Читателям о писателях

«Когда я слышу слово - культура, моя рука тянется к револьверу».
Герман Геринг.
Профессиональные писатели это глубоко несчастные люди. Мечтатели и «вспоминатели» доводящие привязанность к вымышленным и прошлым мирам до гротеска. Завязшие сами в этих мирах по самую маковку, без возможности и права на возвращение в настоящий момент времени, здесь и сейчас, да ещё и склоняющие, к подобному погрязанию, многомиллионную армию читателей, наивно полагающих что книга, которую они сейчас держат в руках, перелистывая сухие и ломкие страницы, является источником неприложной истины, кладезем мудрости. Но единственное чем может являться в действительности эта пачка переплетённой бумаги, в твёрдой обложке, с листами испещрёнными непонятными знаками и символами, так это истошным воплем волка одиночки, навечно прикованного пудовыми цепями к шариковой авторучке, точно такого же как и тот кто находится сейчас по ту сторону написанной книги, напряжённо вглядывающийся в витиеватые узоры букв, слов и предложений сомнительного содержания, и безуспешно пытающийся хоть что нибудь понять: что же всё таки хотел сказать автор? Безуспешно пытающийся найти хотя бы один ответ на ту армаду вопросов которые постоянно и нещадно терзают любого человека. Кто-то заливает, закуривает, занюхивает и закалывает эти вечно пищащие вопросы, разнообразными дурманящими веществами, заваливает их глупой и ни кому не нужной работой или глушит трансовым безделием. Но некоторым, увы и ах, ни чего уже не помогает. Тогда они берут перо, чистый лист бумаги, чернила и скребут, скребут, скребут, ногтями по нескончаемой стене своего не понимания, по могильной плите, прикрывающей их собственную могилу, по крышке заколоченного и закопанного гроба, изнутри, по неспокойным умам и мятущимся душам обременённым плотью. И нет оправдания ни одному из некогда живших, ныне живущих и ещё не родившихся, кто когда либо занимался, занимается или только будет заниматься таким паскудством как марание бумаги. Нежно лелеющих свои миазмы заключённые в пачках рукописей сомнительного содержания. Мы, зачастую, даже не подозреваем сколько бед принесёт только что написанное. С чем как не с полным кишечником можно сравнить любые муки творчества и с чем как не с испражнениями можно сравнить любые плоды которые оно пораждает. Иногда это приятно, а иногда далеко не очень.
Вот по городу сломя голову несётся некто, врывается в подъезд (или в парадное, это уж как вам будет угодно), скачет через три ступеньки не дожидаясь лифта. Ему не терпится, скорее, скорее, он полон пережитым и пережёванным как коза молоком, наконец-то, вот она, нужная лестничная площадка, он судорожно тычет дверным ключём мимо замочной скважины, попадает, открывает, вбегает, кое как скидывает вещи, бросая где попало, снова бежит, на ходу снимая штаны, вламывается в сортир, предвкушая блаженство, почти что падает на унитаз и... О-о-о! Вот оно! Родилось! Ни чего что воняет, мы его на приусадебный участок снесём, земельку удобрим, в хозяйстве всё сгодится, а на будущий год глядишь и урожай соберём. Но, Господи! Как воняет!
Точно таким же макаром можно провести аналогию с исторжением рвотных масс, рождением ребёнка и сексом, но суть от этого не изменится ни на йоту. Последнее, возможно, самое приятное но везде и всегда, в результате, вечное неудовлетворение, опустошение, воздержание, ненасытность и, как следствие, одуряющая тошнота.