Гл. 1. 5 День последний

В больничной палате кроме Стефании находилась еще молодая женщина. Она нервно терзала магнитофон в поисках работающей волны, но уже несколько часов звучал сплошной шум, словно на всех радиостанциях разом началась забастовка. Заметив, что за ней наблюдает новенькая, доставленная под утро, Люда улыбнулась ей, и продолжила выжимать из магнитофона хоть один человеческий звук.
- Они рядом… - пересохшим горлом прошептала новенькая.

Люда повернулась.
- Что? – не расслышав, переспросила она.
- Они всегда рядом, - прошептала Стеф, не совсем понимая, о чем и для чего это говорит, - такие помехи всегда из-за них…

Она пошевелилась. Тело невыносимо болело, точно всю ночь били палками. Дотянувшись до стакана с водой, стоявшего на тумбочке, Стеф с жадностью его выпила.
- Кто рядом?
- Темные…

Призадумалась. Пристально глядя на жалкие попытки новенькой сесть на кровати, на лице Люды скользнула хитрая улыбка. Ей показалось, что она встретила родную душу. Оставив магнитофон, взяла свою минералку и подсела к девушке. Налила ей стакан. Еще один. И вылила оставшуюся минералку, которую новенькая тоже проглотила одним махом. О-о, ей были очень знакомы подобные ощущения, бедалажка хорошо повеселилась ночью! Чудовищная жажда, жуткая головная боль, и тело, словно чужое! Это был славный перебор веселья! Значит свой человек!
- Я Люда.
- Стефания.
- Сама придумала такое имя?
- Это мое имя.

Стеф явно не поняла, и Люда затараторила на другую тему.
- Тебя под утро на «скорой» привезли с ментами. Ты что натворила? Дозу перебрала? Или колеса? Ты была в такой отключке, что я проверяла, не помела ли. Тут рядом целую палату ментов привезли, это не ты их разукрасила? Нет? Ладно, я просто радуюсь, что и на них управа нашлась, а то вконец оборзели. Тысячу вам болячек и сотню переломанных костей! – обращаясь к ментам через стену, Люда намеренно повысила голос, не обращая внимания на то, что усугубляет этим головную боль Стеф. – Что вы покрылись гнойниками и коростой! Мудачье волосатое!

В ответ послышались грубые мужские угрозы. Какое-то время действие это развлекало обе стороны конфликта. Похоже, что они были хорошо знакомы, и как догадалась Стефания, эта женщина зарабатывала на жизнь проституцией, а эти парни порой задерживали ее или привозили побитую клиентами и сутенером. Исчерпав запас любезностей, и утомившись, Люда затараторила еще какую-то ерунду без смысла и содержания, обо всем разом и не о чем конкретно. Она лежала здесь уже три дня и извелась без общения, поэтому собеседник пусть даже и молчаливый, очень ее взбодрил.

У Стеф от ее голоса появилось неожиданное желание придушить эту женщину. Выцарапать ее лупастые глаза, вырвать язык и убить с применением крайне жестоких мер. Стеф испугали эти желания. Но женщина не прониклась болезненным видом новенькой, и продолжала говорить, накликая на себя верную беду.

За дверью послышались мужские голоса, и Стефания отвлеклась от своих дурных мыслей. Говорили трое мужчин. Одного узнала сразу. Это бы Петр Васильевич. Он пытался объяснить другим, что Стеф тяжело больна и полностью на его ответственности. Они говорили точнее, спорили, и часть слов Стеф не разбирала. Но один голос хотел забрать ее с собой, по всей видимости, в милицию, поскольку часто пестрили статьи уголовного кодекса. Второй - врач больницы - уверял, что анализы Стеф не указали на отклонения, наркотики и прочее и вообще он настаивал, что она здоровее всех здоровых. Кто выиграл спор, стало ясно, когда в палату вошел очень сердитый Петр Васильевич, не здороваясь и не произнося ни слова, он крепко (словно она могла или хотела куда-то сбежать) взял Стефанию за руку и увел с собой.

Как-то грубо не церемонясь, пхнул на переднее сиденье своей машины, сел сам и вырулил со стоянки. Они ехали молча, Стеф чувствовала, как он напряжен и не решалась заговорить. У него на скулах ходили желваки, а на лбу углубились морщины. Да, сейчас лучше помолчать.

- Как ты могла? – едва сдерживая крик, все-таки разразился он – Как ты могла?! Объясни мне? Что нашло? Мы договаривались о встрече. Ты и это забыла? После твоего ночного звонка  ты должна была ко мне прийти, и мы все обсудили бы. Почему ты не пришла?! Ты стала мне врать? – он вдруг гневно посмотрел на нее, и от его взгляда Стеф испугалась сильнее, чем в первый момент пробуждения в больницы. –  Что ты пялишь на меня свои невинные глазки!

Она вжалась в сиденье и опустила глаза на свои босые ноги, выпачканные цементом и строительной пылью. Надо же столько лет ее творчество приносило только радость и изумление, а тут вдруг… строительная пыль… больница… что ее довело до больницы, если врач заверял в ее богатырском здоровье. Здоровье?! Она же себя так погано чувствует… неожиданно она поняла, что первые болезненные ощущения исчезли. Она и впрямь была здорова! Только почему-то точила вина перед ментами в соседней палате.

 Опять ничего не помню! Проклятие! Шаталась где-то всю ночь, попала в больницу, расстроила Петра Васильевича и ничегошеньки не помню.  – Она украдкой взглянула на врача шипящего от негодования. - Я сделала что-то плохое. И где мои ботинки..?

- Объясни мне, почему ты мне врешь?!
Она только открыла рот…
- Нет! Замолчи. Я ничего не хочу слышать. Я положу тебя в больницу. Там ты будешь под полным моим контролем, и врать мне уже не удастся. И мне не придется больше оправдываться перед второсортными выскочками, такающими мне в нос законы. Щенки!

Он достал платок и промокнул вспотевший лоб и лысину.
- Что я сделала? – робко спросила она.
- Что сделала? Можно подумать ты не помнишь.
- Я не помню.

На его скулах заметнее заходили желваки. Казалось, он смог бы сейчас перемолоть титановые сплавы. Он был слишком зол, зная, что его ждут неприятности и допросы, а возможно и лишение лицензии из-за врачебной халатности. Как только он мог проглядеть признаки такого приступа?!

Он достал из внутреннего кармана пиджака фотографии и бросил Стеф. На них были кованые металлические прутья один выгнут в середине дугой, два других закручены колечками… и в вообще это была какая-то несуразная композиция. Стеф ничего не поняла.

- Я испортила забор…
- Ты! Ты черт тебя возьми! Вот здесь между этими двумя - он возбужденно ткал пальцами в фото, что Стеф едва его удерживала в руках - была зажата голова сторожа, вот этими были скручены его руки. Вот эта пика была воткнута сторожу в брюхо. Если он помрет, то ты сядешь и не в психушку.
- Я?…
- Ты! Ты! Кроме этого тебя видели на железнодорожном вокзале, где ты играла на нервах машинистов тем, что стояла до последней секунды перед поездами. А еще кто-то пожаловался, что на какой-то стройке кто-то разбрасывал кирпичи с седьмого этажа. И что-то мне подсказывает, что это одна моя пациентка, страдающая редкой формой лунатизма! Черт да я уже и не уверен, что это лунатизм!
- Я!? Я никогда… столько лет… да я с детства такая, но я же… и не надо на меня кричать.
- Тебя задержал отряд милиции. Здоровые мужики, которые побиты так словно их молотил взвод. Они уверяют, что у тебя выкручивались кости в суставах, и голова ходила на сто восемьдесят градусов! Ты глотала откусанные пальцы и уши, гоготала и материлась! Уверяют, что ты была вся в ожогах! Раскидала их как котят, а потом билась в судорогах и зверьем разным выла. Эпилепсия?! Они уверяют, что это было хуже, чем эпилепсия. Да они обоссались со страху! А когда припадок закончился, на тебе ни одного следа не осталось! Ты вновь как новая! Боже! Стеф что с тобой?!

Известие об проглоченных человеческих конечностях вызвало у нее сильный приступ тошноты. Ей стало совсем дурно. Она открыла окно и постаралась дышать глубже.
- Либо ты сумасшедшая, либо отряд милиции! – продолжал кричать Петр Васильевич. - Я видел этих людей! Я видел того сторожа! Они несут чушь, но они не врут! Они напуганы твоими действиями! И я тебя немедленно изолирую от общества!
- Нет.
- Да!  Пока сторож жив, тебя можно отмазать психушкой. К тому же он сам тронулся умом и его показания под сомнением. Он все лепечет про каких-то демонов.  Если он умрет… - он вновь промокнул лоб, и сердито взглянул на ошалевшую Стеф. - Молись, чтобы он не умер.  Других жертв я не допущу. А менты детка с тебя так просто не слезут. Они с тебя шкуру снимут, и дело сфабрикуют любое. Тебя посадят, а там, в первую же ночь тебя прирежут.
- Я не могла… - всхлипнула она.
- Ты мне говорила, что собираешь какую-то дрянь, ты напилась? Накололась? Обострение весеннее? Откуда такая перемена? Что? Что я упустил? Или ты мне врала?! Врала?! А я ослабил над тобой контроль. Я же предполагал весеннее обострение. Черт! Я проглядел, доверился брехне больной девчонки как пацан. Говори мне сейчас же, что произошло! Говори!
- Не знаю, - Стеф сломалась под его напором и, слезы покатились по щекам. – Не знаю, я легла спать… я опять проснулась ночью, а все картинки собраны, и я опять ничего не помню…
- Как ты попала на улицу?

Остановись – промелькнуло в голове, но Стефания настолько была во власти эмоций, что не придала значения.

- Я… я… – она уже начала давится рыданиями, – я позвонила, хотела встретиться с ней. Потому что я… я  не помню как оказалась на балконе… Я пошла на встречу, за мной кто-то следил… я побежала… потом я не помню… не знаю…

Остановись…

- На балконе? Опять суицид?! – безжалостно наступал Петр Васильевич.

Остановись… - продолжал требовательно настаивать голос. Отчего-то сейчас он казался иным, точно полным чувства вины. Отчего-то она винила этот голос за долгое молчание.

- Я не хотела… я не помню, как все получилось. Я проснулась, налила кофе и вышла на балкон, а когда очнулась, то уже стояла на краю. Остановись… Но я не хотела умирать… я испугалась. Это правда, я не вру. У меня провалы в памяти… ты же знаешь, как это называется… ты же знаешь, что я отключаюсь…

Остановись!

- И ты позвонила ей? Кому? – Петр отвлекся от дороги. – Я просил звонить мне. Мы же договорились, что ты мне все время звонишь. Но ты позвонила кому-то еще. Кому?!

Остановись!

- Я не знаю ее.
- Где телефон?
- Я потеряла…

Остановись! – властно и громко приказал Он.

- Остановись!!! – не выдержав натиска, истерично заорала Стеф.
Петр Васильевич резко вдавил тормоз в пол, раздался оглушительный визг, на мокром шоссе машину повело. За доли секунды перед Петром промелькнула вся его жизнь от мучительного появления на свет до скандального разговора с капитаном и главврачом отделения скорой помощи. Он вспомнил все даже то, что было давно забыто. Вся его жизнь и мировоззрения уместились в этот крошечный промежуток времени под истерический крик Стефании и оглушительный сигнал бензовоза, пронесшегося в полуметре от них.

Еще мгновение и жизнь Петра Васильевича перешла бы в иную стадию.
Он отдышался и повернулся к Стефании. Она перестала кричать и плакать, только смотрела прямо перед собой и судорожно всхлипывала.

Они еще долго сидели в машине, остановившейся на краю потока движущегося автотранспорта. Вперемешку с затихающими рыданиями и сморканием в носовой платок, Стеф рассказала всю историю знакомства в церкви с девушкой, про едва не состоявшуюся попытку самоубийства, про пазлы, кошелек и погибшего вора. Врач сильнее нахмурился.
- Когда ты говорила про шарик, который вот-вот лопнет ты, уже чувствовала изменения?
- Нет, - всхлипнула она.
- Что-то замечала еще необычного до того разговора со мной?
- Нет.
- Разговор с этой девушкой вызвал в тебе какие-то мысли?
- Нет.
- Ты не должна была скрывать все от меня. Я хочу тебе помочь. Я твой друг.
- Простите… - виновато пропищала она.
- Ты больше не доверяешь мне?
- Доверяю… у меня же больше никого нет…

На сердце Петра Васильевича неприятно заскребло, и он оставил свое грубое дознание.  Стеф никогда еще ему не лгала и тем более была не виновата в своей болезни.
- Ты должна была сказать мне про голос.
- Простите…
- Ладно, успокойся, пока ничего страшного не случилось, – он предупредил ее вопрос. – Но обследование я проведу. Голоса, это плохо, даже если они предупреждают об опасности.
- Можно мне хоть вещи собрать?
- Да, конечно.

***

Пока Петр Васильевич под бдительным вниманием двух взъерошенных котят, сосредоточенно изучал пазлы на полу в спальне, Стефания торопливо набивала сумку вещами, которые пригодились бы ей в больнице. В начале она выбирала придирчиво. Ну, например, к чему ей в больничной палате платья в цветочек или горошек, юбки короткие тоже не пригодятся. Не соблазнять же там психов. Хотя Петр Васильевич обычно помещал ее отдельно от остальных буйных, и ее никто не беспокоил. Но все же… там Наполеон и Анастасия из царской семьи.

Они забавные. Возьму этот шарфик, подарю Анастасии. Скажу, что купила на распродаже царских вещей.

Стеф улыбаясь, осторожно положила газовый шарфик. Что еще? Спортивный костюм, джинсы, свитер, рубашка, пижама…


Он стоял в стороне и, не сводя глаз, следил за сборами девушки. Надо сказать, вид у него был виноватый. Если бы ему было подвластно время, он бы наверняка вернул ход событий вспять, чтобы предотвратить действия Мстиславы. Но в этом он был бессилен. Память Стефании от постоянных изменений и внушений уже не выдерживала и трещала по швам, словно старый изношенный халат. Устранить пару десятков свидетелей он бы мог, но последствия станут гораздо губительнее, чем сейчас. Как ни крути, он виноват со всех сторон, и давящее чувство вины не позволяло ему сейчас решительно взяться за Стефанию. Она натерпелась ужаса и боли, и Калеб надеялся обойтись лишь словами.

Не делай этого! – в очередной раз произнес голос в ее голове. - Тебе не стоит лечиться. Ты здорова и физически и психически.

Замолчи! Она пошла в ванную, и стала набирать зубную щетку, расческу, пасту…

Тебе не надо лечиться. Иди к Провидице, она тебе все расскажет.

Замолчи! Отвлекаясь на голос, шепчущий прямо в ухо, Стеф уже меньше стала обращать внимания на то, что набирала в пластиковую сумочку.

Этот доктор не желает тебе зла, но он не поможет тебе. Я виноват в том, что произошло этой ночью. Мне надо было быть более бдительным и предвидеть, что рано или поздно все так обернется. Теперь все будет иначе, только ты тоже должна меня слушаться.

Замолчи! - Она нервно впихивала в уже наполненную сумочку заколки. - Замолчи! Тебя нет!

Все что я делаю это только для твоего блага. Прошу по-хорошему, иди к Провидице! Ты должна поговорить с ней,  она откроет все твои тайны, а ее снадобья помогут тебе все безболезненно понять.  Иначе… иначе ты либо сойдешь с ума, либо умрешь.

Я больше не буду слушать тебя! Тебя нет! Ты моя болезнь! 

Ты не веришь мне? Тогда посмотри на меня! – приказал голос, – посмотри!!!

Помимо своей воли Стефания повернулась к затуманенному зеркалу, увидела свое отражение. Испуганное, нервное, с влажными от слез глазами… за ней стоял мужчина. Стеф замерла, сердце екнуло. За ее спиной в крошечной ванной комнате стоял незнакомый мужчина. Высокий, хорошо сложенный. Темная одежда, темные волосы… черные глаза смотрели пристально и властно. Отчего-то его глаза показались ей знакомыми и родными.

Я есть, - сказал мужчина, и его отражение положило руку на плечо девушки. Большая крепкая рука…

Стефания вздрогнула от прикосновения. Ощутила тяжесть его руки и холод. Обернулась… в ванной комнате никого не было кроме нее.


Услышав, как что-то упало, Петр заглянул в ванную. Стеф дрожащими руками собирала с пола заколки, тушь, пасту, щетки… зачем она столько набирает?
- Что случилось? – он присел, чтобы помочь ей.
- Ничего, - ее голосок внезапно сорвался.

Ты такая же упрямая как она! Она умерла… ты тоже хочешь умереть?!! Да?!! Или тебе нравиться быть чокнутой?!

Стефания всхлипнула. Взглянула на врача.
- Вы, правда, меня вылечите? Я смогу стать нормальной?  Такой как все люди…

Он улыбнулся. Добро и заботливо, как когда-то улыбался ей отец. Убрал с лица пряди волос и прижал к себе, успокаивая. Еще ни одна его пациентка не требовала столько хлопот и терпения, сколько Стефания, и еще ни к одной из них он не привязывался как к родной дочери. Это было ошибкой не позволительной для такого профессионала как он, но спроси, как все вышло за рамки, Петр уже не вспомнил бы, и уж точно не догадался бы, что его заставили присматривать за ней.
- Не волнуйся. Многие  нормальные люди гораздо хуже тебя.

Стеф обнимая его за шею, разревелась еще сильнее. Как же ей хотелось верить Петру Васильевичу. Верить в то, что он действительно может помочь, и однажды прекрасным утром она проснется от этого дурного кошмара и начнет новую жизнь.

Калеб присел на краешек ванной и тяжко вздохнул утомленный ее беспросветным упрямством и не желанием прислушиваться к его словам. Он терял над ней контроль, и с ужасом приходили мысли о том, что еще немного и ему самому придется уничтожить то, что оберегал и растил столько лет. Нет! Он должен придумать что-то еще! Когда-то он решил, что Будалов сможет отвлекать Стеф от дурных мыслей и частично сдерживать приступы, но сейчас он только мешал.

Может, было бы лучше, если приемные родители Стефании были бы живы? Ухудшения появились после их смерти. Она как лиана, потерявшая опору, стала слабой и цеплялась за все, что казалось спасительным, будь-то благие намерения доктора или шепоты жаждущих зла. Нет! Приемных родителей оставлять уже нельзя. Ее сила стала бы боле заметнее разрушать их здоровье, и в результате даже не осознав, Стеф убила бы их. А Калеб не мог допустить, чтоб на ней была кровь невинных. Ему пришлось вновь убрать все лишнее из окружения девушки, но это ее спасло ни надолго.

Он думал, что давно утратил чувство страха присущее смертным людям, но сейчас сидя на ванной, глядя на рыдающую сломленную Стефанию, и растерянного доктора он понял, что страх возвращается в его пустое сердце.

- Не плачь. Я помогу тебе. Не плачь, ничего страшного не случилось, - продолжал успокаивать Будалов.
- У меня не все в порядке с головой… я шизофреник… куда еще страшнее…
- Все у тебя в порядке, а шизофреников ты еще не видела. И большинство настоящих шизофреников живут среди нас и все считают их вполне нормальными людьми. Так что не преувеличивай.

Тебе уже поздно лечиться. Сейчас лекарства только усугубят твое состояние. Ты можешь потерять ощущение реальности и сойти с ума. 

Стеф зажала уши руками.
- Нетнетнетнет… я не слушаю тебя. Тебя нет, тебя нет, нетнетнетнет…

Прекрати упрямится! – закричал он - Немедля прекрати упрямится! Дрянная девчонка! Твоя сила растет помимо твоей воли! - и у него тоже может закончиться терпение. В конце концов, он же не ангел чтобы совершать праведные поступки и отличаться смирение и любовью. - Сколько ты хочешь смертей? Сотен? Тысяч? Может все человечество? Хочешь? Я могу организовать апокалипсис на заказ!!! Хочешь?!!

- Нет!!! Замолчи!!!!
Петр Васильевич встряхнул девушку за плечи, пытаясь вырвать ее из плена галлюцинаций и заставить сопротивляться.
- Стефания… посмотри на меня! Здесь никого нет. Слышишь? Ты в безопасности. Просто успокойся. Дыши, дыши глубже… вот так еще… дыши. Все хорошо, не бойся.
- Я слышу его. Он здесь! Здесь в ванной! Вы слышите его?

Петр даже осмотрелся, нет ли рядом в действительности кого-то еще, кто влияет на девушку, но заметил только котят, сиротливо сидевших в коридоре. Сам он едва переступил порог дома Стефании, не мог отделаться от ощущения, что за ним по пятам кто-то ходит и враждебно наблюдает. А никого вроде нет, только сквозняк по ногам гуляет. Вот и сейчас на подсознательном уровне его начинало угнетать и гнать из этого дома прочь.
- Здесь никого нет. Посмотри на меня, слышишь, здесь только мы.
- Он все время говорит… - зажимая уши, бормотала Стаф, все глубже увязая в безумии.

Доктору не дано было видеть того, кто говорил с девушкой, и почему два мохнатых шаловливых проказника котенка не спускали с него недружелюбных желтых глаз.

Это просто смешно… док от тебя и, правда, можно свихнуться…

- Прекрати… пожалуйста прекрати… - мотая головой, вновь застонала Стефания.

А ты бы вообще помолчала бы. Твои слова уже убили человека! Ты становишься слабее своей силы. Еще пару оплошностей и ты навечно погрязнешь в аду! Хочешь в ад? Могу проводить!

- Посмотри на меня! – Будалов попытался удержать ее голову и заставить сосредоточить взгляд Стеф, - Стефания посмотри на меня!
Она почти не различала действительность от бреда.
- Он в моей голове! Он говорит со мной! Все время говорит!
- Раньше этот голос вредил тебе?
- Нет, он всегда помогал…

Я и сейчас тебе помогаю.

- Что он хочет от тебя сейчас?

Док ты бы уже не лез! Иди к своим психам, я сам разберусь. Ты уже натворил бед.

- Он злится на вас! Он хочет, чтобы вы ушли!
- Я твой друг. Я не сержусь за то, что ты делала ночью. Посмотри на меня. Посмотри. Видишь, я совсем не сержусь на тебя. Я хочу помочь тебе. Ты же доверяешь мне? Доверяешь?
Она закивала головой.
- Слушай только меня. Хорошо?

Стеф кивала и кивала уже слабо понимая, какой голос кому принадлежит. Она прятала голову под руками, и боялась открыть глаза, потому что была уверена, что в ванной комнате слишком тесно от посторонних.
- Ты просто сильно испугалась. Я очень за тебя испугался, но больше я не сержусь. Дыши, дыши глубже и ничего не бойся. Вот так. Тебя никто не обидит. Слышишь меня? Слышишь, я не желаю тебе зла.

Так получается Док, что, не желая зла, причиняешь еще большее зло!

- Не трогай его, - зажимая уши, завопила Стеф, - не трогай его. Пожалуйста, прекрати.

А то что?

- Не трогай его! – закричала она в пустоту.

Посмотри-ка, Стефания мне угрожает. А ты знаешь кто я?!

- Уйди из моей головы! Тебя нет!!!

Ты знаешь кто я?! Я спросил! Отвечай!!!!

Его крик накрыл Стефанию ужасом, и на одно мгновение она увидела полыхающий огонь, охвативший всю ванную комнату… Он стоял в этом огне и был этим огнем сам…

Отвечай!!!! Назови мое имя!!! – ревел огонь.

- О-о Боже, Боже… - застонала она. Окончательно теряя себя, Стеф уцепилась за перепуганного доктора. – Сделайте что-нибудь… умоляю… остановите его! Я больше не могу… терпеть…

 Если ты не хочешь сама, я вынужден применять силу и заставлять тебя!

Калеб умел быть жестоким  и убедительным….
В руках доктора Стефания стала загибаться назад, сквозь стиснутые зубы зарычала от боли. Она продолжала закручиваться, точно вместо позвоночника у нее был резиновый прут. Растерявшись, Будалов отпрянул назад и не сразу сообразил, что творилось прямо на его глазах. И когда ее голова прижалась ниже поясницы, и вся девушка уже походила на баранку, она заорала от ужаса и боли. Тело вывернулось обратно, и Стеф забилась в чудовищных конвульсиях.

Вопль наконец-то вывел Петра из шока, и он метнулся вызвать «скорую», но сеть оказалась недоступной. Все домашние телефоны не работали.

Котята хватали доктора за ноги, и тот им на потеху спотыкался, ударялся о попадающуюся на пути мебель и раз чуть не расшиб голову об косяк.

Будалов вернулся в ванную с найденной на кухне аптечкой, в которую сам лично складывал лекарства Стефании. Он еще никогда не видел, чтобы люди так дергались, словно подвешенные к ниткам тряпичные куклы в руках кукловодов. Он даже не сразу сообразил, как подступиться к девушке, но навыки сработали на уровне инстинктов, и вскоре бьющееся тело было прижато к полу и надежно зафиксировано. Дальнейшие ее движения были уже не возможны без переломов и растяжений, но не успел он дотянуться до шприца, чтобы уколоть ее и усыпить, как заведенные за спину руки Стеф стали хрустеть в суставах, выворачиваясь дальше к голове.

- Боже мой… - в ужасе Петр отпустил девушку и она, запрокинувшись на спину, вновь захрипела, заскулила и забилась.

Кошмарный припадок все нарастал. Глаза Стеф закатились и стали видны только белки. Кровь потекла носом. Пена выступила вокруг рта, от чудовищного давления вздулись вены. От ударов ее рук на полу крошилась кафельная плитка. Ногой зацепила унитаз и раскроила его на мелкие куски. Еще удар ногой вышиб Петра в коридор, и взрослый тяжелый  мужчина улетел в самый его конец.  Удар оказался сильнее, чем лягнула бы лошадь. Ему показалось, что вместо ребер сплошное крошево не говоря уже о внутренностях.

Взорвалась лампочка в коридоре. Дверь в ванную захлопнулась. Она оставалась закрытой, пряча от глаз посторонних методы воспитания упрямой Стефании. Она кричала, сопела и выла еще долго… или ему эти секунды показались вечностью… но когда девушка затихла, дверь приоткрылась.

После всего возникшая тишина была просто жуткой. Петр пошевелился. На удивление он мог шевелиться и по мере того как он, хватаясь за мебель, поднялся на ноги, боль в груди совсем прошла. Проверяя, не душа ли это поднялся от бренного остывающего тела, он оглянулся назад. Нет, тело его не лежало распластанное на полу. Ощущал боль, но не так как если бы у него были переломы ребра. Тогда он осторожно подошел к приоткрытой двери.

Больше Будалов не шелохнулся. Всех его знаний и практики не хватило, чтобы сразу понять увиденное. Это была обычная ванная комната, совмещенная с санузлом типичной «хрущевки». Голубой кафель на стенах, коричневый на полу. Ванная, унитаз, умывальник, корзинка для грязного белья, шкафчик для предметов личной гигиены, стиральная машина. Все было в целости и сохранности, ничто не разбито, только Стефания лежала на полу. На ней тоже не царапинки. Прозрачная сумочка стояла рядом с ней. Собранная и застегнутая.

Проскользнув между его ног, котята подбежали к хозяйке и, замурлыкав, принялись лизать ей лицо.

Стеф вздрогнула, и от испуга Петр едва успел подавить в себе крик. Она открыла чистые невинные глазки и очень удивилась, обнаружив себя на полу.
- Я потеряла сознание? – спросила она у Петра Васильевича. Он смотрел на нее каким-то нездоровым немигающим взглядом. – Что-то случилось? Вам не хорошо?
 
Под его ногой хрустнули осколки. Свет не горел. Он медленно поднял глаза, плафон был разбит.
- У меня часто лампочки взрываются, - объяснила Стеф. – Осторожнее здесь много осколков.