вроде-басня 4

Жила-проживала на свете одна маленькая девочка. В голове у неё – сколько она себя помнила – жили маленькие беленькие огонёчки. Когда девочка бывала спокойна и благополучна, огоньки эти тлели тусклым невыразительным образом, ни капельки её не согревая, и – сколько она себя помнила – ей чаще было очень холодно жить на этом свете, чем жарко или тепло.
В мире вокруг той девочки обитали ярко-жёлтые ангелы. Их было немного, они всегда были весьма раскиданы по свету, чаще всего спрятаны в укромных местах и недоступно далеки от всех людей на земле, не только от маленьких девочек.
Но всякий раз, когда наша девочка не соглашалась с каким-либо из правил этого мира, когда её наполняли гнев и обида на кого-то, когда она отказывалась притворяться, или когда, стремясь прочувствовать боль чужой раны, она сама брала в руку нож и отчаянно кромсала им своё бледное тело – всякий раз белые огоньки в её голове вырастали в огромный-преогромный костёр. Костёр был яростным, нёс страдания и труднозаживающие ожоги. Но было одно «но». Всякий раз, когда разгорался этот огромный белый костёр, к девочке устремлялись те самые ярко-жёлтые ангелы, и нежно на него дули; фейерверком рассыпались тогда во все стороны разноцветные искры, пламя постепенно укорачивало свои щупальца, и девочка чувствовала на себе тогда какую-то благодать: самые глубокие ожоги заживлялись в один день, из черноты неясности выростали вдруг ответы на вопросы, большие нежные ангелы по очереди сажали её тогда к себе на коленки и тихо проводили рукою по волосам.
Но бывало, что ангелы задерживались где-то в пути, или же не особенно торопились к нашей девочке на помощь, и в таких случаях она успевала выгореть почти дотла. Но она всегда всё же оставалась уверенна, что они придут – а иначе как ей было бы это всё прожить? И ангелы приходили.

Девочка росла, с каждым годом всё чаще сдерживая свой гнев, всё чаще выдавливая из себя фальшивое согласие с миром людей, с его сводами церквей и куполами правил, всё реже задерживаясь взглядом на страданиях незнакомцев, а порой и близких ей  людей. Огни внутри горели всё тусклее и равномернее, и девочке с каждым днём всё чаще было нестерпимо холодно жить на этом свете, всё реже – тепло или жарко.

К тому времени девочка уже начинала забывать, как выглядит Иофиил, её любимый ангел. И вот, однажды она почувствовала где-то внутри своего тела предупреждение, что если не станет больше разжигать костёр, белые огни уйдут. Что последовало бы за этим, она не знала, но испугалась почему-то сильно, до потери речи. И тогда в голове у неё созрело отчаянное, я бы сказала взбалмошное, решение: наша девочка решила, что с этих пор будет делать всё, чтобы костёр никогда уже не угасал. Она решила, что впредь будет только гневаться, обижаться, подставлять свою руку под нож, и непременно добиваться прихода ярко-жёлтых ангелов.


Чем закончилась эта история, я пока не знаю. Девочка та ещё жива, голос к ней вернулся, и из того я сделала вывод, что она старательно следует за своим решением. Когда я разговаривала с ней позавчера, нечто в её облике неожиданно смутило меня: черты лица в один короткий миг вдруг совершенно переменились. Это было вроде как дежавю для меня. Непонятно почему, но вот уже второй день я хожу сама не своя, не в силах отогнать мыслей об этом, но и не в силах вспомнить, кого же она мне теперь напоминает….Стоп. Да, ах да. Миловидный незнакомец, заговоривший со мной когда-то в метро. Выражался вроде как нездешне. Имя какое-то странное. Фил? Иофил? Иофиил, кажется.