Сухарик от Ларисы

- Послушайте, что я вам скажу, ну, пожалуйста, подождите, не уходите, а то вы всё время так – на пару минут зайдёте и бегом-бегом обратно. Я понимаю, что времени не хватает, и мне его не хватает, но нельзя же так, в самом деле! Что же это за общение?!
И так каждый раз Лариса Петровна, стоя на пороге своей малогабаритной квартиры, и, то ли полуприкрыв, то ли полуоткрыв массивную металлическую дверь, уговаривала дочку и зятя остаться, послушать очередную историю из её насыщенной, наполненной, напичканной разными событиями жизни.
- Мама, ты бы лучше к нам пришла, посидели бы, поболтали, а потом мы с Юрой тебя проводили бы, - и так каждый раз отвечала Лера, дочь.
- Да, Лариса Петровна, давайте, правда, к нам, чайку попьём, ваших «полосочек» поедим, - проявлял солидарность с женой зять Юрий и при этом незаметно потягивал её за пальто, потихоньку двигаясь к выходу.
- Думаешь, я не замечаю, как ты тянешь Лерку за рукав?! Ошибаешься, зятёк. Я вижу всё! – поджав губы, произнесла Лариса Петровна.
- Да ну, мама, что ты говоришь! Никуда Юра меня не тащит! Всё, завтра выгуляем Роньку и придём к тебе надолго-надолго, договорились?
- Это насколько же? На пять минут вместо двух? Ладно, приходите. Что вам испечь-то? Или курочки пожарить? А может свининки потушить? С рисом! Или с овощами? – Лариса Петровна, преобразившись от предвкушения заняться любимым ремеслом – готовкой – не замечала уже, что зять в открытую толкал жену к лифту.
- Мамочка, нам всё равно, что ты приготовишь, у тебя всё вкусно-превкусно!
- Ладно вам, бессовестные, приходите завтра к обеду. Роньку погладьте за меня и дайте ему сухарик, скажите, что сухарик от Ларисы! Да почётче, почётче имя-то моё назовите! И сухарик дайте из того пакета, который я приносила на прошлой неделе. Не забудьте!

Юра и Лера вышли на улицу и облегчённо вздохнули.
- Ух ты, выдержали!
- Ух ты, не сорвались!
- Юрка, ты нахал! Ладно, я так говорю, это моя мама и я больше тебя её знаю и все её капризульки, а ты вообще общаешься с ней всего год!
- Год! Скажешь тоже! Этот год для меня как вся жизнь для тебя. Да брось, Лер, ты же знаешь, я твою маму очень даже всегда иногда люблю.
- Комик ты, дорогой мой.
- Фу-у, Лерочка, - Юра провёл рукой возле сердца, - хорошо, что ты все глухие согласные чётко произносишь, и я не ослышался! Мамочкина школа!

От дома Ларисы Петровны, до дома, в котором снимали квартиру молодые, ходу четверть часа. О чём-то они ещё говорили, шагая в ногу и крепко держась за руки…

Роньку нашли и взяли, как находят и берут правильные люди котят, щенков, птичек и всех тех, кто каким-то неправильным образом оказывался на улице. Роньке было около месяца, когда его необыкновенно красивые глазки встретились с двумя парами человеческих  глаз. Взрослые очи поморгали, одна пара прослезилась, вторая - удержалась, и Роньку «усобачили». Мало того, ему даже паспорт сделали, а в графе «порода» рядом с некрасиво (конечно же!) написанными буквами ветеринара: «б/п» -«беспородный» - сами написали «овчаро-лайкоид». Потому что так Роньку назвал ветеринар, а в паспорте написал как положено.
Овчаро-лайкоид как-то очень быстро, бурно и весело стал расти. И рос он романтиком. На прогулке радовался каждой луже и дождю, а зимой любил снег во всех его видах – под собой, на себе и в себе, а ещё, задрав голову, подолгу смотрел на пролетающую гудящую технику, на птиц и на носимые ветром разноцветные полиэтиленовые пакеты. А дома, положив голову на подоконник, внимательно изучал происходящее за окном. Можно предположить, что и другие собаки слыли романтиками, но Роня был особенным, он был романтик-романтик!

… Когда Юра и Лера вошли в квартиру, их радостно встретил восьмимесячный, нет, не конь, и не лось, их радостно встретил…
- А-а-а-а! Ронька, да не прыгай ты так! Чёрт, собьёшь ведь!
- Юра! Да подержи ты его, он же меня свалит!
- Я – подержи?! Как?! Прислонись к стенке! Ро-о-нни! Сидеть!
- Он не слышит, Юра! Ай! Невозможный пёс! Сидеть, тебе говорят!
- Он не невозможный, Лерочка, он просто гиперэмоциональный.
- Господи, как у него хвост-то не отвертится! – защищаясь руками от наскакивающего щенка, успела сказать Лера. - Фу-у, я, кажется, сняла сапоги.
- Да уж, уж да! – сказал Юра. – Хвосты от радости не отворачиваются, то есть, не отверчиваются. Ронька, перестань, собирайся, пойдём погуляем, а потом придём и я тебе дам сухарик.
- Юра, как мы должны сказать? Мы должны сказать чётче.
- Пардон, мадам, пардон, месье… Ронька, я дам тебе сухарик от Ларисы. Чётко теперь? Ну, всё, идём, друг человека, нас ждут великие дела.
Собаку водрузили в ошейник, ошейник пристегнули к поводку, и мужики отправилась на прогулку.

Роньку любили разные люди - домашние, знакомые, дворовые, уличные и ветеринары. Щенок рос смышлёным и очень добрым. Если кто-то спрашивал, какой он породы, Юра или Лера отвечали: «Порода очень редкая, недавно внесённая в официальный список. Называется «залюбыш»».
По-особенному Роню любила Лариса Петровна. Она вообще любила собак и когда-то, в молодости, в её семье жили немецкие овчарки. Это было давным-давно, когда Ларису Петровну звали просто Ларисой, Ларочкой, Ларой.
Наверное, Ларочку часто заставляли выгуливать собак, убирать за ними, или ещё что-то, потому что с появлением Ронни Лариса Петровна, тиская в руках очаровательного щенка, объявила:
- Я очень люблю собак. У нас в доме всегда жили немецкие овчарки. Уж я-то знаю, что такое собака в доме. Поэтому от меня помощи не ждите. Костей купить и наварить ему смогу, гостинчик всегда за мной, но гулять, убирать, мыть, чесать, на прививки ходить – это не моё! Я животное никогда не обижу, но люблю их теперь на расстоянии.
И правда – Лариса Петровна очень любила Роника. На расстоянии двух кварталов. И кости приносила, и витамины покупала, а однажды принесла бумажный пакетик с ванильными сухарями и сказала, чтобы этот пакетик убрали повыше от щенка и за всё хорошее, что он сделает, выдавали бы ему сухарик из пакетика. Сухарики Лариса Петровна докладывала в пакет регулярно. Угощая Роньку, Юра и Лера должны были чётко произносить, что это сухарик от Ларисы. Молодые так и делали. Ронька отлично знал, где хранился пакетик, только допрыгнуть до него не мог.

Неожиданно Ронька захворал. Кашлял, температурил, лежал на полу грустный-прегрустный, мало ел. Настроение у всех было на нуле: друг заболел. К врачу его свозили, анализы сдали, получили диагноз, направление на уколы и рецепт на лекарства.
Дома делали всё, что Айболит прописал: кое-как впихивали таблетки, кололи антибиотик. Всё бы ничего, но кушал пёс плохо.
- Лерочка, да не переживай ты так, - успокаивал муж жену. – Это же естественно, когда человек болеет, он кушает плохо. И собаки также. Они же почти человеки.
Юра успокаивал Леру, но переживал не меньше. А как не переживать, если курс антибиотика щенку прокололи, таблетки все до одной впихнули, сквозняков не устраивали, вкусняшки покупали, на ласковые слова не скупились.
- Ронечка, ну поешь чуточку…

Как-то вечером Юра, стоя на табуретке, в прихожей, доставал с верхних полок зимние перчатки, варежки, шарфы, в общем, готовился к обещанному синоптиками похолоданию. Потому что верил! В синоптиков. Вдруг на глаза ему попался бумажный пакет Ларисы Петровны.
- Ох ты, ёлы-палы, про пакетец-то забыли. – Юра вынул пару сухарей, подошёл к Ронни и, присев на корточки, сказал: - На, съешь, это сухарики от Ларисы.
Щенок понюхал сухари и съел. Через минуту пакет был пуст. Через пару минут пёс выпил всю воду из своей миски.
- Лера, Лера!
- Я видела! Чудеса! Давай положим корм в пакет, посмотрим, будет ли Ронька есть, если еду достанем из волшебного пакетика!

На следующий день случились две неожиданности. Во-первых, Ронька глазами показывал на то место, откуда Юра извлекал тёщин пакет с едой, и всё, что доставали из «ларчика» - так нежно, в честь Ларисы Петровны, прозвали заветный пакет – собака сразу съедала. А, во-вторых, похолодало.

- Слушай, Лер, а ты как думаешь, это он из-за пакета стал есть? Неужели из-за того, что мы говорили: «сухарик от Ларисы»?
- Знаешь, не знаю. Может и так, а может, он просто именно в этот день начал поправляться. Совпадение… или… знаю только, что маме надо позвонить, сказать, что всё хорошо. Про пакет точно надо сказать, пусть порадуется.
- Ага, порадуется, скажет, что это она его на ноги поставила, - Юра с серьёзным выражением лица покачал головой вниз-вверх, опустив уголки губ.
- Ну и пусть, что такого? В конце концов, Ронька взял сухарь именно из «ларчика» и лишь после заветных слов.
- Я шучу, Лерочка. Моя тёща – волшебница и к тому же дипломат высшей категории.
- Почему?
- А ты не замечала, как она просит меня о чём-то?
- А что тут супердипломатичного?
- Ещё как, что! Если бы она просто сказала: «Юр, прибей, пожалуйста, крючок в кладовке». Нет, я, конечно же, прибил бы, ты не думай, но я бы мог, к примеру, отказать, сказав, что у меня то-то и то-то. Это к примеру, повторяю. Но я не могу так сказать! Она ведь как говорит? Она говорит: «Юра, сделай для тёщи, пожалуйста, доброе дело – прибей в кладовке крючочек»! Чувствуешь? Я что – злой? Разве можно отказаться и отказать сделать доброе дело? А? Да ещё и прибить-то надо всего лишь крю-чо-чек.
- Юрка, ты комик!
- Нет, я просто гиперэмоциональный!
«Гав!» - раздалось с порога комнаты.
- И то правда! - в один голос воскликнули муж и жена.