Костюмуз

— Слышь, дай, пожалуйста, закурить, а я тебе про интересный случай расскажу... Да я вижу, что ты и так не жадный. Ну, слушай, если не торопишься.

Дала мне, Колян, раз моя старуха 70 рублёв и говорит:
— Сходи-ка в магазин да купи себе костюм подешевше, а то в пятницу в горсовет пойдём телефон прошибать.

— Зачем, с того света, что ли, трезвонить?
— Ну и бестолочь же ты! Внуков-то, глянь, сколь народилось!  Чай, ходули-то не казенные!  Опять же домоуправ, милиция с газом и «Скорой помощью» — нужды-то всякой полно... Энтээр ты непонятливый! Тебе, как штурману Берлина, в первую очередь должны пособить. Только одетый ты хужее Рыбинзона.
—
Последний раз, Колян, покупал я костюм в 1958 году. Посмотрел в этот раз — ёлки-моталки! — на 70 рублёв полпинжака да одну штанину и то не купишь. В обчем, шарил я шарил, как мышь в анбаре, — ни шиша, только продавщицу взъярил:
— Чего ж тебе, старче, надобно?!
— Надобно, — говорю, — мне,  мила девушка, костюм, который подешевше 70 рублёв. — (Хотел от старухи на беленькую   сгоношить.)

Посмотрела она на меня, коза безрогая, эдак с брезглением и говорит:
— Есть у меня, дедуля, костюмчик, который как раз тебе нужный!
И выносит мне костюмчик, ничего такой — матерьял вроде ладный, и приклад весь на месте, и цена на атикетке довоенная — 27 рублёв. «Вот, — думаю, — фарт какой выпал — на четыре поллитровки старуху свою нагрею!»

Атикетку я, конечно, сорвал и в старые штаны положил на всякий случай. Пришел домой, докладаю:
— Вот КОСТЮМЧИК, почти как бостоновый, из-под прилайка продавщица достала, видать, для хахаля свово береженный. Как раз 70 рублёв цена.

Старуха моя расплылась в улыбке, будто Восьмое марта началось. Люди мы веселые — банку самогончика шандарахнули по такому случаю, песни народные с балкона попели.

Пошли мы, Колян, в пятницу вечером к народной власти. А там очередь, как за колбасой. Кто сидит, кто стоит, скандалят почём зря. Народ-то, сам знаешь, ругательный пошел. Одна молодуха кричит:
— Батарею, дьяволы, сняли, а новую не ставят! Я ж из ОРЗ  не вылазию! Муж у меня кавказский, тоже кашляет, орёт, что ему такая Колыма поперёк горла встала. До министра по отоплению дойду, а правды добьюсь!..

— А у меня, — тараторит другая, — в сливном  бачке резьба кувырк, и шипит вода, как у кобылы, спать не заснёшь. Слесаря на бутылку намёкивают, я им намякну бутылкой по слесарной башке!..

Один лысенький мужичок инда в серёдку колидора выскочил, задрал рубаху и тычет чуть ли не в пупок:
— Смотрите, люди добрые! Вот откуда лилась народная кровь! Зубья мне повышибали в рукопашном сражении! Бомбы возле уха свистели! А что мне за всё за это?!  Колбасы кусок да масла шматок! Нетушки, голубчики! Мы гарнитуры заслужили да машины бесплатные! А нам начальство пониже радикулита показывает!..

Я молчу. Если бы я рубаху задрал, тогда мне три гарнитура и пять машин подавай!

В обчем, Колян, с час просидели мы, аж затошнило меня, как беременную... О, извиняй! Я сигаретку потушу, а  вечером еще раз покурю. Ну, вот... подошла наша очередь, стали польта снимать. Зеркало тут, у вешалки, смотрю — ёлки-моталки! — рубашка белая из-под мышек проглядывает, брюки разошлись прямо на центральном месте. Я хотел обратно пальтом прикрыться, да дверь большая открылась, и впихнула меня туда старуха, а я возьми да урони листок с заявлением на персидский ковёр. Нагнулся, треск раздался, Колян, как будто кто на хворост с дерева упал! Старуха аж отпрыгнула моя, когда усекла, что у меня бельё всё наружу высунулось. Народная власть тоже выпучила глаза, думает, наверно, что мы из приюта какого пришли.

Секретарша тут молодая сбоку аж вся помидорой покраснела. Прикрыл я самый стыд рукой вроде как фиковым листом…
 
               
       Но всё прошло без замечаниёв, телефон обещали справить, как только толстого кабеля привезут с    Дальнего Востока. Года три уж прошло, застрял где-то этот кабель на полдороге.

Старуха до самого дома костерила меня за такую обновку. Пришлось атикетку-то и показать, а там написано: «Саратовская фабрика-мастерская ритуально-похоронных принадлежностей. Костюм для усопшего. Беречь от влаги. Цена 27 руб. 25 коп.».

В обчем, был тот костюмчик, Колян, на живых не рассчитанный, мертвяки-то смирно лежат, а не гиляются по горсоветам.

Отколотила меня старуха своей колотушкой для теста и кудахтает:
— Зашивай, стервец ты усопший, и завтра же сдавай обратно!

Ну, пошел я в субботу в магазин, а там уже другая мамзель работает.
— Вот, — говорю, — разрешите товар возвернуть.
Посмотрела продавщица, покрутила атикетку и говорит:
— Что-то я не пойму, дедушка, ваш этот маневр.
— Да не подходит, тесный... по швам трещит...
— Я вам тогда сорок восьмой принесу...

И так улизнула, егоза, что я крякнуть не успел.
— Алло! — кричу ей вдогонку. — Эй! Цурюк! Старуха
приказала деньгами брать!..

Вернулась мамзель с таким видом, будто по моей вине до Африки бегала.
— Спасибочки! — говорю. — Мне костюмчик не надобный, я помирать в этом году передумал, через год, может, зайду...

Вот такой «костюмуз» со мной приключился. А сегодня дала мне старуха на новые тапочки. Ты не знаешь, Колян, цену тапочков, в каких на тот свет отправляют?