Жил-был Васька. гл. 10. Тёмная от девчонок

        В первые месяцы мама навещала Ваську чуть ли не каждый день. Она приносила то кулёк конфет, то маленькую шоколадку, которые Васька ел сам и угощал друзей. Мама живо интересовалась его делами, подолгу беседовала с воспитателями или с Варварой Петровной. Обычно, после таких бесед она оставалась довольна, хотя, случалось, что она с грустью выговаривала:
-Старайся, сынок, учись, как следует. А то Варвара Петровна сказала, что ты можешь учиться лучше, но иногда почему-то ленишься...

        А Васька вовсе и не ленился, - так он по крайней мере считал, - а просто как-то так само получалось, что в диктантах он наляпывал помногу ошибок. По другим предметам у него всё было хорошо, но с родною речью - просто беда. По этому поводу он немало расстраивался, а Варвара Петровна в сердцах даже выговаривала, что, мол, умная голова дураку досталась – это с намеком на его лень.   

        Но зато его почти всегда хвалила Тамара Николаевна. Она даже говорила матери, что он самый главный у неё помощник.

        А в общем, всё у него было в порядке, вот только иногда очень скучал по матери и каждый раз с нетерпением ждал субботы, когда она наконец придёт и заберёт его домой.

        В то время Вера Ефремовна снимала времянку у толстой, круглолицей китаянки. Времянка стояла в глубине двора и была настолько тесной, что в ней помещались лишь кровать, комод и кухонный стол. С приходом зимы жить во времянке стало совсем невыносимо. В ней было так холодно, что на полу замерзала вода, и Вера Ефремовна была вынуждена почти беспрерывно колоть дрова и топить печку.

        Ваську она усаживала на кровать, укутывала его в одеяло, чтобы уберечь от простуды. Но сколько бы она ни переводила дров, во времянке всё равно было довольно прохладно, а на потолке от поднимавшегося пара скапливалась вода, и капли то и дело падали на кровать, на комод и повсюду.

        В довершение всего, за несколько дней до того, как им сюда вселиться,  у хозяйки повесился муж. Об этом они узнали от самой хозяйки. А повесился он в уборной, в той самой, что стояла в конце огорода, и Васька каждый раз страшно боялся туда ходить. Но ходить всё-таки приходилось. Обычно, сделав свои дела, он мчался оттуда, как ошалелый - ему казалось, что мертвец так и гонится за ним по пятам.

        Но всё равно воскресенье пролетало незаметно, а в понедельник мать отвозила Ваську на автобусе опять в интернат. Там она чмокала его в лоб и бежала к себе на работу. Она много работала, да ещё как-то успевала учиться. Васька не мог не заметить, как она за последнее время исхудала, и как от усталости у неё впали глаза. Ему было жаль её до слёз, но он был ещё совсем маленьким и ничем толком не мог облегчить ей жизнь.

        Зато они часто мечтали, что когда-нибудь, когда Васька немного подрастёт, а мама наконец закончит свой институт, что она заберёт его из интерната насовсем, и тогда они всё время будут жить вместе.

        Ну, а пока от Васьки требовалось только одно - это хорошенько учиться и по возможности не влезать в разные истории. Васька изо всех сил старался, но как тут убережёшься, когда куда не кинь, всюду одни сплошь истории? Тут уж как ни старайся, а без ссор и драк никак не обойтись.

        Ему, как и другим пацанам, чуть ни каждый день приходилось доказывать, и чаще всего кулаками, что он не какой-нибудь маменькин сынок, а настоящий мужчина, и что в обиду он себя не даст. 

        Но однажды с ним приключилась история, которая ещё долго потом отзывалась стыдом и горечью в его на сердце.

        А дело было так. Обычно в свободное от занятий время интернатовские пацаны занимали себя игрою в пекаря, в чижа, а то и просто болтались по двору, забираясь порой в самые потайные уголки.  Но случалось и по другому, и воспитатели водили их куда-нибудь на экскурсию. А поскольку такое случалось нечасто, то всякий раз это оборачивалось настоящим событием.

        Обычно перед этим воспитательница выстраивала класс в колонну по двое и затем вела их, то в городской парк, то на кондитерскую фабрику или в кукольный театр на какое-нибудь представление.

        Вот так же, как-то однажды, Тамара Николаевна объявила перед обедом, что сегодня им предстоит поход в театр. Что и говорить, от такой новости, тарелки у всех опустели в считанные минуты, и уже вскоре класс собрался у интернатовских ворот. Тамара Николаевна пересчитала всех по головам, и тут обнаружилось, что куда-то запропастилась Анька Свечкина. Поэтому, построившись в колонну, все должны были ждать, когда она наконец появится.

        Между тем время шло, и все изнывали от нетерпения и колонна мало-помалу расстроилась. Тамара Николаевна с беспокойством посматривала на часы.
Наконец она подозвала к себе Ваську.

        - Я тебя попрошу,  - сказала она, - ты сбегай поищи, куда там она задевалась. А найдёшь, так гони её сюда прямо палкой. Слышишь?

        Васька, конечно, бросился со всех ног. Он оббежал все комнаты, заглянул в самые потайные закутки и даже проверил в комнатах под кроватями, но Аньки нигде не было. Его уже начало трясти от злости. И куда она могла запропаститься? Наконец, он отправился на задний двор, туда, где находился огромный сарай и целые горы пустых ящиков. Там он на неё и наткнулся.

        Она, как ни в чём не бывало, посиживала на ящике и прутиком рисовала на земле каких-то человечков. Васькиному возмущению не было предела.

        - Ты чего это тут расселась? - придя в себя, напустился он. - А ну, пошли, живо. Долго тебя ещё ждать?

        - Ещё чего? - заупрямилась Анька и показала Ваське язык.

        - Пошли, тебе говорят. А то вон, как палкой огрею, будешь у меня тогда знать.

        - Попробуй только, огрей, - хихикнула она.

        Тут Васька уже не сдержался. Он схватил с земли какой-то обломок от штакетины и в общем, как ему показалось, совсем не сильно два или три раза огрел её по мягкому месту. То есть он метил ей по мягкому месту, а оказалось, что попал по ногам. Он никак не думал, что ей будет так больно, тем более, что на ней было пальто. Но Анька вдруг сморщилась и заплакала. Васька растерялся, отшвырнул палку и стал её успокаивать:

        - Ну ладно, ну не реви. Я же не нарочно, - виновато бормотал он, гладя её по плечу.

        Анька продолжала плакать. Впрочем, он и сам был расстроен не меньше. Он знал, что интернатовский, даже если это девчонка, не станет лить слёзы по пустякам. А стало быть, ей действительно больно.

        Вот такую, урёванную и продолжавшую всхлипывать, он и привёл её к  месту сбора.

        Тамара Николаевна сначала не придала значения Анькиным слезам, и даже отругала её за то, что по её милости пришлось столько ждать. Однако, уже по возвращении из театра, все стали примечать, что Анька немного хромает. Тогда  Тамара Николаевна стала допытываться у неё, в чём дело.

        Анька ей выложила всё, как было, и тогда Тамара Николаевна позвала  к себе Ваську. Бледная от гнева, она больно ухватила его за ухо и принялась отчитывать перед всем классом. Ну, да он и сам уже понял, что совершил что-то очень ужасное и что расплаты ему не избежать. А всего тяжелей ему было оттого, что уж теперь-то он в глазах Тамары Николаевны безвозвратно себя опозорил.   

        После выволочки, которую она ему устроила, он сделался замкнутым и молчаливым, так что даже совсем никого не хотел видеть. Ну, да и все пацаны как-то стали его сторониться - обидеть девчонку по интернатовским меркам было самым последним делом. 

        Один только Санька Смоляк ему сочувствовал, хотя вовсе не одобрял его поступка.
Для Васьки наступили тягостные, полные тревог и опасений дни. Анька по-прежнему хромала и всякий раз, при виде её, у Васьки всё сжималось внутри не то от страха, не то от жалости. К тому же он знал, что история с Анькой ему точно не сойдёт с рук. За то, что он сделал, полагалась «тёмная», и теперь ему оставалось только ждать.

        Но дни проходили за днями, а о нём все как будто забыли, да и Анька вот уже почти совсем перестала хромать, а Васька всё продолжал ждать. Это было неприятно и мучительно.      

        В один из тех дней в интернат пришла Васькина мать и принесла ему шоколадку. Но узнав о том, что случилось, сильно рассердилась.

        - Как же это ты? И как у тебя рука поднялась? - допытывалась она у стоявшего с опущенной головой Васьки. - Уж чего-чего, а такого я от тебя никак не ожидала. А шоколадку... ты её никак не заслужил... я отдам девочке, которую ты обидел.

        Она действительно разыскала Аньку Свечкину, пожалела её и угостила Васькиной шоколадкой. Да, бог бы с ней, с этой шоколадкой, но Васька уже и без того измучился от тоски, так что вдруг непрошеные слёзы застлали ему глаза. Правда, он поспешил вытереть их рукавом, когда мама вернулась.

        А недели через две после случившегося, когда Васька уже совсем почти успокоился и даже повеселел, большие девчонки с третьего класса подкараулили его в тёмном коридоре, на втором этаже.

        Ни о чём не подозревая, он возвращался с ужина и хотел отыскать Саньку Смоляка, который управился с едой раньше и теперь, видимо, где-то прятался с книгой. Его перехватили, когда он проходил мимо девчачей спальни. Девчонки затащили его в комнату, где на него тут же было наброшено одеяло, а вслед за тем отовсюду посыпались крепкие тумаки и пинки. 

        Васька не кричал, не сопротивлялся, а, лишь прикрывая руками голову, молча сносил побои. Потом, когда всё закончилось, с него сдёрнули одеяло и на пинках выпроводили из комнаты.

        Лицо его всё горело, а спина и бока ныли от боли. Но это уже было не так страшно – в конце концов самое худшее осталось позади.