Жил-был Васька. гл. 12. Дипломат

 
        На дворе стоял февраль, когда Васькина мать решила, наконец, съехать от китаянки. К тому времени она подыскала угол на Северо-Западной окраине города, в деревянном доме, где жили пожилые муж и жена Королёвы, а с ними их шестнадцатилетний сын.

        И вот, как обычно в субботу Вера Ефремовна забрала Ваську из интерната, и они отправились в своё новое жилище. Пока ехали в автобусе, Вера Ефремовна всю дорогу рассказывала Ваське о том, как ей повезло так задёшево снять удобную, тёплую комнату и какие милые люди эти Королёвы.
 
        Васька помалкивал, слушая её лишь в полуха. Ему не давала покоя мысль о том, как расстроится мама, когда узнает, что успеваемость его за последнее время сильно пошатнулась, и что два дня тому назад он нечаянно снежком разбил окно в учительской, и его потом за это таскали к директору. Не говоря уже о тех многочисленных драках, в которых он всё время был как-то замешан. Хорошо ещё, что Варвара Петровна была где-то занята своими делами и не успела матери ничего рассказать.

        Он трясся в автобусе, в своём стареньком девчачьем пальтишке, и уныло глядел в затянутое инеем окошко. На стекле кто-то перед ним растаял кружок, вот через него-то он пытался разглядеть, куда они едут. Он себе представлял, что вот они приедут домой, потом немного отогреются и тогда, наверняка, мама станет расспрашивать его о делах и, конечно же, об учёбе. А раз так, то ему придётся всё выложить начистоту. Врать матери он не отваживался. Не то, чтобы боялся, а просто считал это последним делом.
        Сейчас вот она весёлая, даже смеётся, но, когда обо всём узнает, то уж точно настроение у неё испортится, раздумывал Васька, украдкой посматривая на мать.
 
        Дом Королёвых находился в местечке, сплошь занятом  деревянными постройками, где по обеим сторонам дороги из-за глухих заборов высовывались почернелые крыши и здесь же повсюду вздымались к небу ветвистые деревья. С первых минут вид здешних мест произвёл на Ваську тоскливое впечатление, хотя его матери здесь, кажется, нравилось.

        Они дошли до раскрытой настеж калитки и очутились во дворе, где по обе тороны стояли два дома. Прямо, в десяти шагах от калитки, находилась старенькая беседка, а за нею - несколько сараюшек, рядом с которыми вся земля была усыпана угольной крошкой, щепками и прочим сором. За сараюшками начинался огород, ветхие заборы, а в самом конце среди сугробов - одиноко торчала уборная. К ней вела узенькая тропка.

        Королёвы жили в доме, что был слева от калитки. Васька с матерью поднялись на высокое крыльцо, прошли через холодные сенцы, где под ногами поскрипывал лёд, и через обитую мешковиной дверь попали в тесную переднюю. Сразу с порога Ваське бросилась в глаза здоровенная печь, как бы разделявшая дом на две половины. Печь уютно потрескивала, а в щелях её дверцы сверкали оранжевые огоньки.

        Не успели они войти, как из правой половины, из-за рябеньких занавесок, к ним приковылял скрюченный, небольшого росточка дедок, с чёрным, заросшим щетиной лицом. Его маленькие, утонувшие под густыми бровями глазки, светились умилительной радостью. Тем не менее, он очень смахивал на злого колдуна, какими их рисуют в книжках со сказками.

        Васька вовсе его не испугался, но как-то так само получилось, что он вдруг оказался за материной спиной. Заметив это, Вера Ефремовна рассмеялась, а дедок кинулся  ему помогать снимать пальто.

        - Ах, вот так удалец! - забавно ёжась, покряхтывал он.
Голос у него был скрипучий, и, когда он говорил, то слышались какие-то хрипы и шкворчания. За ним следом из-за занавесок показалась толстая тётка, с круглым добродушным лицом. Она тоже принялась на все лады нахваливать Ваську и без конца повторяла, как она “со своим стариком” всё мечтала его увидеть.

         - Зови меня тётя Даша, - сказала она, подсовывая ему конфету в бумажной обёртке. - А старика моего все зовут Матвеичем. Ты его тоже так зови, он это любит.

         В первые минуты Ваське даже нравилось, что его здесь так привечают. Однако, уже вскоре, его стало слегка пошатывать от неумолчного гула их голосов. К счастью, мама поспешила его увести в свою половину, где было очень уютно и чисто прибрано.

         Правда, комнатка оказалась довольно тесной, в ней только и помещались, что железная кровать, да старый комод, а между кроватью и деревянной перегородкой, сделанной из струганных выкрашенных голубой краской досок, тянулся узенький проход, прямо утыкавшийся в маленькое оконце. Но здесь было хотя бы тепло, а поиграть можно было и на кровати.   

         И всё бы ничего, но у Васьки никак не выходил из головы предстоящий разговор с матерью, от которого, как он знал, ему не отвертеться. Мать у Васьки была такая дотошная, что уж никогда и ничего не забудет. 

         От всех этих невесёлых дум, у Васьки даже живот разболелся. Тогда, чтобы не мозолить матери глаза, он выбрался в тесную комнатку, находившуюся тут же, за занавесками. Здесь, впритык к окну стоял кухонный стол, а рядом, у стенки, какой-то сундук.

         За столом расположился Матвеич. Он собрался покурить. Для этого оторвал от старой пожелтелой газеты небольшой прямоугольник, сделал из него что-то вроде желобка, а потом сыпанул в него щепотку махорки. Дальше он своим жёлтым прокуренным пальцем разравнял махорку и, послюнявив края желобка, свернул его в трубочку. Васька с любопытством наблюдал всю эту процедуру. А Матвеич тем временем ещё раз для верности послюнявил сделанную трубочку, один её конец скрутил так, чтобы не высыпалась махорка и этот же конец запалил спичкой.

          Однако, чуть затянувшись, он тут же страшно раскашлялся. Его бил кашель почти с минуту. В конце концов откуда-то из-за печи раздался ворчливый голос тётки Даши. Она проклинала и махорку, и Матвеича, уверяя, что этак он непременно себя доконает. На это Матвеич ничего не отвечал, а только старчески покряхтывал и улыбался. 

          - Эх жаль, Сашки мово где-то нет, - с трудом откашлявшись, и снова затягиваясь, сокрушался он. - Уж он-то как бы тебе обрадовался. Всё, бывало, спрашивает:”И когда это Ваську привезут?”       

          Васька слушал его с изумлением. Оно, конечно, ему было приятно узнать, что его тут так ждали, однако, удивительно, что какой-то Сашка, которого он и в глаза-то сроду не видел, так уж жаждет с ним повстречаться. Но тут у Васьки родилась идея. Он подумал, что, если он так и дальше весь вечер просидит с Матвеичем, то, возможно, мама и не станет его распрашивать. 

          Васька  подтащил к столу табуретку и, взобравшись на неё, стал с необычайной дотошностью расспрашивать Матвеича о Сашке. Мама тоже немного постояла возле них, а потом собралась и ушла в магазин за продуктами.

          - А где же он, ваш Сашка-то? - улучив момент, пока Матвеич снова закашлялся, спросил Васька.

          - Так где. В школе, должно. Однако, время бы как ему быть, да что-то нет. Это он не знает, что ты уже тут, а то бы живо придул.

          - А большой он?

          - Кто?

          - Да, Сашка-то ваш, большой?

          - Сашка-то? Сашка большой. Нынче семнадцатый годок, почитай, пошёл. Он у нас, Сашка-то, - с упоением расписывал Матвеич, - вымахал, вон чуть в дверь вон в тую пройдёт, и ладный такой. Да ты погоди, сам увидишь. А до чего же добрый, да ласковый...

          Видно, для Матвеича не было ничего лучше, как расхваливать своего сыночка.  Послушать его, так и такой он у них внимательный, и маленьких детей-то он никому в обиду не даёт, и во всей-то округе на него никак не нахвалятся, и так далее, и так далее...

          Васька ещё не слыхал ни разу, чтобы кого-нибудь так возносили.

          Скоро мама вернулась из магазина и они вместе с тёткой Дашей взялись приготовить ужин. Матвеич, однако, всё никак не унимался, так что у Васьки даже голова разболелась. Неизвестно правда, отчего больше, от его ли болтовни про Сашку или от махорочного дыма. А тут ещё тётка Даша, она тоже не оставалась в стороне и при всяком удобном случае вставляла слово, и всё про то же, про своего ненаглядного Сашулю.

          Ваське, признаться, уже давно надоело всё это слушать, но он сидел, как пришитый, хотя глаза у него слезились, а в горле першило от дыма.

          Потом был накрыт стол, но и за столом речь шла всё о том же. Только вот Сашка, о неисчислимых добродетелях которого было так много сказано, всё никак не объявлялся.

          Матвеич и его жена страшно сокрушались, но обещали, что вот уже совсем скоро их сынок точно явится.

          В конце концов было уже совсем поздно, и мама, уже в который раз звала Ваську спать. Васька отговаривался, просил подождать ещё немного. За него горячо вступались и Матвеич с тёткой Дашей. Их умиляло Васькино желание во что бы то ни стало познакомиться с их сыночком.
 
          Но время шло, а Сашки всё не было. И вот, когда даже и Матвеич отступился, а мама взяла Ваську за руку, чтобы отвести его спать, в сенях послышался шум. Громыхнула щеколда, кто-то ругнулся в темноте и вслед за этим настежь распахнулась дверь.

          На пороге, среди клубов пара, нарисовался малый в распахнутой телогрейке и в съехавшей набок шапке. Он перебрался через порог, потом обо что-то споткнувшись, сильно пошатнулся, но устоял. От него далеко разило вином, а мутный его взгляд упёрся в пол.

          То, как выяснилось, был ближайший Сашкин дружок. Он бухнул прямо от порога, путаясь в словах и всё никак не умея справиться с налезавшей на глаза шапкой,  что Саньку  час назад “загребли” в милицию, и что “загребли” его якобы за то, что он на танцах пырнул ножиком какого-то парня.

          Все, и в особенности Васька, так и остолбенели.

          Потом Сашкин дружок ушёл, а Матвеич с тёткой Дашей скрылись в своей половине, откуда ещё долго доносились их приглушённые голоса.

          Зато Васька, снимая с себя одежду, повёл такой разговор:

          - Вот ведь какие случаются неприятности. Даже вон такой, как Сашка, а и то, видишь, мам, что получилось? - потом, выждав немного, продолжил, -  А у меня, если разобраться, всего-навсего какие-то две двойки по письму, да... - Тут он заметил, как мама, отложив подушку, медленно повернулась к нему, и разом умолк.
 
          - Ну-ну, продолжай, - заинтересовалась Вера Ефремовна. - Что ты там ещё натворил?

          Так что пришлось Ваське во всём сознаваться. Покончив со всеми своими злоключениями, он уже собрался в комок и даже зажмурился, ожидая как мама станет расстраиваться, однако, вместо этого вдруг услыхал странные звуки.

          Он приоткрыл один глаз, и брови его полезли на лоб. Мама вся сотрясалась от беззвучного смеха.

          - Да-а, - отсмеявшись и вытерев рукою слёзы, заметила она, - ну и хитрец же ты у меня. И надо же, как хитро всё подвёл, ну просто дипломат...