Право голоса

Мадам Берсон простудилась. В молочную брикеты с мороженым привезли. По девять рублей, еще старыми, за кило. Вот она килограмм и купила. И сожрала в один присест. А потом холодной водичкой запила. Результата на лице не было. Как всегда, лицо это краснее красного. Герцен, помнится, говорил, что это в знак любви к советской власти. Ни температуры, ни кашля…
Но! Самое главное! Мадам потеряла голос! Рот открывает, как свежепойманый бычок и… ни звука. Разве что живот забурчит. Обидно же! Все говорят, а она ни звука. День, другой… Уважать потихоньку перестали. Мирская слава и почет с уважением очень даже недолговечны.
- Что ж ты, Роза, простым людям слова не скажешь? – радовалась тетя Аня. – Брезговаешь?
- Зачем ты, Аня, унижаешься? – подключилась тетя Сима. – Она же нас, наверное, за людев не считает.
Если честно, то именно так и было. Поэтому мадам согласно покивала головой.
- О! Головой машет. Как лошадь-мерин из угольного склада!
- Какая она вам лошадь? – возмутилась Дуся Гениталенко, и мадам благодарно на нее посмотрела. Но Дуся продолжила:
- У вас, что повылазило? Она же вылитая корова!
- Му-у! – заблажил Межбижер и повел интересный разговор с тетей Аней о сельскохозяйственных особенностях мадам Берсон. Речь шла о молоке, мясе и, кажется, навозе.
Мадам страдала. Она выкатывала глаза, шевелила руками…
- Задница ты, Роза, тоскливая! – не пожалела ее тетя Аня.
Мадам поднялась и пошла домой.
А дома что? Ладно, хоть говорить не надобно. А дальше? Телевизоров тогда не было. Из книжек мадам предпочитала сберегательную, но и ту читала с трудом. Кушать. Ну сколько можно? Ела, ела… Даже это ей наскучило. А на улице…
- Роза! – почитай стихотворение с выражением и вслух! – это опять тетя Аня.
Мадам бы ей почитала… Так почитала, что уши бы враз отклеились. Но нельзя. Недаром Гениталенко – участковый! – про статью 206 всем и каждому талдычит. По его выходит, что за слова обидные ничего не будет, а за дать в морду – срок. А кому это надо?
В общем, собралась мадам и поперлась аж на бульвар в пятую поликлинику. К доктору Фрактман.
А та ее не любила!
За то, что мадам обжорством занимается и, наоборот, худеть не хочет, а тем самым себе жизнь укорачивает, а поликлинике показатели. Но мадам записалась, так что, принять пришлось.
Зашла мадам и губами шевелит.
Смотрела, смотрела доктор Фрактман, даже слушать пыталась, а потом как закричит:
- Не морочьте мне голову!
Тут мадам совсем расстроилась и зарыдала.
А доктор Фрактман, несмотря на некоторую крикливость, доброй была. Стала она мадам утешать. А, утешая, выяснила, в чем проблема-то. Назначила она полоскания всякие, пилюли еще и микстуру.
Стала мадам лечиться. И помогло! На третий, кажется, день у мадам опять голос прорезался. И еще лучше, чем был. Скандальности в нем больше стало, а это в нашем дворе преимущество неоценимое.
В общем, заговорила мадам, но на людях молчит, шифруется. В кино вместо посиделок у ворот ходить стала. В клуб имени дорогого товарища Дзержинского. Или уже не дорогого. Кто их разберет?
А в клубе фильмы крутят «Юность поэта», «Смелые люди», «Возраст любви». Очень даже чувствительные и замечательные фильмы. О, еще этот, как его… «Абарая аа…». «Бродяга»! Точно! С актером, которого зовут, почти как еврейский праздник… Только имя другое, а фамилия еврейскей не бывает!
В общем, как видите, обогатилась мадам знаниями.
Раз идет мадам с вечернего сеанса, а народ у ворот клубится себе, лясы точит. А первая Дуся Гениталенко. На мужа жалуется. Мол, духи «Красная Москва» у ей выпил. Целый большой флакон за пятьдесят пять рублев. А остальные дуры типа Ани-Симы да Нюси Накойхер верят и уважают. 
Не выдержала мадам.
- Да от тебя, - говорит, - всю жизнь подгорелыми котлетами несло, а не «Красной Москвой», а от мужа твого, участкового на всю голову, вечером портвейном, а по утрам «Ландышем». Так что, ты нам тут не вкручивай, а иди срочно опять свои котлеты жарить, чтоб, как всегда!
И тете Симе пару слов сказала чутких, типа: - Шваль подзаборная!
И тетю Аню дряхлой сукой определила. 
А народ вообще удивился. Отвыкли слегка люди от мадам. Некоторые даже скучали.
Мадам тогда Межбижера с тетей Симой прогнала, на их места кое-как втиснулась и речь повела о кино. А заодно и о красавчике-актере из еврейского, то есть индейского фильма. И именем актера козырять стала. Правда, точно не помнила: не то Радж Кипур, не то Йом Капур…
Да и неважно! Главное, что культурная женщина о культурном кино с опять-таки людьми говорит.