Шурочка

        Шурочка торопилась. Боялась опоздать. Сегодня у нее первый рабочий день!  Учеба в техникуме закончилась, и ее направили работать на небольшую железнодорожную станцию под названием «Рядовая». Хотя название и впрямь было рядовое, но станция была  сортировочная. За день на нее приходило несколько десятков составов. В город, на горно-обогатительный комбинат, шли поезда с оборудованием, продуктами и товарами народного потребления. А из города, с комбината,  шли вагоны, груженые железной рудой. Поэтому  работа у Шурочки должна была быть очень ответственной и интересной. Так она, по крайней мере, думала, или, вернее, этого ей очень хотелось. Надо было сосчитать вагоны в каждом поезде, проверить пломбы на каждой двери, сравнить данные с документами, подписать путевку и – «В путь!!!». Должность ее называлась – «помощник старшего диспетчера»!! Звучит? Звучит!
Но все же надо поторопиться. Она впорхнула в диспетчерскую, запыхавшись и чуть улыбаясь, и тут же наткнулась на хмурое лицо мужчины лет сорока.
- Здрас-те! Я – Шура! - сказала Шурочка,  и улыбка ее стала еще шире.
Брови диспетчера сдвинулись еще сильнее:
- Александр Иваныч.Ох-хо-хо! Детский сад! Кого присылают? Они что думают, здесь в куклы играют что ли? Здесь – военный объект, сортировочный узел! Железная дорога, а не кукольный театр! – и посмотрел на девушку сверху вниз.
Но Шурочка нисколько не обиделась. За время учебы и практики уже привыкла.  Роста она была небольшого, если не сказать – маленького, худенькая, носик – курносенький, веснушки и озорной взгляд. Нигде, никто и никогда  поначалу серьезно к ней не относился. Но потом… Потом все становилось на свои места. Характер у Шуры был твердый, целеустремленный. Человек она была серьезный и знающий, когда дело касалось дела. Вот и теперь – все образуется, со временем. Она  уже знала это наперед и поэтому не волновалась:  Александр Иванович привыкнет, и все будет хорошо!
Шура опять улыбнулась.
- Вон твоя работа,- сказал Александр Иванович  и указал на чайник, стоявший на электрической плитке в углу комнаты.- Твое дело, чтобы всегда была вода. А по утрам – не опаздывать! Я прихожу – чай на столе! Поняла?
- Поняла, что ж тут не понять? А я чай ... тоже уважаю, - ответила Шура и снова улыбнулась.
- Что ты тут разулыбалась? Улыбается она. Работать надо, а не улыбаться! Сейчас пассажирский придет, объявлять надо, а она улыбается!
- Объявлять – это ваша работа, а мне что, плакать что ли? Моя работа вон, - она тоже указала на чайник, - вот я и пойду за водой.
- Раньше думать надо было, а теперь – садись, дублировать будешь. Тебя сюда зачем прислали? Вот  и сиди!
- Что это вы, Александр Иванович, с утра такой сердитый?
- Будешь тут сердитый,- как-то по-стариковски кряхтя, сказал мужчина и несколько раз потер ноги  руками по направлению от коленей к ступням. И, вдруг, ни с того - ни с сего, резко задрал брючины на обеих ногах. В первый момент, Шура даже испугалась от неожиданности. Но, присмотревшись, увидела на ногах огромные синяки.
- Что это? Откуда? – опешив, спросила она.
- Да, вот, шел на работу, а он меня перестрел на дороге, и давай перед носом кулаками махать!
- Кто?
- Армян!
- Какой армян? Ничего не понимаю! Армянин?
- Да, нет! Армян! Ты что, Армяна не знаешь что ли?
- Нет, не знаю. А почему «армян»?
- Потому что – армянин, а зовут Армэн! Вот и получается – Армян!
- А-а! Теперь понятно! – Шура опять улыбнулась.
- Ну, вот! Человеку больно, а она улыбается!
- Ой, и, правда, простите, пожалуйста! Может чего холодного приложить?
- Да, поздно уже!
- Да за что же это он вам? И как же это? По ногам-то?
-  За любовь!
- Ой! – стушевалась Шурочка.
- Да, да, за любовь. Да ладно бы, если бы за свою пострадал! А то – за чужую!
- Ничего не понимаю! Как это – за чужую?
- А, вот так! Знаешь Наташку, продавщицу из нашего магазина, на элеваторе который? Жена его, Армяна этого! Влюбилась в меня! Да! – как-то обреченно вздохнул диспетчер.
- Вот он разбираться и пришел. Подскочил ко мне, кулаками перед носом машет, а достать –то не может. Ростом не вышел, - он встал со стула и подошел к Шуре.
   Даже, если бы она встала на цыпочки, достать кулаком до носа мужчины ей было бы очень трудно.
- Точно! Такого же роста. Ну, может, чуть выше!
- Ну, и что?
- Да, ничего. Махал он, махал своими кулачками, что-то там кричал, чтобы я оставил его жену в покое. Я честно пытался объяснить человеку, что я тут совершенно ни при чем. А он еще сильнее руками замахал. Надоело мне это. Я его за грудки взял, от земли поднял, хотел сказать, что его жена совсем даже и не в моем вкусе. А он – как даст мне по ногам носками своих ботинок! И еще раз! И еще! Я от боли даже из рук его выпустил! А он бежать! ..
На пульте управления что-то замигало:
- Так, ну-ка погоди, - он включил тумблер, зажглась зеленая лампочка, - Внимание, будьте осторожны, на первый путь прибывает электропоезд: Пятихатки – Грековатая. Повторяю…
- Ну, вот, поработать тоже надо, а то мы с тобой что-то заболтались. Давай чай пить.
В такую жару чай пить Шурочке как-то не очень хотелось. Да у них в семье и принято не было чай пить. Компот! Вот это совсем другое дело! Из своих фруктов, прямо из сада: яблок, абрикос, слив и, самое главное – вишен! Душистый, наваристый, холодненький, прямо из погреба! Вот это напиток! А, то – чай! В такую-то жару! Ну, кто же в такую жару горячий чай пьет?
А, Александр Иваныч  чай пил! И с удовольствием! Смотрела на него Шурочка и удивлялась, что в нем особенного такого, в чае этом? Вода, подкрашенная какая-то, и всё, с компотом не сравнить!
         Не успел диспетчер свой чай допить, как в дверь постучали. На пороге стоял высокий рыжий парень лет двадцати пяти:
- Ты, выйди, поговорить надо! – сказал он, обращаясь к Александру Иванычу.
- Я на работе, не видишь? Говори тут, чего надо?
- Выйди, сказал…по личному вопросу…
- Не могу я. Я на посту, не видишь, пассажирский отходит, объявлять надо.
- Ладно, объявляй, я на улице подожду.
- Вот упертый.
- Кто такой? – удивленная наглостью парня, спросила Шура.
- Сережка Перебейнос…Будьте осторожны! С первого пути отправляется электропоезд! Повторяю…
- А что ему?
- Не знаю… Но… догадываюсь, - выключив тумблер на пульте, сказал диспетчер,- посматривай здесь, - тяжело вздохнул и вышел на улицу.
Шура важно уселась на кресло главного диспетчера станции, повернула к себе микрофон, дотронулась до тумблера, будто бы включая его, и тихо проговорила:
- Уважаемые пассажиры, будьте внимательны, от первого пути первой платформы отправляется скорый поезд Терны – Москва! Время отправления, - она посмотрела на часы, - двенадцать часов тридцать минут!
   Ей показалось, что получилось очень даже хорошо. Довольная она слезла с кресла и прошлась по комнате. В этот момент дверь открылась, и вошел Александр Иваныч, задрав голову вверх, закрывая нос платком.
- Что случилось? – испугалась Шура, - Вам плохо?
- Кровь из носа пошла, сейчас пройдет, - пробубнил мужчина через платок.
- Намочить надо, холодной водой,  платок, - Шура кинулась к чайнику, махнула рукой, вспомнив, что чайник только что кипятили.
- Я – сейчас!
Она бросилась в здание вокзала. Там, в зале ожидания стоял бачок с холодной водой для пассажиров. Вот только кружка была припаяна к бачку на цепочке, а Шурочка впопыхах без чашки убежала.  Кинулась в кассу:
- Стакан дайте.
- Какой стакан? Там же кружка – удивилась кассирша.
- Да, не мне. Иванычу плохо, кровь носом пошла, от жары, наверно.
- Нет у нас стакана.
- Эх, вы! Человеку плохо, а вам стакана жалко?
- Да, правда, нет у нас стакана – возмутилась тетка за окошечком.
- А, ладно,- Шура намочила свой носовой платок в холодной воде и побежала в диспетчерскую.
Иваныч уже ровно сидел на стуле, все еще придерживая носовой платок на носу.
- Вот, возьмите, холодненький.
- Спасибо.
- Ой, Александр Иванович, что же это, - всплеснула руками Шурочка, увидев, что нос у мужчины распух, и под глазами медленно разливаются лиловые пятна.
- Поговорили, - обреченно пробормотал диспетчер.
- Да, как же это? Почему? Опять?
- Опять!
- А сейчас-то что?
- Да, это все  белый танец виноват.
- Какой белый танец? Ничего не понимаю. Ну, начали уж говорить, так говорите!
- Танец есть такой – белый. Ты что, не знаешь?
- Да, знаю, я, знаю! Дальше-то что?
- Вот я и говорю. Вчера в клубе на танцах – белый танец, и дернул же черт Вальку меня пригласить. Что уж там произошло у них, не знаю, только она меня пригласила.
- Понравились вы ей, видать, как и Наташке-продавщице! – усмехнулась Шурочка.
-  Ага!  А, я, дурак, и обрадовался, пошел! Она, девка,  видная, чего ж не потанцевать? А оно, вишь, как вышло?
- Да, уж! Потанцевали! Вот тебе и  - Перебейнос!!! Как же вы теперь работать будете?
- Ничего, кровь уже не идет. Спасибо! – сказал Иваныч,  и сел на свое рабочее место.
В этот момент в дверь опять постучали.
- Ой, - охнула Шурочка, - не открывайте, Александр Иванович.
- Как же? А, вдруг, по работе? Заходите, кто там еще?
Дверь открылась. В проеме сначала показался огромный серый козырек, а потом и сама большая серая кепка. Под кепкой оказался высокий худой грузин, весь в черном и с черными усами.
- З-д-ра-с-т-вуй-те! – характерно растягивая буквы и задерживаясь на согласных, поздоровался посетитель.
- Здравствуйте, - чуть испуганно, ответила Шурочка, - Вам кого?
Человек в кепке, которую Шурочка про себя непроизвольно назвала – «Аэродром»,  повернулся к ней, и широко улыбаясь, стал объяснять, обращаясь почему-то именно к ней, что они везут  скоропортящийся товар, и очень бы хотелось побыстрее получить зеленый свет.
Шурочка облегченно вздохнула:
- Это не ко мне, это к Александру Ивановичу, он решает.
"Аэродром" повернулся к диспетчеру, сидящему к нему спиной, и повторил все еще раз:
- Ба-аль -шёй пи-ри-вет Вам с Кав-ка-за! Раз-ре-шите пе-ре-дать?
- Что у вас там?- не поворачиваясь, спросил Иваныч.
- Ви-но! Ма-ла-дое,  Кав-каз-с-кое, ви-но!
- Неси! – опять не поворачиваясь, приказал Иваныч.
- У-же! – ответил гость и достал из сумки, которую держал в руках, трехлитровую банку с жидкостью рубинового цвета.
- Поставь здесь! Отправление через полчаса! Шура – с ним, быстро проверь пломбы, и назад с документами, подпишу!
Через полчаса Шура вернулась в диспетчерскую. Половины рубиновой жидкости в банке не было!
С лиловым носом и кругами под глазами Иваныч встретил Шуру широкой улыбкой и предложением выпить вместе с ним.
- А, работать-то кто будет, Александр Иванович?
- Да, ладно тебе, справимся! Давай, ты такого вина еще не пробовала!
- Я вообще не пью! Ничего не пью! Мне нельзя! Я от лимонада пьянею, а не то, что от молодого вина! Спасибо, конечно, но я вам – не компания.
- Так, что же, мне одному пить?
В этот момент дверь резко распахнулась.
Шура рванулась было спрятать злосчастную банку, но…не успела. В диспетчерскую шумно ворвалась молодая женщина, и «с разбегу» кинулась к Александру Ивановичу, повисла у него на шее и чуть ли не со слезами стала причитать:
- Радость моя, Солнышко мое! Ты – мой единственный! Ты – мое Счастье! Жизни мне без тебя нет! И никому, слышишь, никому, я тебя не отдам!!! Ты – мой!!
- Ты что, Любань? Что ты? – лениво отпихивался от женщины пьяный диспетчер, - Мы тут и не одни. Шурочка, ну скажите же вы ей…
 Шура решительно подошла к Любаше:
- Выйдите отсюда сейчас же! Посторонним здесь нельзя! Вы что, не понимаете, где находитесь?
Женщина несколько секунд смотрела на Шурочку, не понимая, что происходит, но, придя в себя, вдруг, со всего размаха залепила Иванычу такую оплеуху, что тот, не удержав равновесия, с шумом свалился со стула.
 Шура от страха закрыла ладонями глаза, а, когда открыла их, в комнате уже никого не было. Только слышался равномерный раскатистый храп откуда-то из- под стола.
На пульте управления замигала зеленая лампочка. Шурочка села на стул, включила микрофон, и, глубоко вздохнув:
- Внимание, будьте осторожны! На пятый путь прибывает порожняк! Повторяю…