Без Названия

Как-то, когда мне было лет восемь, я пришел к выводу, что мир – театр, единственный зритель в котором – я. Нет, не тот театр, в котором живые люди представляют на сцене менее живых, а театр кукольный, где «актеры» не имеют никакого внесценического существования. Вывод этот, при всей его кажущейся нелепости, представлялся мне неизбежным вот почему:
если все люди, как утверждается, обладают столь же сложной гаммой чувств и переживаний, что и я, то мучить и умерщвлять их было бы слишком жестоко. Мир со столь свирепой действительностью не может существовать.
История земли и человечества неоправданно длинна, а расстояния во Вселенной неправдоподобно велики – числа столь громадные не могут иметь никакого смысла.

Раз так, значит, люди, которых я вижу вокруг себя, играют свои роли лишь в моем присутствии, неважно причем, одну из главных ли ролей, или же участвуют лишь в массовке. Дома и пейзажи, что меня окружают – всего лишь бутафория, искусно расставляемая ради меня одного. Придя к этому выводу, и сознавая, что делиться им не с кем, ибо бессмысленно разговаривать с манекенами, я задался целью непременно вывести постановщика на чистую воду, а после этого может даже и вызвать на разговор. Путей к тому я опробовал несколько.
Заглянув за кулисы, можно застать актеров без грима и парика, курящего монтера и сваленный в кучу разношерстный и запыленный реквизит. Поэтому, идя по улице, я порой резко оборачивался, надеясь увидеть людей с белыми пятнами вместо лиц, предметы расчлененные и повисшие в воздухе, или, например, ядерный грибок (репетицию более позднего спектакля?). Проходя мимо книжной полки, я выхватывал иногда нечитанную дотоле книгу, ожидая увидеть пустые страницы несочиненного за ненадобностью текста. Но всякий раз хитрец-постановщик успевал заблаговременно подготовить сцену. Очевидно, он читал мои мысли. Тогда я решил, что нужно действовать неожиданно для самого себя, то есть еще до того, как сам успею о том подумать. Однако, как ни болела шея от резких крутков головой, мысль всегда приходила быстрее.
Кроме того, я не терял надежды поймать постановщика на небрежности, и поэтому всматривался в самые что ни на есть обыденные и привычные вещи – не облезла ли где-нибудь зеленая краска с листьев, не появилась ли на небе лишняя луна и не исчез ли по недосмотру кукольника знакомый переулок. Однако и тут мой невидимый и анонимный соперник не давал поймать себя за рукав.
Наконец, отчаявшись перехитрить постановщика, я решил победить его терпением и упорством. К тому времени к арсеналу аргументов в пользу моей теории мне удалось добавить еще несколько косвенных, но весьма веских, как мне казалось, улик. Дело в том, что некоторые факты, считающиеся аксиомами, казались мне неправдоподобными:
нелогично, что самолеты разбиваются так редко, все же вся эта затея с полетами на металлических махинах кажется слишком уж рискованной, если вообще возможной.
Не кажется вероятным, чтобы кости динозавров пролежали в земле так долго и не истлели бесследно.
Как можно достичь бесконечного разнообразия видов флоры и фауны, а также неповторимости человеческих лиц при столь небольшом количестве составляющих компонентов.

По всей видимости, я имел дело с дешевыми фокусами кукольника, которые можно было бы легко разоблачить, хорошенько перепроверив факты. Истинность первых двух явлений можно было проверить, тщательно пересчитав заново всю цепочку доказательств из физики, химии и микробиологии, предлагаемых в качестве их объяснения. Однако, я не любил естественных наук, и башенки из математических формул, которые меня заставляли строить в школе, часто рушились, подкошенные какой-нибудь ошибкой в расчетах. Головокружительной вертикали точных наук я всегда предпочитал радужную горизонталь наук описательных. А так как жизнь казалась мне пока что бесконечной, возможность же собственной смерти представлялась до смешного нелепой, затерянной среди цепочки пока безликих и одинаковых в своей почти бесконечности четвероцифрий с двойкой в начале (как отличались они от ярких 19…-тых!), то и план, мною принятый, был поистине грандиозным. Если разнообразие мира вовсе не столь велико, как говорят, то начав перебирать возможные комбинации форм  бытия, я рано или поздно достигну точки, когда объем моих знаний сравняется с объемом фантазии постановщика, и в один прекрасный день, перелистывая бессчетный каталог бабочек или жуков, я наткнусь на пустой лист, или, повидав десятки тысяч человеческих лиц, начну вдруг встречать двойников людей, виденных прежде.

Бег на перегонки с хитрым и ироничным фокусником я не закончил и по сей день. И хотя жизнь уже не кажется бесконечной, все же я не теряю надежды встретиться с постановщиком, если не на сцене, то хотя бы за теми темными кулисами, из-за которых не вернулся пока ни один актер.