколотыми глазами. Из пяти-шеститысячного еврейского населения Тетиева погибло более 3500. Подоспевшие из села Погребище части Красной армии, («кляти москали») успели спасти остальных. От самого же Тетиева остались одни развалины. Петлюра был командиром и для сотен других подобных приведённым выше атаманов, а стало быть, стоило ему отдать жесткий приказ и потребовать его выполнения и погромы прекратились бы. Тем более что, как пишет Полетика «…все эти батьки-атаманы находились в связи со штабом Петлюры, получали оттуда деньги и мандат на формирование своей банды, вели «боевые операции» по указаниям штаба Петлюры и, в частности, атаманов Тютюника, Удовиченко, генерала Омельченко-Павленко».
Ведь если быть честным, хотя бы перед самим собой, то надо признать, что армия «москалей» (большевиков) в Украине состояла из того же самого материала что и казаки Петлюры, то есть из таких же украинских крестьн и рабочих. Но таких бесчинств она себе не позволяла. Хотя красноармейцы были тоже не без греха. Погромы числятся и за ними. Так согласно данным Комитета Русского Красного Креста в Киеве, регулярные войска Петлюры совершили погромы в 120 городах и местечках: банда братьев Соколовских - в 70, банда Зеленого - в 15, банда Струка - в 41, банда Соколова и его помощников - в 38, банда Григорьева - в 40, банды Лященко, Голуба и других - в 16, отряды Красной армии - в 13…
Ещё 6 августа 1918 года Генерал Людендорф телеграфировал в Берлин: «Большевики явно обанкротились, но мы еще не слышим ни о мародерстве Красной гвардии, ни о восстании русской деревни, которая заполнена вооруженными бывшими солдатами». И действительно, погромы и мародёрство в Красной Армии были категорически запрещены и карались беспощадно, но уже в 1919 году многие казаки и солдаты белогвардейцы, и те кто воевал за самостийну неньку Украиу стали переходить к красным, внося в её ряды, свои склонности к грабежам и погромам. Особенно прославилась ими пополнившаяся белоказаками 1-я Конная армия С. Буденного, о которой говорили, что она стала как редиска - снаружи красная, а внутри белая. Вести о бесчинствах красных казаков стали доходить и до Москвы, а вскоре туда стали прибывать еврейские депутации, с мечтой пробиться к «самому» Троцкому, главе вооруженных сил, второму после Ленина, лицу в государстве. А шо вы себе думаете? Ведь каждый честный еврей знал, шо Троцкий, это ни кто иной, как Лёва Бронштейн - потомственный еврей из Украины. Несчастные евреи имели шо ему сказать, и возлагали очень большую надежду на встречу с таким авторитетным у большевиков человеком. Но надо признать, что Лёва своим ответом здорово огорчил, удивил и опечалил своих соотечественников. История сохранила ответ Троцкого, потрясший членов пробившейся к нему делегации: - «Возвращайтесь домой к вашим евреям и передайте им, что я не еврей и мне нет дела до евреев и до того, что с ними происходит». Но надо сказать, что хотя Троцкий и мечтал о государстве, в котором не будет национальностей, он отдал-таки приказ беспощадно карать погромщиков, но не как врагов еврейского народа, а как врагов мировой революции. Вскоре было расстреляно более 400 погромщиков, в армии зачитали грозный приказ, комиссары провели соответствующие беседы, и погромы почти прекратились. Точно так же мог поступить и Симон Петлюра и, наверное, всеми кто сражался под жовто-блакитными, а не красными, черными или трехцветными знаменами, решительное слово Верховного Атамана было бы услышано. Другое дело как бы оно было понято. Ведь слово, осуждающее погромы, всётаки прозвучало, правда, прозвучало только лишь через девять месяцев после их начала. Это знаменитый приказ №131, который практически никак не повлиял на отношение к евреям петлюровских атаманов.
«С самого начала на всем движении Винниченко—Петлюры легла печать анархии, которая не оставляла его до окончательного крушения» - отметит в своей книге «Белая армия» генерал Деникин. Там же генерал, исполняя приказы которого, его офицеры и солдаты будут замараны в этих жутких и бессмысленных избиениях евреев не менее чем петлюровцы, погромы Директории назовёт «особенно свирепыми и кровопролитными». Выходит, что Петлюра, в войсках которого расцветала анархия, совершенно не имел авторитета среди своих атаманов и погромы совершались против его воли? Тогда как и в какой мере, лихие атаманы, были связаны с Петлюрой и зависели от него? С одной стороны действительно, связь эта не была абсолютной и постоянной, часто атаманы действовали на свой страх и риск. С другой стороны, имя Петлюры было у всех на устах и являлось символом украинства, и почти все украинские атаманы и батьки считали его своим Головным Атаманом.
Бывший Генеральный секретарь международеых дел Центральной Рады А. Шульгин в 1927 году писал: «С.В. Петлюрі в 1919 році не вдалося запобігти погромам, але його щире слово в оборону жидівства залишилося. Його слава виросла безкінечно і не істнує для українських мас більшого авторитету, ніж Петлюра. Його відозвами, його словами будемо ми боротися на Україні проти нових погромів, які, на жаль, можуть ще загрожувати жидівству з огляду на спеціальні умови большовицького панування».
Как же всё это понять – с одной стороны Петлюра, словами которого «будемо ми боротися на Україні проти нових погромів», а с другой - Струк, который в Чернобыле собственными руками топил евреев; Соколовский, свирепствовавший в Браилове, Млине и Радомышле, полностью очистивший этот город от евреев; Зеленый, Волынец, Козырь-Зирка, Григорьев, Тютюник, Лесник, Шепель, Лютый, Степовой, Трепет, Слива, Железняк, Дорошенко и другие атаманы-петлюровцы? А понять всё это можно, даже не напрягаясь.
Да, действительно, Петлюра, как справедливо отмечают его «адвокаты», антисемитом не был, но не был он им до своего выдвижения на роль всеукраинского диктатора. Но он им стал, стоило ему возглавить те силы, которые без погромов существовать не могли. Ну как бы существовали, чем бы жили те банды и их атаманы, которые возглавил Петлюра если бы не евреи? Евреи народ, как правило, не бедный, но и не воинственный - отличный источник выколачивания ресурсов для существования атаманов подобных Грициану Таврическому из кинофильма «Свадьба в Малиновке». Орудуя в Украине подлинные «грицианы», в отличие от киношного, опасались серьёзно конфликтовать с многомилионной крестьянской массой, а «золотого запасу» у их Головного Атамана было маловато, а стало быть, его надо было пополнять самим. Вот и стали евреи златым неисчерпаемым кладезем для банд – благо на Украине евреев было немало. Из стенограммы процесса над Ш.Шварцбардом – убийцей Петлюры, которого суд кстати оправдал, известно, что когда к Петлюре в очередной раз прорвалась делегация евреев на станции Мамиенка с мольбой остановить погром, он заявил: «Послушайте, я не вмешиваюсь в то, что моя армия делает, и я не могу помешать им делать то, что они считают необходимым делать!». Так что боролся с погромами Петлюра только «його словами». Как говорил петух: «Моё дело прокукарекать, а там хоть и не расцветай». Да и «прокукарекал» Петлюра лишь тогда, когда представители Антанты на переговорах в Одессе потребовали от, прибежавшей после ряда поражений от Красной Армии на переговоры Директории, удаления из неё, как пробольшевистски настроенного, Винниченко, а вместе с ним и, запятнавшего себя бандитскими погромами, Головного Атамана.
Ясное дело, Петлюра, конечно, мог жёстко приказать своим атаманам прекратить грабёж и мародёрство, но тогда он рисковал остаться без войска. А так - и он в фаворе и войско не голодает. Отсюда и «печать анархии». Конечно, долго так продолжаться не могло, и уже вскоре петлюровская армия стала быстро уменьшаться. Так уже 29 января Петлюру оставит известный атаман Григорьев (настоящее имя — Никифор Серветник) который успев послужить УЦР, Скоропадскому, Директории, станет союзником Махно, а с 18 февраля красным комбригом. Подобным послужным списком мог «похвастать» почти каждый петлюровский атаман. Как отмечал Д.И. Дорошенко: «Петлюра и его ближайшие сотрудники относились с глубоким недоверием ко всем старым офицерам, хотя бы они были чистокровными украинцами. И, встречая это недоверие на каждом шагу, старые опытные офицеры Генерального штаба, генералы, имеющие уже славный боевой стаж, не стремились особенно в ряды молодой украинской армии. Шли по большей части авантюристы, закончившие свою карьеру после многочисленных переходов и измен службой в советской армии».Но всё это в ближайшем будущем, а пока, петлюровцы занимали Киев. Это был звёздный час Петлюры.
«Не было в истории армии, - писал в своей книге «Историческая правда и украинофильская пропаганда» Александр Волконский, - совершавшей столько подвигов, как украинская, и в особенности отличающаяся таким вездесущием: сегодня она берет Одессу, через пять дней — Киев, через три дня — опять Одессу. В дни, когда Деникин был в апогее своих успехов и телеграммы сообщали о занятии им городов по всему фронту, в газетах вдруг появилась телеграмма о взятии тех же городов украинской армией; телеграмма была помечена Таганрогом, где тогда находилась Ставка Вооруженных Сил Юга России. Печатаются иллюстрации о входе трехсоттысячной армии в Киев, но в действительности армия эта никогда более 45000 человек не достигала». И вот во главе этой армии Петлюра на белом коне въехал в Киев.
Уже на следующий день новая власть занялась переделкой Киева и киевлян на свой манер. Прежде всего, приказом нового коменданта – австрийского капитана, галичанина Коновальца, было предписано все вывески на русском языке переменить на украинские. С утра до вечера трудились маляры и столяры, по улицам ходили гайдомаки с лестницами и меняли старые (неправильные) русские вывески не новые (правильные) галицкие. Киев был «украинизирован» под редакцией галичан – «сечевых стрельцов», благодаря чему немало прирожденных украинцев-киевлян часто совершенно не понимали многих вывесок. 17-го декабря 1918 года было опубликовано распоряжение Директории о том, что – «пропаганда федерализма карается по законам военного времени».
«Петлюра привез с собой, так называемый галицийский язык, -- вспоминал Паустовский, - довольно тяжеловесный и полный заимствований из соседних языков. И блестящий, действительно жемчужный, как зубы задорных молодиц, острый, поющий, народный язык Украины отступил перед новым пришельцем в далекие шевченковские хаты и в тихие деревенские левады. Там он и прожил «тишком» все тяжелые годы, но сохранил свою поэтичность и не позволил сломать себе хребет. При Петлюре все казалось нарочитым -- и гайдамаки, и язык, и вся его политика… При встрече с гайдамаками все ошалело оглядывались и спрашивали себя -- гайдамаки это или нарочно. При вымученных звуках нового языка тот же вопрос невольно приходил в голову -- украинский это язык или нарочно. А когда давали сдачу в магазине, вы с недоверием рассматривали серые бумажки, где едва-едва проступали тусклые пятна желтой и голубой краски, и соображали -- деньги это или нарочно. В такие замусоленные бумажки, воображая их деньгами, любят играть дети». В первые же дни появились и воззвания Директории против буржуазии, но только, как запомнилось Полетике, «…почему-то в состав буржуазии зачислялись национальные меньшинства - великороссы, евреи, поляки. Воззвания ставили целью разжигание не столько классовой, сколько национальной вражды». «Русские газеты, - пишет Волконский, - были закрыты; русский шрифт воспрещен; в тех немногих отраслях управления, где служба могла быть удовлетворительно выполняема самими украинцами, как-то: на железных дорогах, на почте и телеграфе — русский язык был упразднен». Из школы он был изгнан. Так обращались с языком, понятным всякому малороссу, с языком, которому обучался каждый малоросс, на котором печатались почти все газеты, заключалась всякая крупная сделка и на котором говорила, вся интеллигенция, безразлично, малороссийского или иного происхождения. А ведь ещё в июне 1917 года Петлюра общался со Скоропадским на нормальном русском языке. Но это было полтора года назад. Теперь же Петлюра научился произносить красивые зажигательные речи, не хуже чем делал это «москаль» Муравьёв, но только в отличие от того, произносил он их, что особо тешило его самолюбие, на иностранном, галицком языке. – Полиглот!
«Симон Петлюра - трагический символ современной Украины, гораздо более национален; это упрямый хохол, несколько тупой, хитрый, недоучка и самоучка, но человек с настойчивостью, характером и огромным честолюбием, отравленный ядом случайно свалившейся в руки власти. Не теоретик и не мыслитель - он один… умеет организовать и действовать. …ибо Петлюра искусно ориентируется в трудных положениях, умеет влиять на людей и организовать их» - так охарактеризовал его Могилянский. Но только как мне кажется Могилянский не совсем прав, на счёт организаторских способностей Петлюры. Давайте посмотрим, в какое время Петлюра стал лидером украинства. А стал он им, когда народ Украины сам начал подниматься против гетмана и австро-германского хозяйничества. Когда же германскому командованию стало ясно, что в Украине им не удержаться, и что вместе с их уходом народ скинет Скоропадского - встал вопрос, а кто же его заменит. Только круглый идиот мог не понять, что заменят его в Украине большевики. Наверняка и австрийцам и немцам была известна и речь Троцкого высказанная им на происходившем в октябре шестом Съезде Советов, где Троцкий охарактеризовал общую ситуацию такими словами: «…немецкий милитаризм будет вынужден покинуть Украину, а на смену ему поспешит милитаризм англо-французский. Нам нужно продвинуться между немецким милитаризмом, который отходит, и англо-французским, который приближается... Нам нужно поддержать рабочих и крестьян Украины. На нашем южном фронте бьется, как в пульсе, судьба нашей власти». А потому Петлюра, заблаговременно и предусмотрительно выпущенный немцами из гетманской тюрьмы, был самой подходящей для них кандидатурой. Гетманская тюряга, из которой он, в глазах несведущей публики, вышел не сломленным борцом против немецкой агрессии, и нелегальная поддержка «нейтральных» немцев вот секрет его оранизаторского таланта. Так на волне всеобщей ненависти к полякам, поднялся, сумевший поймать эту волну, Б. Хмельницкий. Но стоило народу понять, что Хмельницкий и его старшина предают народые интересы и превыше всего ставят личные, как народ стал возмущаться, а порою и открыто выступать против своего недавнего героя. С Петлюрой вышло то же самое. На волне ненависти к захватчикам народ живо откликнулся на призыв Головного Атамана «вдребезги разбить строй установленный гетманским правительством». Разбили, - а что дальше? Объявить народу, что Директория это та же самая Центральная Рада, только вид сбоку, с той лишь разницей, что в УЦР козырным тузом в колоде был Грушевский, а в Директории Петлюра? В таком случае можно сразу садиться на белого коня и…, гей – гей з Киева, аж вітер за вухами. Ведь не смотря на то, что «варта» Скоропадского распространяла слухи о том, что евреи являются виной тому, что в Украине хозяйничают немцы, основная масса народа правду знала. Отчасти эту правду до (в большинстве своём) безграмотных крестьян доносили те же евреи – народ практически на 100 процентов грамотный. Защищая свою жизнь и имущество, они наверняка пытались объяснить безграмотной толпе, что они тут непричём и что немцы в Украине – дело рук Рады. Это, я думаю, тоже в немалой степени послужило поводом для избиения евреев петлюровцами.
Еврею крестьянин, может быть, и не поверил бы, но куда деть большевиков. Ведь они везде и они свои - им верят. Поэтому Директория меняет вывеску. Центральная Рада уже не созывается, ни слова и об Украинском Учредительном Собрании. Но зато уже в конце декабря Директория назначает выборы в «Трудовой Конгресс» и объявляет его «выразителем воли украинского народа». Звучит? – Ещё как звучит, но в пустоту - «волна» уже отхлынула. Народа нету, - нема! Так в Киеве после проведённой большевиками разъяснительной работы на выборы не явилось окло 85% рабочих. А ведь состряпанный Директорией закон о выборах в Трудовой Конгресс, лишил права голоса почти все культурные слои. Так, например, врачи не считались «трудовым элементом», а потому права голоса были лишены; фельдшера же могли голосовать. Только после длительных переговоров с законодателями киевские врачи добились для себя права голоса, да и то не все, а только те, кто «не имел нетрудового дохода», например, от квартирной платы в собственном доме, если он сдавал хотя бы одну квартиру. «Выборы в Трудовой Конгресс, - пишет А. Дикий, - не вызвали никакого интереса у населения и далеко не везде могли быть проведены в следствии анархии. Не мало было случаев, когда в населенных пунктах в несколько тысяч голосовало всего десяток-два «трудового элемента». Тем не менее, Конгресс был «выбран» и день его созыва был назначен на 22-ое января».
Но только отталкивали народ от Директории не только большевистская агитация и еврейские погромы, не только расстрелы неугодных. Причём, расстрелы эти были трусливыми, больше похожие на убийство из-за угла – за них ни кто не нёс ответственность, потому что те жертвы, за которых с петлюровцев могла спросить мировая общественность, как правило, «погибали» при банальной «попытке к бегству». Так погиб генерал Келлер и его адъютант - кавалергард Пантелеев, при «попытке к бегству» был убит «старшина - авиатор Шевченко»… Отталкивала от Директории народные массы, как это не странно покажется, и её личная агитация. Так, чтобы показать демократичность своей власти Директория иногда устраивала всенародные спектакли, в виде отчёта правителства перед народом о содеянном. Один из таких отчётов Директории описал Паустовский, и я думаю, что не лишним будет здесь привести это описание полностью:
«Однажды по Киеву были расклеены огромные афиши. Они извещали население, что в зале кинематографа «Аре» Директория будет отчитываться перед народом. Весь город пытался прорваться на этот отчет, предчувствуя неожиданный аттракцион. Так оно и случилось.
Узкий и длинный зал кинематографа был погружен в таинственный мрак. Огней не зажигали. В темноте весело шумела толпа. Потом за сценой ударили в гулкий гонг, вспыхнули разноцветные огни рампы, и перед зрителями, на фоне театрального задника, в довольно крикливых красках изображавшего, как «чуден Днепр при тихой погоде», предстал пожилой, но стройный человек в черном костюме, с изящной бородкой -- премьер Винниченко. Недовольно и явно стесняясь, все время поправляя глазастый галстук, он проговорил сухую и короткую речь о международном положении Украины. Ему похлопали. После этого на сцену вышла невиданно худая и совершенно запудренная девица в черном платье и, сцепив перед собой в явном отчаянии руки, начала под задумчивые аккорды рояля испуганно декламировать стихи поэтессы Галиной:
Рубають лiс зелений, молодий...
Ей тоже похлопали.
Речи министров перемежались интермедиями. После министра путей сообщения девчата и парубки сплясали гопака. Зрители искренне веселились, но настороженно затихли, когда на сцену тяжело вышел пожилой «министр державных балянсов», иначе говоря министр финансов. У этого министра был взъерошенный и бранчливый вид. Он явно сердился и громко сопел. Его стриженная ежиком круглая голова блестела от пота. Сивые запорожские усы свисали до подбородка. Министр был одет в широченные серые брюки в полоску, такой же широченный чесучовый пиджак с оттянутыми карманами и в шитую рубаху, завязанную у горла тесемкой с красными помпончиками. Никакого доклада он делать не собирался. Он подошел к рампе и начал прислушиваться к гулу в зрительном зале. Для этого министр даже поднес ладонь, сложенную чашечкой, к своему мохнатому уху. Послышался смех. Министр удовлетворенно усмехнулся, кивнул каким-то своим мыслям и спросил:
-- Москали?
Действительно, в зале сидели почти одни русские. Ничего не подозревавшие зрители простодушно ответили, что да, в зале сидят преимущественно москали.
--Т-а-ак! -- зловеще сказал министр и высморкался в широченный клетчатый платок.-- Очень даже понятно. Хотя и не дуже приятно.
Зал затих, предчувствуя недоброе.
-- Якого ж биса,-- вдруг закричал министр по-украински и покраснел, как бурак,-- вы приперлись сюда из вашей поганой Москвы? Як мухи на мед. Чего вы тут не бачили? Бодай бы вас громом разбило! У вас там, в Москве, доперло до того, что не то что покушать немае чего, а и ...... немае чем.
Зал возмущенно загудел. Послышался свист. Какой-то человечек выскочил на сцену и осторожно взял «министра балянсов» за локоть, пытаясь его увести. Но старик распалился и так оттолкнул человечка, что тот едва не упал. Старика уже несло по течению. Он не мог остановиться.
-- Що ж вы мовчите? -- спросил он вкрадчиво.-- Га? Придуриваетесь? Так я за вас отвечу. На Украине вам и хлиб, и сахар, и сало, и гречка, и квитки. А в Москве дулю сосали с лампадным маслом. Ось як!
Уже два человека осторожно тащили министра за полы чесучового пиджака, но он яростно отбивался и кричал:
-- Голопупы! Паразиты! Геть до вашей Москвы! Там маете свое жидивске правительство! Геть!
За кулисами появился Винниченко. Он гневно махнул рукой, и красного от негодования старика наконец уволокли за кулисы. И тотчас, чтобы смягчить неприятное впечатление, на сцену выскочил хор парубков в лихо заломленных смушковых шапках, ударили бандуристы, и парубки, кинувшись вприсядку, запели:
Ой, що там лежит за покойник,
То не князь, то не пан, не полковник -
То старой бабы-мухи полюбовник!
На этом отчет Директории перед народом закончился. С насмешливыми криками: «Геть до Москвы! Там маете свое жидивске правительство!» — публика из кино «Арс» повалила на улицу».
Всё тот же Паустовский метко подметит: - «У каждого народа есть свои особенности, свои достойные черты. Но люди, захлебывающиеся слюной от умиления перед своим народом и лишенные чувства меры, всегда доводят эти национальные черты до смехотворных размеров, до патоки, до отвращения. Поэтому нет злейших врагов у своего народа, чем квасные патриоты». Петлюра какраз и был таким «квасным патриотом». О каком же организаторском таланте этого «тупого хитрого недоучки» можно говорить, если к 23 января 1919 года, к дню открытия злополучного «Трудового Конгресса» от Головного Атамана разбежалась почти вся его армия, и почти вся Украина была под властью украинского советского правительства, а украинские советские части, во главе с Таращанской и Богунской дивизиями, подходили к Киеву. И до этого, даже во время захвата 14 декабря Киева петлюровцами, когда против Скоропадского и его хозяев поднялись фактически все, говорить о том, что власть директории признала вся Украина, может только тот, кому этого очень бы хотелося. Ведь начиная с осени 1918 года востоком, а порою и югом Украины прочно владели повстанческие отряды Махно. Именно в это время Махно, спасая революцию, посылает терпящим нужду и голод рабочим Москвы и Питера несколько эшелонов с хлебом, за что и был награждён Орденом Красного Знамени. Вот о чём свидетельствует великолепно осведомлённый в этом плане генерал Деникин. Он пишет: «На востоке располагалась вотчина батьки Махно - в районе, где начавшийся в XVIII веке прилив великороссов-переселенцев из наиболее беспокойного элемента создал богатейшие поселения, по внешности только малорусские. (…) Если на западе сохранилась все же известная видимость петлюровского влияния, то на востоке его не было никогда».
Подтверждением слов «белого» генерала может служить и статистика еврейских погромов приведённая Полетикой. (Как выше показывлось петлюровцы в отношении погромов были доки ещё те.) Так вот, если на Правобережье, в зоне «петлюровского влияния» было произведено еврейских погромов «…в Киевской губ. - 187, в Волынской - 44, Подольской - 62…», то на Левобережье «на востоке (где) его («петлюровского влияния») не было вообще», в губерниях «…Херсонской - 23, Полтавской - 15, Черниговской - 7, Екатеринославской – 1». Как видим на территории Екатиринославщины, которая полностью контролировалась Махно отмечен всего 1 крупный еврейский погром. На других же территориях, где армия «батьки» имела не такое сильное влияние, погромов было побольше, но по сравнению с петлюровской частью Украины – баловство. Разве что в Херсонской губернии где, конкурируя с Махно, до июля 1919 года хозяйничал ярый антисемит Григорьев, Полетика отмечает 23 погрома. 27 июля 1919 года Григорьев был застрелен лично Махно и его ординарцем Чубенко, обвинившими его именно в еврейских погромах, и сношениях с Деникиным.
И вот, смотрят на тебя с экрана телевизора жутко умные дяденьки, такие например, как доктор исторических наук профессор В. Сергейчук и рассказывают, каким прекрасным человеком был Петлюра, и как ни за что его убил «большевистский наймит», и как сегодня в нашей политике, нашим политикам, не хватает именно Петлюры… - Ребята, вы так никогда путного государства не построите. Я конечно понимаю, что вы представляете интересы больших людей, сидящих высоко на Олимпе украинской лестницы власти, подобных Винниченко, который, в своё время, своему хорошему приятелю Л. А. Конисскому (сыну известного писателя) признался, что для него лично «лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме», но вы же - имейте совесть. Ведь совсем не обязательно, что у экрана этого волшебного ящика, чудесным образом вмещающего в себя несметное полчище брехунов, сидят «овцы» или «подобные до овец», а вы, стало быть, смотритесь в нём как «молодец среди овец…». Ведь очень даже многие, паршивую овцу могут увидеть именно в вас, и о вас, подобно как и о Петлюре, вдруг кто-то скажет - «тупой, хитрый недоучка». Оно вам надо? Ведь если разобраться, то все эти винниченки, грушевские, голубовичи, петлюры и прочие члены, были действительно таковыми, каковыми они сами себя видели и описали - «тупыми недоучками», «нещасними, тупими і слинявими кретинами» или в лучшем случае «невообразимыми дилетантами и размашистыми политиканами». И единственное к чему они искренне стремились – это, занять высшую жердь в своём курятнике, что бы удобнее было гадить на ниже сидящих. (Традиция залезть повыше и нагадить на голову ниже сидящему прочно сохраняется и у наших нынешних политиков.) Так ещё Грушевский жаловался на тех, кто мешал ему взгромоздится на эту жердочку, и писал: - «Вони хотіли б, щоб українці далі полишали старшинство і верховодство на Україні їм, російській інтелігенції, російським революціонерам, російським соціалістам, а українські соціалісти, революціонери, демократи, для них не справжні соціалісти і демократии…». Примерно в том же духе, но только уже о Грушевском и его пацанах пишет украинский историк Д. Дорошенко: «Сами выбравши представителя немецкой военной власти арбитром во внутренних украинских делах, уверяют его все время, что только они являются представителями украинской общественности и даже всей украинской народности. Говоря все время, как об «украинцах», только о социалистах и противопоставляя им, как «неукраинцев» всех других украинцев не-социалистов, они тем самым убеждали немцев, что «украинство» есть не больше, как партия, как секта. В то время как тысячи хлеборобов, промышленников, торговцев выступали на съездах как украинцы, во имя интересов Украины, кучка социалистической интеллигенции только себе самой присваивала монополию представлять украинскую общественность и весь украинский народ». Так кто же из них «справжній» украинец? Как по мне, так и Дорошенко и Грушевский –оба «несправжні» причём «несправжні» во всём, а уж тем более как революционеры. Куда более настоящими смотрятся полтавчанин Луначарский, уроженцы Черниговщины Антонов-Овсеенко и Подвойский, киевлянин Каменев, харьковчанин Петровский, еврей с Херсонщины Троцкий и десятки или даже сотни других видных революционеров – украинцев, те «справжні», по крайней мере, как революционеры. А потому «справжні», что, как говорится, туз он и в Африке туз, а «первый в деревне», он всего лишь шестака, знающая что на фоне туза, она даже и козырная, всегда шестака.
Вот вам наглядный пример тупости и бездарности тех, о ком так воздыхают наши свидоми, и кого, якобы, так нехватает сегодня в нашем, и без них тупом, и бездарном правительстве.
Все или почти все кому довелось проливать кровь за ту или иную идею, или быть как - то причастным к этому в той братоубийственной гражданской войне, говорят о том, что политическая платформа украинских самостийников и большевиков были очень похожи. (Как на мой взгляд – у Рады и Директории даже демократичнее.) Все эти люди отмечают, что яростными врагами они не являлись. Чтобы убедиться в этом, достаточно просмотреть отчеты о суде над деятелями Центральной Рады, происходившем, в Киеве в 1921 году, после того как большевики на Украине утвердились окончательно. Исключительно легкие приговоры, а так же скорая амнистия для одних, и полное оправдание для других, служат тому наилучшим подтверждением. Участие в противогетманском восстании выдвигалось защитой, как «смягчающее вину обстоятельство». Словом, за мелкое хулиганство тогда покарали бы более сурово. В этом можно убедиться из отчетов о суде над деятелями Центральной Рады, в мае 1921 года. Тогда как участников белого движения, не только руководителей, но и обычных (рядовых) офицеров и добровольцев, расстреливали, — Председателя того украинского правительства, которое привело немцев на Украину, (Голубовича), приговорили только к 3 годам заключения, а затем до истечения срока амнистировали.
Так вот, стартовый капитал, если можно так выразиться, и у большевиков, и у самостийныкив был, фактически одинаков. Как одни так и другие, по выражению Винниченко «брались из ничего сотворить новый мир». Но если большевики действительно «из ничего», и под пролетаритариат, который они выбрали в качестве своей опоры им надо было ещё подвести Бог знает какой фундамент, то наши–то горе-«революціонери» стояли на прочном фундаменте, котрый вроде бы как «од віків на українській землі» - на национальном. Возникает вопрос – что же они, видя, как недоволен украинский народ «старшинством і верховодством на Україні, російськой інтелігенції», не смогли воспользоваться той ситуцией, которой воспользовались «російскі революціонери»? Вот и выходит все те, кого нам, вроде как, сегодня не хватает для того чтоб наше молодое Украинское государство зажило нормальной жизнью - петлюры и прочие ему подобные «революціонери», были, по всему видать, обычное «дубьё», как выразился о них Н. Махно.
Я, конечно, не стану здорово настаивать на своих выводах, если «вчені» из «ящика» смогут без всякой ура-агитации, а вполне грамотно и обосновано доказать, обратное и показать, что все высказывания из выше мною приведённого не имеют под собой никакого основания, и что я ошибаюсь. Но только тут, опять же, они попадают в просак, палка то ведь она всегда о двух концах. Ведь в таком случае я, да наверное и все, кто хоть чуть-чуть дружит с логикой, ещё более укрепятся в своей уверенности, что ни когда в жизни не существовало такой «держави» как Украина, а сталобыть и нации украинцев. Ведь не может быть, чтобы за толковыми и умными, единоэтничными с нею вождями не пошла нация угнетённая другой нацией – я лично, такого примера в истории не знаю. Знаю - обратные. Так Польша, которая полтора столетия стремилась вернуть свою независимость, воспользовалась случаем, который предоставила ей война, и 8 октября 1918 года Регентский Совет в Варшаве провозгласил создание независимого польского государства.
Ещё в 1525 году Чехия попала в полную зависимость к австрийским Габсбургам. Прошло почти 400 лет, и вот 28 октября 1918 года Чехия провозгласила независимость, а её президентом сразу после падения Австро-Венгерской империи был заочно избран (будучи в США) Томаш Масарик, который через месяц вернулся в страну. Какими были правительства Пилсудского и Масарика - не важно – наверняка не идеальными. Так, например, есть сведения, что многие чешские студенты Масарика ненавидели и доходило до того, что они оплевывали его, когда он появлялся в университете. Было даже время, когда Масарик приходил в университет только под руку со своей женой, чтобы спастись от презрительных плевков чешских студентов. Но ради избавления от Габсбургов и Австрийской зависимости, ради свободы собственной нации от «старшинства і верховодства» иностранцев, никто из Польши или Чехии своё национальное правительство не изгонял. Независимость этих стран незамедлительно признали и страны Антанты. Но вот украинцев политики Антанты не воспринимали как отдельную нацию, а сам украинский вопрос считали искусственно раздутым. К тому же Директория не контролировала большую часть своей территории, в том числе и столицу. Кроме того, недоверие Антанты вызывало само украинское правительство, пришедшее 14 ноября 1918 года на смену свергнутому гетманскому режиму. Не признавал себя угнетённой нацией и вообще отдельной нацией от россиян и народ Украины, а потому он тоже не видел необходимости в собственном государстве. Лучшим доказательством тому служит уход украинцев из армии Петлюры, о чём бывший премьер Украины И. Мазепа в своей книге «Украина в огне и буре революции» напишет: «В то время, как одна часть украинского войска отходила к большевикам, другая стремилась к российским белогвардейцам». А кто же защищал неньку Украину и её правительство - Директорию? Да ни кто - кому она была нужна, эта не имеющая даже единого политического взгляда свора политиканов, которую С. Шелухин, назвал «господствующей демагогической частью украинской интеллигенции». Вот что пишет о них этот бывший самостийнеческий министр, знающий всю эту братию совсем не понаслышке:
«Работа этой части интеллигенции, хотя и незначительной, но благодаря духовной дефективности и патологической жажде власти над народом и всем — была разрушительной. На деле они показали себя бездарной и разрушительной силой, лишенной от природы конструктивного мышления. Я два раза, по необходимости, был министром юстиции и оба раза отказался, после попытки работать продуктивно в составе неспособного партийного большинства. Проявив жажду власти, эти люди создавали негодные правительства, какие уничтожали свободу нации и не выявляли ни малейшей способности к конструктивной работе. Узость понимания, свойство думать по трафарету, недостаток критики, самохвальство, нетерпимость к инакомыслящим, упрямство, неспособность разобраться в фактах, непригодность предвидеть и делать выводы из собственных поступков, неустойчивость и недостаток чувства настоящей ответственности за работу — их отличительные свойства...». В самом правительстве Директории, как свидетельствует А. Дикий «…шла борьба между двумя направлениями: одни стояли за соглашение с Антантой, другие – за союз с Москвой. Винниченко был за мир с Советской Россией, но часто колебался и не знал, как поступить. Глава Правительства, Чеховский, твердо стоял за соглашение с Москвой. Большинство эсеровских лидеров, как Грушевский, Шаповал, Любинский и другие, солидаризировались с Винниченко и Чеховским и склонялись больше к союзу с Советской Москвой чем с Антантой». Но зато «…группа (Петлюра, Греков, отчасти Галип), - пишет Деникин, - находившаяся в оппозиции к партии Винниченко, в поисках расположения французов готова была идти на внутренний переворот—очищение Директории от Винниченко и большевистских элементов и сближение ее с буржуазией, с сохранением, однако, самостийности Украины. По мере развала армии и правительства из этой комбинации вышел ген. Греков и стал вести свою особую линию, «жертвуя» уже и Петлюрой и являясь претендентом на роль главы Директории или диктатора».
Так что те 45 дней, которые продержалось это, с позволения сказать, правительство в Киеве, не имея над Украинским народом фактически ни какой власти, государственным управлением никак не назовешь. А уже 2 февраля Директория спешно погрузилась в вагоны и покинула Киев. Дальше Директория зажила как в песне, она стала «жить километрами, а ни квадратными метрами» и территория её влияния измерялась шпалами, мелькавшими под колёсами железнодорожных вагонов, увозящих «украинское правительство» пока что в направлении Винницы. От кого же бежала Директория? Сегодня принято говорить, что от российских большевиков. Но давайте взглянём на те события, которые происходили на фронтх гражданской войны на рубежах 1918 – 1919 годов.
Новый 1919 год «красный» Царицин встречает в окружении белогвардейских армий. Создаётся угроза захвата города. Не лучше положение в Астрахани, куда в январе 1919 года оступила с Северного Кавказа, разбитая Деникиным, деморализованная XI армия. Город переполнен больными и ранеными полуголодными красноармейцами. Назначеннный 9 февраля председателем Реввоенсовета Каспийско-Кавказского фронта К.А. Мехоношин, в этом же месяце докладывает Ленину: «Запасы хлеба израсходованы, грозит голод…». За Уралом скапливает силы Колчак, и уже 4 – 6 марта две главные колчаковские армии численностью 130000 солдат и офицеров, возглавляемые генералами Гайдой и Ханжиным перейдут в наступление.
3 января 1919 года Ленин пишет председателю Реввоенсовета Республики Льву Троцкому: «Я очень обеспокоен, не увлеклись ли вы Украиной в ущерб общестратегической задаче, на которой настаивает Вацетис и которая состоит в быстром, решительном и общем наступлении на Краснова. Боюсь черезвычайно, что мы опаздываем с этим, и что последние успехи красновцев под Царициным опять приведут к отсрочке нашего наступления и к потере момента. Инициатива серьёзных действий выпадает у нас из рук и под Астраханью, и на Каспийском море, и под Царицином, и на востоке».
Так что, как видим, Красной Армии в начале 1919 года было совсем не до Укрины. Более того, как уже показывалось выше, многие украинские части в это время сражаются на Волге. Так кто же выгнал Директорию из Киева?
Мазепа в книге «Украина в огне и буре революции» о большевитском наступлении на Директорию пишет что «на Украине большевики имеют всего около 25.000 войска. Из них – меньше половины русских, а из них 5.000 китайцев». Меньше половины, это, я так думаю, гдето, 10 – 12 тысяч - минус 5 тысячь китайцев. Выходит, что около 5 – 7 тысч россиян? Так почему же тогда Директория быстренько «сплела лапти», почему украинский народ не защищал своё украинское правительство от смехотворно малого войска россиян, почему отступали доблестные чубатые гайдамаки, которые так отважно в считанные часы вырезали в городах по 3 и более тысячи евреев? А потому «наши войска отступают почти без боя, - пишет Мазепа, - что им приходится бороться преимущественно со своими братьями-украинцами». И дальше, на той же странице: - «Как известно, в это время против украинского фронта большевики бросили главным образом украинские формирования, как Богунскую, Таращанскую дивизию и др. Русские и другие части были сосредоточены, преимущественно, на, так называемом, южном фронте – против армии Деникина». И уж если сам Исаак Мазепа, бывший Украинский Премьер уверен, что гайдомаков вместе с их Головным Атаманом гнали «красногвардейцы – преимущественно черниговские и харьковские», то почему я должен верить какому-то продажному историку-охмырителю, стоящему на «цивілізованій европейській плятформі»? Почему вопреки всем реальным фактам и логике я должен верить, что большевики, это непременно «москали» или россияне. Выше уже показывалось как велика доля украинцев-большевиков в защищите революции от белогвардейцев на Волге. Предлагаю вашему вниманию просто так, навскид, взглянуть на тех кто делал эту самую революцию в Москве и Питере, кто стоял у её истоков и руководил революционными отрядами скинувшими Временное правительство.
Антонов-Овсеенко Владимир Александрович (1884-1939) Во время Октябрьского вооруженного восстания - член Петроградского Военно-революционного комитета, один из руководителей штурма Зимнего дворца.
Ворошилов Климент Ефремович (1881-1969) В 1908-1917 вел партийную работу в Баку, Петербурге, Царицыне. С марта 1917 года председатель Луганского совета и городской думы. С ноября 1917 года комиссар Петроградского военно-революционного комитета по градоначальству, участвовал в создании ВЧК и руководил первыми арестами в городе. С января 1918 председатель ЧК по охране Петрограда.
Коцюбинский Юрий Михайлович (1896-1937) В 1917 член Военной организации при Петроградском комитете РСДРП(б), комиссар Семеновского гвардейского резервного полка, начальник Красной гвардии и комендант Московско-Нарвского района (Петроград). Участник «штурма» Зимнего дворца, затем во главе сводного отряда был направлен на подавление выступления генерала П.Н. Краснова. С декабря 1917 зам. народного секретаря по военным делам Украины.
Косиор Иосиф Викентиевич (1893 -.1937) Рабочий-металлист. В 1908 вступил в РСДРП, большевик. Вел партработу в Донбассе. Неоднократно арестовывался. В 1912 сослан в Енисейскую губернию, откуда в начале 1917 бежал. В 1917 член Замоскворецкого райкома РСДРП(б) (Москва). В октябре 1917 председатель райсовета, член исполкома Моссовета. С апреля 1918 военный комиссар Замоскворецкого района. С ноября 1918 в Красной армии, комиссар Особого отряда 8-й армии.
Косиор Станислав Викентьевич (1889 - 1939) В 1907 вступил в РСДРП, большевик. Входил в партийный комитет РСДРП Донецко-Юрьевского металлургического завода. В 1912-14 на нелегальной работе в Харькове, Киеве, Полтаве. С 1915 в Москве. Четырежды арестовывался. В 1915 сослан на 3 года в Иркутскую губернию. Освобожден Февральской революцией и переехал в Петроград, был ответственным секретарем Нарвско-Петергофского райкома РСДРП(б). В октябре 1917 комиссар Петроградского военно-революционного комитета, участник вооруженного восстания. В начале 1918 член Комитета революционной обороны Петрограда.
Дыбенко Павел Ефимович (1889-1938) Не раз арестовывался - освобожден Февральской ревволюцией 1917. Был членом Гельсингфорсского совета, с апреля 1917 Дыбенко был избран председателем ЦК Балтийского флота (Центробалта). За подготовку Июльского восстания был арестован и до сентября содержался в тюрьме «Кресты». Дыбенко принял деятельное участие в Октябрьском перевороте, формируя и отправляя в Петроград отряды матросов. Во время похода А.Ф. Керенского и П.Н. Краснова командовал отрядами моряков и рабочих. В «Автобиографии» Дыбенко писал: «Ликвидировав авантюру Керенского, лично арестовал Краснова и доставил в Смольный». С октября 1917 по апрель 1918 был наркомом по морским делам.
Мануильский Дмитрий Захарович (1883-1959) В период Октябрьской революции 1917 член Петроградского ВРК; во время борьбы с войсками Керенского — Краснова был военным комиссаром Красного Села, возглавлял красногвардейские отряды. С деккабря 1917 член коллегии Наркомпрода. В 1918 был направлен ЦК РКП(б) на Украину.
Подвойский Николай Ильич (1880-1948) Участник Февральской революции 1917. Был членом первого легального Петроградского комитетата РСДРП(б), депутат Петрогроградского совета, руководитель Военной организации при Петроградском комитетете большевиков. Редактор газет «Солдатская правда», «Рабочий и солдат», «Солдат». Председатель Всероссийского бюро фронтовых и тыловых военных организаций при ЦК РСДРП(б); один из создателей Красной Гвардии. Делегат 7-й (Апрельской) конференции и 6-го съезда партии, на котором выступал с докладом о работе Военной организации. Он один из активных организаторов Октябрьского вооружённого восстания. Был членом Петрогроградского ВРК, его Бюро и оперативной тройки по руководству Октябрьским восстанием, а в дни восстания - председатель ВРК и одним из руководителей штурма Зимнего дворца. Будучи командующим Петроградским военным округом, активно участвовал в ликвидации мятежа Керенского - Краснова, проявил при этом большие организаторские способности. В ноябре 1917 - марте 1918 нарком по военным делам РСФСР. С января 1918 одновременно председатель Всероссийской коллегии по организации и формированию Советской Армии. С марта 1918 член Высшего военного совета, а затем председатель Высшей военной инспекции; член РВС Республики (сентябрь 1918 - июль 1919), одновременно наркомвоенмор Украины.
Сюда можно вписать ещё многое множество украинцев таких как Пархоменко, Петовский, Крыленко, Цюрупа, я уже не говорю об украинских евреях Троцком, Урицком, Зиновьеве и огромное число других далеко не рядовых делателей российской революции. Чтобы вспомнить все имена украинцев руководителей октябрьского большевистского переворота понадобится целая глава. И если украинцы «делали погоду» в Москве и Питере, то неужто у себя дома некому было дать под зад бездарному правительству и выгнать Директорию с Киева, почему это должны были делать именно российские большевики? Капитуляция Германии развязала связанные Брестским договором руки большевиков, которые имели подавляющую поддержку народа Украины. А против народа гайдамаки и сечевеки Петлюры, что «Моська», из басни Крылова, против слона. Вот и побежала Директория из Киева, чтобы «слон» её ненароком не раздавил. Настала, по меткому выражению профессора Гребинки, «колёсная эпоха», Директрии, то есть время, когда Директория передвигалась в вагонах, а народ шутил: – «На колесах Директория – под колесами вся территория!…»
Так кончился «киевский период» и начался период «пребывания на колесах», который завершился покаянием перед большевиками и переходом к ним на службу одной части деятелей времен Директории (более крупного калибра) и уходом в эмиграцию другой ее части (калибром поменьше). Как известно, покаялись: сам Грушевский, два премьера – Голубович и Винниченко, военный министр и главковерх – Порш и Тютюнник. Тютюнник даже стал артистом и снялся в фильмах Довженко «Звенигора», а затем сыграл самого себя в фильме «Пилсудский купил Петлюру».
Читателю наверное небезинтересно узнать, а сколько же «вояків» насчитывала оставившая Киев армия петлюры. Ппосмотрим, что об этом говорят современники.
А. Волконский: - «К середине июля 1919 года в армии состояло не более 12 000 штыков приблизительно при 130 орудиях».
А Дикий: - «Целеустремленной и боеспособной частью были только «сечевые стрельцы» — галичане, которых население Украины считало «чужими» и относилось к ним враждебно. Так называемых «национально-сознательных» украинцев, в армии было не так много вообще и, к тому же, они резко делились на определенных антисоциалистов, находившихся у Директории под сомнением, и на сторонников ее национально-социалистической программы, из рядов которых заполнялись разные высшие должности.
Всей этой разношерстной массы, по исчислениям инспектора Укр. Армии, капитана Удовиченко, (произведенного Директорией в генералы), было по спискам около 50.000 к началу занятия Украины сторонниками Харьковского Правительства. В дальнейшем, это число «таяло, как снег на солнце», по признанию самого украинского премьера. И после Жмеринки и бегства из Проскурова, не насчитывало и одного десятка тысяч, включая и 3.000, которые бежали с Директорией из Киева».
Завидная стабильность, не правда ли? Опять как и год назад с Центральной Радой, с Директорией уходили из Киева всё те же 3000 человек, правда не считая «сечевых стрельцов». Но и те вскоре оставят Петлюру и уже по пути в Винницу в Козятине галичане заявят: «Бросаем фронт и уходим домой». На совещании представителей корпуса с властью, они оправдывались невыносимой ситуацией, которая сложилась вокруг них: «Селяне, вместо того, чтобы помогать нам, нападают на наши обозы, не дают воду, гонят со словами; «Чего вам здесь нужно! Идите себе от нас, мы сами дадим себе порядок».
Уже в Винице со всей ясностью перед Директорией нарисовалась вся картина её незавидного будущего, и встал гамлетовский вопрос «быть или небыть». Хотелось бы конечно «быть», но как быть, ответа не находилось. Мнения как всегда разделились на совершенно противоположные. Ещё резче наметился раскол между сторонниками союза с большевиками и склонявшимися к Антанте. Договариваться о мире и дружбе послали как к одним, так и к другим. Оно то конечно, договориться о том, чтобы им не здорово после всего того что они натворили били задницу было не сложно, но ведь хотелось так договориться, чтоб и у власти остаться. Большевики предложение о мире приняли с радостью но, неприменным условием было, как со стороны Москвы, так и Харьковского Правительства – установление в Украине советской власти. То есть власть переходила к правительству большевиков. Многие уже и не возражали, но другая часть Директории во главе с Петлюрой более подходящей находила условия Антанты, войска которой представленные в основном французами находились в Одессе. Условия французов были следующие.
1) Реорганизация Директории и Правительства и удаление из них: Петлюры, Винниченка и Чеховского;
2 Для борьбы с большевизмом, Украина формирует армию в 300.000, подчиненную Антанте;
3) Срок для формирования армии — 3 месяца. В случае недостатка квалифицированных украинских офицеров, недостаток пополняется русскими офицерами-добровольцами;
4) На время борьбы, финансы и железные дороги переходят в руки французов;
5) Вопрос самостийности Украины будет решен на мирной конференции в Париже;
6) Директория должна обратиться к Франции с просьбой принять Украину под свой протекторат.
Эти условия были выдвинуты когда ещё Директория владела Киевом, поэтому когда 6-го февраля на станции Бирзула состоялась встреча представителей французского командования и Директории, которая послала туда военного министра, генерала Грекова и трех делегатов-социалистов (Мазуренко, Остапенко и Бачинского) — членов Трудового Конгресса, то представители Директории осмелились выдвинуть свои контрусловия:
1) Признание Антантой самостийности Украины и допущение украинской делегации на мирную конференцию в Париже;
2) Суверенность Директории;
3) Обеспечение народного строя и социальных реформ на Украине;
4) Обеспечение украинских колоний в Сибири;
5) Возвращение Украине Черноморского флота, захваченного Антантой;
6) Признание автономности украинской армии и права иметь своих представителей в верховном командовании;
7) Недопущение в состав украинской армии никаких русских офицеров.
Но только представители Антанты были довольно хорошо осведомлены о том, что происходило в Украине. Французская разведка, возглавляемая Серкелем, давала совершенно безнадёжную оценку украинского движения как не имеющего «моральной базы ни в народе, ни в интеллигенции», и «созданного известными политическими группами противно логике и реальному положению вещей». Также доводилось что эти политические группы (Директория) «в течение полутора месяца ввергли Украину в совершенную анархию и упразднили, последние признаки права, безопасности и здравого смысла». Поэтому условия Директории были в резкой форме отклонены, а французский полковник Фрейденберг, по словам одного из участников делегации, во время переговоров с украинцами держался так «как будто он был не на Украине, а в какой то африканской колонии, с неграми».
Конечно соглашаться на условия Франции — было унизительно: надо было жертвовать и своей социалистической программой и убеждениями и кое-кем из лидеров но зато, Антанта не требовала передачи власти в Украине её представителям. Да и не впервой украинским лидерам приходилось унижаться, так сказать не привыкать. Поэтому уже в Виннице куда в феврале прибыла Директория Винниченко, Чеховский и Андриевский вышли из её состава. И в первых числах февраля французскому командованию за подписью Петлюры, Швеца, Макаренко и Остапенко была направлена нота следующего содержания:
«Директория, признавая сделанные ею ошибки, просит французское командование о помоши в борьбе против большевиков. Директория отдает себя под покровительство Франции и просит представителей Франции взять на себя руководство управлением Украины в областях военной, дипломатической, политической, финансовой, экономической и судебной в течение всего времени, пока будет продолжаться война с большевиками, и, наконец, Директория надеется, что Франция и другие державы Согласия проявят великодушие, когда после окончания борьбы с большевиками возникнут вопросы о территориях и нациях».
Но как уже отмечалось страны Антанты до последних дней не хотели признавать такого государства как Украина и условия уже были другими:
1) Южная Россия разделяется на две части. Одна — губернии Киевская, Волынская, Подольская и впоследствии Черниговская, Полтавская и часть Харьковской — будет управляться украинской Директорией; другая будет называться Южнорусским краем под управлением русской власти; предполагается Директория, при участии представителя добровольческой армии.
2) Оккупация всего района французскими войсками.
3) Власть Директории только гражданская.
4) Создается единый фронт против большевиков, с французским генералом во главе.
5) Образуются смешанные международные оккупационные отряды франко-украинские да франко-русские.
6) Директории проводят аграрную реформу по программе партии кадетской (выкуп больших имений при иммунитете мелких и средних хозяйств).
7) Французы берут в свои руки управление финансами и железными дорогами.
Кроме того, французы продолжали настаивать на выходе из Директории Петлюры. Переговоры затягивались. Тем временем в марте 1919 года перешедшая на сторону большевиков дивизия Григорьева, где начальником штаба был Ю. Тютюнник заняла Херсон, в котором Григорьев расстрелял множество пленных греков, затем Николаев, а после двухнедельных боев 8 апреля Григорьев занял Одессу, оставленную перед тем франко-греческими войсками. Последние надежды Директории рушились – положение могло спасти только чудо. К тому же 11 марта 1919 года Е. Коновалец, А. Мельник и О. Наварук уже в Проскурове подписали декларацию Сечевых стрельцов, в которой говорилось: - «Сечевые Стрелецы уходят... обессиленные тяжелыми боями, измученные недоверием народа, который несправедливо думал, что Сечевые стрелецы хотят поддержывать те силы, которые стремятся к порабощению украинского люда» . И совершенно неожиданно заявили, что теперь они с большим запалом будут подпирать советскую власть на местах, которая «наводить лад і порядок». И опять застучали по рельсам колёса. Директория на практике пополняла свои географические познания о родном крае, а заодно и знакомилась с настроением народа. А настроение было таково: из Винницы пришлось бежать ещё не дождавшись, наступающих войск Щорса, так как стало известно о готовящемся против Директории восстании.
Прибыв из Винницы в Проскуров, Директория уже через несколько дней была вынуждена бежать и оттуда, так как большевистский повстанческий отряд захватил Жмеринку и Проскуров оказался под угрозой. Из Проскурова Петлюра направляется в Ровно, и город не на долго становится столицей УНР. Но ещё из Винницы значительная группа политических деятелей и разных служащих и министерств, перекочевала в Каменец-Подольск, в том числе и лидеры эсдеков. Там, в Каменце, 20 - 22 марта произошёл уездный крестьянский съезд, в котором приняли участие Грушевский, Степаненко, Лизановский и другие эсеровские лидеры. Съезд был созван для выборов уездного «Трудового Совета», согласно с законом Директории о создании «Трудовых Советов» на местах. Но, после обсуждения общей ситуации, Съезд принял резолюцию, в которой высказался «за советскую форму власти, против переговоров с французским командованием и за переговоры с большевиками». Становилось ясно - дело Директории проиграно, крах неизбежен и уже близок, помощи ждать неоткого, резервы исчерпаны. Но чудо всё же произошло. Хотя прагматики и пессимисты уверяют, что чудес не бывает. Возможно они и правы, но уже к середине июля 1919 года армия петлюры имела 12 000 штыков приблизительно при 130 орудиях. В том же июле она была усилена частями галицкой армии, перешедшими через бывшую австрийскую границу в числе 25 000 штыков. По данным историка Сергея Владимировича Волкова петлюровская армия имела на 16.07.1919 года 3023 офицера при общей численности в 34 тысячи. Прямо не дать не взять – птица Феникс. Что же способствовало такому чудесному возрождению? Этому вопросу и будет посвещена следующая глава.
Не садись на мой горшок.
В календаре-ежегоднике - 2003 «Укра;нознавство» довелось мне прочесть как профессор Сергейчук пишет: «Багато вже писалося про причини наших втрачених перемог. Хтось каже, що в нас знадто розвинений індивідуалізм, що призводить до анархі;, а відтак – до політичного хаосу в укра;нській історі;. Є думка, що ми вже дуже пасивно; вдачі, замало виявля;мо активності у відповідний момент. Мабуть, можна погодитися з тим, що наші політики більше керуються почуттями, аніж волею і розумом… Але тоді поста; цілком законне питання: а якому народові належала держава Володимира Великого, Ярослава Мудрого, Романа Мстиславовича, Данила Галицького, Богдана Хмельницького?» А ведь правельный вопрос «поста;». Меня только удивляет почему этот вопрос задаёт доктор исторических наук – профессор истории? Ведь уже из самого факта, что он «поста;», вполне логично приходит сомнение по поводу украинства «держави Володимира Великого, Ярослава Мудрого, Романа Мстиславовича, Данила Галицького…» - понимаешь, что она «належала» отнюдь не украинскому народу, которого, как такового, в те годы и не существовало.
Я думаю, что профессор, доктор исторических наук, должен был по крайней мере, хоть в студенческие годы изучать летописи (не за сало же он в такие высоконаучные звания выбился), и там, в русских летописях ясно сказано, что «держава» которой правили выше указанные князья принадлежала русскому народу, и князья эти тоже были русскими. Ну, а насчёт «держави» Богдана Хмельницкого… - Нет, - всё-таки, наверное, за сало…
Любой студент исторического факультета знает что орден Андрея Первозванного был учреждён Петром I лишь в 1699 году. 20 марта 1699 года секретарь австрийского посольства в России Иоанн Георг Корб записал в своем дневнике: «Его Царское Величество учредил кавалерский орден св. Андрея Апостола». Это, кстати, самое раннее известное упоминание об этом российском ордене. Известно так же что первым кавалером этого ордена стал в том же 1699 году Фёдор Головин. А что пишет наш доктор исторических наук? В выше упомянутом номере «Укра;нознавства», в статье «Укра;нці в північній Пальмирі» он пишет:
«Коли спроба молодого московського царя Петра I власними силами взяти турецьку фортецю в 1695 році закінчилася повним провалом він переконався що без укра;нського козацтва творити «Третій Рим неможливо. Тож не диво, що після успішного взяття Азова наступного року за допомогою трьох казацьких полків, за що гетьман Мазепа одержав перший російський орден Андрія Первозванного, Петро I у подальшому залуча; до всіх сво;х завойовницьких акцій укра;нську збройну силу. Зокрема вже 1700 року, на початку Північно; війни, вона широко використову;ться на балтійському театрі».
Давайте подсчитаем, сколько грубейших исторических ошибок в этом коротком вольном изложении истории допускает наше светило истории.
Во первых: в первом Азовском походе украинские казаки тоже принимали участие.
Во вторых: второй Азовский поход закончился взятием Азова не потому, что в нем принимали или не принимали участие украинские казаки, а потому что были учтены ошибки первого. Во многом, успех кампании предрешило то обстоятельство, что в Воронеже в течении года был построен флот, который отрезал снабжение Азова турецкими кораблями с моря.
В третьих: первым орденом Андрея первозванного, как уже показывалось награждён был не Мазепа, а Головин. И только через год после него, в феврале 1700 года, и через три с половиной года после взятия Азова, Пётр лично наградил гетмана Мазепу орденом Андрея Первозванного № 2, и отнюдь не за Азов, а «за многие его в воинских трудах знатные и усердно-радетельные верные службы». Если же учесть, что девиз ордена гласил: «За веру и верность!» то можно предположить, что вручался он гетману как аванс, в надежде на его верную службу в намечавшейся уже тогда Северной войне. Царю хотелось быть уверенным, что начиная войну со шведами, украинская старшина и её гетман не преподнесут ему какой-нибудь неприятный сюрприз из времён Выговского или Юрия Хмельницкого.
А вот по поводу «знадто розвиненого індивідуалізму, що призводить до анархі;» профессор попал в «яблочко». Но возникает вопрос следующего порядка – в чём причина такого «розвиненого індивідуалізму»? А причина на мой взгляд в том, что нет нации, нет взаимопонимания между людьми. Люди сбиты с толку, они не понимают чего от них хотят те, которые чего-то хотят. В то же время среди тех, (а их не много) что чего-то хотят, нет настоящего лидера, нет личности. Поэтому, сбитые с толку люди, в прямом и переносном смысле, общаются, а главное думают, на разных языках, и к взаимопониманию, к созданию чего-то единого, отличного от того единого в котором они хорошо ли плохо ли, но жили столетиями, приходить не торопятся. Основная масса не видит к этому стимула. Но это основная. Те же кто его видят, не имея толкового лидера, и видят его, и стараются довести до окружающих каждый по-своему. Отсюда и анархия и «знадто розвинений індивідуалізм». Так по крайней мере обстояло дело с украинской народностью с её национальным самосознанием столетие назад.
Представте себе такую картину: всем нам необходимо пройти, скажем, из пункта «А» в пункт «В». Дорога эта дальняя и не лёгкая, к тому же каждый должен на своих плечах доставить в пункт «В» определённый груз. Ходить этой дорогой и доставлять груз всем приходилось не раз. Все знают, что это долгий изнурительный и тяжёлый путь. И вдруг находится некто кто оповещает, что он знает дорогу которая в несколько раз короче, но она, скажем, проходит через болото. Он может всех ею провести, но для этого надо чтобы его ношу распределили между собой все идущие с ним, так как он будет идти впереди и для верности ощупывать дорогу длинным шестом (слегой). Я думаю многие охотно пожелают скоротить путь и время, и пойдут за таковым . Но вскоре, на беду всем, выяснится, что проводник когдато давно слышал о том как можно пройти напрямую через болото, но сам по нему не ходил и, не зная толком дороги, он, потеряв те ориентиры о которых ему говорили, с пути сбился, и сбился так, что не знает даже как веруться назад.
Человек устроен по-разному – кто-то в тяжёлую минуту впадает в отчаянье и у него опускаются руки, а другой хочет вырваться из беды, веря в то что выход бывает из любого, даже безвыходного положения. Вот такой или такие и бросают клич:
«Замной, вперёд – там солнца яркие снопы!»
«А где дорога?» Слышно из толпы.
Нашёл… Найду… -
Но прозвучит тревогой последний крик
«Темно и ни тропы!» /Омар Хайям/
Так, примерно, было и в те годы. Кому-то показалось, что он знает дорогу, но он, увы, заблудился и растерялся, но тут же нашлись такие кому показалось, что он один может сориентироваться в данной ситуаии, тем более что, выводя всех на твёрдый путь, свою ношу можно скинуть на плечи другим. И таких «Нашёл… Найду…», к сожалению, оказалось не мало.
Мы уже видели, что сбитые с толку агитацией большевиков и совершенно не уверенные, а вскоре совсем разуверившиеся в том пути на который их толкали самостийныки и УЦР, а затем, с приходом немцев и Скоропадского, совсем отчаявшиеся люди, плюнули на все обещания светлого будущего, и пошли за теми кто им сказал: - «Хватит воевать, выгоняйте буржуев и помещиков берите заводы и землю, теперь она ваша, начинайте работать». И всё это не завтра, или когда соберётся новое правительство и создаст соответственный закон, а прямо сегодня, прямо сейчас. Попросту, что бы было понятнее простому русскому человеку сказали: - «Грабь награбленное!» Сразу видно правильные люди эти большевики.
Но уже первые знакомства широких народных масс с большевиками настораживали разгулом беспредельного насилия, но толком понять, что из себя представляет новая власть, народ ещё не успел – вскоре вся территория нынешей Украины оказалась в руках у немцев. Тем более что «мочили» то большевики действительно в основном мироедов-буржуев и офицеров. Да к тому же большевики оправдывали своё, порой, совершенно неоправданное насилие тем, что в их рядах множество «попутчиков» таких как эсеры и анархисты. Отчасти это было правдой. Так, например, в Одессе, первом в то время по численности населения городе Украины, октябрьский переворот ознаменовался вооружёнными налётами и экспроприацией ценностей различными эсеровскими, анархистскими, а чаще просто бандитскими группировками. 26 октября сообщалось о взятии власти в городе Революционным бюро из большевиков, меньшевиков, эсеров. А уже на следующий день полумилионнвй город, в котором проживало всего 20–25 % украинцев, и из них более половины говорило на русском языке, украинский комиссар Одессы обьявил под властью Центральной Рады УНР. Одесский комитет большевиков временно поддержал Раду. В городе насчитывалось только 3–4 тысячи гайдамаков, верных Центральной Раде, но основная масса населения была против власти Центральной Рады и совсем не желала становиться какими-то там украинцами. И уже 4 ноября Одесский Совет, большевики, левые эсеры, анархисты, бундовцы и местные бандиты высказались против власти Центральной Рады. И вообще, представители Центрльной Рады фактически делили власть с бандитами которых возглавил в городе известный бандит-налётчик обьявивший себя революционером-анархистом Мишка Япончик (Моисей Вольфович Винницкий) В конце ноября 1917 года район Молдаванки, где хозяйничал Япончик, объявил о создании независимой «Молдаванской республики». Япончик призвал бандитов Одессы не грабить рабочих, а «перенести свою деятельность в центральные, буржуазные кварталы». Один грабитель даже был убит людьми Япончика за ограбление рабочих, и к его одежде было приколото воззвание, написанное Япончиком, в котором говорилось о терроре против грабителей трудящихся. Грабить позволялось только буржуазию и офицеров.
15 января в Одессе начались уличные бои, с войсками УЦР названные позже «одесским Октябрём». Около 130 человек, с обеих сторон, погибли, а более 300 были ранены. Бандиты Япончика приняли активное участие в уличных боях за Молдаванку, вокзал, Штаб округа, вместе с формированиями большевиков, анархистов, левых эсеров. Люди Япончика напали на Бульварный участок и освободили тридцать уголовников. В газете «Одесская почта» за 2 февраля 1918 года было напечатано воззвание «группы воров Одессы». Воры-профессионалы обязывались грабить только богатых и требовали к себе «уважения». Они писали: «Мы, группа профессиональных воров, также проливали кровь в печальные январские дни, идя рука об руку с товарищами матросами и рабочими против гайдамаков. Мы тоже имеем право носить звание граждан Российской республики!» Тогда же в феврале в Одессу во главе своей армии прибывает «красный диктатор» Муравьев, который очень скоро находит общий язык с Япончиком и атаманом Яшкой Зайдлером — командиром 1-го отряда анархистов-террористов. Однако не долго была Одесса во власти столь экзотического правительства. 13 марта 1918 года в Одессу вошли германские и австро-венгерские части под командованием генерала Коша. Одесская советская армия, лидеры большевиков и советской власти бежали из города, даже не попытавшись оказать сопротивление оккупантам. Но, революционеры оставили в городе многочисленное и разношерстное подполье, которое ориентировалось на большевиков, левых эсеров и анархистов, а те в свою очередь тесно сотрудничали с Япончиком. Япончик, расправившийся с помощью подпольщиков, в частности «боевиков-коммунистов» ещё одного прославленного бандита Григория Котовского, над своими конкурентами, имея в полумилионном городе 20–ти тысячную бандитскую армию, чувствовал себя некоронованным королём Одессы, как при Раде, так и при сменившем её «гетманшафте». Так, современник тех событий, одессит Яков Кишиневский вспоминал: «Как-то в конце лета 1918 года, проходя мимо промтоварного рынка, прохожие увидели несколько подвод, запряженных хорошими лошадьми. На одной легкой тачанке стоял станковый пулемет со вставленной лентой с патронами. Человек 20 были одеты в кожаные тужурки, галифе, сапоги — это было очень модно тогда. У каждого был пистолет и граната. Это был один из частых случаев, когда Япончик, который руководил своими людьми, брал контрибуцию с буржуазии города. Они подъехали к большим деревянным магазинам... остановились, зашли вглубь помещений. Беспрепятственно нагрузили 3–4 подводы одежды, белья, костюмов, пальто, обуви, различных товаров и спокойно уехали».
Всё это происходило в самом крупном городе Украины, и в третьем по численности населения во всей Империи. Можно себе представить, что творилось в городах и городках поменьше, где орудовали различные казачьи батьки и атаманы казачьих отрядов о которых говорил Скоропадский, что они создавались для защиты селян, но «деякі сотні приймали характер розбишацьких орґанізацій». А возглавляли эти «розбишацькі організаці;» местные, провинциальные япончики, «всякі авантюрники, рідко ідейні, здебільшого такі, що мали в тому свої особисті інтереси, а то й просто шукали зручного випадку поживитись чужим добром». И почти каждый из них считал себя если не великим полководцем вроде Суворова, то уж Пугачёвым или Степаном Разиным это уж точно. Но поскольку таковыми ни кто из них не являлся и найти данные об их «славных» подвигах очень трудно, то описание деяний таких атаманов как Божко, Струк, Волох, отчасти и Григорьева, мне пришлось повзаимствовать у известного историка В Савченко.
Большинство атаманов вышло из окопов Первой мировой войны и дослужилось до унтер-офицеров, прапорщиков, штабс-капитанов. Пройдя кровавую «школу» войны, они не могли привыкнуть к новой жизни, им хотелось опасности, их руки тянулись к оружию. В революции они увидели дорогу к вершине своей славы, и поэтому восприняли фактически все её с радостью и даже некоторые из них, как например один из ближайших сподвижников Петлюры и каратель восставших против УЦР рабочих «Арсенала» Емельян Волох, принимали в ней участие. Но даже те кто делал эту революцию были в ней всего лишь пешками или весьма незначительными фигурами. Поэтому стезю к вершине они видели не в Москве или Питере, где революционеров хватало и без них, а у себя дома. А дома в «щирых» украинцах Рада, пытающаяся стать на путь самостийности, очень нуждалась.
На Украине тридцатитрехлетний подполковник инженерных войск царской армии, участник войны Ефим Божко в конце 1917 года записался в армию УНР. Он вдруг почувствовав, что его предназначение стать гетманом Украины. Генерал армии УНР Н. Капустянский в книге «Похiд украiнсько; армii на Кi;в — Одесу в 1919 р.» так писал о Божко: «Интересная личность, типичный атаманчик высокой марки, к тому же не вполне нормальный, мечтал о гетманстве, естественно, что во главе с собой... За Божко носили булаву (он ее взял из музея имени Поля в Екатеринославе), и он совершил множество разных чудачеств... Его окружал целый отряд авантюристов». Сам Божко о себе говорил, что он «стал атаманщиком первой категории, как Петлюра!» Поэтому Божко со своим отрядом в Киеве самый активный сторонник УЦР и принимает участие в боях против осаждавших столицу войск Муравьева. Но после ликвидации Центральной Рады и гетманского переворота Божко с досадой осознал, что место «ясновельможного гетмана Украинской державы» уже занято Павлом Скоропадским. Поэтому к Скоропадскому его отношение сразу же определилось как негативное. В противовес власти гетмана он решил возродить Запорожскую Сечь, как независимую военно-территориальную структуру. Божко даже потребовал у директора Исторического музея Екатеринослава (Днепропетровска), известного историка и собирателя казацких древностей Дмитрия Яворницкого, прислать ему для «своей» Сечи запорожские реликвии и казацкое Евангелие, чтобы возродить давний блеск казачества. В декабре 1918 года Ефима Божко с сотней единомышленников провозгласивших его кошевым атаманом обосновалась на острове Хортица где, как известно в XVI веке князь Дмитрий Вишневецкий (Байда)построил первую Запорожскую Сечь. Хортица занимала выгодное стратегическое положение у города Александровска (Запорожье), и Божко мог контролировать, находясь на Хортице, не только передвижения по Днепру, но и весь Александровский уезд. Но только вот беда, оказалось, что и здесь в Александровском уезде уже всю власть прибрал к рукам какой-то самозванец Махно. Самозванец этот хоть и не владел музейной булавой, но уже в конце 1918 года завладел губернским центром Екатиринославом. Такой орешек кошевому атаману был явно не по зубам. Тем неменее «Сечь» Божко выступает против батьки из Гуляй Поля, и 1 января 1919 года соединившись с регулярными петлюровскими полками атаманов Гулог-Гуленко и Самокиша — с боем, выбили махновцев из Екатеринослава. Тогда Божко наконец-то «политически определился» и решил поддержать Директорию УНР. Но события развивались со скоростями совершенно не свойственными тем, не знающим реактивного двигателя годам, и уже через несколько дней «красные» с востока подошли к Киеву, а сама Директория проявила неудержимую склонность к путешествию по железной дороге.
Божко решает пробиться с боями к Киеву, но на станции Знаменка эшелоны с его воинством были остановлены восставшими против Директории отрядами во главе с атаманом Вирко. К счастью рядом со Знаменкой, в Кременчуге, еще держались верные Директории гайдамацкие формирования «запорожцев», хорошо знакомого ещё по обороне Киева от войск Муравьёва, атамана Волоха. Божко решает пробиваться туда и ему это удаётся. После того как отряд Божко пробился с боем в Кременчуг, Волох вызвал кошевого атамана к себе в штаб и… арестовал его. «Зачем он это сделал?» – спросит любознательный читатель.
Я вам отвечу так:
- «А чёрт его знает, - возможно, атаман Волох не узнал старого приятеля, а возможно ему понравилась булава атамана Божко, а тот её не отдавал…».
Но видимо атаман Божко, был очень хорошим приятелем с атаманом Волохом и знал, что тому понравится его музейный экспонат. Нет, он не закопал булаву в куче конского навоза и не спрятал в бочке с солёной капустой у надёжного человека. Он приказал своему командиру артиллерии начать обстрел штаба Волоха из всех 11 имеющихся у него пушек в случае, если он, не вернётся из штаба Волоха через 5 часов. После того как заговорила артиллерия, Волох сразу разглядел в Божко своего боевого товарища и разве только не расцеловал его при расставании. Вернувшись к своим казакам, Божко решил не выступать против «красных», а тихо уйти в «спокойный район» — в глубь Украины, в район Балты, где не было соединений «красных» или петлюровцев и можно было спокойно создавать новое «запорожское» общество.
Отсюда из Балты Божко расчитывал контролировать местечки Брацлавщины — Бар, Умань, Саврань, Кодыму и районы Одессы — Ананьев и Бирзулу. Божко в ту пору не признавал никакой власти и именно тогда говорил, что «стал атаманщиком первой категории, как Петлюра!» Но только и тут не удалось спокойно обжиться, и обдумать дальнейший путь славного войска запорожского. Объявился хозяин и этих мест «атаман Савранских лесов» Заболотный, которому не понравились те поборы и реквизиции которые устраивали над местным населением «запорожцы сичевики». Несколько дней длился штурм Балты; с большим трудом но всё же одолели «запорожцы» полторатысячную «орду» «басурман» Заболотного. Но неуспели они толком отдохнуть как на горизонте появился новый враг, и враг этот был гораздо серьёзнее. В начале апреля 1919 года «Сечи» Божко пришлось скрестить орухие с атаманом Херсонщины и Северной Таврии Никифором Григорьевым. В то время, правда, Григорьев уже был «красным» комбригом но в душе он всёравно остался атаманом-погромщиком . Его части ударили по Божко с запада, а регулярные части Красной Армии с севера. Божко решает пробиваться к Петлюре и бежит в занятую Румынией землю Молдовы, и уже оттуда пробирается на соединение с войсками Петлюры. Форсировав Днестр в районе Тирасполя, казаки новой «Сечи» сдались румынским властям, попросив дать им возможность перебраться к району Каменец-Подольского, где еще сопротивлялась армия Петлюры. В мае 1919 года Божко и его «запорожцы» перевозятся из Бендер в Черновцы, а далее на Тернополь и Волынь в распоряжение Директории. Прибилось к Петлюре тогда не более 500 человек кошевого атамана, но и это для Петлюры было за подарок. Из казаков «Новой Сечи», которые смогли добраться до Волыни Петлюра формирует пехотную дивизию и назначает Божко её командиром. Дивизия эта по численности не дотягивала даже до двух батальонов, но Петлюра понимал, что Божко необходимо сделать генералом для удовлетворения его непомерных амбиций. Видимо Петлюра раздавал чины как Попандопала деньги: -«Бери все, я себе ещё нарисую». Но только и тут приключения претендента на гетманскую булаву не заканчиваются. Когда летом армия Петлюры стала быстро пополняться такими вот «блудными сынами» потребность в строптивом генерале отпала и Петлюра решил отстранить его от командования. Вызванный в штабной вагон и узнав в чём дело Божко из запорожца привратился в ковбоя и рванул из кабуры пистолет желая перестрелять весь штаб. Но начштаба Петлюры, ушедший к тому времени от Григорьева Ю. Тютюнник, оказался более проворным. Пуля его нагана выбила глаз взбунтовавшемуся генералу. Правда ворвавшиеся в штабной вагон молодцы-запорожцы смогли отбить своего раненого атамана и захватив паровоз увезли его от греха подальше.
Более двух месяцев лечил свою рану лихой казакоковбой украинец. К этому времени дела Директории вновь стали весьма неважными. Из-за военных комиссаров - нововведений в петлюровской армии, и амбиций начальника штаба Тютюнника, Петлюру покинули отряды атаманов Зеленого, Шепеля, Павловского, и Божко решил, что настало время поквитаться. Встретившись с Петлюрой, он сумел убедить его, что пострадал невинно, из-за интриг начальника штаба, и тот вновь принял одноглазого атамана под свои знамёна. Ещё бы, ведь с Божко опять был хорошо вооружённый отряд из 500 человек, а дела в петлюровской армии опять были очень скверные. Но не удалось Божко поквитаться со своими обидчиками. Боясь конкуренции со стороны непредсказуемого Божко, атаман Волох убедил его адъютанта убить своего одноглазого командира. И в начале декабря 1919 года спящий Божко был застрелен из собственного оружия.
Заказчик убийства атаман Волох вскоре тоже покинет Петлюру. Сообразив, что дело Директории проиграно он ещё какое-то время будет действовать самостоятельно, избегая конфликтов с красными, и вступая в бой исключительно с белогвардейцами. Но вскоре часть гайдамаков атамана Волоха уйдёт к возвращающимся из Первого зимнего похода петлюровцам, которых вёл атаман Ю. Тютюнник. С остатками своего войска Волох даже попытается напасть на отряды Тютюнника. Позже, когда он в январе 1920 года отобьёт у войск УНР Умань и сдаст её Красной Армии, каратель восставших рабочих «Арсенала» станет красным командиром, и часто будет хвастать перед большевицким начальством своими боевыми подвигами против белогвардейцев и петлюровцев и рассказывать, как он уничтожил «одноглазого националиста Божка». Стоит заметить, что убийство своих товарищей по оружию было обычными ступенями карьеры многих авантюристов тех годов, и чем-то, наверное, напоминает разборки между «братанами» наших времён.
Для наглядности того, что представлял собой «знадто розвинений індивідуалізм» и национальное движение в Украине, я кратко показал, конечно, не полный путь одного из атаманов Петлюры. Он, как видим, не однократно пересекается с дорогами и тропками других атаманов, и почти все эти атаманы и батьки очень похожи. Разница лишь в том, что Божко, похоже, ни разу не пытался связать свою судьбу с большевиками, тогда как многие атаманы, такие как Зелёный, Волох, Григорьев, делали это и даже не однократно. Именно благодаря переменам направления взгляда народа на ту или иную власть, атаманы, как парусник, гонимый изменчивым ветром, болтались в океане тех событий, прибиваясь то к одному, то к другому берегу. Летом 1919 года многих из них с остатками недобитых или разбежавшихся воякив вновь прибило к крохотному острову Директории. Вот и всё чудо возрождения птицы Феникса.
Направление же ветра в те годы (политическая ориентация масс) менялось очень часто. Уже 5 февраля, опрокинув петлюровцев под Броварами, красные полки - Богунский и Таращанский входили в Киев. Советский историк так освещает это событие: «Постановлением правительства Советской Украины Богунскому и Таращанскому полкам за мужество и героизм, проявленные в боях против немецких оккупантов и петлюровской Директории, за освобождение Киева вручили почётные красные знамёна, а их командиров Н.А. Щорса и В.Н. Боженко наградили именным оружием». С приходом большевиков, отметит Полетика: «Киевские улицы как-то сразу потускнели и обеднели: исчезли меха и элегантные шляпы у женщин, их заменили шерстяные платки. У мужчин меховые шубы были заменены солдатскими шинелями и поношенными пальто попроще. Все старались «прибедниться», у всех был напуганный вид. Новая власть начала с военных постоев… советские войска поспешили разместить по «буржуазным квартирам». Богатые и хорошо обставленные квартиры на Институтской, Николаевской и других фешенебельных улицах были сразу загажены, мебель поломана. Солдаты не занимались уборкой занятых квартир или комнат. Если прислуга отказывалась, то убирать должны были сами хозяева. Хозяева квартир, куда помещали на постой солдат и красных командиров, должны были кормить их, давать носильное и постельное белье, одежду, продукты (водку и вино, в первую очередь), ставить по ночам самовары…».
«Трудно было понять, - это уже вспоминает Паустовский,- как богунцы могли передвигаться по земле, столько на них было оружия. Тут было все: пулеметы, ружья, гранаты, винтовки, обрезы, штыки, маузеры, финки, сабли, кинжалы и, кроме того, как воспоминание о сентиментальной мирной жизни, лиловые и красные граммофонные трубы. Как только богунцы заняли город, из всех окон понеслись рулады давно позабытых жестоких романсов. Снова угрюмый баритон жаловался, срываясь с голоса, что ему некуда больше спешить и некого больше любить, а шепелявый тенор сетовал, что не для него придет весна, не для него Буг разольется и сердце радостью забьется, не для него, не для него».
На город была наложена контрибуция в размере 100 миллионов рублей, увеличенная в мае до 200 миллионов. Из богатых семей, купцов, владельцев предприятий и магазинов были взяты заложники. Если оказывалось, что кто-то из них бежал, арестовывали членов семей - жен, братьев, взрослых детей. На окраинах города иногда вспыхивала перестрелка, и даже настоящие бои. Это напоминали о себе орудовавшие в окрестностях Киева банды различных батек и атаманов, таких как Зелёный, Струк и прочих претендентов на роль украинских вождей. Так знаменитый своими еврейскими погромами атаман Струк, который в ноябре 1922 года счастливо оставил Украину и, сменив фамилию, дожил до преклонных лет, в своих «Воспоминаниях» утверждал, что в апреле 1919 года он даже на два дня захватил Киев. На самом же деле, этот образцово-показательный атаман, страшный своей кровожадностью и маниакальной жестокостью, за годы гражданской войны успевший послужить всем хозяевам и властям которые только существовали в Украине того времени, захватил только окраину Киева. Воспользовавшись тем, что большая часть гарнизона города была отправлена на борьбу против атамана Зелёного, Струк ночью внезапно напал на город. Его банда, порядка 3 – 4 тысяч человек, захватила Приорку, Святошино, Куренёвку и Подол где фактически два дня грабила еврейские квартиры. Положение было действительно сложное. Тогда против банды Струка были брошены последние красные резервы: советские чиновники, караульная рота и даже члены правительства А. Пятаков, К. Ворошилов, А. Бубнов...
В виду такого положения вопрос снабжения населения продуктами питания становился одним из важнейших. Доставка продуктов из уездов Киевской губернии срывалась множеством различных банд. Уже с 4 марта в связи с нехваткой муки хлебный паёк уменьшился вдвое. Резко возросли спекулятивные цены на хлеб. Цена за фунт хлеба подскочила до 114 рублей, тогда как по государственной цене он стоил всего лишь 98 копеек.
Киевский совет рабочих депутатов при поддержке Наркомпрода УССР предпринимает срочные меры для улучшения продовольственного снабжения. В конце марта был разрешён беспрепятственный провоз всех продовольственных продуктов в Киев в радиусе 70 вёрст, попытки изъятия продовольствия строго карались, вплоть до расстрела. К делу упорядочения продовольственного снабжения привлекалась Черезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией. Вводится дифференцированный для разных слоёв населения хлебный паёк, хлебные и продуктовые карточки. 12 апреля 1919 года Совнарком УССР, используя славнопечальный опыт большевиков Советской России, издал декрет о продразвёрстке, направленный на изъятие всех хлебных излишков. По замыслу, вся тяжесть продразвёрстки ложилась вроде бы как на зажиточных крестьян (кулаков) и ещё сохранившиеся помещичьи угодия. Естественно продразвёрстка введена была не от хорошей жизни.
Разрушенные войной и царившей фактически во всех городах анархией, стояли заводы и фабрики, многие рвбочие с винтовкой в руках сражались на фронтах революции, налаживать производство было некому, да и некогда. Правительству большевиков с трудом удавалось сохранить путём национализации жизненно необходимые предприятия выпускающие оружие, а так же одежду и обувь, и то, в основном, лишь для нужд армии. Но армию надо бвло ещё и кормить, а крестьянин за спасибо хлеб и прочие продукты питания отдавать не хотел. Он требовал взамен плуг, сеялку, косилку, и прочие необходимые в хозяйстве вещи, а у власти порой не имелось для того чтобы расплатиться даже соли или тех же спчек или керосина. В марте 1918 года в докладе Совнаркому нарком продовольтвия Цюрупа писал:
«Дело снабжения хлебом переживает тяжёлый кризис. Крестьяне, не получая мануфактуры, плугов, гвоздей, чая и проч. предметов первой необходимости, разочаровываются в покупной силе денег и перестают продавать свои запасы, предпочитая хранить вместо денег хлеб. Кризис усугубляется недостатком денежных знаков для расплаты в тех местах, где ссыпка ещё производится. Анализ существующего положения приводит к выводу, что только снабжение деревни тем, чего она требует, т.е. предметами первой необходимости, может вызвать на свет спрятанный хлеб. Все другие меры лишь паллиативы... Товарообмен уже и теперь повсеместно происходит в связи с мешочничеством (рабочие фабрик обменивают свой продукт на продовольствие для себя). Прекратить этот стихийный процесс можно лишь одним способом - организуя его в масштабе государственном…»
13 мая 1918 года декретом ВЦИК и СНК «О предоставлении народному комиссару продовольствия чрезвычайных полномочий по борьбе с деревенской буржуазией, укрывающей хлебные запасы и спекулирующей ими», были установлены основные положения продовольственной диктатуры. Цель продовольственной диктатуры заключалась в централизованной заготовке и распределении продовольствия, подавлении сопротивления кулаков и борьбе с мешочничеством. Наркомпрод Цюрупа получает неограниченные полномочия при заготовке продуктов питания.
Декрет от 9 мая объявлял всех имевших излишек хлеба и не заявивших о нем в недельный срок «врагами народа» которые подлежали революционному суду и тюремному заключению на срок не менее 10 лет, бесплатной реквизиции хлеба, с конфискацией имущества. Для тех кто доносил на таких «врагов народа» полагалось половина стоимости не заявленного к сдаче хлеба. 11 июля издаётся декрет «Об организации деревенской бедноты» - согласно ему «повсеместно учреждаются волостные и сельские комитеты деревенской бедноты», в одну из двух задач которых входит «оказание содействия местным продовольственным органам в изъятии хлебных излишков из рук кулаков и богатеев». В качестве поощрения работы комбедов из излишков изъятых до 15 июля выдача хлеба бедноте производится бесплатно, между 15 июля и 15 августа – за половинную цену, а во второй половине августа – со скидкой 20% с твердой цены. Для успеха борьбы за хлеб согласно декретом от 27 мая организуются продовольственные отряды рабочих организаций. 6 августа выходит декрет об организации специальных уборочных и уборочно-реквизиционных отрядов. Каждый такой отряд должен состоять из не менее чем 75 человек и иметь 2 - 3 пулемета. В связи с введением продовольственной диктатуры в мае-июне 1918 года создаётся Продовольственно-реквизиционная армия Наркомпрода РСФСР (Продармия), состоящая из вооруженных продотрядов. Для руководства Продармией 20 мая 1918 года при Наркомпроде было создано Управление главного комиссара и военного руководителя всех продотрядов.
Именно в таком вот виде продовольственная политика в апреле 1919 года была повзаимствована и принята большевицким правительством Украины.
В.В.Куйбышев ещё в декабре 1918 года, выступая перед рабочими и крестьянами Самарской губернии, говорил: «Чрезвычайный налог – это новый шаг, чтобы отнять у буржуазии последнее оружие борьбы, совершенно обезвредить её. Надо, чтобы буржуазия превратилась в класс трудящихся…». Сказано конечно хорошо, но так ли всё произошло на самом деле, и в кого превращался крестьянин?
Трудно сказать как бы стали всти себя в вопросе продовольственного снабжения господа из Директории, закрепись они у власти после свержения режима Скоропадского и ухода с украины немцев. Есть основания полагать, что их политика в этом отношении лучшей не была бы. Известно что уже в начале 1919 года правительством Петлюры были предприняты аналогичные попытки по монополизации рынка хлеба, и других продовольственных продуктов и их распределения, но фактически они имели весьма ограниченное время существования и территорию применения поскольку территория, подконтрольная данному правительству была крайне не значительна. Зачастую контролировавшие различные по площади участки территорий в это период другие вооруженные формирования, часто именующие себя казаками-петлюровцами, в большинстве случаев ограничивались «обычными изъятиями продовольствия» — по сути, вооруженными грабежами. Нет уверенности и в том, что с этой проблемой справились бы и белые генералы. Ведь по сути продркзвёрстка не является изобретением большевиков. Ещё до Февральской революции 29 ноября 1916 года управляющий министерства земледелия Александр Риттих подписал подобное постановление «О разверстке зерновых хлебов и фуража приобретаемых для потребностей связанных с обороной», при этом хлебная разверстка касалась всех производителей. После февральской революции хлебная развёрстка так же существовала, её ни кто не отменял. Наоборот, закон от 25 марта и вышедшая 3 мая инструкция ужесточала ответственность за скрываемые хлебные запасы, подлежащие сдаче государству или отказ от сдачи видимых запасов. При обнаружении скрываемых – они подлежали отчуждению по половинной твердой цене, в случае отказа от добровольной сдачи видимых – они отчуждаются принудительно.
«Это неизбежная, горькая, печальная мера, - говорил Шингарёв, - взять в руки государства распределение хлебных запасов. Без этой меры обойтись нельзя».
А 20 августа выходит циркуляр предписывавший принять все исключительные меры – «вплоть до вооруженного изъятия хлеба у крупных владельцев и всех производителей из ближайших к железнодорожным станциям селений». Так что большевики пошли уже по проторенной дорожке. Правда дорожку эту они превратили в проспект с весьма рсплывчивой разметкой на бедняка середняка и кулака. Ведь даже идейные большевики с трудом могли отличать кто является кулаком, а кто середняк. Вот что пишет советский историк по этому поводу:
«Разница в имущественном положении и определении социальных групп крестьянства даже в пределах одной губернии была настолько велика, что Самарский губисполком, затребовав из уездов сведения, отмечал, что «например крестьянин-середняк Пугачёвского уезда может явиться в Бугульмаинском уезде кулаком». Аналогичной ситуация была разумеется и в Украине. Поэтому продразвёрстка лягла на плечи отнюдь не одному кулаку, но и прилично придушила середняка. Ведь в такой не ясной ситуации единственным ориентиром для продотрядов являлся «передовой рабочий, как руководитель бедноты, как вождь деревенской тудящейся массы, как строитель государства труда (который по выражению Ленина) «пошёл в народ». Он, да ещё «комитет бедноты» (комбед) определяли кто есть кто. А тут уж действовал принцип – чем больше дашь, тем больше возьмёшь. Ленин отмечал: «Приступая к организации союзов бедноты, мы шли на это с полным сознанием всей тяжести и жестокости этой меры» Ведь за каждого выявленного «скрытого кулака» комбедовец имел свой процент от налога. А каждый продотряд имел спущенный сверху план по сбору налога, и его начальнику совсем неинтересно знать, на сколько объективно подошли к делу комбедовцы, а принятые декреты совершенно не содержали указаний в отношении прав и полномочий местных органов – что в создавшихся условиях фактически означало развязывание рук местным представителям и произвол снизу. Этот произвол переходит в настоящую вооруженную борьбу за хлеб, борьбу кровавую и жестокую.
Одессу Директория потеряла ещё раньше чем Киев. Уже 20 декабря 1918 года город полностью перешел под власть белогвардейцев и их союзников из Антанты, в первую очередь французского командования. С той поры до конца марта 1919 года Одесса была островком видимого благополучия и обеспеченности в кипящем котле гражданской войны. В городе открывались шикарные магазины и рестораны, игорные и публичные дома, снимались фильмы и работали десятки театров и кабаре. Сюда собрались и все богатые люди со всей «вчерашней» империи и словно в предчувствии кончины они проматывали тут свои состояния. За ними, за их деньгами, сюда же устремились со всей бывшей империи все жулики и бандиты. Хватало работы и людям Япончика. Они так обнаглели, что совершали налеты средь бела дня даже на Дерибасовской. В ответ на засилье распоясавшихся бандитов белогвардейский военный губернатор Одессы, генерал Алексей Гришин-Алмазов, объявил им настоящую войну. В предместья были введены воинские подразделения и броневики. Бандитов расстреливали на месте преступления. Начались широкомасштабные облавы, во время которых «отстреливали» подозрительных. В интервью газете «Одесские новости» в январе 1919-го, Гришин-Алмазов сетовал: «То, что происходит сейчас в Одессе, внушает серьезные опасения... Одессе, в наше безумное время, выпала исключительная доля — стать убежищем всех уголовных знамен и главарей преступного мира, бежавших из Екатеринослава, Киева, Харькова».
Видимо белый генерал собирался обосноваться в Одессе всерьёз и на долго, и так взялся за бандитов, что у «короля» Япончика нервы не выдержали - он сбросил маску революционера, и направил губернатору Одессы письмо-просьбу. В нем были такие строки: «Мы не большевики и не украинцы. Мы уголовные. Оставьте нас в покое, и мы с вами воевать не будем». Заметьте, - знаменитый бандит, партию большевиков и «нацию» украинцев варит в одном котле. Он совсем недавно образовавшуюся партию, ставит в один ряд с «древнейшей цивилизацией мира», заявляя, «мы не большевики и не украинцы». Боле того, он кидает украинцев на одни весы со своими бандитами. В своём ли он уме? А может быть это у нас «не все дома», когда мы говорим о своей многовековой истории?
Как бы там не было, но белая кость и голубая кровь губернатора взбунтовались против компромисса с бандитом и война продолжалась. Революционеры подпольщики, наоборот, тогда харчами здорово не перебирали и только теснее стали взаимодействовать с уголовниками Япончика, - на белогвардейские репрессии бандиты ответили «бандитским террором».
В марте 1919 года, Красная Армия вышла к Черному морю у Перекопа. Точнее это были крестьянские отряды перешедшего к «красным» атамана Григорьева. 14 марта Одесса была объявлена на осадном положении. В критические дни обороны города Япончик поднимает восстание в предместьях Одессы. Восставшие бандиты и дружинники Котовского, большевиков, анархистов, левых эсеров заставили белогвардейскую власть окопаться в центре города, отдав окраины бандитско — повстанческому ополчению. Это восстание пытался подавить с помощью воинских частей и броневиков командующий гарнизоном Одессы генерал Бискупский. Однако, отведенные с фронта войска не смогли справиться с бандитами. В то же время ослабление фронта и бездействие Антанты, связанное с политическими переменами в Западной Европе привели к тому, что отряды Григорьева подошли вплотную к городу. Надо заметить что, в начале апреля 1919 года, во Франции министерство Клемансо было вынуждено уйти в отставку, и сменившие его министры из — «левых радикалов» распорядились о немедленном возвращение во Францию своего десанта из Украины и прекращение интервенции. Франко–греческие войска получили приказ: в течение трех дней очистить Одессу, и с их отходом, уже 8-го апреля войска Григорьева входили в Одессу. Григорьев чувствовал себя новым Наполеоном, а точнее Кутузовым, и хвастливо заявлял: «Я победил французов, победителей Германии, и один мой снаряд выбил председательское место из-под Клемансо!»
Примерно в это же время, примерно такими же вершителями истории чувствуют себя и многие другие атаманы и, оставляя Петлюру они создают свои «Украины», свои автономии и свою «незалэжнисть». Так в конце 1918, начале 1919 годов появляются: Дерманская республика (матросов Деревенко и Галата), Млневская (атамана Голого-Бабенко) Здолбуновская, Пашковская, Пригорынская (каменотеса Савицкого), Летичивская (атамана Волынца и матроса Романенко), Высуньская (левого эсера Ефименко), Баштанская («боротьбистов»)... Они, как правило, не признавали никакого государства и ни чьей власти кроме собственной. И отстаивая своё «государство» воевали с уездным городом, другими районами и другими атаманами, окружив для надёжности свою территорию окопами и завалами деревьев. Как образовывались такие республики можно проследить на примере «Приднепровской республики» атамана Зелёного (Дмитрий Терпило).
Происходил Д. Терпило из крестьян Киевщины, был учителем начальной школы. Вступив в подпольную организацию украинской социал-демократической партии, участвует в революционной агитации в деревнях, за что ссылается на север России. В период Центральной Рады Зеленый — активный пропагандист и организатор независимой украинской армии. Во время гетманского правления, летом 1918 года, он становится вождем восстания против интервентов и гетманцев в Трипольском и Каневском уездах Киевщины. В ноябре 1918 года, признав верховенство Директории УНР, он создает трехтысячную Днепровскую повстанческую дивизию, которая совместно с отрядами Петлюры и сечевых стрельцов в декабре 1918 года захватывает Киев. Хороший оратор и организатор, атаман Зеленый становится главой независимой «Приднепровской республики», включавшей несколько уездов Киевщины, и председателем ревкома этих уездов. Но уже через несколько дней, всё в том же декабре, Петлюра требует переброски дивизии на польский фронт. Зелёный отказывается выполнять приказ и изгоняет администрацию Директории УНР из своего района. В ответ на это Петлюра издал приказ об аресте Зеленого. В это время советские войска начали борьбу против Директории УНР и петлюровской армии. Зеленый предлагает свои услуги большевикам и договаривается с их командованием о вхождении его отрядов в Красную Армию на правах самостоятельной единицы и при сохранении должности атамана.
Попутно предлагаю заглянуть и в образованную на правом берегу Днепра атаманом Коцуром «Чигиринскую республику». Коцур был одним из атаманов казаков вызванных из небытия Украинской Центральной Радой. Когда по приказу гетмана казацкие формирования стали разоружать и ликвидировать, Спиридон Коцур пристал к «красным» партизанам, большевика Федора Наводничего. Но уже в ноябре 1918 года создал свой повстанческий отряд. Его отряд совершает военные вылазки из Приднепровья к станциям Знаменская и Бобринская. Тогда он призывал «вместе с Красной Армией России выбить гетманцев и германцев с Украины и установить на Украине трудовую советскую республику!» В декабре отряд Коцуры присоединился к всеобщему восстанию под руководством Директории УНР. Созданный им Чигиринский полк вошел в состав повстанческой армии Директории. Но после победы восстания и восстановления Украинской народной республики Коцура возвращает свои отряды к Чигирину и выступает против власти Директории УНР. В январе 1919 года «батько» Коцур силами своего полка захватывает уездный Чигирин и объявляет о создании независимой «Чигиринской советской республики», с собой во главе. В своей «Чигиринской республике» Коцур был «диктатором», «гетманом», «монархом» одновременно. Любой его приказ немедленно исполнялся и не подлежал согласованиям, утверждениям. Совет и ревком, созданные в Чигирине, имели чисто формальные, декоративные функции. Захватив власть, атаман Коцур стал расправляться с неугодными, проводя «атаманский красный террор». Громились поместья и экономии, досталось опять же и местным евреям, расстреливались гетманские и царские чиновники, полицейские, «буржуи».
Но не только «республики» можно было встретить в Украине тех годов. Существовали даже новообразовавшиеся царства. Так в селе Глинском некто Иван Гордиенко для защиты земляков от различного рода банд и продотрядов сформировал отряд самообороны. Вскоре к нему стали стекаться жители окрестных сел и деревень. Отряд рос с каждым днем, и очень скоро у Ивана Гордиенко образовалась своя »армия». Вначале он себя именовал верховным комиссаром, но потом сообразил, что царём быть лучше - решил «короноваться на царство», и образовать новую династию. Когда все окрестные села были под его владением. Он приказал священнику села Опошня, под угрозой расстрела его и всей семьи, если он откажется, устроить торжественное коронование его на царстве в занятом районе. И коронация состоялась в большой старинной опошненской церкви, при огромном стечении народа, под перезвон всех колоколов. С этого дня Иван Гордиенко уже именуется «царем Иваном Глинским и всея правобережной Ворсклы». Вскоре тот же священник расторг его брак с прежней женой, и царицей сделалась местная сельская учительница. Новоиспеченные царь и царица всюду разъезжали в коляске, запряженной четвёркой великолепных коней, украшенные вместо корон свадебными венцами, взятыми из церкви. Когда коляска останавливалась возле церкви, сопровождавшая царя свита вносила Ивана Гордиенко в церковь на обитом бархатом кресле. Вскоре слава о нем загремела по всему округу и не только окружные села, но и местечки Будище, Диканка, Рублевка и городок Котельва «бьют челом», присылают к «Глинскому царю» богатые дары. В его царстве наступили мир, покой и тишина. Не стало банд, прекратились грабежи и реквизиции, исчезла советская власть. Такое состояние длилось в «царстве Ивана Глинского» несколько месяцев. Когда же стал приближаться фронт, картина резко изменилась. Вновь прибыли представители советской власти в округ, и «царь Иван», опасаясь за свою «царскую» персону, бросив и свою «царицу», и своих подданных, в один прекрасный день исчез из Глинска в лесах Ворсклы. О дальнейшей его судьбе сведений нет.
Можно только догадываться, как строил бы свои отношения с этой клумбой разноцветных «царств-государств» Петлюра, приди он к власти, и какой бы крови это ему стоило. Во всяком случае, сменившая его в Киеве, более сильная власть - советская, справиться с «горшковыми» атаманами не смогла. Ведь именно к ним к этим окопавшимся в своих «республиках» царькам направились весной 1919 года за продовольствием вооружённые рабочие отряды из города. Именно туда был объявлен советской властью «крестовый поход» за хлебом.
Но как уже говорилось выше, расплачиваться за хлеб у власти было нечем. Это вызвало волну крестьянских протестов, которые жестоко подавлялись войсками и карательными отрядами ЧК. За отказ выдать зерно крестьянин мог легко поплатиться жизнью и быть расстрелян. Даже Бюро украинской советской печати сообщало о «ненужной жестокости ЧК в селах». Большевистский лидер Шлихтер в 1919 году писал: «...каждый пуд заготовленного зерна был облит кровью». Тысячи крестьян погибли от рук бесконтрольно действовавших уездных и прифронтовых «летучих» карательных отрядов ЧК и Ревтрибуналов. Но не только ценой крестьянской крови власть добывала хлеб. Мешки с зерном, в прямом и переносном смысле, часто были пропитаны и кровью самих ЧОНовцев и продотрядовцев. Началась война за хлеб, в которой видная роль отводилась именно батькам и атаманам. При этом многие из них действительно были возмущены таким отношением власти к труду крестьянина, но многие, опять же, почувствовали «волну» на которой можно вознестись к вершинам власти и славы. Как бы там не было, но уже в апреле война начала разгораться и в Киевской губернии было зафиксировано 38 выступлений крестьян, в Черниговской — 19, в Полтавской — 17…
То, как добывалось продовольствие для республики нередко вызывало недовольство и у очень видных большевиков, даже Лев Каменев возмущался «безобразиями» чекистов. Антонов-Овсеенко, понимая губительность ограбления крестьянства, возмущаясь, телеграфировал правительству Советской Украины о том, что продотряды провоцируют крестьян на восстания. Но большевики в Киеве были такими же или даже теми же большевиками что и в Москве. Ведь, по сути, московские большевики (добрая половина из которых были родом с Украины) во главе с Лениным были мозгом всего большевистского движения. А мозг этот был занят мыслями о том, как быстрее построить коммунизм. А коммунизм и частная собственность, как известно, несовместимы. Поэтому чем быстрее разорится крестьянин, тем быстрее его можно будет загнать в колхоз, совхоз или ещё в какой нибудь общак. Вот потому чаще всего и получалось так, что какая-то уездная или ещё какая другая комиссия по чрезвычайному налогу «не приняла в расчёт имущественное состояние граждан и вся тяжесть налога распределена пропорционально числу жителей». За это конечно лиц ответственных за такое «безобразие» «строго наказывали» и часто «выяснялось», что это были пособники кулаков или неправильные коммунисты. Так газета «Правда» уже в феврале 1919 года сообщала, что «на почве неправильного распределения чрезвычайного налога, на почве крутых мер при его сборе, употребляемых местными советскими чиновниками, часто именуемыми себя коммунистами, растёт недовольство среди тёмного населения, использовываемое… для контрреволюционной агитации». В.И. Ленин на VIII съезде партии кается: «сплошь и рядом по неопытности советских работников, по трудности вопроса, удары, которые предназначались для кулаков, падали на среднее крестьянство. Здесь мы погрешили чрезвычайно». И тут же конечно были приняты меры и «перегибы» прекратились – ведь их заметил даже сам Ленин.
А дудки! Наоборот планы по хлебозаготовке увеличивались, а лица ответственные за неё, кто не справлялся, несли ответственность по всей строгости революционного времени. Где хочешь, а хлеб достань, хоть у кулака, хоть у середняка, хоть… Короче, картина была примерно такой. Чтобы все видели, чиновникам и комиссарам, занимающимся продразвёрсткой и проявляющим чрезмерное старание, «сверху» делали пальчиком и, укоризненно кивая головой, громко кричали: - «Ну-ну-ну!». А когда тот убавлял свою прыть, ему из-под полы показывали кулак. Тем более, не дай Бог проявить мягкосердечие и пойти на поводу у «кулака-мироеда», и прочей «деревенской буржуазии». Тогда уж извиняй товарищ, но ты уже контра. Даже такому прославленному командиру как командующему 2-й Конной армией Филиппу Миронову, написанное 31 июля 1919 года письмо Ленину, в котором он по наивности своей предполагал, «что коммунистический режим - длинный и терпеливый процесс, дело сердца, а не насилия», а потому, пишет он в своём письме, «политику истребления казачества, а потом зажиточного крестьянства я поддерживать не стану... На безумие, которое только теперь открылось перед моими глазами, я не пойду», вскоре стоило жизни.
Уже в 1918 году первая волна крестьянских восстаний заливает большевистскую Россию. По официальным данным ВЧК, с июля по ноябрь 1918 года в советской республике вспыхнуло 108 «кулацких мятежей». За весь 1918 год «только в 20 губерниях центральной России вспыхнуло 245 крупных антисоветских мятежей».
Вот и в Украине уже в начале апреля 1919 года в Переяславе против большевиков восстают: комбриг Красной Армии эсер Богунский и командир полка Лопаткин. А уж «батькам» и атаманам, так тем, сам Бог велел подыматься на защиту своих «республик» от «ненажерлывых москалей». В Триполье был созван «областной ревком повстанцев». Этот ревком установил связь с атаманами Зеленым и Ангелом, а так же обратился к Григорьеву, с призывом последовать их примеру. От Григорьева пришёл обнадёживающий ответ: «Работайте. Я возьму Одессу, а потом пойду с Вами!» После взятия и разграбления Одессы, крестьянские полки атамана Григорьева, вернувшись домой, были потрясены тем, что творится в их хуторах и сёлах и потребовали от своего атамана, чтобы он скорее соединялся с восставшими атаманами и вёл их на большевиков. Но после взятия Одессы, «победитель французов» счёл ниже своего достоинства делить славу своего следующего триумфа, триумфа над разгромленными большевиками, с какими-то там мелкими атаманишками типа Зелёного. На новое предложение ревкома повстанцев-«незалэжныкив» присоединиться, Григорьев ответил: « У меня 23 тысячи штыков, 52 пушки, 12 бронепоездов, миллион патронов. За мной Херсон, Николаев, Одесса. Скажите, что вы имеете, что стоит за вами? Ничего. А раз ничего, то я разрешаю вам прийти ко мне и получить от меня ту работу, которую я вам дам...».
Естественно никто к Григорьеву «наниматься на работу» не пришёл. Даже не стали ждать и пока он возьмёт Одессу, а уже в конце марта - начале апреля, с тремя тысячами повстанцев, атаман Зеленый захватил местечки Триполье и Васильков, уничтожив там заезжих большевиков-агитаторов и продовольственные отряды. Объявив себя «незалежным большевиком», он требовал обуздать всевластие ЧК, партийных «назначенцев», отменить продразверстку, прекратить насильственное создание колхозов, организовать самостоятельную украинскую армию на основе его отрядов и добиться реальной независимости Советской Украины. Уже к концу апреля повстанческий отряд Зелёного увеличился вдвое и составлял примерно 6 тысяч повстанцев. В мае его силы увеличиваются до 8 тысяч человек, при 6 орудиях и 35 пулеметах, - Зеленый объявляет свои отряды армией независимой Советской Украины и начинает сотрудничать с отрядами атаманов Струка, Сатаны, Ангела. В начале мая 1919 года Зеленый уже контролировал район Триполье — Обухов — Ржищев — Переяслав.
И вот здесь, наверное, мы подошли к тому историческому моменту, когда украинцы стали зарождаться как народность. Именно с весны 1919 года, в Южной России появляется массовое понятие украинский народ. С весны 1919 года, всех тех, кто приходит насильно, но почему-то утверждает, что по закону, отбирать хлеб, а это, как правило, вооружённые рабочие отряды из города (продотряды) и чекисты, крестьяне начинают называть московскими комиссарами, независимо от того россияне они, украинцы или даже китайцы. Себя же они определяют как украинцев, народ, который обирают понаехавшие за хлебом из города «чужинцы», хотя, по большому счёту, многие впервые услышали об украинцах только два года назад от эмиссаров Центральной Рады. Совсем не обязательно, что крестьянин уже осознавал себя причастным к какой-то отличной от россиян нации. Он осознал несправедливость в отношении себя, и просто противопоставлял себя носителю этой несправедливости коммунисту, как антагону. О том же что коммунисты, выбив немцев и Скоропадского, а затем и Директорию, пришли из большевистской России знали, конечно, все. Знали, и в большинстве своём ждали этого прихода и даже активно содействовали ему. И не только потому, что видели в приходе большевиков избавление от чужеземного гнёта, но и потому, что осознавали себя одним народом с россиянами. Да и пришли то люди, в основной своей массе, даже разговаривающие на одном с ними южнорусском диалекте. То есть те же украинцы. Но когда долгожданные большевики стали отбирать политый крестьянским потом хлеб – они автоматически стали «москалями» или «чужинцами», и очень многие селяне очень быстро осознали себя не сторонниками какой-то там партии (в вопросах «партейных» они ориентировались весьма слабо), а именно обиженным народом. Благо для того чтобы объединиться портив несправедливости, не нужно было выдумывать или становиться под знамёна каких-то там непонятных душе, уму и сердцу партий – достаточно причислить себя к мужику-украинцу и вступить в отряд местного атамана или «батьки». По сути это была самая массовая партия, единственной программой которой было отстоять право на то, чтобы самим распоряжаться тем, что по праву принадлежит им, а партийным билетом этой партии служили принадлежность к крестьянскому сословию и специфический сельский - южнорусский диалект. Чтобы препятствовать вывозу зерна крестьяне разрушают железные дороги, скручивая рельсы в клубок с помощью упряжек волов, грабят эшелоны. Целые районы промышляли грабежом не только продовольственных и военных эшелонов, но и пассажирских поездов. Это было началом войны, против «москалей», а фактически - деревни против города.
Пытавшийся в то время наладить с повстанцами (не только с Зелёным) контакт и взаимопонимание генерал Деникин, вспоминает как его «тайная организация… связалась со штабом Зеленого… в Триполье. Прибывших туда офицеров не допустили к самому атаману; они беседовали только с двумя лицами политического окружения его, назвавшимися один - бывшим редактором украинской газеты «Народная воля», а другой - бывшим офицером лейб-гвардии Измайловского полка Грудинским. Оба они заявили, что стоят на точке зрения независимости Украины. Ее должен отделять от Великороссии «кордон», так как «теперь среди белого дня происходит грабеж украинского хлеба». «Мы признаем советы, - говорили они, - но наши советы особые... Должна быть украинская советская республика». При этом редактор и измайловец уверяли, что Зеленый ни в каких отношениях с Петлюрой не состоит.
Повсюду в районе Зеленого расклеены были плакаты упрощенного политического содержания: «Хай живе Вильна Украина! Геть вcepoccicкix узурпаторiв! Геть Раковского и жидiв комиссарiв!». Такие лозунги и плакаты вскоре появились почти по всей Украине.
Весьма противоречиво описывает события этого времени известный историк Субтельный. В своей «Истории» он пишет, что когда в феврале большевики взяли Киев: «В следующие несколько недель (значит - где-то в марте? Н.Г.) их численность более чем удвоилась, когда к ним присоединились главные партизанские вожаки Григорьев и Махно. При их поддержке к июню большевики сумели установить контроль почти над всей Украиной». Но уже на следующей странице своей «Истории Украины» он пишет о факте, совершенно исключающем выше сказанное, и сообщает следующее: «Особенно ощутимым стал уход в марте сил Григорьева и Махно». (?)
На самом же деле в июне — июле 1919 года советская власть в большей части Украины удерживалась только в крупных городах. Провинция была в руках крестьян, восставших против большевиков. И хотя в мае 1919 года, когда против Зеленого были посланы крупные «красные» соединения (до 10 тысяч человек и Днепровская военная флотилия), и к 8 мая атаман был выбит из своего района, а его армия, сократившись до двух тысяч, распалась на мелкие отряды, возмущение крестьян внутренней политикой большевиков не прекращалось. В том же мае 1919 года оно достигло своего апогея. По всей Украине орудуют мелкие и крупные отряды Казакова, Живодёра…, вновь собрался с силами после мартовского поражения от «запорожцев» атамана Божко атаман Заболотный и сотни других атаманов (всего в те годы на Украине орудовало около 280 отрядов различного толка атаманов) Стоит ли говорить, что в числе атаманов восставших против советской власти были анархисты сначала Маруси Никифоровой, а вскоре и самого батьки Махно, о котором Винниченко напишет: «...появилась ориентация на повстанцев Махно, Ангела и так далее... Махно — национальный герой. Во всяком случае, его кандидатура на эту должность очень симпатична…». Мало кто знает, но Махно писал стихи, и довольно не плохие. И как раз в это время когда из Красной Армии бойцы уходили целыми полками Махно напишет Дыбенко:
Большевику не веря,
Кричали все в одно:
«Не ври как сивый мерин,
Мы все идем к Махно!»
Наконец-то в мае, а не в марте как утверждает Субтельный, приступил к «работе» и «великий полководец» атаман Григорьев. 8 мая 1919 года Григорьев издает свой знаменитый Универсал (манифест) «К народу Украины и бойцам Красной Украинской Армии», который, призывая к всеукраинскому восстанию, начинался такими словами: «Народ украинский! Бери власть в свои руки. Пусть не будет диктатуры ни отдельного человека, ни партии. Пусть живет диктатура трудового народа, пусть живут мозолистые руки крестьянина и рабочего. Долой политических спекулянтов! Долой насилие справа, долой насилие слева! Пусть живет власть народа Украины!»
Началось восстание 9 мая. В этот день Григорьев повел восставших (16 тысяч солдат, имевших 52 пушки, 7 бронепоездов и около 500 пулеметов) в наступление. 10–14 мая григорьевцами были захвачены Умань, Помошная, Новомиргород, Тараща, Корсунь, Александрия, Балта, Ананьев, Кривой Рог, Кобеляки, Яготин, Пятихатки, Хрестиновка, Литин, Липовец, Гребинка. 15 мая обозначилось ужасным еврейским погромом в Елизаветграде, в ходе которого погибло более 3500 евреев.
В то время Красная Армия в Украине насчитывала около 70 тысяч бойцов при 186 орудиях, 1050 пулеметах, 14 бронепоездах и 15 самолётов, но многие «красные» бойцы, по сути те же украинские крестьяне, стали переходить на сторону Григорьева. Так в Павлограде восстали солдаты 14-го полка Красной Армии, прогнав из города ЧК и местную власть. В Казятине перешел на сторону Григорьева Нежинский полк. В Лубнах восстал 1-й полк Червонного казачества, он разгромил ЧК, тюрьму и банк. Даже большевистская партийная организация городка Лубны поддержала Григорьева, за что была распущена по приказу Ворошилова. В Николаеве восстали матросы и солдаты гарнизона (5 тысяч человек) во главе с левыми эсерами. Они разогнали ЧК, органы власти, большевистские комитеты и впустили в город григорьевцев. В Александровске солдаты Красной Армии, посланные на борьбу с Григорьевым, заявили, что воевать с ним не будут, и, разогнав ЧК, освободили повстанцев из тюрем. Так же поступил полк 1-й украинской советской армии, посланный против Григорьева. 20 мая григорьевцы на один день занимают Винницу и Брацлав. Восстание распространяется на Подолье, где Григорьева поддержали атаманы Волынец, Орлик, Шепель.
Для разгрома григорьевцев были собраны все силы в Советской Украине, прошла мобилизация коммунистов, рабочих, советских служащих, комсомольцев и членов еврейских социалистических партий. 5 мая Наркомвоен УССР отдаёт распоряжение о формировании 1-й интернациональной дивизии. Около 10 тысяч солдат было срочно направлено из России. 14 мая три группы войск (30 тысяч солдат), под командованием К. Ворошилова и А. Пархоменко, начали общее наступление из Киева, Полтавы и Одессы. 17 мая ЦИК Советов Украины принимает декрет «Трудящиеся к оружию». Из всех крупных промышленных центров мобилизовывались рабочие в возрасте от 18 до 45 лет. Только в одном Киеве число мобилизованных рабочих за май – июнь достигло 6000 человек. Был мобилизован и наш старый знакомый писатель Паустовский. Первый раз, если читатель не забыл, он был взят в армию Скоропадского, теперь он «белобилетник» попал к большевикам. И вот что он писал по этому поводу в своей автобиографической повести «Книга о жизни»:
«Меня вместе с несколькими болезненными юношами наскоро освидетельствовали и отправили в караульный полк. Это был, очевидно, самый фантастический из всех полков, какие когда-либо существовали на свете. (…)Началось с того, что конвоиры забрали нас на призывном пункте и повезли в штаб полка на Печерск».
И вот как «гостеприимно» этих «болезненных юношей» встретил командир полка:
«На поясе у него (командира) висел маузер с большой деревянной кобурой, а на боку -- кривая шашка в ножнах, украшенных серебром.
Он вынул из кармана галифе белоснежный платок, деликатно встряхнул им в воздухе и вытер губы. Потом спросил сиплым голосом:
-- Кого ж это вы до меня привели, хлопцы? Из дряни дрянь?
Конвоиры молчали.
Антощенко (фамилия командира полка Н.Г.) медленно обошел наши ряды, осматривая каждого с головы до ног. За ним шли два длинных командира. Должно быть, это были батальонные начальники.
Неожиданно Антощенко выхватил кривую шашку и закричал высоким, плачущим голосом:
-- Я научу вас, как за революцию служить, так и так вашу мать! Цуцыки! Вам известно, кто я такой? Я этой самой шашкой генерала Каледина зарубил, так, думаете, я с вами буду цацкаться? Я что ни день, то выхаркиваю двенадцать стаканов крови. Я кругом простреленный за мое отечество, и по этому случаю Москва присылает мне каждый месяц тридцать тысяч рублей золотом на мелкие расходы. Вам это известно или нет? А может, вам известно, что у меня разговор с такими субчиками, как вы, получается даже очень короткий,-- пломбу в затылок и в яму!
Голос его поднялся до визга. В углах рта лопались пузырьки слюны. Было ясно, что перед нами или сумасшедший, или эпилептик.
Он подошел вплотную к высокому юноше в очках, должно быть, студенту, и ткнул его в подбородок эфесом шашки.
-- Ты что? -- спросил он, пьяно присматриваясь к высокому юноше.
— Очки надел? Я вот этими руками свою жену убил за измену, -- он растопырил и показал нам короткие пальцы в сморщенных и явно больших на него багровых перчатках.-- Так ты думаешь, я на тебя посмотрю, что ты в очках. Я с тебя шкуру сдеру, и никто мне слова не скажет».
Имея в своих рядах, надо полагать, немало таких «кругом простреленных за отечество» командиров, которым по их словам «Москва присылает… каждый месяц тридцать тысяч рублей золотом на мелкие расходы» Совет Обороны Советской Украины 18 мая провозгласил террор против партий украинских левых эсеров и украинских социал-демократов «незалежныкив», которые вдохновляли восставших.
В это время Григорьев идёт к Киеву и решает всё же соединиться с повстанцами Зелёного. Надеясь на поддержку и союз с ними Григорьев рассчитывал молниеносно захватить юг Киевщины. Но только к этому времени основные силы Зелёного уже были разбиты.
Ещё в самом начале своего восстания Григорьев пытался наладить отношения с очень популярным и авторитетным даже для «победителя французов» батькой Махно. Но «батькина» комиссия, которая посетила район восстания, сообщила «красному», ещё в то время, комбригу Махно, что григорьевцы громят и убивают евреев. После этого сообщения Махно издает воззвание «Кто такой Григорьев?», где называет атамана «разбойником», «контрреволюционером», «авантюристом», «провокатором-погромщиком». К тому же на район где хозяйничал Махно надвигались белогвардейцы, и все свои силы он сконцентрировал для отпора именно этому противнику. Отказался объединяться с Григорьевым и атаман повстанцев «Чигиринскогй республики» Коцур. А уже в третей декаде мая Красная Армия перешла в наступление и силами трех «красных» войсковых групп ей удалось окружить район восстания.
19 мая 1919 года группа кременчугского направления под командованием П. Егорова выбила «григорьевцев» из Кременчуга, а Днепровская военная флотилия — из района Черкасс. С юга наступали части Дыбенко и Пархоменко. Соединившись с группой Егорова, они заняли Кривой Рог, станцию Долгонцово. 21 мая войска атамана были разбиты под Киевом. 22 мая стала «красной» Александрия — центр восставших. 23 мая была взята Знаменка, 26–31 мая части одесского направления (командир В. Голубенко) вытеснили Григорьева из Николаева, Очакова, Херсона. Херсонский полк восставших сдался, и его командир был расстрелян. Тогда же были расстреляны ближайшие единомышленники атамана Григорьева — Горбенко и Масенко. В боях второй половины мая григорьевцы несут огромные потери: около 3 тысяч убитыми и более 5 тысяч пленными. Это была почти половина «армии» атамана... Множество григорьевцев просто разбежалось по домам...
В конце мая основные силы атамана, разбитые под Камянкой, скрываются в далеких степных селах и переходят к тактике партизанской войны. В это время начальник штаба Григорьева Юрко Тютюнник с двумя тысячами восставших («Повстанческий кош») оторвался от главных сил Григорьева и увел свой отряд на соединение с силами Петлюры. 14 июля «кош» Тютюнника влился в армию УНР. Вот так, силами разбитых и изгнанных атаманов да недовольных продразвёрсткой крестьян вновь возродилась армия Петлюры. А ведь ещё месяц назад, как пишет в своих воспоминаниях И. Мазепа — «Мы стояли перед дилеммой, к кому попасть в плен: к полякам или к большевикам». Это же, сколько жизней понапрасну загубленных, сколько сирот, сколько слёз и страданий не имело бы места на растерзанной различными властями южнорусской земле, прояви Директория больше расторопности и сдайся кому-либо в плен, а? Так нет же, дотянули.
Как говорилось выше, во второй половине июля армия Петлюры насчитывала уже порядка 34 тысяч бойцов. Сюда же, правда с небольшой натяжкой и довольно таки условно, можно приплюсовать, по разным данным от 25 до 50 тысяч, переправившихся 16 – 18 июля через Збруч, сечевых стрельцов Западно-Украинской народной республики. Почему условно? Потому что, хоть 22 января 1919 года в Киеве и было торжественно объявлено об объединении Западно-Украинской народной республики (ЗНУР), которая образовалась 13 ноября 1918 года в неспокойной обстановке боёв с поляками за господство в Галичине, с Украинской народной республикой, однако это было в большей мере чисто символическим актом. Ну во первых уже 18 июля ЗНУР прекратила своё существование, а её армия переправилась на территорию УНР, которой фактически тоже не существовало. Две армии двух государств, не имеющих территории, уже само по себе явление абсурдное. Далее, армии эти создавались на совершенно различных фундаментах, как политических, так и социальных и поэтому ничего удивительного в том, что, как пишет А. Дикий, «…до слияния правительства и армий, так и не дошло. Слишком уже различны были те элементы, из которых слагались и армии, и правительства двух Украин – Надднепрянской и Западной». После двух месяцев бесчисленных совещаний, конференций и деклараций эти две армии всё же (как это не парадоксально звучит) вынуждены были наступать. Дело в том, что пока происходили все эти совещания, переговоры и комбинации, обстановка в Украине резко изменилась. Армия Деникина быстро наступала, и к середине лета 1919 года была уже в пределах Украины. Большевики бросили все свои силы на борьбу с Деникиным, и всё Правобережье оказалось без сколько-нибудь значительных большевистских частей. Создались исключительно благоприятные условия для наступления украинских вооруженных сил, которые были сосредоточены в районе Каменца. Поэтому уже в начале августа, армия УНР триумфальным маршем (как всегда) двинулась на восток – правда не на Киев. Петлюра наступал на Волынь и Одессу. В направлении на Киев двинулись галичане, под командой генерала Кравса, которому был подчинен также «Запорожский Корпус» петлюровской армии, состоявший из добровольцев (численностью меньше полка).
«Ген. Кравс быстро продвигался вперед, - пишет в своей «Неизвращённой истории» А. Дикий, - и уже к концу августа был на подступах к Киеву. Казалось бы естественным, чтобы с ним продвигался и «Головной Атман» Петлюра со своим Правительством и лидерами политических партий. Однако на Киев они не двигались. Многочисленные сепаратистические историки и мемуаристы вопрос об этом обходят молчанием. Только бывший помощник начальника штаба «Головного Атамана», ген. Курманович, рассказывает в своих воспоминаниях, что командующий войсками, наступающими на Киев, ген. Кравс, категорически воспротивился присутствию Петлюры и его окружения. Как бывший офицер австрийского морального штаба и человек правых убеждений, Кравс органически не выносил надднепрянских социалистических лидеров и «атаманов». В своем кругу, он называл Петлюру «неудавшимся попом» и «цыганом» (как известно, Петлюра – не окончивший курс семинарист, сын полтавского цыгана), а социалистических лидеров – «полубольшевиками». Ясно было, что славной викторией поход такого войска закончиться не мог. Тем более, что к Киеву подходили уже и войска Деникина.
Лишённая поддержки крестьянства, армия большевиков отступала и готовилась к обороне Киева. Ленин требовал: «…обороняться до последней возможности, отстаивая Одессу и Киев, их связь и связь их с нами до последней капли крови. Это вопрос о судьбе всей революции». 12 июля Киев был объявлен на осадном положении, а 8 августа на киевской партийной городской конференции было предложено провести всеобщую мобилизацию трудящихся. Женщины должны были заменить на фабриках и заводах мобилизованных мужчин. Но, по всему было видно, что Киев большевики не удержат.
«Пустота на базарах, - пишет Полетика, - и нежелание крестьян принимать советские деньги предвещали очередной приход новой власти.
Но какой именно? Петлюровские войска подступали к Киеву с запада, деникинские войска - с востока. Канонада звучала все громче и громче. Но кто займет город раньше? Киев жил в нервном ожидании, и киевляне на улицах не стесняясь обсуждали вслух шансы наступавших. Вопрос был крайне важен: следовало решить, какую защитную политическую мимикрию надо избрать. Если раньше придет Петлюра, то нужно изображать «щирого украинца» и быть юдофобом. Если раньше придет Деникин, то при нем нужно проповедывать «единую, неделимую», называть Украину «Малороссией» и говорить о крестовом походе на Москву.
Это была «большая политика» и «высокая дипломатия» киевского обывателя. Ошибка, как это выяснилось очень скоро, могла стоить жизни. Добровольцы избивали и убивали «петлюровцев», а последние резали «офицерню», желающую включить «Малороссию» в «единую, неделимую». Но самой тяжелой и роковой ошибкой была обмолвка «товарищ». За «товарища» били шомполами и нагайками одинаково дружно и петлюровцы, и добровольцы. Поэтому наиболее осторожные и мудрые киевляне молчали, ибо они «не интересовались политикой».
Украинцем ли был украинцем?
Невзирая на требования Ленина, «обороняться до последней возможности…, до последней капли крови», 27 августа «белые» взяли Одессу, а 31 они уже входили в Киев. С другой стороны в Киев вошли галичане генерала Кравса. На Крещатике украинцы по случаю такой их победы собирались провести военный парад. В это время появились «белые», а к генералу Кравсу подъехал командир белогвардейского добровольческого эскадрона и предложил, чтобы участие в параде принял и его эскадрон, а так же вывесить рядом с украинским флагом флаг добрармии. Генерал Кравс любезно согласился. Это вызвало негодование атамана Сальского командира петлюровского «Запорожского Корпуса». Того самого корпуса, который был предан галичанам шедшим на Киев. Он приказал галичанам снять русский флаг, но галичане отказались выполнить его приказание. Тогда, по приказу Сальского, один из его подчинённых сорвал русский флаг и бросил под ноги лошади Сальского, который начал его, демонстративно топтать. Началась перестрелка. Охваченная паникой толпа зевак, стала с криками разбегаться. Эта паника перекинулась и на украинцев, и «герой» этого инцидента Сальский, пустив в галоп свою лошадь, тоже бросился бежать. Вскоре, прибывший с извинениями к командующему «белыми» войсками генералу Бредову генерал Кравс, заключил соглашение о немедленном отводе из Киева украинской армии. Генерал Бредов за это освободил около 500 пленённых украинцев.
Во что же вылился этот «героический» поступок петлюровского атамана? А вылился он в великолепное наглядное пособие историку. Тот факт, что войска украинской армии Кравса, превосходившие, как минимум более чем в 3 раз группировку генерала Бредова, вынуждены были оставить Киев, красноречиво говорит о том, что галичане были совершенно чужими киевлянам, и боялись не только «белых», но очевидно, и выступления против них горожан. Петлюровский премьер И. Мазепа в книге «В огне и буре революции» напишет: «Чужой нам Киев сразу же поспешил дать деникинцам всякую поморщь, начиная от обычных информаций и кончая вооруженными отрядами местных добровольцев». А Сальский после этой выходки не досчитался более половины своих бойцов. Нет, они не были убиты или захвачены в плен, они, как пишет А. Дикий: «…остались в Киеве, а многие из них поступили в добровольческую армию. Этот общеизвестный факт сепаратисты старательно замалчивают, но о нем говорят многие галичане (Скидан, Карпенюк и др.), печатавшие свои воспоминания в «Червоной Калине» и других изданиях в начале 30-х гг. во Львове». Так что не украинцев, а российскую армию Деникина приветствовал, как освободительницу, первопрестольный город Киев. А иначе и быть не могло. Ведь если, как уже не раз говорилось, галичане в Украине были «чужинцами» то белая армия сплошь и рядом состояла из украинцев. Так белогвардеец, россиянин Борис Павлов, в книге «Первые четырнадцать лет», которая посвящается памяти однополчан алексеевцев писал: «Впоследствии я, «кацап», часто удивлял «хохлов» своим знанием украинских песен. Это знание я приобрел в нашем полку, в котором было много украинцев или, как тогда говорили, малороссов. Ведь Добровольческая армия, боровшаяся за «единую и неделимую Россию» состояла в своем большинстве из уроженцев Украины. По данным Украинского Народного института в Праге Белая армия на 75% состояла из украинцев…». О национальном составе Добровольческой Армии можно судить и из доклада украинскому правительству Л. Чикаленко, который приводит в своей книге украинский премьер И. Мазепа. В сентябре 1920 года, когда уже наметилась возможность сепаратного мира Польши с большевиками, Чикаленко был послан к Врангелю в Крым выяснить возможность сотрудничества Петлюры и Врангеля, и вот что после возвращения из Крыма сказал в своем докладе Чикаленко: «Могу сказать, что никакой русской добровольческой армии в Крыму нет. Почти на 80% все это — местный украинский элемент — «малороссы».
Но радость киевлян своему освобождению была не долгой. Скоро это воинство «освободителей» показало городским обывателям своё подлинное лицо, которое оказалось, наверное, ещё более уродливым, чем лицо изгнанной власти большевиков. Протопресвитер Василий Зеньковский в своих воспоминаниях «Пять месяцев у власти» будет вскоре писать: «Кстати сказать, добровольцы, войдя в Киев, учредили особые контрольные комиссии для проверки «благонадежности» офицеров, остававшихся в Киеве до прихода добровольцев. Я готов допустить, что такие комиссии неизбежны и нужны, но то, как они сработали, как они разбирали дела отдельных офицеров, часто напоминало большевиков, приемы Че-Ка». И если уж говорится об офицерах, то о тех рабочих и простых обывателях кто был заподозрен в сочувствии, а тем более в сотрудничестве с большевиками, лучше уж промолчать.
Советский историк, описывая приход белогвардейцев в Киев, будет сокрушаться: «В Киеве воцарился режим кровавого террора. В первые же две недели деникинцы арестовали 1700 человек. Вешали арестованных на улицах, на площади перед городской думой». Не отрицает этого и свидетель тех кошмаров Полетика. Более того он пишет, что: «за полтора месяца оккупации в Киеве было по официальным подсчетам Добрармии истреблено 2000 «коммунистов» и им «сочувствующих». Ну чем вам не красный террор Муравьёва. Но об этом, сегодня тоже не принято здорово распространяться.
Широко развернулась деятельность Добровольческой контрразведки по очистке Киева «от преступных элементов: коммунистов, комиссаров и прочей мерзости». Начались доносы. Сотни ни в чем не повинных людей, казавшихся «подозрительными», ежедневно сгонялись под конвоем на проверку в тюрьмы контрразведки. Допрос их производился «с пристрастием»: грубое обращение, издевательства, побои, пытки, насилия над арестованными женщинами и т.д. При огромном количестве арестованных с допросами не канителились. Многие «подозрительные» не дожили до следующего дня. Разгрузка тюрем также производилась без особой волокиты. В этом деле воинские части помогал контрразведке.
Особенно зверствовали «освободители» после того как 14 октября части 58-й и 45-й дивизий Южной группы советских войск, совершившие 600 – километровый поход на соединение с частями 12-й армии, совместно с 1-й Богунской бригадой 44-й стрелковой дивизии неожиданно захватили Киев.
«Оказалось, что части Красной армии, - пишет Полетика, - отрезанные при отступлении из Киева, скопились у Коростеня. Отсюда они продвинулись на Ирпень и, перебив у Пуще-Водицы и Святошина напившееся допьяна сторожевое охранение добровольцев, подошли к Киеву. Утром 1 (14 по новому) октября Богунский и Таращанский полки вошли в Киев. Киев был захвачен врасплох, и отстоять его до прибытия спешно вызванных резервов командование Добровольческой армии не надеялось. Началась эвакуация из Киева. Прежде всего, из Киева были поспешно эвакуированы высшие военные чиновники Добровольческой армии, редакция «Киевлянина» с Шульгиным, высшее духовенство. За ними тронулись офицеры военных учреждений и штабов, погрузившие свои вещи и багаж (горы чемоданов и ящиков) на машины и подводы. Контрразведка торопилась расстрелять перед уходом возможно больше заключенных в Лукьяновской тюрьме, но арестованные взломали замки камер и ворота и вырвались из тюрьмы».
Сражение за Киев длилось 3 дня. В итоге «красные» войска отошли и закрепились на линии реки Ирпень в 27 км от Киева. Когда же вновь вернулись «белые», то они вдруг вспомнили, что по ним, когда они бежали из города, стреляли из окон и чердаков. Обвинили в этом всё тех же евреев. В Киеве начались еврейские погромы: «Это было, - пишет Полетика, - систематическое, планомерное и жестокое ограбление и избиение еврейского населения. Его совершали солдаты под руководством офицеров». Ещё один современник тех событий, редактор «Киевлянина» В. Шульгин писал:
«По ночам на улицах Киева наступает средневековая жизнь. Среди мертвой тишины и безлюдья вдруг начинается душераздирающий вопль. Это кричат евреи. Кричат от страха... В темноте улицы где-нибудь появится кучка пробирающихся вооруженных людей со штыками, и, увидев их, огромные пятиэтажные и шестиэтажные дома начинают выть сверху донизу... Целые улицы, охваченные смертельным страхом, кричат нечеловеческими голосами, дрожа за жизнь... Это подлинный, невероятный ужас, настоящая пытка, которой подвержено все еврейское население». Не расходится Шульгиным в изложении этого страшного факта и Полетика:
«Каждый вечер, - пишет он, - в определенные районы и улицы отправлялись грузовые машины под командой офицеров - на каждом грузовике 20-30 вооруженных солдат и офицеров. Иные из них были в темных (синих) очках, у других головы были закутаны в башлыки, в руках винтовки, револьверы, шомпола, - у намеченных в списке домов люди слезали с грузовика и звонили, а затем стучали в забитые ворота. Не дождавшись ответа, налетчики разбивали деревянные щиты на воротах и вваливались во двор.
Обыски начинали с нижних этажей. Здесь разбивали прикладами входные двери квартир, грабили, разбивали мебель, насиловали женщин, избивали и убивали евреев. Многих уводили с собой, и они почти никогда не возвращались. Грабили все: сначала требовали деньги, затем часы, кольца и прочие драгоценности, затем меха, пальто, костюмы и обувь (мужские и женские), белье. Снимали башмачки и рубашечки даже с маленьких детей.
Так шествие грабителей поднималось с нижних этажей на верхние. У дверей русских квартир, требуя открыть двери, предупреждали: «Господа, мы не бандиты, мы русские офицеры, откройте, пожалуйста». Если в русских квартирах находили спрятанных евреев, били и грабили и русских и евреев. При этом налетчики проявляли изысканную вежливость, просили извинить за беспокойство. В некоторых квартирах визитеры переговаривались друг с другом по-французски, с прекрасным произношением. Очевидно, работали «господа гвардия» и «господа кавалерия».
Единственным средством защиты был крик. Огромный дом в пять-шесть этажей истерически громко кричал и выл. За ним начинали кричать и выть соседние дома. Выли и кричали целые улицы, кварталы. Этот крик домов и улиц над огромным городом был ужасен. По ночному, спящему городу носился многоголосый вопль ужаса и страха, вопль множества людей, увидевших перед собой облик смерти. Это был вопль и стон. Он покрывал все - отдельные голоса не были слышны».
Надо отметить, что особое рвение и старание в еврейских погромах проявляли «бойцы» «Первой повстанческой украинской армии» вездесущего атамана Струка. Ещё в сентябре, сразу после отхода украинцев из Киева, бравый атаман понял, что армия Петлюры это не серьёзно, и им был подписан договор о вхождении в состав армии Деникина. В «армии» Струка насчитывалось тогда всего около двух тысяч бойцов, но они сыграли заметную роль в октябрьском изгнании «красных» из Киева. Струк даже был награжден офицерским Георгиевским крестом второй степени и удостоен чина полковника. «Их благородия» - его новые хозяева, простили ему не только старые, еврейские погромы но и благословили на новые в Киеве.
Но, а Петлюра, хотя и был, как об этом можно часто прочесть в мемуарах бывших белогвардейцев, на половину большевик, всё же, очень долго надеялся на союз с армией Деникина и старался избегать вооружённых столкновений с нею. Он даже игнорировал начатые в средине августа попытки Махно, который в то время, вёл сражения и против «красных» и против «белых», наладить союзные отношения с армией УНР. Но уже через месяц всё изменилось – Деникин окончательно определился как враг, и тогда вступила в действие формула - «враг моего врага - мой друг». Петлюра, отчётливо осознавая слабость своего влияния на украинцев, свой, как принято сейчас говорить, весьма невысокий рейтинг, готов был идти на союз не только с Махно, но и с большевиками.
Исаак Мазепа вспоминает, что «как раз в это время (середина сентября) в Каменец приехал швейцарский коммунист Ф. Платтен, личный друг Ленина. На нашу территорию он попал случайно. Еще в июне 1919 г. он вылетел из Москвы в советскую Венгрию с поручением от Большевистского Правительства. Но аэроплан упал на румынской территории и был конфискован румынским правительством. Платтена румыны также задержали и не пропустили дальше в Венгрию. По его желанию, его переправили через Днестр на территорию, занятую украинскими войсками. Платтен связался с галицким социал-демократом П. Бензой, которого он знал лично со времен пребывания Бензы в эмиграции в Швейцарии. Узнавши от Бензы об общей ситуации на нашем фронте и о том, что мы не сегодня-завтра объявляем войну Деникину, он предложил услуги — быть посредником между нашим правительством и правительством Ленина для заключения военной конвенции против Деникина. Директория и Петрушевич дали на это согласие. Через несколько дней Платтен выехал в Москву с предложением от нашего правительства».
Был заключён и союз с Махно, который ещё в июне, разорвав отношение с большевиками, испытывал острую нужду в боеприпасах и, теснимый белогвардейцами, в сентябре отошёл на правый берег Днепра. В начале сентября махновцы вошли в Умань, а заключив союзнический договор с Петлюрой и получив от него патроны, они уже к концу сентября прорвали фронт деникинцев и отправились в свой знаменитый рейд по тылам белогвардейцев. Вот как описал этот эпизод войны Деникин:
«Махно вступил в переговоры с петлюровским штабом, и стороны заключили соглашение: взаимный нейтралитет, передача раненых махновцев на попечение Петлюры и снабжение Махно боевыми припасами. Для выхода из окружения Махно решился на смелый шаг: 12 сентября он неожиданно поднял свои отряды и, разбив и отбросив два полка генерала Слащова, двинулся на восток, обратно к Днепру. Движение это совершалось на сменных подводах и лошадях с быстротой необыкновенной: 13-го — Умань, 22-го — Днепр, где, сбив слабые наши части, наскоро брошенные для прикрытия переправ, Махно перешел через Кичкасский мост, и 24-го он появился в Гуляйполе, пройдя за 11 дней около 600 верст».
Это был звёздный час Нестора Махно. После его прорыва народ целыми сёлами вливался в его войско. В октябре – ноябре 1919 года по донесениям разведки УНР, численность армии Махно, громившей деникинские тылы, достигла 100000 человек, что более чем вдвое превысило численность армии УНР. А 22-го сентября и Головной Атаман Петлюра издал приказ о начале военных действий против Деникина, назначив «командовать наступлением» того самого Сальского, который вызвал киевский инцидент. В октябре 1919 года общая численность украинских войск составляла около 40 000 человек при 150-160 орудиях. Активные военные действия между украинскими войсками и деникинцами начались 2 октября 1919 года.
К этому времени все силы белогвардейцев на Украине были разделены на две группы — Войска Киевской области (созданы 7 сентября 1919 года, командующий - генерал от кавалерии А.М. Драгомиров) и Войска Новороссийской области (созданы 20 августа 1919 года, командующий — генерал-лейтенант Н.Н. Шиллинг). На 5 октября 1919 года Войска Киевской области насчитывали 8551 штык и 331 саблю при 220 пулемётах и 74 орудиях. Войска Новороссийской области, на 20 сентября 1919 года насчитывали 12 595 штыков и 2654 сабли при 167 пулемётах и 61 орудии. Не смотря на подавляющее численное преимущество армии УНР, и тому колоссальному напряжению сил, которое требовалось от «белых» для борьбы с Махно и «красными», армия Петлюры после первых кратковременных успехов отступала и терпела одно поражение за другим, а к 15 октября 1919 года части ВСЮР (Вооружённые силы Юга России) одержали победу на всех участках украинского фронта.
20 октября украинцы предприняли последнюю попытку наступления против белогвардейцев. 2-й Галицкий корпус начал наступление на Брацлав, а 1-й Галицкий корпус — на Монастырище. 21 октября 1919 года 6-я и 9-я бригады 1-го Галицкого корпуса нанесли поражение белогвардейским частям в районе хутора Романова. Но это было лишь частным успехом. Развить наступление дальше не удалось.
В это же время на южном участке фронта произошло самое упорное сражение за весь период вооруженного конфликта между ВСЮР и УНР — сражение у деревень Мясковки и Андриашевки между частями 8-й Запорожской дивизии (около 3 тысяч человек) с одной стороны и Крымским и 2-м Таманским конными полками — с другой. Длившееся четыре дня (24-27 октября 1919 года) с переменным успехом сражение закончилось отступлением украинских частей, которое вскоре превратилось в паническое бегство по всему фронту. Армия Петлюры уменьшалась с каждым днём, её вновь стали оставлять прибившиеся было к ней атаманы, а многие крестьяне стали расходиться по своим домам. И уже в начале ноября командующий войсками Петлюры Сальский, тот самый Сальский, которому так не понравился находящийся рядом с прапором УНР влаг ВСЮР, был одним из главных сторонников за переговоры и союз с Деникиным. Он отмечал: «Армия находится в невозможном оперативном положении. Пять деникинских дивизий вошли в тыл, и галичане не хотят идти против. Мы здесь болеем душой... на фронте кровь проливается, но где же население? Оно и сейчас нас называет петлюровцами, а галичан австрияками; активно никто не помогает... нет установившегося контакта и организованной связи с народом…».
Интересная получается картина. Даже население правобережной Украины не хотело в «щирых» украинцах в вышиваных сорочках, широченных казацких шароварах и прочих прибамбасах указывающих на то, что перед ними «справжні», признавать своих, и называет их не иначе как «петлюровцами» и «австрияками». А вот в махновцах, которые ни чем не выпячивали своё украинство, ещё и сегодня очень многие видят настоящих потомков украинских казаков.
Мне доводилось ещё в начале 70-х годов прошлого столетия бывать в Гуляйпольском районе, и я ещё тогда заметил, с какой нескрываемой гордостью говорили местные жители, что в этих местах когда-то воевал сам Махно. Да и ребята из Днепропетровска с которыми я там работал и которые в тех местах не раз бывали, перед поездкой мне, ни разу в этих местах не бывавшему, с чувством явного превосходства говорили: «Поедешь хоть родину Махно увидишь». А ведь в те времена, в советской литературе и в фильмах Махно был личностью, мягко говоря, очень неприглядной, его, по идее, давно должны были все если не позабыть, то уж во всяком случае, не гордиться таким земляком. Только ведь память народная, это не учебник истории, который можно переписать. И так ли гордятся, а тем более гордились в те, советские времена, своим землячеством с Петлюрой на Полтавщине или с Винниченко на Херсонщине? И вот сегодня у некоторых писак не дрогнет рука писать о Махно, как о «русифицированном украинце». Да ведь если поразмыслить, то по большому счёту, это Петлюру и Винниченко, и всех «свидомых» тех времён справедливее назвать «украинизированными русскими». Это петлюры, грушевские, гринченки, скоропадские и прочие, вплоть до абсолютного большенства современных наших украинских политиков, которые кое-как, с горем пополам выучили чужой им язык галицких полуполяков-полунемцев- полуевреев-полу… (ещё кого там?), и, считая, что лучше быть «первым в деревне чем вторым в Риме», бьют кулаком в грудь и обзывают себя украинцем, то есть парнем с окраины или захолустья. За что же вы не любите так себя и свою землю? За что край с интереснейшей и богатейшей историей, край через который прошли и оставили свой след десятки, а может и сотни древних и не очень древних народов и племён, край, в котором расцвёл и стал известен ещё в средневековом мире своими богатствами и красотой один из величайших и известнейших центров средневековья - русский город Киев, вы обзываете окраиной? Почему название Украина (древнеславянская окраина), фактически данное этому краю поляками, вам дороже того, которое дали ему ваши предки, назвав эту землю Русью? И вот те, кто так не уважает свой край и свой народ, они требуют « дайте мне украинцев», спрашивают «где эти украинцы?», удивляются, что у них нет «организованной связи с народом». Они и сегодня ещё пишут: «Ми маемo вiльну Украiну, але як здобути украiнцiв?». И это сегодня, когда (как будет показано далее) более чем за 70 лет своего существования советская власть сделала всё для того, чтобы они, эти украинцы наконец-то появились. А каково было тогда? Вряд ли офицер-малоросс, белая кость - голубая кровь, хотел себя отождествлять с каким-то не русским провинциалом. Потому-то весь цвет русского офицерства был в белой гвардии Деникина, которая более чем на 70% состояла из малороссов, то есть из тех, кого теперь называют украинцами. И лишь те, кто хотел стать «первым парнем в деревне», («молодец среди овец») в подавляющем большинстве это были младшие офицеры — сельские учителя, агрономы и т.д., призванные из запаса, или «офицеры военного времени» из крестьян и мещан, связали себя с украинцами, – с Директорией. Там они быстро стали полковниками, генералами или на худой конец атаманами. Известный российский историк С.В. Волков установил:
«Петлюровская армия имела по нескольку десятков офицеров на полк, офицеры составляли примерно 10% ее численности, а в конце существования — даже 25%. На 16.07.1919 г. всего в ней состояло 3023 офицера (при общей численности в 34 тыс.), в ноябре 1919 — мае 1920 г. в ее трех дивизиях (Зимний поход) состояло 479 офицеров (всего 4,3 тыс. чел.), в ноябре 1920 г. в армии было 3822 офицера (всего 15,5 тыс. чел.) Однако не все они были офицерами русской армии: часть была произведена Директорией, имелось немало предводителей повстанческих отрядов, никогда не служивших в офицерских чинах, а также некоторое число служивших в австрийской армии».
Если ещё учитывать что, как в 1919, так и в 1920 годах в число зафиксированных офицеров мог попасть один и тот же человек дважды, так как петлюровские офицеры и атаманы, то уходили из украинской армии, то вновь прибивались к петлюровцам – можно говорить, что в армии УНР за всю историю её существования служило не более 2,5 – 3 тысячи кадровых офицеров. Тогда как «на Юге России в Белом движении приняло участие примерно 115 тыс. офицеров». Правда у Махно их было ещё меньше, чем у Петлюры, но Махно и не здорово стремился иметь в своей армии бывших офицеров. Не зря же его армия называлась «Революционной повстанческой армией Украины», а в народе чаще - «Народная повстанческая армия батьки Махно». Её сила была не в офицерах, а именно в народе, чем армия УНР похвастаться тоже не могла. Поэтому-то она и отступала, и таяла как весенний снег. Ко всему этому уже в конце октября, начале ноября в армии УНР началась эпидемия тифа.
Особенно от тифа страдали галичане, смертность среди которых была очень высокой, а у Петлюры не было для своего войска ни тёплой одежды (холода начались очень рано), ни медикаментов, ни боеприпасов, ни надёжного места, где можно было отдохнуть и поправить здоровье больным и раненым. Поэтому уже 5 ноября командующий галичан генерал Тарнавский и «белый» генерал Слащов подписали договор, по которому вся Галицкая армия, в которой к тому времени осталось примерно 12 - 15 тысяч человек, переходила в состав Добровольческой армии и обязывалась беспрекословно подчиняться приказам Деникина и непосредственно командующего войсками Новороссийской области генерала Шиллинга. Правительство Галичины прекращало всякую государственную деятельность и должно было переехать в Одессу, под контроль «белых». В армейские штабы УГА направляются белогвардейские офицеры. Правда галичане выговорили себе условие, что они и их оружие не будут направлены потив своих бывших союзников петлюровцев, но всё равно, иначе как предательством их переход к «белым» не назовёшь. А что вы ожидали от народа-ренегата, который предал свою веру, предал своих предков, свой язык, а своих братьев русинов, то есть, русских, не пожелавших стать «мазепинцами», загнал в лагеря смерти, и, приняв в конце XIX - начале XX века название «украинцы», воевал против своих братьев под знамёнами врагов русского народа. Подтверждая аксиому: «раз предавший, предаст ещё не раз», галичане 8-го февраля 1920 года переходят уже на сторону «красных» и сдают без боя Одессу войскам Котовского. И напрасно удивляется протопресвитер Зеньковский сообщая, что «при наличии не менее чем 10.000 офицеров ее захватили 2.000 большевиков». Он ведь не посчитал, а сколько было в Одессе предателей-галичан. Но и это ещё не конец эпопеи предательства. В начале мая 1920 года, когда стало ясно, что поляки вот-вот возьмут Киев, «красные» галичане подняли восстание и захватили Тирасполь, свергли там советскую власть, и, расстреляв комиссаров, снова переходят на сторону петлюровцев. А если смотреть в корень и быть абсолютно честными перед историей, то выходит, что на сторону столь ненавистных им, галичанам, поляков, с которыми Петлюра договорился о помощи. Договорился так, как примерно чуть более двух лет назад УЦР договорилась с немцами. Вот такой вот зловонный букет предательств ознаменовал рождение украинской нации. Стоит ли говорить, что предательство было визитной карточкой и всей армии Петлюры. Ведь, как говорится, что посеешь…
Видя, что армии уже фактически не осталось и, догадываясь, что тиф это такой враг, от которого надо держаться подальше, Петлюра 27 ноября вдруг заявляет о своём решении выехать за границу – в Польшу, а посты Головного атамана и главы Директории, занимаемые им, он временно предложил поносить Исааку Мазепе. Но только Мазепа почему-то отказался от такого счастья, наверное, он боготворил Петлюру и решил, что кроме такого гениального полководца и политика как Петлюра с этим делом не справится ни один украинец, даже он. Но не только тиф гнал Петлюру подальше от своего войска. В войске с уходом галичан началась буза, и возглавили её наш старый приятель атаман Божко и атаман Данченко. 29 ноября, бросив позиции у Староконстантинова, в Любаре, где находился штаб Петлюры, объявляется ещё один наш знакомый атаман Волох со своим отрядом гайдамаков. Волох, присоединившись к взбунтовавшимся атаманам, ультимативно потребовал от премьера смены политического курса, провозглашения независимой Советской Украины, заявив, что уведет свою часть, а так же отряды атаманов Божко и Данченко к большевикам. А 1 декабря 1919 года Волох, провозгласив себя «главнокомандующим украинскими советскими частями», потребовал от Петлюры передачи командования всей армией УНР. Взбунтовавшегося войска набиралось около трех тысяч бойцов при 7 орудиях, что составило фактически 1/3 всей армии Петлюры. Подняв красный флаг на центральной площади местечка Любар, Волох направляется в штаб армии, в надежде арестовать Петлюру и выдать его «красным». Но тот за час до мятежа умудрился выехать из местечка по направлению к польской границе. Волоху удается захватить только часть казны армии и «республики», которую не успел вывезти Петлюра. Оставив Любар Волох вскоре, убрав с дороги опасного конкурента атамана Божко, отобьёт у петлюровцев Умань, а верные Директории войска численностью менее четырёх с половиной тысяч отправятся в свой так называемый «Зимний поход».
«Перейдя на партизанское положение, остатки армии УНР в течение 5-ти месяцев, в невероятно тяжелых условиях, проделали поход около 2.000 км, кружа в юго-восточной части Правобережья, захватывая и очищая отдельные города, имея стычки с незначительными большевистскими частями и, непрерывно передвигаясь из одного места в другое. Ни связи со своим «Правительством», сидевшим в Варшаве, ни снабжения, эта армия не имела. Все приходилось добывать: брать с бою или брать от населения. В этом пятимесячном походе названном «зимовым» (зимним) было проявлено много героизма, перенесено много лишений. Многие из него не вернулись, погибнув в бою или от тифа. Но, результат был равен нулю».
Нет, - не прав А. Дикий когда, описав «Зимний поход» петлюровцев, приходит к заключению, что его «результат был равен нулю». Его результат – это, минус и минус огромный. Во первых, в поход пошли люди обманутые, которым внушили, что «красные» выбив с Украины «белых», пришли на территорию где их все ненавидят, и, что они ослаблены в боях. Им так же говорилось, что везде куда не придут петлюровцы, теперь, после того как люди побывали под «белыми» и большевиками, их будут встречать с распростёртыми объятьями, и что их армия будет расти подобно армии Махно. Есть и ещё минусы у этого похода, но о них будет сказано чуть позже.
«Мы наш, мы новый…»
Уже с середины октября 1919 года положение Вооружённых сил Юга России заметно ухудшилось. Тылы рвущейся к Москве армии Деникина были разрушены знаменитым рейдом Махно по Украине. Против него пришлось снимать войска с фронта, а большевики в это время, заключив перемирие с петлюровцами, высвободили силы для борьбы с Деникиным. Создав количественное и качественное превосходство над противником на главном, орловско-курском, направлении (62 тысячи штыков и сабель против 22 тысяч у белых), Красная Армия перешла в контрнаступление. К концу октября войска Южного фронта «красных» (командующий В. Е. Егоров) в ожесточённых боях, шедших с переменным успехом, южнее Орла нанесли поражение малочисленным частям Добровольческой армии, а затем стали теснить их по всей линии фронта. В результате этих боёв «красные» 11 декабря взяли Харьков, 12 Полтаву, а 16 декабря ими уже был взят Киев. Это по-видимому особого восторга у киевлян не вызвало, но и повода для огорчения тоже не было, потому что, как пишет Полетика: «В Киеве сложилось убеждение, что добровольцы ничем не лучше большевиков, что никаких надежд в деле «восстановления порядка» и «возрождения России» на добровольцев возлагать нельзя. И русским, и еврейским населением овладело ощущение бесперспективности. Резко ухудшились и условия жизни: хозяйственная жизнь не налаживалась. Транспорт был расстроен. Накануне зимы Киев был без стекол в окнах и без топлива, а уголь из Донбасса нельзя было подвезти из-за расстройства транспорта». Вот при таком положении дел в Киеве, большевики в третий раз устанавливали здесь свою власть. Но, как вспоминает Полетика: «Третий приход Красной армии и третье установление советской власти на Украине существенно отличались от первых двух». Интересно приводимое им сравнение трёх приходов к власти большевиков:
«Трехнедельный налет Муравьева на Киев в феврале 1918 года, - пишет он о первом захвате Киева большевиками, - был непосредственным и ярким проявлением буйной молодости большевизма. (…) В красноармейцах Муравьева мессианских мечтаний не было заметно. Молодость большевизма была гораздо грубее и проще. (…) Красноармейцы Муравьева уже приступили к уничтожению своих противников – «офицерни», «украинцев» (петлюровцев), чиновников старого режима и пр. - под лозунгом «Мы все можем, мы все смеем», шаблонным лозунгом самоуверенной, верящей в свои силы молодежи.
Во второй приход большевиков всякий след мессианизма уже совершенно исчез. Наоборот, в казни врагов «Нового мира» уже вмешивался какой-то элемент расчета, притом расчета не идеалистического и не героического, а скорее утилитарного характера: принесет ли казнь арестованного пользу «Новому миру» (т.е. советскому обществу), хотя арестованный еще не сделал и не сказал ничего преступного или вредного против советского строя. Большевизм, можно сказать, повзрослел и уничтожал своих врагов, действительных и возможных, веря в себя и в свои силы создать «Новый мир», построенный на более рационалистических началах, чем старый. Он расчищал на данном этапе пока еще только население России, как расчищают строительную площадку перед началом большой стройки. Он присвоил себе право очищать население России от вредных на его взгляд людей, как садовник очищает заросли, удаляя те плевелы, которые мешают росту и развитию полезных трав и злаков».
Свидетелем того, как большевики захватывали Киев третий раз, Полетика не был. В то время он лежал в больнице сваленный тифом, но когда впервые после болезни вышел в город то, вспоминает он: «Я не мог узнать Киева и советской власти в Киеве. Никаких фанфар, все тускло и блекло, какие-то большевистские будни. Даже у партийцев серое и скучное настроение, точно большевики полиняли и выдохлись по сравнению с двумя прошлыми приходами. Вместо проповеди «великих свершений» - проповедь мелких и будничных дел и борьбы с голодом…».
Да, действительно, романтика и героика боёв за лучшую жизнь подходила к своему завершающему этапу. Все начинали понимать, что победа большевиков в этой бойне очевидна. И хотя были уверены в этом и сами большевики, но разруха, вызванная Первой мировой и усиленная гражданской войнами и интервенцией, достигла таких размеров, что, как с нею бороться, как бороться с наступающим голодом, эти вопросы представлялись большевикам задачей потруднее победы над белогвардейцами. Эта задача с множеством неизвестных и поубавила их самоуверенность. Голод был самым страшны врагом, и с этим врагом справиться, не способны были ни армия, ни ЧК, ни «красные» герои. Это отлично понимали многие большевики. Но многие рядовые большевики, а тем более народные массы не знали, что голод в стране Ленин, Троцкий и прочие большевицкие вожди также считали одной из побед диктатуры пролетариата. Именно голод по замыслу Ленина должен был стать той силой которая не только справится с разрухой, но и окончательно поставит большевиков у руля огромного государства. Ещё до октябрьского переворота Ленин писал:
«Хлебная монополия, хлебная карточка, всеобщая трудовая повинность является в руках пролетарского государства, в руках полновластных советов самым могучим средством учета и контроля... Это средство контроля и принуждения к труду посильнее законов конвента и его гильотины. Гильотина только запугивала, только сламывала активное сопротивление, нам этого мало.
Нам этого мало. Нам надо не только запугать капиталистов (крестьянина Ленин тоже относил к буржуазии, а стало быть, к капиталистам) в том смысле, чтобы чувствовали всесилие пролетарского государства и забыли думать об активном сопротивлении ему. Нам надо сломать и пассивное, несомненно еще более опасное и вредное сопротивление. Нам надо не только сломать какое бы то ни было сопротивление. Нам надо заставить работать в новых организационных государственных рамках.
И мы имеем средство для этого... Это средство - хлебная монополия, хлебная карточка, всеобщая трудовая повинность».
Поэтому вновь овладев Украиной, большевики с маниакальным упорством продолжали свои эксперименты. В России, видя такое грабительское отношение к их труду, крестьяне ещё в 1919 году стали сокращать площадь посевов. Всё равно всё лишнее, все, что превысит норму на едока заберут – зачем тогда много сеять, логически мыслил крестьянин. А в 1920 году уже не утруждал себя заботой об увеличении урожая и крестьянин Украины. Но крестьяне, не смотря на то, что с властью большевиков на Украине сталкивались уже в третий раз, ещё плохо знали, что собой представляет Советская власть. Уже в апреле 1920 года все волостные исполнительные комитеты и сельсоветы получили письмо Наркомпрода Цюрупы, в котором говорилось: «Нужно хлеба произвести как можно больше... Тот, кто думает, что он будет нарочно производить хлеба столько, чтобы только ему самому хватило, и тогда он не будет давать хлеба по развёрстке, тот горько ошибается. Раз дело общее, то государство всё равно возьмёт столько, сколько ему нужно». И государство хлеб брало. Как оно это делало показал писатель Влади;мир Галактио;нович Короле;нко (умер в декабре 1921 года в Полтаве) в своих письмах к Луначарскому, где он, в частности, писал:
«Каждый земледелец видит только, что у него берут то, что он произвёл, за вознаграждение, явно не эквивалентное его труду, и делает свой вывод: прячет хлеб в ямы. Вы его находите, реквизируете, проходите по деревням России и Украины калёным железом, сжигаете целые деревни и радуетесь успехам продовольственной политики. Если прибавить к этому, что многие области в России тоже поражены голодом, что оттуда в нашу Украину, например, слепо бегут толпы голодных людей, причём отцы семей, курские, рязанские мужики, за неимением скота сами впрягаются в оглобли и тащат телеги с детьми и скарбом...».
Метко подмечает суть происходящего в своём романе «Чевенгур» и писатель А.П. Платонов, когда мужик из его романа говорит коммунисту Дванову: «…Землю отдали, а хлеб до последнего зерна отбираете: да подавись ты сам такой землей! Мужику от земли один горизонт остается». А в ответ на объяснение, что отбираемый хлеб нужен революции, крестьянин резонно возражает: «Дурень ты, народ ведь умирает - кому ж твоя революция останется».
Хотя после третьего прихода большевиков на Украину и стало меньше беспричинных репрессий и расстрелов только за то, что ты «очкарик» или «из бывших» но, большевики не чуть не смягчили, а даже ужесточили свою политику в отношении села, и не только села. Так в марте в Киеве было принято постановление о введении единовременного чрезвычайного налога на «нетрудовые элементы города». Им облагались владельцы торговых и промышленных предприятий, кооперативы, брались на учёт все оптовые склады, прежде всего мануфактуры и обуви. В городах запрещалась свободная торговля хлебом. Не смотря на всё это, большевики всё же на этот раз пришли в Украину «всерьёз и на долго». И хотя полякам, поддержавшим в апреле 1920 года, уже фактически разгромленного Петлюру, удалось ещё раз отбить у большевиков Киев и с 7 мая по 12 июня Киев вроде бы как вновь оказался у петлюровцев. Но только народ опять не поддержал украинца Петлюру, и его 15500 тысячную армию, которая в составе польской армии Пилсудского пришла освобождать Украину от большевиков. Со средины мая Красная армия перешла в контрнаступление и 11 июня был освобождён Минск, а на следующий день части, 44-я и 58-я дивизии «красных», десантный отряд и бойцы Днепровской военной флотилии вошли в город Киев. А уже 13 августа войска Тухачевского были в 20 километрах от Варшавы. И Только политические (Ленин считал, что вступление в Польшу должно привести к установлению там советской власти и вызвать революцию в Германии) да стратегические просчёты (армия Тухачевского в своём стремлении овладеть Варшавой оторвалась от остальных сил Красной армии, была окружена и вынуждена была отступать – около 50000 красноармейцев попали в плен) спасли Польшу от разгрома, а заодно и охладили стремление большевиков раздуть пожар мировой революции.
Воспользовавшись вторжением в Украину белополяков, сменивший в апреле 1920 года на посту командующего ВСЮР Деникина, генерал Врангель попытался начать наступление на Кубань и юг Украины. Подняв боевой дух отступающей армии и, наладив в ней разлагающуюся дисциплину, Врангель в начале июня перешёл в наступление. Но уже в сентябре он был отброшен в Крым, а в ноябре кораблям союзников приходится эвакуировать остатки врангелевцев в Турцию. Гражданская война была окончена.
Возникает закономерный вопрос – почему большевики с их весьма не популярной среди крестьянства политикой «военного коммунизма», победили в стране, сельское население которой составляло более 85% всех её жителей? Ведь фактически большевики откровенно грабили народ, а вся эта бойня, этот переворот изначально замышлялся ими не для того чтобы лучше жилось бедным людям, а для того чтобы хуже жилось богатым, а точнее чтобы богатых не было вообще. Ведь когда нет богатых, нет тех, кто возбуждает недовольство и зависть остальных. Стало быть, у народа меньше повода думать о несправедливости, меньше повода к возмущению – им легче управлять. Уже после захвата власти в своей статье «Очередные задачи советской власти» Ленин пишет:
«Для нас не представляется безусловной необходимости в том, чтобы регистрировать всех представителей трудового народа, чтобы уследить за их запасами денежных знаков или за их потреблением, потому что все условия жизни обрекают громадное большинство этих разрядов населения на необходимость трудиться и на невозможность скопить какие бы то ни было запасы, кроме самых скудных».
При этом в «эти разряды населения» входит не только буржуазия, но и «представители трудового народа» - крестьяне с рабочими. «От трудовой повинности в применении к богатым, - пишет вождь мирового пролетариата, - власть должна будет перейти, а вернее одновременно должна будет поставить на очередь задачу применения соответствующих принципов к большинству трудящихся рабочих и крестьян». Почему согласились на такую рабскую жизнь «громадное большинство этих разрядов населения», почему в большинстве своём они поддержали большевиков?
Очевидно, в первые месяцы после октябрьского переворота люди воодушевлённые лозунгом «грабь награбленное» верили, что большевики во главе с Лениным хотят добиться для простого народа лучшей жизни, и, отобрав у богатеев то, что те нажили («награбили») чужим трудом вернуть всё законному владельцу - народу. Но уже вскоре поняли, что грабить большевики будут не обязательно, и не только буржуев-грабителей. Вот тут и поддержи народ белое движение или «украинцев». Так оно, конечно, отчасти и случилось, но…: «Когда крестьянство, хотя и не довольное большевистским режимом, тем не менее сравнило его на практике с учредиловскими, колчаковскими и другими порядками, то пришло к выводу, что большевики обеспечили ему существование лучше и в военном отношении защитили его от насилия империалистов всего мира». Эти слова Ленина, несомненно, лежат где-то в пределах поля истины, но только, наверное, на самой её границе. Существует множество как субъективных, так и объективных причин победы большевиков, именно сумма этих причин, как раз и стала той составляющей, которая склонила стрелку на весах истории именно в сторону партии Ленина.
Во первых, как выше уже показывалось, грабежом, во время гражданской войны, в большей или меньшей степени занимались все без исключения. Правда может показаться, что петлюровскому и белогвардейскому грабежу подвергались в основном евреи, но это далеко не так. О бесчинствах в Киеве господ офицеров Полетика писал: «По ночам на улицах грабители в офицерских пальто устраивали засады на прохожих и, наведя на последних револьверы, требовали с изысканной вежливостью: «Ваши деньги!.. Ваши часы!.. Ваше кольцо!.. Ваш костюм!» Ободрав жертву, как липку, требовали паспорт. Если жертва по паспорту оказывалась русской, ее отпускали без дальнейшего ущерба; но евреев не только грабили, но и избивали, калечили, насиловали и убивали». Так что, как видите «хорошо» было всем. Поэтому уже в конце октября - начале ноября, как вспоминает всё тот же Полетика: «Общественность Киева, кроме отъявленных монархистов и черносотенцев, отшатнулась от Добровольческой армии». Может кому-то покажется, что такое положение дела относится только к городу, и автор слишком злоупотребляет воспоминаниями Полетики, а тот в свою очередь, возможно, был не объективен по отношении к белой гвардии. Но о грабежах петлюровцев Полетика тоже писал немало, и он же отмечает: «Подробно писать о том, кого и как убивали, или как насиловали, вряд ли стоит, ибо это было бы повторением во многих оттенках погромов войск Петлюры и его банд. Отмечу только еще раз, что у добровольцев грабеж евреев ради личного обогащения играл большую роль, чем у петлюровцев». Да к тому же и сами господа офицеры описывали в своих воспоминаниях о том, что они вытворяли, и при этом не только в городе и не только с евреями. Так белый офицер Мамонтов С.И. в своей книге «Походы и кони» в главе «Против Махно на Украине» писал:
«Во время гражданской войны грабили все - и белые, и красные, и махновцы, и даже при случае само население (имения). Мы пошли в далекий квартал, где не было расквартировано войск. Солдаты не дадут грабить их дом. Крестьяне это знают и не против постоя. Выбив дверь ударом сапога, входим. Крестьяне трепещут.
- Деньги.
- Нет у нас денег. Откуда...
- А, по добру не хотите дать? Нужно заставить?
Трясущимися руками крестьянин отдает деньги. Опрокидываем сундук, его содержимое рассыпается по полу. Роемся в барахле…».
Я не думаю, что здорово церемонились «белые» с крестьянами и в том случае, когда они нуждались в фураже или продовольствии. К тому же белогвардейцы зачастую жестоко расправлялись с теми грабителями, которыми, как пишет Мамонтов, было «само население», грабившее «имения». По указке местных кулаков-богатеев чинили они расправу и над созданными большевиками комитетами бедноты. А ведь крестьянской бедноты было гораздо больше, чем кулаков, даже если к тем приплюсовать всю поголовно середняцкую крестьянскую прослойку. Так что от белого террора крестьяне страдали, по крайней мере, не меньше чем от большевицкого. Отнюдь не как благородные рыцари вели себя господа и в городе. Так, например, при захвате «белыми» Царицына уже в первые дни было казнено около 3500 рабочих.
Но если большевики, отбирая хлеб, и прочее продовольствие, как правило, обещали за него в скором будущем расплатиться, и даже с лихвой, - вели среди масс пропаганду и агитацию, и лишь после того как это не давало нужного результата преступали к конфискациям и террору, то белые обещаниями себя зачастую не утруждали. Не в их правилах было объяснять что-то тёмному и забитому мужику, а тем более оправдываться перед ним. Когда генерал Врангель понял этот существенный минус в политике «белых», он попытался закрепиться в Крыму и создать там своё государство (Правительство Юга России), в котором были бы проведены реформы, позволявшие бороться с большевиками примером лучшего общественного устройства. В результате проведенной аграрной реформы крестьяне получили право личной собственности на землю, которой пользовались, а также могли часть помещичьей земли приобрести за выкуп (пятая часть ежегодного урожая в течение 25 лет). Но было уже поздно. Учитывая, что земля уже фактически находилась у крестьян, а платежи были обременительны, закон вызвал недовольство крестьян. Не получилась и «реформа местного самоуправления». Тяжелейшее экономическое положение Крыма, вынужденные реквизиции у населения, отсутствие поддержки со стороны крестьян, казаков, рабочих и т.д. привели Врангеля, независимо от его личных устремлений, к краху.
Стоит ли говорить о том, что грабежом простого народа жили, наверное, ещё в большем масштабе, чем большевики и белые, гайдамаки Петлюры, и его союзники галичане. Ведь как бы там не было, а большевики владели огромной территорией с пахотными землями центрального черноземья и многочисленными городами и их, пускай даже разваливающимся, но всё же ещё живым промышленным ресурсом. Такие города как Питер, Москва, Самара, Царицин, Астрахань, Казань, Нижний-Новгород и другие снабжали большевиков обувью одеждой оружием боеприпасами, и всем прочим необходимым для ведения войны. А в 1920 году для борьбы Турциии за независимость против Антанты, чтобы не иметь соседями на Кавказе англичан и французов, правительство советской России даже нашло возможным отослать Ататюрку 100 тысяч винтовок, столько же ящиков патронов, 3,5 тысячи пулемётов, 550 снарядов и огромное количество другого военного снаряжения.
Белая армия хоть и не имела такого собственного потенциала но, в этом отношении она имела довольно ощутимую поддержку Антанты. Армия же Директории, фактически, не имела за спиной ни поддержки Антанты, ни крупных промышленных городов (эпизодическое и кратковременное владение Киевом и Одессой, а так же другими городами, такими как Харьков, Екатеринослав и ещё некоторыми городами Украины) в расчёт не берётся. Кстати, та же беда погубила и махновщину. Но Махно имел несравненно большую поддержку простого народа, нежели все остальные режимы и власти. Так даже в политсводке 14-й армии от 4 июля 1919 года сообщалось: «Настроение крестьян Мариупольского, Бердянского и Александровского районов в пользу Махно, крестьяне открыто говорят, что Советская власть обидела Махно, а теперь Красная Армия отступает, и Махно опять придется защищать их. Махно заявил организаторам-агитаторам 7-й дивизии, что он никогда не пойдет против Советской власти, а будет до последней капли крови биться с белогвардейцами». Ещё одним плюсом махновцев и большевиков было то, что они в отличие от «белых» и украинцев всех мастей: УЦР, Директории, (что почти одно и то же) а так же гетмана, напрочь отказались от сотрудничества с иностранцами. Тогда как белогвардейцы, опираясь на помощь Антанты, а украинцы на помощь немцев, по большому счёту отдавали народ на разграбление иностранным державам, что естественно вызывало недовольство в народе.
В итоге, не имея за своей спиной ни поддержки городов, ни помощи Антанты, армия Петлюры, в отличие от махновцев не имела ещё и поддержки народа, а потому обречена была беспощадно его грабить. И если Махно благодаря своему таланту и умению вести партизанскую войну, хоть как-то снабжал свою армию за счёт «белых» и «красных», то Петлюра и его атаманы жили только за счёт всё тех же крестьян Украины. Так в рукописи от 1922 года офицера Михаил Северова «Забытый поход», где он описывает, как пробиваясь на юг к Крыму, их отряду пришлось, временно, чтобы не быть разбитыми и уничтоженными «красными» или махновцами примкнуть к петлюровцам, - он так описывает эпизод, когда ему пришлось «ехать за фуражом и провиантом для батареи по хуторам»:
«Общего довольствия, котла, не было в петлюровских частях. Интендантства фактически не существовало. Выдавались суточные деньги на руки, помесячно. Таким образом, в местах расположения частей население быстро лишалось продуктов питания».
А когда они приехали в одну экономию, то встретившая их пожилая женщина спросила:
- «Вы кто ж такие будете?
- Я назвал часть. (Пишет Северов)
- Что же вы этих, красных башлыков, не носите? Да и речь ваша русская.
Я сказал, что наша часть состоит из русских офицеров.
Старушка обрадовалась:
— Я и вижу, что не разбойники вы эти... и обращение у вас вежливое. А то придут, грозят, ругаются».
Так жители Украины говорили белому офицеру о своих «освободителях» - солдатах украинской армии. Из слов «старушки» можно заметить, что украинцам в Украине были отнюдь не рады, не говоря уже об их союзниках галичанах. Это и есть ещё один минус «Зимнего похода» петлюровцев во главе с их командиром Ю. Тютюнником. Они, по сути, везде были незваными гостями, а, как известно незваный гость хуже татарина. Голодные и обозлённые участники «Зимнего похода», по большому счёту вели грабительский образ жизни, и ещё больше настраивали народ против украинизации. К тому же, этот поход сопровождался жестокими расправами над недовольными, и лишними, не нужными и бесполезными для петлюровского движения человеческими жертвами, и это тоже минус этого похода. Так что тут Ленин прав, когда говорит, что когда население побывало под множеством существовавших, а особенно в Малороссии, режимов и властей, оно выбрало из всех зол то, которое ему показалось меньшим, и предпочло большевиков. Но большевики воспринимали это как свою заслугу, и тут они сильно ошибались.
Человек так устроен, что его трудно поднять на какое-то великое дело, особенно это относится к народным массам. Они рутинно-консервативны по своей сути. Но уж если их удастся пробудить и расшевелить, если они поднимутся, то они обязательно пойдут, и пойдут только вперёд, а не кругами, и уж тем более не назад. К той жизни, в которой они жили, им возвращаться уже не хочется, как бы хороша или плоха она не была. Ведь согласитесь, очень многие с сожалением вспоминают сегодня о жизни в Советском Союзе, а вот возвращаться в ту жизнь не хотят.
Помнится ещё школьником, в средине 60-х годов, я поинтересовался у своей бабушки, когда ей лучше жилось при царе или при советской власти. К моему величайшему удивлению я услышал ответ, что жизнь была лучшей при царе. Удивился я не только и не столько потому, что ожидал услышать иной ответ, хотя и не без этого. Удивился я ещё и потому, что бабушка вместе с моим дедом воевала за «красных», и, находясь в рядах Красной Армии, им даже доводилось видеть и слушать выступления вождей революции Ленина и Троцкого. (Кстати Троцкий им понравился больше.) Когда я спросил, а почему же они воевали за советскую власть, бабушка ответила, что хотелось жить ещё лучше. На мой взгляд, это и есть одна из первопричин, почему народ пошёл за большевиками. Людям всегда свойственно стремление жить лучше, а те убедительнее других обещали людям, (хотя и заведомо обманывали) после их победы и установлении Советской власти лучшую жизнь. Примерно так нас обманули и в 1991 году, когда нам русским людям наобещали райскую жизнь в «незалежнній Укра;ні». Не мудрено, ведь обманули те же самые коммунисты, только быстро, как хамелеон, перекрасившиеся, и, сменившие вывеску на парадном входе в свои «высокие» кабинеты. Поэтому стоило большевикам почувствовать, что «наша берёт», как «счастье» стало перехлёстывать через край, - через край народного терпения.
Уже в июне 1920 года в Украине была объявлена милитаризация ряда отраслей народного хозяйства, таких как деревообрабатывающая, сахарная и др. Хозяйственное строительство в городе сопровождалось национализацией торговли, жёсткой централизацией во всех сферах производства и распределения. Соответственным приказом губревком и опродкомгуб Киева и других городов запретили частную торговлю такими товарами, как сахар, кондитерские изделия, соль, чай, кофе, табачные изделия, спички, мыло, ткани, галантерейные изделия, обувь кожа, металлические изделия, смазочные масла, бумага посуда и пр. Всё это делалось для того чтобы человек был в полной зависимости от власти. Была объявлена трудовая и гужевая повинность. Вступала в действие и начинала жить ленинская программа закрепощения народа государством, а точнее партией большевиков, а если ещё точнее, то её руководящей верхушкой – диктатура этой верхушки.
Так уже вскоре после изгнания поляков, как сообщает советский историк: «Киевский опродкомгуб обратился к рабочим города с воззванием «Ко всем фабрично-заводским комитетам, профсоюзам и рабочим организациям». В нём говорилось об общности интересов рабочих и крестьян, необходимости совместных усилий для укрепления Советской власти. «Организуйте не теряя времени продовольственные отряды, - говорилось в воззвании, - идите в село, укажите вашим братьям-крестьянам на необходимость дать хлеб городам, чтобы город, в свою очередь, при помощи вашего рабочего труда мог дать деревне всё то в чём она так сильно нуждается.
Киевский пролетариат активно включился в организованный партией поход рабочего класса в деревню, для заготовки продовольствия. Опродкомгуб совместно с совпрофом мобилизовали свыше 700 рабочих для участия в продовольственной работе. Из них создали пять продовольственных отрядов. 1-й отряд отправили в Канев, 2-й – в Каневский уезд, 3-й – в Уманский, 4-й – в Звенигородский, 5-й – в Белоцерковский уезды».
И всё это на фоне катастрофической нехватки рабочих рук в городе. Так только в Киеве в 1920 году численность населения по сравнению с 1913 годом уменьшилась более чем на 100000 человек. Если учесть что в довоенном Киеве проживало порядка 490000 жителей, то можно говорить, что революция и войны лишили город более одной пятой его населения. Ради чего, в жертву каких богов отдали большинство из них свои жизни? Ради безысходности и пустоты? Ведь получался какой-то замкнутый круг. Рабочий ничего не мог купить и довольствовался только тем, что мог приобрести по карточке, которую в Киеве ввели с 9 июля. Не имея излишков товаров городского производства, таких как мыло, спички, смазочные материалы и пр. он не мог выменять на них в селе хлеб, жил впроголодь. Крестьянин, имея излишки зерна не мог повезти их в город и продать или выменять на те же спички или сахар. В это же время в село посылаются продотряды, которые, грубо говоря, за кусочек мыла или коробку спичек берут у крестьянина мешок зерна. Естественно крестьяне начали возмущаться. На помощь продотрядам в сёла направляются рабочие для организации разогнанных «белыми» комитетов бедноты, и тот же советский историк напишет:
«Сразу же после освобождения Киева губернская комиссия по организации комитетов незаможных крестьян (комнезамов) послала в уезды специальных инструкторов для их создания и руководства ими. Губком КП(б)У поручил этим инструкторам также постановку партийной работы на селе.
Киевская общегородская рабочая конференция 9 июля 1920 г. постановила отправить на работу в деревню 600 рабочих для оказания помощи крестьянской бедноте в организации комнезамов, в заготовке хлеба по развёрстке. К началу августа 1920 г. в губернии насчитывалось 524 комнезама».
Добывать хлеб «для народа» помогают так же и части регулярной Красной Армии. Так в середине декабря 1920 года котовцы на севере Херсонщины карают взбунтовавшихся крестьян. Они расстреливают заложников и ответчиков, сжигают сёла, производят конфискацию всего съестного. Вновь поднимается волна крестьянских восстаний, вновь вспыхивает война деревни против города. Но на этот раз она достигла таких масштабов, что правительство Ленина встревожилось не на шутку.
Уже в феврале 1920 года в Поволжье вспыхнуло крестьянское восстание «чёрного орла» известное так же из-за вил, которыми, как оружием, чаще всего пользовались крестьяне, как «вилочное восстание». Восстание получило наибольшее распространение в Мензелинском, Белебеевском, Бирском, Уфимском уездах Уфимской губернии, Чистопольском – Казанской и Бугульминском – Самарской губернии. Причиной послужило то обстоятельство, что на Мезенском заседании продовольственной комиссии, состоявшемся 15 января 1920 года было выяснено, что продразвёрстка по уезду выполнена менее чем на 30%, а надо на 60%. Тогда продовольственное совещание указало на необходимость выполнить наряд в десятидневный срок, «не останавливаясь перед арестами и применением вооружённой силы». Крестьяне не выдержали насилия и поднялись на борьбу. В «вилочном восстании» приняло участие до 40 тысяч человек. Восстание полыхало более месяца, и для его подавления были брошены большие силы, в том числе регулярные воинские части с Туркестанского фронта. Тысячи крестьян было убито, тысячи подверглись арестам. Многие руководители восстания бежали за Волгу, где вскоре примкнули к Антоновскому восстанию, которое к этому времени только набирало обороты. А разгорелось оно в полную силу только к весне 1921 года, когда пожаром восстания будет охвачена огромная территория Тамбовской и соседствующих с нею Воронежской, Пензенской и других губерний, а восставших насчитывалось более 50000 человек. На подавление восстания были брошены лучшие силы Красной Армии порядка 100000 человек во главе с такими командирами как Антонов-Овсеенко, Тухачевский, Уборевич и Котовский.
Новой властью были не довольны и рабочие. Даже в колыбели революции – Петрограде, в феврале 1921 года начались забастовки и митинги протеста рабочих с политическими и экономическими требованиями. Петроградский комитет РКП(б) квалифицировал волнения на заводах и фабриках города как мятеж и ввёл в городе военное положение, арестовав рабочих активистов. Узнав об этом, в начале марта против антинародной политики большевиков под лозунгом «За Советы без коммунистов!» восстал «красный» Кронштадт. Революционный комитет моряков Кронштадта выступил с воззванием:
«Товарищи и граждане! Наша страна переживает тяжёлый момент. Голод, холод, хозяйственная разруха держат нас в железных тисках вот уже три года. Коммунистическая партия, правящая страной, оторвалась от масс и оказалась не в состоянии вывести её из состояния общей разрухи. С теми волнениями, которые последнее время происходили в Петрограде и Москве и которые достаточно ярко указали на то, что партия потеряла доверие рабочих масс, она не считалась. Не считалась и с теми требованиями, которые предъявлялись рабочими. Она считает их происками контрреволюции. Она глубоко ошибается. Эти волнения, эти требования — голос всего народа, всех трудящихся. Все рабочие, моряки и красноармейцы ясно в настоящий момент видят, что только общими усилиями, общей волей трудящихся можно дать стране хлеб, дрова, уголь, одеть разутых и раздетых и вывести республику из тупика…».
Так что к весне 1921 года по всей России от Поволжья до Сибири полыхали восстания, в которых в общей сложности участвовало более 200 тысяч крестьян. Главными лозунгами восставших были повсеместно «Долой продразвёрстку!» и «Советы без коммунистов!». Не удивительно, что и в Украине народ поднялся против комиссаров и коммунистов, а положение большевиков, не смотря на их победы на всех фронтах, в то время еще никак нельзя было назвать устойчивым. Так 1 июня в Екатеринославе произошли серьезные рабочие волнения, своего рода «маленький Кронштадт». Вновь загуляли по просторам Украины сотни различных народных ополчений, различных, часто не имеющих никакой политической платформы, батек и атаманов, и вновь истинным народным вождём проявил себя Махно.
Уже в июле-сентябре 1920 года Махно предпринимает длительный рейд на север - в Изюмский уезд и дошёл почти до столицы Украины Харькова. По пути махновцы захватывали и раздавали крестьянам хлеб из продовольственных складов (своего рода продразверстка наоборот), громили инфраструктуру военного коммунизма. Авторитет Махно в народе постоянно рос. Но успехи белых войск Врангеля толкнули «батьку» на новый союз с большевиками. Большевиков он всё же считал революционерами, тогда как врангелевцы это те, кто стремился повернуть историю вспять и задавить революцию. Поэтому 2 октября в Старобельске было подписано соглашение между «красными» и махновцами. Его подписали М.Фрунзе, Б.Кун, С.Гусев с одной стороны и В.Куриленко и Д.Попов - с другой. Политическую часть соглашения заверил представитель Украинского правительства Я.Яковлев. В соответствии с соглашением между махновцами и Красной Армией прекращались военные действия, на Украине объявлялась амнистия анархистам и махновцам, они получали право на пропаганду своих идей без «призывов к насильственному свержению советского правительства», на участие в советах и в выборах на V съезд советов, намеченный на декабрь. Стороны взаимно обязались не принимать дезертиров, что для большевиков с их неисчисленным количеством таковых, было очень важно. Махновская армия переходила в оперативное подчинение советскому командованию с условием, что «сохраняет внутри себя установленный ранее порядок». Как покажет время, это соглашение окажется фатальным для махновского движения. Часть махновцев, предчувствуя это, категорически не поддержала этот союз. Отряды общей численностью 8 тысяч человек (у Махно осталось 13 тысяч человек) не пошли за Махно. Белаш, начальник штаба Махно позже вспоминал:
«Спустя некоторое время Каменев, Бондаренко, Пархоменко, Фомин и другие писали нам, примерно, следующее: «Мы не хотели мира с большевиками, которые способны обмануть. Мы не желаем проливать свою кровь на Врангелевском фронте лишь потому, что нашими плодами воспользуются большевики. Мы не признаем их революционерами и боремся с ними, как с государственниками, властителями и законниками. Желаем вам успеха в деле разгрома Врангеля и умоляем не ложить пальцы в рот большевикам – откусят». Правда, несмотря на отказ от союза с красными, отколовшиеся отряды, с 10 октября прекратили активные боевые действия против них.
Популярность Махно в народе очень здорово беспокоила большевиков. В телеграмме заместителя начальника Украинского ревкома Балицкого отправленной 22 ноября Дзержинскому говорилось: «Даже в Харькове они имеют успех. Вчера только прекратились забастовки на паровозостроительном заводе, вызванные махновской агитацией на почве острого продовольственного кризиса». Понятно, что большевики не могли долго терпеть существование легальной махновской агитации, ведь рабочие в любое время могли перейти на сторону анархистов. Но пока Махно нужен был в качестве военной силы против Врангеля, приходилось выжидать. Но уже тогда большевики вынашивали план расправы над своим опасным союзником. И после того как цвет махновских войск (2400 сабель, 1900 штыков, 450 пулеметов и 32 орудия) под командованием Каретникова, совместно с частями Красной Армии, форсировав ледяные воды Сиваша, вышли в тыл «белым» и положили конец войне с Врангелем выбив его из Крыма, махновцев вопреки договорённости решено было разоружить. Естественно, те от такой награды за их ратный подвиг отказались. Тогда был отдан приказ не согласных не выпускать из Крыма и уничтожить. Но рука красноармейцев совместно с махновцами бравших Перекоп и форсировавших Сиваш не поднялась против своих братьев по оружию, и махновцы вырвались было на оперативный простор, но 1 декабря у Тимашевки наткнулись на крупные силы красных. Живыми из боя вышли только 700 кавалеристов и около 1500 пеших махновцев на тачанках.
Вырвались из окружения махновцы во главе с своим батькой и в Гуляйполе, и вскоре соединились с «крымчанами», а через короткий промежуток времени почти разбитые их отряды вновь заявили о себе как о могучей силе. К марту 1921 года армия батьки Махно насчитывала более 15 тысяч человек, и не известно как разворачивались бы события дальше, если бы Ленин, напуганный повсеместной волной народного возмущения, не отказался от своей политики «военного коммунизма». Понимая пагубность этой политики некоторые руководители большевистской партии уже зимой 1920 года предлагали отказаться от продразвёрстки, но Ленин был настроен продолжать грабёж народа. Более того, он решительно настаивал на усилении этой политики — в частности, строились планы полной отмены денежной системы, и лишь к весне 1921 года, когда стало очевидно, что всеобщее недовольство низов, их вооружённое давление может привести к свержению власти Советов во главе с коммунистами, Ленину пришлось пойти на уступку.
«На экономическом фронте, - с сожалением отмечал вождь, - с попыткой перехода к коммунизму, мы к весне 1921 г. потерпели поражение более серьёзное, чем какое бы то ни было поражение, нанесённое нам Колчаком, Деникиным или Пилсудским, поражение гораздо более существенное и опасное. Оно выразилось в том, что наша хозяйственная политика в своих верхах оказалась оторванной от низов…». Поэтому уже 21 марта 1921 года X съездом ВКП(б), было принято решение сменить политику «военного коммунизма», проводившуюся в ходе Гражданской войны, и была провозглашена новая экономическая политика (НЭП), которая имела целью восстановление народного хозяйства и последующий переход к социализму. Главное содержание НЭПа — замена продразверстки продналогом в деревне, использование рынка и различных форм собственности, привлечение иностранного капитала в форме концессий, проведение денежной реформы (1922—1924 г.), в результате которой рубль стал конвертируемой валютой. Результаты сказались незамедлительно. Если в 1921 – 1922 годах во всей Центральной России, в Поволжье, в Крыму, на юге России и Украины свирепствовали чума и голод, а на дорогах валялись распухшие трупы, то уже в 1924 – 1925 годах, как свидетельствует очевидец тех лет генерал П.Г. Григоренко в своей книге «В подполье можно встретить только крыс»: «Рынки, что называется, ломились от продуктов сельского хозяйства, продававшихся буквально по бросовым ценам… Те годы я вспоминаю, как годы изобилия. В воскресенье я шел на рынок просто погулять, отдохнуть душой. Горы арбузов и дынь, полные повозки самых разнообразных фруктов и овощей. Сало, колбаса, хлеб, мука всех сортов, мясо, крупа... все притягивает твой взор, охватывает чудеснейшей смесью запахов. Разная живность пищит, хрюкает, ревет, кудахчет, гагакает... Богатство страны на все голоса, всеми запахами и цветами красок заявляет о себе, радует душу труженика. И не только на рынке богатство. А магазины! Частные, государственные, кооперативные. Особенно сильны были тогда последние. Центральный рабочий кооператив - Ц.Р.К. - сверкал не только красотою вывесок, но и богатством содержания».
Сразу же, как только крестьяне узнали о отмене продразвёрстки стали затухать и народные возмущения. Говорят, когда на одном из митингов проводившемся Антоновым среди крестьян Тамбовщины, те узнали эту новость - все крестьяне встретили её на ура, и кричали, что они всё же победили. Антонов, тогда с горькой улыбкой сказал: «Да, мужики победили. Хотя и временно, конечно. А вот нам, отцы-командиры, теперь крышка».
Не сладко пришлось и Махно. Уставшие от постоянных боёв и крови, истосковавшиеся по мирной жизни, крестьяне стали массово оставлять батьку. К лету 1921 года отряд Махно насчитывал всего несколько сот бойцов, и были это в основном примкнувшие к нему отпетые головорезы и бандиты из различных банд которым на поблажки от Советской власти рассчитывать было нечего. Поэтому, возможно, как раз в эти последние месяцы или даже дни противостояния Махно Советам, Махно можно назвать бандитом. Но, по-видимому, понимая это и не желая чтобы за ним закрепилась такая репутация, не собираясь сдаваться в плен, он с небольшим отрядом в несколько десятков человек прорвался через всю Украину к румынской границе. Невзирая на то, что несколько кавалерийских дивизий пытались найти этот отряд, Махно 28 августа 1921 года переправился через Днестр в Бессарабию, и сдался румынским властям. Так завершилось крупнейшее социальное движение под знаменами анархии. Ещё год или два после ухода за границу Махно в Украине можно было наткнуться на отдельные мелкие шайки таких атаманов как известный нам Струк, но уже к 1924 году жизнь стала спокойной и сравнительно безбедной. Вот в этой спокойной, казавшейся, после всего, что пришлось натерпеться людям за последнее десятилетие, чуть ли не райской жизнью и родилось такое государство как Украина. И если бывают родители у государств, то у Украины таковыми можно смело назвать Ленина и партию большевиков.
Как большевики из русских украинцев делали.
В. В. Шульгин в своей статье «8-е января» (Новое время. 17. 02. 1924. № 843) писал: «Вот уже, кажется, год, как большевики украинизируют Украину по-настоящему: бюрократия обязана пользоваться галицийской тарабарщиной, чиновники зубрят ее, проклиная, но, не смея ослушаться, а в гимназиях и школах несчастные русские дети подвержены той же пытке». Так вот, Шульгин ошибался, предполагая, что украинизация проводилась большевиками «вот уж кажется год». Она началась много раньше. Уже на Первом Всеукраинском Совещании КП(б)У, состоявшемся в Харькове 2 - 4 мая 1921 года, была вынесена следующая резолюция:
«Поскольку на основании многовекового порабощения среди отсталой части украинских масс наблюдаются националистические тенденции, члены Российской Коммунистической Партии должны относиться к ним с наибольшей терпимостью и бережностью, противопоставляя им слово товарищеского разъяснения о тождестве интересов трудящихся России и Украины.
Члены РКП на территории Украины должны на деле проводить право трудящихся масс учиться и разговаривать на родном языке во всех советских учреждениях, всемерно противодействуя попыткам искусственными мерами оттеснить украинский язык на второй план, стремясь, наоборот, превратить украинский язык в орудие коммунистического просвещения трудовых масс.
Немедленно должны быть предприняты меры, чтобы во всех советских учреждениях было достаточное количество служащих, владеющих украинским языком, и чтобы в дальнейшем все служащие умели говорить по-украински.
Эта резолюция должна проводиться Партией со всей решительностью в жизнь».
И это в то время, когда, пожалуй, самый яркий украинец среди всех украинских большевиков Мыкола Скрыпник отмечал: «Для большинства членов нашей партии Украина никогда не существовала как национальная единица». Когда другой видный украинский большевик Г. Пятаков заявлял: «Мы не должны поддерживать украинцев, их движение противоречит интересам пролетариата». Как всё это понять? Как могло так случиться, что по сути своей централистская Советская власть, известная своей нетерпимостью к инакомыслию и сепаратизму, власть, в которой еврей Троцкий, не признающий национальностей, отрекаясь от своей народности, говорит своим соплеменникам «…я не еврей и мне нет дела до евреев…» пошла на такой, можно сказать, компромисс с националистами? Да, кстати, и не только с украинскими.
Так, уже 22 марта 1918 года в Москве было одобрено разработанное Мусульманским комиссариатом Наркомнаца «Положение о Татаро-Башкирской Советской республики Российской Советской Федерации» (ТБСР) А 26 января 1920 года, после того как была создана Башкирская АССР, по настоянию Ленина была создана самостоятельная Татарская автономия (ТАССР). «Мы дали автономию Башкирской республике. Мы должны создать автономную Татарскую республику и туже политику продолжаем по отношению ко всем восточным народам» - заявлял Ленин. Так в составе РСФСР появились две первые автономные республики Башкирская и Татарская. Зачем всё это понадобилось большевикам?
Как известно Ленин, а после Октябрьской революции и многие революционеры, как за рубежом, так и в России, верили в предсказание Маркса о непременной победе пролетариата во всём мире. Помните, как по этому поводу известный русский поэт А. Блок в 1918 году писал:
Мы на горе всем буржуям
Мировой пожар раздуем,
Мировой пожар в крови —
Господи благослови!
А Лев Троцкий ещё в 1922 году не верил в успех победы пролетариата в одной отдельно взятой стране и писал: «Подлинный подъём социалистического хозяйства в России станет возможным только после победы пролетариата в важнейших странах Европы» («Программа мира»).
Так вот, все те народы и народности (в том числе и русские) которых на самом деле, так же как Троцкий, не признавал и Ленин, вождям мирового пролетариата в то время были очень нужны – нужны для рекламы торжества их идеи о «мировом пожаре» революции. Наверное, если бы этих народов не было - они бы их выдумали. Украинцы как раз и попали в число выдуманных народов. Правда выдумали украинцев не большевики, чем и были избавлены от лишних хлопот, но, тем не менее, Ленин и его партия охотно восприняли украинцев, как отдельный народ уже охваченный «мировым пожаром».
Ленин ещё на первом Всероссийском съезде военного флота 5 декабря 1917 года говорил: «Нам говорят, что Россия раздробится, распадется на отдельные республики, но нам нечего бояться этого. Сколько бы ни было самостоятельных республик, мы этого страшиться не станем. Для нас важно не то, где проходит государственная граница, а то, чтобы сохранялся союз между трудящимися всех наций для борьбы с буржуазией каких угодно наций». То есть, другими словами, надо лишь, чтобы в них, в этих республиках и у тех наций была власть напрямую связанная и зависящая от партии большевиков. Подтверждением тому служит и циркулярное письмо ЦК РКП(б) губернским комитетам партии Приволжья от 13 мая 1919 года подписанное секретарём ЦК Еленой Стасовой, в котором говорится: «Необходимо, чтобы работа мусульманских секций велась под наблюдением партийных комитетов, чтобы члены секции обязательно входили в местную организацию, чтобы они ни в коем случае не обособлялись». Иными словами чтобы в этих секциях руководили большевики, а все нити управления были в руках у вождя. Ведь писал же пролетарский поэт В. Маяковский?: - «Мы говорим Ленин – подразумеваем Партия, мы говорим Партия – подразумеваем Ленин».
При таком положении дела действительно не важно «где проходит государственная граница» её можно провести по Волге, Днепру или Уралу, а можно и через центр Москвы - по Москве реке, суть дела от этого не меняется. Поэтому-то первые автономии и создавались по принципу «на кого Бог пошлёт». Так сначала была Татаро-Башкирская автономия, потом стали две отдельные Татарская и Башкирская. А 1 января 1919 года была образована Советская Социалистическая Республика Беларусь (ССРБ), но уже в феврале 1919 года из неё сделали белорусско-литовское советское государство Литбела. Как будто литовцы и белорусы (русские) это один народ, одна нация. Когда же польские войска заняли часть территории Белоруссии, включая Минск (8 августа 1919) Литбела куда-то пропала. А уже с 1922 года название страны стало звучать как БССР. В июле 1924 года вроде бы как принадлежащие Украине Таганрогский и Шахтинский округа были переданы в состав РСФСР, а в октябре 1925 года постановлением ЦИК СССР «Об урегулировании границ Украинской ССР с РСФСР и Белорусской ССР» Украине была передана территория с населением 278 тыс. человек, а в состав других республик, прежде всего в состав РСФСР, была передана от Украины территория с населением около 479 тыс. человек. А ещё позже, но всё ещё при тех же коммунистах, в 1954 году, толи по доброте души своей, толи по пьяни, Никита Сергеевич Хрущёва вывел из состава РСФСР Крым и передал его Украине, и все крымчане враз стали украинцами. Так что, как видим, вопрос наций и мест их компактного проживания большевиков интересовал постольку-поскольку. Вот потому-то после того как немецко-австрийские войска оставили юг России, там в марте 1919 года, на III Всеукраинском съезде советов Украинская Социалистическая Советская Республика была провозглашена как самостоятельное государство, и была принята первая Конституция УССР. Это устраивало почти всех и в первую очередь большевиков. Ведь таким своим хитроумным манёвром они обезоруживали те крайне националистические силы, которые пытались привлечь на свою сторону народные массы, призывая их к борьбе за национальную независимость. Умеренные же вообще становились союзниками. Так после того как в марте 1919 года Украинская Социалистическая Советская Республика была провозглашена как самостоятельное государство, уже летом 1919 года присоединились к большевикам члены отколовшихся левых фракций украинских эсдеков и эсеров, назвавшие себя «независимыми эсдеками» и «эсерами-боротьбистами». Вскоре они объединились в одну партию, которая называлась «Украинская Коммунистическая Партия» (УКП) и тесно сотрудничала с КП(б) Украины. Многие этих новоиспечённых украинских коммунистов называют «укапистами». Так вот, уже в марте 1920 года большинство «укапистов» влилось в ряды КП(б)У. Надо заметить, что в союзниках, теряющие доверие народа большевики, в начале 20-х годов ох как нуждались. Поэтому когда в мае 1920 года в Советскую Россию вернулся Винниченко, то после встречи с Лениным, Львом Троцким, Григорием Зиновьевым, Львом Каменевым, Георгием Чичериным, Христианом Раковским и Николаем Скрыпником, ему предложили присоединиться к Российской коммунистической партии (большевиков). Винниченко принял их предложение, вступив в РКП(б) и занял пост заместителя председателя Совнаркома Украинской Социалистической Советской Республики с портфелем наркома иностранных дел и кооптацией в члены ЦК Коммунистической партии (большевиков) Украины. Однако, поскольку его так и не ввели в состав Политбюро КП(б)У, Винниченко отказался от участия в работе правительства УССР, и в середине сентября 1920 года выехал из Харькова в Москву, а оттуда повторно эмигрировал.
После того же как была отменена политика «венного коммунизма» и провозглашена НЭП, а 30 декабря 1922 года путём объединения РСФСР, УССР, БССР и ЗСФСР (Закавказская Федерация) был создан СССР, в Украину стали возвращаться и другие видные украинские эсдеки и эсеры. Так к 1924 году вернулись бывший военный министр Николай Порш, начштаба Петлюры Тютюнник и даже Михаил Грушевский, который сразу став профессором истории в Киевском государственном университете, продолжил выдумывать несуществующую историю не существовавшего государства Украины-Руси.
В надежде на появившуюся возможность создать «Украину для украинцев» вернулся и Михновский, но вскоре понял, что он не в моде и в этой Украине – приказал долго жить. Но главное, прослышав, что создаётся Украинское государство, которому позарез нужно «достаточное количество служащих, владеющих украинским языком», в Украину как мухи на … (место для творческой фантазии читателя) стали слетаться «справжни» украинцы из Галичины. Прибыл даже бывший командир Сечевых Стрельцов Г. Коссак, видимо, надеясь, стать в новом государстве военным министром или главнокомандующим всеми Вооружёнными Силами Украины. Он, наверное, был не в курсе что, как пишет советский историк: «Выражая волю миллионов рабочих и крестьян России, Украины, Латвии, Литвы и Белоруссии, ВЦИК 1июля (ещё в 1919 году Н.Г.) принял декрет о военном и экономическом объединении советских республик». Приехали так же многие политические и культурные деятели Галичнны: Витык, Лозинский, Рудницкий, Чайковский, Яворский, Крушельницкий и много других. Всем им была предоставлена возможность включиться в жизнь новосоздаваемой УССР. Они то и начали её создавать на свой лад. Большевики им не мешали – наоборот потакали.
Когда молодому, ещё глупому псу, бросить мозговую косточку, он забывает, что его прямая обязанность, если не кусать, то хотя бы облаять всех посторонних кто появится на хозяйском дворе. Вот и большевики с удовлетворением наблюдали, как бывшие их противники, которые ещё недавно старались укусить побольнее, самозабвенно накинулись на брошенную им кость, которая называлась украинизацией, и, получивши возможность строить коммунизм по-украински (в смысле языка, а не идей), всю свою энергию направили на это строительство. Ещё бы, наконец-то сбылась мечта жалкой кучки полуинтеллигентов - из русского человека сделать украинца. Орест Субтельный в своей «Истории Украины» пишет:
В 1923 г. на XII съезде партии её руководство положило начало политике «коренизации». Она была призвана сосредоточить усилия на том, чтобы привлечь в партию и государственный аппарат представителей нерусских народов, чтобы советские служащие изучали местные языки и пользовались ими, наконец, чтобы государство способствовало культурному и социальному развитию разных народов. Украинский вариант этой политики получил название украинизации».
Вы только вдумайтесь, какую обидную но, к сожалению, правдивую информацию об Украине и украинцах, возможно, сам того не желая даёт этот канадско-украинский историк восхваляя политику Партии в 20-х начале 30-х годов. Посмотрите, - по отношению ко всем народам СССР проводится политика «коренизации», и только «украинский вариант этой политики получил название украинизации». Ведь и впрямь, в Армении скажем, не было арменизации или в Татарии татаризации, тогда как в Украине почему-то - «украинизация». Получается вроде как введение «нового порядка» на оккупированной территории. Почему так? Субтельный же и даёт ответ на этот вопрос, который можно найти несколькими страницами ранее в главе «Победа большевиков». Там он пишет, что украинцам «…пришлось начать процесс государственного строительства ещё до того как сформировалась полностью сама украинская нация». То есть, получается, что те, почти 500 печатных страниц, которые историк до этого момента описывал и преподносил как историю Украины таковой фактически не являются? Выходит Украина и украинцы появились только в начале XX столетия? И появились они путём насильственного насаждения украинства? Ведь даже сам Субтельный, который восхищается успехами большевиков в деле украинизации пишет, что Партией «…была издана инструкция, обязывающая партийных и государственных служащих посещать специально созданные курсы украинского языка. Неуспевающим на этих курсах грозило увольнение». Правда он почему-то умалчивает о том, что увольнение это ещё далеко не всё, что им грозило, и о том как в июле 1930 года президиум Сталинского окрисполкома принял решение «привлекать к уголовной ответственности руководителей организаций, формально относящихся к украинизации, не нашедших способов украинизировать подчиненных, нарушающих действующее законодательство в деле украинизации». При этом прокуратуре поручалось проводить показательные суды над «преступниками», были так же созданы «тройки по украинизации» - по типу революционных «троек». Всё это было на столько дико и неожиданно, что даже не верилось, и из Луганска в ЦК(б)У последовал запрос следующего порядка: «Подтвердить, что на службу можно принимать только лиц, владеющих украинским языком, а не владеющих можно принимать только по согласованию с Окружной комиссией по украинизации». (Из государственного архива Луганской области)
«К 1925 г., - пишет далее Субтельный, - чиновники были обязаны перевести делопроизводство во всех государственных учреждениях на украинский язык. А в 1927 г. Каганович заявил, что на украинский язык перейдёт всё партийное делопроизводство». Сегодня, к величайшему сожалению, происходит то же самое.
В 2007 году мне пришлось столкнуться в Луганском апелляционном суде с таким парадоксально уродливым явлением, которое иначе как этноцид не назовешь. Для тех, кто не знает, что такое этноцид объясняю.
Этноци;д (от греч. ;;;;; — народ и лат. caedo — убиваю) — политика уничтожения этнической или национальной идентичности, самосознания народа.
Этноцид может проводиться как через колониальную политику ассимиляции, так и в процессе становления новых наций через уничтожение или изменение самосознания старых.
Так вот, судьи, заседающие в суде (три женщины), между собой общаются на чистом русском языке, а к клиенту обращаются и доносят до него все сведения на «мови». Когда я попросил чтобы мне объяснили по-русски, то они предложили мне пригласить переводчика. Украинскую мову, уверен, я знаю не хуже судей, но обидно. Выходит я у себя дома - как бы на чужбине. Ну не идиотизм ли?
Наверное примерно такое же чувство испытывали и те кого почти 90 лет назад принуждали разговаривать на языке о котором ещё Скоропадскийй говорил как об «объедках от немецкого и польского стола… где на пять слов - 4 польского или немецкого происхождения». Многие были недовольны таким положением вещей и даже не боялись высказывать своё недовольство. Так одесский профессор Толстой заявил: «Всех товарищей перешедших на преподавание на украинском языке я считаю ренегатами». Когда в мае-июне 1927 года в Харькове прошел пленум комиссии по правописанию, и на нем были предложены изменения, которые в сентябре 1928-го, после утверждения их Скрыпником, стали официальными нормами - образовалась версия украинского языка, известная как «скрыпниковка». Заметное место в ней заняли нововведения, заимствованные в Галиции (довольно сложные правила применения прорывного звука «ґ» наряду с фрикативным «г», непривычное употребление смягченного «л» и т.п.). Тогда «скрыпниковка» поставила в тупик даже природных украинцев, и к товарищу Скрыпнику прибывали делегации педагогов с заявлениями, что пользоваться новыми правилами, и учить по ним других они просто не в состоянии. А среди русскоязычного населения в то время был очень популярен анекдот (дошедший до нас благодаря тому, что его записал в своем дневнике как примету времени видный украинский ученый и общественный деятель, академик Сергей Ефремов). Мол, председатель ВУЦИКа Григорий Петровский просит у председателя Совнаркома СССР Алексея Рыкова деньги на украинизацию. Рыков же доказывает, что и языка такого нет, и украинизация не нужна. «Ну, хорошо, – говорит он, - скажи, как будет по-украински «голова»? — «Голова», — отвечает Петровский. — «Губы?» — «Губы». — «Зубы?» — «Зубы». — «Рот?» — «Рот». — «Рука?» — «Рука». — «Нога?» — «Нога». — «Жопа?» — «Срака». — «И ты хочешь, — возмутился Рыков, — чтобы я на эту сраку тебе полтора миллиона отпустил?!»
Но, тем не менее, под нажимом властей число украиноговорящих начинает расти, и Субтельный приводит такой пример: - «Так, если в 1923 г. украинцы составляли в таких важных промышленных центрах, как Харьков, Луганск и Днепропетровск, 38, 7 и 16% населения, то через 10 лет их удельный вес возрос соответственно до 50, 31, и 48%. К середине 1930-х годов украинцы составляли большинство почти во всех крупных городах…». Правильнее, конечно, говорить не об украинцах, а об русских, заговоривших на украинском языке. И здесь, (я, конечно, извиняюсь за бестактность, и поверьте, никого не хочу обидеть но…) как-то невольно приходит в голову высказанное, кажется Геббельсом, утверждение, что если человеку 100 раз повторять, что он свинья, то на 101 раз он захрюкает. Наверное, доктор Геббельс знал, о чём говорил?
Резко увеличилось и число печатных изданий на украинском языке, и тот же Субтельный пишет: «В 1922 г. только 27% книг, издаваемых здесь печаталось на украинском языке, таких же газет и журналов было меньше 10. К 1927 г. уже свыше 50% книг издавалось на украинском; а к 1933 г. из 426 газет, выходивших в республике 373 печатались на родном языке коренного населения». Браво! Я искренне восхищён той скрупулезностью, которую проявляет историк в своих подсчётах, но было бы совсем хорошо, если бы он привёл и число тех читателей которые читали все эти шедевры.
Лично я всю жизнь прожил в Украине и отлично помню 60-е, 70-е и 80-е годы. Читать любил с детства, а потому и хорошо помню, как все киоски и книжные магазины были завалены украинской макулатурой, но её почему-то никто не читал. А вот с русскими изданиями было гораздо тяжелее, хотя приобрести таковые желающих было хоть отбавляй. Уверен, что и в те годы украинизации ситуация была такой же. Об этом свидетельствует письмо рабочего-партийца из Луганска написанное в 1926 году в разгар украинизации в ЦК(б)У, где он пишет: «Убежден, что 50% крестьянства Украины не понимает этого украинского языка, другая половина, если и понимает, то все же хуже, чем русский язык… Тогда зачем такое угощение для крестьян?», – резонно вопрошал он. Отторжение народом навязываемого ему властью галицийского жаргона под видом «рідно; мови», выливалось и в отторжение украиноязычной прессы: - «Я не говорю уже о «Коммунисте» на украинском языке, - продолжал рабочий-партиец. - Одна часть, более сознательная, подписку не прекращает и самым добросовестным образом складывает газеты для хозяйственных надобностей. Это ли не трагедия… Другая часть совсем не берет и не выписывает газет на украинском языке, и только, озираясь по сторонам (на предмет партлица), запустит словцо по адресу украинизации». Так кому они были нужны эти горы макулатуры? И если бы Субтельный подсчитал ещё тот убыток государству, который наносило такое, с позволения сказать, расточительное творчество – ему бы цены не было.
Может кто- то подумает, что такое положение вещей было только на Луганщине – отнюдь нет. Это признаёт и сам Субтельный, когда пишет: «Конечно не патриотизм и приверженность традициям были главными причинами, позволившими украинцам придать родному языку такой общественный статус; украинский язык лучше чем, какой либо иной, давал возможность получить образование, пользоваться информацией газет и журналов (русскоязычных-то почти не осталось Н.Г.), вести дела с государственными структурами, наконец, просто выполнять ту или иную работу».
Чтобы понять, что имел ввиду Орест Субтельный, робко и невнятно описывая преимущества украинского языка, дополним его описанием украинизации А. Диким:
«Украинская «сознательность» была главным и единственным критерием при занятии разных должностей. Не имея возможности останавливаться на подробностях этого национально-шовинистического террора, все же следует привести случай, когда деканом факультета Киевского университета был назначен ... студент 2-го курса. За свою украинскую «сознательность» — других данных у этого молодого человека (кстати, с чисто великорусской фамилией, но рожденного киевлянина) не было. Теперь его называют «украинским ученым». Нахлынувшие в УССР галичане заняли не мало руководящих постов в деле народного образования, несмотря на более чем сомнительное образование свое собственное. Оно заменялось украинской «свидомостью и щиростью» (сознательностью и искренностью). Считая себя непревзойденными авторитетами в области украинского языка и считая украинским языком только свой галицийский диалект, они с «храбростью невежества» начали внедрять этот язык и УССР. Дело дошло до того, что нарком Срыпник выработал даже план для более успешного проведения украинизации пригласить из Галиции 8.000 учителей, а украинизацию проводить не только на территории УССР, но и всюду в СССР, где жили украинцы, например в Сибири. (Сведения об этом плане взяты из книги Кл. Мэйнинга «Украина под советами». 1958 г. Нью-Йорк)».
Скрыпник – этот ближайший соратник Ленина, член партии большевиков с 1897 года, один из организаторов КП(б)У, бывший член коллегии ВЧК, начальник отдела по борьбе с контрреволюцией, секретно-оперативного отдела, в 1922-1927гг. нарком юстиции и генеральный прокурор Украины, а после 1927 года нарком просвещения, проявлял особое, можно сказать, чекистское рвение в деле украинизации. Ему помогал его близкий приятель бывший начальник ЧК Богодухова Николай Фитилёв (Микола Хвылёвый). Я уже не говорю об «укапистах» и галичанах. Так наркомами просвещения до Скрыпника были бывшие «укаписты» Гринько и Шуйский. В конце концов, все эти «патриоты» от Партии доукраинизировались до того, что свыше 97% всех детей Малороссии вынуждено было обучаться в школах на украинском языке, а в фактически русском городе Мариуполе, к 1932 г. не осталось ни одного русского класса. Этот беспрецедентный разгул русофобии длился в Малороссии более десяти лет, до переломного 1937 г., когда наиболее оголтелые фанатики украинства к своему удивлению оказались в числе прочих «врагов народа» и тысячами отправились в советские концлагеря. И, хотя официально украинизация не была отменена, ей, ввиду надвигающейся войны, перестали уделять прежнее внимание и ввели в более спокойное русло.
На первый взгляд покажется странным и не понятным, как получилось так, что такие видные большевики как Скрыпник, Косиор, Чубарь, Любченко и прочие стали вдруг такими сверх меры ярыми сторонниками украинизаци, а некоторые даже сепаратистами. Но только странного и неожиданного в этом ничего нет. И если мы обратимся к истории, то найдём здесь даже закономерность. Ведь говорят же, что история повторяется, развиваясь спералеобразно. В 1924 году умирает Ленин.
«Он стремился не к подчинению и уничтожению завоёванных народов, а, наоборот, к слиянию их … в единое гармоничное целое, в которое каждый внёс бы свою лепту. (…) Его деятельности легко можно дать отрицательную оценку: ненужные насилия… (…) Но что значат все эти недостатки по сравнению с тем новым, что принёс…». Нет, - эти слова не о Ленине. Так характеризует французский историк Пьер Левек в своей книге «Эллинский мир» величайшего из завоетелй всех времён и народов Александра Македонского. Многоуважаемый читатель удивится и скажет:
- «А прчём тут Македонский?»
Ну во первых, можно и впямь подумать что здесь речь идёт о Ленине. Не правда ли? А во вторых, ведь не в одиночку же Македонский завоевал пол-мира. У него как и у Ленина были славные сподвижники-единомышленники, его отважные полководцы – диадохи. Большенство из них боготворило его, как и многие большевики Ленина. Ведь не даром же ещё при жизни вождя в 1923 году создаётся Институт Ленина, а из самого вождя делают икону на которую можно только молитъся. Но стоило великому полководцу покинуть сей бренный мир, как диадохи вступили в смертельную схватку между собой за обладание его империей. Диодохи Ленина схватились между собой за обладание «его империей» даже не дождавшись смерти вождя. Когда всем стало ясно, что вождь мирового пролетариата долго не протянет тройка верных ленинцев Каменев, Зиновьев и Сталин дружно набросилась на другого верного ленинц - на Демона Революции Троцкого. Позже они сцепятся и между собой но пока, понимая, что такого гиганта, как Троцкий, водиночку не свалить - держатся вместе. Правда в свою войну диадохи Ленина народные массы не вовлекали. Наверне боялися непредсказуемости такого варианта. Ведь обозлённый народ, который ещё не успел отдохнуть от недавних смертей и крови, мог обратить свою ярость именно на того, кто вновь призовёт его к оружию для братоубийственной войны. Поэтому война шла малой кровью. Но тем не менее она была жестокой и участвовали в ненй далеко не единицы. Как пишет исследователь Александр Елисеев в своей работе «Кто развязал «Большой террор»: «В 30-х годах в партийном руководстве существовали как минимум четыре партийные группы, по-разному видевшие судьбы политического развития СССР. Этим группировкам можно присвоить следующие, во многом условные названия: 1) «левые консерваторы», 2) «национал-большевики», 3) «социал-демократы», 4) «левые милитаристы». Борьба между ними и привела к мощным кадровым перестановкам сверху донизу». Далее он же пишет: «В стране возникла многочисленная и влиятельнейшая партийная номенклатура, не желающая делить свою власть ни с народом, ни с вождями». Именно такая партийная номенклатура украинских национал-большевиков не желающая ни с кем делитъся своей властью в Украине и решила воспользоваться моментом. И пока в Москве шла война гигантов, в Украине партийные монстры помельче под влиянием галичан и «укапистов» решили тихонько отцепить свои «два вагона» от остального «поезда».
Помните - мы бросили собаке кость… Она её сгрызёт, но это не значит, что она в вас признает хозяина. То же самое призошло на Украине. Насытившись украинизацией и, достигнув в ней почти 100% показателя, «укаписты» решили, что теперь они могут претендовать и на полное отделение от России, ведь в отличие от «генералов без армии», а точнее правительств без народа из УЦР и Директории у них, как им казалось, наконец-то появилась своя, украинская нация. Не подумав о том, что насильно мил не будешь, в это поверили и некоторые украинские бльшевики, тем более, что Москве было не до Украины. Правда в Москве понимали, что если сегодня пустить на самотёк украинский беспредел, то кто бы не пришёл потом к власти в Москве, ему будет тяжело вернуть всё «на круги своя». Поэтому из Москвы в регионы иногда приходило предупреждение не перегибать палку, как, например, обращение Сталина к руководству УССР:
«Можно и нужно украинизировать, соблюдая при этом известный темп, наши партийный, государственный и иные аппараты, обслуживающие население. Но нельзя украинизировать сверху пролетариат. Нельзя заставить русские рабочие массы отказаться от русского языка и русской культуры и признать своей культурой и своим языком украинский. Это противоречит принципу свободного развития национальностей. Это была бы не национальная свобода, а своеобразная форма национального гнёта».
Но будущего «отца народов» никто не слушал, а зря. Зацепившись к 30-му году более-менее надёжно за власть, Сталин, ещё не такой решительный и уверенный в себе (Сталин вообще был человеком осторожным) как в 1937 - 1938 годах, попытался припугнуть не в меру рьяных украинизаторов, и в Украине было организовано несколько судебных процессов над «буржуазными националистами». Один из них над, так называемой, «Спілкой визволення Укра;ни». Около полсотни интеллигентов, которые фактически не представляли ни какой угрозы для Советской власти, и единственной их виной было лишь то, что они слишком вольно высказывали свои критические мысли в отношении Москвы вслух, послужило поводом для наказания. В основном – увольнение с работы. Расстрелов и тюрем не было. Примерно в таком же духе были проведены и другие судебные процессы. Единственно кому крупно не повезло, так это отколовшейся в 1921 году от Русской Православной Церкви Украинской автокефальной православной церкви (УАПЦ). В 1930 году её вынудили «самораспуститъся», а некоторые её служители во главе с митрополитом Борецким были отправлены в лагеря или ссылку. Но тем не мене, страху на украинских большевистских князьков эти процессы нагнали изрядно. Так что, когда в 1929 году была объявлена всеобщая коллективизация украинские большевики и «укаписты» стараясь сгладить свою вину так рьяно ринулись в бой, что на фоне неурожайного 1932 года они и довели край до того состояния которое сегодня наш президент называет геноцидом России против украинцев. Об этом можно судить хотя бы по тому, как первый (генеральный) секретарь ЦК КП(б)У С. Косиор в своей докладной записке в ЦК ВКП(б), довольно невнятно и туманно, несомненно, пытаясь снять с себя всю ответственность за происходящее в его «княжестве», пишет о положении в Украине в самый пик голодомора – 15 марта 1933 года.
«1. Продовольственное положение. Если в прошлом году замалчивали о тяжелом положении в районах, то в этом году наоборот — всячески стремятся выпятить наиболее тяжелые случаи, собрать и обобщить цифры. В очень многих сообщениях проглядывает целевое назначение информации — получить помощь из ЦК. Само по себе это было бы правильно, если бы области и районы эти свои требования предваряли или хотя бы сопровождали собственной энергичной работой по мобилизации местных ресурсов для организации помощи. Но этого, как правило, нет. Имеющиеся в ЦК КП(б)У сведения как от обкомов, так и по линии ГПУ о размерах голодовок крайне разноречивы. Это объясняется тем, что достаточно серьезной и трезвой оценки положения без замалчивания и замазывания, как равно и без преувеличений и паники в областях, как правило, еще нет.
Если Днепропетровск слишком уж афиширует и выпячивает свое тяжелое положение, (в этой области голод был самым свирепым Н.Г.) то Одесса, наоборот, многое замалчивает…».
Дескать, мол, я и сам не знаю, что тут творится на Украине потому, что все руководители обкомов и райкомов, а так же в ГПУ такие бестолковые, что не мудрено, что чего-то там, может быть и не так. Но я тут не при чём.
Только Сталин наверняка знал о настоящем, бедственном положении Украины, но не воспользоваться таким случаем для разгрома украинских национал-большевиков - сепаратистов он не мог. Поэтому уже в январе 1933 года в Украину на должность второго секретаря направляется Павел Постышев, а с ним Балицкий и ряд товарищей, основной задачей которых являлось, на волне голода взорвать изнутри это гнездо украинской крамолы. В этом своём бесчеловечном по жестокости шаге Сталин не был оригинален, ведь именно так действовал «вождь мирового пролетариата» когда решил пополнить бюджет государства за счёт церкви, а заодно и разделаться с распространителями «опиума для народа». Вот выдержка из секретного письма Ленина об изъятии церковных ценностей от 19 марта 1922 года, которая подтверждает, что Сталин был всего лишь верным ленинцем.
«Именно теперь и только теперь, - пишет Ленин, - когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи, трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления. Именно теперь и только теперь громадное большинство крестьянской массы будет либо за нас, либо, во всяком случае, будет не в состоянии поддержать сколько-нибудь решительно ту горстку черносотенного духовенства и реакционного городского мещанства, которые могут и хотят испытать политику насильственного сопротивления советскому декрету. (…).
Изъятие ценностей должно быть произведено с беспощадной решительностью, безусловно, ни перед чем не останавливаясь, и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше.
Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать».
Так что Сталин, пользуясь голодом в Украине, воспользовался тем же приёмом, что и десятилетие назад его учитель В.И. Ленин. Уже в феврале 1933 года наиболее завзятого украинца-большевика Скрыпника ставят на должность заместителя председателя Совета Народных Комисаров, а заодно и председателем Госплана УССР. То есть фактически ответственным за всё то, что творится в народном хозяйстве Украины. А уже 7 июля во время заседания Политбюро ЦК КП(б) Украины, рассматривавшего его вопрос, старый большевик и бывший чекист, без труда сообразив, что ту к чему, застрелился. Он понимал, что главная его вина это не голод в Украине, а перегиб в украинизации - сепаратизм. Понимал, что за то, что он «воровал» русских людей и «перекрашивал» их в украинцев, ему пощады не будет, поэтому и решил, что в ином мире ему будет лучше. Точно так же немногим ранее поступил и его приятель, и сподвижник в деле украинизации, сын русского рабочего Григория Фитилёва Микола Хвылёвый. Были тогда осуждены и репрессированы многие «укаписты» и галичане, большинство из которых сегодня у нас проходят, как великомученики безвинно пострадавшие за народное дело. Но как говорил один из героев Владимира Высоцкого: «Наказания без вины не бывает».
Кстати мы тоже сегодня наказаны, - наказаны за незнание своей истории, за свою пассивность, за то, что многие годы равнодушно смотрим на то, как русские же люди убивают в себе, а главное в окружающих русскость, ибо как заметил ещё А.В. Стороженко (Царинный): «Украинцы — это особый вид людей. Родившись русским, украинец не чувствует себя русским, отрицает в самом себе свою «русскость» и злобно ненавидит всё русское». У нас, (моего поколения) правда, есть смягчающие обстоятельства. Мы жили при такой власти, при которой шаг влево или шаг вправо приравнивался к побегу. Власть эта, как нам внушали, никогда не ошибалась, и была всегда права. Поэтому ею, а точнее под неё, была написана «правильная» история, которую следовало знать правильному советскому человеку. Компьютеров и интернета, к сожалению, ещё не было, а «буржуазные» радиостанции «загнивающего запада», такие как «Голос Америки», или «Европа» старательно глушились радиопомехами. Так что в то время, мы, в большинстве своём, и не могли знать правдивую историю своей родины и своих предков. Мы её и не знали. Но, как известно – незнание, не избавляет от наказания.
Преступление и наказание
В 1912 году выдающийся русский юрист, профессор, доктор международного права Петр Евгеньевич Казанский писал: «Мы живем в удивительное время, когда создаются искусственные государства, искусственные народы и искусственные языки». Хорошо это или плохо? Как по мне – натуральное всё же лучше искусственного. Но только ведь, как говорится, на вкус и цвет товарищей нет. Так что - время рассудит. Но в одном, я думаю, со мной все согласятся. Плохо, когда болеешь. Болезнь это настоящее горе. Ведь не зря же всем знакомым и близким мы всегда, в первую очередь, желаем здоровья. Читатель может подумать, что у автора что-то с памятью, он путается, теряет мысль, забывает, что хотел сказать… Кстати, потеря памяти, это тоже болезнь, и называется она, кажется, амнезия.
Сравнительно недавно в СМИ стали появляться печальные сообщения типа того, что в городе, скажем, Н-ске обнаружен мужчина у которого полностью отсутствует память. Он не помнит как его зовут, не помнит откуда он родом и т.д. и т.п. В связи с тем, что случаи эти фиксируются всё чаще и чаще, высказывают даже предположение, что где-то, кто-то проводит преступные эксперименты над людьми. Если это подтвердится, и этого «кого-то» найдут, то его непременно будут судить. Я думаю - он понесёт заслуженное наказание. Над людьми эксперименты проводить нельзя. А над государством? Над народом - можно?
Ну хорошо, - создали большевики почти столетие назад искусственное государство с искусственным народом который ещё и сегодня пытаются научить разговаривать на искусственном языке. Может уже и хватит экспериментов? Нет, пытаются этот искусственный народ ещё лишить и памяти. Пытаются сделать так, чтобы он не помнил своего прошлого, сделать его больным амнезией. Делается это просто - путём сокрытия правды, подбросом заведомо ложной информации, поощрения лжи и прочее, прочее, прочее… Вот наглядный пример не прикрытой лжи от доктора исторических наук, профессора В. Сергейчука. В своей статье «Украинське ;ство» он пишет, что «Самійло Кішка» будучи в турецком рабстве «підняв повстання на турецькій галері» и, чтобы вы думали – «підняв синьо жовті прапори над захопленим чужинецьким судном-каторгою». Видимо турки специально возили с собой эти «прапоры» для такого случая. Удивительно и другое, - как турки и Кошка в конце XVI века смогли догадаться, что появившийся впервые в XIX столетии жовто-блакитний флаг, врученный галицким русинам в средине этого столетия австрийским императором Францем-Иосифом, станет национальным флагом Украины? И подобного вранья у этого «учёного» хоть отбавляй. Делать ему это никто не запрещает. Наоборот поощряют. Его печатают, приглашают на телевиденье, он преподаёт, он… – он болтун на букву «п…» в законе.
Я же считаю, что правительство государства, в котором ложь возведена в ранг государственной политики, совершает преступление против народа и должно нести наказание наравне с теми, кто проводит эксперименты на людях. Ведь народу больному амнезией легко можно внушить всё что угодно, этот, образно говоря, росток можно привить на любое дерево, и он приживётся. Сначала говорят, что мы (украинцы) самый великий народ в мире. (При этом забывают, что от великого до смешного один шаг) Говорят что - самый древний народ в мире. Так, брат президента Украины Виктора Ющенко Петр Ющенко (этот врать не будет) точно знает, что самый значительный вклад в мировую культуру, науку и военное дело внесли украинцы. Ну, а почему бы и нет, если украинский учёный, доктор политических наук профессор Валерий Бебик пишет то же самое (це вам не собака на забор посцяв). Он даже предполагает (мою грудь распирает чувство гордости, глаза застилает туман, мне трудно писать), что цари древнейшей шумерской цивилизации родом с моей Луганщины. Цитирую:
«Цари в древнем Шумере носили титул энси, хотя использовался и титул лугаль (от их происхождения с Лугани?). Титул энси, как свидетельствуют ученые, был более весомым.
С Запорожья или с Луганщины были родом шумерские цари — дело непринципиальное. Все это — Украина, в которой жизнь не перерывалась, по меньшей мере, 40 тысяч лет, в то время как север Европы (Энеи) еще 10 тысяч лет назад был похож на современную Антарктиду с 2-километровым слоем льда над поверхностью земли».
Приведя ещё несколько абсолютно ничего не доказывающих фактов и предположений Бебик пишет:
«Вывод — на поверхности: малой родиной арийской элиты шумеров была территория современной Украины!».
Ведь как всё просто а? И почему раньше до этого никто не додумался. Вот Бебик тот сразу сообразил, а ведь ещё совсем молодой, и, наверное, его главные открытия ещё впереди. «О сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух (Бебика)». Да в принципе он, «просвещенья дух» нашего учёного, открыл и так уже немало. Так, совсем недавно газета «Голос Украины» - официальный печатный орган нашей Верховной Рады опубликовала статью, в которой профессор Валерий Бебик утверждает, что Будда родом с Украины. Ещё ранее Бебик выяснил, что с наших краёв египетские фараоны и Иисус Христос, что герои Гомера, троянцы, тоже наши хлопцы. - «Таким образом, - пишет Бебик, - мы убеждаемся, что между Энеидой, Шумером, Троей, Египтом, Грецией и Римом история протянула прочную цивилизационную цепь. И на ней явно просматривается родовой штамп «maіde іn Ukraіne»!».
Здорово! Ай да молодец! Гений! Признаюсь честно, я, как прочёл об открытиях Бебика, так сразу решил заканчивать со своим затянувшимся повествованием и тоже наброситься на сенсационные открытия. Пока не поздно. Ведь Бебик ещё не добрался до Пророка Мухамеда и Александра Македонского. Постараюсь опередить его и доказать, что и Прокоп Мухамеденко и Сашко Македонский тоже украинцы, причём с Луганщины. О Македонском, так можно уже сейчас смело говорить, что он мой земляк - здесь рядом с Луганском есть посёлок Александровка. Ведь на самом деле справжних украинцев не так уж и много, а тем более великих, и если я этим ребятам чубы навешу, так - чем чёрт не шутит, когда Бог спит; может и меня в «Голосе Украины» напечатают. Вы же посмотрите как мы их, своих великих, крупица за крупицей собираем. Так некая Ирина Грабовская в ежегоднике «Укра;нознавство» великим украинским публицистом, философом, историком и мыслителем-гуманистом называет Станислава Ориховского-Роксолана. Вы когда нибудь слыхали о таком великом украинце?
- Нет?
- Ну как же так? Я, правда, тоже…, но если Грабовская нас познакомит - против ничего иметь не буду. Итак:
«У 1513 р. У сім‘; дрібного польского шляхтича (вот тебе и здрасте - украинец) та дочки православного священника (уже теплее) Ядвіги Баранецько; народився хлопчик, якого нарекли Станіславом».
- Ну что ж, мать украинка отец поляк и родился он в селе Ореховке «Перемышлянсько; округи» Русского воеводства» - пусть будет наш. Вот только непонятно, почему имя нашего украинца «впродовж тривалого часу було відоме як ім‘я польського письменника-публіциста»?
- А, понял, вот почему: - «Праці Оріховського-Роксолана написані в основному латиною, частково, польською». Ну что ж всё правильно - украинского тогда ещё ведь не было. Но, почему он по-русски ничего не писал? Где он учился? Ага, вот - учился он «у Краківському, Віденському, Віттенберзькому, Падуанському, Болонському універсітетах». Ну там, конечно, русскому здорово не научишься. Хорошо хоть ещё дед по матери православный священник…
- Что? – «Першу частину свого життя мислитель був прихильником реформаці;»?
- Ну да Бог с ним, хоть не католик, а то вообще был бы чистый поляк.
– О Господи, ну что там ещё?
- «Починаючи з 60-х років XVI ст. Оріховський-Роксолан схиля;ться до концепцій контрреформаці;, які що до укра;нських земель базувалися на позиціях необхідності поширення католицизму не Схід».
- Да-а-а?
Конечно, если сравнить его с «москалём» Н.В. Гоголем, которого ещё и сегодня некоторые завзятущие украинцы таковым считают, то Роксолан прямо не дать - не взять казак. Жаль не попался он казакам Косинского или Наливайко, они бы ему очень обрадовались.
А интересно, какими же действительно критериями следует определять украинца, и почему абсолютное меньшинство украиноговорящих в стране должны быть образцом для подражания остальным. В том, что в Украине большинство населения русскоговорящего убеждаешься, глядя телевизор. Сегодня очень часто журналисты, политологи, корреспонденты телевидения, ведущие телепередач, общаются с народом в прямом эфире, интересуются у населения об их взглядах на те или иных вопросы или проблемы общества. И что мы видим? А видим мы как журналисту задающему вопрос на украинском языке (иначе выгонят с работы), простые украинцы будь то в Луганске, Киеве, Виннице, Харькове, Днепропетровске, Одессе, в любом другом регионе Украины, кроме западной её части отвечают, как правило, на русском языке, или в угоду властям стараются говорить на не понятном ни уму, ни сердцу недавно выученном (что легко заметить) украинском. Почему у себя дома журналист должен чувствовать себя иностранцем? Ведь в кругу друзей и близких большинство из них разговаривает на том языке, на котором и его отец и мать, то есть на русском. Обязывая радио и телевидение вещать на украинской мови, делая её обязательной для государственных и административных учреждений, русскоязычному населению хотят внушить комплекс нацменьшинства. Хотя это далеко не так. Что бы в этом убедиться не нужно ездить по всей стране, достаточно побывать хотя бы на юге Украины, куда к ласковым волнам тёплого Чёрного и Азовского морей на летний отдых съезжаются люди со всех уголков Украины, и прислушаться к их разговору.
Противно смотреть, как выпучив от натуги глаза, старается бедолага народный депутат довести народу свою мысль на не понятном для него самого языке. Стыдитесь! Вы ведь разглагольствуете о свободе и демократии, тогда как сами не свободны. Глядя на всё это начинаешь понимать - Украина рожденная большевиками, (хотя многие украинцы этого не признают и оплакивают «трагiчне знищення укра;нсько; культури в добу сталiнiзму») унаследовала от своих родителей их чекистские методы украинизации.
В эпоху сталинизма, перед войной, жил в Германии такой украинский поэт Юрий Клён (Освальда Бургардта). Умер в 1947 году. Он уже тогда создал рецепт для «лечения» народа больного амнезией и в одном из своих віршів писал:
Предків не ма;ш? – То будь тепер сам
собі предок.
Люди забули легенди? – Нову ;м створи.
Втратили віру? – Кресли на крижалях
;м Кредо.
Щезли геро;? – Меча тоді в руки бери.
Твори новий світ! Твори добро і красу.
Вы когда-нибудь видели, какое «добро і красу» после себя оставляет «меч»? Кто видел, тот запомнит на всю жизнь. Он проклянёт «меч», и проклятие это передаст как заповедь потомкам. Ну, а кто не имеет памяти, кто «сам собі предок», тот очень даже легко поверит, что «мечём» только и делают, что творят «добро і красу», и, взяв его в руки, начнет творить «новий світ». Они уже пробовали его сотворить. В 1941 году вместе с войсками «вермахта» «добро і красу» пришли творить бывшие петлюровцы и украинские националисты. Тогда отдельными отрядами командовали бывший офицер 15-го Украинского гусарского полка, полковник УНР и польский майор Н. Недзвецкий (погиб), полковники УНР (бывшие штабс-капитаны) Н. Литвиненко (умер в тюрьме), М. Омелюсик, Н. Ступницкий-Гончаренко (двое последних погибли, посмертно получив чин генерала УПА) и другие (всего на сегодняшний день известно более 30 человек). Бывшие офицеры УНР служили и в Украинской Национальной армии, сформированной в 1945 году на базе украинской 14-й дивизии войск СС «Галичина». Например, генералы УНР П.Ф. Шандрук (бывший штабс-капитан) — командующий армией, М. Крат (бывший подполковник), П. Дяченко (бывший прапорщик; потом майор польской армии), Б. Барвинский (бывший подпоручик; потом майор польской армии), а также В. Мальцов, К. Мандзенко, П. Самутин, С. Яськевич и др. После окончания войны все они перебрались в Канаду, США или Австралию.
В Харьковском Государственном архиве (ГАХО) на ул. Университетской хранится приказ № 24/5-6 обер-бургомистра города Харькова Крамаренко от 9 марта 1942 года, который наглядно показывет, как извращённо видит мир свидомый украинец, как он понимает незалэжнисть Украины, о которой кричит на каждом углу. Вот этот приказ:
«Уже пятый месяц над свободным городом рядом с победоносным германским знаменем развевается наше родное жёлто-голубое украинское знамя как символ новой жизни, нового возрождения нашей матушки-родины. Однако, к большому сожалению и стыду для всех нас — украинцев, всё ещё остаётся кое-где позорное большевистское наследие. К большому стыду для всех нас, и к вполне понятному гневу украинского населения, приходится слышать в некоторых учреждениях, даже в районных управах, разговоры на русском языке со стороны представителей власти. Позор за это тем, кто становится свободным гражданином освобождённой родины. Позор и не место с нами тем, кто брезгует своим родным языком. Мы этого не допустим, этого не может быть. Поэтому приказываю, категорически запретить в дальнейшем кому-либо из представителей власти разговоры на русском языке в рабочее время в учреждениях».
Так что в нашей нынешней украинизации, есть кое-что и от фашистов. О том, что немцы ещё во время Первой мировой старались создать «свободную нацию» украинцев мы уже знаем, так что этому приказу удивляться не стоит. Но почему изгнав фашистов с родной земли, коммунисты продолжали фактически немецкую политику, почему не прекратили украинизацию?
В 1937 году Сталин притормозил оголтелое насаждение украинства, но отнюдь не запретил его. Да и как он мог это сделать, ведь украинизация была напрямую связана с Лениным. Отменить её полностью, значит публично признать, что Ленин, которого, по предложению того же Сталина и сделали божеством, ошибался. Ну, во первых боги ошибаться не могут, а во вторых признав, что Ленин ошибался, Сталин ставил под сомнение непогрешимость и мудрость Партии. («Мы говорим Ленин – подразумеваем партия…»). На это Сталин пойти не мог. Когда же в октябре 1945 года была образована международная организация ООН, то в числе её создателей вместе с Россией оказались и Белоруссия (БССР) с Украиной (УССР). Эти искусственно созданные страны опять оказались очень нужны коммунистам-ленинцам, как дополнительные гирьки на весах социалистического лагеря в Организации Объединённых Наций. Это ёщё одна из немаловажных деталей, которая не позволяла полностью отказаться от украинизации и уж тем более, держать Украину, как сырьевой придаток России, как любят преподносить это в Украине сегодня. Мне не раз доводилось в советское время бывать в России. Гостить у родственников в Ростове - на Дону, Костроме, Ленинграде, и я не заметил, что люди там жили лучше чем в Украине, скорее даже наоборот. Поэтому как живой свидетель тех лет заявляю, - что те, кто сегодня пытается доказать, что русский народ был поработителем других народов, в том числе и украинского - лгуны и провокаторы, желающие вложить в руки тем, кто «сам собі предок» меч. Так же, совершенно не опасаясь покривить душой, заявляю, что в то же самое время в Западной Украине (хотя какая это Украина?) на украинца с левого берега Днепра смотрели как на москаля и даже в семидесятых годах особого дружелюбия, в отличие от «вражих москалів», к своим украинским собратьям не испытывали. О том что там творилось в 40-х и 50-х годах я знаю от своих родственников, которые в то время жили там. Это отдельная история о которой бегло не расскажешь. Знаю только одно; «украинцы» из галичины, этот, как его назвали сами же галичане, (та их часть, которые ещё в начале XX столетия осознавали своё единство со всем русским народом) «жалкий народец мазепинцев», который «забыл свою исторiю, отбросил традицiи, вырекся своего историческаго имени, потоптал завЪты отцов...», народ, который творил «позорное и лукавое дЪло сознательнаго братоубiйцы Каина» сегодня продолжают своё грязное и позорное дело. Этот народ (дети кукушки) хочет сделать подобным себе всех живущих в Украине. Пока к сожалением это ему удаётся. Удаётся лишь потому, что, как писал ещё в 1938 году галицко-русский публицист и журналист Семён Юрьевич Бендасюк «…ныне здесь, на русских землях, украинский и белорусский сепаратизм в значительной степени по нашей же, русской вине держится и ширится. Не будь ему с нашей, русской стороны попустительства, равнодушия, нерадения и пассивной с ним примиримости, он не держался бы, ибо сам собой он слаб, непрочен, шаток и несостоятелен». Победившее в Галичине и на Буковине идейное «украинство» сделало, к сожалению, из населения Прикарпатья «иванов, не помнящих родства». Действительно, в результате украинизации в XX веке большинство коренных жителей края начисто утратило этническую и историческую память – память о том, что ещё не так давно они были сынами Руси – русинами и язык свой звали русским. Лично я не хочу быть «Иваном не помнящим родства», потому и посвятил не один год изучению нашей истории. Я имею в виду историю правдивую без политических наворотов и наслоений слева или справа. Слава Богу сегодня, это отнюдь не такая сверхсложная проблема, как ещё два десятилетия назад.
Честное слово, - ни кого не стремился обидеть или унизить. И если кто-то, прочтя эту книгу, почувствует себя таковым, то вина в том отнюдь не моя. Моя вина (если можно назвать это виной) может заключаться лишь в том, что я всё называл своими именами. Смею заверить, я и не противник Украины, как государства. Не вижу ничего страшного в том, что Украина стала самостоятельным государством. Ведь, как я выше уже писал, в том и суть великих империй, чтобы порождать новые государства. Так что отделение Украины – скорее закономерность. Но я противник той лжи, которую несёт в себе настоящая украинская политика, противник фарисейства. Я противник обмана и навязывания чего-то мне не симпатичного, отталкивающего. Я не желаю чувствовать себя невестой, которую насильно выдают замуж. Насильно, как известно, мил не будешь. Я возмущён политикой нашего президента Ющенко, который всячески старается рассорить, и разъединить восток и запад Украины. В то время, когда ещё и сегодня немало таких, как с одной так и с другой стороны, кто смотрит друг на друга, мягко говоря, без особого восторга, и считает себя, надо сказать не без основания, совершенно разным народом, (автор не скрывает, что он один из них) президент и его команда своими поступками изо всех сил старается углубить и расширить ту пропасть, которая разделяет два этих народа. Например, никак не способствует взаимопониманию двух народов (восточных украинцев и западных) возведение памятников и присвоение звания «Герой Украины» бывшим ССовцам-националистам. Зачем он это делает? Когда-нибудь мы узнаем и это, но только наказанием за такую политику является развал государства. Сегодня Украина государство со слабым бездарным правительством, играющим в демократию, которая проявляется в основном в дележе власти и постоянном подсиживании друг друга. Это телевизорная, показная демократия. В стране же властвует террор и бесправие. Абсолютно незащищённым чувствует себя в Украине простой человек - работяга. Неуверенность в завтрашнем дне, продажные милициянты (милиция) и суды. (Пьяный сын прокурора переехал на пляже машиной несколько человек, которые спокойно, не ожидая беды, загорали на песочке. – Виноватыми оказались те, кого переехали.) Настоящий террор против народа со стороны нашей медицины. Она способна за один день ограбить человека на несколько его месячных зарплат, а завтра выдать родственникам расчленённый труп ограбленного. Иногда извиняются. (Помните как бандиты Япончика и белые офицеры, вежливо извиняясь, грабили свои жертвы.) Сегодня всё чаще можно услышать, даже от украинцев, чавкающих из правительственной или депутатской кормушки, что с такой политикой Украина может и не отпраздновать двадцатилетие своей самостоятельности. Может. Потому что её руководители, в сильном самостоятельном государстве не нуждаются, они стремятся к личному обогащению и уже давно пытаются повыгодней продать ту самостийнисть которая, по большому счёту, досталась Украине на халяву. Пока самый выгодный покупатель НАТО, то есть США, - кто будет завтра посмотрим. И если государство действительно развалится, то поверьте, вина в этом будет не «клятых москалей», а наша. Это будет наказанием за политику раздувания вражды, лжи и поиска виновных в бедах Украины на стороне. Поэтому если, хоть немногих, пусть даже единицы, эта книга заставит по-новому взглянуть на нашу историю, и сделать правильный вывод на сегодняшний день, автор будет счастлив. Автор будет счастлив и в том случае, если всё то, что он написал у читателя вызовет недоверие, и он сам начнёт искать истину, начнёт своё личное исследование истории Украины. Это будет даже ещё лучше.
Удачи! Всех благ тебе, русский человек – украинец!
6 Истоия государства которого никогда не было
© Copyright: Геннадий Неделько, 2010
Свидетельство о публикации №210050800217
Свидетельство о публикации №210050800217
Рецензии