Нижнеуренгойское дело

Купив кеды, Иван, быстро пошел в сторону вокзала за бутылочкой "кофе"
Когда у него в кармане джинсов зазвонил телефон, он выхватил из запазухи ятаган и вспорол себе живот. "Бл...дь, так и не попил кофейку", - подумал Иван перед тем, как пустота поглотила его. Из отверстия, зияющего у него в животе, проскальзывала ниточка вчерашнего праздника, и утреннего залежавшегося завтрака... Именно за эту ниточку вокзальная уборщица Татьяна Николаевна поволокла мертвое тело Вани к мусорным бакам, где хитрые собаки уже поджидали кровавую тушку, за сервированной винтажной посудой, коробкой из под холодильника.
Когда одна из собак сказала, что пора сваливать и забирать коробку из-под холодильника, было уже поздно: коробка из под холодильника начала буйствовать и требовать продолжения банкета.
-"Эй! это мой труп!", - Татьяна Николаевна ревниво и с опаской прятала тело обмякшего Ивана за широкой пролетарской спиной.
-"Тогда возьмите самую большую вилку, и принимайтесь!" - произнес сторож Евдоким, рьяно пытаясь сглотнуть застрявший в горле кусок лодыжки.
Вдруг из-за угла выплыл пионерский отряд, поющий какую-то до боли знакомую, но не до конца понятную нетленку, в которой то и дело слышалось "дело Ленина", а шедший впереди с барабаном и желтым вместо красного галстуком мальчик был негром украинского происхождения (это было заметно по тому, как бегают его глаза по ляжками идущей рядом пионервожатой).
-"С пути нам долго не свернуть, ведь мы в крови разводим муть, пусть сердцем гордо песни мы поем, а дело Ленина как собственное чтем! " - вдруг послышалось позади колонны. Это был выпускник Средней Школы Одесского Министерства Здравоохранения, по имени Шомз, папа Шомза, был политической шлюхой, помешанной на эзотерических науках и садо-мазо сексе.
Все знали о странных наклонностях отца Шомзы, но не говорили об этом вслух. Создавалось впечатление, что они либо не хотели огорчать мальчика, выставляя его на всеобщее посмешище, либо были с ним солидарны, так как имели похожие проблемы с родителями. Как-то раз, рассуждая об этом, оставшийся на четвертый год в пятом классе Валера пришел к выводу, что сложность феномена родительского комплекса является труднопостижимой ввиду изначальной запутанности формулировок и целей исследования. Придя к такому нелегкому выводу, Валера достал Браунинг и, просунув его подальше в глотку, выстрелил, оставив на желтых обоях своей аскетичной спальни яркий ярлык напоминания об недавно случившимся метафизическом открытии.
Чуть позже, из-за непонятных обстоятельств, покончили жизнь самоубийством и родители Валеры. Отец В., Арсен Петросович, при непонятных обстоятельствах, захлебнулся любимым квасом "Очаковским", после чего его ударил током чайник, из которого он постоянно этот квас пил. Мать В., обезумевши, попыталась скинуться с 14 этажа, но зацепившись лямкой бюстгальтера за арматуру недостроенного здания, умерла на десятый день после инцидента, от обезвоживания.
Имя ее до сих пор неизвестно, так как она слыла в округе ведьмой, и церковь лишила ее оного...
Сначала ее и правда пытались как-то спасти, но потом выяснилось, что деньги по кредиту она выплатила все, и, соответственно, мешать человеку с благоприятной кредитной историей никто не осмелился. Одно остается не до конца понятным: будут ли убирать болтающееся на железной арматуре тело или предоставят ему возможность разлагаться лично, по собственной индивидуальной программе. Пока власти города умалчивают о достигнутом по этому поводу на еженедельном плановом совещании договоре, но местные жители, будучи изнуренными кризисом и подорожанием цен на мясные товары, уже начинают отрезать от известного трупа наиболее аппетитные филейные части.
"Сами вы не свежие!" - кричат продавцы шаурмы, живущие на счастливом этаже, недовольным покупателям. - "Вам бы такое счастье на голову свалилось! "
Шомза подошел к мусорному бачку, заглянул внутрь и, уверенным голосом сказал: - "Отныне здесь будут проводится политические дебаты!". После чего присел рядом с со сторожем Евдокимом, и запел давно забытую песню старым, монгольским методом, ртом...
Плавно наплывающее вожделение половой близости заставило Шомзу крикнуть "Ой!". Он быстро посмотрел по сторонам, чтобы убедиться, что его никто не слышал и, покраснев, поймал себя за руку на мысли, что неплохо было бы открутить себе голову и надрать зад. Но, как это всегда случается, мгновение критического самоистязания быстро подошло к концу, и довольный собой Шомза продолжил кантовать ржавый мусорный контейнер по направлению к своему дому.
"Опять всякую ху...ню домой прешь!" - сказала Элизабет, будущая жена Шомзы. - "Только, Бл...дь, отделались от прошлой по…бени!!!" - ревниво ткнула Элизабет, бедному Шомзе...
Элизабет была среднего роста девушкой, с сильными руками, кривоватыми от постоянной езды на лошадях ногами, и чистой, почти черной кожей. Она могла часами ругаться с Шомзой, произнося различные трогательные слова, типа: Бл..ядь, Пи...дор, Га...ндон, ну и конечно ее любимое, ЯТЯВРОТТОПТАЛАЕБАНУТОЕтрАХОЕБИЩЬНОЕ****А...
-"Очень образованная, и ласковая девушка!" - чуть позже скажет о ней Шомза...
Шомза долго и искренне недоумевал, почему написанную им биографию Элизабет никто не соглашался печатать. Он целыми днями напролет ходил по редакциям и уговаривал неумолимых главредов снизойти до печати, но попытки оказались тщетными. Следом за Шомзой, практически по его пятам, шли по редакциям следователи по особо важным делам Нижнеуренгойского ОВД: им надо было срочно найти человека, который ходит по городу и закрывает печатные органы путем пробивания черепных коробок главных редакторов металлическими предметами. Благо скоро они его нашли, вот только отчет по этому делу написать им не суждено. Да и как его писать, когда у тебя между глаз торчит лом а изо рта хлыщет кровавый водопад?!
Запачкав с десяток тысяч листов, формата А4, следователи все таки поставили жирную точку в деле "Нижнеуренгойского Печатного Убийцы".
Им оказался пятнадцатилетний Евгений Заречный, живущий через дорогу, от того самого Ивана, который шел за бутылкой "Кофе", в понедельник утром..
"Я ужинаю и выхожу гулять", - сказал один из авторов этого сумбурного каламбура и ушел есть суп, укусив себя при этом за хвост.
"Атавизм!" - подумал другой автор, взял в руку кирпич, и почесал им между глаз...