Кирпич

     Родился он в смену Макарыча. Красный, пышущий жаром, звонкий.  Именно   его Макарыч   выбрал  из остальных, погладил шершавыми рукавицами, стряхнул пыль и  сказал: «Хорош». И почему то добавил: «Сука». Хотя он вовсе не был похож на собачью маму. Небрежно бросил на поддон: «На склад!».
     Они недолго  томились  на территории завода. Вскоре  их  погрузили на самосвал  и куда- то повезли.  И тут   он оказался в верхнем ряду.  Он  сох на ветру, любовался   городом, улыбался по-своему и мечтал  украсить фасад  вот такого красивого  дома.
    Но их привезли на какую-то  отдаленную   стройку и свалили прямо в грязь.  Он  оказался  снизу, лежал прямо в луже, но не завидовал  судьбе верхних. Их подкладывали  под колеса машин, чтоб не буксовали, разбивали, из них делали дорожки от вагончика до сортира.  И  его братья навсегда тонули в грязи.
     Куча катастрофически убывала.  Однажды ночью к ним подошел  сторож.  За ним подкатил мотоцикл какой-то мужик. Они вместе быстро  погрузили   его и братьев в коляску. Было ужасно тесно и страшно.
    Но во дворе какого-то частного  дома мужик их аккуратно уложили на травку, а уж на следующий день из них  соорудил печку для бани.
    «Банщиком»  он служил долго, несколько десятков  лет.  Чего только не видывал. С левого   бока жара, с правого стужа.  То покрывался  инеем, то  трескался от жары. Но выдержал.  Спасибо  родителю – Макарычу ,  видать добросовестный был мастеровой.
    Как-то в субботу мужик  не пришел топить баню, а уж через неделю  во дворе   появился гроб. Жизнь есть жизнь, чего уж тут. Все мы смертны.
    Через  год, сын того мужика развалил печку и снес баню.  Их даже не очистили от глины.  Лежали они осиротевшие и грязные прямо на улице. Некоторых забрали   дорожки строить, некоторых  подложили под старую бочку  в огороде.
   Много ль, мало ль прошло – кто знает… То снег, то  дождь. То жара, то мороз. Так и сгинули бы потихоньку, если бы.
   В один из майских дней их погрузили в машину и повезли. «На кладбище», - догадался он, увидев  памятники и оградки. Не прошло  и часа, как из них  соорудили  постамент для  обелиска.  Обелиск был тяжелый, гранитный. «Но все ж таки  эта работа лучше, чем   тонуть в грязи. Глядишь, лет   пятьдесят  и прослужишь в этой должности, пока  покойного будут помнить», - думал он вздыхая. 
   Рабочие  достали  железный портрет покойного и стали  привинчивать к граниту.
      -  Ну-ка, ну-ка, да это ж  Макрыч – молодой и красивый, с той же хитринкой в глазах!
   Вот тебе, Макарыч, и сука – судьба! А я-то думал, чего ты тогда в цеху ругался…
    Кирпич улыбнулся про себя и стал  устраиваться поудобнее, надолго…