Светлая полоска

               

               

     С  Михаилом  они не виделись давно.  Так давно, что Виктор  не сразу узнал в этом обрюзгшем медленно  шагающем  седом  человеке своего старого  студенческого товарища по стройотрядовскому движению. Разговорились. Миша  рассказал, что у него недавно случился инфаркт. Еле выкарабкался. Он старался шутить, но при смехе его глаза не искрили, как прежде,  а   уныло мерцали   водянистым старческим блеском. - Да, сильно его скрутило, - подумал  Виктор. Встреча была короткой – Мише нужно было успеть  на врачебный прием.  Второпях вспомнили общих знакомых, да и разошлись, пожелав друг другу всего хорошего.  – Мишка, Мишка, - подумал  Виктор,   – Какой был парень! Виктор никуда не спешил, рядом находился  парк, разбитый около речки с красивым названием Черемуха. Стояла весенняя пора. Дойдя до парка, он  сел на лавочку. Воспоминания накатились сами собой.
     Тысяча девятьсот восьмидесятый  год. Поезд Москва – Воркута, прицепной плацкартный вагон до станции Лабынанги.  Конец июня. Начало пути.  В раскрытые окна врывается теплый ветер, трепещутся куцые выцветшие  занавески. Студенческий отряд, в двадцать пять человек,  занимает несколько смежных купе. Смех и гитарный перезвон под отчетливый перестук колес. Отряд  направляется  на  известную в СССР комсомольскую стройку: в Новый Уренгой. Виктор – командир стройотряда. Ему  двадцать пять, за плечами  армия и три курса института. Михаил занимает должность комиссара.
      На следующие  сутки окна в вагоне закрыты –  холодно. По обе стороны железнодорожного полотна  тайга, поселения все реже. Около  домов  нет почти никакой, привычной для Средней Полосы,   культурной растительности.  Наряд милиции  проверяет у пассажиров документы  - необходимая мера в особо криминальных районах, где много колоний с  заключенными,  где живут  ссыльные... Не доезжая Воркуты,  двухчасовая остановка на станции Сивая Маска. Вокруг тундра. Вагон прицепили к  местному железнодорожному составу.  Покатили на восток через Полярный Урал. Пологие, кое-где еще  покрытые снегом и льдом,  горные склоны, водораздел, суровая красота. В Лабытнанги прибыли под вечер.
Телефон строительного треста молчит.  Куда идти непонятно. Договорились с проводницей, и за рубль с человека остались ночевать в том же вагоне - состав  отправлялся  в обратный путь  на следующий день. Ближе к ночи уже не протолкнуться – пришли на ночлег  бичи. Бичами  в Советское время называли  немногочисленную  категорию людей, отвергавших, как тогда говорили,   узаконенные нормы социалистического общежития.  Изгнанные властью из густонаселенных районов, они обитали по всему  Крайнему Северу.  С ними  мирились, как с неизбежной данностью. Когда у бичей были деньги, они  пили горькую, когда не было  - работали,  где придется – шабашили. В ту ночь студенты спали, бичи пили водку. Витька с Мишкой  был на стороже – мало ли что?!
     Несколько бичей подошли познакомиться. Разговорились. Нормальные мужики лет по тридцать пять. Дали несколько общих советов, как себя вести при найме на работу. Вскоре подошел еще один и обратился в студентам на бойком английском.  Видя, что   его не понимают, продолжил, опять очень длинно и быстро,  на немецком. Далее,  стал просто куражиться, используя все новые и  новые языки иностранного покроя.  Его поведение в полной мере оправдывало аббревиатуру слова бич – бывший интеллигентный человек.  Водки у студентов не было.  Когда бичи это поняли , отстали. Всю ночь было светло  – Полярный день. Солнышко, только вроде склонилось к горизонту    и тут же  опять - в круговую.
      Утром погуляли по городским лабытнангским деревянным  тротуарам, которые на сваях возвышались  над грязными   проезжими   дорогами. Зашли в пивной ларек. Пиво было, но  кружек  не было - только в свою тару – бытовой сифилис. Дозвонились до начальства. Вскоре  стройотряд погрузился на  кораблик для переправы через Обь.  Около берега лавировали  буквально в нескольких метрах от бревенчатых плотов, которые  сплачивали  люди, одетые в черные  робы.  Рядом часовые. Заключенные тут же прекратили работу и, как бы,   застыли,   молча глядя   на студентов. Они были  совсем близко,  но в их глазах отчетливо просматривалось пропасть, разделяющая волю и заключение. По простору могучей широченной реке гуляли полуметровые волны и  сильный пронзительно-холодный ветер. Переправлялись около часа. Прибыли в аэропорт города Салехарда. Стали ждать своего самолета – борта.
      Ждали долго. Никакого точного расписание. Все полеты по конкретной погоде. Мимо студентов, расположившихся с краю летного поля, часто сновали    люди в форме гражданской авиации – аэропорт был достаточно крупным. Вдруг, в  одном из пилотов Виктор узнал своего армейского товарища, с которым не виделся больше четырех лет. Удивительная случайная встреча! Обнялись, разговорились. Он,  только несколько месяцев как,   окончил вертолетное училище. Попал на север. Работа нравилась, да и деньги платили хорошие. Он  показал расчетный листок, в котором его месячная зарплата составляла полторы тысячи рублей, при средней по Союзу в сто двадцать. Какого?! Долго поговорить не удалось – объявили посадку.  На прощанье вертолетчик подарил   большую  вяленую красную рыбу – деликатес! Ее  разделили на всех – по кусочку. Вкусно, но мало.
     Летели в грузовом  самолете. Разместились на жестких скамьях. В   иллюминаторах, насколько можно было видеть,  везде  тундра, отсвечивающая на солнце бесконечным количеством болотных озер – разноцветных блюдец самых разных размеров и расцветки. Красиво очень!  Необычное зрелище – другая планета! Прилетели.
     Буквально несколько дней до этого Новому Уренгою был присвоен статус города. Но городом  то, что увидели студенты, было назвать трудно. Сплошная большая  стройка, окруженная строительными вагончиками северного варианта.. В основном возводились  деревянные дома, но уже были видны остовы нескольких  многоэтажных зданий из кирпича и бетона.
     Нашли строительный участок от лабытнагского треста. Начальник  выделил  студентам несколько комнат в только что построенном деревянном доме. Со склада привезли абсолютно новые матрасы, одеяла, простыни, продукты питания: консервы, макароны..  Для бойцов пришлось стелить прямо на полу. Кровати достались только командиру и комиссару. Они разместились в отдельной комнате, которая  определилась как   штаб отряда. Так было заведено по традиции. Сразу же на стенку повесили флаг -  выцветшее полотнище   из красной материи с  крупной белой надписью «Горизонт». Отряд Горизонт   существовал  третий год. От  первого  его состава остался один Виктор.  Но и остальные имели опыт -  почти все были в  отряде второй сезон подряд -  знали, что нужно делать. Расквартировались быстро. Застеклили окна, обустроили кухню.  Две девочки – поварихи стали готовить. Газовая плита была, но баллонов со сжиженным пропаном  на складе не оказалось. Не было и  электричества. Пришлось временно использовать для варки  костер. А за баллонами нужно было лететь обратно  за восемьсот километров в Лабытнанги.  Вечером,  начальник участка, живший по соседству,  определил   основной фронт работ: построить за два месяца стандартный щитовой двухэтажный дом на шестнадцать квартир. 
     На следующий день   приступили. Через пару дней потеплело. Налетело комарье - просто сплошь.  В воздухе стоял гул  от их несмолкающего ни днем,  ни ночью писка. Хорошо, что заблаговременно получили  несколько ящиков с отпугивающей насекомых  жидкостью Дэта. Приходилось через каждые два часа смазывать открытые части тела, иначе беда – невозможно было  выдержать и нескольких минут.. Отряд заработал в полную силу. Можно было лететь за газовыми баллонами.
     Рано утром, по совету прораба,  Виктор пошел проситься  к вертолетчикам, летавшим в Лабытки чуть ли не каждый день. Пилоты, узнав причину, без всяких условий и оплаты взяли его в рейс. Летели на Ми-8, невысоко: метрах в двухстах от земли. Шум в вертолете стоял такой, что разговаривать можно было только криком. Виктор,   не долго думая, завалился на лежавшие в углу тюки и уснул. Проснулся  от внезапной остановки двигателей.
     Оказалось, что  во время полета вертолет попал в грозовой фронт и произвел вынужденную посадку в заполярном районном центре Ныда, что на самом берегу Обской губы –  уже не река, море морем. Первое что бросилось в глаза комары! Их было просто бесконечное количество, гораздо больше, чем даже в Новом Уренгое – воздух кишел!  Насекомые  облепили все: штормовку, брюки...  Но,  смазанные дэтой  лицо и кисти рук они не кусали.   Ради интереса Витя ударил ладонью по бедру – трупики пораженных животных отпечатали на ткани его пятерню! Местное население – ненцы были поголовно пьяны. Только что  открылась навигация, и к ним пришла первая баржа. Даже совсем подростки, лет десять - двенадцать,  не стесняясь,  пили водку прямо  из горлышка. Около незамысловатых деревянных жилищ – рыбацких хижин  висела сушеная красная рыба. Витька, памятуя   ее вкус, купил  у ненцев целый мешок,   заплатив за это,  как за  пару  бутылок водки.  Летчики предупредили, что есть вероятность застрять здесь  надолго. Из Ныды на Лабытнаги  в тот день отправлялся катер. Виктора взяли  бесплатно,  как нищего  студента.  Плыли или, как говорил капитан, шли  больше двух суток. Качало здорово - Витя с   непривычки заболел  морской  болезнью. Провалялся в трюме  всю дорогу.
     В тресте проблему с газом решали неспоро – пришлось остановиться в  многоместном гостиничном номере. Уставший Виктор лег на кровать и  сразу уснул. Проснулся же от громкого бульканья. Рядом  стоял огромный мужик и пил воду прямо из горлышка граненого стеклянного графина. Капли стекали по его подбородку и падали прямо на Виктора. Познакомились. Мужчина оказался заготовителем пушнины и прочего. Много чего порассказал. Особенно впечатлило   утверждение относительно наличия у ненцев современного американского стрелкового оружия, что говорило о непрекращающихся контрабандных торговых связях северных народов с алеутами Аляски. Еще заготовитель говорил, что в тундре есть ненцы, которые в личном пользовании имеют  огромные стада оленей. Трудно было во все это верить  в советское-то время, но рассказывал тертый мужик, и  говорил он  правдиво -  с внутренней убежденностью. При этом заготовитель жалел  северные народы – живут, мол,  мало: в среднем около сорока лет - пьянство, зараза всякая...
     С десяток газовых баллонов  и прочего по мелочи загрузили в попутный вертолет прямо на территории исправительного учреждения (в просторечье - зоны). Грузчиками были самые настоящие зэки. Они все сделали четко,  по - деловому. До Нового Уренгоя долетели без приключений –   повезло с погодой.  Наконец-то можно было готовить быстро. Особенно радовались девчонки – поварихи.
     В конце июля по Северам прокатилась весть: умер Владимир Высоцкий. Его многие любили и очень печалились по этому поводу. Несколько дней подряд слушали по портативному радиоприемнику «Голос Америки»  – «вражескую» радиостанцию, которая в этих широтах вещала отчетливо и без всяких помех. На Большой Земле, так здесь называли все прочие густонаселенные районы страны, Голос Америки глушили – слушать было почти невозможно – сплошные помехи. А тут,  пожалуйста: комментарии о похоронах, воспоминания, песни...
     К концу первого месяца закрыли наряды. Заработали в среднем по двести рублей, на которые дополнительно была положена семидесяти процентная северная накрутка. Неплохо , конечно, но все же  студенты рассчитывали на большее. С начальником своего  участка  не удалось договориться о предоставлении дополнительного фронта работы.  Но он не возражал, если стройотрядовцы сами поищут что-нибудь на стороне.
     В Новом Уренгое было  множество самых разных строительных организаций, в которых требовалась дополнительная рабочая сила. При этом отряд уже  мог выдвигать выгодные для себя условия, предполагающие аккордную оплату.  В результате, студентам удалось  устроится одновременно в семь разных контор. На основном участке от лабытнангского треста они работали не в полном составе и только до обеда. После обеда и в выходные все трудились на сторонних объектах. Красили стены, настилали черновые полы, штукатурили, устраивали бетонные дорожки...  Виктор занимался организационными вопросами, но как только освобождался,  работал наравне со всеми. 
     Общая схема выглядела  следующим образом. В каждую стороннюю  фирму нанималась примерно половина  отряда,  а реально выполняли работу  три – четыре бойца. Дело в том, что северную надбавку платили из расчета до трехсот рублей основного месячного заработка на каждого. Все,  что  выше, уже не подлежало дополнительной индексации. Но студенты работали аккордно   – их фактический  заработок  по всем предварительным расчетам должен был быть  больше указанной пороговой суммы.  Чтобы не потерять часть от северной  накрутки,  и  нужны были фиктивно устроенные бойцы,  искусственно снижавшие средний заработок на каждого. 
      Да, многие там так работали. А может быть и все. Закон-то с этими «северными» был идиотский - предполагающий принцип уравниловки. Власти наверняка знали об описанных выше обходных уловках, но смотрели на это сквозь пальцы. Лишь бы дело шло.   В отряде же всю подоплеку финансовых отношений не афишировали: об этом  знали только командир и комиссар. Мало ли что?
     Наступило второе воскресенье августа  - традиционный праздник строителей. В этот день все студенческие отряды,  дислоцированные в Новом  Уренгое,  должны были собраться вместе на  слет. Бойцы  Горизонта не горели особым желанием тащиться на официальное построение, слушать штампованные речи... Не пошли. Устроили просто выходной – единственный раз, за все время работы. К этому моменту студенты успели подружиться с  местными молодыми ребятами, которые приехали на стройку по комсомольским путевкам, чтобы заработать на квартиру, машину...  Решили отметить День Строителя вместе. Гости, человек пять-шесть, принесли  консервы, и пару сеток-авосек с торчащими из ячеек горлышками бутылок с питьевым  спиртом. В Новом Уренгое пьянства не было. Даже  не потому, что в городе действовал  сухой закон, а просто было не до этого -  все приезжали зарабатывать, а не гулять. Но спирт можно было легко купить – его возили  летчики  с большой земли.  Покупали на особые торжества... Этот день был  как раз тем случаем. Погуляли от души. Попели песни... Но спирт есть спирт. Витька очнулся  утром. Всё вчерашнее вроде помнил. А потом как обухом по голове: так и уснул,  сидя за столом в штабе. Даже до кровати не смог дойти. Студенты вались вповалку: кто где. Все насилу встали, вышли на объекты.
     В бесконечной работе с раннего утра до позднего вечера  пролетели два месяца. Стали подбивать  итоги. Из прошлого опыта знали, что все наряды нужно закрывать самим, а не оставлять это на откуп местным прорабам. Так  и поступили, учитывая   буквально каждую мелочь. В результате, получилось в среднем больше  тысячи рублей на брата. Более чем хорошо, по тем временам.
      Закатили прощальный ужин. Подошли местные ребятки, опять  с двумя авоськами, топорщащимися  горлышками бутылок со спиртом.  Пьянка затянулась за полночь. Чтобы как-то освещать накрытые столы ( Полярный день уже  закончился),  жгли оставшиеся запасы Дэты.  Вышли посмотреть на дом, построенный своими руками. Среди студентов многие отслужили в армии. Спонтанно пришло решение:  сделать мини-парад. Стали браво маршировать вдоль здания .  Раздалось:  «- А раз, а раз, а раз, два , три...  Левой!»  Командир  принимал парад, высунувшись из окна второго  этажа.  В пьяном восторге он, периодически, выкрикивал : «Здравствуйте товарищи!  Наше дело правое – мы победили!»  В ответ ревело: «  Урраа!!!».  Комиссар, стоявший рядом,   размахивал флагом, потом он попытался залезть на крышу, но свалился в лестничный проход, не пострадав вовсе. Под утро отряд успокоился и затих,  раскинувшись,  как попало...
     Витьку разбудил хриплый голос  гостя – местного строителя:   «Вставай, хватит спать, попоем» . Это был здоровенный детина,  лет тридцати – бывший мичман Черноморского Флота. Виктор поднялся с кровати. Он был еще пьян. Взял гитару и начал. Что петь ,  было понятно - мичман в перепое исполнял  всегда одно и то же:  « По аэродрому, по аэродрому лайнер пробежал как по судьбе… И осталась в небе белая полоска,  светлая, как память о тебе...»    Так они и пели, как заведенные, несколько часов подряд. В перерывах мичман подливал  спирт и  рассказывал о   жене и ребенке, оставшихся в Севастополе. Витька в знак понимания  качал головой  Запозднившийся гость ушел, якобы,  на работу. Отряд заворочался и стал просыпаться. Остаток дня ушел на сборы и получение денег.
     На следующее утро студенты  сидели на аэродроме. Три дня не было погоды. Спали прямо на деревянном полу,  вповалку. Играли в карты, пели. Вина не пили  принципиально. Виктор носил деньги в портфеле, около  тридцати  тысяч рублей. Когда  он спал, то  подкладывал портфель под голову, рядом – кружком  устраивался весь отряд.  Мало ли что?   
     Наконец  объявили посадку. А дальше были  перелет, Салехард, Обь, Лабытнанги,  местный поезд, станция Сивая Маска. Их плацкартный вагон подцепили к составу Воркута – Москва. Вывалили деньги на стол. Проходившие мимо пассажиры, как завороженные  смотрели на большую кучу из денежных пачек.  Деньги  поделили с учетом индивидуальных коэффициентов  трудового участия, принятых ранее на общем собрании.  Почти все были довольны. В вагоне ресторане купили коньяку, но немного - чисто символически. Боялись – могли обокрасть. Периодически к богатеньким студентам приставали разбитные молодые пареньки – шулера, предлагавшие  перекинуться в картишки. Командир и комиссар  следили и строго предупреждали любые встречные  поползновения. Проводник вагона уговаривал ехать до столицы, чтобы там погулять,  как следует! Студенты  не поддались никаким соблазнам.
     Не доезжая трех часов до Москвы,   студенты сошли.  До родного  города оставалось восемьдесят  километров. Виктор предложил: - Кто на такси? Тогда это считалось высшим шиком. Откликнулся Мишка и еще один товарищ. Остальные выбрали автобус. Простились. В такси играла музыка. Настроение приподнятое. Решили остановиться в придорожном кафе. Выпили пива, водочки. Витька вез домой вяленую рыбу – последнюю из купленного в Ныде мешка. Так и не довез - съели с пивом... Опять такси, музыка, окраина родного города. Приехали! Разошлись...
- Да, было время, -  подумал Виктор, - лет тридцать  прошло.   - Молодые были, а какие дела крутили?!  Ведь сплошь одни  лишения, а вспоминается,  как что-то светлое. Немного в жизни было подобного... Он встал и пошел, напевая про себя  строчки из старого шлягера «.... и осталась в небе белая полоска, светлая ...».