Русь Тайная 3. Часть 5

Двор оказался скромным, но аккуратным.
Евфимий слегка приобнял Марию за печи и повёл в дом, приговаривая:
- Пойдём, пойдём, милая, пойдём в дом. – Обернулся к Хлопуше. – Она ко мне, остаётся у нас до утра. Приготовь ночлег. – Хлопуша недоумённо посмотрел на Евфимия, согласно кивнул и куда-то побежал.
Дом Евфимия был скромен и прост. Сени, две просторные, но скромно обставленные комнаты – гостиная и опочивальня.
- Заходи, заходи, милая,- Евфимий затворил за собой дверь. – Давно ждём тебя. – Усадил  Марию за стол, сам сел напротив.
 - Ещё утром ранним, как только иду я на заутреню, так слышу голос учителя нашего Феодора, он сказал мне, что ты прибудешь, и образ твой послал. Предупредил, что хромоножкой прикидываться, станешь, а сама краса писаная. Ох, краса,- Евфимий зажмурился, должно быть, изображая восхищение Марией. Внезапно спохватился. – Меня Евфимием нарекли, прости, что сразу не сказал.
Мария согласно кивнула:
- Я уже поняла.
Дьякон удивлёно посмотрел на неё:
- Уже имена считываешь? Добро, девонька, добро!
Мария смущенно опустила глаза:
- Не всегда, дядька Евфимий, когда как получается. Вот у вас получилось! – улыбнулась.
- Ну, ничего, всё добре, ещё научишься. Как прибыла?- внезапно перевёл разговор в серьёзное русло.
- С обозом, должно купцы ехали да стрельцы в сопровождении. А после, я их заговорила! Дабы забыли меня навек!
Евфимий поднялся, отошёл в сторонку и сделал несколько пассов руками, прошептал что-то, затем обернулся с удивлением и восхищением одновременно:
- Вот даешь девонька! Вот молодчина! Добро сработала, даже править, нет нужды. Теперь они тебя и за золото не вспомнят!
Маша скромно потупила взор, а на губах её играла улыбка:
- Учусь я, стараюсь.
Отворилась дверь, вошёл Хлопуша. Он нёс на большом деревянном подносе ужин.  Поставил поднос на стол, ещё раз удивлённо зыркнул на Машу, коротко поклонился и вышел из дома.
- Вот, милая, отведай чем Бог послал, со мной переслал! – дьякон заботливо пододвинул поднос к гостье. – Уж, не обессудь, что яства наши скромны! Ты дочь боярская, ты на столах и не такое видала!
Маша с благодарностью взяла ломоть хлеба, положила на него вяленую воблу и  удовольствием приступила к трапезе.
Евфимий сидел напротив и смотрел на Машу. В глазах его читались интерес и отеческая забота. Да, вот она, долгожданная вестница, наследница и продолжательница дел великих. Вот она сидит, напортив, ест рыбу с хлебом и луком, водой запивает.
Именно, её они ждали, вот уже десять лет. Её и ещё одного, но он уже заявил о себе. Феодор уже говорил с Василием, и тот дал своё согласие. Теперь важно доставить благополучно Марию на Камень, а там их дальнейшим путём займётся Феодор.
Взял тяжёлую глиняную крынку, налили гостье квасу.
Гостье…. Да, пока она гостья, но пройдёт всего несколько лет, и она станет полноправной участницей великого действия, высокой хозяйкой. Много выше и важнее Евфимия, и даже сам Феодор станет к ней прислушиваться!
               
                Яков
Он проснулся под утро от привычного, почти родного кошмара. Он снова возвращался из соседней деревни в родную Южную Францию, и снова навстречу бежала растрепанная соседка:
- Королевские войска! Прячься, Жак, прячься! Вашу семью будут искать в первую очередь!
Прячься? Какое там… Конечно, ему, сыну протестантского пастора из деревни под Ля – Рашелью королевским войскам лучше не попадаться. Но в деревне остались отец и Колетт. Сестра младше на год и он привык её защищать. При мысли о том, что могут сделать с 15-летней девочкой пьяные солдаты, у него словно выросли крылья. И всё-таки он опоздал. Да, ни сын протестантского пастора, убитого много лет назад, Жак Лефевр, ни запорожский, а потом донской казак Яшка Носач, никому не рассказывал о том, как нашёл в виноградниках Колетт. Как долго тряс сестрёнку, не желая понять, что та мертва. Как осторожно стирал непослушными ладонями слёзы с веснушчатых щёк, и закрывал остановившееся золотистые глаза…
- Ведьма она, вся в мать,- некстати вспомнились тогда слова соседок….  Как одернул изодранный в клочья полотняный подол на худеньких окровавленных бёдрах сестры и принялся копать могилу – голыми руками, там же, в виноградниках.
Как потом отправился искать солдат королевской армии. Он не знал, как.
Странный, почти звериный нюх вёл его по следу. К вечеру он нагнал пятерых пьяных солдат. Дальше в его воспоминаниях был провал – с того момента, как на кожаной куртке верзилы со шрамом он увидел рыжий волос Колетт и до того, когда он стоял с окровавленным ножом над пятью трупами.
Худенький парнишка тогда решил бежать из страны…
… Бежал да не в ту сторону. Яшка усмехнулся, умываясь студёной колодезной водой. Спать всё одно не придется, а странный слушатель готов всю ночи сидеть у костра. Когда Яшка засыпал, он так же сидел, внимательно и строго глядя на яркое пламя.
- Бриг, на котором я в Америку плыл, взяли алжирские пираты. Продали меня на невольничьем рынке в Турцию. Там с запорожцами пленными поставили работать. С ними и бежал,… Пришёл на Сечь, крестился в православие, стал казак Яшка Носач, не хуже прочих… Потом к понизовым пристал… Так и до Камня добрался.
-  Что же, матушка ваша.… И вправду ведьмой слыла?
- Она-то?… Не то чтобы ведьмой, только… Отец её издалека привез, из Лангедока. Это как сказать, вроде из Казани да в Москву.
- Не трудись понятнее говорить, я твою землю знаю. Знаю и то, чем Лангедок в прошлые времена знаменит был.
- Знаешь про катаров?!
- И про катаров, и про то, как их изгоняли, и даже про то, что сокровищ замка Монсегюр так и не нашли, хотя искали. Ни с чем тогда король ваш остался.
- Какое там «ваш»! Я уже 12 лет на Руси, в православную церковь хожу, молитвы читаю, как подобает… Только вот… - Яшка замялся, будто не желая говорить  чём-то своём сокровенном.  - Ты же, чай, не из говорливых будешь? – повернулся к собеседнику и внимательно посмотрел ему в лицо. Удостоверился молчаливым ответом его глаз и продолжил:
– Не могу я молится! Тебе первому говорю.- Казак прижал руки к груди, показывая всю искренность своих слов. – Как сестру похоронил тогда, не могу. Слова не идут. Ни французские, ни русские, ни латынь. Нету в сердце моём молитвы, бывает же так?! – чуть подался вперёд, словно пытаясь донести до сидевшего напротив собеседника всю глубину своих страданий. Жёлтое пламя костра придало красноватый оттенок лицу Яшки.
Собеседник поджал губу, подобрался, поудобнее скрестив ноги, тронул тонкой хворостинкой горящие головни и ответил:
- Бывает,- протянул спокойно, словно нарочно стараясь придать голосу оттенок безразличия. Оно и правильно, незачем к сердцу своему чужого горя излишек принимать, не к чему это?! Возьмёшь, примешь, а что толку? И у того горя не убавится, и у тебя прибудет, только горя удвоится.
– Только это не в сердце твоём – в разуме нет молитвы-то,- внезапно ответил казаку. Помолчал и прибавил:
-А в сердце ты глядеть боишься. До сих пор себя коришь, что сестрёнку да отца не уберёг. Кстати, а мать как же? – немного поднял глаза на Носача.
- Мать задолго до того умерла, нам лет по 8-9 было. И вот странно: вроде лечить она умела. Отец ей запрещал, не от Бога, говорил, а она всё равно травки свои собирала да ещё коренья разные…

                Конец пятой части.