Жил-был Васька. гл. 14. Серёжка

        На другое утро Васькина мать собралась назад в Благовещенск. Она была только в сомнении насчёт Васьки. Дед Ефрем ворчал, говорил, что ему вовсе здесь незачем оставаться. Бабушка отмалчивалась - она всё время прибаливала и лишние хлопоты ей были ни к чему. Зато остальные домочадцы все, как один, встали на Васькину защиту.

        - Да хватит тебе, папка,- набрасывались они на деда. - Объест он нас, что ли? Это же как-никак твой старший внук, уж мог бы с ним быть и поласковей.

        - Ну, ещё чего, - угрюмо бурчал тот, однако, понемногу отступая.

        Особенно горячо за Ваську поднялся тринадцатилетний Витька. Под его яростным натиском дед уже устоять не мог - сыновей он любил, особенно младших, и всячески им потакал. Зато с дочерьми он был не особенно ласков, а временами даже суров. Единственная дочь, перед которой он робел и даже лебезил, была его старшая, Роза. Но она уже давно не жила с родителями. Выйдя замуж за военного, она укатила куда-то в Западную Сибирь, и оттуда только присылала коротенькие письма, часто жалуясь на нехватку денег.

        Васька отлично помнил эту властную и очень воинственную особу, державшую в страхе не только сестёр, но и братьев. Внешне она сильно походила на бабу Машу - такая же крупная и осанистая - но суровой своей непримиримостью перещеголяла даже деда Ефрема.

        Пока она жила со всеми, дом Вербицких буквально сотрясался от её командирских окриков, подкрепляемых крепкими затрещинами, на которые она никогда не скупилась. Зато с её отъездом, в доме воцарился относительный мир и покой, иногда, впрочем, нарушаемый распрями, обыкновенными для любой многодетной семьи.

        Причинами же таких распрей обычно служили: несправедливое распределение обязанностей по хозяйству, а также делёж лакомств, кое-когда привозимых дедом Ефремом из поездок. Все эти несправедливости опять же шли от него - он всегда разделял детей на любимчиков и на тех, к кому у него не лежала душа. Одних он холил и баловал, тогда как другим доставались одни лишь упрёки и ругань.
 
        Из всех же любимчиков на особом месте стоял, конечно же, его младшенький, Серёжка. Или Сергунька, как дед ласково его называл. Этот Сергунька мог вытворять над ним всё, что хотел, а взамен неизменно получал лишь безграничную любовь и всякие угощения. Дед трясся над ним, исполняя любую его прихоть. Собственно, именно с рождением этого самого Сергуньки, дед как-то вдруг невзлюбил своего старшего внука.

        Сам, будучи человеком упрямым и несговорчивым, отчего, кстати сказать, он немало пострадал по службе, он не терпел старшего внука за непокорность его нрава и за его неумение к нему подлизаться.   

        Серёжка же рос избалованным, своенравным мальчишкой. В столь ранние годы в нём уже угадывались и хитрость, и совсем уж не детское коварство. С Васькой, который приходился ему племянником, хотя был на два года старше его, они частенько враждовали.

        Причём ссоры затевал обычно Серёжка, зато расплачиваться приходилось Ваське. 

        С первого же дня, как только Васька приехал, тот принялся ему досаждать. Он нарочно вызывал Ваську на ссору, когда дед Ефрем был где-нибудь рядом. И хотя Ваське ничего не стоило его отлупить, ему приходилось терпеть, а иногда и уступать. А это было не так-то просто, если взять во внимание, что Серёжка таскался за ним повсюду или внезапно появлялся там, где его не ждали, и тотчас принимался задирать Ваську.

        Васькина мать прекрасно знала, что с таким, как Серёжка, её сыну здесь будет не сладко. Поэтому до последнего момента она раздумывала, оставлять его здесь или нет.
При этом она больше склонялась ко второму. Но иначе на это смотрели её братья и сёстры. Все они, каждый по своему, любили Ваську и жалели его.       

        - Пускай, погостит, - упрашивали они наперебой. - Чего ему там, в городе, одному скучать? Только пыль глотать, и больше ничего. А на папку ты не смотри. В первый раз, что ли? Он поворчит, поворчит, да перестанет. Ничего с ним не сделается, а мы уж тут присмотрим и Ваську в обиду не дадим.

        - Чего вы её уговариваете? Пускай, катятся, - войдя в комнату, где происходил этот разговор, вмешался дед, но получил такой дружный отпор, что только крякнул и убрался прочь.

        - Не бойся,всё будет в порядке. Так что пускай остаётся.
Присутствовавший при этом Васька, для убедительности даже пустил слезу, чем окончательно сломил сопротивление матери.

        - Ну, смотри, - с грустью улыбнулась Вера Ефремовна. - Только веди себя здесь, как следует. Слушайся дедушку с бабушкой, и, я тебя умоляю, не связывайся ты с этим Серёжкой. И вообще, лучше, держись от него подальше, договорились?

        Обрадованный Васька снабдил её на дорожку самыми верными обещаниями не связываться с Серёжкой. На том они и простились, крепко расцеловавшись напоследок.

        Но не успела Васькина мать сесть в автобус, чтобы отправиться на вокзал, как Серёжка был уж тут как тут.

        - Видал, какая у меня конфета? - ехидно хихикнул он, крутя перед Васькиным носом шоколадную конфету. - У меня их целая куча, а ты не получишь, так и знай.

        - Ну и жри свои конфеты,- огрызнулся Васька,- Не больно-то и хотелось.

        Он повернулся и пошёл в стайку смотреть коров. С коровами, с Зорькой и Красулькой у Васьки была самая тёплая и трепетная любовь ещё с той поры, когда он вместе с матерью жил в Новобурейске. Всякий раз, когда ему бывало грустно, он приходил к ним, гладил их бархатистые шеи и головы или просто прижимался к ним щекой, а они, не переставая жевать, участливо смотрели на него своими добрыми, лиловыми глазами, вздыхали или приглаживали его волосы своими шершавыми языками. Нигде Васька не чувствовал себя так спокойно и так хорошо, как рядом с ними.

        Но Серёжка и не думал оставить его в покое. Он отправился за ним следом,  продолжая размахивать конфетой и похваляться.

        - Ты отстанешь от меня когда-нибудь? - остановился Васька, сжимая кулаки.

        - Ну-ну, ударь, только попробуй. Сейчас вот, как закричу, и папка живо тебя прогонит.

        Васька побледнел от бессильной злости, а тот схватился за живот и принялся хохотать, упиваясь его беспомощностью.

        - Ну погоди, получишь ты у меня когда-нибудь, - пообщал Васька, и вместо стайки, перелез через заплот и пошёл по переулку, куда глаза глядят.

        Выходить со двора Серёжка пока не отваживался, да и до деда Ефрема, если что, не вдруг докричишься. Там-то, за оградой, для Васьки и было одно спасение.

        На пути ему попалось здоровенное бревно, приваленное к забору прямо под густыми ветвями черёмухи. Васька присел на него и стал задумчиво смотреть по сторонам. К нему подошёл рыжий, кудлатый пёс. Он бесцеремонно обнюхал Васькино лицо, потом лизнул его в щеку и, потеряв к нему интерес, неспеша удалился. Между тем, то тут, то там возле забора рылись в земле неугомонные куры. Не оставляя своего занятия, они стороною посматривали на Ваську и потешно толковали между собой. А возле большой, грязной лужи, посреди которой развалилась здоровенная свинья, сердито крякали утки.

        Посидев так немного, Васька пошёл на речку. Там, на берегу, он отыскал Витьку, который рыбачил с лодки на удочку, и до обеда проторчал с ним. Они и в дальнейшем держались вместе. Витька всюду брал его с собой, а если надо, то и защищал его от больших пацанов. Его в округе уважали и даже немного побаивались, потому что он никого не боялся и любому не давал спуску.

        Серёжка его тоже побаивался, а всё же не упускал случая и ему чем-нибудь досадить. Однажды он залез на этажерку и стащил оттуда какой-то Витькин учебник. Вдобавок он вырвал из него несколько страниц с картинками, а потом ещё попытался свалить всё на Ваську. Но Витька ни слову ему не поверил и хорошенько взгрел его, так что тот потом долго ныл, размазывая по щекам слёзы. А в другой раз он добрался до банки с червями, которую Витька припрятал для рыбалки, отнёс её на огород и всё из неё высыпал - черви, конечно, расползлись. Витька и тут сразу догадался, чьих рук это дело, и Серёжке опять хорошенько влетело. Правда, когда тот вопил, стоя посреди двора, на крыльцо выскочил дед. У него в руке был  длинный кнут. Увидав Ваську, он бросился было к нему, но Витька храбро загородил его собой. Он объявил, что это он наподдал “гадёнышу”, и что в другой раз наподдаст ему ещё больше. 

        Тронуть Витьку дед не посмел. Он сгрёб своего урёванного младшенького и унёс его в избу, уговаривая по дороге не связываться “с этими дуралеями”. А тот всё хныкал, не переставая, и успокоился только тогда, когда дед пообещал ему принести конфет.

        Своим скверными повадками Серёжка в конце концов добился того, что с ним никто не хотел водиться. Он бродил один по двору и всё замышлял новые пакости.

        Так вот однажды, тётки собрались помыть в избе полы. Тем временем Васька забрался с книжкой на печку и стал рассматривать в ней картинки. Там, сверху, было тепло и уютно, особенно в такую сырую холодную погоду, какая была в тот день. Опять же из-за высоты, туда никак не мог забраться Серёжка.
        А рядом с этой самой печкой, почти впритык к боковой стенке, стояла скамья, на которой обычно помещались чугунки, вёдра и деревянная кадка с водой. Серёжка несколько раз пытался, забравшись на эту скамью, дотянуться до облюбованного Васькой места, но для него это было высоковато. Каждый раз он поглядывал на Ваську снизу и страшно ему завидовал.

        А тут во время убрки кто-то из тёток пододвинул к печке обеденный стол. Крутившийся здесь же Серёжка, мигом прочухал что к чему, и решил воспользоваться удобным случаем. Он подтащил к столу табуретку, по ней забрался на стол, а уже со стола стал вскарабкиваться на печку. Вдвоём с Васькой они там поместиться никак не могли, а, стало быть, Ваську следовало прогнать.

        - А ты уходи, давай, отсюда, - уже наполовину почти взобравшись, заявил Серёжка. - Теперь я тут буду играть.

        - Ещё чего? - возмутился Васька, - Я первый сюда залез и никуда я отсюда не пойду.

        - А я как закричу, тогда узнаешь.

        - Ну, и кричи себе на здоровье. Деда всё равно нет, так что можешь кричать сколько влезет.

        Деда действительно в ту пору не было. Он был единственным ветеринаром на всю округу и его ещё накануне услали куда-то в район ставить коровам прививки.

        Осознав, что крики ему не помогут, Серёжка решил действовать нахрапом. И вот, когда он попытался выхватить у Васьки книжку, тот машинально оттолкнул его локтём. От толчка Серёжка потерял равновесие и полетел вверх ногами. Правда, до полу он не долетел, а угадал головой прямо в кадку с водой.

        К счастью, тут подоспела тётка Галя. Она-то и выудила его из кадки. Серёжка успел-таки нахлебаться, так что тётка взялась откачивать из него воду. Потом насмерть перепуганный и мокрый, он дрожал, сидя на столе, укутанный полотенцем, пока над ним колдовали сбежавшиеся тётки.

        Васька испугался не меньше и тоже суетился вокруг него. Благо ещё, что бабушки не оказалось поблизости, - она как раз полола грядки в палисаднике, - и о происшедшем узнала позднее. Но всё равно ему бы не миновать трёпки, если бы не тётка Галя, которая сказала, что сама видела, как всё получилось, и что Серёжка сам был во всём виноват.

        Серёжка же, чуть только пришёл в себя, стал угрожать Ваське, что обязательно нажалуется деду. Но на этот раз бабушка, вместо того, чтобы его поддержать, как это бывало раньше, поймала его за ухо и хорошенько оттрепала.

        - А тебя какой чёрт на печку понёс? - приговаривала она ему, отпустив его ухо. - Тебе бы и самому не мешало всыпать... Господи, и в кого ты у нас такой уродился?

        В общем, для Васьки вся эта история закончилась благополучно. Только дед, которому Серёжка всё-таки наябедничал, ещё больше его невзлюбил.