Исповедь Глава 19

Глава 19

Время в деревне на первый взгляд течет медленно – дни тянутся за днями, но из-за своей однообразности пролетают незаметно и от этого кажется, что слишком быстро. Что вот-вот год только начался, а уже подходит к концу. Пятого декабря, в субботу, выпал снег – крупный, красивыми хлопьями он ложился на замершую землю и не таял. Но как ни странно, священник не любил начала зимы – она навевала какую-то печаль, переходящую в уныние. Хотелось тепла, солнца, уже где-то вдалеке мерцала мечта о весне. Вот январь – Рождество, Крещение, колядки – другой разговор. Много снега, морозное солнце утром заглядывает в окно и совсем не хочется выходить из дома.
Вечером священник поехал на службу чуть пораньше – заглянул в сторожку, прибрался там, протер пыль. Комната выглядела мертвой, как будто в ней никто никогда и не жил. После того, как неделю не топили, она промерзла, и тут было чуть-чуть теплее, чем на улице.
- Эх, Юра, Юра… Скучает комната… - оглянув комнату в последний раз, священник вышел.
На службе было семь человек – четыре бабушки, дед Володя, староста, Владимир Ильич и сам священник. Писатель всю неделю ходил к отцу Александру в гости, причем даже перестал спрашивать приглашения. Больше говорил он – о своей жизни, о своих книгах, о своих планах на будущее, спрашивал очень мало – книгу он еще не начал писать, даже план не успел набросать. Как выразился сам писатель, он набирался благодати и не торопился.
 В воскресенье Прокопчук дождался священника, и они вдвоем поехали домой обедать.
- Вы знаете, отец Александр, я решил в понедельник добраться до Самары. Есть кое-какие незавершенные дела, но главное – сегодня на службе я понял, что пора начинать книгу. Это же очень серьезно, понимаете? Вдруг я не доживу до конца этой зимы.
- Да ну, что вы говорите.
- То и говорю, в жизни всякое бывает. Вы же понимаете. Ну я не о том, не о смерти. Я думаю, что книгу обязательно надо написать – это же центр моей жизни. Вот съезжу в Самару, подготовлю материалы, всем отпишусь, встречусь кое с кем, перед всеми извинюсь и вернусь сюда.
- Все же решили здесь написать книгу?
- Да. Думаю, здесь книга получится совсем другой. К тому же вы замечательный собеседник. Не хочется с вами расставаться, вы мне очень понравились. Думаю, мы с вами вместе закончим эту книгу. И я даже придумал – книгу я решил маме посвятить. Ну, это личное… Я вам говорил. А вот отдельную благодарность напишу вам.
- Спасибо огромное. За оказанное доверие.
- Да ну что вы, что вы. Оно стоит того. Вы меня завтра не подбросите до перекрестка?
- Почему же до перекрестка? Мы с Леной завтра в Самару едем, подвезем вас.
- О! Это великолепно. Я буду так вам признателен!
На следующий день Владимир Ильич в восемь утра уже был у священника. Лену сильно тошнило, но она все же решилась ехать. Мужчины позавтракали и поехали. Священник старался не торопиться, ехал медленно, часто останавливался - Лена выходила подышать свежим воздухом. Но в целом добрались спокойно. Владимир Ильич почти всю дорогу спал на заднем сиденье, при въезде в Самару поблагодарил священника и вышел. Они с отцом Александром обменялись телефонами и писатель пообещал, что как доберется ближе к Благодаровке обязательно позвонит и священник его встретит.
В больнице Лене стало совсем плохо и врач долго уговаривал ее лечь на сохранение, но в конце концов они договорились, что беременная отлежится дома у мамы и никуда не поедет – переезд в Благодаровку был бы лишним и в данном положении ненужным риском.
Поговорив с мужем, Лена решила остаться у мамы на неделю, до следующего понедельника, а там, если хорошо будет себя чувствовать – вернется, если же совсем плохо – ляжет на сохранение.
Священник отвез Лену к Вере Константиновне, а сам поехал по делам. Ночевать он остался в Самаре, у своей мамы, но рано утром приехал к Лене. Та чувствовала себя также нехорошо. Вера Константиновна, конечно, была не против, чтобы дочка осталась у нее, но, похоже, это ломало какие-то ее личные планы. Уже уезжая, в коридоре, священник дал Вере Константиновне немного денег. Та возмутилась, всплеснула руками, дескать, что я, родную дочь не прокормлю, но деньги все же взяла – в их семье был серьезный финансовый кризис. Вера Константиновна слишком много вложила в свое новое дело, а оно упорно не несло обещанные доходы. 
Дорога обратно в Благодаровку была особенно грустной – впервые после свадьбы отец Александр возвращался домой один, без жены. И хотя он отлично понимал, что это всего лишь временно, что по-другому просто нельзя, всё же сильно расстроился.
Неделя прошла быстро, но при этом как-то сумбурно – священник каждый день звонил жене, они общались, но на душе было не спокойно – молитва не шла, напало какая-то апатия, тоска. В четверг позвонил Владимир Ильич, предупредил, что у него всё хорошо и вернётся он к концу недели или в начале следующей. Лишь к субботе апатия отошла – и после подготовки  к службе, после того, как священник вычитал все правило, настроение поднялось. Все эти дни отец Александр питался своими силами – он наварил картошки и три дня ел ее, разбавляя иногда квашеной капустой или солеными огурцами – грибы надо было готовить, а настроения не было. Хотя священник считал себя неплохим поваром и в целом готовить любил.
Ехал в храм он в каком-то воодушевленном настроении – может быть из-за предстоящей встречи с женой, в понедельник он все же собирался ехать в Самару, может быть из-за предстоящей службы – все же Богослужение отец Александр любил еще с молодых лет, когда он помогал священнику в храме. Его всегда воодушевляла торжественность службы, загадочность. Уже позже, когда он стал священником, проходил практику в Самаре, в кафедральном соборе,  разговорился с одним пожилым человеком, который объехал полсвета. Этот старичок не был православным – скорее он интересовался культурой православия. И вот он в свое время сказал удивительную вещь, которую молодой священник запомнил на всю жизнь. «Был я и в буддистских храмах, - сказал путешественник, - был у католиков в их огромных готических соборах, был у индусов, в мечеть в Стамбуле заходил. Но вот что меня удивляет в православных храмах, так это мощь. Стоишь, и такое чувство посещает, что на самом деле Богу служат, а не людям. Мелко в других храмах. Нет этой мощи». Эти слова отражали переживания самого священника. Он готов был служить Богу, даже если никто бы не пришел в храм. Он любил Богослужение, чувствовал его.
Уже около самого храма отец Алексаднр резко прервал все размышления – все его внимание устремилось на сторожку – в ее окнах горел свет. Это, конечно, могло означать что угодно – может быть сам священник забыл его выключить когда последний раз заходил, может быть дядя Володя зашел поправить, прибраться в комнате. Но внутри у священника все похолодело – он чувствовал, да не просто чувствовал, знал – это вернулся Юра. Рано или поздно он все равно должен был вернуться. Поколебавшись секунду, отец Александр направился сразу в храм. Там его уже ждали прихожане, староста тоже был там. Благословляя его, священник тихо спросил: «Юра приехал?». Дядя Володя молча кивнул, но вид у него был слегка озабоченный. Больше священник спрашивать ничего не стал.
Всю службу он отгонял от себя всякие посторонние мысли, старался не отвлекаться от Богослужения, но нет-нет и все же поглядывал в окно, в сторону сторожки. Юра так и не вышел. Если, конечно, он еще был в помещении.
Уже после службы священник подошел к дяде Володе с более серьезными расспросами.
- Давно вернулся? Юра?
- Вчера. Днем ко мне зашел. Ключ попросил. Ну, я сначала еще подумал, может к вам сходить, предупредить, но потом жалко парня стало, пустил его. Да думаю, мы ж не договаривались ни о чем таком. Ну, правильно я сделал?
- Да… Наверное, куда ж его еще. Надо ж ему было где-то переночевать.
- Это точно. А то он это… уставший какой-то был весь.
- Сильно заметно было что он устал? Что с ним было не так?
- Да моя старушка все причитала, с него куртку сняла, одежду всю его постирала. Он в какой уехал – все та же была. Грязный весь, потрепанный. А лицо… Ну как будто вагоны разгружал всю ночь. Может, и правда, не спал… Мы его переодели, в общем, отправили в сторожку спать. Ну, думаю, сейчас зайти к нему можно.
- Можно, конечно… Но, думаю, не стоит. Пусть отдыхает пока. Завтра встретимся. Поговорю, - Священник совсем не торопился увидеться с Юрой. Надо сначала продумать разговор. Надо вообще решить, что теперь делать с молодым человеком. Надо было помолиться, - завтра поговорим.