Зимняя дорога

Из книги "Золото преисподней", издательство "Калининградский ПЕН-центр", 2010 г. В оформлении обложки использована картина У. Тернера "Пожар в Палате Лордов и Палате Общин", 1835 г.
ISBN 978-5-904895-06-8

Вспоминается мне, как все начиналось.
Предзимье.
Одряхлевшая осень темна, холодна и таинственна. Такая пора мало кому нравится. Сады черны, деревья застыли корявыми фигурами, тут и там среди путаницы ветвей еще светится забытое яблоко с пожухлым листком на черешке. Куда не обернись – всюду стынет сонная тишина, такая, что вдруг послышится, как за деревенской околицей, где-то далеко, за поворотом, шумит по шоссе еще невидимый автомобиль. Впрочем, он и в самом деле показался спустя несколько минут, за которые я, стоя перед крыльцом магазина, успел разложить теплые душистые буханки по сумкам, что крепятся по бокам седла, взобраться на Ставра и тронуться в путь. Автомобиль проехал мимо, его гудение звучало еще некоторое время, пока не заглохло среди деревьев на лесном участке дороги. Я поскакал в лесничество. Ветра нет, и дым из домовых труб поднимается белесыми столбами, рассеивается в небе, затянутом серой пеленой облаков, которые, будто наглотавшись его, грозятся в любую минуту разразиться ледяными слезами. Мало-помалу село просыпается. Гулко застучал топор, заскрипели калитки, и вороны своим унылым гарканьем принялись наводить на окрестности дурную тоску.
Лес мирно дремлет. За короткий день птицы едва успевают покормиться, и потому не слишком веселы – некогда; они тихи, но хлопотливы – поди, разыщи затаившихся насекомых, тут не до песнопений. Но вот сделалось веселей: меж туч пролились солнечные лучи, и бурая земля среди деревьев, темные стволы и ветви кустов запестрели серебристыми бликами. Да ненадолго: поиграло солнце лучами, захлопнулись вновь облака, и все вокруг затянулось угрюмой серостью сонного царства. Опять лезут беспокойные мысли о наступающей зиме. Перезимуем? Нет, не может осень на склоне своих дней утешить, развеять тревоги, согреть кого-нибудь своими короткими солнечными заигрываниями. Не от того ли эти мрачные дни кажутся бесконечно долгими? Но придет тепло, и не останется от них в памяти никакого следа. Зато в такую лютую пору, когда хозяйственных забот стало гораздо меньше, легче сосредоточиться над подведением годового итога и можно спокойно поразмышлять над будущим. В теплом доме обостряется чувство уюта. В кресле у потрескивающего в камине огня забываешься, и тогда посещают приятные мечты. Потревожить такое мирное состояние может лишь какая-нибудь дурная весть, из тех, которые словно дожидаются удобного случая для нападения.
Едва я доскакал до усадьбы, как тотчас же определил: у нас гости. Ворота настежь, ко двору проделана сырая колея, и вот из-за кустов показалась машина – та самая, что прошмыгнула через деревню с четверть часа назад. Автомобиль при ближайшем рассмотрении оказался служебным – приехал министр по туризму Любославин. Он редко наведывается в лесничество, разве что в компании себе подобных лиц приближенных к губернатору и неравнодушных к отдыху на природе. Чиновник дожидался меня в гостиной, и Макар, помощник мой – сама любезность – накрывал на стол для чаепития.
Поприветствовав друг друга, мы сели в кресла и завели беседу. Макар, тем временем, снабдив нас чаем и не желая ничего упустить, принялся тихонько снимать пыль с книжных полок, потом он убирал натекшую за ночь лужицу на подоконнике – она каждый раз там образовывалась, и Макар держал против нее отдельную тряпку, а закончив с этим, взялся протирать листья фикуса, на зиму перенесенного в тепло с веранды. Листьев на деревце было достаточно много, и Макар, позабытый нами, прекратил дело к тому времени, когда гость собирался уже распрощаться. Любославин не особенно-то болтлив. Собой он, как подобает спортивному человеку, был высоким, плотно сложенным, с мужицки простым лицом, коротко стриженый, с бакенбардами, плавно перетекающими в окладистую бородку, которые, кстати, позволил себе завести недавно, едва только засел на министерской должности, сейчас на нем был серый шерстяной костюм с синим галстуком на лиловой рубашке. Любославин говорил торопливо, часто запивая свою речь глотком чая и явно беспокоясь о моем решении. А привез он весть о том, что власти намерены выдать порубочный билет на расчистку части леса под строительство зоны отдыха с водными аттракционами на Лесном озере.
Идея построить в наших заповедных местах зону отдыха давно кружила призраком по министерским кабинетам. Похоже, вопреки протестам общественности и здравому смыслу, теперь она приобретает видимые очертания. Проводив Любославина, я ушел в свой кабинет и закопался в сумбуре мыслей, не замечая, как бежит время.
Лесничество затаило дыхание.
Вечером я вышел на крыльцо и сел на скамейку. Сад погрузился во тьму. Только свет из кухни прямоугольным пятном лежал на земле и озарял голый куст смородины. В чердачном окне тяжело вздыхал ветер и, будто в поиске ночлега, шарил под крышей. «Вот так в одночасье можно сделаться бездомным, – думал я. – Только бы хватило сил. Опять придется вразумлять, доказывать, опровергать. Какая-то бесконечная борьба. Отец легко справлялся. А может, и не было в те годы такого давления? Все изменилось. Но мы одолеем и это лихобесье. Деваться-то некуда».

Угрюмое ожидание сменилось хлопотами ради спасения нашего леса.
Зима хороша снежная.
Как ляжет снег пуховым одеялом – так в лесу становится веселее, и на душе светлее. А если навалит его пушистым мехом столько, что можно на лыжи встать, да в санях ездить, то дух захватывает. В такие волшебные дни печали сбегают прочь. Только и ждешь свершения чуда.
Посетив министерство, я понял, что мысль о создании зоны отдыха засела в головах чиновников слишком крепко. Мне дали понять, что сопротивляться решению правительства теперь бесполезно. Лес валить будут. Губернатор непременно одобрит. Вернувшись домой, я написал несколько писем в общественные организации, связался с газетами и телевидением, сходил в церковь за благословением; и работа завертелась вихрем. Пока в лесу не собрали пилораму и не окружили жертвенную территорию забором, еще можно было повлиять на решающее слово губернатора.
В рождественские каникулы на Лысых холмах в соседнем районе устроили лыжный курорт. Место было выбрано удачно, здесь все природой уже подготовлено, оставалось только расчистить подъезд, организовать стоянку для машин, поставить торговые киоски и запустить музыку. Снега на редкость выпало достаточно для лыжных состязаний.
Теперь всюду маячат разноцветные флажки, лыжники скользят с холмов, в киосках торгуют чаем, пирожками, солнцезащитными очками, шарфами, лыжами (их можно взять напрокат) и прочими полезными вещами. Первый день – открытие – был с музыкой из динамиков, с надувными шарами и торжественными речами высокопоставленных особ, среди которых с изрядным пафосом говорил в микрофон губернатор, затем Любославин, немало вложивший сил в этот объект, и счастливый директор очередного спортивного заведения. Среди лыжников объявили соревнования. Участники поднимались на старт. Потом каждый показывал свое мастерство, двигаясь зигзагами среди флажков, прыгая с трамплина, состязаясь на скорость. А после награждали победителей. Посетители потом с теплотой отзывались о новом зимнем курорте.
Егор тоже был тут. Стоило ему узнать о дне открытия, как он с приятелями тотчас же засобирались. Благо, что автобусы из города ходят каждые полчаса. А вечером я обещал забрать Егора в лесничество. Договорились по телефону, что приеду за ним на санях. До лесничества через луга, проселочными дорогами, с морозным ветерком наперегонки – путь не дальний. И Егору эта идея понравилась.
Солнце сияло с водянисто-голубой выси. Редкие и рыхлые, как хлопья, облака едва ползли по небосклону. Ветер гулял по лугам, пыля снегом и заворачивая его вихрем. Весь день Егор провел на холмах с одноклассниками. Было им весело. Лица на морозе раскраснелись, штаны и куртки в снегу, шапки – набекрень. И вот, в очередной раз скользя вниз по склону плавными зигзагами (и когда успел научиться?), Егор не заметил следующего за ним паренька. А тот, едва справляясь, несся по змеящейся лыжне наудачу. Столкновение было неизбежно. Мальчишка налетел на Егора. Оба повалились в снег, лыжи – в раскорячку, палки – в разные стороны. Ошеломленный внезапным нападением, Егор, весь в снегу, отстегнув лыжи, вскочил на ноги и, не раздумывая, бросился проучить нахала, который едва только сел и ошалело пялился на него. Егор поднял парня за шкирку и, не стесняясь в выражениях, отчитал его по заслугам. А потом, пристально к нему присмотревшись, заявил:
– Послушай, что-то мне твое лицо знакомо, не из одной ли мы школы?
– Вряд ли, – отозвался мальчишка, отстегивая лыжи, после чего стал смахивать снег с куртки и штанин.
– А звать тебя как? – продолжал допытываться Егор, силясь припомнить, откуда этот герой мог быть ему знаком.
Мальчик встряхнул свою вязаную шапку, надел и ответил:
– Алексей.
Тогда Егор тоже представился, нарочно смягчив тон.
– И все-таки, ты кого-то мне напоминаешь, – задумчиво произнес он, теряясь в догадках. – По телику, что ли, я тебя видел. Слушай, ты в нашем лесничестве не бывал? Может, с родителями отдыхал. У моего отца часто важные гости останавливаются.
– А ты что, сын лесника? – не ответив, поинтересовался Алексей.
– Лесничего, – поправил Егор.
– Прошлым летом отдыхали семьей у Лесного озера, – рассказал Алексей. – Было здорово.
– Значит, понравилось? – промолвил Егор. – А то в скором времени лес расчистят под зону развлечений. И на том озере устроят аквапарк с горками.
– Плохая затея, – вздохнул Алексей. – Сейчас об этом много спорят. Я бы не позволил.
– Ничего, мы с отцом лес защитим, – уверенно заявил Егор, сжимая кулаки. Сейчас он, кажется, о чем-то догадывался. – Признайся, твой отец губернатор?
– Губернатор, – ответил Алексей.
– Так и знал, – произнес Егор самым благодушным тоном, на который был только способен. – Очень рад познакомиться. Неспроста ты на меня налетел.
– Это нечаянно вышло, – возразил Алексей.
– Забудем, – улыбнулся Егор. – Подумаешь, в снегу вывалились. Мой дед, богатырь, в сугробах закалялся. Сила! Никакой мор его не брал, пока сам не состарился. Это теперь в наших краях снег редко бывает. Так что на пользу. Послушай, если тебе планы с зоной тоже не нравятся, может, поговоришь с отцом. Ведь губернатор лично подписывает или отклоняет разрешения на вырубку. Понимаешь, этот лес сохранить нужно. Он очень древний, здесь живут самые редкие животные и растения. Такого больше нигде нет, – заключил Егор.
Алексей слушал, уверенно глядя ему в глаза, хотя и возникали какие-то сомнения.
– Вряд ли отец прислушается к моим словам, – проговорил он. – Но я что-нибудь придумаю.
– Помоги, пока не поздно, век буду благодарен.
Только Егор это произнес, как неподалеку, подняв снежную пыль, остановилась на лыжах девушка и, помахав рукой, позвала:
– Леша! Вот ты где! А я потеряла тебя из виду.
Мальчики обернулись на ее голос.
– Это сестра, – сказал Алексей. – Мне пора.
Егор чуть кивнул.
Тогда Алексей поднял свои лыжи, палки и, сделав серьезное лицо, пожал на прощание руку Егора со словами:
– Удачи вам, лесники.
– Пока, – ответил Егор.
Он проводил Алексея задумчивым взглядом, потом хорошенько пристегнул лыжи, взялся за палки и понесся к друзьям, которые пили чай возле киоска, дожидаясь его возвращения.
Вечером я прибыл на лыжный курорт со стороны холмов и, велев Ставру подождать, оставил его у березнячка, а сам встал на лыжи и отправился за Егором.
Солнце теперь мерцало среди деревьев блеклым желтком. По снежному глянцу расползлись синие тени. Склоны, открытые вечерней заре, еще отдавали золотистым блеском. Мороз кусался за щеки, нос и уши, но это ничего, домой вернемся – отогреемся.
Егор к этому времени проводил своих друзей на рейсовый автобус и дожидался меня возле торговых палаток, которые закрывались одна за другой. Холмы теперь обезлюдили. Флажки сиротливо трепетали среди снега. Завидев сына, я окрикнул его. Он помахал мне рукой и заскользил навстречу.
Добравшись до березняка, я забрался на облучок и разобрал вожжи. Егор отстегнул свои лыжи, погрузил их в сани и сел рядом со мной, до носа натянув меховой воротник утепленной куртки. Я хлопнул вожжами по Ставрову крупу, и конь двинулся в путь, а Егор принялся пересказывать, как здорово катался с друзьями, как они пили чай и как познакомился с губернаторским сыном.
Солнце напоследок расписало снега розовыми красками, а затем пропало из виду. Окрестности быстро погрузились в сиреневые сумерки, только верхушки деревьев еще блестели позолотой, но и они вскоре погасли. Мы ехали по заснеженной проселочной дороге.
– …Пап, Алекс обещал поговорить с отцом за нас, – в заключении сообщил Егор. – Как ты думаешь, убедит?
– Может и убедит, – проговорил я.
– Он обещал ведь, – решительно заверил Егор.
– Значит, убедит, – согласился я.
А вокруг вечерний покой. Только гулкий перестук Ставровых ног, да шепот скользящих полозьев саней по наледи разрушали дремотную тишину пустынных окрестностей. Луга, деревья, холмы потонули в глубокой синеве теней. Мы проехали рощу. Теперь дорога пошла вниз посреди полей. Далеко впереди еще не успела скрыться в ночи стена нашего леса.
Егор выговорился и начал подремывать, прижавшись ко мне. Я постепенно ушел в свои мысли. Ставр и без меня прекрасно знал дорогу и вез не спеша.
Мы почти уже спустились по склону, как вдруг краем глаза я заметил вдали на вершине холма справа какое-то движение. Пять серых теней крутились там на снегу. Их можно было принять за валуны или кусты, если бы они не шевелились. Я пристально всматривался, пытаясь разглядеть, что там происходит. А тени, словно решились и двинулись в нашем направлении, покатились по склону. Волки! – мелькнуло у меня. Этого еще не хватало. Судя по устремленности, с которой они двинулись к нам, хищники надеялись на поживу. Мчали, не таясь. Заголодали что ли посреди зимы? Отчаялись. А мы тут легкая добыча: конь, мужчина и мальчик. Неужели голод лишил зверя рассудка? Я глядел, пытаясь рассмотреть увеличивающиеся пятна, и соображал: пустить Ставра галопом или, наоборот, не гнать, чтобы не утомить его прежде времени, а волков встретить ружейными залпами. Все равно от стаи голодных зверей уйти не удастся.
Мало-помалу тени росли. Мне даже почудился жадный блеск глаз, прежде чем хищники пропали из виду – небольшой пригорок скрыл их. Появятся они скоро и уже совсем близко. Я разбудил Егора. Тот, услыхав, будто нас преследуют волки, сначала не поверил и ухмыльнулся. Но я был серьезен.
– Давай быстро за вожжи, – распорядился я.
– Пап, дай мне пострелять, – попросил Егор.
– За вожжи берись, – сурово повторил я, уступая ему место.
Егор повиновался, устроился на облучке с вожжами и стал поглядывать на склон холма. Я перебрался в сани, взял ружье, щелкнул предохранителем, вставил патрон и принялся ждать зверей. Ставр, заметив перемену, почувствовал неладное, громко фыркнул и ускорил бег. Из-за снежного покрова было все еще достаточно светло. Волки не заставили себя ждать. Они вынырнули из-за холма совсем близко, и я услышал их злобное ворчание. Переговариваются лукавые хищники. Я очень рассчитывал на то, что грохот первого выстрела мигом лишит их желания преследовать вооруженных людей. Наверняка обойдется без убийства. Но мои надежды не оправдались. Когда звери были уже настолько близко, что можно было прочесть «смерть» в их горящих огнем бешеных глазах, я выстрелил. Лишь на мгновение преследователи смешались, но тотчас оправились и ринулись за нами. Двое выскочили на дорогу, трое помчали наперерез, как заговоренные.
– Егор, гони Ставра! – крикнул я, перезаряжая ружье.
Только теперь, как следует разглядев хищников, я понял, что все обстоит гораздо хуже, чем предполагал.
Впрочем, Ставр и без того уже прибавлял ходу.
– Пап, почему не стреляешь?! – воскликнул Егор, заметив погоню.
– Теперь уже наверняка, – проговорил я.
Звери приближались, их еще можно было рассмотреть в сумерках, и я утвердился в своих догадках. Худшего варианта быть не могло. Свои подозрения Егору я высказывать не стал. Теперь одна защита – ружье.
Когда подбитый мною первый хищник с жалобным визгом покатился по снегу, собратья его не только не устрашились смерти, но разъярились еще больше. Что за бесы! Расстояние между нами быстро сокращалось. Двое, самых прытких, с оскаленными пастями приближались – вот-вот настигнут. Их нацеленные на убийство морды уже маячили в снежной пыли, поднятой санями. Я выстрелил, и зверь, взвившись в воздух, возопил, а затем кубарем покатился по дороге. Дело становилось худо еще и потому что сумерки сгущались, и потому что мы приближались к лесу, где полумрак и деревья не позволят как следует целиться. Откуда-то вынырнул еще один зверь. Пока я в очередной раз перезаряжал ружье, он заскочил в сани. Этот рычащий бес едва не достал меня за горло. Я отчетливо ощутил его жаркое дыхание. Ножа с собой у меня не было. Но Ставр так резко дернул, что зверь в эту секунду потерял равновесие, и я спихнул его прочь ударом приклада. Наскоро перезарядив ружье, я выстрелил. Еще один хищник остался на снегу. Трое продолжали преследовать. Следующим выстрелом я, видимо, достал вожака, потому что лишь теперь оставшаяся пара зверей начала сдаваться, чуя свое поражение. Мы въехали в лес. Замелькали деревья. Хищники отстали, заходили неуверенно посреди дороги, повесив длинные языки. А потом я потерял их из виду. Продолжая озираться по сторонам, я не выпускал ружье из рук, ожидая атаки в любое мгновение. Егор отчаянно хлопал Ставра вожжами. Конь гнал, что было силы. До усадьбы оставалось немного.
В темноте среди деревьев замаячили светлые окна. Вот уже забор. Дожидаясь нас, Макар оставил ворота нараспашку, а сам возился на кухне, готовя Егорушке ужин. Ставр, испуская пар, словно Змей Горыныч, влетел во двор и остановился. Радушно виляя хвостом, нас встретил ничего не подозревающий Плут. Я спрыгнул с саней и закрыл ворота, поглядывая на меркнущую в темени дорогу. Слава Господи, спаслись.
Егор, поглаживая любимого пса, поинтересовался:
– Пап, а ты уверен, что это были волки?
– Нет, – честно признался я.
– Странные, правда? – задумчиво проговорил Егор и поспешил в дом к Макару, чтобы все ему рассказать.
Макар, накрывая на стол, слушал его внимательно и качал головой.
– Чудные волки, – заключил Егор. – Выстрелов не боялись. Непуганые какие-то.
А старик потом рассказал, что давно не было волка в наших местах. Последний раз пришлось палить еще старшему Богатыреву с полвека назад. После войны волков было много. На обезлюденных просторах они осмелели, распоясались, да так, что отваживались заходить в села и резать домашнюю живность. Потом их оттеснили охотники. Волков стало меньше. А в здешних лесах их появление сделалось редкостью. Но что же случилось теперь? Не волки-то, а поистине демоны, что ли.
Я слушал Макара и малого, да угрюмо помалкивал: спаслись – и то хорошо.
На другое утро Егор отправился к другу в деревню. Макар прибирался в доме, а я сидел в кабинете за планами на будущий квартал. За окном с растительным орнаментом от мороза горел желтоватый свет нового дня. Но вчерашнее происшествие все еще продолжало меня беспокоить и не напрасно.
Около полудня к нам позвонили. Я отворил дверь. На пороге стоял солидного вида господин, за оградой виднелась его машина, отважно преодолевшая снежные наносы на лесной дороге. Посетитель словно только что с деловой встречи явился при галстуке, костюме, в распахнутом длинном пальто. И представился он Михаилом Свистоборовым. Я тут же понял, какова передо мной персона. Вот этот-то человек и был директором лыжного курорта, которому в придачу предполагалось отдать зону отдыха в нашем лесничестве, как только та будет возведена. Пройти в дом Свистоборов отказался, сославшись на занятость и заявив, что довольно разговору будет и на пороге. По тону его я понял: беседа будет напряженной.
– Вы вчера стреляли, – проговорил он, и в голосе не прозвучало вопроса: это было скорее решительное утверждение, не меньше, а то и осуждение.
– Я стрелял, чтобы отогнать псов, которых поначалу принял за волков, они преследовали меня и сына, – ответил я.
– Волков? Какие глупости! – возмутился он. – Вы подстрелили моих лучших собак.
– Они напали на нас, – сказал я.
– Да, лучших собак, – продолжил он. – Вы ведь лесничий? – с укором произнес он после затянувшейся паузы обмена недобрыми взглядами. – Разве вы не можете отличить собак от волков?
– То, что это были не волки, я понял очень скоро, хотя едва разглядел их в сумерках, – признался я. – Не хотел, чтобы сын знал, какая серьезная беда нам на самом деле грозила. Мне пришлось защищаться.
– Для защиты от взбунтовавшихся собак используют баллончики с газом, – заметил он на это, – но не стреляют.
– Вы серьезно? – усмехнулся я.
– Это были прекрасные охотники, – сурово проговорил Свистоборов. – Я кучу денег отдал за их обучение.
– Оно и видно, эти псы едва не сожрали нас, – продолжал я. – Действовали, как бандиты, молчком и слаженно.
– Вы заплатите мне за убийство, – пригрозил Свистоборов и стал в раздражении кусать губы.
– Только по приговору суда, – добавил я.
– Да, именно через суд, – согласился он.
– Скажите, что вы делали в лесу так поздно? – перешел я в наступление. – Неужели натаскивали собак на прохожих?
– Мой человек охотился на зайцев, – немедленно последовал ответ. – Припозднился.
– У него или у вас есть разрешение на охоту в этих местах?
– Разумеется.
– Могу я посмотреть?
Свистоборов открыл барсетку, достал из нее бумаги и протянул мне. Я развернул документы. Все было в порядке. Отдал я бумаги хозяину с тяжелым пониманием того, что справлены они лишь для отвода глаз. И на суде будут, конечно, предъявлены.
– Эти псы стоили мне целого состояния, – продолжал играть роль пострадавшего Свистоборов. – Вы застрелили их.
– Уверен, на суде справедливо разрешат спор на счет собак, натравленных на людей, – заверил я.
– Ну, это мы посмотрим, – сухо проговорил Свистоборов, развернулся и зашагал к машине.
Я дождался на крыльце, пока гость не укатит прочь, вернулся в кабинет и продолжил разбирать свои бумаги.
История с покушением все-таки застопорилась, вскоре я даже решил было, что вопрос в то утро между нами был исчерпан. Повестки в суд не присылали. Видимо, хозяин собак рассудил, что разрешение дела пойдет не в его пользу. Но была и другая причина.

Конец бумажной зоне отдыха наступил очень скоро.
И холода отступили.
Весеннее солнце растворило мрачные угрозы коварной зимы. День за днем слабел мороз, становилось светлее, теплее и радостней. В проталинах зазвенела серебристая вода. На кочках, обласканных солнечными лучами, с обаятельной скромностью распустились подснежники.
Документы на рубку леса губернатор не подписал и, как мне верилось, уже никогда не подпишет. Лесничество воспрянуло духом. Тревоги унеслись прочь.
Что же повлияло на его решение? Здравый смысл, протесты общественности, а может, разговор с любимым сыном – осталось для меня тайной. А вскоре и власть его закончилась. Новый губернатор относился к нашему лесу гораздо лояльнее, и его министерства были заняты уже совсем другими вопросами.