Она посмеялась надо мной

1,
Взволнован, да, и охвачен неотступным вожделением, да, бегу я на встречу с Лаурой Палмер (наглый псевдоним, ее зовут Катя – тупое имечко), писательницей эротических рассказов и повестей. Она чернява, красива, загорела. От нее исходит темный аромат духов, коньяка, лимона. Сексуальности. Она слегка развязна. Меня будто затягивает в черную дыру. Она похожа на казачку, на татарку, на итальянку. Ее большие глаза светятся мраком.
У нее преогромная грудь - четвертого или даже пятого размера. Слегка, конечно, обвислая. Как я и люблю. Она спелая. Она сочится соком. Я представляю ее мокрой в струях, умывающуюся в горном водопаде, выходящую из волн; подносящую мне кофе, наряженную в фартук, не прикрывающий главных тайн; смеющуюся, закусывающую губы, лукавую, зовущую… Она опытная зрелая женщина. Я прочитал парочку ее рассказов, понял, она опасна, она знает об отношениях мужчины и женщины многое, если не все. Это манит меня. Я заинтересовался ею. Она показала, что и я ей не безразличен. Мне кажется, она хочет сыграть со мной в "кошки мышки". Никогда у меня не было такой женщины. Женщины, умеющей возбудить просто своим видом. И добить меня художественным словом. И я фантазирую, грезы рвут мое сознание. Тело томится, горит. Я хочу ее.
Интересно она такая же раскрепощенная, как в своих рассказах. Или ее раскрепощенность лишь компенсация ее реальной скованности.
Хаотичные битвы за женскую плоть отшумели. Мне нужны выверенные победы. Я обдумываю стратегию. Я должен ошеломить ее, подавить ее волю. Я напечатаю один из ее рассказов и сделаю к нему замечания. Она сама просила. Но она не знает что.  Критик я мощный злобный и безжалостный. Я сочинил первые реплики. Я приготовил первую фразу. Эту фразу я произнесу, достав листы с ее повестью, исчирканные помарками и замечаниями. Я произнесу ее, когда мы усядемся и глотнем кофе.
– Ну, – скажу я  – Лаура, как прикажешь тебя раздевать? До гола? Чтоб ты себя ощутила стыдно обнаженной, сидящей в кругу насмешливых людей на стеклянном холодном стуле. Чтоб ты чувствовала себя окруженной толпой глумливых гинекологов и скабрезных зрителей?    Чтоб ты знала, сейчас тебя будут грубо осматривать? Отыскивать все твои ямочки и бугорки. Снизу и сверху со всех сторон. Будут смеяться над тобой.  Касаться жирными незримыми пальцами.
Так раздеть тебя догола или?..
Или бельишко тебя оставить, нафантазировать тебе купальник. Может быть, предпочтешь, чтоб я тебе оставил махровый халат?
Грубая доблесть моих слов должна произвести впечатление. Покровы будут сорваны.
Я люблю тот момент, когда женщина теряет голову и в ней что-то переламывается. И она начинает обдумывать, не решиться ли на более близкую встречу. Я люблю видеть в ее глазах искру азарта. Искру, которая свидетельствует: она фантазирует устраивать выгодную ей ситуацию. Ведь это борьба.
А, впрочем, я уверен в себе. Я, думаю, овладею ей на первом же свидании. В туалетной кабинке. Как ее туда транспортировать? Я схвачу ее за руку. И грубо на глазах у всех почти поволоку за собой. Я порву ее. Это будет не бой быков. Взятие легкого парусника на абордаж.
И если она окажется пустышкой, я ее утоплю.

2,
Робея и жутко комплексуя, собираюсь я на свидание с Пенелопой Лазаревой (романтический псевдоним, ее настоящее нежное имя – Алла). Она сочиняет порнографические романы. Я прочитал один. Я горел со стыда. Мне нужна эта женщина. Но я боюсь женщин. Как хорошо мне делается тогда, когда я знаю, с этой женщиной ничего не может быть. Ни за что. Ни при каких условиях. Я спокоен и красноречив. Я говорю о литературе, о художествах и текущих событиях. Я шучу. Я мил и пленителен. Но стоит только мне заподозрить, что в наших отношениях наступит момент, когда я должен буду действовать решительно. Когда я должен буду схватить… и валить ее… О, меня будто подменяют. Я заикаюсь. Я начинаю трястись со страху. Я никак не могу преодолеть тайный рубеж. Она мне вроде бы показывает: да, я почти согласна, еще немного слов, еще немного мягких прикосновений и переходи в наступление, бери меня. Дави, рви, уничтожь морально и физически. А я сомневаюсь, я мню, а вдруг она шутит. Вдруг она издевается. Вдруг она хочет меня обидеть. Или даже унизить. Недавно совсем я встречался с одной симпатичной татаркой. Мы сидели на скамеечке. Вдруг, мне как раз показалось… Я сказал дрожа:
 - Можно я тебя поцелую?
 – Да вы что, с какой стати и почему на ты? – Мы разве так близко знакомы?!
Я изведал ужас. Вялый, перекошенный, будто с переломанными ногами, с выпитой душой, тщился я завершить наше свидание. А она все издевательски не уходила, и не уходила. А мне хотелось только одного: бежать, спрятаться в темном чулане. Правда, постепенно я развеялся. Компенсаторные функции сознания еще, слава богу, сильны.

Неужели меня опять ждет эта мука. И я решил покориться естественному ходу вещей.  Ведь я знаю, женщина должна быть уверена: это она ищет, соответствует ли ее спутник той ситуации, которую она воображает, что может создавать одним мановением... – Да я, пожалуй, возненавижу их! Они меня путают. Сознание мешается. Не превратится ли чего доброго в маньяка. Зачем такие мысли? А зачем не сказать их, коли они возникают?!

Я живу один. Я высокий статный молодец. Но видимо кто-то ударил по утробе, где я вызревал. И вот я наделенный всеми статями и даже брутальный – я внутренне, как жалкий прозрачный червь. Нет – человек-невидимка. Который никому не нужен, потому что его не видят. Потому что никто не хочет вообразить его существующим. Это я надеваю броню невидимости. И отпугиваю. И вызываю отвращение. Это возникло не сразу. Но и в юности я был так робок с девушками, что даже не смел заметить, какими глазами они на меня смотрят. Постепенно моя робость переросла в манию.
Но что мне делать. Я хочу эту женщину. Я мечтаю о ней, я заснуть не могу. Наверное, мне надо разработать некий план.
Теоретически я знаю, что смогу поступательными действиями расположить ее к себе. Я замечал, что иногда я хороший рассказчик. Я видел, что некоторые женщины начинают испытывать ко мне расположение. Что их глаза светятся.
Я запрограммирую возможность сослаться, что пошутил. Я расскажу какую-нибудь веселую историю. Быть может, она, любимая, желанная, долгожданная, выслушав мою загримированную под милую трепотню исповедь,  мне потом сама подскажет ходы. Или, испытав ко мне доброе чувство, сама возьмет бразды правления. И все пойдет как по маслу. Но до сих пор никогда почему-то не шло. Наверное, я просто не сумею разыграть встречу как шахматную партию. Где-нибудь сорвусь, засомневаюсь и обессилю.
Вот какую историю я придумал рассказать.  Смешную и трогательную вместе. И одновременно являющуюся кодом к моей исстрадавшейся сущности.

Это было, когда я только учился управлять автомобилем (автомобиль эвфемизм женщины). Права получил как-то случайно, чудом, повезло. Страшился езды жутко. Габаритов не чувствовал. Полосы движения не ощущал, был скован и робок. И вот однажды уже поздней осенью мне выпало возвращаться вечером с дачи друзей. Яркий холодный закат освещал Землю. Со мной была попутчица. Я мужественно обещался довести ее. В приборах я не ориентировался. Но друзья мне включили свет. Из курса вождения я знал, что когда едешь по трассе надо включить свет фар. А при приближении встречного автомобиля надо его выключить, чтобы не слепить встречного водителя. И мы поехали. Стемнело неожиданно быстро. Вспомнил я капитанскую дочку. Гринева, занесенного бураном в кайсацких степях – я люблю литературные параллели.
Я дисциплинированно выключал свет при приближении встречных. Но и со светом я почти ничего не видел в темноте. – Странно,  – обратился я к попутчице,  – Вы знаете, у меня большие сомнения, что мне удастся водить автомобиль ночью. – Не знаю, как они ездят. – Я и со светом то ничего не вижу. – А уж без света я совсем боюсь завернуть в  кювет. Попутчица скривилась, видимо, испытав ко мне презрение. Но в данный момент на ее презрение мне было совсем наплевать. Я реально боялся врезаться в столб, неразличенный в полном,.. я повторяю в полном – я ехал как слепой, почти на ощупь – в полном мраке.
И, тем не менее, весь обливаясь холодным потом, как при встрече с желанной, я доехал. Я победил. И только потом разъяснилась загадка автомобильных приборов и освещения пути. Выезжал то я еще в отблесках яркого заката и друзья включили мне габариты. А переменить свет габаритов на ближний или тем более на дальний я не догадался, просто потому что… да, я закомплексован, и вместо того, чтоб искать решение, теряюсь и впадаю в прострацию.
     Ну, ладно я. А что интересно думали водители встречных автомобилей. Их, слава богу, было немного и это меня спасло. – Странно, – наверное, думали, они, – что за опасный тип. – Едет с габаритами!? – А при приближении и их выключает, совсем исчезая из вида??!  Какой-то пьяный пират. Чего он хочет? Почему выключает свет? Воображает себя кораблем призраком? Сумасшедший, явно. Но и сумасшедшего есть же цель. Его цель играть роль. А этот просто хочет сказаться невидимым?

Вот такую историю я придумал рассказать. Я думаю, этой историей мне удастся пробудить живительный огонек интереса ко мне. Пленить ее внимание. Обворожить. Что делать дальше не знаю.

Я буду вести записи. Это последний бой. Это будет хроника пикирующего бомбардировщика. Больше шанса я не возьму.

3,

Я познакомился с писательницей женских иронических рассказов, отчасти, а иногда и жестко эротичных. Я мистик. Наша встреча не случайна. Мне кажется, тут потрудилась душа моей рано умершей жены. Свела нас с небес дав какие-то сигналы. Жена моя была творческий человек. Она тоже сочиняла. Но ничего не записывала. Но она хотела изложить некоторые истории своей жизни. Но увлеченная суетой, так и пропала в суете.
С каким восторгом я слушал ее истории о любовных приключениях. Остроумные, злые, смешные. Они реально с ней происходили. Я хотел, чтоб она их запечатлела. Я ругал ее, я почти проклинал ее лень. И ничего не добился. И она умерла. Теперь мой долг сделать это за нее. Я виновник смерти моей жены. Мнится, я уничтожил ее, как слово. Мне необходимо вспомнить ее тайное имя. Я должен мгновенье за мгновеньем воссоздать ее жизнь. И согреться в костре сотворения. Пускай только смотреть на огонь и утешаться.
Я был недавно на ее могиле. Я склонился, чтобы положить на ее могилу два яблока, красное и зеленое – из нашего сада – нет ли в этом иллюзорном жертвоприношении фрейдовского сигнала – никто не вздохнул, я не ощутил неслышимой речи мертвой, истлевающей в мокрой глине – и все-таки у меня сложилось впечатление, что я дал какую-то нерасторжимую клятву. Сельское пустынное кладбище. Они совершенно одиноки, постояльцы земли. Они невесомы, но они еще существуют. Я понял, что значит глупая и пошлая метафора: слезы потекли жгучими ручьями. Я жалею умершую. Настоящая колдунья. Но в одном из моих миров, где я поселялся жить, она была богиней. А в остальных подрабатывала архитектором. И не только в этом состояло ее назначение. Видя ее, я примирялся с абсурдом. Примирялся ничтожности мира. Я возвращался окольной дорогой. Въехал в город черт знает где. Закружил по улицам. Вдруг понял, что вновь выезжаю из города. Мной овладела паника. Я ощутил себя прозрачным.

А чрез неделю я познакомился с Лолой…!!!

Обстоятельства теперь таковы. Я должен рассказать чужую жизнь и в этом действии я вижу смысл, но не умею сочинять. И вот случай, судьба мне посылает знакомство с писательницей эротических рассказов Лолой Урванцевой (что-то в этом псевдониме болезненное, заманчивое – настоящее: Зоя). И я должен у нее научится. Или заставить ее писать за меня.
Секса с ней я, наверное, не хочу. Я не хочу, чтобы наши отношения перешли в постельные.
Мне нужна только дружба и творчество. Я хочу понять, из какого эмбриона вырастает эротический рассказ, каковы его цель и задача. Как это делается и работает. Каков мотив, в чем результат. Мне никогда не было нужно дополнительное эротическое очарование. Хватало. К чему мне было созерцать неряшливые потуги. Искусственные дилеммы самозваных учителей. Если Лола будет неоткровенна, придется выпытывать. А как. Надо ее расслабить, заколдовать. Надо сделать так, чтобы она стала отзывчивой.
    Я боюсь, мне никогда не понять, в чем глубинная суть эротических произведений. Обращены ли они к неразрушимыми рефлексам организма или воздействуют только на какие-то поверхностные участки сознания. Все это я выясню. О результатах встречи доложу в этом тайном дневнике.

Но вот какой вопрос меня занимает: А вдруг я в нее влюблюсь, вдруг захочу ее целовать. Мять. Давить.
Целовать ее живую и влажную. Касаться ее сонных губ, чтоб тенью пронестись наискосок ее сновиденья. Будить ее на заре, казня ее сон и вбивать язык в ее незримо кровоточащие губы… я кажется, влюбляюсь. Силы жизни еще слишком буйствуют. Организм требует плотской любви.

Врываться в ее розовую плоть?.. вот я уже становлюсь вульгарен. А вдруг я не мистик, вдруг я обыкновенный человек, хотящий земной горячей любви?
Даже этому дневнику я не смею доверить сокровенное. Не смею, потому что пока сам страшусь понять чего же я жажду.