Завидный дар

      Зависть, как известно, нехорошее чувство. Завидовать красоте так же глупо, как носить воду в дуршлаге или мерить Кельнский собор школьной линейкой. Красота -  товар скоропортящийся и сильно зависящий от конъюнктуры. То же самое можно сказать про здоровье: жизнь внезапна и непредсказуема, и умереть можно в полном здравии.  Большим деньгам и тем более не стоит, от них одни хлопоты-неприятности, и нередко с летальным исходом. Вспомнить всех этих Березовских-Абрамовичей с их женами, любовницами и яхтами:  скандал на скандале, ни одного честного человека вокруг.
          
      Но вот чему я всегда завидовала, завидую и буду завидовать – это умению с честью выпутаться из щекотливой ситуации. Некоторым это умение дано от природы, как, к примеру, одному вполне заурядному с виду незнакомцу, которого мне довелось  встретить недалеко от Канн, на Лазурном берегу. Если вы там не были, то ничего не потеряли: все то же самое, что в других местах на Средиземном море, а цены существенно выше. Полагаю, исключительно из-за того, что тут густо «наследили» всевозможные знаменитости.

       В тот день в порядке инвентаризации местных достопримечательностей мы забрели в типично французский винный погребок. Атмосфера очень вдохновляла купить бутылочку чего-нибудь этакого: каменные своды, декоративные бочки по углам, толстые свечки  и пузато-усатый хозяин с красным носом.  Чувствуешь себя почти как в романе Дюма, если отвлечься от шортов и шлепанцев. Тем более что хозяин устраивал сеансы дегустации с последующей продажей. Кроме нас, на этот «сеанс» угодили еще четыре человека.

       Все были с чисто французской любезностью приняты и  усажены за длинный, закапанный воском  стол. С видом жреца при исполнении хозяин налил вина и проникновенно, как великую тайну,  сообщил его название. Очень известное, к слову, но я не стану по понятным причинам его упоминать. А потом минут десять внушительно толковал о его достоинствах, где растет, как делается, и прочее. Атмосфера была самая что ни на есть торжественная. И на его физиономии, и на лицах участников священнодействия застыло приличествующее случаю благоговение на грани восторга.

       Но меня это самое вино изрядно озадачило. Напрасно я вела себя, как нас учили когда-то в питерском дегустационном баре «Нектар». То есть сперва сосредоточенно нюхала. Потом, сделав глоточек, долго и задумчиво булькала, и только затем с миной знатока глотала. Вино категорически отказывалось становиться лучше даже после моих дегустаторских манипуляций.
 
       Меж тем хозяин, войдя в роль, явно ожидал от публики бурного восхищения. Я прямо всеми фибрами чувствовала исходящие от него требовательно-телепатические волны. Но и остальные, хоть рожи и корчили, но, похоже, не были в восторге, да к тому же оказались совершенно глухи к телепатии. Тогда он перешел к прямому тексту, сообщив, что если каждый купит дюжину, а лучше две, бутылок, то он готов пойти на скидку.

      Я в меру сил делала вид, что это ко мне не относится и бродила взором по бочкам, свечкам, и прочим декорациям. Иногда мой взгляд падал на толстого рыжего мужчину с маленькими голубыми глазками, сидевшего напротив. Такой заурядный тип, что смотреть на него больше трех секунд было скучно.

     Наконец продавец замолчал, выдерживая паузу, как хороший актер. Все сидели, словно воды в рот набрав, наверняка соображая, как бы половчее увильнуть от покупки.

      И вдруг эту торжественную многозначительную тишину нарушил странный звук, что-то среднее между урчанием и пением. Звук исходил от этого самого рыжего толстяка. Случись такое со мной, я  тут же испарилась бы в тумане, только меня и видели.

       А он ничуть не смутился, похлопал себя по «музыкальному»животу  и сказал продавцу с явным баварским акцентом:
-Увы, ему это вино явно не по вкусу.  Не могу же я идти против своего брюха!

       Вот этому дару -  в мгновение секунды сообразить, как верно поступить и что сказать,  действительно стоит позавидовать.