Наслаждение Лжи

НАСЛАЖДЕНИЕ ЛЖИ


Альберт Коучен





Самая сложная наука – это не переставать наслаждаться тем, что у тебя есть
А. Коучен








В одиночестве каждый видит в себе то,
что он есть на самом деле.

Артур Шопенгауэр

ПРЕДИСЛОВИЕ

Отложив эту книгу, вы будете понимать только одно – вы не узнаете, как прошел один из периодов жизни всего лишь одного человека, который ничем не примечателен среди остальных, ничем не выдающийся, не прославившейся, не удививший мир. Этот человек всего-навсего один из нескольких миллиардов, которые в данный момент существуют на нашей планете. И, разумеется, этот человек не будет более примечателен, если принять во внимание, что на нашей планете за всю историю существования человечества людей прожило свою собственную уникальную жизнь более сотни миллиардов. Приведение мной этих чисел необходимо лишь для того, чтобы попытаться хоть как-то донести свои ощущения, которые наверняка приходили в голову каждому. Ощущения относительно того, насколько колоссален и с другой стороны удивителен дисбаланс между неизмеримыми, безгоризонтными массами человеческого сознания и ничтожной, незаметной долей личности конкретного человека на картине человечества, вселенной и, если хотите бытия. Немного поразмыслив и задумавшись, вы могли бы понять, что узнав мир всего одного человека, всего лишь какой-то один из периодов его жизни, вы увидите этот горизонт, а может быть даже и берег. Непомерно сложно увидеть этот берег понимания и всеуслышания. Еще сложнее до него доплыть. И гораздо сложнее удержаться пришвартованным настолько долго, насколько этого было бы достаточно для того, чтобы понять. Зачастую, не осознавая этого, люди прикладывают достаточно много усилий, чтобы увидеть край непомерного острова. Очень часто на горизонте они даже видят то, что можно было бы назвать счастьем и удовлетворением. Но как хотя бы доплыть, хотя бы ступить на него и уверенно почувствовать опору незыблемого и вечного.
Герою этой книги придется увидеть и почувствовать. Ему будет дано насладиться и увидеть этот берег. Он будет вынужден испытать муки совести и сострадания. Он будет поглощен гордыней и тщеславием. Но все, что протечет через его сознание, все, что будет радовать, мучить и удивлять это только его. Это его собственный, никем не рушимый мир, которым он может поделиться с любым человеком на земле. В его власти зажечь маяк на своем острове. Но не в его силах проложить мост через океан обыденности к землям, где этот маяк уже пылает пламенем. И мы попытаемся вместе с ним взглянуть за горизонт и увидеть этот обитаемый остров – остров одного человека.
В некоторые моменты часть из нас проявит, может быть даже к своему удивлению, определенные чувства, которые в голове каждого будут искренни и ярки. Это может быть радость и удивление, гордость и симпатия,  разочарование, и сострадание, злоба и презрение. Но не зависимо от того, по душе или нет будут вам эти чувства, вы осознаете, что вот эти вот сами чувства и есть ни что иное, как остров, к которому вы так долго плыли. Остров, который не раз терзал ваше сознание и приходил во снах. Забравшись на самую высокую мачту, вы сможете его увидеть и самое главное понять. А если вам удастся понять, то в этой жизни вы сможете почувствовать уверенность в том, что найдется человек, который поймет вас. И неважно, что это будет всего-навсего один человек. Его неизмеримый мир сознания сможет разрушить цепи, которые никогда не давали вам возможности освободиться от тяжелого давления самой сути одиночества и напыщенного хохота безысходности.

ГЛАВА 1

Полумрак города охватывал каждое здание улицы и  местами прятался в освещенные пятна витрин магазинов. Изредка проезжавшие машины задавали суетный шорох курортного города. Но осознание того, что в этом городе вообще когда-либо бывают люди приходило только тогда, когда из какой-то забегаловки выходили люди и, не поднимая головы, не спеша садились в такси. Улицу продувал холодный, но, тем не менее, приятно освежающий легкий ветер. Он слегка пронимал свежестью и ударял в нос запахом моря. Генрих спустился вниз по улице, не особо задумываясь о своих желаниях относительно дальнейшего проведения своего личного, пускай и не очень свободного, времени. Он вообще никогда не относился к тем людям, которые могли четко разделить то, что необходимо для их существования и то, что необходимо для их жизни. Ему всегда казалось, что существование порождает жизнь во всех ее проявлениях и зачастую наслаждался обыденностью и постоянством.
Пройдя три квартала, Генрих услышал, как о бетонные плиты пирса разбиваются волны. Этот звук сопровождался масштабным, но не очень сильным шумом всей громады морской массы. Прошагав еще несколько метров, он оказался под рассеянным светом фонаря, освещавшего центральный вход местной достопримечательности – картинной галереи одного из известнейших художников маринистов.
- Уже столько времени здесь и еще ни разу не побывал. – подумал Генрих и попытался достать записную книжку, чтобы зафиксировать напоминание. Но его измотанное состояние и желание покоя вынудили лень позаботиться о том, чтобы кисти остались в карманах куртки, которые были нагреты теплом тела.
Не останавливаясь ни на секунду, но, не отворачивая головы от рекламной вывески галереи, Генрих, немного ускорившись, прошел в сторону, откуда доносился звук плещущейся воды. Через несколько мгновений он оказался на набережной. Улица была вымощена камнями и простиралась на несколько десятков метров вдоль линии прибоя. Частыми рядами с обеих сторон улицы торчали ночные фонари, освещавшие улицу тусклым и в какой-то мере умиротворяющим светом. Со стороны моря дул довольно холодный морской ветер. Генрих подошел к перилам, разделяющим пляжную и прогулочную зоны. С облегчением он погрузил локти своих рук на металлические конструкции и переложил часть массы своего уставшего тела вперед. Задрав голову вверх, он почувствовал ощутимую мышечную боль в области шеи и  несколькими небольшими движениями размял её.
- Некоторые звёзды, которые я вижу… Их нет ... – проговорил про себя Генрих, глядя на небо и вспоминая, как в детстве он удивленно трепетал во время увлекательных рассказов своего отца об астрономии и физике, сидя на балконе родительской квартиры.
Почувствовав легкую, но не особо беспокоящую нервозность, Генрих расстегнул куртку и достал пачку сигарет из внутреннего кармана.
- Зачем они всё это пишут?! – Подумал Генрих, глядя на мрачную надпись на пачке, пропагандирующую здоровый образ жизни. - Если бы это было так легко, то я бы уже давно бросил! Хотя … кого я обманываю…
Мысленно поругав производителей и самого себя, он достал сигарету, поджег ее кончик зажигалкой, которая была там же в пачке, и с жадностью затянул струю дыма. Уже после второй затяжки он почувствовал спад напряжения и легкое покалывание внутри головы. Сделав еще две затяжки, Генрих посмотрел на столб фонаря, который возвышался над ним и был расположен на расстоянии полуметра от его временного пристанища
- Да. Именно здесь. Забавно. – Проскочило в его мыслях. – Какая же ты на ней все-таки милая. – Догнал приятной мыслью свое удивление Генрих и мысленно поставил перед собой ту самую фотографию.
- Мы выглядим здесь такими счастливыми. Стоп. А почему выглядим? Мы и есть здесь счастливые. В эти моменты думаешь о том, что есть вещи незыблемые и вечные. Есть вещи, которые доставляют столько удовольствия, что ты думаешь о том, что даже если бы сейчас что-то произошло и кого-то из нас не стало, то не было бы ни горечи ни страданий. Потому, что вот он. Вот тот самый момент, ради которого нужно было родиться и прожить всю жизнь. А может это не он? Может то, ради чего я живу, впереди? Может быть то, ради чего я хватаю эту жизнь за жабры, случится совсем скоро? А может мне и не надо ничего ждать…
Окончательно запутавшись в мыслях, Генрих сделал последнюю затяжку и бросил окурок в песок.
- В любом случае это рано или поздно произойдет, ведь у меня есть ты. – уже с более оптимистичным настроем одернул себя Генрих и, немного приподняв голову, выйдя с набережной, скорым шагом пошел вверх по улице.
Немного замедляя шаг, он дошел до главной улицы города и свернул в сторону отеля. Через несколько секунд он был перед центральным входом и нажал на кнопку домофона, который был хорошо освещен и сопровождался камерой. Через пару мгновений раздался щелчок электронного дверного замка, и Генрих прошел в дверь, за которой было тепло и приятно.
- Добрый вечер. – Сонным голосом пробормотала работница отеля, молча передав ему ключ от номера, который был оснащен деревянным увесистым набалдашником с цифрами. – Мистер Беккер, бронь для Мисс Кетчер еще в силе?
- Добрый. Да, конечно. Она будет сегодня вечером.– пытаясь не особо шуметь, ответил Генрих и взял переданный ему ключ.
Открыв замок, он зашел в номер и закрыл за собой дверь. Комната в этот день была очень холодной.
- Забыла закрыть окно. – не зло подумал он о сотруднице сервиса и, приподняв жалюзи, захлопнул форточку.
Спустя несколько минут Генрих в набедренной повязке из махрового полотенца, уже лежал в кровати и одним глазом нехотя смотрел в телевизор, по которому транслировали какой-то старый отечественный фильм. Перед глазами всё еще стояла та фотография, которая расплывалась в сознании до тех пор, пока он окончательно не заснул.

ГЛАВА 2

Ранним утром загремел оглушающий сигнал телефона. Генрих вскочил с кровати и схватился за трубку, которая лежала на столе и медленно перемещалась под силой виброзвонка. На экране телефона высвечивался неизвестный номер. 
- Да! – хриплым и заспанным рыком неохотно прогрохотал он.
В ту же секунду, в трубке зазвенел тонкий торопливый женский голос, который насквозь пронзал слух:
- Доброе утро Генрих, это Юлиана. Я не могу свести баланс, а отчет мне просто необходимо закончить до обеда, иначе шеф обещал мне, что я не снесу головы.
Генрих поднял глаза на часы, которые стояли на столе и довольно суетно передвигали секундную стрелку на циферблате.
- Черт побери!  Десять утра. Я проспал. – про себя затревожился Генрих и уже более спешно и ясно проговорил в трубку:
- Окей. Буду через сорок минут.
Он положил трубку и на пару минут погрузил себя в кресло, которое стояло в углу номера. За окном ярко светило солнце и через щели в жалюзи тонкими струями света нагло пробиралось в комнату. На столе стояла откупоренная бутылка местного коньяка. Генрих купил её два дня назад в магазине, который располагался на первом этаже соседнего здания. Тонкая полоска солнечного света насквозь пронизывала стекло и, рассеиваясь, растворялась в благородном бархатно коричневом цвете напитка, освещая его целиком и придавая золотистый оттенок.
Спустя пятнадцать минут, Генрих уже шагал вверх по улице в направлении конторы, размышляя о планах на сегодняшний рабочий день, а также о том, что будет сегодня после работы.
- Сегодня приезжает Эрика. – незаметно, улыбнувшись, сказал про себя Генрих. – Если бы ты знала, как мне тебя не хватает, милая. Каждый вечер и каждое утро я прижимаюсь к подушке и внимаю аромату, который остался после тебя. Кажется, что в мире нет ничего лучше этого запаха. Запаха тебя.
Генрих не раз вспоминал дни, когда они с Эрикой были вместе. Дни, когда они наслаждались друг другом и все равно хотели большего. Но те воспоминания недавно прошедших дней, которые приходили в его голову сейчас заставляли немного чаще пульсировать вены и слегка покалывали вески. Он всегда старался оградить всех без исключения людей от своих ощущений. Влияние людей и их действия заставляли его прятать глубоко в душу любые ощущения, которые касались переживаний – хороших или плохих. Люди заставляли его много и много раз произносить фразу, которую он сам ненавидел. Фразу, которая все больше тяготила его сознание: «Хотите, чтобы я был таким? Я буду таким!». Эту фразу Генрих повторял раз за разом, и в скором времени он понял для себя, что говорить теперь ничего не нужно. Не нужно больше искать себе оправдания и убеждать себя самого. Теперь он понял, что «он стал таким». Та ложь, которая проповедовалась людьми и всем обществом в целом перестала давить на него и заставила избавиться от ненависти. Теперь уже Генрих не понимал, что эти слова настолько сильно закрались в глубину его непроницаемого сознания, что ложь относительно сути именного его самого теперь в состоянии вольным и вальяжным шагом прогуливаться взад и вперед тогда, когда ей заблагорассудится. Она может уйти, а может остаться. Может теребить оголенный нерв, а может залечь на дно. Но, увы! Подкрепляемая общественным порицанием личности она будоражит, играет и смеется.

ГЛАВА 3

День тянулся медленно и томно. Солнце как будто стояло на месте и только лишь густые ватные облака с легким абрикосовым оттенком все быстрее и быстрее уплывали за горизонт, выстраиваясь в неожиданные и забавные фигуры.  Генрих сидел за столом и, молча, смотрел в экран монитора. Один раз в две-три минуты в комнате раздавался звонок внутреннего корпоративного телефона, которому удавалось совершить не более одного сигнала, прежде чем человек, сидящий рядом, не хватал трубку и не приставлял ее к своему уху. Комната была наполнена не громким, но утомляющим гулом, который не давал сосредоточиться Генриху. Этот гул мурашками пробегался по затылочной части его головы и еле ощутимо, как ему казалось,  закладывал уши. В один из моментов прозвенел телефон Генриха, который, не отставая от коллег, мгновенно схватился за трубку:
- Беккер. – уверенным голосом выпалил он в трубку.
- Генрих, здравствуйте. Это Люси. Я должна Вам напомнить, что сегодня в три часа состоится совещание управляющего комитета. – спокойно, как будто с бумаги, проговорила Люси.
- Да. Спасибо. Я помню. Еще в среду я получил рассылку по почте.
- Отлично. Всех собирают в конференц-зале на первом этаже. В районе отдела лабораторных исследований.
- Да, Люси. Я знаю, где это. Я буду. – слегка улыбнувшись, сказал Генрих и положил трубку.
Генрих был человеком педантичным и обязательным. Наверно отчасти именно поэтому однажды в кармане его пиджака раздался телефонный звонок сотового телефона. Именно после этого звонка в его жизни произошли перемены, которые ощутимо повернули его жизненный путь. Все те годы жизни, которые протекали до его переезда, были как будто по сценарию. Сценарию фильма, у которого нет развязки. Фильма, который забывается уже через час после его просмотра. Остается только лишь солоноватый привкус попкорна с беконом.  Его радовал родительский дом, его радовала работа, которая предвещала успешную карьеру, его радовали друзья, которые могли услышать, понять и рассмешить, его радовали все те девушки Гёрлица, которыми он был увлечен в той или иной мере, его радовал ирландский паб «Шемрок», в который, чтобы попасть, достаточно было выйти из дома и повернуть за угол. В этом пабе произошло немало событий, которые приятными воспоминаниями разгуливали в голове Генриха. Все это радовало его и приносило немало удовольствия. Но помимо этой радости и удовольствия он видел забор – стальной и прочный. Этот забор проходил по всему периметру его сознания. По всему периметру поля, на котором игриво барахтались его желания. Этот забор был настолько высок, что ему никогда не удавалось увидеть то, что находится за его пределами. И изо дня в день этот забор все больше и больше сужал кольцо и закрывал небо. Этот звонок дал Генриху возможность вырастить самое высокое дерево в саду его существования, вскарабкаться и увидеть то, что находится за пределами. Он не увидел ничего: ни горизонта, ни острова. Но та тягость незнания и непонимания не давала ему покоя и затуманивала все те радости, которыми он наслаждался в своей жизни. Все те радости, которые умиротворяли и тешили его. Он сделал шаг. Всего один шаг и перескочил в то невиданное, о котором он не знал ничего.
Генрих работал в конторе уже два года. Его небольшая, но ухоженная нью-йоркская квартира была скромно обставлена классической мебелью и не содержала в себе никаких излишков. В ней было только всё самое необходимое: письменный стол, за которым он проводил основную массу своего свободного времени, кресло в которое он падал каждый раз, когда приходил домой, неважно в каком настроении он был и какая на его плечах была усталость, пара шкафов для костюмов с рубашками и зимней одежды, невысокая тумба, в которой была расставлена вычищенная до блеска обувь и двуспальная кровать, на которой было гладко расправлено шелковое оливковое белье. 
Эти два года были временем новых открытий, новых надежд и новых желаний.  Все это было новым и доставляло радость и удовлетворение Генриху. Но из головы никак не уходили мысли. Мысли о том, что ничего не поменялось. Все, как и раньше. Генрих сидел вечерами в своем кресле, глядя в окно, и думал о том, сделал ли он на самом деле тот переломный шаг. Он думал о том, что возможно он ошибся, и ничего за этим забором на самом деле нет. Может там просто пустота и ничего более.
Эти мысли не давали покоя Генриху на протяжении всего времени, после того, как он переехал в Нью-Йорк. И даже тогда, когда ему довольно часто по делам работы приходилось летать в Глендейл, который, иногда кажется, заставляет позабыть обо всем на свете и обволакивает чудноватой атмосферой обитания саентологов. Даже тогда неуютное состояние не покидало его.   
Эти мысли не давали ему покоя. Эти мысли не давали ему покоя до тех пор, пока он не встретил Эрику.
Часы, висевшие на стене, отстукивали секунды. Время было без четверти три. Генрих выключил компьютер и разложил в нужном порядке подготовленные демонстрационные листы бумаги со сводной информацией о работе склада. Через десять минут он уже сидел в одном из кресел конференц-зала, который немного напоминал комнату для временного содержания задержанных в полицейском участке. Комната была огромной и практически пустой. Посреди комнаты стоял большой прямоугольный стол из темного дерева, обставленный со всех сторон кожаными вращающимися светло-коричневыми креслами. На одной из стен в разложенном состоянии висел экран для изображения от проектора. Немного выше экрана висели часы и показывали Глендейлское время. Комната быстро наполнялась людьми, и в воздухе появлялся протяжный беспокойный гул голосов.
- Господа, я хочу, чтобы мы потратили на это сегодня не более двадцати минут. Нас с Харисоном уже ждет машина в аэропорт. – выпалил Стивенсон, не останавливаясь, быстрым шагом проходя в комнату и усаживаясь в одно из оставшихся свободных кресел.
- На текущий момент наша компания нуждается в перераспределении инвестиций в виду запланированного строительства одного из наших заводов на территории Кореи. – незамедлительно продолжил он – Данное обстоятельство вынуждает нас сократить затраты на уже имеющиеся открытые проекты, а также активизироваться в направлении оптимизации внутренних процессов. К среде я жду от вас финансовые планы по каждому из проектов.
Все участники собрания сидели в креслах, немного припустив голову и фиксируя заметки в своих органайзерах.
- Сэр, я готов внести ряд предложений уже сейчас. – не очень громким, но уверенным голосом как будто продолжил его речь Генрих.
- Беккер, я же вроде ясно выразился, что эту информацию я жду к среде.
- Да, сэр, я это слышал, но по моим расчетам, если мы не будем ждать еще пять дней и выполним ряд действий уже сейчас, то это позволит компании сэкономить около десяти процентов месячного оборота за месяц.
- Хм… Продолжайте. – протянул, Стивенсон.
Генрих раскрыл папку с бумагами и через несколько секунд подготовленные листы с диаграммами уже были развешаны на планшете.
- Как заметно из сводов вот здесь, здесь и здесь, затраты на транспортировку являются одними из самых весомых в себестоимости нашей продукции. Мы должны начать консолидировать информацию и передавать на заводы производители уже общую потребность в продукции. Это позволит более качественно сортировать продукцию для распределения по всему миру. Помимо этого уже сам по себе будет оптимизирован процесс переналадки производственных мощностей. Затраты на переналадку также отъедают весомый кусок пирога общей суммы затрат. По моим расчетам (Генрих указывал на диаграмму в виде торта, который был разделен на несколько секторов), если мы сегодня дадим указание консолидировать информацию по потребности, то к следующей пятнице получим суммарную экономию в три процента, что выливается по плановым расчетам вот в такую сумму. – закончил свою речь Генрих и направил кончик карандаша, который держал в руках, в сторону жирных цифр, заметно выделяющихся на одном из рисунков.
Комната заполнилась жужжащим, напряженным молчанием. Механические часы на стене отстукивали ритм, и было такое ощущение, что секундная стрелка двигалась в обратном направлении. Синхронно ритму часов в левой руке Стивенсона по оси переваливался его сотовый, слегка ударяясь о поверхность стола и издавая глухой стук.
Генрих стоял возле планшета и крутил в руках карандаш.
- Да, Пол. Скажи еще раз, что нам следует подождать до среды. – мысленно произнес Генрих и разрез его глаз стал немного меньше, выдавая не всем заметную улыбку.
Тишину прервал жужжащий звук виброзвонка телефона одного из присутствующих.
Да. – ответил в трубку тихий, но очень сочный бас Харисона, который сидел в кресле возле самого входа. – Мы спустимся через пять минут.
- Браво, Беккер. – окончательно сломал тишину Стивенсон – Люси, оформи приказ по схеме консолидации и опубликуй его в течение часа. Текст этого приказа согласуй с мистером Беккером.
- Да, мистер Стивенсон. – кивнула Люси и сделала несколько заметок у себя в блокноте.
- Есть ли у кого-то еще вопросы?. – подымаясь из кресла, обратился ко всем присутствующим Стивенсон.
- Нет, сэр… нет , сэр…. – прозвучали негромкие голоса участников, которые заглушались звуком отодвигающихся изо стола кресел.
- Беккер, проводите нас с Харисоном до машины, - одернул Стивенсон Генриха, который уже снимал рисунки с планшета и упаковывал их в папку.
- Да, сэр. Конечно. – кивнул Генрих и, сложив в стопку бумаги, проследовал за Стивенсоном..
Генрих, Стивенсон и Харисон стояли втроем у центрального входа «Передайз Кволити». Рядом был заведенный Линкольн, из выхлопной трубы которого вырывался ярко белый дым.
- Как вы узнали? – прикуривая сигарету, со стиснутыми губами пробормотал Стивенсон.
- Как я узнал что, сэр? – с заметным удивлением выдавил в ответ Генрих.
- Беккер, не валяйте дурака. Как вы узнали, что речь будет именно об этом?
- Сэр, это было несложно. Уже на протяжении двух дней ко мне обращаются специалисты из департамента финансов с проблемой следующего характера: для погашения задолженности перед внутренними поставщиками используются оффшорные счета. Так вот часть из этих счетов, основная часть, была заблокирована их владельцами. Из этого следует очевидный вывод - компания намеренно сокращает излишний отток средств на период оптимизации системы финансовой и системы в целом.
Стивенсон сморщил лицо, скрывая улыбку.
- Разумеется, мне следовало бы выдвинуть озвученное мной предложение сразу же после возникновения моих догадок, но мне потребовался один день на подтверждение данной информации и один день на сбор, анализ и оформление данных. Я думаю, что это было разумным решением опираться только на проверенные факты и демонстрировать только информативные показатели.
Стивенсон, посмотрел на Харисона, после чего метким броском отправил окурок в контейнер, который стоял в полутора метрах от него.
- Отлично, Генрих. Хорошая работа. – снова заговорил Стивенсон. – Знаете что? Сделаем так. Я жду вас в «Передайз Кволити» в Нью-Йорке в следующий четверг. Есть ряд вопросов, касающихся наших затрат, которые нуждаются в анализе и проработке. Вам нужно будет произвести этот анализ и выдвинуть предложения. Все необходимые ресурсы в Вашем распоряжении. Время встречи согласуйте с моим референтом. Стивенсон приподнял воротник своего пальто и протянул руку Генриху.
- Да, сэр. Я понял. – кивнул Генрих и пожал руку Стивенсона, которая была в мягкой кожаной перчатке из лайки.
- Хороша работа. – улыбнувшись, зычным голосом пробасил Харисон, пожал руку и они оба сели в машину, которая уже была освещена габаритными огнями.

ГЛАВА 4

Дорога была хорошо освещена уличными фонарями с лампами дневного света. Они стояли не очень часто, но казалось, что на улице настолько светло, что осознание позднего времени приходило только после того, как Генрих поглядывал вверх. Сквозь яркий свет на дороге просматривалась бесконечная темнота тусклого затуманенного неба. Картину окружающего меняли только изредка проезжавшие встречные машины. Дорога была гладкой и сухой. Местами машина Генриха ощущала на себе гул рельефных пешеходных переходов, придавая приятное дребезжание.
- О, Эрика мне кажется, что эта дорога никогда не закончится. Мне кажется, что я убуду ехать к тебе вечно. Как же мне хочется скорее тебя увидеть. Как же мне хочется скорее тебя обнять. Как же мне хочется скорее тебя поцеловать и ощутить сладкий привкус твоих больших мягких губ.
Руки Генриха, которые промерзли на холоде после принятого душа, лежали на руле и грелись теплым воздухом, который бесшумно вырывался из решетчатых отверстий  консоли. Из динамиков доносились приятные звуки джазового исполнения Даяны Кролл. Генрих был спокоен и расслаблен. Одни лишь мысли о скорой встрече с Эрикой задавали еле ощутимое беспокойство и время от времени пропускали приятные мурашки по спине.
- Беккер. – спокойным тихим голосом ответил Генрих, после того, как музыку приглушил сигнал сотового в машине.
- Геккер!… Алло! … Алло! … Геккер!... Ты где? Геккер!.-.. зашумел голос в динамиках. – Геккер, это Сэм! Алло! … Сэм без остановки тараторил, обращаясь то к Генриху, то к кому-то еще, кто был рядом с ним.
- Сэм, я тебя замечательно слышу. Я здесь. – широко улыбнувшись попытался перебить его Генрих.
Сэм, еще с колледжа стал называть его Геккер после того, как на лекциях по праву профессор, который был родом из Франции, никак не мог начать правильно произносить его фамилию. Сначала это было на уровне шутки, но теперь для Сэма Генрих Беккер был просто Геккером.
- О! Геккер! Наконец-то. Ты где? У нас здесь три цыпочки, которые хотят покинуть это злачное место и найти что-то поспокойней. И наш уже в стельку пьяный Джек говорит, что ни тронется с места, пока не приедешь ты. Геккер, приезжай. Мы в Риве.
- Сэм остановись. Не шуми. Я сейчас в другом штате. – засмеялся Генрих. – Я сейчас еду на вокзал, чтобы встретить Эрику.
- Эх, черт побери …Геккер, я тебя понял… Ок. Не скучай там. – громко ответил Сэм.
- Джек, он сейчас в другом штате. Нам придется идти вдвоем. Как… как…Так вдвоем. Очнись Джек! Джек не спать, на спать!!! – кричал Сэм, видимо забыв выключить телефон. Генрих прервал связь, и в динамиках машины снова зазвучала приятная джазовая мелодия.
Генрих любил проводить время с Сэмом и Джеком. Они всегда могли рассмешить его, а он мог рассмешить их. Во времена колледжа они частенько утраивали вечеринки в общежитии, на которых было шумно и весело. Не раз они развлекали себя отдыхом, колеся по Европе, знакомясь с молоденькими девочками, и выпивая, по пять литров баварского пива, за вечер. Они могли просидеть всю ночь, играя в покер по центу. Они могли сорваться ночью и поехать в соседний город, не особо понимая на следующее утро, в каком городе они находятся, и, не понимая, кто это рядом лежит в кровати, запутавшись в длинных растрепанных волосах. Они могли ворваться в ночной магазинчик и забросать его развернутой туалетной бумагой. Все это было. Было в прошлом. Было тогда, когда они только начинали познавать мир природной эйфории и безудержности. Но даже сейчас, даже тогда, когда они уже были достаточно взрослыми, умными и опытными молодыми людьми. Даже уже в этот период их жизни они могли бесконечно долго проводить время вместе. Даже не смотря на то, что Сэм никак не хотел отпускать свои прошедшие годы и никак не хотел остепениться. Даже не смотря на это, они втроем могли говорить часами. Они были интересны друг другу. Они были всегда новы друг для друга. Сейчас они уже не могли себе позволить часто встречаться. Все трое были вынуждены проводить достаточно много времени в разъездах. Но, даже не смотря на это, они оставались лучшими друзьями и с огромным удовольствием делились друг с другом чуть ли не самыми сокровенными мыслями.
Спустя двадцать минут Генрих был на платформе и мелкими шагами переваливался в направлении прибытия экспресса. Судя по часам, которые висели на столбах через каждые пятьдесят метров, поезд должен был прибыть через десять минут.
- Черт возьми … Как долго тянется время… - бормотал про себя Генрих. – До чего же удивительно. На сколько быстро иногда пролетает время. И на сколько медленно оно иногда тянется. Зачастую мне кажется, что в течение дня я не успеваю ничего. Абсолютно ничего. Хотя с другой стороны я своевременно выполняю всю свою работу, и на самом деле проходит целый рабочий день. Но с другой стороны, когда нет клиентов, и я провожу свой рабочий день в наведении порядка в документах, тогда день проходит мучительно медленно, нехотя еле-еле протягивая минутную стрелку часов. В этот момент ты начинаешь ёрзать в кресле и пытаться придумать себе более полезное занятие. Уже не говорю о времени, которое мы проводим вместе с Эрикой. Просыпаясь ночью, я могу посмотреть на нее и прикрыть задранное одеяло. Я могу смотреть на нее мгновение, а на самом деле проходит четверть часа. Почему же это самое время так несправедливо с нашими желаниями, чувствами и эмоциями?..  Ложные ощущения заставляют нас думать о том. что  время играет с нами. Оно дает нам свежий, сочный стейк из парной телятины, который испускает легкий дымок и манит приятным аппетитным ароматом. Но дает оно его только лишь для того, чтобы мы его увидели. Увидели, какой он безупречный и совершенный. Но как только мы делаем разрез, чтобы насладиться совершенным вкусом, этот стейк расплывается перед глазами в еле заметную дымку, оставаясь только в воспоминаниях.
Размышления Генриха прервало громкое шипение уже приблизившегося поезда. Вагоны один за другим проносились перед глазами, выставляя на показ людей в окнах, которые суетно вставали и одевали верхнюю одежду.
Генрих скорым шагом направился в сторону вагона, в котором должна была ехать Эрика. Поезд остановился, и люди неспешно начали покидать вагоны, прощаясь со стюардами, которые в ответ награждали пассажиров широкими улыбками. Казалось, что время замедлилось еще сильнее, но через несколько секунд перед глазами Генриха предстало то, чего он ждал так сильно и так, как ему казалось, долго. Эрика выходила из вагона, держа в руках небольшую женскую дорожную сумку, которая сопровождала ее во всех поездках. На ней было коротенькое черное пальтишко из кашемира с большим капюшоном, и увенчанным по краю песцовым мехом. Из глубины капюшона пробивались упругие локоны светлых волос. Покинув вагон, Эрика мелкими быстрыми шажками застучала каблуками по платформе, которая была вымощена плиткой кирпичного цвета.
- Рика! – окликнул Генрих, зашагав в ее сторону.
Опуская капюшон, Эрика обернулась. На ее лице светилась улыбка, которая излучала нескрываемую радость и ребячий восторг. Улыбка, ради которой хочется жить. Улыбка, которая уже после первого раза, когда ее увидишь, до конца дней не уходит из памяти. Улыбка искренняя и живая. Улыбка удовольствия и счастья.
- Родная! Ради тебя я готов жить и ради тебя я готов умереть. – улыбнувшись сказал про себя Генрих и приблизился к Эрике.
- О, Милый, как я по тебе соскучилась. – почти шепотом произнесла Эрика. Она обхватила Генриха руками за шею и, прижимаясь всем телом, положила голову на его грудь. Генрих стиснул Эрику в объятиях, крепко сжимая плечи.
- Я по тебе тоже, любимая! - немного наклонив голову, прошептал Генрих. – Мне кажется, что мы не виделись, целую вечность.
Эрика приподняла голову, посмотрела в глаза Генриху и улыбнулась.
- Милый,  мне показалось, что еще больше!
- Ты права. – улыбнувшись в ответ произнес Генрих.
Простояв так еще несколько минут, держась за руки, они пошли в сторону стоянки, где Генрих припарковал свою машину.

 ГЛАВА 5

Генрих и Эрика ехали в машине по пустынной дороге. Негромко играла все та же приятная музыка. Эрика сидела на переднем сидении, на пол оборота повернувшись к Генриху. Она неустанно рассказывала обо всем том, что у нее происходило за последние несколько дней, а Генрих, молча, не скрывая улыбки, следил за дорогой, изредка поворачивая голову и любуясь ангельским взглядом Эрики и ее стрекочущими пухлыми губами.
- Как хорошо, что ты рядом. – заговорил про себя Генрих, пропуская смысл всего, что говорила Эрика. - Иногда мне кажется, что для меня достаточно просто осознавать, что ты есть. Просто понимать, что ты есть, не важно, где. Понимать что ты счастлива. Но когда я вижу и слышу тебя, я не могу представить свою жизнь без этого. Иногда моя меркантильность и эгоизм вынуждают меня все больше и больше наслаждаться тобой, видеть тебя, слышать, ощущать твой запах. Иногда мне кажется, что я сделаю все для того, чтобы мне не пришлось ни с кем делиться тобой. Ни с друзьями, ни с родными, ни с коллегами, ни с кем бы то ни было. Мне хочется использовать каждое мгновение своей жизни, чтобы чувствовать и ощущать тебя. Эрика, я готов на тебя на все, только будь рядом.
Эрика гладила выбритую щеку Генриха, с детским трепетом продолжая свой рассказ.
Генрих заглушил машину, которую он припарковал на стоянке отела, и они с Эрикой, держась за руки,  проследовали в сторону администрации. На отельных часах было двенадцать ночи.
- Доброй ночи! Мистер Беккер, Вы как всегда не спите? – с приятной улыбкой поприветствовалась работница отеля. Этой ночью дежурила Бетти – молоденькая девушка лет двадцати двух. На ней были черная юбка в обтяжку из толстой ткани и идеально выглаженная белоснежно белая рубашка.
- Доброй… Доброй ночи… – поприветсвовали Генрих и Эрика в ответ. – Бекки, мисс Кетчер сегодня остановится у меня. Но бронь будьте добры еще придержите на пару дней.
- Разумеется, мистер Беккер. Как всегда!. – не переставая улыбаться, ответила Бетти
Генрих немного подался вперед, отодвинул рекламные проспекты со стойки администрации и облокотился на свободное место.
- И еще … Нам бы не хотелось, чтобы то, о чем мы с вами договорились, не особо афишировалось. Я надеюсь, Вы меня понимаете, Бетти? - приглушенно сказал Генрих, немного прищурив глаза, и протянул сложенную вчетверо купюру, зажатую между указательным и средним пальцем.
- Я все поняла, мистер Беккер. За это можете не волноваться. – ответила Бетти и ловким движением спрятала купюру у себя в маленьком кулачке.
Эрика стояла рядом с Генрихом и гладила его по спине, запустив свою руку под уже расстегнутое пальто. Ее голова лежала на плече Генриха, и заметно уставший взгляд перескакивал то на него, то на Бетти.
- Будьте добры ключ от номера и, пожалуйста, распорядитесь, чтобы сейчас нам доставили бутылку сухого белого вина и что-то перекусить. - уже более звучно сказал Генрих и отодвинулся от стойки.
- Да, мистер Беккер. – не менее звучно ответила Бетти, одной рукой протягивая ключ, а другой набирая телефон сервиса.
- Благодарю Вас!
Генрих и Эрика последовали в номер и через пару минут уже открывали тяжелую дубовую дверь.
Эрика юркнула в расстегнутое пальто Генриха и загородила собой дверной замок. Она крепко обхватила руками его шею и жадно впилась в него своими пухлыми, влажными и теплыми губами.
- О, Герри! Как же я тебя люблю! Как сильно я тебя люблю! – еле слышным голосом, прищурив глаза, промолвила Эрика, пытаясь еще больше добавить силы своим объятиям.
Генрих не раз в своей жизни слышал от девушек и женщин подобные слова. Но те слова, которые произносила Эрика, насквозь пронзали сознание Генриха и терпкими, сладкими каплями стекали где-то внутри в область груди. Он думал о том, что вот оно, то самое счастье, о котором пишут романы и слагают стихи. Вот те самые мгновения, о которых мечтает каждый человек. Это те самые мгновения, за которые благодарят судьбу, когда приобретают, и о которых жалеют, когда их теряют. Жалеют потому, что не могут смириться с несправедливостью времени. Когда люди их лишаются, порой каждый думает о том, что лучше бы их и не было вовсе. В такие моменты возникают ощущения, что судьбе нравится играть с нами и время от времени то награждать, то отнимать самое сокровенное.
Генрих и Эрика, прижимаясь телами и впиваясь губами в друг к другу, перебирались по номеру неуклюжей походкой, жадно срывая одежду и бросая ее себе под ноги. Посреди комнаты располагался низкий стеклянный столик, на котором уже стояла откупоренная бутылка сухого белого вина, два хрустальных бокала, корзинка с фруктами и большая прозрачная тарелка, плотно уложенная канапе и ролами. Там же стояло несколько недавно зажженных свечей, которые освещали весь натюрморт и окрашивали стены и потолок комнаты в темно-апельсиновый цвет. В воздухе стоял запах хорошего парфюма, которым в отеле было принято освежать комнаты. Генрих подхватил Эрику на руки и через несколько секунд они оба были под легким ситцевым одеялом на широкой упругой кровати. Они придавались любви и страсти. Они жадно брали и бескорыстно отдавали. Они были только друг для друга, и казалось, что весь мир остановился, намертво заглушив едкий запах зависти, эгоизма и похоти, от которых так мучается каждый человек и весь мир в целом.
ГЛАВА 6

За окном дул теплый весенний ветер, и стволы высоких деревьев медленно качались из стороны в сторону, добавляя шуму улицы шорох свежих листьев. Окно в комнату было приоткрыто, и в комнату доносился естественный гул большого города. Небо было затянуто облаками, которые собирали прохладу и нагнетали дождь. Генрих и Эрика лежали на кровати, держась за руки, которые были переплетены пальцами.
- Герри, мне тебя не хватает. – обратилась Эрика к Генриху, перекинувшись на бок в сторону его сторону.
- Милая, я рядом. – спокойным голосом, не поворачивая головы сказал в ответ Генрих.
- Герри, ты меня не понял. Мне тебя не хватает. Мы практически все время вместе, но мне тебя не хватает. Ты как будто отдаляешься от меня. Иногда мне кажется, что  рядом не ты. Рядом кто-то другой. Ты держишь меня за руку, но я не ощущаю, что ты близко.
- Родная, что ты имеешь в виду. Я ведь всегда рядом. Ты можешь видеть меня, а я могу видеть тебя. Ты можешь слышать меня, а я тебя. Мы можем прикасаться друг другу и ощущать запах. – Повернувшись лицом к Эрике более причастным взглядом и голосом проговорил Генрих
- Да – это так. Но Герри … Мне сложно выразить то, что я чувствую, но меня это все больше тревожит. – ответила Эрика, забирая свою руку и вставая с кровати.
Эрика затянула пояс своего шелкового легкого халатика, который они с Генрихом купили неделю назад, и подошла к приоткрытому окну. Рама была на все стену, от потолка до пола. Ее силуэт женственной фигуры на фоне далеко стоящего кирпичного здания выдавал некую опустошенность и грусть.
- Рика, я думаю - я понимаю, что ты имеешь в виду, но пока не знаю как это исправить. – не вставая с кровати, с не очень уверенным и опечаленным голосом,  сказал Генрих.
- О, любимая. Если бы я только знал, как тебе помочь. Если бы я только понимал, как помочь нам. – перевернувшись на спину перекладывал в голове мысли Генрих. – Мне самому иногда кажется, что в нашей с тобой жизни произошли некоторые перемены. Тот запал и страсть, которыми мы наслаждались два года назад, медленно, но ощутимо уходит на нет. Вся та влюбленность, которая была, она не иссякла, но приобрела несколько другие краски. Но, тем не менее, наша с тобой любовь держит нас рядом и заставляет радоваться жизни. Я думаю о том, что эту любовь нужно просто чем-то подпитывать. Это чувство необходимо кормить, как маленького младенца, капризного и беспокойного. Все события, происходящие вокруг нас, как сок лайма, только возбуждают аппетит и не придают никакого насыщения. Все, что происходит вокруг нас, заставляет думать о несовершенстве и неполноте наших чувств. Мне зачастую кажется, что судьба нарочно затягивает пучину на нашем пути своими пиявками жадности, зависти и попугайства. Но я уверен, что нам с тобой удастся выбраться из нее и ощутить все прелесть солнечного света и свежего воздуха. Эрика … я сделаю все для этого. Я сделаю так, чтобы мы были счастливы всегда
Генрих спешно поднялся с кровати и подошел к рабочему столу, на котором стоял компьютер и были разложены документы. На краю стола стоял маленький декоративный подсвечник из пластика. Генрих взял его в руки и оторвал небольшой искусственный цветок, который был прикреплен к пластмассовому каркасу. Этот путь из пяти метров, который был проложен к Эрике, вернул те ощущения, которые не так давно радовали Генриха.  Те ощущения восторга и жажды, которые вынуждали его просыпаться ночью и просто любоваться спящим ангельским созданием. Он снова ощутил трепет и приятную эйфорию нового и долгожданного. Генрих подошел к Эрике, которая стояла у окна, скрестив руки на груди. Он приблизился к ней настолько близко, что его дыхание щекотало маленькое гладкое ушко. Генрих несильно обхватил ее за плечи и сделал так, чтобы она сделала пол оборота в его сторону. Эрика повернулась в сторону Генриха, выдавая покрасневшие глаза и вытирая рукой скатившуюся слезу.
- Эрика! – четким и уверенным голосом заговорил Генрих, протягивая импровизированный пластмассовый цветок - Я очень тебя люблю! Я люблю тебя больше всего на свете. Я хочу, чтобы весь остаток наших дней мы провели вместе. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Я сделаю все возможное и невозможное для того, чтобы все горести и разочарования напрочь затуманивались всеми приятностями нашей с тобой жизни. Я хочу, чтобы ты стала моей женой! Я предлагаю тебе свою руку и сердце! Ты согласна?
Генриху не раз приходилось принимать сложные и ответственные решения, от которых, так или иначе, зависела его жизнь. Но всегда он очень тщательно анализировал, предполагал и просчитывал. Так было всегда, но не сейчас. Сейчас он уверен в своем решении и его правильности, как никогда ранее. Он понимал, что это то решение, которого ждет каждый человек в жизни, но не каждый может его принять. А тем более принять его с такой уверенностью и безоглядностью. Генрих понимал, что это то, чего он сейчас хочет от жизни. И это то, чем он хочет наградить свою судьбу. Это именно то решение, которое заново зальет новой свежей краской палитру любви и страсти. Это новый шаг на пути счастья и удовлетворения жизнью.
Эрика стояла, с широко раскрытыми глазами, не произнося ни слова. Ветер прорывался в окно и развивал ее светлые распущенные волосы. Под неодолимой тяжестью ее руки опустились, и Генрих ощутил, как по ее телу пробежала легкая дрожь. Они стояли, молча, и смотрели друг на друга. Казалось, что миллиарды мыслей в это мгновение пробегали в их сознании, не задавая беспокойства, а наоборот завораживая и удивляя.
- О, Герри!. Любимый! – заговорила заплаканным голосом Эрика. – Милый! Дорогой! Единственный! Я согласна! Согласна! - Она  схватила, как ей казалось, самый лучший цветок в ее жизни, и бросилась вперед, крепко обхватив руками шею Генриха, и ее поцелуй жадно впился в его губы. Генрих ощутил солоноватый привкус стекающих по ее лицу прозрачных капель и еще крепче сжал ее плечи. Но для него этот привкус был слаще сока манго. Это был привкус счастья и радости.
Генрих и Эрика стояли у кона и долго целовали друг друга. У каждого из них в голове пролетало бесконечное множество мыслей. Это были того самого счастья, которое возникает у большинства людей. Это один из тех моментов, которыми наслаждаются, и о которых завидуют. Такие мгновения приходят и уходят, но память не покидают никогда, как бы их не пытались спрятать, или выгнать вовсе. Генрих и Эрика вели мысленный диалог и на все сто процентов понимали друг друга. В этот момент было такое ощущение, что они намеренно скрывают слова, чтобы никто больше, кроме них самих, не смог насладиться всем тем, что пролетало в их сознании. В их общем сознании. Они думали обо всем, что их ждет в будущем. Они думали о свадьбе и путешествии, о покупке нового дома и о рождении детей, о разговорах с уже взрослыми детьми и  об их первых разочарованиях. Они радовались и огорчались, смеялись и спорили. Они хотели прожить эту жизнь всего нового и родного. Они хотели всего этого в одно мгновение, но наслаждались ощущением, того что им будет дана возможность вместе наслаждаться этими радостями всю оставшуюся жизнь.
Спустя некоторое время Генрих и Эрика, вышли из своей нью-йоркской квартиры, в которой Генрих жил еще до знакомства с Эрикой, и спускались на улицу в прозрачном лифте, в очередной раз, но с новым интересом осматривая детали ярко горящего цветными огнями города. Пройдя легким шагом два квартала, они оказались на Медисон Авеню. На этой улице был их самый любимый ресторан Пост Хауз. Этот ресторан славился своей великолепной картой вин, огромным количеством сортов говядины и изысканным фирменным аперитивом в виде охлажденного детеныша лобстера. Пройдя еще около двадцати метров, они оказались у входа в их любимое место. Место, где они не очень часто, но с огромным удовольствием проводили свое время. Здесь было отличное обслуживание , и по вечерам публика наслаждалась струнным квартетом, участники которого были работниками недалеко располагающейся от ресторана консерватории. Зачастую казалось, что они не подрабатывают, а играют только для своего удовольствия, делясь гаммами божественных звуков с окружающими.
Генрих и Эрика сидели в дальнем углу зала друг напротив друга. На столе горело несколько свечей, придавая белоснежной скатерти стола и блестящей посуде розоватый оттенок. Возле стола была стойка с емкостью для льда, в которой располагалась бутылка откупоренного шампанского, обвернутая в гладкое белое полотенце.
Генрих думал о том, что все нужно было сделать по-другому, все как-то иначе. А как же сюрприз, как же обручальное кольцо с камнем. Ему казалось, что это самое малое, что он мог сделать для Эрики. Ему казалось, что она заслуживает на много больше. Он думал о том, что он хочет подарить ей мир и даже больше. Он думал и желал, бескорыстно и самоотверженно. Эрика без остановки негромким голосом, не скрывая восторга и трепета, говорила о свадьбе, гостях, сортах коньяка и шампанского, о том, кто будет подружкой невесты, о том, куда бы ей хотелось поехать после свадьбы. Она говорила и говорила, переминая в своих руках руку Генриха. Она смотрела на него  тем взглядом, который ему уже был знаком. Этот взгляд он ощущал на себе тогда на вокзале в Глендейле. Взгляд, ради которого Генрих был готов на все. Эрика время от времени отпускала руку Генриха и делала глоток пузырящегося, покалывающего шампанского. В другой руке она крутила маленький искусственный цветок, который теперь грел ее душу и сердце.


ГЛАВА 7

В рабочем кабинете Генриха разрывался сигнал телефона. Генрих вошел в заполненную телефонным шумом комнату и взял трубку.
- Беккер. – пробасил Генрих
- Мистер Беккер, добрый день! Вас беспокоит Салли Йохансон из «Эриа Билдинг». – прозвучал в ответ спешный, но довольно уверенный голос.
- Добрый день. Слушаю Вас.
- Я по поводу дома, который Вы выбрали. Я понимаю, что мы договорились с Вами подписать бумаги о продаже в следующую среду, но у нас объявился новый покупатель, который сейчас на пути в наш офис и уже готов подписывать документы.
Генрих нахмурил брови и прижал трубку телефона плотно ко рту.
- Мисс Салли, а как же наша договоренность?
- Да, мистер Беккер, я все помню. И мне очень жаль, что мы вынуждаем Вас, оказаться в такой ситуации. Но мой шеф связывает мне руки. Он сказал, что мы должны исключить риски и распорядился, чтобы я срочно подготовила бумаги на нового клиента. – сожалеющим тоном протянула Салли.
- Я Вас понял, Салли. Сколько у меня есть времени?
- Думаю, что на дорогу ему потребуется еще около получаса. И еще где-то с полчаса я думаю смогу потянуть время.
- Ок. Я буду через час. Спасибо. – Немного смягчив тембр голоса, ответил Генрих и положил трубку.
Генрих сел в кресло и прикурил сигарету. Ему требовалось около тридцати минут, чтобы добраться «Эриа Билдинг» и он решил провести несколько минут в спокойствии и тишине, продумывая наилучший маршрут. В кармане его пиджака завибрировал сотовый. Это был Стивенсон. Генрих поднял трубку.
- Да, Пол.
- Генрих, помнишь того застройщика, с которым мы заключили договор по проекту на двадцать миллионов?
- Да, Пол, конечно! Довольно мерзкий у них шеф – Клингсвод, если я не ошибаюсь.
- Ага точно. – засмеялся в трубку Стивенсон. - Так вот. Через пятнадцать минут этот хрыч будет у нас на тридцать втором этаже в конференц-зале. От нас требуется стратегия и концепция по проекту. Если он ее увидит и у него не будет принципиальных возражений по срокам, то сегодня же будут запущены платежи. Ты понимаешь что это значит?!..
Генрих заметно для себя встревожился и мысленно начал прокручивать варианты дальнейших действий.
- Пол, все материалы у меня подготовлены, но у меня запланирована встреча, на которую мне нужно будет уехать максимум через тридцать минут.
- Ну, вот и отлично. Я не думаю, что нам для демонстрации потребуется больше четверти часа.
- Пол, если через полчаса я не выйду из этого здания, то не заполучу выбранный дом. Ты же знаешь, как долго мы с Эрикой его искали.
- Генрих, не беспокойся. Мы уложимся. Я распоряжусь, чтобы Мэт вовремя подогнал машину.
- Ок. Я поднимаюсь.
Генрих положил трубку и быстро собрал подготовленные бумаги с графиками и схемами в одну стопку.
Телефон снова завибрировал и Генрих, не глядя на экран, взял трубку.
- Алло. Милый. Алло– раздался встревоженный голос Эрики.
- Да, Рика, я слышу.
- Герри, мне только что звонила Салли из «Эриа Билдинг», она говорит, что у них какой-то новый клиент на наш дом и как раз сейчас у них будет сделка!. – чуть ли не плачущим голосом кричала Эрика
- Да, милая. Она звонила мне десять минут назад. Мы с ней договорились, что я приеду в шесть, а она пока потянет время.
- О, Герри! Мы его так долго ждали. – плакала Эрика.
- Родная, не беспокойся! Мне кое-что нужно срочно сделать по работе и я сразу выезжаю. Не волнуйся, милая – я успею. – натянутым, но успокаивающим голосом ответил Генрих
- Хорошо, милый. Я люблю тебя. – присёрбывая протянула Эрика
- Я тоже тебя люблю. – ответил Генрих и положил трубку.
Генрих и Пол сидели в конференц-зале и молча, немного приопустив голову, слегка покручивались на креслах из стороны в сторону.
- Генрих, не волнуйся. Он уже подъезжает к «Передайз Кволити». – разбавлял тишину Стивенсон.
Генрих сделал кивок головой и достал из пиджака вибрирующий телефон, на котором мерцал номер телефона Эрики..
- Да, милая!
- Герри, ты уже в пути?
- Нет, Рика, я еще в «Передайз Кволити». Мы с Полом ждем очень важного клиента, который должен появиться с минуты на минуту.
- Герри, осталось тридцать минут! Ты не успеешь! Герри! – всхлипывала из трубки Эрика
- Родная, успокойся и не нервничай. Я успею. Я тебе обещаю.
- Хорошо, любимый. – сказала, еще больше всхлипывая Эрика, и положила трубку.
Стивенсон немного наклонился в сторону Генриха, чтобы что-то сказать, но его перебили щелчки открывающего замка двери и в комнату вошел Клингсвод. Это был очень тучный человек, килограммов сто двадцать в весе и ростом не более ста семидесяти сантиметров. Он шагал быстрыми мелкими шажками и издавал частое тяжелое дыхание. Его голова была гладкая, как яйцо, с морщинами на затылке. Очки в тонкой оправе постоянно сползали по носу и он, пришмыгивая, поправлял их указательным пальцем. На нем был хороший серый костюм и белая, немного растянутая в горловине, рубашка с темным однотонным галстуком. Он был освежен дорогим одеколоном, который, как ни крути, не справлялся с едким запахом пота.
- Добрый день, господа. – поприветствовался Клингсвод и плюхнулся в кресло, которое на удивление оказалось ему по размеру. – Я надеюсь, мы уложимся за пятнадцать минут, потому как у меня через полчаса очень важная встреча в «Эмпайер Бэнк».
- Разумеется, мистер Клингсвод. – выпалил Стивенсон.
Генрих ходил по комнате, приближаясь то к планшету с диаграммами, то Клингсводу, Он ясно и четко преподносил информацию, которую он подготовил двумя днями ранее и не раз проговорил ее про себя. Он без остановки говорил о концепции, планах и срока. Но все мысли его были далеко отсюда. Он продумывал каким образом он быстро сможет срезать угол в районе Центрального парка и как он сможет обогнуть постоянную пробку на «Манхэттен Авеню». Генрих говорил и думал, периодически посматривая на часы, висевшие почти у потолка.
Когда на часах было уже без четверти шесть, Генрих выбегал через центральный вход «Передайз Кволити». Он уже знал, что встреча прошла превосходно, и Клингсвод остался доволен, но в этот момент он думал совсем не об этом. Ощущение того, что есть опасность потерять дом и еще не известно на какой срок отложить рождение ребенка, как струну, дергало его висок. И еще больше его тревожило то, что он не сможет сдержать обещание, которое он дал Эрике. Он не в силах был осознавать, что он может лишить ее чего бы то ни было. А тем более дома и запланированного рождения. Это те вещи, о которых в последнее время Генрих и Эрика, думали и мечтали каждую секунду.
Рубиновый Мустанг Генриха уже стоял заведенным на проезжей части и светился габаритными огнями. На переднем кресле сидела Эрика и из полуоткрытого окна выпускала струи сигаретного дыма, который из-за сильного ветра мгновенно растворялся в воздухе.
Генрих запрыгнул в машину и пристегнулся.  Машина с визгом тронулась с места, вдавливая тела Генриха и Эрики в упругие спинки кресел.
- Рика, тебе не следовало ехать со мной. – встревоженным и строгим голосом обратился Генрих к Эрике, не поворачивая головы.
- Герри, замолчи! Я хочу быть рядом! Лучше смотри за дорогой! – достаточно спокойно ответила Эрика, держась обеими руками за дверную ручку машины.
Мустанг Генриха мчался по оживленной дороге, перескакивая из одной полосы дороги в другую и обгоняя неспешно передвигающиеся машины. Генрих поглядывал на часы консоли, горевшие ярко лиловым цветом.
- Мы уже на подъезде! Еще несколько минут! – говорила Эрика в трубку, умоляя Салли еще немного потянуть время.
Они подъезжали к зданию «Эриа Билдинг». Дорога здесь была пустынна и хорошо освещена. Генрих прибавил газу и через несколько секунд, приблизившись к центральному входу задания, резко нажал на тормоз. Генриха и Эрику под силой инерции дернуло вперед, и ремни безопасности ощутимо врезались в грудь. Машина остановилась у обочины, и через приоткрытые стекла дверей в салон машины закрался едкий запах паленой резины.
В холе здания их встретила Салли, которая уже была измотана и раздражена.
- Мистер Беккер, ну неужели нельзя было приехать раньше?!... - тревожилась Салли.
- Я прошу прощения, Мисс Йохансон. Это больше не повторится. – улыбнувшись ответил Генрих, пропуская девушек вперед и заходя в лифт.
Салли улыбнулась в ответ, немного смягчившись и протянув стопку бумаг Генриху.
- Я им сказала, что нашла документы на этот дом, которые уже были подписаны Вами ранее. Поэтому у вас примерно минута, чтобы везде расписаться.

Генрих, по большей части из-за своего происхождения, был человеком педантичным, аккуратным и сугубо формальным. Он никогда не подписывал документы, если они не были тщательно им изучены. Но сейчас он не думал, ни о принципах, ни о правилах. Сейчас он думал только об Эрике. Он думал только о том, как она будет счастлива, когда они выйдут из этого здания. Салли быстро перелистывала страницы пачки бумаг, останавливаясь только в местах, где была нужна подпись. Генрих, не глядя, быстро ставил свою подпись в строчках, на которые Салли наводила свой указательный палец. Они как раз подъехали на нужный этаж, и Салли направилась прямо по коридору этажа:
- Подождите, пожалуйста, меня в холле. -  прижав пачку из бумаг к груди, не останавливаясь и не оборачиваясь, сказала Салли.
Генрих и Эрика спустились в холл и погрузились на коричневый диван из мягкой кожи, который стоял недалеко от стойки администрации охраны. Они чувствовали себя изрядно измотанными и уставшими. Генрих, закрыв глаза, откинул голову на спинку дивана и немного вытянул ноги вперед. Эрика сидела рядом, расфокусировав зрение и облокотив свою головку на плечо Генриха.
Спустя четверть часа в дверях лифта показался мужчина средних лет в длинном светло-коричневом кашемировом пальто. Под пальто был светлый костюм и голубая рубашка, на шее свисал длинный шерстяной шарф. Он быстрыми и большими шагами направлялся в сторону выхода, набирая номер телефона на сотовом.
За ним вприпрыжку бежала Салли и кричала, размахивая рекламными проспектами.
- Мистер Хоккинз! У нас есть почти точно такой же дом в восточной части города! Мистер Хоккинз! Постойте!...
Салли остановилась посреди холла, провожая взглядом сурового мужчину. Как только мужчина вышел на улицу, и за ним захлопнулась дверь, Салли резким движением повернулась к Генриху и Эрике. На ее лице расплылась широкая улыбка. Она поджала плечи и сморщила лицо, не переставая улыбаться.
- Наконец-то мы от него избавились.
Генрих и Эрика встали с дивана, и подошли к Салли.
- Этот кретин уже больше года не дает нам покоя. Он не для себя покупает эти дома. Он их перепродает. А после перепродажи, недовольные жильцы звонят нам и жалуются на некачественную отделку. Разумеется, нашего шефа это никоим образом не беспокоит. Они проедают уши нам – обычным менеджерам.
- Мистер Беккер, я завтра же вышлю Вам на почту копии подписанных Вами документов, чтобы Вы могли их неспешно перечитать и быть спокойным за сделку.
- Разумеется, Салли. Огромное Вам спасибо. Мы с мисс Кетчер Вам очень признательны.
Генрих и Эрика пожали руку Салли и, обнявшись, вдвоем направились в сторону выхода. Выйдя из здания, от эмоционального напряжения они не могли ни говорить, ни даже улыбаться. Сейчас они ехали по городу и думали только об одном, какое же это на самом деле наслаждение делать все новые и новые шаги на пути счастья.



ГЛАВА 8

Генрих проводил очень много времени с Эрикой. Они вместе работали в «Передайз Кволити», вместе встречались с друзьями. Они вместе проводили домашние семейные вечера, в очередной раз просматривая одни из самых их любимых фильмов. Они лежали, прижавшись друг к другу, поглаживая и обнимая. Они ездили по миру, наслаждаясь все новым и новым. Они были неразлучны всегда и везде, преподнося себя друг другу постоянно. Они безустанно радовались их дому, о котором они так долго мечтали. Генрих с Эрикой часто проводили выходные дни в своем новом доме. Они следили за рабочими, которые полностью переделывали планировку помещений, и иногда сами делали что-то по мелочам. Эрика настолько была захвачена радостью и восторгом, что они приняли решение, что она сама выполнит дизайн обновленного дома. Она рисовала и днем и ночью, дома и на работе. Она была полностью захвачена интересом, который приятно грел душу Генриху.
- Герри, как ты думаешь? В какой цвет лучше окрасить вот эту комнату? – не отводя глаз от разбросанных на столе рисунков, спрашивала его Эрика.
- Милая, я полностью тебе доверяю. Как ты посчитаешь нужным, так и будет. Уверяю тебя – мне в любом случае понравится. – улыбаясь, отвечал Генрих, любуясь взволнованностью ребенка перед днем рождения, которая была в глазах Эрики.
Генрих собирал небольшую гипсовую стену, разделявшую в уже новом расположении столовую и гостиную. Эрика в это время широким меховым валиком закрашивала стену гостиной в светло-салатовый матовый цвет, время от времени бегая вприпрыжку по комнатам и крича о все новых и новых идеях. Генрих смотрел на Эрику  и не мог перестать наслаждаться приятностью момента.
- Милая! Родная! Как я рад, что могу сделать тебя счастливой. – крутилось в голове Генриха. – Родная, как же мне выразить тебе словами, насколько всем этим ты делаешь счастливым меня.
Генрих смотрел на Эрику и удивлялся, насколько сильно столь обыденные мирские вещи могут доставлять радость и удовлетворение.
Зачастую одно лишь созерцание может сделать человека безмерно счастливым с одной стороны, и безутешным в конвульсиях неутолимой жажды обладания с другой. Люди часто поддаются приятным и близким душе чувствам, которые вызывает одна лишь живая, красивая картинка существования. Эти чувства можно считать составляющей счастья, но никоим образом это не то, что заставляет биться сердце у этого самого счастья. Приятное мгновение в жизни человека – это то, что заставляет вызвать импульс и сделать один удар, одно сокращение. Этот импульс позволяет прогнать кровь по венам и насытить кислородом весь организм под названием «Счастье». Этот организм и сознание человека живут в симбиозе, дополняя друг друга. Но у них есть одно различие. Разум и сознание могут существовать без счастья. Но именно существовать, а не жить. Счастье же не в состоянии даже просуществовать в сознании человека, если разум не будет питать его эмоциями и гонять кровь. Оно будет находиться в постоянном поиске своего пристанища, будет искать среду полноценного обитания. И оно найдет это место. Счастье найдет эту среду там, где есть постоянный прилив приятных его сердцу чувств. И когда оно его действительно найдет, то сполна вознаградит своего покровителя и кормильца. Но иногда этот организм и сознание очень сильно приживаются друг с другом, пронизывая тела длинными закостенелыми от времени щупальцами. Тогда счастью приходится просто ждать. Ждать и надеяться. И тогда, либо произойдет новый  удар сердца, либо оно безвозвратно канет в Лету.
________________________
Прошел еще год совместной жизни Генриха и Эрики. Они продолжали радовать друг друга. Но со временем между ними возникала все более заметная брешь. Она медленно разрасталась и образовывала по краям воспаленные наросты, которые терзали и ныли. Они все реже говорили, реже держались за руки, реже обнимались и целовали друг друга. Их дом был практически готов к тому, чтобы они в него переехали, но двери были закрыты, а в помещениях была развешена белая непрозрачная пленка, закрывая мебель и стены от пыли. Они все реже отдыхали вместе. Они все чаще отдельно проводили время со своими друзьями. Они все чаще засыпали, развернувшись в разные стороны. Их сознание все больше погружалось в пучину пустой обыденности и угнетающей посредственности.
- Герри, мне страшно! – тихим голосом сказала Эрика.
Они сидели на деревянной решетчатой скамейке, которая стояла на аллее в Центральном парке, находящегося в районе нью-йоркского медицинского колледжа. Густые кроны деревьев свисали над пешеходной дорожкой, создавая длинный темный туннель. Только местами солнце пробивалось сквозь листья, оставляя на ровном асфальте небольшие яркие пятна округлой формы.
- Я знаю, милая … Я знаю … - ответил Генрих словами грусти, медленно затягиваясь дымом сигареты.
- Любимый, я не понимаю, что происходит между нами. Почему то, что было, так стремительно и уверенно исчезает?..
- Я не знаю, Рика. Я сам не понимаю, что случилось …
- Милый, почему ты меня называешь просто по имени? Ты ведь знаешь, как мне приятно слышать те слова, которые ты говорил мне ранее. Почему ты не называешь меня так теперь?
- Эрика! Милая! Самый мой дорогой человечек! . – не издавая ни звука, пропускал через себя мыли Генрих. – Думаю, что я никогда не смогу тебе объяснить, что для меня значит твое имя. Как я смогу тебе объяснить, что для меня это самое приятное сочетание звуков? Это имя я слышал тысячу раз. Я поднимал трубку домашнего телефона, и твои подруги просили пригласить тебя, называя это имя. Я перелистывал бумаги на дом  и видел там это имя. Я ездил в Гёрлиц, и там друзья и родные  спрашивали меня о тебе, называя это имя. Я перекладывал старые тетради из колледжа и на части из них  видел это имя. Я забирал письма из почтового ящика и видел это имя. Это имя, которое греет мне душу, и которое мне бы хотелось слышать вновь и вновь. Имя, ради которого я готов жить.
Они сидели на скамейке рядом, но на самом деле были так далеко друг от друга. Генрих выкуривал вторую подряд сигарету. Смола и никотин табака оставляли неприятный насыщенный привкус во рту и вынуждали урчать пустой желудок. Они сидели, больше не произнося и слова. Генрих уже не думал о том, как ему на самом деле хорошо и приятно сейчас. Он уже не думал о том, как им вместе с Эрикой будет хорошо в будущем, и как они будут счастливы. Все эти близкие и родные сердцу мысли наглухо забивались раздирающим душу скрежетом.
- Милая, я думаю, что нам следует немного пожить отдельно и в одиночку покопаться в своих мыслях. Уверен, что это несколько изменит наши отношения. – выдавил из себя Генрих, ощущая некоторое давление у себя в груди.
Эрика сидела рядом и, молча, переминала в руках брелок, к которому была прикреплена крохотная плюшевая игрушка. Душа и сознание Генриха разрывались от печали и грусти. Он так сильно хотел хоть что-то изменить, как ему казалось в затухающей  жизни Эрики, но сейчас его одолевал только ему ведомый страх и отравляющий запах пессимизма.
- Да, Герри, возможно ты прав. – перебила давящее молчание Эрика голосом, совершенно не выдающим эмоций. – Я тоже думаю, что нам следует немного отдохнуть. Я сегодня возьму несколько своих вещей и поеду к родителям в Бингемтон. Там тоже есть офис «Передайз Кволити» и я не думаю, что будут какие-то проблемы с переменой рабочего места.
- Да, Рика. Я поговорю со Стивенсоном…Милая, я думаю, что это пойдет нам на пользу, и через некоторое время мы совершенно иначе посмотрим друг на друга. Быть может, нам удастся почувствовать то, что мы чувствовали на протяжении не одного года – сожалеющим голосом протянул Генрих.
- Я тоже так думаю, Герри. Мы справимся… – ответила Эрика и, не спеша, поднялась со скамейки.
Все, что хотел сейчас сделать Генрих – это вскочить и схватить Эрику за руку, но он сидел все на той же скамейке, наклонившись вперед, опираясь локтями на колени. Его голова была приопущена и слегка повернута в стороны отдаляющейся Эрики. В его сознании витало немыслимое количество мыслей, которые, как полчища смердов, бушевали и разрушали друг друга.
Вдоль аллеи в направлении от скамейки к выходу, медленно шла Эрика. Генриху казалось, что она не шла, а плыла, зажав свое тело в тиски печали и грусти. Только изредка ее маленькая ручка поднималась к опущенной голове, чтобы вытереть влажную щеку.

ГЛАВА 9

На улице дул сильный ветер и моросил мелкий холодный дождь.  Рекламные вывески заведений на первых этажах зданий болтались и издавали металлический стук. Генрих шел в направлении бара «Эль», в котором им с Джеком и Сэмом сейчас доводилось бывать достаточно часто. Он держал в руках большой черный зонт, с краёв которого стекали мелкие струи дождевой воды. Под ногами расплескивались лужи и вода, как капли ртути, скапливалась на начищенных до блеска туфлях Генриха.
Молодые люди уже около полугода работали в Калифорнии, ублажая одного из самых важных клиентов «Передайз Кволити». Иногда им приходилось задерживаться в офисе допоздна, а иногда они сутки не покидали рабочего места. Генрих на все это время полностью погрузился в работу и долгое время не думал ни о чем больше. Единственным его развлечением и отдыхом был бар, в который он сейчас направлялся, и где его уже ждали Сэм с Джеком.
Спустя несколько минут Генрих уже подошел к бару. Он с усилием оттянул дверь, которую притягивало к стене ветром,  и заскочил внутрь, складывая в трость намокший зонт. В помещении он сразу ощутил приятное тепло, и это дало ему возможность расстегнуть плащ. Генриху не пришлось осматривать столики и искать своих друзей. Они всегда сидели на одном и том же месте – у дальней стены возле окна, под декоративным граммофоном свисающем с потолка. Генрих подошел к столику и поприветствовался с молодыми людьми:
- Добрый вечер, парни!
Он снял плащ и повесил вместе со сложенным зонтом на один из крючков, которые были прикручены к стене, но верхняя одежда, которая уже висела на них, не нарушали картину уютной обстановки.
- Привет, Геккер! Только мы с тобой уже сегодня виделись. – закричал Сэм и демонстративно посмотрел на свои наручные часы.
- Привет, Геккер! – радостно подыграл Джек, вскакивая с углового дивана и радостно пожимая руку Генриха.
Генрих улыбнулся и хлопнул себя ладонью по лбу. Они втроем засмеялись, и Генрих погрузился в свободное место дивана из искусственной кожи. Он заложил руки на затылке и облокотился на мягкую спинку.
- Мы уже заказали светлое пиво. – засуетился Ждек. – Плюс целая гора куриных крыльев во фритюре. Плюс каждому по огромному, просто колоссальному, свежайшему, сочному бургеру с индейкой.
- Отлично. Я думаю это как раз то, что нужно. – повернул голову Генрих в сторону Джека и улыбнулся.
По четвергам они всегда заказывали только куриные крылышки со светлым баварским пивом. Но заказанный бургер совершенно не смутил Генриха – рабочий день его вымотал, он был уставшим и зверски голодным.
- Геккер ты уже слышал этот анекдот? – обратился к Генриху Сэм.
- Какой такой анекдот? – заинтересовался Генрих.
- О, Джек, он его еще не слышал! – поворачивая голову к Ждеку, засмеялся Сэм.
- Значит так!
Пресс-конференция в Белом доме. Корреспондент задает вопросу нашему славному малому:
- Мистер Буш, имеете ли вы доказательства того, что Ирак обладает оружием массового поражения?
Буш порылся у себя в бумажнике и с невозмутимым видом ответил:
- Разумеется, вот мы сохранили чеки, подтверждающие оплату.
Последняя строчка анекдота сопроводилась звонким хохотом Джека. Его смех был настолько заразителен, что за соседним столиком послышались негромкие хихиканья.
- Да. Думаю, не во всех странах этот анекдот будет вызывать столь бурный смех. – прокомментировал Генрих и тоже засмеялся.
Так, парни посмотрите в сторону барной стойки!  - наклонившись к друзьям, тихим голосом сказал Сэм. – Стоп! Стоп! Только не все сразу!
Генрих медленно повернул голову в сторону бара. За длинной стойкой на высоких хромированных стульях сидело несколько человек и, облокотившись на деревянную поверхность, попивали свои напитки. Среди всех присутствующих он заметил девушку, которая сидела, накинув ногу на ногу. Ее светло синее платье было слегка приподнято из-за сидения и обнажало колени. Худенькая шея была обернута в тонкий полупрозрачный цветной шарф. Темные длинные и ухоженные волосы были распущены и падали на плечи, закрывая неприкрытую загорелую кожу. На приятном лице был неброский, и умело сделанный макияж. На первый взгляд девушке было лет двадцать пять или немного больше, но прекрасно подобранные одежда, обувь и приятный глазу макияж делали ее немного младше. Она сидела у края барной стойки и пила свежесваренный кофе со сливками. Генриху казалось, что он никогда в жизни не видел ничего подобного. Ему казалось, что настолько милое, обаятельное и приятное создание может приходить только во снах.
- О, да, Геккер! О, да! – широко улыбаясь и кивая головой, протяжно затянул Сэм.
Генирих на несколько секунд замер, глядя на девушку, после чего повернулся к Сэму и произнес.
- Да. Красивая девушка!
- Что?! Красивая?! Да ты спятил, Геккер! Она потрясающа! – широко раскрыв глаза тихим голосом пробасил Сэм.
- Еще как  потрясающа! – кивал головой Джек, который только что залпом выпил ярко зеленый коктейль. - Так! Господа! мы должны с ней обязательно познакомиться!
- Перестаньте! Наверняка девушка пришла сюда просто отдохнуть, и навряд ли ей сейчас необходима компания. – откинувшись на спинку дивана сказал Генрих.
- Ну и черт с тобой. – махнул рукой Джек и встал изо стола, хватаясь за плечо Сэма и вытягивая его за собой.
Официантка как раз принесла заказ, и Генрих залпом выпил бокал холодного пива, пододвигая к себе одну из тарелок с бургером. Он был на столько голоден, что на целый бургер ему потребовалось не более пяти минут. Генрих почувствовал приятное насыщение, отодвинул от себя тарелку и вытер руки хлопковой салфеткой, которая была у него на коленях. Он потянулся к своему плащу и достал пачку «Ротманз». Спустя несколько секунд он увидел, как к их столику приближаются его друзья. Но они были не одни. С ними была та самая девушка. Скрестив руки на груди,оОна шла между Сэмом и Джеком,, которые что-то ей бурно рассказывали, размахивая руками. Она, улыбалась и поворачивала голову то на Джека, то на Сэма. Они втроем подошли к столику, за которым сидел Генрих.
- … и тогда нам пришлось сбросить эту лодку в воду, чтобы никто из команды это все не увидел. – заканчивал свой рассказ Сэм. – Кстати, Мегги, а ты знакома с Геккером?
- С кем?! – удивилась девушка и повернула голову в сторону Генриха, на которого была направлена ладонь Сэма.
Как только девушка повернулась, Сэм и Джек развернулись и нескорым шагом направились назад к бару, демонстрируя  у себя на лице безучастный взгляд.
Мегги, смотрела на Генриха, а он смотрел на нее. Она широко улыбалась, и ее глаза излучали что-то, что заставило Генриха на несколько секунд замереть. Он увидел в ее взгляде какой-то яркий свет, который ослеплял и заставлял чаще биться сердце. В нем он увидел что-то, что было видно только ему и никому больше.
- Я - Мегги! – протянула вперед руку девушка, немного отклонив спину назад.
Генрих вскочил с дивана, задев край стола коленом тем самым заставив задребезжать бокалы с пивом, и взял ее за  руку. Он немного сжал ладонь и почувствовал ее гладкую бархатистую кожу.
- Очень приятно! Генрих! – ответил он и сделал еле заметный кивок.
- Как Генрих?! Ваши друзья мне сказали, что Вас зовут Геккер! – чуть удивленным голосом переспросила Мегги.
- Всё правильно! Так и есть! – рассмеялся Генрих. – Именно так эти два разгильдяя меня и называют.
Мегги приопустила голову, скрывая вырывающийся смех.
- Может быть, если будет угодно, я предложу Вам присесть за наш столик и тогда я расскажу, как я получил это второе имя? – приподняв левую бровь, располагающим голосом сказал Генрих.
Мегги, улыбнувшись, немного закатила глаза, изображая на лице тяжелый мыслительный процесс, и сделала кивок головой. Они сели за стол друг напротив друга, и Генрих рассказал историю своего прозвища.
- Мегги, если это Вас не обидит, могу ли я узнать что такая девушка, как Вы, так поздно делает в этом баре? – закуривая сигарету, спросил Генрих.
- Что я здесь делаю так поздно? – переспросила Мегги. – Да все просто! Буквально час назад у меня закончились рабочие встречи, и мне захотелось просто отдохнуть от этого угнетающего официоза. Я вообще сегодня уже не планировала ни с кем общаться, но Ваши друзья были так настойчивы и хорошо расположены, что я не смогла им отказать.
- Да, кстати, Сэм и Джек… - задумчивым голосом протянул Генрих и, вытянув шею, осмотрел зал. Он уже совсем забыл о парнях и о том, что они собирались вместе выпить пива и поесть куриных крылышек.
- Если это удобно, то не нужно … немного опечаленным голосом прервала Мегги и положила свою ладошку на руку Генриха, которая лежала сверху стола.
Генрих почувствовал горячее прикосновение Мегги и, расслабившись, облокотился на спинку дивана.
- Да, Мегги. Целиком поддерживаю. Мы  сделаем вид, что за столом никого нет, и нас никто не увидит. – почти шепотом сказал Генрих и они оба рассмеялись.
Они просидели вдвоем несколько часов. За окном дул сильный ветер и шел дождь, а им было хорошо и уютно вместе. Они говорили и говорили. Они были интересны и новы друг для друга. Генрих не замечал ничего вокруг, кроме Мегги. Он жадно вслушивался в каждое ее слово и по настоящему радовался тому, что в жизни ему встретился такой приятный, живой и открытый человек. Посетители расходились, а бар готовился к закрытию. Просидев еще несколько минут они поднялись изо стола и Генрих помог Мегги одеть ее коротенький плащ, который уже лежал рядом с ней на сидении дивана.
- Я думаю, мы еще увидимся – застегивая пуговицы плаща, сказала Мегги.
- Мы обязательно еще увидимся. – слегка улыбнувшись, кивнул Генрих.
Мегги попрощалась и вышла на улицу, на которое ее ожидало такси. Генрих направился к бармену, и расплатился за несколько выпитых за вечер чашек кофе. Ужин, который планировался с его друзьями уже был оплачен.
Генрих лежал в постели своего номера и долго не мог заснуть. С открытыми глазами он ворочался из стороны в сторону, пытаясь найти более удобное положение. Он вспоминал Мегги и проведенный вечер. Но было кое-что другое, что заставляло колотиться сердце и не давало погрузиться в сон. Он с ужасом для себя понимал, что за последние полгода это был единственный вечер, когда его мысли не посещала Эрика.
Генрих и Мегги виделись в том же баре не менее трех раз в неделю, когда он с Сэмом и Джеком в очередной раз приходили на ужин. Теперь они уже сидели все вместе и отлично проводили время. Они рассказывали анекдоты и смешные истории из жизни, жаловались на строгость своих шефов и постоянное недовольство клиентов. Они поедали горы бургеров и выпивали по несчетному количеству бакалов пива. Они радовались и радовали друг друга. Генрих и Мегги все чаще посреди криков небольшой, но шумной компании, останавливали взгляд друг на друге и смущаясь отводили глаза в сторону. Они все больше узнавали друг о друге и это их все сильнее сближало.
- Ребята, вот, что я вам скажу. – уставшим от смеха голосом сказал Джек и встал изо стола. – у меня так болит живот от смеха, что, мне кажется, все что я съел за сегодняшний вечер, захочет вновь увидеть свет божий.
- Та же ерунда, Джек. – закивал головой Сэм. – Ладно, ребята, мы пойдем. Уже так хочется принять душ и завалиться в кровать.
Они попрощались с Генрихом и Мегги и, волоча ноги, обнявшись, направились на улицу.
Такси, в котором сидели Генрих и Мегги, ехало по пустой ночной дороге и время от времени совершало повороты на соседние улицы. Мегги своей ладошкой сжимала руку Генриха, переминая пальцы.
- Генри. – прошептала Мегги, стараясь сделать так, чтобы водитель ее не услышал. – я хочу тебе кое-что сказать.
- Да. Мег! – с заинтересованность ответил Генрих и наклонил голову в сторону Мегги.
Она отпустила ладонь и двумя руками ухватилась за его шею. Через мгновение их губы прижимались друг к другу, и Генрих сжимал ее плечи. Они жадно и страстно целовали друг друга, все крепче и крепче прижимаясь телами. Генрих чувствовал жажду и вожделение. Он ощущал. Как Мегги, время от времени вздрагивала, впиваясь губами и прижимаясь еще сильнее. Спустя четверть часа они уже были в номере Генриха и срывали одежду друг с друга, разбрасывая ее по комнате. Безумно соблазнительное и будоражащее очень женственное тело Мегги заставляло все сильнее пульсировать вены Генриха по всему телу. Он ощущал жжение в голове и мурашки по своему телу.
- О, Генри! Я хочу любить тебя – прислонившись губами к уху Генриха, прошептала Мегги.
- Я тоже хочу, Рика! – хватая ее за руки и прижимаясь губами к пульсирующей шее, ответил Генрих.
У каждого человека свое понимание относительно слова «миг». Это может быть секунда, час, год, вечность. Человек сам закладывает в этот самый миг услышанные слова, события, произошедшие с ним, эмоции и ощущения, радости и страхи, разочарования и удивления. Миг невозможно измерить временем. Его нельзя остановить из-за его бесконечности и нельзя продлить из-за его неизбежной безвозвратности. Миг можно только прожить. Им можно наслаждаться и тешиться. Миг может огорчать и радовать. То, что происходит за один только миг, может просто принести удовлетворение, может дать возможность переосмыслить, а может и перевернуть всю жизнь. Тот миг, который сейчас ознобляющим дуновением проносился между Генрихом и Мегги, окрашивался в яркие краски безгоризонтного океана чувств и эмоций. Этот миг проносился, оставляя за собой в сознании Генриха отчетливый яркий след, который отпечатывался жгущим  клеймом.
Генрих и Мегги замерли на несколько секунд, не изменяя положения своих разгоряченных тел.
- Прости, Мег… Я не могу … - перебил тишину Генрих. – Прости!
Он положил руки на свое лицу и протянул их по волосам, скрестив на затылке.
Его голова была опущена, а глаза закрыты. Он был не в силах ощущать на себе взгляд Мегги, который пронизывал его до боли в позвонках.
- Ты ее любишь? – тихим и спокойным голосом произнесла Мегги, присаживаясь на свои согнутые в коленях худенькие ножки и запуская пальцы руки в волосы Генриха.
- Больше жизни! – не открывая глаз, протянул Генрих.
Мегги, слегка улыбнулась и поцеловала щеку Генриха, шепча на ухо:
- Генри, дорогой, у тебя всё будет хорошо, если ты способен испытывать такие чувства.
Они накинули на себя отельные махровые халаты и  пролежали рядом еще пару часов. Они смеялись и болтали ногами из стороны. Они дурачились, щекотали и щипали друг друга. Они вспоминали свои посиделки в баре. Они хохотали над Сэмом с Джеком и над их неудачными забавными попытками знакомства с местными молоденькими девочками. Они радовали и радовались.
Спустя два часа, покинув отель, они выехали на пустынную дорогу и направились в сторону дома, где жила Мегги. По пути они не переставали разговаривать, смеяться и спорить. Генрих подвез Мегги к ее дому и дождался пока она не зайдет внутрь. Он ехал назад в отель по абсолютно пустой дороге освещенного города и думал. Сейчас он думал только о двух вещах, которые грели ему душу и приятно теребили сердце. Он думал о том, как сильно он любит Эрику, и как сильно он хочет быть с ней рядом.
ГЛАВА 10

Самолет Калифорния - Нью-Йорк шел на посадку. За бортом самолета пролетали не очень густые белые облака. Внизу открывалась картина большого города, которая для Генриха была уже знакомой и родной. Он сидел возле иллюминатора и следил за приближением к нью-йоркскому аэропорту. Слева от Генриха, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза, сидел, Сэм и допивал свой джин, который он заказал во время полета. В душе Генриха было непонятное для него беспокойство и беспорядочные мысли натянутой струной прорезали сознание. Все это время он думал об Эрике и о его встрече с ней после длительного перерыва. Сейчас его разум не посещали мысли о том, чем за все это время была наполнена его, и ее жизнь и как эта самая жизнь могла изменить отношение к себе. После проведенного длительного времени, находясь далеко друг от друга, Генрих понимал - этот человек - самое дорогое, близкое и родное в его жизни. Он понимал, что теперь они ни на секунду не должны разлучаться и дарить друг другу каждый миг своей жизни. Он понимал, что теперь они совершенно с другой стороны посмотрят друг на друга. Со стороны новой и близкой, как никогда ранее.
В самолете почувствовался удар шасси о бетонное покрытие взлетно-посадочной полосы, которая была вымощена большими ровными плитами. Через несколько минут самолет остановился, и стюардесса пригласила пассажиров к выходу, к которому уже был направлен передвижной тоннель, выходящий со стороны второго этажа здания аэропорта. Генрих, Сэм и Джек забрали свою ручную кладь и проследовали к выходу. Пройдя тоннель, они направились в сторону паспортного контроля, руководствуясь зелеными указателями на стенах. Уставшие Генрих и Джек шли рядом, держа на своих плечах по две небольшие дорожные сумки. Сзади метрах в пяти волочил ноги Сэм. Выпитый им джин раскалил усталость, и казалось, что его сумка с длинной ручкой и двумя резиновыми колесиками не катится за ним, а наоборот толкает Сэма по коридору.
- Какова цель визита, мистер Беккер? – обратился к Генриху служитель таможенного контроля, который сидел за высокой стойкой, огороженной толстым прозрачным стеклом.
- Я возвращаюсь домой – ответил Генрих. Он сделал глубокий вдох  и тяжело выдохнул воздух.
Теперь для него эти слова звучали совершенно иначе, приятно согревая душу и ровными, правильной формы фигурами укладываясь в сознании. Сейчас эти слова для него значили гораздо больше, чем когда-либо ранее. В этот раз он думал о том, что он возвращается именно домой, где его любят и ждут.
Пройдя паспортный контроль, молодые люди спустились на первый этаж и проследовали к выходу из здания, который был оснащен автоматической стеклянной дверью. Они вышли из зала аэропорта и направились к припаркованной в нескольких десятках метрах служебной машине «Передайз Кволити», которая должна была развезти их по домам. В это время года в Нью-Йорке обычно стояла теплая, не очень дождливая погода, но сейчас, когда день приближался к вечеру, еще не до конца прогретый весенний воздух охватывал легкой прохладой и вызывал мурашки по телу. Ребята положили свои сумки в багажное отделение машины и забрались в хорошо нагретый салон машины. Генрих сел на заднее сиденье и облокотил голову на спинку, разглядывая такси, которые подъезжали ко входу аэропорта, привозя новых пассажиров и забирая только что прилетевших. Это было похоже на один из тех конвейеров, которые Генриху частенько приходилось видать на заводах клиентов «Передайз Кволити».
- Бог мой! Милая!? – с удивлением воскликнул Генрих – Марк, подожди минутку!
В стороне от толпы роящихся людей и такси стояла Эрика. Прижав к груди руки, она стояла и не шевелилась. Эрика была метрах в пятидесяти от машины, в которой сидел Генрих. Стекла машины были затемнены, но она смотрела прямо на него. Она смотрела прямо ему в глаза. Эрика была достаточно далеко, но он чувствовал этот взгляд на себе. И это ощущение придавало ему некоторую обеспокоенность и тревогу.
- Да, сэр. – ответил водитель, нажав на кнопку стояночного тормоза уже тронувшейся с места машины.
- Марк, вы едите без меня. Я доберусь домой самостоятельно.
- Да, сэр!
- Единственная просьба завезти домой мои вещи.
- Разумеется, сэр!
Джек и Сэм уже дремали в своих сиденьях, и Генрих, не став их беспокоить, попрощался с Марком  и вышел на улицу. Машина тронулась с места, и Генрих направился в ту сторону, где он увидел Эрику. Ее короткое легкое платьице трепыхалось от несильного ветра, и Генрих уже по пути начал расстегивать пуговицы плаща, чтобы накинуть его на Эрику. Между ними было расстояние не более пятидесяти метров. Это расстояние для него было чем-то, что соединяло то, что было раньше и то, что будет в будущем. Сейчас он понимал для себя, что эти метры будут для них переломным и судьбоносным моментом. Как только он подойдет к Эрике и обнимет ее, все то, о чем он столько думал, все его мысли начнут окрашиваться в яркие цвета радости и счастья. Все то время, пока они были так далеко друг от друга, Генрих рисовал контуры красивых и близких сердцу картинок. Он думал о том, что теперь им было достаточно просто брать краски поярче и разукрашивать все новую и новую страницу альбома их общего будущего. Расстояние между Эрикой и Генрихом сокращалось, но каждый шаг почему-то давался Генриху все труднее и труднее. Сейчас его радость и удовлетворение не знали предела, но что-то все сильнее давило откуда-то сверху. Генрих не видел ничего вокруг себя, перед его глазами были только Эрика и эти проклятые пятьдесят метров. Генрих прикладывал все больше усилий, чтобы сделать шаг, а Эрика стояла на месте, и ее взгляд насквозь пронзал своей отрешенностью и безучастностью.
- Здравствуй, милая! – сказал Генрих. Накидывая свой плащ на ее дрожащие плечи. - Рика, на улице сейчас совсем нежарко, а ты так легко одета
- Здравствуй, Герри! – тихим, еле слышным голосом ответила Эрика и укуталась в плащ.
- Дорогая, что ты здесь делаешь? Мы ведь не договаривались, что ты меня встретишь.
- Я очень сомневалась в том, что мне нужно тебя встретить здесь и до последнего момента колебалась.
- Колебалась? Почему?!
- Герри, здесь действительно холодно. Давай сядем в машину. – сказала Эрика и направилась к своему Шевроле, припаркованному недалеко от входа в здание аэропорта. Генрих проследовал за ней, пытаясь прижать Эрику к себе за плечи. Они сели в машину, воздух в которой уже успел остыть. Эрика завела двигатель, и из вентиляционных отверстий консоли заструилось тепло, а в динамиках негромко заиграла легкая музыка.
- Эрика, что-то случилось? – слова Генриха наполнились обеспокоенностью и ощутимой тревогой. Он сидел рядом с Эрикой и смотрел в сторону отъезжающих такси, скрывая от себя ее взгляд.
Молчание Эрики безжалостно теребило оголенный нерв сознания Генриха. Иногда нам кажется – мы настолько жадны к познаниям, что готовы все отдать только за то, чтобы просто знать. Наше любопытство не знает границ, оно ноет и терзает. Но в некоторые моменты мы осознаем для себя, что это самое любопытство может быть удовлетворено. Но когда оно наконец-то перестанет нас терзать, придет то, что заставит задуматься – а нужно ли было это знать. Каждый человек в его жизни, в силу своего любопытства, задает те вопросы, на которые на самом деле не жалеет выслушивать ответы. В этот момент происходит борьба между тем самым пресловутым любопытством и желанием спокойствия, умиротворения. Каждый человек имеет выбор. Но не всегда рациональность принятых решений берет верх. Очень много причин, которые сподвигают людей проявлять жажду знания. Но самая опасная из них – это жажда знания с целью потехи своего собственного самолюбия. В каждом человеке большим толстым червем гноиться гордыня и тщеславие, которые в той или иной степени так и норовят выбраться наружу и набраться сил для своего дальнейшего паразитического существования. И когда мы все чаще даем им возможность выбираться наружу и сделать глоток свежего воздуха, довольное безудержное чванство и пустая гордыня подпитывается завистью и презрением. Тогда эта гордыня и тщеславие пируют на закате человечности, а любовь, понимание и преданность провинившейся челядью волочатся в надежде ухватить упавший со стола кусок.
Генрих нещадно отбрасывал мысли, которые нагоняло молчание Эрики. Но эти мысли ядовитым плющом безжалостно пробивались в его сознание. Боязнь ответа брала верх над жаждой понимания его неповторимости в глазах Эрики и привязанности с ее стороны. С каждой секундой его разум наполнял страх и паника. На этот раз бесконечное мгновение ожидания сладости ответа переросло в мимолетный миг между счастьем и разочарованием.
- Герри, я уверена, что ты понимаешь, как мне сложно об этом говорить … - задребезжало в ушах Генриха. Казалось, что его сердце замерло. Казалось, что замерло все вокруг. Замерло в ожидании чего-то гадкого и неизбежного.
- Мы больше не можем быть вместе, Герри… Мы решили отдохнуть друг от друга. Да я это помню. Но я так больше не могу.
- Милая! Ты о чем? Я ведь только…
- Герри … Не нужно … Мне очень тяжело … Я думаю, что мне еще более тяжело говорить об этом, чем тебе это слушать.
- Рика! Родная! Ну а как же …?
- Герри, перестань! – по ее щекам, прикрытым прядями гладких светлых волос, катились слезы. – Я больше не люблю тебя!... Прости!.. Я уверена, что так будет лучше и тебе и мне.
Эрика закрыла лицо своими ладонями, не произнося больше ни слова.
Гених не мог вымолвить больше ни слова. Он не мог говорить не потому, что ему нечего было сказать, и он подбирал правильный текст, не потому, что он хотел потянуть паузу и услышать признания Эрики в своей глупости и преждевременности, не потому, что он сейчас задумался о прошлом с Эрикой, и о том, что могло быть с ней в будущем. Его горло просто-напросто перекрыл какой-то ком. Это был не тот комок в горле, который бывает при волнении или страхе. Это была огромная опухоль неизбежности и безвозвратности, которая не давала ему произнести ни звука.
Сейчас Генрих и Эрика сидели, молча друг возле друга, и пропасть между ними теперь была настолько велика, что Генрих просто не видел Эрику. Он знал, что она сейчас рядом, но он не чувствовал ее. Он не ощущал сейчас только ему заметных дуновений чувственности, которые исходили от Эрики раньше. Генрих тщетно пытался прогнать те воспоминания, которые еще сегодня так грели его душу и толкали вперед. Они давили на него осознанием безвозвратности.
- Герри, я знаю, что тебе сейчас больно. – тихим голосом перебила молчание Эрика. - Я это понимаю. Мне было также больно, когда я приняла это решение. Но поверь, это состояние пройдет. Время все лечит… Давай я отвезу тебя домой, Герри. Ты наверняка очень устал после поездки. Тебе нужно поспать. А завтрашний день будет приносить и тебе и мне все новые события, которые будут радовать и удивлять.
Генрих собрал оставшиеся силы и сделал тяжелый глоток.
- Да, Рика. Ты права. Мне нужно поспать. – выдавил из себя Генрих и, не оборачиваясь в ее сторону, вышел из машины.
- Постой, Герри! – крикнула Эрика.
Генрих захлопнул дверь и направился в сторону парковки такси. Эрика выскочила из машины и побежала вслед за ним.
- Постой, Герри, постой! – она догнала его и схватилась за руку.
Они стояли вдвоем посреди площади у входа в аэропорт и смотрели друг на друга. Их глаза наливались непонятными, неведомыми им ранее чувствами. Сейчас Генрих первый раз не смог понять то, о чем думает Эрика. В глазах Эрики были боль и обида, безразличие и презрение, безучастие и усталость. Это он отчетливо ощущал и понимал. Но что-то там было еще, чего Генрих не мог осознать и принять. И это что-то вынуждало его стоять, как вкопанному. Эрика сняла с себя плащ Генриха и накинула на его расправленные плечи.
- Герри, милый! Боль пройдет! Уж я-то знаю. Просто потерпи! Я …
Эрика одернулась, обхватила своими руками голову Генриха и поцеловала в его прохладные губы. Генрих почувствовал дрожание ее губ и прерывистое тяжелое дыхание.
Эрика погладила небритую щеку Генриха, не отводя взгляда от его глаз. Через мгновение, заложив руки на груди, она быстрым шагом направилась к своей машине, которая уже через несколько загорелась габаритными огнями и стремительно унеслась с территории аэропорта. Генрих стоял одни посреди широкой площади. Кровь все сильнее приливала к его голове, создавая удушающее жжение. Его разум был полностью опустошен от всех мыслей. В его голове была только одна мысль, которая выплескивалась за края сознания. Он не думал о происходящем вокруг. Все остальное ему сейчас казалось неважным и совершенно бессмысленным. Сейчас он пытался найти ответ только на один вопрос. Машинально он сел в ближайшее такси и назвал водителю свой домашний адрес.
- Черт подери! Почему!? – крутилось в голове Генриха. – Почему эта чертова справедливость уходит тогда, когда она оказывается нужнее всего?!
Генрих не заметил, как такси проехало через весь город и оказалось возле подъезда его дома. Он расплатился с водителем и зашел в подъезд.
- Добрый вечер, мистер Беккер! – поприветсвовалась консьержка Берта, которая всегда была внимательной и услужливой. – Рада вас снова видеть!
- Здравствуй, Берта. – ответил Генрих, на секунду кинув взгляд в ее сторону.
- Мистер Беккер, вы выглядите очень усталым. Может быть, желаете холодных закусок или чего-то посущественней.
- Нет, Берта, спасибо! – искусственно натянул улыбку Генрих – Я действительно очень устал. Хочу сразу принять душ и лечь спать.
- Да. Я вас поняла… Приезжал Марк и оставил здесь Ваши сумки. – Берта, указала на небольшой столик в углу холла, на котором лежал багаж Генриха.
- Спасибо, Берта. – ответил Генрих и накинув сумки на плечи, с трудом передвигая ноги, направился по лестнице к своей квартире.
Он понимал, что все, что ему сейчас нужно – это крепко заснуть в своей постели, но с другой стороны он понимал, что сейчас ему придется переступить порог своей квартиры, которая будет ему казаться уже не такой, как раньше. Генрих поднялся на свой этаж и достал бумажник, в котором был электронный ключ. Сработал дверной сканер и дверь отварилась. Генрих толкнул дверь и почувствовал, как из квартиры повеяло холодным воздухом. Он шагнул в прихожую и включил свет.  Комната наполнилась тусклым желтым светом. В неосвещенной гостиной Генрих увидел открытое окно, на котором от сквозняка развевалась белая органзовая гардина. Генрих захлопнул входную дверь и поставил сумки на кафельный пол. Пройдя в гостиную, он увидел рубашки, которые были разбросаны на диване. Он оставил их еще тогда, когда собирался в Калифорнию и опаздывал на самолет. Генрих сбросил с себя верхнюю одежду и прошел в спальню. Включив свет, он увидел огромный платяной шкаф, дверцы которого были распахнуты, а часть полок была пуста. Сердце Генриха сжалось, создавая давление по всей груди. Все, что сейчас он видел в своей квартире, напоминало ему о прошлом. О том, что было тогда, когда он считал себя самым счастливым человеком. Каждая мелочь, которую он видел, сейчас связывала его сознание с какими-либо событиями, которые раньше согревали его душу, а теперь вызывали только удушающий едкий запах безвозвратности и одиночества. Генрих скинул с себя пиджак, развязал галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. На его голову давила непривычная тишина, которая вызывала неприятный гул в ушах. Генрих подошел к кровати и всей массой своего тела рухнул на нее. Он лежал на спине и смотрел в зеркальный потолок. Сейчас в отражении он видел только себя и чувство одиночества, которое уже несколько лет не посещало его, захлестывало и наседало тяжким грузом, оставляя ощутимую боль.
- Как ты могла!? – прокручивал в голове Генрих. – Эрика, как ты могла?!
Его разум переполняли эмоции. Но сейчас он не в состоянии был их хоть как-то упорядочить и найти какое-либо решение относительно его дальнейших действий. Спустя несколько минут усталость от длительного перелета и произошедших событий затуманила сознание Генриха, и он крепко заснул.
____________________________
Сон Генриха прервал телевизор, таймер которого был выставлен на семь-тридцать утра.
- Претендентам на покупку германского автомобилестроительного концерна Opel придется в очередной раз изменить условия поданных заявок.
Генрих открыл глаза и увидел то же самое отражение в зеркальном потолке, которое было перед тем, как он заснул. Разум моментально наполнился оставившими его на время сна эмоциями, и он с ужасом подумал о том, что каждое утро теперь для него будет таким же мучительным и ранящим.
Зачастую переполненное эмоциями сознание не позволяет принимать адекватные решения относительно тех или иных действий. Каждый человек в таких случаях пытается найти здравое зерно в словах других людей, но не каждый человек готов дать объективную оценку и без предвзятости направить мысли в адекватное жизни русло. Почти всегда мы пытаемся найти понимание и поддержку среди знакомых нам людей. Это родные люди и просто близкие, друзья и знакомые. Но, так или иначе, эти люди смотрят на происходящее через призму своего отношения к данному человеку, которая искажает действительность. Генрих не склонен был держать мысли в себе. Тем более те мысли, которые давили на него тяжким грузом обеспокоенности и непросвещенности. Каждое его утро как будто перечеркивало произошедшее и услышанное за вчерашний день. Его жизнь остановилась в тот самый день. Он до мелочей помнил все, что было до этого дня. Но то, что происходило после, безжалостно стиралось из его сознания. Он встречался со своими близкими, друзьями. Он заводил знакомства с новыми интересными людьми. Но злосчастное утро перечеркивало все события и ощущения. Генрих понимал для себя, что пока он не вычеркнет из памяти тот день, он не сможет двигаться дальше. Если зайти в темную комнату, то нельзя будет увидеть абсолютно ничего. Но стоит сделать один еле заметный щелчок выключателем, как комната наполнится светом, откроется возможность наслаждаться приязнью созерцания и понимания. И этот ничтожно маленький выключатель никоим образом не зависит от размеров комнаты и собственно от их количества. Этот щелчок может осветить путь и позволить двигаться вперед.
Не осознавая, Генрих пытался сделать этот щелчок, прокручивая в голове все новые и новые мысли. Его радовали события и люди, которые были на данный момент в его жизни. Но это утро … Оно никак не давало ему освободиться и почувствовать себя менее опустошенным.
- Эрика, как ты могла. – не переставая крутилось в сознании Генриха. – Как ты могла прекратить все это. Как ты могла перечеркнуть все то, что было между нами.
- Я ненавижу тебя, Эрика …. Ты забрала самое дорогое, что у меня было. Ты забрала себя…
Разум Генриха наполняли чувства ненависти, презрения и обиды, которые бушевали и будоражили в яростной схватке с одиноко терзающими чувствами любви и привязанности.
Дни проходили мимо, не оставляя следов. День сменяла ночь, а ночь сменяло утро. Генрих слабо, но ощущал, что он медленно отплывает от острова, к которому он так долго плыл. Но сейчас течение и ветер относят его назад в океан бескрайнего и неведомого. И чем дальше он отплывал, тем больше новых мыслей закрадывалось в его сознание.
- Как же я был глуп … Как же я был глуп, что не замечал той пропасти, которая разрасталась между нами. Ведь мы могли сделать прыжок тогда, когда у нас еще были силы.
Чувства злобы и обиды сменялись чувствами вины и раскаяния. Но это были не те чувства, которые могли привнести спокойствия и умиротворения. Но, однажды, наступило то самое утро, которое изменило все его сознание и понимание происходящего. Это утро было для Генриха новым и спокойным. В это утро он понял главное для себя. Теперь для него все было прозрачно и понятно. Ничего из происходящего ранее не спровоцировало эти изменения в разуме. Никаких особенных событий, которые бы заставили переосмыслить то, что творилось в его голове, и расставить все на свои места. В это утро Генрих сам, не понимая этого, щелкнул тот самый выключатель, и перед его глазами рассеялся туман запутанности и неразберихи.
- Рика! Милая! Как же я не мог прийти к этому раньше . – Генрих лежал в кровати и на его лице сияла откровенная улыбка. – Те события, которые происходили в нашей с тобой жизни, это только лишь макушка горы, которая вытягивается далеко вверх за облака. Эта белоснежная сахарная макушка ароматным сладким сиропом стекает по каменным хребтам. Милая, этот снег на верхушке растаял под яркими лучами солнца, но то, что находится под ней – незыблемо и вечно.
Теперь Генрих понимал, что на самом деле важна не эта самая верхушка, а то, что находится под ней - огромное, крепкое, нерушимое. Вот, что на самом деле важно. Вот что доставляет истинную радость и счастье. Сейчас Генрих думал о том, что неважно, что происходит между ним и Эрикой. Самое главное для него оказалось то, что он ощущает по отношению к этому человеку. Эти ощущения знакомы только ему и никому больше. Эти чувства греют его сердце и доставляют неизмеримое количество радости. Теперь Генрих понимал, что ему достаточно просто знать, что Эрика есть. Ему было достаточно понимать, что она находится в таком же поиске острова, к которому она рано или поздно все равно доплывет. Он ощущал радость из-за того, что она жива, здорова, и что ее жизнь, так же как и жизнь любого человека, предвещает долгий, но увлекательный путь. Вся та пустота, которая оставалась, теперь заполнилась чувствами настоящей любви и счастья.

ГЛАВА 11

Прошло некоторое время. Теперь Генрих просыпался утром, и каждый день приносил в его жизнь все новые события, которые радовали и удивляли, оставляя след удовольствия и наслаждения.
Генрих со своими друзьями сидел в хорошо знакомом им баре «Эль», оправляясь после насыщенного трудового дня. Они пили светлое баварское пиво, закусывая свежими еще горячими куриными крылышками.
- Парни, я чудесно провел время, но если я сейчас не пойду спать, то завтра не смогу вовремя попасть на работу, и Стивенсон заклюет меня в темечко до самого мозга. Я пообещал ему, что завтра сутра буду готов на презентацию для «Поркей Логистик».
Генрих достал свой бумажник и отсчитал необходимую сумму, которую он уже знал наизусть.
- Эх, ты! – с искусственным смущением, улыбаясь, произнес Сэм. – К нам как раз должны подойти те две цыпочки, с которыми мы говорили десять минут назад.
- Вот и хорошо! Их как раз две и вам с Джеком будет очень удобно без меня. – засмеялся Генрих.
- Ладно, предатель, иди спать! – улыбнулся в ответ Сэм.
Генрих накинул плащ и, попрощавшись с друзьями, вышел на улицу.
Сэм и Джек проводили взглядом Генриха, после чего вернулись к своим крылышкам и пиву, продолжая разговаривать и поглядывать на двух девушек, сидевших через один столик от них.
- Слушай, ты тоже это заметил? – слегка наклонившись к Сэму, произнес Джек.
- Если ты о Геккере, то да – я заметил.
- Да, да! Именно о нем! – закивал Джек.
- Я думаю, что просто уже пришло время. А оно, как говорится, лечит.
- Да, но я, честно говоря, уже не думал, что он нормализуется. Ведь уже несколько лет прошло.
- Да. Через неделю будет три года. – приопустив глаза  ответил Сэм.
- Я рад, что все это время мы были рядом.
- Да. Ты прав, Джек! Неизвестно, что было бы, если бы он исключил из своей жизни общение с близкими людьми.
- Черт возьми! Какая же жизнь все-таки иногда бывает несправедливой! – возмущенно стукнул Джек пачкой сигарет по столу. – Вот удивительно. Насколько она нас зачастую радует и делает счастливыми, и насколько она заставляет иногда нас печалиться и страдать.
- Да, Джек … Я тоже об этом думал. А еще я думал о том, как эта жизнь с нами играется снами, раскидывая перед нами события, которые поворачивают наши пути из стороны в сторону. Расставляя эти события, она хочет показать нам, что у нас есть выбор. Но на самом деле его нет, и эта иллюзия возможности влияния на будущее ранит и терзает.
- Согласен, Сэм. Действительно, есть ли смысл предполагать, что было бы если бы, например, тогда опоздал поезд, или был включен неработающий светофор, или они решили выкурить по сигарете, и выехали на 5 минут позже. Глупость. Да, судьба играет с нами иногда злую игру, подкидывая в вольер, где толпятся наши жизни, зерна случайностей.
- Джек, я иногда вспоминаю тот день. Мы как раз были здесь. Мы звонили Геккеру. Он был тогда в Глендейле и как раз ехал на вокзал, чтобы встретить Эрику.
- Мне тяжело забыть этот день, Сэм.
- Мы поговорили с Геккером, а через полчаса телефонный звонок… Черт возьми … Я никогда не забуду эту фразу… Эти два слова, которые ранили меня до глубины души. И я, хоть убейте, боюсь даже представить, что они значили для Геккера. Как сейчас слышу - «Рика, погибла!» 
- Так, Сэм. Прекращай. Давай не будем вспоминать о грустном.
- Да. Будем рады хотя бы за то, что Геккер нашел в себе силы вернуться к жизни. Я уверен, что он найдет свое счастье. Ведь теперь он может двигаться дальше. И одному богу известно через что ему для этого пришлось пройти.
Генрих, покинув бар, шел по людной улице и с интересом смотрел по сторонам. Его голова была приподнятой, а на лице была не очень заметная улыбка. Он держал руки в карманах расстегнутого плаща. Шаги казались легкими, а под ногами ощущалась твердая поверхность тротуара. Возле входа одного из местных баров струнный квартет, состоящий из молодых студентов филармонии, играл какое-то современное произведение. Генрих подошел к ним, чтобы насладиться приятными звуками. Он постоял рядом с ними, наблюдая, как искусно они перебирают пальцами и, положив два доллара в футляр из-под виолончели, направился вперед. Ему были интересны люди, которые проходили мимо. Некоторые что-то яро обсуждали по телефону, некоторые просто куда-то целенаправленно шли, прокручивая в голове свои собственные мысли, некоторые стояли на обочине и ловили такси. Все они были такими обычными и одинаковыми, но в тоже время Генрих улавливал, насколько они все разные и насколько много разных, не похожих друг на друга мыслей в их головах. Своих собственных мыслей, неведомых никому, но поражающих своей уникальностью и глубиной.

________________________________

Весеннее солнце светило ярко, но не ослепляющее. Ярко зеленая лужайка перед домом была хорошо подстрижена, и в воздухе витал ощутимый запах свежей травы. Погода была спокойной на столько, что не ощущалось не единого дуновения ветерка. Генрих сидел в темном плетеном кресле с высокой спинкой, оперев руки на подлокотники. Он сидел в тени густого не очень высокого дуба и смотрел в сторону озера, на котором резвились местный ребятишки.
- Деда! Дедушка! – доносился звонкий детский голос.
- Я здесь, Томми! – крикнул Генрих.
Через несколько секунд Томми подбежал к Генриху и плюхнулся к нему на колени.
- Дедушка! Папа сказал, что занят и не сможет завтра утром пойти со мной на озеро. – обиженно протягивал Томми.
- Не расстраивайся, малыш. Я поговорю с папой. – ответил Генрих поглаживая Томми по голове.
– Но я ничего не обещаю. – прищурившись улыбнулся Генрих.
- Ой, дедушка! Я знаю, что папа тебя всегда слушает – засмеялся Томми и убежал в сторону дома.
Генрих был счастлив. Он понимал, что он получил от жизни все, что ему было так необходимо. В его жизни были было все, что случается в жизни многих людей. Ему доводилось радоваться и удивляться. Ему приходилось разочаровываться и терять. Ему была дана возможность мечтать и наслаждаться. Он испытал искреннюю преданность и любовь. Он прожил жизнь, события которой могут быть в жизни каждого человека. Но это была его собственная, не похожая на другие, уникальная жизнь, на протяжении которой он делал все новые и новые шаги, не смотря на то, что судьба делала изгибы в его пути, пускай иногда и очень крутые. Теперь он мог с уверенностью сказать, прежде всего самому себе, что сценарий фильма оказался с интересной и приятной сердцу развязкой. Теперь он думал о том, что это фильм, который не забывается через час после просмотра, не забывается и через день. И через год. Этот фильм закрадывается глубоко в память и, когда этого хочется, позволяет насладиться любым из его кадров.
- Дедушка! Дедушка! – кричал Томми, подбегая к Генриху. – А что это?
Генрих уже давно не заглядывал в этот альбом.
- Это старый альбом для фотографий, Томми! Где ты его раздобыл?! – с заметным только ему интересом спросил Генрих.
- Я нашел его в старом шкафу, который стоит в гараже. – ответил Томми, поглаживая своей маленькой ручонкой бархатную обложку.
Генрих посадил Томми к себе на колени и откинул толстую  обложку, расстегнув металлический крючок.
- Дедушка, а что здесь написано? – Томми положил свой маленький палец на надпись, которая была на внутренней стороне обложки, пытаясь найти знакомые ему буквы.
- «Самая большая радость в нашей жизни. Мама и Папа». Это написали мои родители. – улыбнувшись ответил Генрих.
- Дедушка, ты что? Тоже был таким маленьким?! – рассмеялся Томми, глядя на первую страницу, на которой Генриху было несколько месяцев.
- Да, малыш! Все когда-то бывают маленькими.
Генрих перелистывал страницы альбома и рассказывал Томми о событиях, которые были связаны с той или иной фотографией. Томми с интересом слушал и кивал головой. Генрих рассказывал о детсаде и школе, о колледже и работе. Он говорил о людях, которые его окружали. О своих родителях и друзьях. О девочке Ким, в которую он по уши влюбился в третьем классе. О поездке в лагерь, когда он заблудился в лесу и его искали пятьдесят человек, а на самом деле он был в ста метрах от своего домика. О своих друзьях Сэме и Джеке, с которыми он познакомился еще в колледже, и с которыми он до сих пор не расставался. Он листал страницы и радовался той жизни, которую подарила ему судьба. Сейчас ничто не сковывало его сердце. В груди были только легкость и тепло. Генрих крепко обнял Томми и поцеловал его в лоб.
- Дедушка, а это кто? – отбрыкиваясь, наклонился вперед Томми.
Генрих повернул голову на фотографию, на которую указывал пальчик Томми.
- А это …Это … - сердце Генриха слегка кольнуло. Он увидел ту самую фотографию. Ту фотографию, которая излучала безмерное человеческое счастье.
- Это … Это человек, который когда-то сделал меня счастливым.
Генрих ощутил спокойствие и приятность. Он широко улыбнулся и погладил Томми по голове.
- Дедушка, а почему больше нет фотографий?! – чуть взволнованно, перелистывал страницы Томми.
- Потому что то, что было потом – это совсем другая история, о которой я тебе расскажу немного позже. – сказал Генрих и дернул Томми за нос.
- Хорошо, дедушка. – ответил Томми и ухватился руками за шею Генриха, прижимаясь своей розовой щекой к его седой бороде. – Тогда я побегу в дом. Мама сказала, что она приготовит яблочный пирог.
- Беги, милый, беги! – рассмеялся Генрих и спустил Томми со своих колен на траву.
Томми вприпрыжку побежал в сторону дома, издавая живой, радостный детский крик.
Генрих достал фотографию из прозрачного полиэтиленового кармашка альбома. Он знал, что эта фотография подписана, но никогда не решался перевернуть ее, чтобы прочитать. Много лет назад он не раз пытался себя заставить это сделать. Непонятный ему страх сдерживал, но со временем он пропадал, оставляя след прошлого. Сейчас его душа была свободна, сейчас он был счастлив. В глянце фотографии отражались морщины его лица, накладывая на изображение отпечаток мудрости, опыта и этого самого счастья. Генрих медленно перевернул фотографию.
«Герри, ты любовь всей моей жизни. Твоя Рика.»
Генрих откинулся на кресло, облокотив голову на мягкую спинку. Его глаза были закрыты, а на лице была еле заметная улыбка, отражающая безмерное спокойствие и душевное удовлетворение.
- Я знаю, Рика. Я знаю …- прошептал Генрих.
Солнце большим красным кругом закатывалось за горизонт, оставляя на гладкой поверхности озера ярко розовую дорожку. Подул легкий ветерок, и Генрих почувствовал тот самый аромат. Аромат Эрики. Видимо он каким-то образом сохранился на их фотографии. Фотографии любви, счастья и радости.