Весна в Барселоне

Замотавшись в полы своего сногсшибательного черного пальто из тончайшего кашемира, я сидел на скамейке набережной Баселонеты, смотрел на девушек и влюблялся. Была весна, утренняя прохлада еще не ушла, но мне становилось немного жарко. Я расстегнул верхнюю пуговицу пальт и ослабил охват желто-красного шелкового шейного платка, который мне подарила Мария.
О, я помнил Марию! Помнил ее черные как смоль вьющиеся волосы, ее короткие детские ноги и ее хриплый голос, когда она говорила мне что-то на испанском. В такие момнты я даже не влушивался, ожидая перерыва в ее болтовне, чтобы заявить о своих намерениях. Мы падали на атласные простыни, а ветер через решетчатые ставни доносил до нас шарканье туристических ног по Бульвару Красоты.
Мария любила мою гитару. Она трогала сталь потертых струн, ее глаза блестели. Дерево деки откликалось на прикосновение ее тонких пальцев еле слышным ласковым шепотом. Она проводила покрашенными черным лаком ногтями по трещинам в старом лаке, и я начинал ревновать.
В конце концов, Мария ушла за покупками и не вернулась. Я почувствовал облегчение, а потом потерял сознание от острой боли.
Всю зиму я не касался струн, меня знобило и обдавало холодом, словно торчка. А когда весеннее солнце проломило мои ставни и со звоном рассыпалось искрами по тысячелетнему дубовому паркету, я поднялся с колен и пошел чистить зубы. Из крана поначалу сыпался лишь теплый речной песок, а потом пошла вода. Я умылся, одел пальто и вышел вон.
Пережившие зимние сквозняки старухи сидели возле пивной, под кустами гулял мопс. Ребенок из коляски пристально смотрел на меня ясными серыми глазами. На улицу падал с небес поток солнечных лучей, выпаривая лужу. Становилось нестерпимо.

Они проходили по набережной, неся свои тела, словно хрустальные граали. Их лица, озаряемые всполохами неясных надежд, были прекрасны. Я знал каждую из них. Я их видел во снах, а они помнили лишь мои поцелуи. Я мог без труда брать их души и топтать их тела, вдыхать их волосы и сплетать их пальцы со своими. Но что бы это изменило? Демон моей плоти не нужен был им, как не нужен никому на этом свете посмертный выдох жаворонка замолчавшего вдруг в знойной вышине, где в ярчайшей лазури плывут белые дворцы.
Я встал со скамейки и побрел вдоль набережной мимо уличных музыкантов и негров, торгущих всяким хламом на квадратных простынях. Я был готов проживать жизнь за жизнью, делать шаг за шагом по лестнице, ведущей к запахам и звукам, к цветам и движениям, ярким внезапным смыслам и тупой манящей боли, которую нам дает в рассрочку эта сука - любовь.