Призрак семейного счастья

Хочу говорить со всей откровенностью о самом неприятном своём понимании. О своей семье, в которой я вырос. Не буду называть имён. Потому что не в именах дело. На примере своей семьи я вывел гнусную истину, испытанную на собственной шкуре и, как ни странно, многократно открытую уже людьми, но легко забытую ими, вписанную тысячи лет назад в священные книги, повторяемые ими многократно, как попугаями, но абсолютно не понятую… Ещё только предстоит науке доказать это простое утверждение из Библии: «Грехи ваши – перейдут на детей ваших».

Почему? Как? Что за ерунда!

Нет. Не ерунда. К сожалению – это правда. Но понять её можно, только прожив достаточно долго и проанализировав предысторию своего рода. А именно этого были лишены семьи в нашей стране в результате катаклизма по переустройству всего и вся, по разрушению до основания старого мира и строительству нового, когда собственное происхождение предавалось забвению, чтобы не стать врагом народа. И хотя были люди, которые пытались сохранить память о своих корнях, но были и те, которые предпочитали не помнить, верили в полезность всеобщего смешения крови, что из этой «глины душ и генов» новое время вылепит нового человека, и все станут равны…

А получилось совсем не то…

Жизнь сломалась, разладилась, да так нешуточно, что потом долгие десятилетия  понадобились, чтобы осознать это и вернуться к общечеловеческим ценностям. А дело всё равно не ладится и движется очень и очень туго. Почему? Да всё по тому же: «Грехи ваши – перейдут на детей ваших». Вот они и перешли. И вроде все понимают, как правильно, как надо… А поделать с собой ничего не могут! Словно злобный чёрт вселился в них, и каждый раз ставит «палки в колёса» всему передовому и светлому, против которого ни кто уже не возражает открыто, с которым все согласны… и только плоть наша, торжествующая над разумом, по прежнему одерживает верх… и тянет нас назад, как мёртвый хватает живого.

Очень не многим людям дано изменить себя самим. Большинство находятся в плену привычек и могут измениться только под внешним воздействием. Плохо ли это? В одних случаях да, а в других нет. Эта инерционность мышления – она и гиря на ногах всех реформ в обществе, а в тоже время – и необходимый балласт, который не даёт кораблю перевернуться, не даёт обществу с легкостью броситься в омут неясных мечтаний и новых увлечений, свалиться в очередную социальную авантюру.

Я сейчас попробую говорить от третьего лица. Отстранённо. Сыграю роль безразличного наблюдателя. Если получится…

Жила была женщина, которая родилась в самые голодные годы при советской власти. Когда грянула война 41-го ей было чуть больше, чем нынешним второклассницам. Всю свою жизнь она мечтала только об одном: наесться вволю. Голод был вечным спутником её жизни. Война лишь усугубила это желание ещё сильнее. Но, наконец, пришло долгожданное мирное время. Люди стали обустраивать свою жизнь. Профессию она выбрала самую приземлённую, но не связанную с физическими нагрузками – она стала бухгалтером. Но тут же вышла замуж, стала рожать детей, и о работе пришлось забыть на долгие годы. Стала мужниной женой. А муж был не маленьким человеком. Он тоже был бухгалтером, только главным. И работал на таком предприятии, что очень скоро его направили в Германию на секретный завод. Там и родилась у них первая дочка. Потом партия бросила их семью из Германии в среднюю Азию – в Туркмению. Там тоже было секретное предприятие и, следуя ленинскому принципу ротации кадров, мужа перевели на работу в пустыню. Там у них родилась вторая дочь. Затем партия сказала, что нужно ехать на Урал. И снова вся семья поднялась с места. И новый секретный объект встретил их. Тут у них родился мальчик. А потом семья распалась. Муж запил. Жена с ним развелась. И уехала к морю, забрав детей, на очередной зашифрованный комбинат, в не нанесённый на карту город. А муж уехал в Сибирь, на Байкал…

Это видимая сторона событий. А за ней скрывается жизненная драма. Оказывается, что родители женщины, о которой я веду речь, не сумели ничему научить свою дочь. Напичкали её идеалистическими представлениями в духе партии, книжками, оторванными от действительности, а как быть хранительницей семейного очага не рассказали. Всю жизнь её родители прожили в страхе. Всю жизнь её отец воевал с классовыми врагами, ходил «по лезвию ножа», хотя сам был работником внутренних органов. И однажды и за ним приезжал «чёрный воронок», но обошлось… Как? Об этом мы никогда не узнаем. Жене своей (матери нашей героини) он сказал только: «Отбрехался». Много позже я узнал, за что арестовали моего деда: он дал лошадь врагу народа – своему бывшему учителю. Тому нужен был какой-то транспорт, что-то отвезти или привезти. А он мог дать нужное распоряжение… А донёс на моего деда – его лучший друг. И всё равно после этого они дружили. Ибо понимал каждый, что если бы друг не донёс, то донёс кто-то другой. И тогда бы их взяли обоих…

Вот в такой жизни ковалась основа семейного счастья той женщины, тогда ещё девочки, вечно голодной, полураздетой…

И вдруг, она выходит замуж за деревенского парня, сына председателя колхоза, который как ледокол пробивает жизнь своим крестьянским происхождением и светлым умом. Его посылают на работу в Германию. И там они видят, что жизнь даже в разрушенной войной Германии организована много чище, честнее, порядочнее, логичнее и светлее, чем в их стране Победителей. Там они увидели много красивых вещей, книг, понакупали себе разных тряпок и бирюлек: от фарфоровых статуэток, до шляпных фетровых цветных заготовок, которые так и пролежали всю жизнь в чемодане на антресолях, потому как носить их было негде, да и сделать из них шляп ни кто не умел… Там впервые наша героиня отъелась. Потому как муж её голода не знал – он был деревенский. Еду покупал ящиками. И сводил сума эту женщину своим размахом и способностью добыть пропитание. Она яйца варёного никогда не ела! Её мать яйца покупала только к великим праздникам, и разбивала их только в тесто. А тут… красная икра намазывалась ложкой на огромный белый ломоть хлеба обильно сдобренный предварительно толстым слоем сливочного масла… Это ли не рай! Ведь в памяти были свежи ещё воспоминания военного детства, когда её мать приносила маленький кусочек сливочного масла и говорила троим девочкам – это нам на всех, на месяц… и мазала чисто символически, так чтобы через слой масла были видны все дырочки в хлебе… А девочка просила: Мама ну побольше, побольше намажь… Но мать её была неумолима. А когда её мать однажды в войну принесла большое красное яблоко, то сказала – это младшенькой… Потому что младшенькая от голода перестала ходить. А две других дочери смотрели на яблоко жадными глазами. Мать на них рассердилась и выгнала на улицу: чего уставились? Марш гулять! А на дворе уже была весна. И они мели всю растительность, как молодые козочки. Ели цветы акации, цветущую кашку, молодые побеги, лебеду, траву… Такая была жизнь…

Но была у мужа нашей героини неодолимая страсть, которая по тем временам считалась делом самым рядовым и обычным – он любил выпить. В их деревне – это был спорт, культурный досуг, обычное времяпровождение. И ни кто не видел в том никакого греха. Муж её со своим отцом ставили в выходной день ящик водки, и пили: кто кого перепьёт! Соревновались социалистически…

И постепенно в уме у нашей героини стало вызревать непонимание: муж считал себя привилегированным классом, а ей отводил роль домработницы. Да, она была за ним, как за каменной стеной, сыта, обута, одета… Но никаких прав и свобод у неё не было. Всё обилие прочитанных книг от классики зарубежной и русской до соц.реализма говорило ей об одном, а жизнь о другом. Ей оставлена одна обязанность – ублажать все прихоти мужа. А он, напившись водки, забывал все свои коммунистические идеи и начинал изголяться над женой, изводить её, как моральный садист, надсмехаться над её роднёй – голодранцами, над ней самой, и твердил ей постоянно: «Тут – всё моё! Я тебя взял голую и босую!»

И все рассуждения о равноправии мужчин и женщин летели к чёртовой матери. И все коммунистические идеи ничего не стоили перед реальностью её жизни. Она рожала детей и сатанела в душе от беспросветности своего существования, понимая, что променяла свою свободу на сытную пайку. И, в конце концов, её терпенье лопнуло. И любовь вся рухнула. И жратва уже была не в радость. И вещи все обрыдли. И машины и дачи – всё было не нужно. Хотелось одного – доказать ему, что она тоже человек, что она достойна уважения, что она может всё тоже самое, что и он…

И она вернулась на работу. И стала делать карьеру. И стала тоже главным бухгалтером. И стала хорошо зарабатывать, спустя много лет. И вырастила всех троих детей одна. И все трое получили высшее образование. А отца своего они презирали со слов матери, а младший сын и вовсе его не знал, не помнил.

Она стала главой семьи. И вечно пропадала на работе. А её дети росли, как сорная трава. Они были обуты, одеты, сыты – но предоставлены сами себе. И снова их жизни складывались неправильно, как и у предыдущего поколения. Они росли и совершенно не представляли – что такое семейная жизнь. Каждый глава семьи мнил себя верховным главнокомандующим и строил в семье отношения по принципу: я начальник – ты дурак, я главный – а ты должен стать безмолвной тварью дрожащей… Понятия о правах снова не было. Она командовала своими детьми, как шахматист пешками. Раньше её угнетали родители и муж, теперь она делала тоже самое в отношении своих детей: била их, заставляла беспрекословно подчиняться, говорила только на те темы, которые ей были интересны и нужны, личности детей её не интересовали вовсе. Они стали для неё средством торга и тщеславия, удовлетворения своей гордыни. Всё её планы по отношению детей были такими же химерами, как и в государстве строительство коммунизма. Её дети должны были закончить школу, закончить институт и сесть рядом с ней за столом, как символ её победы над мужем, которого она люто возненавидела и питала все свои скромные женские силы только этой ненавистью. Она сцепила зубы и героически ползла вперёд к цели… И дети чувствовали это неимоверное напряжение и не прекословили ей. Они стали её союзниками и заложниками её гордыни. И они добились всего, о чём она мечтала. Но… Счастья в жизни у них так и не вышло. Потому как не научили их ни мама, ни папа – как нужно быть счастливым. И вообще, ни первое поколение, жившее в страхе, ни второе, жившее в пьяном разгуле и беззаконии – похоже понятия не имели, что такое счастье человеческое? Какая должна быть жизнь? К чему надо в ней стремиться?

А теперь я скажу ту мысль, ради которой я взялся всё это писать.

«Грехи ваши – перейдут на детей ваших».

Я не знаю, то ли в момент взросления внутри семьи происходит программирование личности, и она выносит модель поведения на всю оставшуюся жизнь. То ли играет роль ещё более неизученный механизм наследования, когда мысли и образ жизни, предшествующие рождению ребёнка превращаются в его гены, в его кровь и тело, пронзая всё его существо, как первородная программа, миссия, заложенная в него при зачатии…

Смотрите: женщина вырвалась из голода и нищеты и стремилась к одному – сытно и много поесть. И в результате на всю жизнь старшая сестра воплотила в себе идею обжорства, растолстела до невообразимых размеров и на всю оставшуюся жизнь составила компанию своей мамочке. Нет у неё других мыслей и желаний, хочет она только одного: удовольствия. И удовлетворяет его чтением романтических книжек, коллекционированием открыток музейных экспонатов и пожиранием пищи в огромных количествах. Всё!

Причём оправданием для неё всегда служат сами действия, нуждающиеся в этом оправдании. Она говорит, например: «Ведь надо есть кефир!» Зачем? – это вопрос риторический. Надо! Она борется с едой, как с классовым врагом, как комдив рубил шашкой врага на поле боя.

Вторая дочь появилась на свет в момент переживания контраста между жизнью в разрушенной но бурно восстанавливаемой Германии после войны и не знавшей войны Туркмении, но жизнь в которой была так дика и убога, как невозможно себе представить! Что должна была испытывать в тот момент наша героиня? Конечно! Зависть. Неодолимую зависть к людям, живущим в Европе, умеющим строить и жить цивилизованно, слушать Баха, готовить изысканные блюда, одеваться в красивые вечерние платья, носить шляпки, перчатки, зонтики… Обгоняющие по своему культурному развитию жизнь в Туркмении в дикой пустыне на 1000 лет! И никакие классовые идеи, никакие коммунистические идеалы не могли заставить полюбить дикость только потому, что она социалистическая, вопреки здравому рассудку, а Европу идейно распять и отбросить, как чуждое мироустройство, только оттого, что эти люди не из нашего муравейника – они немцы.

И в результате появилась на свет у неё дочка, которая всю свою жизнь не ведает покоя. Вечно всем завидует до невозможности. Которой всегда чужой кусок в тарелке кажется больше своего. Которая от собственной зависти будет сохнуть до конца своих дней. И искать удовлетворения в методичном уничтожении всего человеческого в своих отношениях с другими людьми, будет мерить все отношения с точки зрения выгоды, а своих предков и первого и второго поколения будет презирать до глубины души, и на все вопросы о родственности будет отвечать очень просто: «А что мне они дали?»

Она будет всю жизнь помнить, сколько еды и вещей имела их семья до того, как её мать взбунтовалась против мужа, и как всё это исчезло и всё пошло крахом, и всё пришлось начинать с нуля. Она будет обречена на вечные сожаления, как тот мальчик, который плакал, что у него нет шиллинга (потерял), а когда ему дали шиллинг, то он заплакал ещё горше – ведь у него теперь могло быть два…

Третий ребёнок – самый младший – родился в период, когда женщина осознала всю несправедливость патриархального уклада семейной жизни вперемешку с коммунистическим бредом на эту тему. Она хотела только одного – вырваться на волю, стать независимой, освободиться от рабской покорности, которую ей предписывало её положение. Свобода. Независимость. Пусть одиночество, но гордое и самодостаточное. Вот те цели и стратегии поведения, те мысли и душевные чаяния, которые бродили в ней в тот момент. И лютая обида и ненависть к своему мужу, в которой она будет черпать моральные силы все оставшиеся годы своей борьбы за лучшую жизнь. И одиночество. Полное и непроходимое одиночество. Кошмар, который оградит навсегда её оставшуюся жизнь толстой стеной. Она будет слишком независима, чтобы вступить в новый союз с мужчиной. Она будет слишком напугана на всю жизнь, чтобы решиться поверить вновь. У неё будет под началом слишком много детей, чтобы в её окружении нашёлся человек, который бы рискнул создать с ней семью. А главное, она уже сама стала начальником и диктатором, уже перестала быть женщиной, а по сути никогда и не умела быть ею – и роль мужа пришлась ей впору, и если кто и оказался бы рядом, то только в роли слабой половины. А таких мужиков ей было не нужно. На эту роль вполне сгодилась старшая дочь.

Вот и появился на свет мальчик – вечно бунтующий, вечно непокорный, ищущий правды жизни. В гордом одиночестве презирающий противоположный пол за пустяшные огрехи, которые и составляют различие между мужчинами и женщинами. Мечтающий о равенстве полов, об интеллектуальном братстве между мужчиной и женщиной, о понимании не на уровне полового влечения и социальной роли, а на уровне духовного единения и общих устремлений к вершинам развития творчества. Сам, впрочем, имеющий самые смутные представления об этих самых вершинах развития. В общем, потенциальный мизантроп и идеалист в одном флаконе… Гремучая смесь, ведущая к самоуничтожению.

И ни один из троих детей нашей героини так и не нашёл в жизни семейного счастья и любви.

Потому как: «Грехи наши – перейдут на детей наших». Станут их плотью и кровью. Станут стратегией их поведения на подсознательном уровне. Заложенной в них программой, запущенной на исполнение до конца их дней.

14:06:46 10.05.2010