Голодное сердце 7

Довольно быстрое достижение договорённости об обмене пленными воодушевило рыцарей и солдат принца Шейкоба. Во - первых, оно свидетельствовало о том, что финансово противник обескровлен не менее, чем физически. Во-вторых, означало, что вскоре в чьих-то карманах зазвенят живые деньги.
Война шла уже четырнадцать лет. Она разрушила старые экономические связи. Те рыцари и владетели, кто сохранил имения, давно перестали следить за состоянием дел в них. Многие постоянными требованиями выслать им дополнительные средства вогнали семьи в долги, знать о которых не желали, так как соображения престижа диктовали свои условия. Между тем, крестьяне, значительная часть  которых платила налоги и за полгода, и за год вперёд, невзирая на размер урожая, разбегались и терялись на просторах выбитой из колеи мирной жизни страны. Те рыцари и владетели, чьи имения оказались на территории, контролируемой противником, и вовсе жили только на трофеи и выкупы. Иногда, после того как города откупались от подступавшей к их стенам армии или платили причитающиеся налоги, принц Шейкоб и его дядя выплачивали жалованье тем своим  рыцарям и солдатам, кто служил у них на условиях найма, и награждали тех, кто присоединился к ним со своими отрядами добровольно. Несмотря на такие тяжёлые условия, их армии не распадались. Солдаты после вольной жизни на войне вовсе не мечтали вернуться на землю и взвалить на себя всю тяжесть крестьянской доли. Рыцари  и владетели вообще себе другой жизни не представляли.
Разбитые войска герцога Ленарвана собрались и укрепились в замковом городе Бараделло, в 50 мильо от Ловенны (75км). В течение двух недель стороны обменялись списками пленных, после чего ещё две недели ушло на уточнение сумм выкупа, которые готовы были предоставить и принять заинтересованные стороны, и, наконец, было достигнуто соглашение о днях, когда участники сделок могли беспрепятственно посетить вражескую территорию и обменяться деньгами и людьми с соблюдением всех формальностей.
Наряду с армией принца радостное предвкушение не оставляло и жителей Ловенны. Торговцы, содержатели харчевен, ремесленники прикидывали, сколько потратят военные на празднование своих финансовых удач, ремонт экипировки и престижные покупки. Писари и нотариусы  заготавливали стопы бумаги и чинили перья для оформления документов. Их помощники скупали чернильные орешки, ленты и сургуч.
Командир первой сотни, Хэриворд Норкассон Шентон, совместно со своим другом Ирлингом Ирлингфорсоном Хомфолком проводил все дни в заботах о судьбе командира пятой сотни Рихимера де Вера, пропавшего без вести  31 августа 1309 года после битвы на Митрофаниевских полях. Перво-наперво товарищи внесли его имя в списки разыскиваемых пленных, которые составлялись в магистрате, тем самым дав знать противоположной стороне, что существуют люди, неравнодушные к его судьбе. Ожидания их оказались ненапрасными. Рихимер действительно отыскался, и его готовы были обменять за приличную сумму. Однако вместе с этими обнадёживающими сведениями пришли и другие: в ярости от понесённого поражения враги подвергли наиболее значимых пленных таким издевательствам и надругательствам, что некоторые не вынесли их и умерли. Впрочем, последнее к Рихимеру не относилось. Он остался жив, но среди армии принца пошли разговоры о том, что лучше бы ему оказаться среди умерших, так как неясно, как он будет жить дальше после всего этого.
Услышав подобные речи из уст командира третьей сотни Айфена Хифмура, произнесённые при многих свидетелях в одной из городских харчевен,  Хэри Шентон заявил:
- Помолчи-ка ты, Хифмур, ради собственного долголетия! И как у тебя только язык не отсохнет говорить такое о своём товарище!
- А что, я не прав? – возразил Айфен. – И мне жаль его молодости, но как он будет жить после такого позора? Ты знаешь хоть, что там с ним делали?
-Не знаю и знать не хочу!  И всем заявляю, кто меня слышит сейчас, - Хэри встал из-за стола и угрожающе оглядел окружающих, - будь то знатный человек или простой, что если я ещё раз услышу подобные речи, то я отправлю его туда, куда вы все хотите спровадить командира пятой сотни! И другим это передайте!
-Он  - больной на всю голову, этот Хэри, - сказал тихо Айфен своим соседям, с которыми разделял ужин, когда Шентон вместе с другом вышли из харчевни. – То всё собак больных собирал, то женился непонятно на ком непонятно зачем! А помните, как он это чудо морское, Ирлинга Хомфолка, вытащил из писарей в сотники? Я не забуду, как во время болезни его дружок запустил в него чернильницей! Помните? Вот это был рог на лбу! Я бы убил после этого! Теперь он взялся за Рихимера. И что он для него теперь может сделать? Лучшее для де Вера – укрыться в каком-нибудь монастыре, чтобы все о нём забыли. Вот только вопрос – кто даст денег на его выкуп и на взнос в монастырь? У него же ничего нет!
В то время как проходила эта беседа, Хэри с Ирлингом  молча шли по улицам города. По решительному виду Шентона было заметно, что он весь кипит. Когда они намотали приличное количество кругов по ближайшему кварталу, Хэри остановился и сказал:
-Знаешь, что самое ужасное, Ирлинг? Ведь принц может рассуждать так же, как они все! Идём, я попрошу его принять меня! Я должен во всём этом разобраться!
-Идём, конечно, - ответил Ирлинг. – Но тебе нужно успокоиться, иначе ты можешь испортить всё дело!
Друзья направились в цитадель. Шентон делал столь широкие шаги, что издали напоминал журавля, но посмеяться над ним, зная крутой нрав сотника в раздражительном состоянии, никто не посмел.  В то время как Ирлинг остался у дверей помещений, занятых принцем, Хэри решительно потребовал доложить, что просит принять его по срочному делу.  Выдержки у него хватило ненадолго и вскоре, отпихнув стражника и ещё кого-то по пути, он решительно прорвался внутрь.
Принц Шейкоб,  худощавый молодой человек с бородкой клинышком, сидел у стола, придвинутого к окну, и что-то читал, водя пальцем по строкам и шевеля губами. Маленькие цветные стёклышки, вставленные в свинцовый переплёт окна, ярко вспыхивали в лучах заходящего за башни города солнца.
-Шейкоб, ради нашей дружбы, ты должен меня выслушать! – заявил Хэри Шентон, с грохотом отодвигая соседний стул и плюхаясь на него.
-Хэри, мы уже не дети, и ты мог бы хотя бы на людях вести себя так, чтобы не ронять моё достоинство, - строго сказал принц. – Я тебя слушаю.
-Я пришел поговорить о Рихимере де Вере.
-Я догадался.
-Шейкоб, ты знаешь, что все его земли утрачены, и его мать даже не может поступить в монастырь, потому что у неё нет денег на взнос. Все последние годы она живёт сестрой-белицей при монастыре на те средства, которые посылает ей Рихимер. Она не сможет его выкупить.
-И чего ты от меня хочешь, Хэри? Ты знаешь, что с деньгами у нас туго.
-Значит, ты не дашь денег?
-Как лицо государственное  не дам. И объясню почему.
Хэри Шентон, хотевший было вскочить, снова упал  на стул, при этом оказавшись вполоборота к своему собеседнику. Один его локоть упирался в спинку стула, ладонь – в гладкую столешницу.
-Я говорю с тобой, Хэриворд Шентон, сейчас не как частное лицо, а как государственное, отвечающее за страну в целом, - начал принц. – Я не могу потратить на Рихимера де Вера собранные моей матерью для ведения военных действий деньги. Он, попав в плен и пройдя всё то, что с ним случилось, ничего не значит с государственной точки зрения. И мы бы с тобой ничего не значили, если бы допустили, чтобы с нами произошло нечто подобное.
-Он был ранен и оглушён, иначе бы не попал в плен, - глухо сказал Хэри.
-И мне его жаль, как человека, - продолжил принц, - но пойми меня и ты. Предположим, я потрачу на выкуп Рихимера собранные с таким трудом деньги, которые те, кто платил их, предназначали на общегосударственные нужды. Деньги уйдут, но что мы получим? Я не смогу поставить его на прежнюю должность: с такой репутацией солдаты его просто не воспримут.
-Это ещё вопрос, - пробормотал Хэри, не глядя на Шейкоба.
-Это не вопрос, а реальность. За его спиной солдаты будут шептаться о произошедшем. Враги будут насмехаться над ним, оскорбляя не только его, но и всех нас! Я думаю, Рихимер сам не согласился бы вернуться. Понизить его я тоже не могу: это будет оскорбление. У нас оставался бы для него один выход: помочь ему исчезнуть за стенами монастыря, чтобы все о нём позабыли. Но на взнос снова нужны деньги, и немалые, как тебе известно, которых у нас, Хэри, просто нет. Как это ни жестоко звучит, для него в этой ситуации было бы лучше умереть, чем остаться в живых.
-Значит, ты боишься насмешек и хочешь, чтобы не переживать слишком сильно, запихнуть его в какой-нибудь монастырь?  - тихо скал Хэри, встряхивая лохматой гривой светлых волос.
-Разве престиж нашей армии в глазах противника для тебя ничего не значит?
-А может, ты боишься насмешек не противника, а одной женщины, твоей матери, а, Шейкоб?
-Не забылся ли ты, Хэриворд Норкассон Шентон? – холодно сказал принц Шейкоб, отстраняясь.
-Шейкоб, вспомни, как мы бежали из заложников от твоего дяди! Вспомни, как мы пробирались в грязи и холоде в эти богом проклятые Инесы целый месяц, а она лишь отчитала нас, как щенков, и отправила обратно! Вспомни, как над нами издевались по возвращении! Неужели тебе так важно, что она скажет?
-Я помню это, Хэриворд Норкассон, и мне тогда было всё непонятно и обидно, но теперь я понимаю, что она должна была так сделать, чтобы спасти все те владения, которые ещё оставались у неё в руках.
- Хорошо, пусть так, пусть для всех было бы лучше, чтобы Рихимер умер, но он-то жив! И у него есть мать, которая без его поддержки умрёт с голоду! Шейкоб, подумай, неужели ты у всей своей армии на глазах отступишься от верно служившего тебе человека, который попал в лапы врага из-за раны и претерпел муки за верность тебе? А что, если из этого многие сделают вывод, что ты бросишь всякого своего человека, оказавшегося в беде? Не покинет ли такого военачальника определённое количество людей?
-Хэри, я не могу дать тебе денег.
-Хорошо, не нужно денег. Я прошу тебя просто принять его в нашей цитадели и прийти к его постели, когда он будет лежать здесь, чтобы показать, что он не лишился твоего уважения.
-А что потом?
-До «потом» ещё будет долго.  Судя по тому, что я слышал, он вряд ли встанет на ноги до зимы, а может и до весны. Пусть Рихимер останется среди нас. За полгода все привыкнут и успокоятся, а там посмотрим. Я сам его буду содержать.
-Почему ты против монастыря? Там ему было бы спокойнее, да и лекарская помощь лучше.
-Кому спокойнее, Шейкоб?  Нам, потому что он не укорял бы нашу совесть своим видом? Представь: один, среди чужих, даже слова сказать некому… 
-Так уж и некому? -  начал сдаваться принц, чувство долга которого было растравлено словами Шентона и его готовностью к самопожертвованию.
- Я даже деньги на выкуп сам соберу…
-Вот тебе вещица, - принц снял с пальца кольцо, - возьми и используй на выкуп, но никому не говори, что получил её от меня. Может, если они услышат, что я не интересуюсь де Вером, сбросят цену. И сам на переговорах напирай, что он в плохом состоянии, следовательно, не стоит того, что они просят.
Хэри взял кольцо, поклонился со всей официальностью и вышел. На улице, отойдя в сторонку подальше от лишних ушей, он рассказал Ирлингу о результатах переговоров, не утаив сведений о кольце. Друзья осторожно рассмотрели подарок принца. Кольцо было хорошее, но, хотя они и не смогли в полной мере определить его ценность, явно не покрыло бы стоимость требуемой суммы.
-Нужно обойти всех сотников, пусть пожертвуют кто сколько может, - сказал Хэри.
-Айфен не даст, у него, как всегда, денег нет, - ответил Ирлинг. – Йоринд Мур всё ещё сидит в заточении, остаёмся ты да я, да ещё командир четвёртой сотни – Марино Фальеро.
-Есть ещё рыцари со своими собственными отрядами. Мы пойдём к Даниилу де Лилу. Может, ему жена из дома что-нибудь прислала. Поговорим с солдатами пятой сотни: пусть скинутся, сколько могут. Эх, если бы твой пленник хоть чего-нибудь стоил! Одни только безвозвратные потери на его содержание! Давай-ка зайдём к госпоже Ойгле Магненции  фийе и потолкуем с ним поподробнее, может всё-таки найдётся у него какой-нибудь родич!
-Я сам схожу, Хэри, - остановил порыв друга Ирлинг. – В прошлый раз, когда ты узнал о том, что случилось с нашими пленными, ты чуть не разорвал его. Ты лучше знаешь куда сходи? К отцу Себастьяну! Он – человек воинственный, недаром у него в келье дедова боевая секира висит. Глядишь, поможет.
-Ты прав, Ирилинг, не будем терять времени.  Ты иди к пленнику, а я  пойду  к священнику.
Друзья разошлись. Ирлинг, как и обещал, побрёл к госпоже Ойгле, хоть и знал, что это дело бесполезное. Его пленник, Эберт Элиассон, ещё раньше рассказал ему, что является младшим сыном выморочного рода, утратившего владения. Полный юношеских надежд добиться храбростью славы и наград, он поступил в оруженосцы к некоему рыцарю, который погиб незадолго до битвы на Митрофаниевских полях. Став наследником его имущества, Эберт был в полной растерянности, как ему дальше жить. Единственным человеком, который помог ему своим советом и проявил сочувствие, был капитан лучников Борд Бордссон.  Хотя он находился ниже Эберта по сословному положению, будучи всего лишь свободным служилым человеком, юноша испытывал  к нему неподдельную благодарность. Рассчитывать, однако, что у капитана лучников будут большие сбережения, не приходилось. Пленник ни на что не надеялся и находился в подавленном состоянии, которое усугублялось постоянной необходимостью соблюдать осторожность, как бы не обнаружилось его присутствие в цитадели. Он не выходил на улицу и лишь по ночам стоял, дыша свежим воздухом, возле открытого окна так, чтобы снаружи его не было заметно. Разговаривать Эберт мог только шёпотом, вздрагивая от каждого звука и скрываясь днём за пологом кровати. Хотя синяки с его тела сошли, и трещины в рёбрах уже не делали дыхание болезненным, он выглядел бледным и измученным, вероятно, ещё и потому, что через стенку долгое время умирал от заражения крови раненый рыцарь, который непрерывно кричал. Под конец отец Себестьян даже не мог отойти от умирающего, источавшего сильный смрад, помогая ему держать перед глазами большой крест и читать молитвы.
Постояв немного перед дверью госпожи Ойглы, Ирлинг Хомфолк вошёл внутрь. Три солдата, набиравшие воду у колодца, заметили это.
- И что ваш сотник ищет у этой старухи? – сказал один остальным. – У нашего сотника полюбовница не в пример моложе и краше.
-Тот, кто сильно ковыряется в женщинах, всегда оказывается в лапах у таких пройдошливых старых дев, - заметил второй. – А этот Ирлинг Хомфолк на женщин никогда не смотрел. Мы уж думали, что-то с ним неладно, может, болеет. Конечно, с виду он не очень казистый, но мог бы и вправду найти себе кого-нибудь помоложе. Девок-то вокруг – разливанное море!
-Замолчите вы оба, сороки! Треплетесь хуже баб! – прервал их пожилой третий солдат. – Господин Ирлинг – человек благородный, вот и ходит к даме благородной, а ваш сотник ходит к булочнице, а она знатной даме – не чета, хоть бы и была моложе!