Несуразно

Познакомились мы еще в детском саду. Именно Лёха научил меня чтению по буквам, по слогам. В подготовительной у нас был выпускной.  И   когда воспитатели, родители, многие из нас умиленно смахивали скупые слезы, он искренне радовался, т.к. он ненавидел добрую половину нашей группы. Его часто били по причине того, что он не умел давать сдачи  или достойно отругать и обматерить, что с успехом проделывали остальные пацаны и я в том числе. Я никогда за него не заступался, т.к. понимал, что тогда тоже попаду в разряд «хиляков, слюнтяев и малолеток», а испортить столь оберегаемую мною репутацию «души компании» мне нисколько не улыбалось.
Когда первого сентября мы пришли в школу, то первым делом, наша клаха повела нас осматривать многочисленные коридоры, водила к столовке - большому с обшарпанными стенами и паркетом самому теплому помещению в школе. Мимоходом махнула рукой в сторону места многочисленных тусовок старшеклассниц-сортиров. Затем она повела нас на  место экзекуции двоечников и прогульщиков - учительскую. Мы зашли в тесную конуру с многочисленными шкафами, маленьким диванчиком и большим длинным столом в середине кабинета. Столпились около дверей.  За столиком поменьше, около входа,  сидела толстая тетка в очках с уродливой черной оправой (как оказалось позже - это была наша «англичанка»). Она  листала классный журнал, на столе стояла чашка с горячим чаем…или кофе. Пока клаха что-то нам весело щебетала, кто-то из детей, случайно или намеренно, толкнул Лёху. Тот, падая, взмахнул руками и зацепил стоящую на столе чашку. Та опрокинулась, и содержимое выплеснулось на англичанку. Та заверещала: «Как - будто хилый! Неужели нельзя было крепче на ногах держаться?! Дети  теперешние…..и бла-бла-бла ». Она что-то еще говорила, а все смотрели на растянувшегося на полу  Леху и смеялись. И  я вместе с ними…
Лёха покраснел, вскочил на ноги и опрометью бросился вон из учительской, кинув: «Суки! Уроды! НенавижууУУ!! Вас всех!!»
Вот такое было первое сентября….А кличка «Хилый» так и приклеилась к нему.
Он учился с нами только до пятого  класса. Потом их семья переехала в какой-то зачуханный городишко, неподалеку от Северной Двины.
Встретились мы спустя семь  лет. Вместе в универ поступали в  Обнинске. Снова стали общаться и даже пару раз вместе выступали с совместным докладом на молодежном всероссийском форуме.

 Как-то отмечали День студента, это был третий курс. Сначала бухали и пели песни  под гитару около нашей общаги. Потом отправились кто куда. Мы с Лёхой  решили продолжить веселье  и направились в ближайший кабак. Заказали бутылку «Петровской» и два  «Клинского». Сидим, выпиваем. Тут к нам две тёлки  подкатывают. По мне так полные ****и, хотел послать их, но глянув на Хилого, подумалось: « а пусть  его повеселится. Не всё же дрочить втихую. Когда-то и мужиком пора становиться. Обе  были не трезвее нас, что значительно облегчало задачу нашим пустодырявым  студенческим карманам. Короче, недолго думая, мы отправились в сортир.
Прямо к нам по коридору направлялись два бугая.  Отчего-то при первом же взгляде на них мне сразу стало не по себе: дорогие костюмы, совершенно одинаковые  галстуки, белоснежные рубашки и бритые низколобые головы. И  смотрели эти головы на нас.  Бугаи преградили нам дорогу. Они были как и мы бухие.
-Э, гандоны, куда наших тёлок поволокли?
Внутри, внизу живота, появилось неприятное ноюще-сосущее чувство.
-Михай, чё, блть, ты с ними лясы ещё точишь? Мочи, нахyй, уродов,- второй презрительно сплюнул на пол.
Краем глаза увидел, как сучки задом ретировались подальше, обратно в танцзал.
Первый удар пришелся ниже пояса, «Нечестно!», подумал я, но затем внутренний голос быстро заткнулся, уступая место лишь внутреннему животному инстинкту защищаться  и нападать. Минуты через две я понял, что сопротивляться этой тупой груде мускул бесполезно и лишь вздрагивал от очередного удара по шее, животу, лицу. Медленно сползая по стене, я видел, как Лёха отчаянно пробовал  сопротивляться, выкрикивая опухшими окровавленными губами: «Ублюдки!Мрази!», это еще больше подстегивало и злило амбалов.  Затем они вдвоем начали его пинать. Они пинали его по почкам, по ногам, ребрам, голове... Леха затих. Бугаи, пошатываясь, отправились в сторону кабинок, отливать, я потерял сознание.

Очнулся спустя три дня. Врачи сказали, что буду как новенький, раны они зашили, но поскольку у меня сотрясение мозга,  то придется мне полежать еще с месяц. В палату ко мне пустили еще через три дня. Пришла вся наша группа.
-Нехило тебя отхуярили, - Вовка-ботан протянул мне сетку с апельсинами, разглядывая мою опухшую, перемотанную крест-накрест бинтами страшную рожу.
-Ничего,- я поморщился от боли, нахлынувшей внезапно от вынужденного движения,- заживет. Лёха как?
...
____________________________________
На похороны пришла вся наша группа, кое-кто из бывших Лёхиных одноклассников, как я понял из разговоров, и его родители. Отец Лёхи, грузный красномордый мужик, и мать, маленькая, тощая женщина с бледным лицом. Оба молча  стояли ближе всех к гробу. Не плакали. Никто не плакал.
Последняя горсть земли упала с лопаты, минуты через две у могилы Лехи я остался в одиночестве. Сидел и смотрел в солнечное, ярко-голубое небо.  Шелестела листва деревьев, играя солнечными лучами, птицы щебетали,…  День обещал быть хорошим, теплым.