Жил-был Васька. гл. 9. Тамара Николаевна

        Проходили дни, за ними недели, Ваську уже было не отличить от других интернатовских пацанов. На нём тоже был рябенький костюмчик, состоявший из штанов и чуть тесноватой курточки; и рубашка на нём была такая же, в клетку, как и у всех прочих. Раз в три дня, во время самоподготовки, он пришивал к ней белый воротничок. Шить, штопать, гладить и даже стирать здесь приучали с самого первого дня. А обучала всему этому Тамара Николаевна.

        Тамара Николаевна была совсем не то, что Августа Мироновна. Она никогда и никого пальцем не трогала, и самое большое, что она себе позволяла, так это иногда повышать голос. Но и это она делала редко, а лишь в самом крайнем случае. В её дежурство пацаны словно распрямлялись после бури и становились обычными шалунами – весёлыми, то есть в полном смысле, детьми.
 
        Так вот Тамара Николаевна с первого же дня покорила Васькино сердце. Взгляд её больших красивых глаз на исхудавшем, немного даже болезненном лице, порою строгих, иногда улыбающихся, но чаще всего задумчивых, буквально воспламенял Ваську, нагонял на него мечтательную грусть. Он старался, из кожи вон лез, только бы она заметила его усердие, только бы улыбнулась ему своей такой чудесной улыбкой.

        К сожалению, это не всегда удавалось - волнение и поспешность, с какими он бросался выполнить любое её поручение, иногда портили всё дело. И тогда он мучительно страдал.

        Иногда ему до слёз было обидно, что не он, а какой-нибудь совсем другой мальчишка оказывался лучше и расторопнее его, и что не ему, а другому, доставались её похвалы. Но справедливости ради, следует признать, что и Ваське перепадало немало.

        Особенно во время самоподготовок, когда требовались умение и старание при выполнении домашнего задания. В учёбе Васька был одним из лучших и к тому же всё схватывал почти на лету. Он обычно быстрее других заканчивал писать свои упражнения и тут же спешил их показать Тамаре Николаевне.

        Она проверяла его тетрадки, поднимала на него глаза и с улыбкой, от которой у Васьки жарким огнём загорались щёки, говорила:

        - Ну что ж, Василий, замечательно. Надеюсь, ты и впредь будешь так же стараться.
А иногда она трепала его за плечо или гладила по голове, и он, от прикосновения её руки, весь покрывался мурашками и обмирал, чувствуя, как на глаза ему наворачиваются слёзы.

        Но случалось и по другому. Бывало, вместо ожидаемой похвалы, он слышал:

        - О, господи, Василий! Что это сегодня с тобой? Ты столько наляпал ошибок, а вот в этом примере у тебя вообще околесица какая-то получилась.

        Тогда Васька стоял, понурившись, готовый провалиться сквозь землю.

        - Держи же свои тетрадки, - между тем продолжала она, - и попробуй всё ещё раз, но уже повнимательней. Ты же можешь, когда постараешься...

        Однажды Васька рассказал о своих чувствах своему лучшему другу, Саньке Смоляку.
Правда, тот ни капли не смыслил в любви и только лупал на него своими круглыми как у совы глазами, но зато он был отличным другом и готов был слушать, о чём бы Васька ему ни рассказывал. Вдобавок Санька, как и большинство толстяков, был ужасным добряком и, казалось, не было в целом мире ничего такого, что могло бы вывести его из терпения.

        Единственной его страстью были книги. С ними он готов был просиживать целыми днями. Сманить его поиграть в пекаря, в чехарду или даже в чижа было делом совершенно немыслимым.

        Обычно он забивался в какое-нибудь укромное местечко и жадностью читал, глотая одну книгу за другой. И всё же Ваське он всегда бывал рад, и как только тот появлялся, на круглом добродушном его лице появлялась улыбка. Он тотчас закрывал книгу, вставив палец между страниц, давая тем самым понять, что он весь в Васькином распоряжении.

        Чем нравился ему Васька? Да, наверное, тем, что был непревзойдённым фантазёром и выдумщиком. Разные, самые даже невероятные истории из него лились буквально рекой. То он вслух принимался мечтать, и тогда переносился сам, а заодно и переносил с собой Саньку, на какую-нибудь загадочную планету, или на остров, где было полным-полно диковинных зверей и сладких, вкусных фруктов; то вдруг объявлял, что как-то однажды видел фильм, - правда, он позабыл его название, - и потом целыми часами пересказывал ему этот самый "фильм", ни разу даже не сбившись. При этом он так подробно выводил мельчайшие подробности и краски, что и он, и затаивший дыхание Санька, невольно как бы оказывались в самой гуще удивительных событий. 

        Замки, рыцари, поединки и злобное коварство врагов - всё причудливо переплеталось в Васькиных ”фильмах”, захватывая и увлекая их так, что потом, когда он умолкал, друзья ещё с минуту вертели головами, соображая, где же это они теперь очутились.

        И Санька, и другие пацаны, которым приходилось слышать Васькины рассказы, отлично знали, что никаких таких «фильмов» он вовсе не видел, но словно по уговору все делали вид, что верят каждому его слову.

        Собственно, из-за этих-то самых «фильмов» у Васьки в классе было много друзей, но по-настоящему он дружил только с Санькой.

        Вот ему-то он и рассказал о своей любви. Они сидели на подоконнике, рядом с сушилкой, откуда доносился солоноватый запах от просушиваемых матрасов и простыней.

        - И как же ты теперь? - с сочувствием поинтересовался Санька, серьёзно выслушав Васькины признания.

        - Не знаю, - горестно вздыхал Васька. - Она ведь взрослая, не то, что я. Вот, если бы сейчас, к примеру, была война, а я бы её спас...

        - Ну да, дождёшься, - засомневался Санька. - Войны-то, пожалуй, ещё долго не будет.

        - В том-то всё и дело, - совсем приуныл Васька...

        Он горевал и радовался от охватившего его чувства, а перед тем, как заснуть, он часто представлял себе чёрное, с вывороченными глыбами поле сражения. То тут, то там сверкают и грохочут взрывы, дым стелится над самой землёй и будто бы он, Васька Гриднев, сам весь пораненный, несёт на руках Тамару Николаевну, чтобы спасти её и спрятать в безопасное место, а, если надо, то и прикрыть её своим телом.

        - Василий,  а ты почему не спишь? - иногда, в самые такие минуты, слышал он строгий голос Тамары Николаевны. - Хватит мечтать. Поворачивайся набок и закрывай глаза.

        С горечью в сердце Васька поворачивался набок, закрывал глаза, но ещё долго не мог заснуть.

        К слову сказать, Тамара Николаевна, которую никто не боялся, каждый раз буквально выбивалась из сил, пытаясь утихомирить расшалившихся перед сном пацанов. В них словно вселялся бес, и что она только ни делала, а им всё ни по чём. Ей даже приходилось вылавливать пацанов по одному и впихивать их в кровати, но те тут же вскакивали и снова принимались за своё: скакали по койками, кидались подушками – словом, даже и после отбоя у пацанов в спальне всё стояло вверх тормашками.

        Иногда Тамара Николаевна даже сердилась, пыталась кричать, но и это не помогало. А унимались они лишь тогда, когда, набесившись вдосталь, уже сами падали от усталости.    

        Но однажды Тамаре Николаевне откуда-то стало известно про Васькины “фильмы”. И вот как-то перед самым отбоем, она вошла в комнату мальчишек, где, как водится, всё стояло вверх дном. Не говоря ни слова, Тамара Николаевна несколько минут стояла в дверях, наблюдая за происходящим. При этом её присутствия как бы никто не замечал, и сражение на подушках продолжалось с прежней силой. Один только Васька, с трудом отыскав свою подушку, отправился к себе. 

        Так, подождав ещё немного, Тамара Николаевна подняла руку.

        - Слушайте все! - пытаясь перекричать шум, объявила она. Ей пришлось ещё несколько раз надрывать горло, и всё же шум понемногу утих, и мальчишки с любопытством повернули к ней головы.

        - Слушайте все, - повторила она чуть спокойней.- Вася Гриднев, подойди-ка сюда ко мне.

        Все ещё больше насторожились. В комнате воцарилась полнейшая тишина.

        - Так вот, с сегодняшнего дня, - между тем продолжала Тамара Николаевна, положив руку на Васькино плечо, - я не буду возражать против того, чтобы Василий (она легонько подтолкнула Ваську вперёд) перед тем, как вы все уснёте, будет рассказывать вам свои истории... или я уж не знаю, что там он вам рассказывает. Но... - Тамара Николаевна сделала значительную паузу, - но это лишь при том условии, что вы будете вести себя тихо. Если же я услышу хоть малейший шум, то всё будет немедленно прекращено. Ну? Вы согласны?

        - Согласны! - хором отвечали пацаны, и тут же стали разбредаться по своим кроватям.

        - Ну а ты, Василий, ты согласен? - спросила она, глядя на него улыбающимися глазами.

        Согласен ли он?! Да он уже и так почти целую минуту парил над полом, только этого, конечно, никто не видел.

        - Вот и замечательно, - не дождавшись ответа, заключила Тамара Николаевна. -Только я сперва погашу свет. Тебе же, Василий, я разрешаю, пока ты будешь рассказывать, сидеть или стоять... ну, там уж как тебе удобно, но остальные должны лежать, и чтобы мне никаких хождений. Понятно вам?

        Чего там ? Всем, конечно же, было понятно. Тогда Тамара Николаевна погасила свет, и комната сразу погрузилось в темноту. Только слышались вздохи и сопения, да лунный свет от окон голубыми квадратами лёг на пол.

        - Ну, Василий, начинай. И знай, что я на тебя надеюсь, - послышался тихий шёпот Тамары Николаевны у самого Васькиного уха.

        Васька пошёл к своей кровати, забрался на железную спинку и, устроившись  поудобнее, задумался, собираясь с мыслями. То тут, то там раздавался нетерпеливый скрип пружин. Тамара Николаевна тихонько вышла в коридор, притворив за собою дверь. И вот наконец Васька начал:

        - В общем, я как-то видел фильм... сейчас не припомню его названия...

        - Да, чёрт с ним, с названием, - раздалось несколько голосов, - Давай, рассказывай, чего там.

        - Ну тогда слушайте...

        И тут, перво-наперво Васька во всех подробностях расписал вид старинного замка, где томилась в сырой темнице девушка невиданной красоты...

        Скрипы пружин помаленьку стихли. А Васька всё рассказывал, невольно погружаясь в другой мир - в мир опасностей и приключений, кровавых схваток и подвигов, в мир, где злодейство и всякая несправедливость получали решительный отпор, и где обязательно побеждали смелые и добрые люди.

        Ему казалось, что он ничего и не придумывал вовсе, а словно пересказывает то, что виделось ему наяву.

        Шло время. Постепенно то тут, то там стали раздаваться протяжный сап и сонное чмоканье губ. Тогда Васька остановился и тихо спросил:

        - Ну, кто ещё не спит?

        - Давай, что там дальше-то? - отозвался из угла одинокий голос.

        И Васька продолжал, хотя у него уже слипались глаза. Прошло ещё немного времени, и уже на тихий Васькин оклик никто не отозвался. Тогда он слез со спинки и со спокойным сердцем улёгся на подушку.   

        С тех пор в дежурства Тамары Николаевны Васька, как сказочный Кот-Баюн,  усыплял пацанов своими “фильмами”. Впрочем, уже скоро у Васьки нашлись последователи, которым тоже удавалось неплохо сочинять и они охотно подменяли его.